Текст книги "Основания русской истории"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 79 страниц)

264____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

те Ярослава с новгородцами, но и о получении ими приведенного затем текста Правды Руской, как следует из Комиссионного списка НПЛ. Никаких «варягов» здесь нет, хотя, согласно ст. 6526/1018 г., деньги («скот») собирались именно для найма «варягов», а это, в свою очередь, противоречит приведенному выше заявлению «Константина Добрынича» о готовности именно новгородцев «битись с Болеславомъ и Святополкомъ».

Действительно, несмотря на постоянное упоминание «варягов», в битвах Ярослава за Киев ударной силой выступают исключительно новгородцы, как в битве при Любече, так, судя по всему, и в походе 1019 г., заставляя думать, что сюжет с наймом «варягов», разошедшийся по тексту, первоначально представлял самостоятельную новеллу из жизни Ярослава, где «варяги» выступали в качестве единственной силы на стороне Ярослава. Вероятность такого предположения подтверждает рассказ ПВЛ под 6532/1024 г. о столкновении Ярослава с Мстиславом у Листвена, когда у Ярослава оказываются только «варяги», тогда как у Мстислава, кроме дружины, оказываются еще и «северы», в которых обычно видят черниговцев. Блестящее описание ночного сражения («и бывъши нощи, бысть тьма, и громове, и молънья, и дождь… и блисташася оружья, и бе гроза велика» [Ип., 135-136], превратившее эту маленькую новеллу о Красавчике Акуне/Якуне («и бе Акунъ лепъ, и луда у него златом истыкана») в один из немногих шедевров древнерусской стилистики первой четверти XII в., тем не менее, не дает ответа на вопрос, почему в решающее сражение «за землю Русскую», за право ею обладать, Ярослав вступает с горсткой «варягов», будучи не только новгородским, но уже и киевским князем, как следует из ПВЛ.

Но был ли в это время Ярослав киевским князем? При всей кажущейся неуместности такого вопроса ответ на него не может быть однозначным, поскольку вплоть до смерти Мстислава в 6542/1034 г. (который, как мы помним, является и годом заключения Судислава в «порубь»), основным местом пребывания Ярослава остается Новгород, откуда он воюет с Полоцком, ходит «кь Берестью», в Суздаль и пр. При этом единственной причиной, которая могла его удерживать в Новгороде, вдали от Киева, мог быть только третий наследник Владимира, по всей видимости, Судислав, которому Ярослав вынужден был уступить Киев. Если учесть, что битва при Листвене, точно так же, как и битва при Любече, происходила на подступах к Чернигову, т.е. на пути из Новгорода в Киев, появление здесь Ярослава и Красавчика Акуна/Якуна с «варягами», нанятыми на деньги

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________

265

новгородцев (после поражения Акун/Якун «иде за море»), можно рассматривать только как закончившуюся провалом попытку захвата Чернигова или Киева. В пользу этого говорит и «сеча в ночи», поскольку обычные сражения, вовлекавшие большие массы людей, происходили только в светлое время суток. Таким образом, при любом раскладе битва при Листвене оказывается схваткой двух братьев за Киев, причем действительное количество сыновей Владимира, или, более точно, количество «действительных», т.е. безусловно законных сыновей, заставляет подозревать в противнике Ярослава именно Судислава, которого даже после четвертьвековой отсидки в «порубе» необходимо было не только постричь в монахи, но еще и «привести к кресту» для утверждения его действенной лояльности по отношению к наследникам Ярослава [Ип., 151].

Предвидя возможные возражения по поводу замены Мстислава – Судиславом и не имея возможности объяснить появление Мстислава в тексте ПВЛ кроме как заимствованием его имени из каких-то «тмутороканских хроник», попавших в поле зрения «краеведа» в конце XI в., я могу предложить к рассмотрению только следующую версию: Мстислав был неизвестен Титмару, однако он был сыном Владимира, т.е. обладал наследственными правами. Но в таком случае, как расценить его равнодушие к наследству на протяжении целых девяти лет? Подобные прецеденты для той эпохи мне неизвестны, так что я не вижу возможности сколько-нибудь удовлетворительно объяснить этот странный феномен. Наоборот, предположение о том, что Мстислав появился исключительно под пером «краеведа», вроде бы подтверждается тем обстоятельством, что все упоминающие о нем тексты, начиная со ст. 6530/1022 г., где новелла о его единоборстве открывается трафаретным, отмечаемым только с начала 90-х гг. XI в. оборотом «вь си же времена…» [Ип., 134], так или иначе отмечены его стилистическими особенностями, начиная от синтагмы «и до сего дни» и кончая первым в этой череде «портретом»: «бе же Мьстиславъ дебелъ теломъ, черменъ лицемъ, великы име очи, храбръ на рати и милостивъ, и любяше дружину повелику, а имения не щадяще, ни питья, ни ядения не браняше» [Ип., 138.]

И все же предположение, что тмутороканско-черниговский Мстислав может быть лишь литературным персонажем, «фигуры не имеющем», опровергается его упоминанием в «Слове о полку Игореве», куда он, по-видимому, также, как и в ПВЛ, попал из какого-то произведения Бояна.

266____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

В ст. 6542/1034 г., сообщающей о смерти Мстислава, замечателен фрагмент, точно так же несущий на себе обработку «краеведа», который рассказывает о нападении печенегов на Киев в то время, когда Ярослав находился по своему обыкновению в Новгороде, т.е. за полторы тысячи километров бездорожья от места событий. Однако он не только успел собрать «воя многы, варягы и словены», но и прибыть в Киев, «войти в город свой», а затем, «исполчи дружину и постави варягы посреде, а на правей стране кыяны, а на левемъ криле новгородце» (заставляя вспомнить о таком же уподоблении «словен» – «новгородцам» в новелле о приходе Рюрика), выйти и стать перед городом. Сражение произошло «на месте, идеже есть ныне святая Софья, митрополья руская: бе тогда поле вне града», после чего бежавшие печенеги «тоняху в Ситомли» (той самой, где в 6573/1065 г. рыбаки выволокли детище со срамными удами на лице) «и тако погибоша, а прокъ их пробегоша и до сего дни» [Ип., 138-139]. Примечательность этого текста состоит в том, что, во-первых, он сохраняет явственные лексические приметы работы «краеведа» («до сего дни», тождество «словен» новгородцам), пренебрежение пространственно-временными дистанциями (вспомним такую же осаду Киева печенегами в ст. 6476/968 г., когда Святослав «вборзе» приходит с Дуная), любовь к топографическому комментированию («идеже есть ныне… бе поле вне града»), а, во-вторых, дает представление о принципах конструирования сюжета (если только это не результат позднейшей редактуры и перестановки фрагментов), поскольку данный эпизод должен был иметь место значительно ранее, в период использования печенегов Болеславом I против Ярослава и Киева, о чем писал в свое время Титмар, т.е. между 1016 и 1019 гг.62

Коснувшись методов работы «краеведа», следует остановиться на особенности, присущей всем новеллам о Ярославе, – его постоянным возвращениям в Новгород и обращениям за помощью к «варягам». Впервые на это его подвигнул конфликт с отцом, затем – необходимость похода на Святополка после того, как уже приглашенные «варяги» были избиты новгородцами, в третий раз – поражение от Святополка и Болеслава на Буге. Но только в четвертый раз эти безликие «варяги» персонифици____________________

62 М.Х.Алешковский совершенно правильно датировал это событие 1017 г., когда, судя по всему, и «погорели церкви» в Киеве, указав на хронологическую путаницу событий, однако совершенно напрасно, как мне представляется, относил это к гипотетическому «своду Всеволода» (Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. // АЕ за 1967 г. М., 1969, с. 29-30).

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________

267

руются в образе «Красавчика Якуна в золотом плаще», «варяжского князя», который терпит поражение в битве при Листвене и уходит «за море». Конечно, ситуации могут повторяться, сохранившийся текст ПВЛ представляет собой только отрывки когда-то большого и стройного сочинения, ныне разорванного интерполяциями и сокращениями, но если просмотреть все четыре новеллы, в основе которых заложена одна и та же схема (Новгород, приглашение «варягов», поход на юг, возвращение в Новгород), возникает ощущение, что перед нами описания разных событий на основе одного прототекста. В этом убеждает как Акун/Якун, так и «двор парамонов».

Последний оказывается слишком характерной исторической приметой, чтобы она могла быть походя придумана древнерусским книжником. Поэтому мне представляется возможным, что изначально «двор парамонов» присутствовал в тексте, содержавшем рассказ об избиении «варягов», конфликте Ярослава с новгородцами, его выступления с Акуном/Якуном (без новгородцев), поражении, возвращении в Новгород и попытке бегства «за море», выступлении «Константина Добрынича» и о последующем победоносном походе на Киев, после которого новгородцы получили свою «правду» и «устав». Другими словами, сбор денег с новгородцев был связан с походом на Киев и завоеванием Киева, тогда как выступление Ярослава с Акуном/Якуном, скорее всего, последовало после конфликта с новгородцами. Отталкиваясь от фактографии такого прототекста и используя его реалии, «краевед» смог создать не только свой цикл рассказов о борьбе Ярослава со Святополком, но и продублировать их в сюжетах о Владимире и Ярополке.

Впрочем, подобная реконструкция событий – всего только одна из возможных моделей, призванных не столько примирить и согласовать факты, сколько показать противоречивость и полисемантичность ситуаций, открывающихся в текстах ПВЛ, описывающих действия Ярослава. Сложность заключена в том, что мы не представляем себе источников, из которых авторы и редакторы ПВЛ (тот же «краевед») черпали факты и заимствовали тексты, хотя уже наличие таких лексем, как «варяги» и «двор парамонов», будучи безусловным анахронизмом в исторической ситуации первой четверти XI в. не только на Руси, но и в Константинополе, с неизбежностью отодвигает маркированные ими тексты к середине XII в., когда они входят в быт новгород-ско-ладожского региона Руси.

Обращение к последующим статьям ПВЛ, связанным с периодом княжения Ярослава в Киеве вплоть до его смерти в

268____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

6562/1054 г., приводит к заключению, что Ярослав, как таковой, и его деятельность вовсе не были объектами специального внимания автора. Собственно деятельности Ярослава в этом комплексе посвящено немного места. Это фактографическая заметка о заложении «города», т.е. крепости Киева, св. Софии, церкви Благовещания на Золотых вратах, монастыря св. Георгия и церкви св. Ирины под 6545/1037 г., что позволило «краеведу» не только прокомментировать это сообщение, но и присоединить к нему знаменитый панегирик книгам, связав это, в свою очередь, с любовью самого Ярослава к просвещению и устроению церковному; затем краткие сообщения о походах Ярослава на ятвягов под 6546/1038 г., на литву под 6548/1040 г., на мазовшан под 6549/1041 и 6555/1047 гг., на ямь под 6550/1042 г. и под 6551/1043 г.– его сына Владимира на греков. Заметка о поставлении Илариона митрополитом позволила «краеведу» поместить тут же историю создания Печерского монастыря, сообщив при этом, что сам он поступил в него 17-ти лет от роду. Наконец, под 6562/1054 г. за заметкой о смерти Ярослава следует рассказ о его завете сыновьям «жить в любви» и о распределении между ними «столов», после чего рассказывается об обстоятельствах смерти Ярослава и об особенной его любви к Всеволоду. Вот и всё.

Тот факт, что в отличие от Владимира Ярослав не удостоился даже панегирика, а в отличие от Мстислава – посмертного портрета-характеристики, свидетельствует, что «краевед», чья рука просматривается во всех без исключения новеллах этого цикла, не задавался целью сколько-нибудь полно отразить деятельность и фигуру Ярослава на страницах своего сочинения даже со стороны церковной жизни. Для рассказов о событиях 1015-1019 гг. он использовал только те материалы, которые у него оказывались, комбинируя их, расширяя, перерабатывая, однако у него самого не было целостного представления ни о Ярославе, ни о жизни Киева в то время. Более того, можно заметить, что его работа определялась уже имевшимися датированными краткими фактографическими заметками, которые он использовал в качестве отправных точек для собственной работы, о чем я скажу подробнее в разделе о хронологии и структуре ПВЛ, ограничившись сейчас только несколькими примерами.

Так рассказ о единоборстве Мстислава с Редедею оказывается подсоединен к заметке 6530/1022 г., что «приде Ярославъ кь Берестью», к чему сам «краевед», по-видимому, не мог добавить ничего существенного. Заметка под 6545/1037 г. «заложи Ярославъ городъ великыи Кыевъ» позволила ему перечислить все поЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________

269

стройки, которые возникли при Ярославе, но далее он пишет «панегирик книгам». Заметка под 6559/ 1051 г. «постави Ярославъ Лариона митрополитом Руси святеи Софьи, собравъ епископы» стала поводом поместить под ней существовавший отдельно рассказ о Печерском монастыре, а сообщение 6562/1054 г., что «преставися князь рускии Ярославь» позволила напомнить о нарушенном сыновьями «завете» и присовокупить описание похорон, характерное для «краеведа»: «спрята тело «…» вьзложивъ на сани «…» попове по обычаю песни певше» и пр. В определенном смысле Ярослав, похоже, оказался для него более загадочной фигурой, чем Владимир, отдаленность жизни которого во времени и наличие двух комплексов о нем сведений («владимиро-добрынинский» цикл и «корсунская легенда») открывали простор для творческой фантазии писателя.

Другими словами, предположение А.А.Шахматова, что все предшествующие смерти Ярослава статьи ПВЛ являют собой остатки Древнейшего киевского летописного свода, созданного при Ярославе по случаю построения св. Софии и Ярославу посвященного 63, не находит подтверждения, причем очень многое, что позднее стало усваиваться Ярославу (напр., основание культа Бориса и Глеба, его активная церковная политика в спорах с Константинополем, взаимоотношения с братьями и пр.), не получило здесь никакого отражения, заставляя думать, что всё это относится уже к области легенд, а не исторической действительности.

Еще больше сомнений в аутентичности вызывает повествование о «языческом периоде» жизни Владимира. Повод к ним подают неожиданно воскресший Свенельд, «воевода Блуд», «варяги», являющиеся безусловным анахронизмом для той эпохи, но более всего – действия Владимира, которые оказываются своего рода сколком с действий Ярослава. Очень похоже, что «краевед» в отношении Олега, Владимира и Ярослава использовал одно литературное «клише»: герой нанимает в Новгороде «варягов» и с ними спускается по Днепру, захватывая Киев, причем в качестве образца был использован рассказ о Ярославе и его «варягах». Соответственно, это подрывает доверие к рассказам о Ярополке и Олеге, тем более, что заметка под 6552/1044 г., относящаяся к текстам, предшествовавшим работе «краеведа», – «выгребена быста 2 князя, Ярополкъ и Олегъ, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я вь церкви святыя Богородица, в Володимери», – заставляет полагать, что оба князя были

____________________

63 Шахматов А.Л. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с.414-416.

270____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

погребены вместе и в доступном для эксгумации месте, во всяком случае, не «в Деревах», где указывал могилу Олега «и до сего дня» в конце XI или в начале XII в. «краевед».

Всё это вынуждает признать, что исследователь, обращающийся к ПВЛ как к историческому источнику для периода последней четверти X и первой четверти XI в. (за исключением, может быть, отдельных хроникальных заметок), располагает, по большей части, не историческими фактами, а всего только их интерпретацией, сделанной, скорее всего, уже в первой четверти XII в., как то показывает зависимость летописных текстов от «Сказания о Борисе и Глебе», история Рогнеды, существующая за пределами ПВЛ, и отражение в цикле сказаний о Ярославе последовательной смены новгородских посадников первой четверти XII в. Последнее серьезно подрывает доверие к историкам, которые следуют за догадками Б.А.Рыбакова и видят в рассказе ПВЛ о войне Ярослава со Святополком «обилие невыдуманных деталей, отсутствие литературных штампов, хорошую осведомленность об обстановке в стане противников (т.е. Святополка, Болеслава и Ярослава. – А.Н.) и ходе битвы», свидетельствующих, «что [его] автор – непосредственный участник или современник событий»64.

____________________

64 Куза А.В. «Повесть о князе Ярославе и о мужах новгородских». // Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 235.

СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________

271

СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ

Одним из самых загадочных сюжетов русской историографии первой четверти XI в. по праву можно считать события, связанные с гибелью Бориса и Глеба – первых национальных русских святых, признанных греческой церковью уже в XII в., и та роль, которую сыграл в них «окаянный Святополк». Напомню вкратце их содержание согласно версии, представленной «Сказанием и страстью и похвалой святюю мученикоу Бориса и Глеба» в ее наиболее древнем списке, сохранившемся в составе Успенского сборника ХП-ХШ вв. 1, а в более сжатой форме – в «Повести об убиении святых новоявленных мучеников Бориса и Глеба», интерполированной в текст ст. 6523/1015 г. [Ип., 118-126].

После смерти Владимира Святополк, именуемый в ПВЛ «сыном двою отцов», т.е. Ярополка и Владимира, и находившийся в Турове (по другой версии – в Пинске), занял по праву старшинства киевский престол и при этом почему-то решил отделаться от младших братьев – Бориса, который перед этим был послан с киевским ополчением и дружиной Владимира на печенегов, и Глеба, который в то время княжил в Муроме на Оке. Никаких причин к тому, кроме «окаяньства» Святополка, тексты не приводят. Весть о смерти отца застала Бориса на устье Альты (вариант – «на Льте») одновременно с сообщением о намерениях Святополка, поскольку войском и дружиной ему было предложено свергнуть брата и занять Киев. Борис отказался, «готовясь к мученической смерти и почитая старшего брата», после чего киевское войско «разошлось». Узнав об этом, Святополк отправился в Вышгород, расположенный в 15 км от Киева вверх по Днепру, и призвал «вышгородских бояр», подтвердив____________________

1 Успенский сборник ХII-ХIII вв. М., 1971, с. 43-48.

272____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

ших ему свою верность, убить Бориса. Четверо из них – Путьша (Путята?), Талец, Елович и Ляшко – отправившись на Альту, убили Бориса вместе с его любимым слугой «угрином Георгием», завернули тело «в шатер» и повезли хоронить в Вышгород. По дороге Борис стал проявлять признаки жизни, и тогда Святополк, «узнав об этом», послал «двух варягов», один из которых и прикончил Бориса, пронзив сердце мечом.

Наступила очередь Глеба. Чтобы прийти в Киев из Мурома по призыву Святополка, Глеб отправился верхом с дружиной на Волгу, затем пришел к Смоленску и стал «на Смядыне в корабли», т.е. совершил ряд абсолютно необъяснимых с точки зрения логики и географии поступков. Там, на Смядыни, его и нашли посланные Святополком убийцы во главе с неким «Горясером», по приказу которого «повар Глебов, именем Торчин» при полном попустительстве дружины Глеба перерезал ему горло, после чего тело Глеба оставили на берегу «между двух колод». Еще один брат Святополка, Святослав, о котором практически вообще ничего не известно, погиб от подосланных к нему убийц, когда бежал «в угры». Возмездие Святополку пришло от Ярослава, изгнавшего его из Киева. Святополк бежал к своему тестю Болеславу, который, разбив Ярослава, возвратил зятя на киевский престол. После ухода Болеслава Ярослав снова изгнал Святополка, теперь уже «в печенегы», после чего еще раз разбил его в сражении «на Альте», где был убит Борис. Разбитый Святополк бежал «к Берестью» и пропал в пустыне «межи чяхы и ляхы» от «пагубной раны», которая «в смерть его немилостиво вогна» [Ип., 132].

История почитания Бориса и Глеба, их канонизации и установления им службы традицией связывается с Ярославом, впервые соединившим их тела в 1020 г. на кладбище Вышгорода в деревянной церкви, а затем с его сыновьями, перенесшими в 1072 г. тела мучеников в новую церковь. Окончательное перенесение их мощей в каменный вышгородский храм, после чего Борис и Глеб становятся общерусскими святыми, произошло 2 мая 1115 г. А.Н.Ужанков, последний по времени исследователь процесса становления культа Бориса и Глеба, в особенности службы им и времени написания «Сказание и страсть и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба», устанавливает следующую хронологию событий: первая часть «Сказания…» (так наз. «Сказание о гибели Бориса и Глеба», без последующих «чудес») вместе с рассказом о перенесении мощей в 1072 г. было написано между 1073 и 1076 гг., «Чтение о Борисе и Глебе» Нестера/Нестора – между 1086 и 1088 гг., «Сказание о чудесах…» – до 1115 г., а свой