355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Кадацкий » Эффект Нобеля » Текст книги (страница 3)
Эффект Нобеля
  • Текст добавлен: 17 ноября 2020, 08:30

Текст книги "Эффект Нобеля"


Автор книги: Андрей Кадацкий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Но вы проиграли пари! Так что не отвертитесь. – Журналистка просияла, словно начищенная бляха. – Вообще, как так получилось, что вы поставили против команды города, которую сами же спонсируете?

– Кто ж знал, что мы выбьем «Спартак»? Да и вы предложили хороший вариант. Ваша назойливость, иного слова не подберу, мне серьезно надоела.

Выпятилась плоская грудь, Гольц деланно рассмеялась.

– А как так получилось, что мы до сих пор играем во второй лиге? С вашими-то финансовыми возможностями…

– За те десять лет, что я осел в городе, надо было решить массу других вопросов. Увы, более важных, чем футбол, как это не прискорбно для болельщика. Но думаю, со следующего сезона все пойдет по нарастающей.

Вера пробежалась взглядом по столу. Удивилась, увидев потертую книжку В.Степанова «Все бельчонок делал сам», с картонными страницам в палец толщиной. Лугинин поспешно убрал в стол.

– Купил как-то, думал внучке почитать. Почему-то всегда хотел иметь внучку. Но Бог не дал…

«Книжка дочери!» – мелькнула мысль, а вслух Вера произнесла:

– А вы оказывается, сентиментальный… Дайте же мне бумагу и ручку!

Олигарх протянул.

– Хм, я думала, у вас какая-то дорогая бумага, с вензелечками… Да и ручка самая заурядная.

– Все эти дорогие «дешевые» понты я оставил в столице. Единственное, что взял, этот кабинет, больше из консерватизма.

– Что так? Доходы упали?

– Наоборот. Просто это все наносное, ненужное.

– А почему вы отказываетесь от интервью? Вы же умный человек, в отличие от тех, кому, действительно, лучше таиться.

– Чтобы я не сказал, все равно будет истолковано превратно. К тому же, еще не факт, что напечатают. Вот, полюбуйтесь. – Михаил Иванович достал из верхнего ящика листки, сложил перед Верой. – Мое последнее интервью. Так и не вышло.

Гольц пробежалась.

«Погиб Лех Качиньский – один из главных врагов России. Даже своей смертью насолил ненавидимой стране… Нам нужно меньше каяться! Это мы-русские можем осуждать Сталина, всем прочим надо дать по зубам – осуждайте геноцид индейцев в Северной Америке! А мы их на парад приглашаем. По сердцу России прошли те, кто вчера разбомбил Ирак, те, кто крышует наркобизнес в Афганистане, те, кто завтра разнесет Иран… Что это за гуманизм, так сильно любящий людей, что готов их убивать? Что это за парад?! Что за объединение народов? Чем больше российская власть объединяется с Западом, тем дальше она от Русского Народа! Думаю, позволив французам подписать акт о капитуляции во Второй мировой, мы оказали громадную честь Франции, продержавшейся всего шесть недель. А Польша? Она тоже победила? Раздавленная в считанные дни! Позор!»

– Это уже давно неактуально. – Журналистка взяла бумагу, начали стенографировать. – Вернемся на десять лет назад. Что заставило вас так круто изменить свою жизнь – покинуть Москву и переехать в наш город?

– Желание меняться. Перебрался сюда, где ранее имел «дачу», чтобы заняться чистым созиданием – идеальным городом, пусть это и звучит слишком пафосно.

– Все знают, что вы многое сделали для Калтыга: установили верховенство закона, активно развился не только туризм, но и другие отрасли промышленности, город фактически избавился от преступности… Но в начале пути, наш город был поделен между преступными группировками, сросшимися с властью. Как вам удалось разрубить «гордиев узел»? Они ведь фактически были уничтожены.

– Лес рубят, щепки летят.

– Значит, вы не отрицаете, что действовали бандитскими методами?

Олигарх откинулся на спинку кресла:

– Даже если я исповедуюсь вам, как священнице, вряд ли это интервью напечатает ваш главред.

– Вы и его держите на коротком поводке?

– Нет. Закон должен быть один для всех. И я был бы последним негодяем, если бы установил свои порядки, а сам бы им не подчинялся. Стоял выше Закона.

– Но ведь все власть предержащие именно так и поступают.

– «Они» решают свои локальные задачи. Для меня же главное, чтобы все в городе было хорошо и после моей безвременной кончины. – Лугинин усмехнулся. – Чтобы система работала и в отсутствии создателя. Точнее сказать, инициатора.

– А почему вы ограничились только нашим городом? Опять желание построить коммунизм в отдельно взятой стране? Эта идея провалилась, СССР тому подтверждение.

– СССР как раз подтверждает такую возможность, пусть и всего лишь на семьдесят лет и не коммунизма, а социализма. И потом, существуют другие коммунистические страны, взять тот же Китай. Что сейчас у них происходит? То, что происходило у нас в двадцатых годах ХХ-го столетия – НЭП. Ведь чтобы доказать победу коммунизма, Китаю достаточно не просто продать все накопленные американские облигации, а хотя бы просто перестать их покупать – рухнут все рынки, все развитые экономики и Америки, и Еврозоны. Произойдет финансовый коллапс, а КНР, по-прежнему, будет жить хорошо за счет внутренних ресурсов. Но руководство современного Китая не идет на это. Возможно, потому что слишком заигралось с НЭПом, возможно, уже привыкло жить роскошно, а настоящих идейных не осталось…

– То есть вы хотите построить коммунизм в отдельно взятом городе?

– Нет. Город строит рыночную экономику, очищенную от коррупции, воровства, преступности. На основе Закона для всех, действий в интересах людей, свободе, но и ответственности.

– Такую систему не удалось построить даже всемогущим Штатам.

– У строителей американского капитализма другие цели и задачи, главное, контроль над финансами мира, а значит и над всем миром. «Они», действительно, стоят над Законом и не брезгуют никакими способами для удержания господства, будь то поставки оружия, наркотиков, всевозможные войны и разграбление не только мешающих людей, но и целых государств.

– Вернемся от высокой политики. Зачем вам Калтыг? Чтобы заработать еще больше денег? Но для этого не нужны были реформы, проще зарабатывать преступным промыслом.

– Я желаю вам и, вообще, всем разбогатеть до такого уровня, когда деньги станут неглавным в жизни…

– Спасибо!

– Одним миллиардом больше, одним меньше – не важно. А вот создать город, где всем живется хорошо, где нет воровства, чиновничьего беспредела… Это большая цель, ради которой стоит жить.

– Но ведь власть может вам припомнить грехи прошлых лет, как это не раз у нас бывало, и тогда вместо мечты – тюрьма.

– Вполне возможно. Может, поэтому «власть» и дала мне возможность «расчистить поле», чтобы держать на крючке, шантажируя прошлым. Но сейчас все изменилось. Город становится, чуть ли не образцово-показательным, инвесторы и простой люд стремятся сюда, зная, что здесь все по закону. Теперь им посадить меня гораздо сложнее – нельзя же просто так убрать человека, немало сделавшего для доказательства самой возможности существования справедливого общества. К сожалению, этим не преминут воспользоваться враги России, в очередной раз, обвинив наше многострадальное государство в отсутствии демократии.

– Получается, вы не оправдали надежд «властей»? – Вера искоса глянула на собеседника, закусив кончик ручки.

– Получается так. Я чувствую свою неудобность. Хотя бы по многочисленным покушениям на мою жизнь. Но пока верховной власти приходится с нами считаться.

– А страшно жить, когда могут убить в любую минуту?

– Это когда первый раз убивают страшно, а потом привыкаешь.

– Сейчас все калтыжцы за вас горой, готовы носить на руках, за глаза называют Богом…

Михаил Иванович нахмурился.

– Вы думаете, так будет всегда? Люди всегда будут вас боготворить?

– Они боготворят не меня, а существующее процветание, благополучие каждой семьи. Вы же помните – система должна работать без инициатора. А то, что у нас сформировалось сильное гражданское общество, я нисколько не сомневаюсь. Например, в других регионах нефтяники поделили территории: Пермский край – вотчина «Лукойла», Сибирь за ТНК и так далее, а у нас представлены все компании, существует реальная конкуренция. И стоило автомобилистам организовать акцию – «День без заправки»… вы помните, тогда многие машины просто не выехали из гаражей, а другие принципиально не поехали на АЗС, заправщики сразу снизили цены. Никакой антимонопольный комитет не понадобился. Вот почему, у нас цена бензина в два раза ниже, чем в среднем по России.

– Поговорим о том, что скрыто. Все ваши проекты, за редким исключением, успешны. Как вам это удается? Раскройте секрет миллиардера.

– Никакого секрета нет. Все очень просто. И эта кажущаяся простота большинство отпугивает. Люди с легкостью поверят в самую большую сложность, нежели в самую легкую легкость. Как я выбираю проекты? Чтобы понять, насколько идея осуществима, рассмотрите крайние варианты, и тогда вам со всей очевидностью станет понятна живучесть или абсурдность предлагаемого.

«Он разговорился! – Журналистка ликовала про себя. – Он так долго молчал, когда общественность требовала, что это рано или поздно должно было прорваться».

– …Например. Возьмем что-нибудь нейтральное… Партия девственников и девственниц! Доводим до максимума – представьте, все останутся девственниками. Что получится? Правильно, человечество вымрет. Значит, идея изначально абсурдна.

Гольц всплеснула:

– Но под эту теорию можно подвести все сексуальные меньшинства.

ГЛАВА VI

Сююмбике

Под бой курантов Стас прошмыгнул в арку Спасской башни. Каблуки зачеканили по булыжной мостовой. По правую руку растянулось белое двухэтажное здание, отгороженное от брусчатки зеленым газоном с елочками. По левую – стена, разделяющаяся башенками с фонарями, примыкающими к одноэтажному дому.

Сорокин завернул к трем высоким башням с голубыми куполами. Табличка гласила: «Мечеть Кул-Шариф». Поошивался на большой площадке возле квадратного памятничка с основанием меньше верха. Осоловевшими глазами в упор разглядывал парочку, целующуюся взасос, сидя на перилах. Парнишка, в отличие от партнерши, иногда открывал глаза, жестом показывал – вали отседова. С третьего напоминания Стас очнулся. «Глядя на такой разгул любви, самому хочется предаться. Где ж ты, водяная мать? Зря только рубль потратил».

Калтыжанин вернулся на прямую дорожку, зашагал вглубь кремля. Внутренние музеи и храмы поражали реставрационной обшарпанностью, на этом фоне президентский дворец смотрелся пятизвездочным отелем посреди вечно-египетской стройки.

Южанин уперся взглядом в семиярусное строение из красного кирпича. «И зачем здесь поставили жалкое подобие Пизанской башни?»

Подошел мужик, забежавший поперед гида. Отколупнул штукатурку, подмигнул юноше:

– Скоро рухнет.

– Никогда. – Стас почесал под носом.

– Это почему же?

– Вы устойчиво стоите на ногах?

Незнакомец отпрянул в стойку, готовясь к обороне.

– Не бойтесь. – Сорокин раскрыл ладони. – Вы стоите устойчиво, пока проекция вашего центра тяжести падает в площадь ступней.

Юношеская рука очертила контур – от левой ноги к носку и пятке правой.

– Вы наклоняетесь. – Калтыжанин подал корпус вперед. – И все равно устойчивы – центр тяжести, по-прежнему, внутри. Упадете, только если центр тяжести выйдет за площадку. Это я вам как инженер говорю.

Южанин сильно подался вперед, теряя равновесие, выставил ногу:

– Точно также и башня… Поэтому ни пизанская, ни архангельская, ни эта башня, никогда не упадут. Если, конечно, фундамент не размоют грунтовые воды или еще что…

Мужик опасливо выслушал тираду, но, заслышав призыв гида – «по автобусам», моментально ретировался.

Подошли другие под предводительством экскурсовода:

– А это знаменитая башня «Сююмбике». На сегодняшний день, отклонение шпиля от вертикали составляет метр девяносто восемь сантиметров. Сложено очень много легенд об этой архитектурной постройке, и все они связаны с именем последней казанской царицы…

Иоанн IV сидел на постели в ханских полатях. Рядом, опершись на руку и выглядывая из-за плечика, блестели глазки Сююмбике.

Вожделение застлало очи, царь кинулся на прелестницу. Уста искали уста. Та податливо прилегла под напором, отвернула личико, молвила с укоризной:

– Негоже так, государь. Обещал женой сделать, а берешь, как девку на игрищах.

Иоанн отпрянул.

– Считай – жена мне! Не сумлевайся! Сказано, значит, так тому и быть. Слово царское! Только дай мне испить мед твоих чар…

Царь снова потянулся. Но Сююмбике привстала, мягко отстранила порыв, прикрыла белую грудь.

– Хочу, чтоб все было честь по чести. Свадьба. Пир горой. И еще…

– Что еще? Говори. Все сделаю!

– Хочу, чтоб башню построил. В семь этажей. Чтоб выше всех и вся Казань, как на ладони. В семь дней управишься?

– Что за каприз, как говорят французы?

Сююмбике глянула с вызовом.

– Хочу проститься с моим народом. И чтобы меня отовсюду видать. Неужто не осилишь? Или только рушить могете?

– Да я всю Казань заново отстрою! Знаешь, какие у меня мастеровые?! Ух!

– Вот я и говорю…

Иоанн положил перст на алые губки ханской жены, прислушался, аккуратно поднялся с постели. На цыпочках прокрался к двери. Резко распахнул. Хрясь! Прям по глазу Глазатому.

– Ты что ж, ирод! – вскричал царь. – Еще и подслушиваешь?! Иди сюда, я тебя Слухатым сделаю!

Ваня убегал, увещевая:

– Для истории все сгодится! Пусть знают, каким великим ты был и на поле брани и на любовном ложе. Как стойка сила твоя мужская и победоносно семя твое!

Самодержец припустил по коридору, пономарь припустил вон, причитая:

– Токмо в назидание мужам русским! Здорового потомства для!

Иоанн запыхался, остановился, перевел дух.

– Ванька, – позвал в темноту.

– Да, государь, – робко отозвалась темень.

– Веди ко мне Выродкова. Немедля!

Топот убегающих сапог стал ответом.

– Григорьич, – назидал царь посошному, – тебе надлежит поставить башню в семь ярусов в семь дней. Сделаешь?

– Боюсь, не управимся… – Выродков помял шапку.

– Ты ж Свияжск за месяц поставил, а тут какая-то башня! Делай, велю. Вельми надо. Не подведи. Озолочу! А не смогешь… сначала разрубят тебя секирой вдоль хребта, потом отсекут руки до мышек, потом ноги до колен, а напослед отрубят голову! И будешь лежать у всех на виду три дня непогребенным. На растерзание воронам!

Через неделю выросла красная башня.

– Уж больно кривобока, – покосилась Сююмбике.

– Сама торопила. – Царь нахмурился. – Я свое слово сдержал. Держи свое.

Царица глянула с поволокой, улыбнулась.

– Зазывай гостей.

Свадьба гудела. Медовуха лилась рекой. Пьяный люд валился под столы.

В разгар торжества Сююмбике шепнула жениху:

– Проститься с Казанью хочу.

– Тихо! – взвыл Иоанн, свадьба примолкла. – Царица прощаться будет.

Сююмбике поднялась наверх башни. Тысячи глаз неотрывно следили за восшествием. Уши ловили каждый стук ичигов. На вершине показалась царица:

– Прости меня народ казанский! Не серчай, ежели что не так. И помни свою несчастную дочь. Прости и прощай!

Раскинула «крылья» и бросилась вниз.

– Разбилась, конечно, – подытожил гид. – Хотя в переводе с татарского: «сююмбике» означает «ласточка».

Сорокин достал портмоне, пальцы прощупали пяток хрустящих «ярославлей», пару сотен. «Денег до шута и больше… А не гульнуть ли нам?»

Стас предусмотрительно нашел кафешку рядом с заводской гостиницей: «Напьюсь, не потеряюсь».

Кафе «Голливуд» встретила двумя рядами ученических парт, прикрытых белыми скатертями, стенами в бордовых тонах. Перед подиумом с ионикой, ударниками и электрогитарой расположилось квадратно-метровое подобие танцпола. У барной стойки загодя улыбались две официантки, высовывалась лысина бармена.

Калтыжанин плюхнулся на «камчатке», раскрыл картонное меню.

Из посетителей во втором ряду уселась парочка студентов. Парнишка придирчиво выбирал блюда, интересуясь у официантки ингредиентами и «почему так дорого». Спутница развлекалась разглядыванием Сорокина украдкой. Музыканты курили в ожидании настоящих клиентов.

Южанин оторвал глаза от картона, тут же подскочила официантка с бэджем «Альфия», детской улыбкой и мушкой а-ля Синди Кроуфорд.

Стас решил соответствовать Голливуду – как Брюс Ли, попавший в Рим и не зная языка, без слов потыкал пальцем в меню. Выбрал проверенно-традиционное. Альфия, как девчушка с портфелем, упрыгала поближе к кухне.

– И-и… – Сорокин поднял вверх палец. – Пива!

Девчушка припрыгала обратно:

– Какого?

– Местное нормальное?

– Не очень. – Альфия поморщила носик.

– Все равно несите, а то был в вашем славном городе и не попробовал.

– А вы откуда?

– Из Калтыга. Слышали про такой?

– Как же! – Официантка всплеснула блокнотом. – Говорят, у вас там рай на земле и… море. Нам бы такого губернатора, как ваш Лугинин, э-эх.

– Или хотя бы… море. – Калтыжанин подмигнул. – И открою вам военную тайну – Лугинин – не губернатор, и даже не мэр.

Альфия ускакала.

– Две бутылки! – как камнем догнал Стас.

Студент на свидании придирчиво вглядывался в проносящийся мимо поднос, спутница с интересом, вторая официантка с завистью.

Запах свежепрожаренного эскалопа разбередил аппетит, оливье захрустел на зубах, картофельное пюре таяло во рту. «Красный Восток» отдавал приторностью – с такой закуской любое пиво показалось бы «не очень», но сделало дело.

– Альфия, принеси-ка мне графинчик водочки.

В ответ на изумленно-миловидное личико и стандартное «водка без пива – деньги на ветер», Стас спафосил:

– Для дикорастущего организма – это не доза.

С водкой ужин пошел веселее, разыгрались музыканты в предчувствии клиента, очкарик на ионике запел фальцетом «Владимирский централ».

На тарелке краснели разводы недавней «селедки под шубой», салфетка смахнула промайонезенную свеклу со щек, запятнав белую скатерть. Как моряк на палубе, Сорокин вплотную приблизился к музыкантам.

– А сыграйте-ка что-нибудь старое, доброе… «Мурку»!

Сотка растворилась в кармане очкарика. Калтыжанин вразвалочку вернулся к столику, замахнул рюмку и не удержался… Вернулся поорать:

– «Маруся Климовна, прости люби-и-мого»! Давай, теперь «Море, море – мир бездонный»!

– Неожиданный поворот. Вы не из моряков будете?

– Он из Калтыга! – улыбаясь, крикнула вторая официантка, все еще принимающая заказ у парочки.

– А-а, понятно. – Музыкальные пальцы ударили по клавишам.

«Ярославли» пошли вразмен. С каждой песней в бездонный карман музыкантов, как в «однорукого бандита», опускалась сотня. Они знали все песни, подзабытые слова сверяли по толстому песеннику.

Под «Белый теплоход» Сорокин сгреб в охапку Альфию и прокрутился перед импровизированной сценой, одно неловкое движение, и стойка с ударной тарелкой бздзинкнула о пол. Калтыжанин с татарочкой поспешили поднять – стукнулись лбами, с почти аналогичным звуком.

– А вообще, я – летчик! – Юноша входил в пьяный раж, пытаясь вновь закрутить ускользающую красотку.

Очкарик затянул «Стюардесса по имени Жанна», благо голос подходил. Студент, глядя на вакханалию, поспешил увести подругу, так ничего не заказав.

Стас дошкандыбал до столика и обессиленно рухнул на стул. Пот оставил мокрые пятна в подмышках рубашки, тяжелые вздохи вырывались из груди вместе с алкогольным выхлопом, тюбетейка уехала на затылок.

– Девчата! Позволите вас угостить.

Официантки присели рядом. Вторая протараторила:

– Нам на работе нельзя, а вы и вправду летчик? Летаете?

– Делаю компрессоры. Если их поставить на самолет, он полетит.

– Очень интересно.

– Да, вот такая у меня интересная работа! Музыка, давай «Потому что мы пилоты»!

– Можно. – Очкарик кивнул. – Но это будет дороже…

– Сколько?

– Пятихатка.

– Я сейчас. – Сорокин раскрытой ладонью отпросился у девушек, натыкаясь на углы столиков, дошел до музыкантов.

Вторая вновь приступила к вернувшемуся:

– А правда, что Лугинин строит трассу «Формулы-1»?

– Почему сразу Лугинин?! Михал Иваныч давно отошел от дел, живет-поживает и горя не знает… Трассу хотели построить, да. И места у нас подходящие, не такой крутой серпантин, как туда дальше… Ближе к Сочам. Но не дали. Общественность возмутилась, мол, и так кучу предприятий понастроили, дышать нечем! А на самом деле, там такие строжайшие нормы, плюс самые лучшие технологии очистки, плюс тотальный контроль… Мне даже кажется, воздух стал чище, чем десять лет назад.

«Конечно, раньше только наш завод коптил, а теперь… По-прежнему, коптит, а все вокруг очищают… За себя и того парня».

– Но у нас все для людей, если общественность против, значит, так тому и быть! – Стас замахнул стопку, зажевал бутербродом. – Да что «Формула»? Все автоконцерны хотят перенести свои питерские и калужские заводы к нам! Так выгоднее. Но… Не дают. Политика!

– Говорят, у вас лучшие дороги… – заикнулась Альфия.

– У нас все лучшее, венецианцы приезжают учиться обуздывать воду, америкосы перенимать опыт строительства мостов. А говорили, климат в России не тот!

– «Кто-то скажет вдруг, мол, климат здесь не тот, – впопад попал очкарик, перейдя на попурри. – А мне нужна твоя сырость…»

– Друг! – выбросил вперед руку калтыжанин. – Не пой, пожалуйста, Розенбаума и Высоцкого. Их никто петь не умеет, все заведомо хуже оригинала.

– Не вопрос. Но это тоже стоит… денег, – вконец обнаглел лабух.

Стас выудил из кошелька пятисотку, шлепнул об стол.

– Подойди, пожалуйста, я что-то устал, боюсь не дойду…

Подскочил гитарист, растянул услужливую улыбку, профессиональным движением картежника слизнул купюру.

– Климат… – не обращал внимания Сорокин, – для хороших-то дорог… Все тот, если с умом и без воровства. И климат, и почва у нас отличные! Единственное, что может помешать – несогласие народа.

– Или политика. – Вторая подмигнула.

– Или политика, – согласился Сорокин, – тех, кто стоит над народом и законом…

– Да нам, в принципе, тоже грех жаловаться. – У второй проснулись патриотические чувства. – Татарстан – всегда был хорошим регионом по сравнению с другими.

– Жаль, что мы вырвались вперед. – Калтыжанин усмехнулся. – Лучше б, как и прежде, все ехали в Москву на заработки или к вам, в Казань, а то все к нам прут.

Они еще полчаса потрещали о том, о сем, пока Альфия не зевнула:

– Еще заказывать будете?

– Да харэ уже, напился, наелся, пора и в постельку.

Официантки улыбнулись краешком рта, Альфия упрыгала к бару, вернулась со счетом.

«В три раза дороже, чем у нас. – подумал Стас, вложив в папку сотню сверху. – Главное, с кем мне сегодня повезет – с молоденькой козочкой или опытной козой?»

ГЛАВА VII

Взрыв

Гольц всплеснула.

– Но под эту теорию можно подвести все сексуальные меньшинства.

– Вы сами это сказали. Вообще, объединение по половым отклонениям изначально нежизнеспособно.

– Перейдем к менее глобальным темам. Почему наш регион привлекателен для инвесторов? За счет чего удалось снизить налоги, в том числе и для бизнеса?

– Предприниматель сам выбирает, на что пойдут его налоги…

– Каким образом? – живо перебила Вера. – Если деньги идут в пенсионный фонд, как они могут пойти куда-то еще?

– Конечно, зарплатными налогами и НДС мы варьировать не можем. Остается только налог на прибыль, который предприниматели и так платят очень неохотно. Но в нашем случае, бизнесмен сам определяет, на что направить деньги: интернаты, приюты для бездомных животных, содержание тюрьмы, где на сегодняшний день сидит от силы пяток человек… или другое. Тем самым повышается понимание важности уплаты налогов, сопричастность с социально-важными программами. Добавьте сюда полный контроль над расходованием средств и абсолютную прозрачность этого процесса. В общем и целом, если не воровать, городу удается неплохо зарабатывать, несмотря на то, что большая часть доходов уходит на федеральный уровень.

– А как вы считаете, тендеры, растянутые по времени, это благо или нет? Может, стоит довериться единому подрядчику, а потом, если что, спросить по всей строгости?

– Конечно, благо. Если конкуренты видят, что выигравшим подрядчиком потрачено гораздо больше средств, нежели требуется, а их фирма могла бы сделать аналогичную работу за меньшую сумму с тем же качеством, то… Они подает заявку на проведение данного вида работ с обоснованием стоимости. Городская комиссия решает выгоднее ли она, чем заявка существующего подрядчика, и, соответственно, заключает новый контракт. Плюс, текущий подрядчик может улучшить существующие условия – конкуренция в действии. И все на общественном контроле. Не забывайте о том, что взамен выполнения бизнесом социальных обязательств, город предоставляет существенные выгоды – порядок, прогнозируемость будущего. А главное, безопасность – преступность на нуле, за исключением редких эксцессов с поправкой на курортность. Быть порядочным выгодно.

– Получается, вы, опять же, воссоздали Советский Союз в миниатюре? Не лучше ли было бы создать нечто новое, а не возвращаться к старому?

– Я же только что объяснял. – Лугинин развел руками. – Мы и создали нечто новое на базе хорошо известного. Семьдесят лет истории куда денем? Выбросим на свалку? На мой взгляд, мы должны взять самое лучшее, что было у нас в разные эпохи, плюс лучший мировой опыт. И в результате такого симбиоза родится нечто новое, выдающееся, лучшее. И, по-моему, у городского начальства это неплохо получается. «Азов-Сити» никто не хотел строить – дешевле обходились подпольные казино в столице. Как только рядом появился богатый город, быстренько отстроился. Богатый, в первую очередь, как сумма богатств каждого горожанина. Мы уже начинаем конкурировать с Москвой, краснодарцы в шутку и всерьез предлагают перенос столицы края в Калтыг. Именно это «власть» не может мне простить, а не мое якобы криминальное прошлое. Оно у всех было такое. У всех, кто разбогател в девяностые, от этого никуда не денешься, с этим приходится жить всю оставшуюся. Кто-то ищет и находит оправдания, но… в отличие от назначенных олигархов, мне нечего возвращать народу – я у него не отнимал ни недр, ни заводов. Мне, конечно, хотелось тогда, чего греха таить, владеть нефтяными, газовыми месторождениями, на худой конец, металлургическими или угольными. Но не дали, не пустили, поделили среди своих. Вы знаете, я разбогател на поставках и переработке леса. Но я не вырубил тайгу, и там, по-прежнему, непролазные чащи, а не зияющие пустыни. Но это никого не волнует. Моя спонсорская помощь родному НИИ, а точнее одному отделу, в котором я раньше работал, привела к тому, что меня нарекли «мистером Зло». А ребята совершили настоящий прорыв! Занимаясь чисто экологической проблемой – восстановлением озонового слоя, фактически создали климатическое оружие. Сегодня повсеместно запрещенное, но доказать применение на практике бесконечно трудно. Пока американцы застраивали гектары Аляски антеннами, мы обходились одной-двумя с тем же эффектом. И для нас это была наука чистой воды! Но военные рассудили по-другому. Козлом отпущения сделали меня. Теперь вы-журналисты в каждом наводнении и землетрясении видите следствия применения этого оружия. Задним умом понимаю, есть изобретения, которые лучше не изобретать, открытия, которые лучше не делать, но мы были молоды. В нас бурлил энтузиазм, азарт, творческий зуд. Мы не могли и не хотели останавливаться. Не знаю, нанес ли я больший вред стране, миру, чем мои соседи по списку «Форбс», но вся моя оставшаяся жизнь – это некое замаливание грехов. Именно так я к ней отношусь…

Лугинин опустил глаза, тяжело вздохнул, шершавые пальцы подобрали подбородок.

– Все бизнесмены со временем замаливают грехи: кто-то строит храмы, кто-то учреждает Нобелевскую премию, а я тщу себя надеждой, что построил город-Солнце. Не по томазо-компанелловски, по-своему… Но что-то я с вами разоткровенничался. Мне это несвойственно.

Гольц почувствовала уходящий кураж собеседника, и дабы не допустить переменила тему:

– Кстати, а как вы определяете силу или слабость власти?

– Косвенным образом. По количеству астрологов, экстрасенсов, гадалок и тому подобному на душу населения. Чем их больше, тем власть слабее и наоборот. В Калтыге этот показатель на минимуме. А может, все дело в том, что у нас легко распознаются настоящие и «игрушечные», те, которым лишь бы срубить бабки? Ведь они подпадают под статью о мошенничестве.

– Но у нас даже в милиции работает экстрасенс.

– Если он – настоящий, грех не использовать дар в мирных целях. Но, боюсь, работы у него, как и у всей милиции, практически нет. Вообще, нагнетание страстей или успокоение – прерогатива вашего брата-журналиста. Именно вы в погоне за сенсацией на телевидении, радио, печати, Интернете создаете атмосферу непрекращающихся катастроф и катаклизмов. Если сегодня упал самолет, значит, вы по всему миру в течение недели расскажете о последнем «кукурузнике», разбившемся в Андах. Взорвутся газовые баллоны – всю неделю будут репортажи о пожарах, вплоть до возгорания шалаша в Нигере, пока не появится другая сенсация.

– Вот и шпилька в наш адрес. – Вера улыбнулась. – Однако, хотелось спросить вас вот о чем: вы, наверное, единственный миллиардер в мире, которого любит народ, но недолюбливают, такие же богачи, как вы. Как так получается?

– Наверное, я просто кое-что сделал для народа в ущерб себе и таким же, как я.

– А почему у вас получилось удачно реформировать власть, пусть и в отдельно взятом городе, а у государства в целом не получается?

– Две причины. «Они» знают «что» нужно делать, это все знают, но не знают «как». Вторая – изменение статус-кво угрожает их бизнес-интересам.

– Думаю, скорее, второе…

– Презумпцию невиновности никто не отменял, так что давайте оставим и первую возможность. Хотя, честно говоря, не знаю, что лучше – быть некомпетентным дураком или зарвавшимся вором. В любом случае, даже если пытаются решить какие-то проблемы, «они» либо ограничиваются косметическими мерами, либо борются со следствием. А я всегда боролся с причиной.

Михаил Иванович с силой нажал на стол открытой ладонью.

– А почему вы больше не женитесь? Вы же такой завидный жених. Та трагедия с вашей дочерью…

Лугинин нахмурился.

– Я не люблю об этом говорить. О личной жизни не распространяюсь.

Засигналил телефон по внутренней связи. Миллиардер с готовностью нажал спикерфон:

– Да!

– Михал Иваныч, привезли саженцы сакуры. Вы хотели посмотреть…

– Я немножко занят, Потапыч, начинай без меня. Позже, присоединюсь. – Указательный палец дал «отбой».

– Не буду вас сильно задерживать. – Журналистка сделала вид, словно засобиралась восвояси. – Напоследок, хотелось бы спросить, что главное в вашей жизни?

– Бог. Творец.

У Веры отвисла челюсть, еле собралась.

– Вы ходите в Церковь?

– Нет. Бог и Церковь – это две разные… – Лугинин пытался подобрать слово. – Можно даже сказать, что я верю в Бога, но не верю Церкви.

– А если я не верю в Бога?

– Значит, в вашей жизни нет главного.

Гольц задумалась, поставила точку, собрала листы.

– Вам прислать интервью на правку?

– Не надо. Печатайте, как сочтете нужным. Напишете что-нибудь лишнее – будет повод вас засудить.

Собеседники рассмеялись.

Грянул взрыв. Содрогнулись стекла, колыхнулись занавески. Хрипнул и заглох кондиционер.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю