Текст книги "У Великой реки. Дилогия + глоссарий"

Автор книги: Андрей Круз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Склад занимал просторную сухую рукотворную пещеру со сводчатым потолком. Освещение было включено лишь частично, в самых важных местах возле входа, дальняя стена тонула во мраке. Эха, как ни странно, не было. Наверное потому, что и пустого пространства в складе не было. Вдоль стен и в проходах громоздились какие-то ящики, на стеллажах лежали всевозможные инструменты, детали, винтовочные стволы. Семейство Дарри славилось именно как инструментальщики, этим всегда и торговали. У стены справа вытянулся огромный письменный стол с конторкой, за которой стоял целых три кресла. Видать, когда Дарри с присными собирался на торг, там сидели аж трое кладовщиков. По крайней мере, мне так представляется. На столе были разбросаны бумаги, лежали счеты, стоял механический арифмометр, пробивающий все подсчеты на бумажной ленте.

Вара прошла мимо меня, виляя круглым задом и цокая невысокими каблучками туфелек по каменному полу. Плюхнулась боком на стол, так что и без того не длинное синее платье совсем уехало вверх, открыв крепкое белокожее бедро, а стол жалобно скрипнул. Хорошенькая то она, не откажешь, но не пушинка. Килограммов семьдесят в этой не слишком высокой девушке имеется. Она нагнулась вперед, опершись пухлыми ладошками на столешницу и давая возможность мне заглянуть в вырез платья. Я возможностью воспользовался, у гном всегда есть, на что глянуть там. Плоскогрудых среди них отродясь не было. И на Варе природа не отдыхала, грудь такая, что ладони зачесались.

– Ну, говори, что привез? – спросила она меня.

– Динамит, в шашках по… пять целых и четыре десятых унции. – прикинул я в уме вес двухсот граммовой шашки. – Слушай, когда вы, наконец, в граммах с килограммами считать начнете?

– Когда мы помрем, и новые заветы предков напишем. Лет через пятьсот заходи. – отрезала она. – Сколько за динамит хочешь?

Я бы лучше с самим Дарри Рыжим торговался, вот ей богу. Вара мало того, что во всех ценах дока, она от безделья и сексуальной неудовлетворенности торгуется так, как будто от этого ее жизнь зависит. Хоть бы трахнул ее кто-то.

– Динамита шесть ящиков, в каждом ящике по сто шашек. Рубль золотом за шашку, десять процентов скидки за опт, значит… – я сделал вид, что считаю в уме, хотя давно все сосчитал, – … значит, пятьсот сорок золотом.

Она даже не отреагировала на мое заявление, ожидая следующей цены.

– Хорошо, пятьсот за все. – соскочил я еще ниже.

А то она не знает, что я наверняка не больше двух сотен за все заплатил. А я и не платил, я эти ящики в качестве премии с одного строительных дел мастера взял, которому за истребление выворотня больше заплатить нечем было. А за выворотня я взял бы с полста, не больше. Тупая это тварь и возни с ней не много.

– Триста. Тут тебе и прибыль, и доставка. – соизволила ответить она.

Ну, пошел торг. А мне деньги нужны. Мне Пантелея ловить, а сколько его ловить придется – сами боги не ведают. Поэтому я мысленно благословился, и присел рядом с ней на край стола, вздохнул. Кстати, пахнет от нее приятно, мылом и чем-то вроде трав луговых. Духи такие, что ли? Для гномов слишком изящный запах, они любят что послаще да погуще. Максималисты, так сказать. Наверняка что-то от эльфов.

– Ну, какие триста? – мягко сказал я, придвинувшись. – Мне же закон не позволяет торговать динамитом, головой рисковал, когда к вам вез. Пятьсот – хорошая цена, с учетом риска.

Она не отстранилась, а наоборот, прижалась к моей ноге крепким бедром. Вздохнула немного неровно.

– Ну так и вези обратно, если лицензии нет. – при этом неуступчиво заявила она. – Мы на торге вскоре совершенно по семьдесят пять за ящик купим совершенно легально.

Моя ладонь накрыла ее мягкую детскую ладошку, Вара не отстранилась.

– До торга вам еще полтора месяца ждать, а Дарри месяц назад жаловался, что динамит закончился, нечем новый зал заканчивать. Кирками колотите и клиньями.

– Ну и что? – сказала она и ее ладонь заскользила мне по руке вверх, к плечу. – От сотворения мира так колотили, и спешки с этим залом нет. Подождем. Четыреста дам, за все, как на торге, считай.

Четыреста уже неплохо, но вроде быстро она уступила. Торгуемся дальше. Я обнял ее за плечи, прижал к себе, шепнул: «Пятьсот за все тоже нормально, соглашайся». Она сразу ослабла телесно, голову к поцелую закинула, успев прошептать, правда:

– От пяти сотен у тебя рожа треснет. Четыреста десять.

Я впился поцелуем в ее пухлы теплые губы, рука оттянула эластичный вырез синего платья. Крепкая крупная грудь с твердым соском заполнила ладонь.

– Четыреста девяносто. – скорее прошевелил я губами, нежели прошептал.

– Четыреста пятнадцать. – простонала она и обняла меня так, что ребра треснули.

Я схватил ее за плечи, отвернул к столу, нагнул. Она с готовностью согнулась, прогнув спину. Схватил за подол платья, закинул его вверх. Опа, белье она забыла надеть. Наверное, тоже торговаться готовилась. Моему взору предстали две круглых, крепких, и отличной, кстати, формы ягодицы. Потрясающая попа! И талия тонкая, мускулистая. Я вцепился руками сразу в обе и поразился – крепкие такие, что не ущипнуть. И ножки под ними хоть и не длинные, зато очень аккуратные и стройные.

В тишине послышался лязг пряжки моего ремня, она чуть вздрогнула и прогнулась сильнее, будто поторапливая. Затем, видимо, чтобы я шевелился быстрее, чуть не крикнула:

– Четыреста двадцать! Да что ты там копаешься?

Охнула, когда я вошел в нее, горячую как печка и влажную как океан. Сильно подалась назад, прижимаясь задом к моему животу, задвигалась ритмично.

– Золотая моя, какие четыреста двадцать? Четыреста восемьдесят, и ни копейкой меньше. – скороговоркой сказал я, стараясь попасть словами в такт движению.

– Обола ломаного сверху четыреста двадцати не дам! Ой! – вскрикнула она, когда я толкнулся глубже и резче.

– Четыреста восемьдесят!

– Четыреста двадцать пять! – выдохнула она со стоном.

Росточком она все же не велика, куда то я ей совсем глубоко попадаю. Говорят, что у гномов мужское достоинство длины невероятной. Это брехня, я с Дарри Рыжим и его родственниками сто раз в бане был. Вот с толщиной у них да, как они сами все у них комплекцией, а по длине мы опережаем.

– Не торгуйся! Соглашайся. Четыреста восемьдесят отличная цена. – горячо зашептал я ей в ухо, почти прижавшись к нему губами и слегка укусив.

Она зашевелилась еще энергичней, чуть не сбрасывая меня с себя, прошептала так же тихо:

– Четыреста тридцать не хуже цена. И звучит красивей. Сам соглашайся, не дам больше.

– Дашь.

– Не дам.

– Уже дала.

– Дала и дала. И еще дам. А цену не подниму. – почти простонала Вара, вцепившись руками в какое-то бронзовое пресс-папье на столе.

– И еще давай! – приналег я еще сильнее. – Четыреста семьдесят!

– Четыреста сорок! – крикнула она, отшвырнув тяжеленную бронзовую фигурку от себя. Та со звоном упала на каменный пол, покатилась. От резкого движения лежащей лицом вниз договаривающейся стороны со стола посыпались бумаги.

Я обхватил ее за бедра, чуть приподнял. Нет, не пушинка. Навалился, вдавил ее бедрами в край столешницы, покрытой зеленой кожей.

– Четыреста пятьдесят. И следующие возьмете по столько же.

– Черта тебе каменного, следующие. Заново договариваться будешь. Стараться! А-ах! О-о-ой! Четыреста пятьдесят! Согласна-а-а! Дава-а-ай! Дава-а-ай! Дава-а-ай!

Снова что-то с грохотом посыпалось со стола, сдвинувшись к самому краю от тряски.

9

– Сорок процентов дому, сорок тебе… Куда?… Куда?… Туда нельзя!

– Туда тоже полезно… Расслабься… А двадцать куда?… Тебе за комиссию?… Рехнулась?…

– Ой, больно!… Ой!… Полегче… Полегче… А кто все организовывает?… Мне, конечно… Кикимора душит, что ли?…

– Десять процентов тебе,… не велик… труд… с папой… договориться…

– Ай, дьявол темный… больно… глубже… Так, так… Десять мало…

– Нам с Дарри по сорок пять… тебе… золотая… десять… в самый раз…

– Не останавливайся!… Ладно… Глубже!… Главное – глубже!!!

10

С Варой мы договорились к взаимному удовольствию. Во всех смыслах. Я вот с гномой впервые в жизни, и очень, знаете… В общем, совсем человеческая девка. Крепкая и здоровая, меня изъездила, можно сказать, а сама хоть еще на столько же готова. А заодно динамит купила, и насчет патронов договорились. Из моего пороха с капсюлями и гномских гильз сделают несколько ящиков, и я их Бороде сбуду. А в следующий приезд деньги привезу. Сорок пять от прибыли мне, сорок пять изготовителю, а десять… Ну, вы сами все слышали.

После окончания переговоров и после того, как мы с ней распили по бутылочке темного холодного пива, она убежала по своим делам, а я пошел в кабинет Дарри, откуда он руководил всем этим своим немалым хозяйством. Теперь мне надо было с ним об одной новой конструкции поболтать. Лучше него никто на новинки не реагирует, даже среди гномов.

Кабинет у Дарри был серьезный. Если бы не отсутствие окон, то и не скажешь нипочем, что под землей. Хотя, какой к демонам «под землей»? Внутри горы все вырублено, мы сейчас, небось, этаже на десятом вверх, недаром вся дорога на каре шла по спирали и все время на подъем. Кабинет был велик, посреди него стоял могучего, истинно гномьего сложения, письменный стол. За столом стояло колоссальных размеров кресло, обитое шкурой виверна, в кресле восседал некто с лопатообразной рыжей бородищей, заплетенной в косицы. Дарри, значит.

Помимо бороды привлекали внимание задорно посверкивающие голубые глаза, которые унаследовала от него доченька, и совершенно людского покроя и рисунка вязаный свитер с вывязанными по плечам синими оленями. Надо же, прикупил ведь где-то. А почему бы и нет, собственно говоря?

– Привет и почтение Королю-под-Горой. – поприветствовал я Дарри титулом, вычитанным в детстве в какой-то книжке.

– Как-как? – удивился Дарри. – Под гору говно стекает, а я – на горе. Садись.

Он указал на широкое кресло перед собой, куда я не замедлил свалиться. Утомился я с его доченькой, еле ноги держат.

– Сторговались с Варой? – спросил он.

– А как же! К взаимному удовлетворению. – кивнул я.

– Это хорошо. – порадовался за нас он.

– А то! – согласился я с ним на все сто.

– С чем пожаловал? Показывай чертежик, я вижу.

– Как скажешь.

Я развернул небольшой лист бумаги, положил перед ним на стол. Он поглядел, прищурился. Затем сказал:

– Ну, форму для отливки сделать за колокол можно. В чем проблема?

– Ни в чем, лишь бы точность соблюсти.

– А в чем хитрость? – прищурился он.

– В том, что я пока сам не знаю, сработает ли.

– Вот как!

– Вот так. Я про такую систему из книг узнал, ее раньше в артиллерии пользовали, в старом мире, откуда мы. Нарезные пушки там были прошлым веком, делали гладкоствольные. Это когда научились стволы подгонять точно.

– А смысл?

– Смысл проще некуда – снаряд в нарезах тормозится. Равно как и пуля.

– Зато потом не кувыркается. – пожал он плечами.

– Если стабилизатора нет. – согласился я, затем нагнулся к чертежу, взяв со стола карандаш: – А так смотри: делаем под двенадцатый калибр остроконечную стальную пулю, с нормальным стабилизатором. Вот она. Так?

– Ну. – кивнул Дарри.

– Дальше делаем для нее четыре вот таких мягких отливки, и в них берем пулю как в скорлупу, чтобы ствол изнутри сталью не драть. Так?

Я обвел карандашиком нужное место на чертеже.

– Верно, иначе стволу кранты. – согласился Дарри, разглядывая чертежи.

– Вот и я говорю. А так пуля до конца ствола пойдет в свинцовой оболочке, затем вылетит… вот эти маленькие загогулинки видишь? Тут чуть наискосок взято?

– Ага, вижу. Зачем? – нахмурил он брови.

– Затем, что аэродинамику учить надо. – покровительственно сказал я. – Пуля вылетает, и вот эти четыре дольки, что сердечник оперенный защищают, начинают помаленьку расходиться в стороны. А сам сердечник, то есть пуля, за счет большого стабилизатора летит прямо.

– А смысл? – повторил Дарри, пожав плечами. – Ну выиграешь ты чуть-чуть скорости, одну десятую, не больше.

– Вот и хрен ты угадал, каменная голова. Думай лучше.

– Чего это лучше? Сам дурак. – обиделся Дарри. – Объясни нормально, а то в зубы дам.

– Вот вечно с вами, гномами так, в зубы, в зубы… Сюда смотри. Вот рисую… Канал ствола, вот из него пуля вылетает. Пуля тяжелая, ствол гладкий, обтюрация неполная, немного теряется скорость… вот она вылетает, а ей газы под задницу, вот сюда. Как пендаля. Она и закувыркалась.

– Ну, это если пороха переложить в патрон! – заспорил Дарри. – Если не перегружать, то никакого пендаля не будет.

– Именно! Золотая голова ты у меня.

– А врал, что каменная. – попенял он мне.

– Рудное золото, еще не добытое. – отмахнулся я. – Пока все больше порода. Пустая.

– Поболтай у меня.

– Болтаю. Значит, если пуля у нас стабилизированная, а по стволу движется в коконе, то мы можем не бояться увеличить навеску пороха. Ты сколько кладешь?

– Если казанский порох, то ровно миллимарку. Тютелька в тютельку.

– Попробуй полторы положить.

– Закувыркает!

– А вот хрен в зубы! Стабилизатор не даст! Главное, на поддончик ее аккуратненько так… Полетит раза в полтора быстрее, и по настильной траектории. Вот так.

Я быстро нарисовал на листе вычисленную траекторию полета пули. Затем нарисовал четыре расходящихся пунктира в стороны, изображающие доли оболочки, отвалившиеся от пули после вылета из дула.

– Погодь, погодь… – остановил меня гном. – Это что получается… Значит, ты хочешь, чтобы твой сердечник бил далеко, как винтовка, а заодно любой доспех прошибал, недаром ведь ты стальной просишь. Так?

– Верно.

– А если близко залупить, то кроме сердечника ты всаживаешь еще четыре кривых картечины, эдак по три миллимарки каждая весом, так?

– Верно. – подтвердил я. – Кусочки эти начинают понемногу в сторону отходить, и если метров с десяти в кого то закатать, то как картечью выйдет. В середине одна бронебойная и по краям четыре мягких. В общем, если я все правильно посчитал, то получим такой патрон, которым из ружья можно стрелять точнее чем из винтовки на расстоянии, а если близко, то ружье ружьем и останется – все кишки размотает.

Дарри молчал минут десять, перекладывал листы, сопел, даже достал из стола штоф водки, налил, не глядя, две серебряных рюмки, мы выпили. Затем он сказал, постучав широченной короткопалой ладонью по чертежам:

– Может сработать. Варит у тебя в стрелковом деле котел, Сашка. Завтра сам займусь, а патроны с разной навеской снаряжу. Послезавтра испытаем. Если все выйдет как надо – озолотимся. А с чего это ты вдруг придумал?

Ну, Дарри еще озолачиваться, так вообще в деньгах утонуть. А мне не помешает. Ответил же так:

– Да с того, что мне приходится из хорошего ружья обрез делать, чтобы его вместе с карабином носить. Карабин для дали, обрез для близи. Надоело. А так получится, что одно ружье для любой охоты. И оболочку эту из чего только можно не делать…

– Я так и думал. Займемся с тобой завтра.

– О процентах с кем договариваться?

– Если сработает, то с Варой. Ей практика полезна.

– Понял, договоримся. – легко согласился я.

11

Гномья баня – это вроде как турецкий хамам, который пришлые и в новом свете воскресили, хоть все больше и аристократы. Мы, простые люди, в русскую ходим. Но в гномьей пару еще больше, и жарче там, чем в турецкой. Непривычный не высидит. Одной же из основ моей нынешней дружбы с Дарри стало то, что больно уж я баню люблю и жар легко терплю.

Парятся гномы степенно, с едой, пивом, без девок. А девки в бани своими компаниями ходят. У каждого рода своя баня, которую улучшают, как могут, в которую гостей водят и которой гордятся. Хоромы, а не бани, в общем.

В бане о делах не говорят, считается, что от пара мозги мякнут, как крепь деревянная. С этим я согласен, нечего в бане о серьезном. Точнее, о серьезном можно, но исключительно в порядке болтовни. О чужом серьезном. О политике южных герцогств, например, о проблемах рыболовства в Северных проливах, или о потенциальном закате эльфийской расы. Главное, чтобы это серьезное непосредственно тебя не касалось. Короче – о политике, если ты не политик.

Мы с Дарри сидели, завернувшись в льняные простыни в предбаннике, устеленном коврами из этих самых южных герцогств. Перед нами на широком дубовом столе стоял бочонок ледяного пива, в который был вбит кран, в руках у нас были огромные глиняные кружки. В углу крутился патефон, из динамиков, обтянутых самым настоящим шелком, шитым золотой нитью, доносилась какая-то музыка, вполне южная на слух. Так, заунывное что-то, для расслабления общего.

Дарри потянуло на философствования, как у него всегда бывает после пятой кружки и пятого же захода в парилку. Он откинулся в широком полу-кресле или полу-ложе, принял позу гордую, как на памятнике самому себе (есть у них и такой), заговорил:

– Все же, как ни говори, но вы, пришлые, наш мир перевернули. Хоть и немного вас, дай боги, чтобы по одному пришлому на сто разумных местных, а то и на тысячу, а все тут испортили.

– Это почему? – лениво спросил его я.

Дарри надо слегка подталкивать к продолжению речи, тогда можешь сам и уст не размыкать почти все время. Иногда полезно. Дарри не зря Серыми Горами правит, очень полезно каждому послушать неглупого гнома. Который, к тому же, третий век разменял, как на этом свете живет. Без нас его еще застал.

– Вы уничтожили понятие безопасного убежища. Совсем уничтожили, начисто.

В подкрепление этих слов он так махнул могучей ручищей с зажатой в ней кружкой, что пиво выплеснулось на ковер.

– В смысле? – снова спросил я.

– В простом. – он снова сделал добрый глоток из кружки, крякну удовлетворенно, продолжил: – Раньше каждый из народов имел свое убежище. Кроме людей разве что, но это скорее исключение. У нас, гномов, всегда были наши пещеры. Считай, неприступные, к тому же кроме нас тут толком никто и воевать не мог. Воевали мы и наверху. И с орками, и с гоблинами, и с эльфами, и всегда могли отступить к себе. И нас в наших пещерах было не достать. Ворвется враг в ворота, заплутает в коридорах, попадает в ловушки, попадет под обвалы, да и в подземной войне мы были получше любого. А что теперь? К нам сюда и ломиться не надо. Думаешь, я про этот самый ваш хлор не слышал? Газ пустите, и нам кранты. И войти можно теперь без труда – тротил заложил как надо, и нас в пещерах еще и завалит. Не стало убежища у гномов.

– А у эльфов что было?

– Ха, вот вопросик, а? Что значит – пришлый! У эльфов их Пущи были пуще крепости, прости мой эльфийский. Каждая их Пуща – это чистая магия. Любого вошедшего заплутает, заведет в овраги, подведет под стрелы, уронит в ямы, сжечь ее было нельзя… пока вы напалм делать не начали.

Дарри еще хлебнул пивка, снова наполнил кружку. Откинулся, почесал пятку, продолжил:

– А что в итоге? Они десятки тысяч лет там в безопасности себя чувствовали, вокруг своих мэллорнов с дудками плясали, а теперь… У меня вот сиденье в сральнике из мэллорна. Того самого, что вы срубили, после того, как Пущу вырубили. Оно мне душу и жопу греет, как вспомню, на чем сижу. Ты хоть сам понял, что сделали?

– Что?

– Вы эльфам мир перевернули! Они эти Пущи как храмы самим себе воспринимали, сами себе намолиться не могли. А вы их там пушками, осколками по башкам. И с самолетов бомбы кидаете. И в Пущу не входите. Чтобы, значит, в ловушки попадаться и плутать. А входите тогда, когда там магию поддерживать уже некому, и палки на палке не осталось. И самое главное – не хватает магии против напалма, дольше он горит, чем природной магии хватает сил огонь гасить. От сотворения мира Пущи не горели. А тут на тебе – загорелись. После этого молодые эльфы старших бросать начали и в города потянулись. Все, раскол у них.

Я тоже допил до дна, потянулся к бочонку, нацедил до верха тверского светлого. Хорошее пиво, мне нравится. А Дарри между тем продолжал разглагольствовать:

– Орки тоже своих крепостей лишились. Не крепостей в смысле, а неуязвимости в оных. Кто их на островах раньше штурмовать брался, где стены от скал на двести аршин вверх уходят? Никто. А вам и не надо. Один монитор подойдет, день постреляет, и все их стены вместе со скалами в море сползут. А им в монитор этот самый даже плюнуть толком нечем. Те пушки, что вы им продаете, для такого дела не годны. Не осталось истинной крепости. Все почувствовали себя уязвимыми.

Он еще глотнул, подумал минутку, затем его толстый короткий палец уставился мне в грудь:

– А с вами людьми пришлыми, мало того, что в технике, но и в хитрости мало кто сравнится. Возьмем, к примеру, порох. Думаешь, никто не пытался разгадать, что вы туда пихаете? С дымным все ясно, вы и не скрываете, а вот бездымный… Ну, ясно же всем, что сера с известью там, но что еще, и как они соединялись? Сколько голову не ломают – а систему Бэраха сломать не могут. Никто с ним по силе не ровняется. Только вот скончался он странно…

– А что странного? – пожал я плечами. – Экспериментировал с новой взрывчаткой, она и рванула. Решил сам свое заклятье проверить.

Это я озвучил официальную версию гибели великого волшебника из Вираца. Верил же я в нее тоже так… серединка на половинку.

– Ага. Сам нарвался. – съехидничал Дарри Рыжий. – Бэрах нарвался, на свое же заклинание. Не смеши. Бэрах польстился на деньги и комфорт, скотина он был еще та. Обучил ваших колдунов, которые служат в этом самом ведомстве, что чтением в душах занимается и глупые мысли ищет. А заодно и слишком мешающих убирает. Верно?

– Верно.

– Из того же ведомства дали ему охрану. Целый взвод головорезов. Которые в чем угодно поклянутся, если начальство прикажет. Затем Бэрах для своей магии аппараты придумал, чтобы от него уже ничего не зависело. И сразу после этого взорвался. Все верно?

– Ну, примерно.

– Ага. Примерно. Но я вас вовсе не виню, а даже одобряю. Бэрах там, не Бэрах, или какой иной ас-Пайор… кстати, что с ас-Пайором то случилось?

– Вроде возле Дурного болота на него напали.

Не помню я точно, что именно. Был такой приятель у Бэраха, вроде тоже из волшебных гениев, Илир ас-Пайор. Разорвали его какие-то твари, насколько я помню.

– В том же году, что и Бэрах взорвался? – уточнил Дарри.

– Ну да. – кивнул я.

– Ага. Они вроде коллегами были, верно?

– Вроде того.

– Вроде пиво бродит. Были. И оба скончались. Трагически.

– Бывает. – протянул я.

– Еще как бывает. – усмехнулся в рыжую бороду Дарри. – Как только станешь главным носителем главного секрета пришлых, сам при этом пришлым не являясь. Так к чему я – и правильно! Нельзя тому, кто правит миром, или может им править, попадать хоть в какую-то зависимость от других. Мы, гномы, миром не правили, не правим, и не будем. Нас под землю все тянет, а остальных – наверх. Вектора жизни у нас разнонаправленные. Нам вы не помеха, вы – нам, а значит, можем с вами дружить. И торговать. А с другими так не выйдет у вас. И к тому же мы технологически друг друга дополняем. Что было бы со стабильностью ваших сплавов без наших заклинателей? Каждую вторую плавку губили бы. А где мы были бы без электричества, о котором мы не знали? Так то.

Верховный гном снова увлажнил горло глотком на пол кружки, заговорил, откашлявшись:

– Вектора у вас со всеми остальными однонаправленные. Соединишь свой вектор с чужим – и уведет его в сторону, хоть не намного. Поэтому надо действовать так, чтобы свои секреты за своими зубами держать, а у всяких прочих, кто только из-за денег согласился за это взяться, вроде Бэраха, динамит взрывался под носом во время экспериментов.

Действительно история где-то так и выглядела. Великий колдун Арсин Бэрах, проживший к тому времени уже лет триста, обучил целую группу колдунов из пришлых, которые вскоре, все до единого, оказались сотрудниками контрразведок в разных княжествах. Они же и возглавили заводы по производству порохов и взрывчатых веществ. Они же со всеми контрразведками следили, чтобы из списка запретного ничто не ушло, куда не надо. Ведь если кто-то узнает состав хотя бы одной взрывчатки, он сможет разгадать систему, по которой составлена их защита.

В список запретов вошли не только бездымный порох с тротилом, но и динамит, мелинит, пикриновая кислота, азотная кислота, азид свинца, гремучая ртуть и еще ряд всяких бабахающих субстанций, без которых не взорвать что-нибудь, ни выстрелить. А заодно некоторые металлургические технологии, еще что-то. К счастью, такая наука как химия в этом мире развита вообще не была, лишь алхимия, которая с химией в один сортир даже не заходила. И пришлые обучать кого-то кроме себя химии не собирались, засекретив ее тоже. А химия – это что? Химия – это синтетический каучук, что татары на нефтепромыслах делают, который покрышки и прокладки, сальники и изоляция для проводов.

И даже самые завзятые наши враги вынуждены покупать средства борьбы у нас же. Так что реальная сила оставалась в наших руках, хоть о выгоде от торговли оружием мы не забывали. Те же винтовки с продольно-скользящими затворами, дробовики, револьверы, пулеметы устаревших конструкций, все продавалось в любых количествах. Разве что пулеметы исключительно аборигенским армиям, а все остальное – кому попало. Все баронские дружины, все эльфийские партизаны, все разбойники с большой дороги, все пользовались старыми добрыми «Мосиными», «Маузерами» и «Энфилдами», где после каждого выстрела надо было передернуть затвор (у нас предпочли велосипед не изобретать и копировали старые системы, благо из старого мира хоть по одному экземпляру каждой, но провалилось). А вот самозарядное оружие продавалось только подтвержденным союзникам, да и то по большим праздникам. Пушки только крепостных типов, если гномам, или маломощные. Броневики исключительно пулеметные, и пулеметы калибром не выше восьми миллиметров. И так далее.

Кое-что во враждебные руки все же попадало. И эльфы захватывали трофеи, и разбойники, и пираты. Но это все единицы, систему на трофеях не построишь. Даже боеприпасами к нестандарту не разживешься – кроме людей патроны еще гномы делать умеют, но они людям союзники. А порох все равно людского производства.

– Чего молчишь, Сашка? – окликнул меня Дарри. – Скажи, что я не прав.

– Да прав ты, на сто процентов прав. – согласился я. – А тебе разве плохо? Твое географическое, политическое и социальное положение не дает тебе и единого повода к конфликту с нами. И при этом ты главный торговый партнер. И производственный. И финансовый. Вечный мир и военный союз с тобой. Банк у вас заработал уже?

Прошлым летом Дарри Рыжий носился в Тверь с идеей создания совместного банка, рода Серых Гор и Тверского купеческого союза. И вроде договорился.

– Считай, что заработал. – кивнул гном. – Как раз на открытии торгового сезона открытие будет.

– Ну вот, видишь. Транзит твоих товаров через наше княжество беспошлинный, фрахт вашим со скидкой. Те же эльфы и тебе мешают, торговлю портят, маршруты блокируют. Не вижу поводов для расстройства.

– А нет поводов. – утробно засмеялся Дарри. – Мне то чего? Вы еще и моих врагов разогнали, если до кучи брать. О том и говорю, что кроме нашего гномьего племени, вы для всех остальных беда. Их счастье, что мало вас пока. Пошли, попаримся, да и спать пора. Завтра с утра работа.