Текст книги "Мечом раздвину рубежи"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Голос был незнакомым, однако прозвучал так мягко, тихо, так успокаивающе и с таким искренним сочувствием, что Ольгу не испугало появление рядом с ней чужого мужчины. Впрочем, у нее и не могло быть повода для тревоги: оставшиеся на тропе, но не спускавшие с нее глаз гридни-стражники могли позволить приблизиться к ней в безлюдном месте лишь хорошо им известному, не вызывающему подозрений человеку.

– Отчего решил, что мысли у меня тревожные? – спросила Ольга скорее из необходимости ответить на вопрос, нежели вникая до конца в его суть.

– Я видел, как уходил от тебя воевода Свенельд, а разговор с ним не может быть для тебя ни легким, ни приятным, – так же тихо и сочувственно ответил незнакомец.

– Вот как? Почему так думаешь?

– Великая княгиня, я очень давно и хорошо знаю тебя и воеводу, понимаю положение, в котором сейчас вы оба оказались. Ваши отношения никак не могут быть безоблачными, скорее наоборот.

– Ты давно и хорошо знаешь меня и воеводу Свенельда? – удивилась Ольга. – Кто же ты, сей знаток?

Последние слова собеседника всерьез заинтересовали Ольгу, и она, повернувшись, окинула незнакомца внимательным взглядом. Высокий, крепкий мужчина средних лет, удлиненное благообразное лицо, аккуратно подстриженная борода с густой сединой… Длинные волосы ниспадают до плеч, глаза опущены долу, в облике, несмотря на хищный крючковатый нос и узкие губы, читалось смирение… Черное одеяние почти касалось земли, на ногах не русские сапоги, а ромей-ские сандалии, на груди большой медный крест-распятие. Христианский священник, прибывший в Киев из Болгарии еще при князе Олеге вскоре после его похода на Царьград! Прежде Ольга неоднократно видела его с Олегом, позже замечала иногда его черную фигуру во время своих прогулок по саду на соседних тропах, а потому узнала его сразу. Но отчего служитель Христа решил заговорить с ней именно сегодня, почему сразу прикоснулся к самому болезненному для Ольги месту – ее непростым отношениям со Свенельдом?

– Я человек, который вряд ли известен тебе, великая княгиня, но который хорошо знает тебя. Знает, хотя впервые говорит с тобой. Но разве обязательно самому разговаривать с человеком, дабы постичь его сущность? Разве, длительный срок наблюдая за человеком, слушая его речи, видя его поступки, нельзя проникнуть в его душу, понять ход рассуждений, предугадать возможные действия? И ежели сей человек станет тебе близок по духу и помыслам, разве не оправдано твое желание помочь ему в тяжкую минуту?

– Ты прав, я не знаю тебя, хотя видела не раз. Припоминаю, что ты явился на Русь из Болгарии и служишь богу ромеев Христу. Как величать тебя?

– Единоверцы зовут меня батюшкой, отцом Григорием или просто святым отцом. Можешь звать меня как тебе удобнее.

– Как удобнее? Но ты мне не батюшка и не отец, тем паче святой. Сдается, ты годишься мне, скорее всего, в старшие братья, а потому будь для меня просто Григорием.

– Григорием? Согласен.

– Ты сказал, что хорошо знаешь меня, и объяснил, как можно достичь сего, ни разу не разговаривая с человеком. Думаю, что в твоих словах много правды. Но что заставило тебя наблюдать за моими поступками, слушать мои речи, что двигало в твоем желании постичь мою душу и помыслы?

– Я был дружен с князем Олегом, вернее, он иногда считал полезным выслушать мои советы. Это предоставило мне возможность познакомиться со всем его ближайшим окружением, и ты оказалась единственным человеком, в коем я обнаружил наличие державного ума. Но прежде чем я окончательно убедился в этом, мне долго пришлось к тебе присматриваться.

– Наверное, ты плохо присматривался к другим людям. Разве глупее меня воевода Асмус, разве может превзойти кто-либо в хитрости и вероломстве воеводу Свенельда? Разве это не черты характера, присущие державным мужам?

– Нет, великая княгиня. Воеводы Асмус и Свенельд много опытнее тебя, они умны и способны добиваться своего, но их ум и решительность, хитрость и вероломство однобоки, они могут быть полезны лишь военачальникам, но отнюдь не державным мужам. Асмус и Свенельд превосходят тебя как полководцы, однако оба ничто по сравнению с тобой как человекознатцы, как люди, способные предугадать будущее державы, как его творцы собственным умом и деяниями. Водить в бой дружину и торить путь державе, уметь управлять ею по своему разумению – это разные вещи.

– Ты забыл еще об одном человеке из ближайшего окружения князя Олега. О его наследнике и моем муже – великом князе Игоре.

– О нет, я не забыл о нем! Твой муж ничем не уступает воеводам Асмусу и Свенельду как воитель, он превзошел их в делах державных, но… Великая княгиня, повторяю – мне известен единственный человек, впитавший в себя державный опыт князя Олега и могущий умело его использовать во благо Руси, – это ты.

– Ты путаешь две разные вещи. Конечно, я многое могла постичь из опыта князя Олега. Однако судить, по силам ли мне его верно использовать, можно, лишь оценив мое участие в управлении Русью. Но ею после смерти Олега правит великий князь Игорь, а мой удел быть при нем верной и послушной женой, а не вершительницей державных дел.

За все время разговора по губам Григория впервые скользнула усмешка.

– Ты несправедлива к себе. Твой муж действительно великий князь Руси, но разве правит лишь он? Обуреваемый ревностью к прежним любимчикам князя Олега, он не допускает их к власти, однако, сам того не ведая, он вынужден делить ее с тем, кто лучше его постиг дело управления державой, глубже проник в тайные помыслы своих подручных. И, самое главное, в ком он не видит своего соперника, а потому беззащитен перед ним. Когда я говорил, что ты единственная, кто впитал весь державный опыт князя Олега, я имел в виду и уже свершенные тобой дела. Например, поход князя Игоря на Хвалынское море.

Разговор со священником становился все интереснее, и Ольга уже сама хотела его продолжения.

– Какое отношение к походу имею я, женщина и жена? Поход замыслен великим князем, он же и возглавил его. Так было всегда до князя Игоря, так будет всегда после него.

– Да, поход возглавил великий князь, но он ли его замыслил? Замыслил именно в том виде, в коем он сегодня свершается? Согласен, что, дабы прослыть храбрым, удачливым воителем и укрепиться на столе великих киевских князей, твоему мужу нужен победоносный поход. Поскольку с Византией и Хазарией у Руси мир, войску следовало отправиться на запад, против ляхов или угров, либо на юг, на Хвалынское море. Прийти к подобной мысли вполне по силам любому военачальнику, тем паче великому князю. Однако план свершаемого похода мог родиться в голове князя, подобного Олегу, либо… либо человека, перенявшего его опыт. В твоей голове, великая княгиня, но никак не твоего мужа, – смело закончил Григорий.

– Вижу, ты не слишком высокого мнения о моем муже, – заметила Ольга. – Отчего? Объясни, почему он не мог замыслить поход так, как это сделал бы его предшественник князь Олег?

– Твой муж покуда лишь воитель, но не политик, а походом решаются не только военные, но и политические цели.

– Разве князья Аскольд и Дир, князь Олег ходили на Царьград только за данью? Нет, основным для них было заключение с империей выгодных для Руси договоров. Точно так великий князь Игорь намерен защитить интересы Руси на Хвалынском море и навсегда отбить охоту у тамошних народов чинить преграды ее торговле на Востоке.

– Я говорю не об этой, зримой для каждого человека политике, а совсем о другой. Той, которая сейчас для твоего мужа значит гораздо больше, нежели ущемление прав русских купцов на Каспии. Я имею в виду создание условий, при коих его власть на Руси будет незыблемой, а не зависящей от чьей-то чужой воли либо стечения обстоятельств.

– Не понимаю тебя, – медленно произнесла Ольга. – Объясни лучше, о чем сказал.

Нет, она прекрасно понимала собеседника! Как и то, что ему в разговоре с ней необходимо было выражать свои мысли порой иносказательно и витиевато, дабы не вызвать гнева великой княгини за не слишком лестные суждения о ее муже. Но неужто сей христианский священник смог так хорошо понять ее характер и проникнуть в тайные помыслы ее души? Ведь ежели это по силам ему, значит, и другим людям? Но, возможно, это совпадение мыслей чистая случайность: у них со священником просто схожий склад ума либо она выдала себя в его присутствии неосторожным поступком или случайно сорвавшимся с языка лишним словом? А может, священник говорит совсем о другом, нежели думает она?

– Великая княгиня, ты хорошо понимаешь меня, – возразил Григорий. – Сейчас ты желаешь удостовериться, что встретила человека, способного постичь твои сокровенные мысли, которые тебе хотелось бы держать в тайне от всех других людей. Я не враг тебе, а потому мне нечего скрывать. Желаешь, чтобы я подробнее объяснил свои слова? Слушай.

Григорий зачем-то бросил взгляд на солнце, после чего снова уставился взором на речную ширь.

– Помнишь, как князь Олег стремился соблюсти равновесие сил между славянской и варяжской частями своей дружины? Отчего, мы знаем оба. Но разве так он вел бы себя сейчас на месте князя Игоря, законного князя Руси, чьи руки не обагрены кровью Аскольда и Дира? Конечно, нет! Он не опирался бы на викингов, опасаясь славян, и не задабривал бы без меры славян, дабы при необходимости укротить желание многих ярлов разграбить Русь. Он сломал бы ненужное теперь равновесие, при котором, не располагая ни одной дружественной для себя силой, он имел две враждебные! Он стал бы главой только русичей, навсегда отодвинув врагов на второй план. Именно подобную цель поставил перед собой тот, кто не просто задумал поход на Каспий, а до мелочей продумал его. Кто привлек к походу не только дружину ярла Эрика, но викингов ярла Олафа и других, менее известных варяжских военачальников? Это сделала ты, великая княгиня, но не твой муж!

– Да, Олафа и его друзей-ярлов, прежде служившим императорам Нового Рима, позвала в поход я. Но что удивительного в том, что, желая победы русскому войску и славы мужу, я захотела укрепить великокняжескую дружину?

– Победы своему войску и славы собственному имени не меньше твоего желал и князь Игорь, однако он не решился на чрезмерное усиление войска наемными варягами. Он поступил согласно старым заповедям князя Олега, не понимая, что их время безвозвратно ушло и сегодня надобно действовать совсем по-иному. Зато это прекрасно поняла ты, отчего и собрала в поход на далекий Каспий всех варягов, кого тебе оказалось по силам.

– По-твоему, я смогла понять то, чего не удалось великому князю? Что же это?

– Разумение, что ежели князь Олег был в Киеве пришлым рарогом, то твой муж является уже законным русским князем. А потому ему незачем иметь в дружине равновеликие славянское и варяжское начала, ему надобно опираться только на славянскую мощь, усиливая ее по мере надобности наемными викингами. Отныне ни в одной варяжской голове не должна даже мелькать мысль, что они могут быть хозяевами Киева или Руси, им надобно твердым перстом указать надлежащее место – наемные воины либо гости-купцы. И только! Раз и навсегда!

Ольга слушала собеседника со все возрастающим интересом. Он говорил то, о чем несколько минут назад думала она. Впрочем, она еще не выслушала его до конца. Неужто перед ней человек, чьи рассуждения полностью созвучны ее? Неужто она встретила того, кто также пришел к мысли о необходимости свершения деяний, на которые решилась она? Если это так, зачем боги послали ей сего иноверца? Чтобы он стал ей союзником, или открыто явили недруга, чей ум не менее опасен, чем мечи и секиры викингов Свенельда?

– Викингам надобно указать их место на Руси? Точнее, их место в сегодняшней Руси, а не при князе Олеге? Но каким образом свершить сие? Да и возможно ли такое? Викинги не понимают слов, они признают лишь силу! Воевать с ними? Великому князю вполне по силам разгромить обосновавшихся на Руси варягов, а что дальше? Викингами кишит Византия, ими полно Варяжское море, каждый год через Русь перекатывается вал викингов с севера на юг и обратно. Неужто они спокойно воспримут весть, что их братьев по крови и ремеслу задумали выжить с Руси? Никогда! Они затаят злобу и станут ждать удобного случая, чтобы обрушиться на Русь и снова захватить Киев, посадив на стол великих князей своего конунга! И горе Руси, ежели она предоставит им такой случай либо ослабнет в борьбе со своими извечными врагами – Византией и Хазарией: нашествия викингов ей не миновать. Вот что значит ссориться с викингами, пригретыми в Киеве князем Олегом и крепко пустившими на Руси свои корни!

Заключительную часть речи Ольга произнесла быстро, запальчиво, однако разум ее был холоден. Что ответит ей священник? Она сознательно подвела его к черте в разговоре, переступив которую собеседник неминуемо должен был показать, что он собой представляет: человека, полностью постигшего замысел Ольги или только нащупавшего путь к нему.

– Великая княгиня, ты рассказала, как рассуждает о взаимоотношениях с викингами твой муж Игорь. Уверен, что ты видишь решение этого вопроса совсем по-другому.

– По-другому? Как?

– Великий князь прав: осевшие на Руси викинги и их собратья на Русском и Варяжском морях – единое целое, и, начиная борьбу с викингами в Киеве, ты неминуемо вызываешь на бой и их собратьев вокруг него. Значит, чтобы избавиться от варяжской зависимости, великому князю надобно решить две задачи: обескровить викингов так, чтобы они несколько лет не могли представлять серьезной угрозы ни внутри Руси, ни на ее кордонах, и свершить это, не ввязываясь с ними в открытую борьбу. Так?

– И ты знаешь, как решить подобную задачу? – вопросом на вопрос ответила Ольга.

– Конечно. Точно так, как задумала ее решить ты, великая княгиня. Я собрал бы в одно войско все дружины ярлов, обосновавшихся вокруг Руси, и отправил их в дальний опасный поход. Когда они, изрядно обескровленные, возвратятся из похода и покинут Русь, я поставил бы Свенельда перед выбором: быть в киевской дружине наемным ярлом, ежели он считает себя викингом, либо обычным воеводой, коли он вздумал навсегда обосноваться на Руси. Зная, что ему ждать помощи не от кого, умный Свенельд наверняка смирил бы гордыню и предпочел остаться воеводой и боярином на Руси, чем снова начинать трудную и непредсказуемую жизнь морского бродяги… Разве не по этому плану свершается сегодня поход на далекий Каспий? Из каждых десяти мечей в великокняжеском войске четыре варяжских, в нем собраны дружины ярлов с Русского и Варяжского морей, и многие из них уже никогда не смогут стать недругами Руси, ибо сложат головы на берегах Хвалынского моря. А когда остатки прежней варяжской силы возвратятся, пусть даже с победой и богатой добычей, Свенельд поймет, что он, вздумай противиться любой воле великого князя, останется с ним один на один, опираясь на поддержку лишь своих наполовину обрусевших викингов. Этот человек воистину знал все! Он не просто проник в ее мысли, он во всем мыслил, как она! Главное теперь определить, кто он – друг или враг?

– Утверждаешь, что поход вершится по моему плану? Почему? Лишь оттого, что я поддержала просьбу ярла Олафа примкнуть к войску великого князя? А не думаешь, что я могла сделать это по желанию моего мужа или с его согласия? Ярл Олаф пребывал в Киеве на распутье: продолжать путь в Царырад либо вступить в дружину великого князя. Поскольку запретный плод всегда слаще, мой муж не спешил удовлетворить просьбу Олафа, чем все больше разжигал его желание остаться на Руси. Когда же князь Игорь все-таки уступил Олафу, якобы благодаря моему заступничеству, в дружину тут же поспешили вступить еще несколько ярлов, также собиравшихся прежде следовать в Византию. Они рассуждали просто: если великий князь не желает брать в поход лишних воинов, значит, он полностью уверен в его успехе, а сам поход сулит богатую добычу, которой киевский князь не намерен делиться с другими. Разве не могло быть так, как я сказала?

– Вполне могло, – согласился Григорий. – Но этого не произошло, поскольку подобные рассуждения слишком сложны для твоего мужа. Он учился у князя Олега сражаться с врагами и беречь себя от мнимых друзей, но никак не разбираться в хитросплетениях политики или утруждать себя размышлениями о завтрашнем дне Руси. Зато этим занималась ты, великая княгиня. Причем ты училась не только у князя Олега, а везде, где только могла. Например, лишь ты читаешь книги и манускрипты, что были собраны в великокняжеском тереме покойным князем Аскольдом. А ведь из них можно почерпнуть много того, чему нельзя было научиться у князя Олега либо предшествовавших ему правителей Руси.

– Тебе известно о библиотеке князя Аскольда? – удивилась Ольга. – Откуда? И отчего тебя это интересует?

– Я христианин, и мне небезразлична жизнь и судьба первого из киевских князей, принявших веру Христа. Что привело его к нашей вере, что заставило сделать окончательный выбор в решении отречься от язычества? Разве не важно знать сие мне, пастырю киевских христиан?

– Тебе удалось ответить на свои вопросы?

– Да.

– Что же заставило русского князя, внука Перуна, предать веру предков?

– Разочарование в языческих богах и проникновение в суть христианства. Однако для этого нужно было быть таким, как князь Аскольд, – умным, смелым, не скованным в мыслях, решительным в поступках. Он, как и ты, хотел знать больше других людей, видеть дальше их. Он стремился понять то, чего не было дано большинству людей вокруг него, и полученное знание неминуемо привело его к вере в Христа.

– Но разве меньше знаний было у его брата князя Дира? Или у князя Олега, коего уже при жизни нарекли Вещим? Отчего же они сохранили верность старым богам?

– Знание – это оружие, которое человек может направить в любую сторону. Князья Дир и Олег тоже многое знали о Византии и христианстве, но разве пытались проникнуть в державное устройство страны-соседки, понять сокровенную сущность учения Христа? Нет, ибо видели в империи и христианстве своих врагов, а князь Аскольд осмелился взглянуть на них другими глазами – глазами если не друга, то хотя бы постороннего, непредвзятого человека. Ему открылось столь много неведомого прежде, что он осудил свои многолетние заблуждения и принял истинную веру. Оттого, что ты стоишь на пути князя Аскольда, ведущем к познанию истины, я решил подойти сегодня к тебе.

– Ты хочешь сказать, что я тоже способна предать веру предков? – повышая голос, гневно спросила Ольга.

– Отнюдь, – успокоил ее Григорий. – Я имел в виду совсем другое. Ты умна, как князь Аскольд, читаешь те же книги, что он, ты женщина и не питаешь личной ненависти к христианству, как русичи-воины, встречавшиеся с ромеями на полях брани. Поэтому именно ты, великая княгиня, можешь понять нас, христиан, и меня, их киевского пастыря, точно так хорошо, как князь Аскольд.

– Понять? В чем?

– В том, что киевские христиане не враги Руси. Русь может враждовать с христианской Византией, другими христианскими державами и их владыками, но не с нами, ее жителями-христианами. Этого не могли понять предыдущие князья, может, сие поймешь ты и сможешь убедить в этом своего мужа.

Ольга рассмеялась.

– Думаешь, кому-то удастся убедить князя Игоря в том. что христиане его друзья? А может, заодно признать друзьями Руси и хазар-иудеев? Тогда отчего Русь постоянно вынуждена защищаться от них, отчего на ее рубежах из года в год льется русская кровь? Нет, в доброжелательность к Руси Византии и Хазарии не верю даже я, женщина, а потому не собираюсь убеждать в сей нелепице великого князя.

– Я говорю не о любви Византии к Руси, а о том, что на ней вполне допустимо мирное соседство христиан и язычников, одинаково подданных великого князя. Отчего русичи-христиане должны отвечать за деяния императоров Нового Рима, германских королей, польских князей? Ведь русичи-христиане зачастую даже не видели их в глаза, их нога никогда не ступала на землю христианских держав. Не согласна со мной? – спросил Григорий, заметив в глазах собеседницы насмешливый блеск.

– Нет. Убеждена, что сейчас христианский Новый Рим желает разгрома войск моего мужа, равно как и поражения другого своего врага, Хазарии, от асиев, печенегов и гузов. Так почему иного должны хотеть и другие христиане, будь они даже русичами или хазарами по крови? Ведь для вас земная жизнь – всего краткий миг, а вечно жить вы собираетесь на Небе, подле своего Христа. Для вас родная земля, родной народ – ничто, для вас главное – принадлежность к вашей вере. Разве не ваши боги изрекли, что для них нет ни эллина, ни иудея? А значит, и русича, хазарина, печенега. Вы, христиане, служите только своему Богу, и никому более.

– Ошибаешься, великая княгиня. Разве ты не слышала или не читала, что наша вера гласит: всякая власть от Бога. Всякая! Ибо власть владык-иноверцев может посылаться нам, христианам, в наказание за грехи наши или как испытание крепости Христовой веры в наших душах. И наш удел не осуждать земную власть, а подчиняться ей! Это не просто слова, я готов доказать сказанное. Сейчас, великая княгиня, ты ломаешь голову над тем, кто я, проникший в твои замыслы – друг или враг? Так?

– Я действительно хотела бы знать это. Ибо то, что услышала от тебя, никогда не говорится без умысла.

– Мой умысел прост – я хочу убедить тебя, что христиане-русичи не враги киевским князьям. Пусть враждуют Русь и Византия – русичи-христиане верны родной земле и своему великому князю. Ты сказала, что мы, русичи-христиане, должны желать поражения войску твоего мужа, ибо Русь – извечный недруг христианской Византии. В таком случае я, пастырь киевских христиан, должен быть на стороне того, кто давно мечтает об ослаблении власти киевских князей. А я, наоборот, пришел предостеречь тебя от его возможных козней, поскольку нам, христианам, нужны покой и мир на Русской земле, дружба и понимание между живущими на ней племенами и верованиями, существующими на ней. Ежели я был бы врагом Руси или ее великого князя, разве открыл бы я перед тобой душу, дав понять, что твои тайные помыслы ведомы еще одному человеку, готовому помочь тебе во имя спокойствия на Руси.

– Ты хочешь помочь мне? В чем? – притворилась удивленной Ольга.

– В том, что удручало тебя после разговора с воеводой Свенельдом. Человеком, которого прежде опасался князь Олег, а теперь великий князь Игорь и ты.

– Великий князь опасается своего воеводы? Отчего бы это? Священник усмехнулся, снова взглянул на солнце.

– Великая княгиня, если я сегодня открыл душу, ты этого не сделала. Значит, еще не поверила, что я тебе друг. Когда поверишь, мы продолжим сегодняшний разговор; думаю, он будет и о воеводе Свенельде. А сейчас я должен покинуть тебя – паства ждет меня к вечерней молитве. До новой встречи, великая княгиня… ежели пожелаешь ее.

Григорий опустил голову в поклоне и направился к тропе.

Ладья мерно покачивалась на слабой, мелкой волне, солнце приятно припекало спину, и Игорь с трудом сдерживал желание закрыть глаза и не слушать голосов сидевших перед ним воевод и ярлов. Однако делать этого ни в коем случае было нельзя – участники воеводской рады должны были думать, что великий князь внимательно слушает каждого из них и в своем окончательном решении обязательно учтет его мнение.

Как бы не так! Если до Таматархи мысли Игоря были заняты вопросом, на кого обрушить свой удар – на Хазарию или на берега Хвалынского моря, то после Итиль-кела он обдумывал другое – как лучше использовать силы своего войска и способности его военачальников для достижения наибольшего успеха. Своего успеха! Ибо у каждого, кто принимал сейчас участие в раде, было собственное понятие об успехе и неудаче похода. Для викингов мерилом будет служить доставшаяся им добыча, для русских князей и воевод к ней прибавляется заслуженная ими в боях слава, ну и для молодых военачальников, как тысяцкий Олег или сотник Микула, вполне достаточно просто славы и княжьей похвалы. Особняком стояли трое – главный воевода Асмус, полоцкий князь Лют и древлянский воевода Бразд, взаимоотношения которых с великим князем или Киевом были намного сложнее. Однако Игорь не собирался ни уделять им излишнего внимания, ни тем более поступать согласно их советам и пожеланиям. Он намерен вершить в походе собственную волю, а удел всех остальных участников, кем бы они ни были, послушно следовать ей! Следовать, а не давать великому князю советы или вносить свои поправки в его планы! К безоговорочному послушанию воле великого князя он приучит вначале участников этого похода, а затем всю Русь. Так было при его предшественнике Олеге, так будет при нем!…

Порой громкие голоса либо шум вспыхивавшего время от времени среди участников рады спора отвлекали Игоря от его мыслей, заставляли вслушиваться в речи сподвижников. Ничего особенного, все как обычно: каждый воевода и ярл Желал наибольшей независимости от великого князя и главного воеводы, стремился попасть туда, где полагал захватить самую богатую добычу, доказывал свое исключительное право быть командиром самостоятельных, состоящих из нескольких дружин, отрядов. Игорь, следуя примеру князя Олега, не вмешивался в эти споры: чем больше воеводы и ярлы испортят сейчас между собой отношения, тем спокойнее воспримут любое решение великого князя. Даже обманутые в своих надеждах найдут утешение в том, что соперник тоже не получит желаемого. А соперников на раде было немало: русские воеводы и варяжские ярлы, поляне и подвластные им древляне и полочане, воеводы покойного князя Олега и выпестованные Игорем военачальники его бывшей дружины. Кричите, спорьте до хрипоты, покуда своего решающего слова не скажет он, великий князь!

А скажет он именно свое слово. Это будет решение, которое приведет его к истинной цели похода. Ему не нужны ни разгром пиратов, ни захват богатой добычи, ни устрашение соперницы – Хазарии.

Ему надобно совсем иное – слава князя-воителя, затмившего своими деяниями труды предшественников – князей Аскольда, Дира, Олега. Они свершили удачные походы на Царьград? Он совершил такой же на Хвалынское море. Олег, родственник и правая рука Рюрика, ставший по его воле ладожским князем, смог захватить Киев и намного увеличил мощь и пределы Руси? Он тоже раздвинет рубежи Руси, причем там, где не помышляли ни Аскольд с Диром, ни Олег – на Кавказе и Каспии. Византия считает себя хозяйкой Русского моря? Что же, Русь станет хозяйкой Хвалынского моря! Когда сие свершится, Игорь не сравняется со своими покрытыми славой предшественниками, а превзойдет их! Вот для чего приплыл он в эти далекие края, вот для чего оставил за спиной Русское и Сурожское моря, три могучие реки – Сла-вутич, Саркел, Итиль.

Конечно, он не настолько глуп и самоуверен, чтобы надеяться в результате одного похода отвоевать для Руси место на берегах Хвалынского моря. Он вообще не намерен покорять здешние народы и силой утверждать на берегах Хвалынского моря свою власть. Он поступит иначе, точно так, как некогда князь Олег, явившийся из далекой Новгородской земли и обосновавшийся в чужом для него, рарога, Киеве. Он приплыл сегодня сюда, дабы явить прибрежным народам русскую силу, доказать местным владыкам, что с Русью лучше решать дела миром, а не бранью. Однако подобные мысли не придут в их головы сами, их надобно вколотить туда. И он это сделает. Окрестные народы враждуют с Хазарией и видят в ней самого страшного врага? Он покажет им, что cyj ществует еще более грозная сила – Русь, с мощью которой Хазарии не сравниться. И только от воли прибрежных народов и их владык зависит, кого они обретут в лице Руси – нового страшного врага или могучего союзника, готового защитить их от северных и южных хищников-соседей. Точно такой выбор некогда стоял перед киевлянами: уже имея недругами Византию и Хазарию, вступить в борьбу с пришлыми рарогами и викингами Олега либо вместе с ними противостоять этим извечным врагам. Киевляне выбрали второе – и не ошиблись! Возможно, здешние владыки не столь умны и дальновидны, тогда ему придется подтолкнуть их к принятию нужного Руси решения еще несколькими походами.

Но главным будет сегодняшний, первый! Его войско обрушится на прибрежные города всей мощью, он предоставит полную свободу викингам, ничем не ограничивая их жестокость и тягу к повальному грабежу. Пусть прибрежные народы узнают, какова сила Руси, а их владыки задумаются, стоит ли иметь столь грозного и беспощадного врага. Нет, Игорь не будет набиваться им в друзья либо предлагать союз против Хазарии – он заставит здешних владык самих просить его о снисхождении к ним и счесть благом покровительство Руси. Он вначале устрашит их, повергнет в ужас и лишь потом, как друг и защитник, обоснуется на каспийских берегах. Князья Аскольд, Дир, Олег мечтали возвратить Руси теплые берега некогда славянского Русского моря, он сделает русскими берега не менее теплого Хвалынского моря. Он свершит то, чего не удалось его предшественникам.

Сама судьба благоприятствует ему в этом. Занятый войной с мятежными асиями и нанятыми Византией печенегами и гузами, каган Хазарии был вынужден беспрепятственно пропустить русское войско через свои земли, на что вряд ли согласился бы при иных обстоятельствах. Правда, за эту услугу и помощь русскому войску во время его плавания по рекам Саркел и Итиль он запросил половину будущей добычи. Кстати, нужно сделать так, чтобы об этом уговоре стало широко известно окрестным правителям: пусть выбирают, чьим союзником им выгоднее видеть Русь – своим или Хазарии, готовой ради части добычи содействовать русичам и викингам в грабеже и разорении их народов и городов…

Шум усилился настолько, что в нем возможно стало различить отдельные голоса. Встрепенувшись, Игорь открыл глаза. Так и есть: рада разделилась на две части – славянскую и варяжскую, и только Асмус с Браздом не принимали участия в перебранке. Пожалуй, пришло время включиться в раду и ему, а не делать, как прежде, вид, что внимательно слушает ее участников, принимая к сведению их советы и предложения. Хватит, намудрствовались и наспорились вдоволь, теперь настал черед внимать тому, что решил он, Игорь, и что надлежит выполнять всем присутствующим, по нраву или нет придется им это.

Игорь, привлекая к себе внимание, громко кашлянул в кулак, начал неторопливо подниматься со скамьи. И тут же вокруг наступила тишина, нарушаемая лишь ударами о борт волн да скрипом весел в уключинах. Встав в полный рост, Игорь обвел взглядом присутствующих и ощутил, как повисло среди них тревожное ожидание. Значит, он не напрасно присматривался к предшественнику Олегу и научился, как должно вести себя великому князю на подобных радах. Надобно позволить всем участникам выговориться до конца, и тогда после взаимных упреков, воспоминаний о мелочных обидах, сведения личных счетов, чем обычно заканчивалось обсуждение общих планов между русскими воеводами и варяжскими ярлами, каждое слово великого князя будет звучать еще весомее, значительнее.