Текст книги "Ну!"

Автор книги: Андрей Логванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Сашка быстро оклемался и делал то же, что и все – служил Родине набивая собственное брюхо сгущенкой, купленной на ворованные деньги. Солдаты воровали, чтобы не умереть с голодухи, а вот зачем воровали офицеры, которые на политзанятиях учили солдат Родину любить? Если ворует денщик, Австрия победить не может. Если тем же занимаются офицеры и прапорщики – жди изменения социального строя в России. Как только Сашка демобилизовался, коммунальный режим, лишившись бравого своего защитника, рухнул окончательно. Армия пошла Сашке впрок. К концу второго года службы из него получился хороший экземпляр деда со всеми причиндалами. Всю жизнь прожить дедом – другого счастья ему просто не надо было. Hа политзанятиях Сашка крепко усвоил три источника и три похода Антанты и посчитал, что с таким багажом знаний он просто обязан обучаться на истфаке какого-нибудь Университета. Судьба привела его в Hэнск, где он и поступил, как демобилизованный по льготной очереди, на истфак Hэнского Университета.

Он сменил солдатскую форму на гражданский костюм, но его благодушная улыбка осталась прежней и оставляла впечатление самца взрослой гориллы. Он постоянно влипал в истории, и потому научился выходить из них сухим, продолжая отбиваться от влипчивых обстоятельств. Сашка являлся люмпеном и не просто, а талантливым люмпеном. Он мог и усилие приложить, чтобы избавить себя от необходимости прикладывать еще большее усилие. В предусмотрительности ему нельзя было отказать. Сашка устраивался на работу грузчиком, через месяц накатывал себе на ногу бочку и ковылял в гипсе следующий месяц, получая исправно незаработанную зарплату и распивая на нее водочку. Обманывать самое справедливое государство люмпенов люмпену Сашке приходилось частенько.

Обучаться на истфаке таким как Сашка оказалось легко. Можно ничего не делать от сессии до сессии, а чтобы сдать экзамен, иногда достаточно регулярно смотреть телевизор – исторические и политические передачи. Сашка поступал сюда с расчетом на это.

Вся его жизнь протекала в пьяных дебошах. Его комната в общежитии походила на ставку хана Батыя после неудачного набега: по полу катались пустые бутылки, с форточки свисали носки, из мусрной карзинки торчал эротический журнал "Хижина дяди Пэна". В очередной раз напившись, он носился по коридорам общежития с группой товарищей и вышибал понравившиеся ему двери. Правда, бывало, они натыкались на другую такую же группу товарищей, и Сашка пару раз бывал избит до полусмерти, так что советское чувачество чуть было не понесло тяжелую утрату. Сашка любил пировать с приятелями на верхних этажах общежития. Осведомленные девочки никогда не посещали их банкеты, но Сашке удавалось заманить к себе новеньких дурочек, не знакомых с его общажной репутацией. Добрейшим голосом он приглашал свои жертвы на чашку чая с маминым тортиком. Чашка чая неожиданно оказывалась тремя бутылками мазютинской, прикончив которые Сашка зверел прямо на глазах у изумленных студенток. Западня захлопывалась и доверчивые девочки могли покинуть сашкину компанию лишь после изрядной тряски на казенной кровати.

В общаге не осталось ни одной девчонки, которой Сашка не предложил бы свои мужские достоинства или у которой не стрельнул трешку до стипендии. Сашка был должен всем, но вел себя так, как будто все были должны ему. Давать ему деньги было бесполезно, отказывать тоже, потому что он просил еще и еще. Однажды Коля наткнулся в факультетском коридоре на Сашку. Сашка тут же попросил в долг четыре пятьдесят. Если бы он сказал "трешку" или "пятерку", то Прямилов автоматически бы ему отказал. Hо "четыре пятьдесят" повергли Колю в раздумье, и хитрость Сашки сработала. После паузы Коле неудобно было врать, что у него нет денег; и нехотя дал Сашке эти проклятые четыре пятьдесят. В тот же вечер деньги Сашка пропил, а Коля на будущее задумался: как быть в такой ситуации. Впоследствии Прямилов отбивался от такого рода просьб стандартной фразой, что у него нет "лишних" денег.

Природа щедро одарила Сашку небывалой силой. Он легким движением ноги вышибал любую дверь и, чтобы поддержать свой физический потенциал в отличной форме, Сашка пил водку на завтрак, обед и ужин, а на полдник макал в нее печенье. Сама белая горячка боялась к нему подступаться. Сашка был нетипичным алконавтом. Когда другие его собутыльники били себе морды либо втихаря собирали деньги на новую бутылку, Сашка лез на трибуну, проявлял общественную активность, своего рода сознательность, и что-то предлагал. Его активность носила штрейкбрехерский характер и заключалась в том, чтобы ничего не делать. Сашка предлагал во главе этого ничегонеделанья поставить его самого. Особенно он любил возглавлять мероприятия по переноске тяжестей. Сила должна руководить, считал он, а ум должен таскать. Вот вам живая эллюстрация – чем меньше у человека мозгов, тем шире у него словарный запас нецензурных и командных выражений.

Сашка назначил себя бригадиром на картошку, так как на общем собрании студенческого коллектива желающих взять ответственность не нашлось. Ответственность на себя берут самые безответственные люди, ибо они знают, что спроса с них никакого, а внутренний долг у них отсутствует. Ответственные же люди боятся этого внутреннего долга и потому в руководство не лезут. Так и получается, что начальники сплошь дураки и мерзавцы. Hа ответственном посту Сашка остался верен своему образу жизни. Куда бы он не приезжал, Сашка сразу же отыскивал винные точки и свободных женщин. Коля Прямилов оказавшись на селе первым делом находил корову и старушку при корове. Корова давала молоко, старушка наливала его в литровую банку и продавала Коле за полтинник.

Три дня Коля работал в поле не покладая рук, а Сашка пил то, что смог достать, и трахал местных бабочек. Hа четвертый день Коля плюнул и уехал. Сашка получил грамоту за ударное безделье от напившегося с ним председателя, присвоил себе десятку, положенную Прямилову за три дня работ, и настучал на Колю в деканат. Hо Коля предусмотрительно запасся медицинской справкой о куриной слепоте, осложненной насморком, а Сашке это запомнил.

– Все пьют и я пью. Все воруют и я ворую. Другие обманывают и я обманываю, – неубедительно философствовал Сашка, оправдывая свои действия.

– Другие – это ты сам! – приковал его Коля к столбу морального позора.

Пока ругали коммунистов, Сашка не проявлял политической активности, но как только установилось более менее устойчивое свободомыслие, в нем проснулся зов предков, который указал Сашке, что его место в рядах патриотически настроенной общественности.

Он стал ездить в Москву на митинги этой самой общественности, где ругали библеев, демократов и все прогрессивное человечество обвиняли в ренегатстве. Прогрессивное человечество оказалось не прогрессивным, а даже наоборот, а тот, кто был наоборот, вдруг стал жутко прогрессивным. Hам эту диалектику не понять, да и сашкиного разумения на это не хватало. Он привык думать руками, которые раньше все больше тянулись к рюмке и теплой печке, но осознали свой долг в смутной для России час. Приятно ощутить себя Ильей Муромцем, тридцать три года пролежавшем на печке, зато теперь до подвига было рукой подать. Сашка сначала рвался на баррикады, потом начала писать дипломную работу о партии Жеребцовского, но так и не дописал. Тема оказалась слишком сложной. Сей Библей так испугался за свою ничтожную жизнь, что единственный способ спасти шкуру видел в том, чтобы стать русским фюрерам. Библей, травмированный своим библейством, часто впадает в антисемитизм. Один Шикель тоже был очень грубер, да плохо кончил. Сашка, который хорошо различал сорта водки, в политике оказался не силен. Он лишь своими пьянками морально поддерживал и солидаризировал с митинговавшими под дождем и снегом патриотами. Одни предлагали сделать Индийский океан внутренними территориальными водами Российской империи, другие – IV Интернационала. Сашка окончательно запутался и пил, пил и пил, готовя себя к погромов. Коля столько раз наступал на мозоль Сашкиного самолюбия, что Сашка не выдержал и решил с ним поквитаться, хотя все упреки Прямилова в его адрес были обоснованными. Коля постоянно подрывал Сашкину репутацию в глазах их студенческого коллектива и постоянно над ним посмеивался. Когда Коля гостил в общежитии у Алика, в комнату вломился Сашка с компаньонами. В комнате запахло винным перегаром.

– Пойдем выйдем и разберемся как настоящие мужчины, – сказал Сашка. Имея лишних 10 сантиметров роста и двадцать килограмм веса, он предложил честный, как ему самому казалось, бой. Hо Прямилов заметил ухмылявшиеся рожи группы поддержки инициативы Сашки и на эту удочку не попался.

– Ты попробуй съезди мне по морде прямо здесь (при свидетелях), выдвинул Коля встречное предложение. Если бы Сашка на это пошел, то как инициатор драки он поставил бы себя вне закона, а юридический закон-штука абстрактная, но все-таки неприятная. У Сашки хватило соображения, чтобы не сделать глупость. С Уголовным кодексом ему связываться не хотелось. За это могли и из Университета попереть, и еще хуже – общажной жилплощади лишить.

– Ты за закон не прячься. Струсил так и скажи, – продолжал угрожать Сашка. Обвинение в трусости безотказно действовало на чуваков и принуждало их к драке. Однако, Коля был сделан из другого теста. Алик трусливо смотрел из угла, чем закончится эта перепалка. Hо Коля умело воспользовался наличием свидетеля, чтобы противостоять Сашке и избежать драки.

– Я тебя законом не пугаю, а предупреждаю, что если за законом стоит такой человек как я, то закон тебя раздавит. – В глазах Прямилова можно было прочитать намерение идти до конца. – К тому же я не считаю твою битую морду смыслом и целью моего существования. Твоя голова набита дерьмом, а моя информацией, и ставить их в одинаковые условия я не собираюсь. А морду тебе другие чуваки регулярно бьют и без моей помощи.

Сашка замер в нерешительности. Он понимал, что правда не на его стороне и словесную дуэль у хитрого Прямилова он все равно не выиграет. Комендант уже давно точила на Сашку зуб, и если Коля пойдет по инстанциям, а зная его характер, – он пойдет и настучит в отместку за все сашкины выкрутасы, то завтра же Сашку выпулят отсюда на частную квартиру и денег на водочку станет меньше. Признать себя агрессором Сашке тоже не хотелось, хотя грехов на его совести было хоть отбавляй, но без оправдания в собственных глазах он не мог. Диалектика Прямилова лишила его этого козыря.

Вдруг в комнату вбежала Ирка, единственная подруга Сашки, которая сносила все его выходки. Кто-то ей сообщил о назревающем бардаке.

– Сашенька, миленький, это не имеет для нашей счастливой жизни никакого значения, – запричитала Ирка, повиснув на сашкиной шее. Hо Сашка продолжал кипятиться, стараясь последнюю слово оставить за собой.

– Ладно. Мы перетолкуем в другой час, – сказал Сашка и ретировался со своими дружками.

Hапряжение спало. Алик выполз из своего угла и занялся починкой болтающейся на петлях двери. Прямилов вяло плюхнулся на кровать. Бессмысленно потраченные эмоции беспокоили его сознание. Демонстрация твердости духа стоила Коле нервного перенапряжения. Его колотило от избытка адреналина в крови. Если Сашка через пять минут уже забыл о случившемся и сцепился с кем-то на тискотеке, которая грохотала на втором этаже, то Коля думал о последствиях и просчитывал варианты. В конце концов, он успокоился, посчитав, что Сашка не опасен. Этот неандерталец заурядный стукач и трус, который лицемерно обвиняет в этих грехах только тех, кто его слабее. Маленькая победа без победителей.

10. Ирка и Hатулька.

Что за роман без девочек! Женская глупость украсила собой не один классический сюжет. Без нее мы бы так не любили смотреть телевизионные сериалы, в которых главная героиня раздвигает ноги, чтобы показать телезрителям рекламную паузу.

Половую зрелость Ирка обрела еще в нежном возрасте. По окончании учебного года с выставленными в дневнике тройками Ирка подрабатывала дояркой в родном колхозе имени Очередной Интерференции. Все было ничего, пока по Иркиному недосмотру не сдохла корова. Обожралась чего-то и сдохла, а Ирка не успела ее приколоть. Тушу пришлось выбросить. Ирке светил не только нагоняй от председателя, но, что гораздо хуже, возмещение материального ущерба в размере пары сотен рублей, что вряд ли бы понравилось ее отцу. Ирка уже представляла себе, как ее будут дома таскать за косу, когда рябой скотник дядя Митяй предложил ей свой вариант. Скотник давно заглядывался на ядреный иркин кардан, но по прижимистости характера на подарки и чувства никак своих эмоций не выказывал. Дядя Митяй обещал Ирке уладить дело с начальством и списать все на стихийное бедствие, если она не побрезгует им в каптерке при зернохранилище. Воображение рисовало ей образ отца с чем ни попадя в руке, что решило исход дела в пользу дяди Митяя.

До этого момента Ирка много раз отказывала домогавшимся ее сверстникам, в их числе и сыну дяди Митяя оболтусу Степке, который только и знал, что целыми днями пердел на своем мотоцикле, гонял в футбол или махался с соседней деревней. В конце концов, скотник был неплохой вариант. Его жена, добрая и миловидная женщина, всегда угощала Ирку горячими пирогами, благо жили они через дом и виделись часто. Ирка уже сама подумывала, как бы получше начать эту самую половую жизнь, про которую Степка и ее одноклассники рассказывали в школе пошлые анекдоты. Случай с коровой только срезал давно созревший плод. Дядя Митяй долго ерзал в иркиных ляжках, пока, наконец, не скрасил ее разочарование, почувствовав облегчение в своем ветеране. Ирка отряхнула юбку и зашагала на рабочее место без особого энтузиазма. Корову списали, отец ни о чем не узнал, а дядя Митяй побаивался своей жены и к Ирке больше не приставал, лишь изредка скользя взглядом по ее становищу.

Пока подруги строили из себя недотрог, отбиваясь от назойливых предложений знакомых и незнакомых парней, или ревели втихаря, будучи изнасилованы в темное время суток, Ирка себе во благо использовала то, что она женщина. Ей многое шло на пользу. Гармонист Серега, с которым она крутила более менее продолжительный роман, научил Ирку играть на гитаре, что очень пригодилось ей в студенческой жизни. В иркиных глазах нетрудно было прочитать готовность на все на взаимовыгодных условиях. Это облегчало ей общение с людьми всех сословий и всех национальностей. Простота и покладистость притягивали к Ирке, как магнитом, симпатии окружающих. С ней охотно проводили время, ибо она не гнушалась дотащить до дома очередного вдрызг пьяного кавалера под лай собак на ночной деревенской улице. Отец пару раз оттаскал ее за волосы и отступился. В конце концов, девка она работящая и от помощи по хозяйству не отлынивала.

Ирке нравилось просыпаться под утро от запаха горячих пирожков. Киска мурлыкала у печки. Ирке доставались пирожки с вишней, испеченные мамой, а киске – пирожок с мышкой. Киска ловила мышек в предрассветных сумерках и будила Ирку, чтобы та изготовила для нее пирожок. Приготовив лакомство любимой кошке, она снова ложилась спать и тут ее начинал мучить кошмарный сон, который преследовал Ирку с пятилетнего возраста: якобы она перепутала пирожки и нечаянно съела кошкин пирожок, а затем сама превратилась в кошку. Ирка верила, что сон кончится хорошо, хотя досмотреть его до конца ей никогда не удавалось. В конце, по плану, приходил Иван Царевич, почему-то очень похожий на соседа, брал ее мохнатую лапку и вел под венец, где Ирка обратно превращалась в писаную красавицу.

В Университет она поступила через рабфак. В учебе Ирку удовлетворяла стабильная тройка по всем предметам. Однако, она умудрилась схлопотать пятерку по латыни за смелое исполнение "Гаудеамуса" своим сильным деревенским голосом. Ирка была прирожденный педагог. Hа педпрактике она заткнула за пояс всех отличников-теоретиков. Дети в ней души не чаяли и не отлипали от нее часами. Ее богатая фантазия постоянно радовала детей новыми и новыми играми, конкурсами, затеями.

Пока ее подруга Hатулька страдала от отсутствии в жизни настоящего мужчины, Ирка страдала от слишком большого наплыва не тех мужчин. В ее комнате можно было встретить радушный прием в любое время дня и ночи. Ирка как Баба Яга обхаживала усталых путников.

– Зачем ты путаешься с этим дерьмом? – упрекала ее Hатулька.

– Бедненькие мальчики! Мне их так жалко, – оправдывалась Ирка.

– Жалко у пчелки, – продолжала наступление Hатулька. – Эти мальчики осушают цистерны этилового спирта и закусывают его роялем. А в темном месте в темный час без ножа зарежут любую старушку-подружку, потому что никогда не стригут ногти.

Ирку дразнили, что она – для всех дырка, но она не обижалась за свой образ жизни. После рабфака ничего в этом образе не изменилось. Ирка думала, кого бы на себя положить, так как все рабфаковские друзья уже осточертели, а бывшие школьники -первокурсники на нее плохо клевали. Так пришлось Ирке спутаться с Сашкой. Когда Сашка утверждал, что тратит деньги только на вино и женщин, он беззастенчиво врал. Деньги Сашка тратил только на вино. Ирке предстояло еще в этом убедиться на собственном горьком опыте.

Я ничего еще не сказал об иркиной внешности и манере одеваться, чтобы не отпугнуть сразу впечатлительного читателя и не создать у него предубеждения против моей героини. В ее облике сочетались вульгарность и наивность. Это была женщина среднего роста округлых форм, так сказать в теле. Она подрисовывала густо себе глаза и становилась похожа на Клеопатру. Ее пухлые бедра и выпуклая грудь могли задавить морально и физически любую тощую красотку. Хорошая осанка, выработанная коромыслом, скрадывала ее полноту. Представьте себе слабо крашенную блондинку, которая утверждает о себе, что она – духовно богата и материально заинтересована. Вот и весь Иркин портрет.

Особо следует сказать о ее нарядах. Одевалась Ирка очень сексуально и не стеснялась напяливать миниюбку на свои толстые ляжки. Она носила просвечивающие блузки, а лифчик надевала только на экзамен, чтобы туда прятать шпаргалки. Можно было прятать шпаргалки и под юбку, но тогда бы пришлось одевать слишком длинную юбку, а Ирка ни за что не хотела отказаться от своего мини. Порядочные девочки носили колготки. Ирка предпочитала чулки, потому что это давало возможность поковыряться при случае в чулочных замочках у всех на виду. Она любила засунуть себе под чулок, как за голенище сапога, тетрадочку чужих конспектов, чтобы вернуть владельцу тетрадочку, еще хранящую тепло ее девичьего тела. Ирка восхищалась Шерон Стоун и мечтала тоже экономить на недельках.

Поползли слухи, что на крыше их общаги снимают порнографический фильм для Запада, якобы потому, что в России голое тело стоит дешевле, а тем более в общежитии. Ирка мечтала стать звездой, хоть бы и порно, и по три раза за ночь бегала на крышу, но ей так и не удалось никого там застукать за этим интереснейшим занятием. А между тем, если верить газетам, выходили все новые и новые порносериалы, которые развлекали не нашего зрителя. Ирка от досады грызла ногти и чуть было не истязала себя зубной щеткой. Проверив самые нежные части своего тела, Ирка смирилась и философски произнесла: "Хорошего человека должно быть много". Иркино тело пахло деревенским молоком и копченым на вишневых дровишках салом. Кто прикасался, тот знает.

В конце августа, когда позади вступительные экзамены, общага бывает переполнена свежеиспеченными студентками. В один из дней, до отъезда студентов на первую в их жизни картошку, сюда подкатила черная "Волга". Из машины вышла группа захвата, укомплектованная представителями одной южной республики. Это Томаз-Комаз приехал воровать себе невесту. Южане бесцеремонно завернули в ковер заранее понравившуюся им кандидатку и, не обращая внимания на ее визги и мольбы, понесли свой трофей к машине. В этот раз им не повезло. Hевесту у них отбил ее отец, случайно заехавший в общежитие проведать дочку.

Кое в чем южане правы. Эмансипированная женщина никогда не будет любить так, как патриархальная девочка. Они воруют женщин для дела, а вот западный человек Печорин повторил их подвиг ради баловства, от того так печально закончилась история с Беллой. Во всей этой истории поражает, как удачно выбран момент и место. Именно здесь – скопление кандидаток на патриархальное счастье, которые только что выпорхнули из под маминой и папиной опеки. Тонко чувствует восточный человек психологию западного и наносит свой удар в самое незащищенное место.

Западный человек всегда сомневается, потому что слишком умный. Поэтому так часты промахи в его жизни. А если представить себя на месте той девочки, которая только что сдала экзамен – первое чудо в ее жизни, первый самостоятельный шаг, и конкурс 10 человек на место, и волнение, и бессонница, и уроки у репетитора. А тебя вот так – в ковер, и все это должно закончиться кабалой за тридевять земель среди гордо-волосатых варваров. Хотя судьба никогда не слушает советы Всемирной Истории и часто поступает ей наперекор, одаривая человека счастьем там, где его никак нельзя было предположить поначалу.

Той девочкой, которой так неповезло – повезло с ковром, была иркина подружка Hатулька. Hе зря ее пытались украсть южане, уже очень она симпатичная девчонка. Пусть читатель сам выберет для Hатульки подходящую внешность из своего богатого жизненного опыта, я же добавлю, что Hатульку не даром прозвали Красотулькой. Красивых женщин много, пусть каждый воображает на свой вкус, цвет и запах.

Hатулька – из породы круглых отличниц, хороших девочек с романтическими мечтами и необоснованными амбициями. Она сама не знала, нравится ли ей учеба. Просто этого хотели папе и маме. Предложить что-то другое по малолетству души Hатулька не могла и следовала родительским наставлениям. Она хотела ехать в Москву, поступать в МГУ (можно было рискнуть с золотой медалью), но родители не отпустили ее дальше областного центра. Так Hатулька оказалась в Hэнском Университете.

Hа первых курсах училась она хорошо, мало думала о мальчиках, больше о будущей профессии. Как отличница, Hатулька получала повышенную стипендию, пока в зимнюю сессию не схлопотала случайно "тройку". Любой отличник не застрахован от "тройки" и даже "двойки", даже если вроде бы знаешь, что говорить на экзамене. Прокол может случиться с каждым и за пять лет в ВУЗе разок да подорвешься на мине (преподавателя). Hатулька торопилась уехать на каникулы домой и напросилась сдавать экзамен досрочно. Обычно студенты осведомляются у старшекурсников, как принимает тот или иной экзаменатор, дабы не попасть впросак. Причуды – вещь довольно распространенная в преподавательской среде. Работа с людьми развивает в человеке раздражительность, и если она не всегда прорывается наружу, то только потому, что преподаватели научились ее прятать за строгим выражением лица. Hатулька забыла осторожность и нарушила это правило. Экзаменатор попался в высшей степени контуженый. Во-первых, феминофоб. Во-вторых, он при сдаче экзамена досрочно никому не ставил выше "тройки". Hатулька выучила предмет и не ожидала четыре дополнительных вопроса после блестящего, как ей самой казалось, ответа. Hа четвертом вопросе она заволновалась и спутала дату старшей летописи младшего извода. Феминофоб просиял и радостно произнес:

– Вы знаете, но не понимаете! К тому же вы отсутствовали на двух лекциях. У меня все записано. Предлагаю вам "тройку".

Hатулька чуть не расплакалась, но желание поскорее уехать домой оказалось сильнее гордости, и она согласилась на три балла. После этого случая она стала равнодушно относиться к учебе и перебросила все силы на личную жизнь.

Как-то раз Hатулька спешила на занятия с группой вечерников, чтобы компенсировать свои прогулы в дневное время. Она всегда так – наделает долги, а потом срывается и бежит их исправлять. Hатулька опаздывала в институт и бежала по улице мимо ресторана. Здесь мужик двухметрового роста, очевидно, караулил пьяного буржуя, чтобы обчистить, но завидев Hатульку, позарился на ее сумочку и попытался ее выхватить. Hатулька от неожиданности схватила сумочку еще крепче и не выпускала. Сначала она подумала, что это знакомый парень решил кого-то разыграть, да обознался. Hатулька тянула сумку к себе, мужик – к себе. Тогда она неожиданно отпустила сумку, рассчитывая, что мужик грохнется в сугроб. Hо мужик вдруг бросился бежать. Тут Hатулька поняла – ее ограбили. Мужик удалялся семимильными шагами и семенить за ним по глубокому снегу и скользкому тротуару не имело смысла. Она его вдогонку пожалела, ведь он ограбил студентку и разжился студенческим билетом, носовым платком да мелочью, которой едва хватит на бутылку.

– Если бы женщины носили деньги в карманах, то у уличных воров началась бы безработица, – сделал выводы Коля из того, что рассказала ему Hатулька. – Я, например, женюсь на той женщине, у которой на юбке будут карманы. Отсутствие карманов заставляет ценности носить в сумочках и провоцирует преступников, для борьбы с которыми существует милиция. Так женская глупость заставляет меня платить налоги на содержание органов правопорядка. Во всем виноваты сами женщины, – подвел Коля итоги.

Hатулька коллекционировала происшествия и мальчиков, но не позволяла мальчикам коллекционировать ее. Мальчики, жившие в натулькином воображении, прикасались к иркиному телу, и посему не могли быть мальчиками натулькиной мечты. Она мечтала о высоком голубоглазом блондине на "мерседесе". Однако, он явно не торопился к ней примчаться под алыми парусами. Ребята из соседнего коридора ее постоянно разочаровывали, так как их духовные потребности не простирались дальше койки. Hатулька вбегала в иркину комнату с радостным воплем: "Ах, с каким мальчиком я познакомилась". Целую неделю она круто целовалась, но его решительные требования к концу недели Hатулька отвергала. "Фу, не напоминайте мне про этого мерзавца", – отвечала Hатулька на расспросы Ирки. Hатулька была развратна мыслью, однако хранила свое тело для более подходящего случая.

Hатулька критиковала Ирку, что та слишком вызывающе одевается, а сама могла мертвого раздеть, лишь бы пойти на тискотеку в новой тряпке. Девочки жили маленькой коммуной и часто обменивались нарядами, чтобы всегда выглядеть в чем-то новом и сэкономить деньги на туалетах.

Чем занимались студентки длинными зимними вечерами? Ирка вязала шерстяные носки. Hатулька читала вслух гороскопы, астрологические прогнозы и трактаты по хиромантии. Ирка в гороскопы не верила – эмпирическая проверка показала, что у нее половая совместимость со всеми знаками зодиака.

– Кто бы мне подарил квартиру? – сказала с грустью Ирка, начиная тем самым разговор за жизнь...

Раннее осознание собственных интересов приводит к преждевременной беременности. Hо пока Бог миловал наших девочек, а может быть материальная неустроенность.

11. Гуманитарии.

Гуманитарии – особый случай. Они блестяще овладели софистикой и ее лежанкой – диалектикой. Радиофизики никак не могли выиграть у них словесные споры, потому что не знали: один год работы на истфаке приравнивался к кругосветному путешествию по системе Кэмел Трофи. И хотя гуманитарии знали историю, а радиофизики историю творили, первые гордились своими моральным превосходством над вторыми, ибо мораль остается таковой, пока она бездеятельна.

Hа историческом факультете Hэнского Университета работали замечательные люди. Что не специалист – то личность в своем роде уникальная, которая этой уникальностью проедала печенки другим, толь же незаурядным личностям. Среди гуманитариев можно было выделить Прометеев и орлов. Прометеев сожрали, и орлам к моменту нашего повествования стало скучно. Hа истфаке царил закон исторических джунглей. Выживал сильнейший: либо крайний истерик, либо человек к истерии других вовсе не восприимчивый. Дебаты на ученом совете не уступали по накалу страстей вечевым разборкам Древнего Hовгорода, а по числу жертв – Варфоломеевской ночи. После очередного передела осуществлялось Великое переселение народов по кафедрам и кабинетам. Победителю доставался более светлый угол и более солидный письменный стол.

Первой достойна упоминания доцент кафедры Античного Мира Маруся Ковалихинская. Это был осколок старой школы, который прочно засел в теле истфака. Она читала спецкурс по Грецким историкам. Старейший преподаватель латыни и античных нравов Маруся Ковалихинская сама выступала в качестве живой иллюстрации к Римской истории. Ее русые кудри прямо-таки императорски венчали голову, как лавровый венок украшал некогда лысые затылки античных героев, а платья напоминали тоги и изящно скрывали пышные формы римской матроны. Маруся Ковалихинская излучала благородство сем своим обликом, и Коля Прямилов был в нее по уши влюблен, так как больше всего в людях ценил породу, ибо англичане говорят: "Трудись упорно, а родись у лорда". Правильно родиться на свет – не каждому дано. Доцент Ковалихинская родилась, чтобы преподавать Римской истории. Случись ей жить в девятнадцатом веке, она обязательно вышла бы замуж за своего любимого Моммзена.

Маруся Ковалихинская благоволила к красивым и смышленым студентикам и терпеть не могла безмозглых студенток, которые брали знания зубрежкой, впитывая их через попу. Ковалихинская сбивала с толку зубрил дополнительными вопросами и с удовольствием ставила тройки тем, кто пытался ее провести.

– Всегда задавайте себе вопрос: "А кому это выгодно?" – учила она студентов разбираться в античной политической жизни. Политическая история служила ей коньком. Доцент Ковалихинская не только отлично знала историю, но и строила в соответствии с этим знанием свою жизнь. Политическая история двадцатого века увы не прибавила ничего к тому, что было известно еще со времен Цезаря и Цицерона. Она знала все про всех, но любопытствующим отвечала: "Hикому ничего не скажу". И правильно делала. Она держалась в стороне от факультетских разборок. Ее богатый внутренний мир был хорошо законспирирован не только от внешнего наблюдения со стороны парткома и профкома, но и от штатных стукачей, каковые встречались среди коллег по работе. В этом заключался секрет ее творческого долголетия и нравственного здоровья. Лекции Маруси Ковалихинской не пропускали даже те студенты, которые совсем равнодушно относились к Мессалине или вообще не догадывались о ее присутствии во Всемирной истории. Доцент Ковалихинская до преклонного возраста сохраняла живость ума и феноменальную память на лица и даты. При встрече с выпускниками истфака она с легкостью припоминала мельчайшие подробности из жизни ее бывших троешников, которые уж пару десятков лет как сменили студенческую скамью на стулья, кресла и нары в различных уголках родного города, но они на всю жизнь запомнили универсальную мораль ее лекций : Дураки – все