Текст книги "Берущий ветром (СИ)"

Автор книги: Андрей Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Не оно ли, это непостижимое нечто, вырывало его из удобного кресла на каком-нибудь званом пиру, или из другого удобного кресла на модном цирковом представлении, не оно ли выгоняло его из постели очередной сабельной баронессы?

Вырывало, выталкивало взашей оттудова, а потом бросало на неудобный кожаный диван очередного почтового дилижанса?

***

Кассий Истфилин, придерживая одной рукой тяжелую саблю, а другою отстраняя от своего лица еловые ветви, и все насвистывая фривольную мелодию из модной цирковой постановки, шел через ночной лес и не без удовольствия вспоминал беседу с далеким теперь уже сабельным бароном из дилижанса.

Он уже давно придумал себе такое дорожное развлечение – осторожными намеками выведать у случайного попутчика главную волнующую его тему, а затем постепенно развить ее так, чтоб у того дрожь по спине пошла. Глядя на волнение, которое могут вызвать у человека самые простые и обычно весьма хаотично подобранные его слова, князь сильно развлекал себя в дороге, когда же попутчика получалось выбить из привычной для него колеи и довести до полного умственного исступления или тяжелой растерянности, он почему-то и испытывал чувство острого и глубокого удовлетворения самим же собой.

Все это помогало провести нудное дорожное время хоть с какой-то целью или даже пользой, да еще и несколько сокращало его. И действительно – что еще прикажете делать в дороге? Смотреть, как завивается столбами пыль за окном? Давиться взятым в дорогу и плохо изжаренным гусем, запивая его мутной вонючей водкой или кислым теплым вином из придорожного трактира? Читать тошнотворные сочинения назначенных для выдумывания разных историй и специально обученных этому столичных писарей, трудить мозг над лживыми измышлениями столичных новостных докладчиков? Просто молчать? Спать? А так – за словесными упражнениями и время скоротаешь, и случайного человека вынудишь задуматься хоть об чем-нибудь и чуть ли не впервые за всю его жизнь, да и еще своему уму доставишь некоторое упражнение. Без постоянного упражнения любой, даже самый искусный ум – ничто.

С сабельным бароном в этот раз, правда, князю повезло не очень. Уж очень тот оказался прост своим прозрачным и чистым умом. Бывали у него попутчики и получше. Как тот писарь, например, из волостной земельной управы, который всего за десять часов во всех подробностях рассказал Кассию двенадцать способов легкого и быстрого обогащения путем поскрипывания казенным пером по казенной же гербовой бумаге. Или та провиденциальная весталка, что сама завела сначала беседу о погоде за окном дилижанса, а уже через три часа начала ему исповедоваться, будто он не случайный ее попутчик, а важный провиденциальный авгур из центрального аппарата, и к ночи дело у них дошло до такого, что Кассий не без смущения сейчас вспоминал тот случай.

Но в этот раз ему попался очень скучный сабельный барон, совсем еще недавно и в первый раз рекрутированный на думчу, и потому нервный (как все они после четырех долгих лет выдумывания указов), весь погруженный в мысли об своих покинутых поместьях, угодьях, стогах и амбарах. Но здесь ведь как повезет. Почтовый дилижанс это настоящая дорожная рулетка.

Кассий вспомнил выпученные глаза Ошубы на последней его прощальной фразе и рассмеялся – даже и с таким попутчиком ему удалось развлечь себя и хорошо скоротать дорожное время. Вот что значит бесценный опыт длительных и бессмысленных путешествий. Возникшая у них в пути беседа об разного рода рабах, холуях и прочем князя интересовала мало. Он уже давно разобрался в этой теме во время своих странствий и теперь твердо знал – как разного рода рабы, так и всевозможные холуи никак не соотносятся ни с местом своего существования, ни тем более с временем или эпохой. Это были некие вневременные и внепространственные категории (но не императивы, во всяком случае – пока), которые существовали во времени сами по себе. Поэтому говорить об их освобождении или об сокращении их численности было бессмысленно. Ни один человек не мог с этим ничего поделать. Разве только Провиденс когда-нибудь мог заинтересоваться этим вопросом, снизойти к нему и решить – окончательно и бесповоротно. Но исходя из своих дорожных наблюдений, Кассий твердо знал теперь – Провиденс не интересуется рабами, даже на всю их кажущуюся императивность и на все их количество. А холуями – так тем более. Конечно, никакой сабельный барон и никогда не смог бы этого понять.

Ох уж эти сабельные бароны! Они серьезно считают, что от них здесь что-то зависит! Какое самомнение. Таким самомнением могут обладать только очень глупые люди. А вот сабельные баронессы бывают ничего – и симпатичные и умненькие. Хитренькие уж во всяком случае – это точно. Да дело-то было в том, что все это уже достаточно давно и совсем не интересовало Кассия. Какие там сабельные бароны? Какие баронессы? Какие рабы? С какими холуями вместе? Ну их, право, совсем. Провиденс с ними.

Теперь больше всего князю хотелось, чтобы когда-нибудь ему попался такой же попутчик, каким он был сам – ловкий, умный, бывалый, много повидавший и уже разочарованный во всем на свете, такое как бы его самого точное зеркальное отражение. Вот это было бы дорожное развлечение! Возможно, с таким попутчиком они бы поговорили как следует, или дополнили бы познания друг друга важными сведениями, и тогда что-то бы провернулось у них в головах, и что-то встало бы на свое место, и головоломка жизни сложилась бы уже так, как надо. И тогда ему, Кассию Истфилину уже не нужно было бы куда-то бежать, ехать, трясти свое тело в пыльных дилижансах, и он после этого пришел бы, наконец, к покойному и естественному своему состоянию. Обрел бы уверенность, нашел бы себя.

А может быть, они с таким попутчиком сильно поспорили, а потом повздорили бы, и вызвали бы друг друга на дуэль, и убили бы себя – одновременно и одинаковыми сабельными ударами. Что ж, и такое тоже могло бы случиться с ними. А разве не своего зеркального отражения ищут всегда и везде путешествующие по жизни люди? Ищут, постоянно разочаровываясь, а когда и если они его находят, то бывает уже слишком поздно, и не в этом ли заключается главное их разочарование в бессмысленной жизни? А с другой стороны – где и как прикажете искать здесь такие отражения? Когда все так мутно вокруг? Так расплывчато, так неопределенно?

Однако Кассий все еще искал. Искал, надеясь неизвестно на что и иногда ему казалось, что вот еще чуть-чуть и он обязательно встретит на своем пути что-нибудь подходящее.

Но нет, вместо зеркального отражения ему попадались только ловкие на легкое обогащение писаря, порочные весталки да тучные сабельные бароны с вместительными плетеными корзинами от которых сильно пахло жареным мясом, чесноком, повидлом и сдобными булками домашней выпечки.

Вот так люди обычно и живут, думал Кассий, вышагивая по мягкому ковру прелой хвои и наслаждаясь смоляными запахами соснового леса, и ничего, живут себе. А ты все бегаешь и бегаешь по ночам, как голодный волк. И неизвестно до чего ты в итоге добегаешься, а главное – трудно представить, что тебя когда-нибудь остановит, безжалостное ли время, пищальная пуля, сабельный удар или дурно изжаренный гусь. А может это будет очередной сабельный барон с ветвистыми рогами во весь лоб и с крупнокалиберной пищалью в дрожащих руках? Это было бы, кстати, совсем неплохая остановка его бесцельной, в общем-то, жизни.

Самое обидное для Кассия было то, что ведь он был еще не самый плохой человек, и его мятущаяся душа всегда искала ответов на самые естественные вопросы жизни – как, когда, почему, кто и зачем устроил все именно так, как это было устроено здесь буквально повсюду?

Прожить целую жизнь и не получить ответа даже на такие простые и естественные вопросы казалось ему ужасной несправедливостью. Ведь что же это получается? Ведь так можно всю жизнь путешествовать, пировать, гоняться за столичными барынями, биться на дуэлях с их рогоносцами да так и не узнать ответов на самые простые и естественные вопросы окружающей жизни. А потом вдруг – раз. Случайная пуля, сабельный удар, подагра, грудная жаба, плохо изжаренный гусь или просто кончится твое личное время и тогда – все, конец. Возложат тогда тебя, бедный Кассий совсем посторонние и чуждые тебе люди на покрытое предсмертными розами возвышение, а сами с угрюмыми лицами выстроятся вокруг и станут смотреть на тебя жадными, хитрыми и любопытными глазами. И что тогда останется ему сделать? Попросить их спеть ему напоследок? Похлопать? Станцевать? Рассказать анекдот? Какая пошлость.

В самом начале своих метаний Кассий обращался за советом к местным провиденциальным авгурам из самого высокого столичного круга, и те, не моргнув глазом и не задумавшись даже на миг, сказали ему, что во всем здесь прямо виноват или хотя бы косвенно замешан Провиденс, а зачем – ему одному это только и ведомо.

Это был легкий ответ, ответ, не требующий малейшего умственного напряжения, и Кассию было очевидно, что он удовлетворял всех вокруг него, и потому больше никто из его окружения, услышав такое, уж больше не искал никаких ответов, не метался по белому свету, не лазал по Ермолайским горам, не страдал от жажды в пустыне Иегев. Почему-то все остальные люди, получив этот ответ (да и ответ ли это был, а не обычная отговорка, которую сообщают надоедливым и въедливым людям, что так любят задавать свои вопросы прямо перед роскошным званым обедом, на который нужно уже собираться, а они вот – спросят и стоят, ждут чего-то?), вполне им удовлетворялись, а потом только пили, ели, гонялись за барынями, бились как петухи на дуэлях, и считалось, что все они занимаются вполне естественными и приличными для человека делами. Очень скоро, наевшись и напившись вдоволь, набегавшись за барынями, укладывались все эти удовлетворенные простыми отговорками человеки на покрытые цветами возвышения, изрекали там свою последнюю пошлость и на этом для них все заканчивалось.

Кассий и сам мог бы поступать так же, и для таких поступков у него было все необходимое – рот, глаза, уши, золото, дорогие кафтаны, сабли, но для него всего этого было мало. Очень мало. Мало до слез.

Вот почему он метался по всему белому свету – ему нужны были те простые ответы. А чтобы получить их, нужна была встреча с чем-то необыкновенным, чудесным. Вот за этим чудесным он и гнался всю свою жизнь, все хотел встретиться с ним, а попадались ему только золотые кубки, пьяные стволовые бояре, изнеженные столичные барыни, рогоносцы с пищалями или саблями в дрожащих десницах, да еще – ловкие уездные писаря и неудовлетворенные жизнью весталки. Да и вот еще – сабельные бароны с тяжелыми дорожными корзинами в дородных руках.

Правда, один раз в глухих Ермолайских горах, возле древней каменной ступы видел Кассий некий темный силуэт, что соткался перед ним прямо из воздуха и голосом его покойной матушки сказал: "Касси, остановись". Да еще в другой раз, посреди пустыни Иегев, прямо в гостевой бедуинской палатке, повстречался ему бородатый весельчак, который говорил всю ночь о том, что духовную битву понимают обычно как внутреннюю, никому не видимую борьбу со своими страстями, привычками и наклонностями, как некое угрюмое умственное сосредоточение, длительное молчание с погружением вовнутрь самого себя, а на самом деле все следует понимать буквально – как физическую борьбу, битву на ножах, саблях или пищалях. Когда же Кассий спросил – с кем или с чем таким образом нужно биться, бородатый рассмеялся как ненормальный, вскочил на верблюда и ускакал в пески.

Была ли эта встреча с чудесным, или это было обычное, вызванное вином, голодом или жаждой, наваждение Кассий не знал, но никакого облегчения он не чувствовал ни тогда, ни теперь, хоть слова бородатого из иегевской пустыни и запали ему в память. Может быть поэтому, он всегда путешествовал теперь вооруженным. Может быть да, а может быть нет. Кто его знает?

Кассий вышел на небольшую лесную поляну и остановился в ее центре. Он стоял там некоторое время и раздумывал – куда идти дальше? А потом вдруг подумал о том, что во всех разговорах на подобные темы, все и всегда намекали ему на не на что иное, как на Провиденс. И вот почему рассмеялся тогда бородатый посередине пустыни, и вот почему тень матушки сказала ему "Касси, остановись". Про местных авгуров и говорить нечего – они все указывали ему своими волосатыми толстыми пальцами прямиком на Провиденс.

Итак, все пути сходились к Провиденсу и на нем же они обрывались. И что толку было бегать по белому свету, или по ночному лесу в поисках ответов на заветные простые вопросы? Ведь Провиденс и так был везде и во всем, да ведь это и твердили ему все вокруг. Получалось, что ответы можно было искать где угодно и с одинаковым успехом – хоть в курительном салоне или в будуаре какой-нибудь сабельной баронессы, а он метался из-за них по всему свету. Для этого и из столиц можно было не выезжать.

Кассий запрокинул голову вверх и рассмеялся диким и хриплым, каким-то нечеловеческим смехом. И тут же смех этот был подхвачен ночными выпями, которые одновременно закричали сразу с нескольких сторон света, а потом заухал где-то вдали филин, и что-то сорвалось с места рядом с поляной, а потом, ломая ветви, умчалось прочь.

– Ну, хорошо,– сказал князь, отсмеявшись удачной и глубокой своей догадке.– Ладно. Попробуем иначе.

После этого он развязал кушак и освободился от кафтана, а потом вынул из ножен саблю и несколько раз взмахнул ею, как бы проверяя баланс. Баланс был отличный и Кассий воткнул клинок в землю, а потом поплотнее перетянул себя кушаком и сунул за пояс пищаль. После этого осталось натянуть на руки глубокие мягкие краги и распустить тесемки на вороте рубахи, чтобы она не стесняла движений. Проделывать все эти приготовления было князю не впервой, причем проделывал он это довольно часто и на глазах у своих противников – столичных рогоносцев, и на глазах у их секундантов (таких же рогоносцев не сейчас, так в будущем – непременно).

– Ну что?– громко спросил Кассий как бы у ночной духоты, осматривая поляну из-под полуопущенных ресниц и разглаживая складки на правой краге, глубже натягивая ее на кулак и пошевеливая пальцами.– Ты выйдешь? Покажешься? Или тебе все равно? Или тебе безразлично – как я поступил с тою весталкой и что мы с ней тогда вытворяли всю ночь?

После этих слов где-то совсем рядом разразилась диким хохотом выпь. Она смеялась будто старая проститутка из придорожного трактира, что негаданно и нежданно получила в свои руки целый кувшин с дармовым пивом и теперь радовалась такому везению.

– Ах так?– Кассий выдернул из земли клинок и встал в боевую позицию номер пять, свою любимую.– Ну так знай, что если ты сейчас не покажешься и не соизволишь защитить свою честь я поступлю вот как – завтра же куплю на ближайшем рынке халат провиденциального авгура, а потом обманом проникну в какой-нибудь монастырь и буду до полного изнеможения исповедовать там всех весталок подряд, пока...

Кассий не успел договорить, как вдруг быстро сгустившийся у него за спиной воздух толкнул его вперед и довольно сильно.

– Вот как!– не веря в происходящее, вскричал князь.– Ну наконец-то! А я для этого как последний дурак мотался по Ермолайским горам!

В следующий момент воздух сгустился спереди и ударил его в грудь с такой силой, что тело князя оторвалось от земли и завалилось на спину.

– Ага!– кричал Кассий, вскакивая на ноги и взмахивая саблей.– И что это было? Пощечина? Или начало драки? Вот уж не мог представить, что дерешься ты как обычный мужик!

После этого воздух ударил Кассия сначала по подбородку, а потом по затылку и он закашлялся.

– А не маловата ли для нас эта полянка?– с наигранной веселостью крикнул он.– Или мы так и будем толкаться здесь как пьяные ямщики? Знаешь, я теряю уверенность в том, что встретился с тем, кого искал так долго, а вместе с уверенностью я теряю и уважение!

После этого воздух снова сгустился у него за спиной и серией быстрых ударов вытолкал с поляны прямо на едва заметную в темноте лесную тропинку, которую, скорее всего, протоптали здесь крупные лесные обитатели – лоси или олени. Когда Кассий сделал шаг влево, как бы намереваясь сойти с тропинки, мягкий кулак ударил его слева и вернул обратно, а когда он попытался сделать шаг вправо, его ударили справа, и сразу два раза в спину, да так сильно, что он едва не свалился на колени.

– Понятно,– с наигранной веселостью воскликнул князь.– Я уже понял, что мне следует бежать по этой оленьей тропе...

Сосновая ветка тут же хлестнула его по щеке с такой силой, что на ней показалась первая кровь и он запнулся, и дальше шел уже молча.

***

Сначала тропинка шла по лесной низине, но потом она начала полого, а затем все круче и круче уходить вверх, и лес вокруг постепенно стал редеть, вскоре он перешел в кустарники, затем в траву и вокруг сделалось заметно прохладней.

Кассий шел вперед молча, сосредоточившись на своих мыслях и на том, что происходило вокруг него, а рядом с ним действительно творилось нечто невероятное и оно точно было чудесным.

По мере продвижения вокруг князя возник сначала вращающийся воздушный поток, который чем дальше, тем больше усиливался. В лесу этому потоку негде было развернуться из-за древесных стволов, но когда они вышли на открытое место и начали вместе с ним подниматься вверх, вокруг князя уже вращался настоящий вихрь, который почему-то не поднимал пыли, и это обстоятельство было еще одним верным доказательством чудесности происходящего.

Из-за весталки, надо же, думал князь, взбираясь внутри дивного воздушного вихря уже по достаточно крутому склону какого-то холма или кургана, а я как последний дурак носился за этим по всему белому свету, приставал к людям с глупыми вопросами, страдая от жажды, голода и холода, недосыпал, сбивал ноги. Интересно, а из-за какой-нибудь праздной столичной барыни возможно ли такое чудесное возбуждение воздушных потоков? Вряд ли, иначе бы я уже давно повстречался с чудесным и получил бы ответы на все свои вопросы. Неужели сегодня мой последний день на земле? Но каковы весталки? Если мне посчастливится пережить сегодняшнее чудесное приключение, нужно будет вести себя с ними с большой осторожностью и пожертвовать в главную коллегию весталок тысяч пять-семь золотых ауренциев старой чеканки. Но ведь тогда – в дилижансе я не очень-то и хотел, по сути меня просто принудили. Впрочем, поди теперь объясни... И ведь всегда я волнуюсь в подобных моментах о какой-нибудь ерунде. Какие весталки? Чтобы еще хоть раз их увидеть, нужно пережить эту долгожданную встречу с чудом. И что примечательно – ведь о мистической помощи попросить теперь просто некого, это будет просто смешно. Разве помолиться своей сабле? Только вряд ли она отзовется.

За напряженными размышлениями о природе столь чудесного события, Кассий Истфилин не заметил, как остановился на плоской вершине довольно высокого холма, что обычно называются "лысыми горами" из-за практически полного отсутствия какой-либо растительности на их вершинах. Лишь сильный воздушный толчок в грудь вернул его к действительности и заставил осмотреться вокруг.

Да, это было очень хорошее место для сабельного поединка – покрытый совсем редкой и короткой травою и довольно просторный участок, с которого к тому же, открывался чудесный вид на окрестности.

"Здесь и помереть будет не стыдно, – подумал князь с аристократическим спокойствием, – а уж как волнительно будет получить в таком красивом месте ответы на все свои вопросы, пусть и накануне преждевременного своего ухода из этого мира. Тоже мне – мир. Шут с ним. Что бы оно ни было, а вкусы к выбору мест для последних дуэлей у чудесного и непостижимого подходящие, они мне нравятся. Славно. Славно".

И как только он додумал до конца эту мысль, тут же спереди сгустился воздушный кулак, но князь был уже наготове и ловко отскочил в сторону, причем в самый последний момент, как и положено это делать во время поединка на саблях у высоких мастеров этого дела. Воздушный кулак пролетел мимо, а он тут же встал в позицию и два раза взмахнул клинком перед собой, словно бы приглашая невидимого противника начинать уже настоящую драку.

– Так ты решил сразить меня воздушной стихией?– закричал он куда-то вверх.– Это будет непросто!

Вращение воздушного потока сразу же сильно усилилось, и воздушные сгустки так и заметались вокруг него, целя в грудь и пытаясь сбить князя с ног и как бы припечатать его к земле. Кассий ловко уворачивался от этих мягких кулаков, он даже играл с ними отскакивая в сторону в самый последний момент или подкатываясь и проскальзывая под ними. Такая игра продолжалась довольно долго, а потом в князя полетели комья земли, вырванные с корнем кусты и небольшие деревья.

– Земля?– с наигранным удивлением воскликнул Кассий.– Две стихии – это уже получше! Посмотрим, как ты сможешь играть еще и землею!

Комья тут же полетели гуще, но князь уворачивался от них с мастерством опытного фехтовальщика. Постепенно скорость воздушного потока все нарастала и вовлекаемые в него воздушные массы становились все более упругими и плотными. Вскоре вокруг лысой вершины вращался уже настоящий циклон, в центре которого оставался небольшой глаз покоя, где сейчас и вел свою чудесную битвы младший Истфилин.

И внутри этого глаза спокойствия носились уже не только воздушные кулаки, комья земли, вырванные кусты, но залетали туда и трухлявые колоды, и вывороченные с корнем пни, а вскоре в князя полетели и ровные сосновые стволы из давешнего леса.

Со стороны чудесная дуэль была уже похожа не на сабельный бой, а на некую стихийную битву, и с могучими природными силами бился в ней всего один человек. Фехтовальные движения князя теперь больше походили на какой-то дикий танец, с высокими прыжками, отскоками и переворотами, чем на движения сабельного бойца. Иногда ему удавалось в прыжке уходить от воздушных сгустков, комьев и летающих повсюду стволов, а иногда он отталкивал их от себя ногой, руками, или рассекал на две половины ловким ударом остро отточенной сабли. Во время битвы Кассий даже пытался кричать вверх, как бы вызывая то – чудесное на откровенность или пытаясь вывести его из равновесия, словно он сражался сейчас с обычным человеческим противником, а не с чем-то невероятным, непостижимым.

– И это все?– кричал князь, уворачиваясь от очередного пня или ствола и рассекая надвое ближайший воздушный сгусток.– А где же вода? Что-то у меня совсем пересохло в горле!

И тут же в ответ где-то в вышине раздался оглушительный раскат грома и в глаз циклона (да это был уже и не глаз циклона, а глаз настоящего урагана, который вращался теперь вокруг лысой вершины) хлынули сверху тяжелые потоки воды. Двигаться сразу же стало намного труднее и один раз князь оскользнулся и ему пришлось опуститься на левое колено из-за чего он не успел уклониться от большого кома земли и получил болезненный удар в плечо, а потом, уходя от добивающего удара древесным стволом, совершил перекат и весь испачкался липкой грязью.

Ситуация постепенно становилась критической – двигаться так как прежде и подпрыгивать без риска сломать шею он уже не мог, водяные потоки заливали глаза, ноги разъезжались в грязи, видимость поля боя резко ухудшилась, да и мышцы князя уже утрачивали свою силу и эластичность.

Кассий отлично понимал, что ему нужно было как можно скорее задавать уже свои вопросы. Но как, каким образом? Он не знал. Не выкрикивать же их прямо вверх? Это было бы ужасно глупо. Да и неизвестно – что прилетит на эти выкрики сверху. Того, что вращалось вокруг него сейчас, и летало внутри ураганного глаза, казалось ему более чем достаточным. На большее у него просто не хватило бы уже ни сил, ни ловкости, ни мастерства, а потому и волновавшие его ответы как бы зависли теперь в пустоте.

Кассий Истфилин не мог этого видеть, но ураган, невольно порожденный его поисками чудесного, все разрастался и приобретал уже масштабы природного катаклизма. Вращающиеся воздушные массы быстро растекались по окрестным землям и уже втягивали в себя все подряд – кусты, деревья, полезные и бесполезные насаждения злаков, корнеплодов и ягод, притрактовые столбы, шлагбаумы, они срывали крыши конюшен и придорожных трактиров, поднимали на воздух разобранные телеги и экипажи, а если на их пути попадались ветхие постройки, то потоки захватывали их целиком и вместе со всем содержимым увлекали вверх и несли их в сторону лысого холма.

Вскоре дошла очередь и до окрестных усадеб. Воздушные потоки, словно мягкие руки невидимых великанов, проникали в открытые окна, растворяли двери и, оказавшись внутри, ломали и крушили все вокруг, а что не могли сломать, то вытаскивали наружу целиком и с порывами ветра отправляли прямиком к глазу урагана. Не все долетало до самой лысой вершины, что-то, слишком уж тяжелое и массивное опадало в близлежащих полях или у самого подножья лысого холма, но самое легкое долетало до его вершины и засасывалось в глаз урагана, а потом обрушивалось сверху на бедного Кассия.

Когда сверху на князя посыпались изломанные колеса, части крыш, смятые колодезные аисты, кровати, трактирная утварь, кованные сундуки, перины, одеяла, кафтаны и шубы князь был удивлен неимоверно, но сумел взять себя в руки. Ему даже стало немного легче теперь двигаться, так как все эти предметы постепенно устилали собою вершину холма и скрывали под собой скользкую грязь, а за некоторыми из них можно было укрыться от летящего прямо в грудь кома земли, или пня со страшно раскоряченными острыми корнями. Однако вскоре сверху стали падать совсем уж непонятные и никак неожидаемые князем в таком месте предметы – различные охотничьи трофеи, среди которых было множество высушенных рогов, что носились когда-то на головах самых разных животных. Помимо страшноватого внешнего вида эти рога оказались ужасным оружием. Один такой рог рассек рубаху князя и нанес ему довольно глубокую рану, а второй так ловко ударил его в живот тупым торцом, что не подставь он вовремя сабельную рукоятку... все ответы разом потеряли бы для него всякую ценность.

Однако битва с рогами длилась не так уж и долго, а потом сверху начали сыпаться настоящие живые люди. Первым на князя чуть не свалился страшно кричащий, с выпученными глазами и весь обмотанный кружевами человек, по виду – чистый немиц. Только в последний момент Кассий сумел взять себя в руки и плечом оттолкнуть кричащего немица обратно в воздушный поток.

Дело на вершине лысой горы точно принимало какой-то нехороший оборот. Чудесное явно не было расположено выслушивать какие-либо вопросы князя и уж тем более отвечать на них. Следом за немицем в воздушном круговороте показался очень толстый провиденциальный авгур с жареной гусиной ногой в руках, а прямо за его спиной стала видна верещащая провинциальная барыня. Затолкать их обратно в воздушный поток было непросто, но Кассий как-то справился, а потом сверху повалил снег и в глазу урагана сразу сделалось очень холодно, и его сабля быстро примерзла к правой краге. После этого князь покрылся инеем, а его мокрая и грязная рубаха обледенела и встала коробом на спине.

– Это уже бесчестно!– из последних сил выкрикнул Кассий.– Я пришел всего лишь поговорить по душам и получить ответы на простейшие и естественные вопросы жизни, а нашел здесь такое! Хватит с меня твоего ветра! Огня! Слышишь меня – дай огня! Огнем ты еще не пробовал!

Это была не более чем военная хитрость со стороны князя. Он думал только столкнуть внутри глаза две противуположные стихии, согреться и растопить хоть немного быстро нараставший вокруг него лед, да сугробы снега, которые наносило невероятно быстро, однако все вышло иначе.

Как только слово "бесчестно" покинуло уста князя и улетело вверх, там страшно грохнуло, полыхнуло, и синяя ветвистая молния ударила прямо в лезвие княжеской сабли, в самый ее наконечник. Ужасная огненная стихия мгновенно обуглила и вырвала саблю из его рук, и если бы не слетевшая с нею крага, то князь точно лишился бы с клинком и правой своей руки. Она же, эта страшная стихия, сначала подняла его в воздух, а потом с ужасной силой забросила в ближайший сугроб.

Кассий был еще в сознании, когда сверху, прямо ему на грудь, упала знакомая до боли весталка.

Весталка быстро-быстро захлопала глазами и сказала: "Ах, это вы? Но каким образом?"

– Безупречность...– обожженными губами прошептал князь в ответ.

– Я так и знала!– радостно воскликнула весталка, прижимаясь к князю изо всех сил и быстро озираясь кругом.– Я молила Провиденс о прощении нас обоих, но не думала, что оно будет настолько чудесным!

– Вы шутите...– прохрипел Кассий, уже теряя сознание.– Оставьте меня, бегите отсюда, спасайтесь...

Он не мог этого видеть, но сразу после произнесения тех слов, вращение воздушных потоков вокруг рокового холма остановилось в один миг, и они как бы опали, а глаз урагана сразу очистился, в окрестные поля посыпались поднятые ранее на воздух предметы, в вышине засияло жаркое солнце и на лысой вершине начал быстро таять снег.

***

Усадьба Шубеево располагалась в четырех верстах от осьмнадцатой почтовой станции, сразу за лесом. Когда дилижанс ранним утром вкатился во двор станции и ямщик лихо осадил лошадей рядом с водопойным колодцем, в раскрытое окно центрального станционного помещения высунулась заспанная бородатая рожа с расплющенным носом в форменном почтовом картузе.

– Двадцать сьодьмый экипаж?– крикнула она ямщику.

– Он самый!– бодро отрапортовал ямщик, слезая с облучка.

– Распрягай,– властно сказал почтовый картуз.– Получено тревожное погодное предупреждение. Дальше погонишь с опозданием в шесть часов.

– Голубиной почтой получено?– зачем-то спросил ямщик.

– Соловьиной,– грубо отрезал картуз, убираясь обратно внутрь помещения.– Над Лысой Горой уже второй час крутит, аль ты слепой или пьяный?

– Ту,– сказал ямщик, задирая голову и вглядываясь вдаль прищуренными глазами.– А правда.

Ошуба слушал этот разговор через открытое окно дилижанса, и когда речь дошла до тревожного погодного предупреждения, он резко высунулся из салона и крикнул в сторону станционного помещения:

– Так что же – местные коляски тоже ходить не будут?

– Ясное дело,– откликнулся снизу, откуда-то из-под живота второго правого пристяжного, повеселевший ямщик,– гляньте, как на востоке все почернело, а над Лысой Горою так уже и крутит во всю твою дурь, хоть пьяного авгура внутрь заноси. Приехали, ваша милость.

– Послушай,– озабоченно проговорил барон,– я вижу, что ты парень ушлый и чуть ли не ухарь в своем деле.