Текст книги "Первое дело при Красном"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Однако Мюрат писал иначе: «В то время как был взят город, я пошёл влево с генералом Груши к одному разведанному броду, а генерал Шатель и генерал Себастьяни пошли вправо. Мы постоянно маневрировали, чтобы охватить противника при его отступлении. Прибыв к небольшому оврагу или ручью, который находился позади Красного, я приказал генералу Дери перейти мост во главе 9-го полка польских улан, отважно маневрируя; это было исполнено галопом, под огнём неприятельской артиллерии и невзирая на (присутствие) 12–14 батальонов пехоты. Генерал Дери, построив боевой порядок, атаковал и сбил всю кавалерию, которая была по меньшей мере в два раза сильнее, чем его собственная, и в это время получил во фланг неприятельский огонь». Как видим, источники расходятся в определении того, какие части корпуса Груши в каком месте переправились через речку. Но показания других источников позволяют надёжно утверждать, что первая атака произошла южнее Красного, и осуществила её лёгкая кавалерия 1-го армейского корпуса.

Сражение под Красным. Акварель н.х. 1-я четверть XIX в.

Подробно эту атаку описал шеф эскадрона Р. Солтык: «По прибытии короля Неаполитанского к неприятельской позиции, он послал 9-й полк польских улан, возглавляемый тогда майором Кжицким (Kszycki), во главе которого ехал генерал Домон (Daumont), чтобы обойти позицию московитов на их левом фланге, тогда как наша пехота атаковала их в самом Красном. Польский полк, перейдя ручей, который прикрывал неприятельскую позицию, был ещё вынужден преодолеть дефиле, каковое можно было пересечь только двигаясь повзводно и под огнём восьми артиллерийских орудий московитов; эта батарея была прикрыта с флангов двумя каре пехоты, а позади неё был выстроен Харьковский драгунский полк; но пехота была скрыта густым кустарником, который помешал её увидеть. Первые препятствия, которые мешали движению наших кавалеристов, не смогли их остановить; они развернулись и двинулись вперёд на орудия; но в момент, когда они скакали, чтобы добраться до них, два каре встретили их огнём в упор. Тогда польский полк повернул назад, но отступил в полном порядке; за ним последовали неприятельские драгуны, которые не отважились атаковать его в этом критическом положении и не преследовали его далеко».{82}82
  Constantin. 407; Picard L. La Cavalerie dans les guerres de la Revolution et de l’Empire. T. 2. Paris, 1895. P. 98; Gajewski. 221; Fabry. IV. 282, 285, 280; Soltyk R. Napoleon en 1812. Paris, 1836. P. 123–24; Auvray. 297.


[Закрыть]

Наградные документы гласят, что полковник Юзефович «производил многократно на превосходившую в силах неприятельскую кавалерию атаку, и распоряжал везде с отменным присутствием духа». Сначала подполковник барон Л.Х. Остен-Сакен с двумя эскадронами «отразил первое усилие неприятеля, стремившегося через предместье города Красного на батарею левого фланга нашего, прикрыл ретираду четырех орудий сей батареи и искусным маневром навел неприятеля на огонь 50-го егерского полка». После этого Остен-Сакен принял участие «в общей атаке, полком произведенной, позади первой дефилеи, с эскадроном ударил мужественно во фланг неприятельских улан и тем решил поражение неприятеля на сем фланге». Майор Н.Я. Бабарсов, капитан Л.К. Нестелий и штабс-капитан Галаган 1-й «примерным мужеством и храбростию в общей атаке не только воодушевляли вверенные им эскадроны, но каждый из них принужден был выдерживать неравный бой с неприятельскими штаб и обер-офицерами, кои силились удержать колебавшийся свой фрунт». Видимо, тяжелее всего пришлось эскадрону майора А. Жбыковского, который «пришел в некоторое расстройство». Тогда шталмейстер Карасинский, «заметя штандарт оного в опасности, собрал поспешно 50 казаков, одушевил их своим примером и столь стремительно ударил в дротики на неприятельских гусар, заезжавших во фланг Жбыковскому, что они обратились в бегство; после чего расстроенный эскадрон оправился и занял свое место».{83}83
  Поликарпов. Календарь. 277-78.


[Закрыть]

«Едва 9-й полк удалился на несколько сотен шагов, – пишет Солтык, – как он сделал крутой поворот и атаковал этих драгун с такой силой, что разорвал их и в один миг более двухсот человек из них вывел из боя. Польские уланы прибыли тогда вперемешку с неприятельской кавалерией к орудиям, канониры которых, боясь стрелять по своим собственным войскам, были захвачены; но так как они убежали с их передками, 9-й полк не смог увезти орудия. Эта блестящая атака не имела никакого дальнейшего результата, не будучи поддержанной другими полками нашей кавалерии; но она произвела сильную диверсию в поддержку тех, кто атаковал Красный, и колонне нашей кавалерии, которая тем временем обходила город на нашем правом фланге».

Лейб-шволежер 2-го полка (Вюртемберг), 1811 г.

Если Солтык уверяет, что 9-й полк действовал в одиночку, то Мюрат пишет, что «генерал Бордесуль во главе своей бригады перешёл мост непосредственно после этого и весьма вовремя приехал поддержать его. Неприятельская кавалерия полностью скрылась на весь остаток дня… Генерал Бордесуль исполнил наиболее дерзкую атаку на восемь орудий, которые он захватил вместе с 700–800 пехотинцев, которые их защищали». Как видим, король приписал захват орудий не полякам, а французским конным егерям. Действительно, честь взятия семи орудий принадлежит лейтенанту 3-го конно-егерского полка этой бригады Деламалю.{84}84
  Fabry. IV. 282, 285, 281; Soltyk. 124-25; Лашук. 505. Деламаль (Delamalle / De la Malle) дослужился до звания марешаль де кан и умер в 1863 г. Фляйшман писал, что было захвачено 9 из 12 орудий (Bleibtreu С. Geschichte der Reiterattacken. Berlin. o.J. S. 238; Fleischmann. 19). Командир 8-гo гусарского полка Ж.С. Домон (Domon) за отличие при Островно был произведён 7 августа в генералы и направлен в 1-й кавалерийский корпус; но в тот момент он являлся адъютантом Мюрата, как и генералы П.С. Дери и Ф. Пиньятелли. Себастьяни в то время находился без должности, видимо, как и Ф.А. Орнано.


[Закрыть] Похоже, что шассеры 3-го полка горели желанием отомстить русским за нанесённое им недавно жестокое поражение и реабилитироваться перед собственным командованием.{85}85
  Он был разбит 5 казачьими полками полковника В.А. Сысоева 3-го под Могилевым 9/20 июля и потерял пленными полковника, 8 офицеров и 206 егерей. (Харкевич. Война 1812 г. Вильна, 1907. С. 223; Чистяков С. Борисовцы в Могилеве на Днепре… СПб., 1912. С. 98). Полагаем, что после таких потерь полк был сведён в 3 эскадрона.


[Закрыть] Процитированные документы позволяют предположить, что батарейная № 31 рота была разделена на две части: один дивизион (4 орудия) действовал отдельно и имел в прикрытии харьковских драгун, а прочие два дивизиона (8 орудий) находились под прикрытием двух батальонов Полтавского полка; именно они и были захвачены неприятельской кавалерией.

«Харьковский драгунский полк, – пишет Неверовский, – отражал нападение с отличным мужеством, но принужден был уступить в шесть раз превосходнейшему неприятелю и бросился по дороге.{86}86
  Отряд братьев Лесли потерял при этом несколько человек убитыми и ранеными, весь обоз с провиантом и фуражём и 20 лошадей.


[Закрыть] Батарейная № 31 рота, хотя и была прикрываема Полтавским пехотным полком, но изумленная, видя опрокинутых драгун и казаков, понеслась вместе с ними. Таким образом, пехота осталась без кавалерии и артиллерии». «Батарейная рота, – писал он далее, – прикрываемая Полтавским пехотным полком, действовала хорошо, но при отступлении конницы, бросившись по дороге и оставя пехоту, потеряла семь орудий». А.И. Михайловский-Данилевский пытался в этом случае «подсластить пилюлю», подчёркнув, что остальные орудия «ушли по Смоленской дороге – доказательство, что неприятельская кавалерия не совсем была хороша, ибо исправная конница не дозволила бы спастись батарейным орудиям». Видимо, во время отступления поручики Харьковского полка А.А. Переяславцев и И.Я. Пружанский «отличились не только мужеством, но присутствием духа и искусством, с которыми исполнили данное им поручение прикрывать правый фланг полка, угрожаемый настигавшим неприятелем, коего удержали цепью фланкеров». Генерал Оленин «при отступлении, командуя кавалериею с всегдашним присутствием духа в опаснейших местах, распоряжал оную и употреблял все способы, чтобы удержать стремление неприятельской конницы».{87}87
  Поликарпов. Календарь. 272-74, 273, 277-78; Паскевич. 92; Михайловский-Данилевский. II. 91; Смоленская старина. 2. 324; Богданович. I. 243; Богданович Я. Участие Харьковского драгунского полка в Отечественной войне… СПб., 1911. С. 4; Вороновский. 94; Жизнь и подвиги. 16; Тикыч. 359. Паскевич пишет, что было захвачено 5 орудий, а 7 спаслись, Данилевский – что спаслось 5 орудий из 10.


[Закрыть]

По словам Андреева, егеря 49-го полка, «по полю рассыпанные, стали сбегаться к колоннам пехоты, и также соединились в одну массу. Я, быв верхом и видя драгун, в рассыпном строе скачущих по полю с казаками, вздумал было спасаться тоже с ними; но усмотрев, что кавалерия неприятельская преследует их и рубит без пощады, повернул моего коня обратно к нашей куче пехоты (тогда точно можно было назвать кучею сию команду; ибо, сбегаясь в одно место, никто не думал строить порядок, колонну или каре)». Между тем майор 41-го егерского Томашевский, «когда велено было ему пройти с артиллериею к отряду [он прикрывал в городе донские орудия, А.П.], то он, усмотрев у неприятеля одно батарейное орудие, взял с собою два взвода, и по сильном сопротивлении отбил оное и доставил к отряду». Капитан Павлов «находился со взводом при отбитии у неприятеля орудия, при чем примерною храбростию и неустрашимостью поощрял своих подчиненных», а поручик Прыгунов 2-й «по достижении со взводом до орудия, поощрял своих подчиненных и ударил в штыки». Поручик Бодаква, подпоручик Подольский и прапорщик Бугаевский, «когда неприятель, усмотрев нападение на взятое им орудие, опрокинул передок в ров, то они с помощию стрелков и егерей, по приказанию майора Томашевского 1-го, сами принялись за лафет, поставили поспешно орудие на передок и тем способствовали скорейшему доставлению оного».{88}88
  Андреев. 183-84; Поликарпов. Календарь. 275-76; Лашук. 919. Мюрат и Ней сообщили о захвате 8 орудий, но, видимо, не пожелали упомянуть, что одно из них было отбито (Fabry. IV. 507, 720).


[Закрыть] Таким образом, егеря Томашевского отбили одно из захваченных неприятелем батарейных орудий. Неслучайно А. Коленкур писал о 7 трофейных пушках, и лейтенант Деламаль был награждён за захват такого же числа орудий. О потере 7 пушек писал и Неверовский, а Паскевич встретил у Смоленска «пять батарейных орудий, спасшихся от неприятельской кавалерии».

Подвиг генерала Неверовского под Красным. Хромолитография А. Сафонова, начало XX в.

X. Фабер дю Фор. Сражение при Красном, 14 августа 1812 г.

Полковник А.С. Кологривов (1776–1818). Шеф 49-го егерского полка

Генерал-майор И.И. Палицын (1764–1814). Шеф 41-го егерского полка

Душенкевич вспоминал: «Мне и теперь живо представляется Неверовский, объезжающий вокруг каре с обнаженною шпагою и при самом приближении несущейся атакою кавалерии, повторяющего голосом уверенного в своих подчинённых начальника: “Ребята! Помните же, чему вас учили в Москве, поступайте так и никакая кавалерия не победит вас, не торопитесь в пальбе, стреляйте метко во фронт неприятеля; третья шеренга – передавай ружья как следует, и никто не смей начинать без моей команды “тревога”. Все было выполнено».{89}89
  Душенкевич. 111; Михайловский-Данилевский. II. 91; Богданович. I. 243-44; Вороновский. 94; Тикыч. 359.


[Закрыть] Тем временем, по словам Мюрата, «остальная лёгкая кавалерия генерала Груши и ІІІ-го пехотного корпуса перешла постепенно через мост и направилась поддержать бригаду Бордесуля; это было тогда, когда начались атаки против этого громадного каре пехоты». Кавалерия 3-го армейского корпуса между 15 и 16 час. получила приказ галопом проследовать через город и преследовать неприятеля. По словам Кёниха, когда русская пехота «была выбита из Красного, мы тотчас прошли через него и перед городом слева от дороги прошли мимо Нея и Мюрата, которые призвали нас к спешному преследованию. Мы последовали по большой дороге растянутой рысью. Мюрат последовал за нами и, как только мы развернулись перед лицом русской колонны, приказал идти в атаку». Согласно рапорту, 1-й вюртембергский полк, «достигнув выхода из дефиле, развернулся в две линии и исполнил первую атаку на неприятельскую пехоту». Рапорт 2-го вюртембергского полка гласит: «Мы повстречали неприятельскую пехоту, силою около 4000 человек, на равнине; она была построена в сомкнутую колонну и осуществляла отступление под прикрытием своей артиллерии. Кавалерия, силой около пятнадцати эскадронов казаков, была уже устранена приближением нашей кавалерии, к которой присоединились около четырёх-пяти кавалерийских полков 3-го корпуса».

После того, как кавалерия прошла через Красный, за ней следом двинулась 2-я вюртембергская конная батарея капитана фон Брайтхаупта. «Мы следовали с батареей так быстро, как могли, – вспоминал Фляйшман, – но в городе было одно дефиле, которое задержало нас, и многие лошади пали от изнурения. На противоположной стороне города находилась крутая гора, и лишь с величайшим трудом мы взобрались на её вершину с 3 орудиями. Ружейный огонь с каждой минутой становился всё оживлённее, офицеры для поручений короля Неаполитанского и маршала прибывали один за другим и кричали нам: “Артиллерия вперёд!”. Мы гнали лошадей из последних сил».{90}90
  Fleischmann. 19; Konig. 135; Fabry. IV. 289; De Baudus. 12–13.


[Закрыть]

По словам Нея, «в полулье от Красного кавалерия под командой короля Неаполитанского поочерёдно атаковала и преследовала неприятеля. Русская пехота, покинутая своей кавалерией, сначала двигалась в виде двух сомкнутых колонн, а затем в сплошном большом каре, которое, хотя и окружённое со всех сторон, продолжало своё отступление проворно и постоянно отстреливаясь». Солтык пишет, что русские отступали, «свернувшись в массы побригадно, имея свои орудия в углах колонн», а вюртембержцы говорят, что Неверовский «стянул обе свои пехотные колонны вместе и образовал плотно сомкнутое каре», и отступал в «сомкнутой (serree) колонне». Рёдер фон Бомсдорф подтверждает, что русские отступали «отныне в одном единственном большом каре». Ляйссних уверял, что «русская пехота построилась в одно каре именно на открытом поле, справа возле уже упомянутой аллеи большой проезжей дороги, чтобы в таком построении продолжить своё отступление». По словам Бисмарка, Неверовский «свернул дивизию в глубокую походную колонну и следовал вдоль липовой аллеи возле большой дороги… Роте, составлявшей хвост его колонны, он приказал отражать залпами передовой эскадрон. Этот огонь только первый раз был правильным; вскоре вся колонна начала стрелять батальным огнём, каждый спускал курок произвольно и на удачу, выстрел повсюду находил противника, ибо число эскадронов, посылаемых главнокомандующим в атаку, умножалось с каждой минутой».{91}91
  Fabry. IV. 282, 284-87, 517; Roder von Bomsdorf. 144; Leissnig. 251-52; Felder R.M. Der schwarze Jager. Th. II. Cannstatt, 1839. S. 144; Русский инвалид. 1833. № 206. С. 815. А. Елисеев верно заметил, что войска Неверовского “вряд ли построились в каре”, и справедливо уточнил, что изображение русских войск внутри берёзовой аллеи на известной картине П. Хесса может быть отнесено лишь к концу боя (Валькович. 17; Елисеев. 14–15; Лашук. 505).


[Закрыть]

Душенкевич вспоминал, что неприятель, «опрокинувший драгун, изрубивший половину артиллерии и ее прикрытие, с самонадеянием на пехоту торжественно стремившийся, подпущен был на ближайший ружейный выстрел; каре… безмолвно, стройно стояло, как стена. Загремело повеление “Тревога!!!”, барабаны подхватили оную, батальный прицельный огонь покатился быстрою дробью – и вмиг надменные враги с их лошадьми вокруг каре устлали землю…; один полковник, сопровожденный несколькими удальцами, в вихре боя… домчались к углу каре и пали на штыках; линии же атакующие, получа неимоверно славный ружейный отпор, быстро повернули назад и ускакали в великом смятении с изрядною потерею. Ударен отбой пальбе, Неверовский, как герой, приветствовал подчиненных своих: “Видите ребята, – говорил он в восторге, – как легко исполняющей свою обязанность стройной пехоте побеждать кавалерию; благодарю вас и поздравляю!”. Единодушное, беспрерывное: “Ура!” и “Рады стараться!” раздавались ему в ответ и взаимное поздравление».{92}92
  Душенкевич. 111; Михайловский-Данилевский. II. 92; Богданович. I. 244; Вороновский. 95; Жизнь и подвиги. 17; Тикыч. 360.


[Закрыть] Упомянутым полковником, возможно, являлся командир 6-го шволежерского (легкоконного) полка Л.Ф.М. де Марбёф, сын генерал-лейтенанта и бывшего губернатора Корсики Ш.Р. де Марбёфа, покровителя клана Буонапарте.

Наградные документы гласят, что шеф 41-го егерского полка генерал-майор Палицын «при беспрестанном покушении неприятеля, отражал его во время отступления и равнодушною храбростию подавал пример своим подчиненным». Командир полка Шейн, «будучи ранен, не сложил команды», майор Редриков «по соединении с отрядом, во все время наступления неприятельской кавалерии, командовал правым флангом полковой колонны с примерным влиянием и мужеством». Майор Крамаревский «во все время отступления отражал атаку кавалерии, вливая мужественную твердость в подчиненных», капитаны Бледнов и Ляпунов 2-й «влагали дух твердости» в своих егерей, штабс-капитан Сахайдаков «двукратно отражал неприятельскую кавалерию». Шеф 49-го полка Кологривов и командир батальона 50-го полка майор Антонов, «когда многочисленная кавалерия окружила пехоту, тогда… своими распоряжениями и неустрашимостию приводил людей в порядок и отражал храбро неприятельское нападение».

Полковник Княжнин 1-й «при отступлении пехотных полков Симбирского и Полтавского, находившихся в его команде, удерживал неприятельскую конницу от нападения на нашу пехоту, причинял ей сильный вред хорошим распоряжением своим при произвождении батального на нее огня». Командующий Полтавским полком подполковник Бобоедов «с отличным мужеством и храбростию распоряжал командуемым полком и, нанося сильный вред кавалерии, отошел в порядке за селение Мерлино». Симбирского полка командир подполковник Ф.К. Рындин и майор Карпов «благоразумными распоряжениями, твердостию и неустрашимостию своею не только не дали преследовавшей из Красного артиллерии и пехоте неприятельским, которые беспрерывно производили в их карею картечной и ружейной огонь расстроить оную карею, но и многочисленную кавалерию, на пространстве двенадцати верст беспрестанно атаковавшую сию карею, отражали всякий раз с мужеством. Полк, сформированный из рекрут и солдат, в войне не бывших, единственно их мужеству и распоряжениям обязан тем, что хотя потерпел великий урон, но выдержал храбро все нападения неприятеля, а наиболее беспрерывные атаки многочисленной их кавалерии, которую каждый раз опрокидывал». Майоры Пивоваров и Ушков 4-й «вспомоществовали со всем своим баталионом командирам, где более было опасности, там они с присутствием духа подавали пример отличной храбрости. Тот фас, на которой стремилась более неприятельская кавалерия, видел их тотчас посреди себя и одушевлялся их неустрашимостью»; при этом Ушков был ранен.

Отступление Неверовского 15 августа

Вид города Смоленск. Раскрашенная гравюра, 1814 г.

Капитан Р. Байковский 1-й «в третьем баталионе командовал левым фасом, на которой неприятельская конница наиболее стремилась, и всякий раз отражал оную с особенною храбростию; фас свой, при малейшей расстройке, приводил тотчас в порядок и дважды, по приказанию подполковника Рындина, опрокинул штыками упорную неприятельскую кавалерию, которая, не смотря на сильный ружейный огонь, стремилась ворваться в каре». Капитан Белецкий «командовал в первом баталионе задним фасом, неприятельская артиллерия и пехота особенно на сей фас имели свое стремление, кавалерия же, при малейшем оного колебании, летела на оный, но он с мужеством, содержа людей в порядке, отражал всякий раз неприятеля, искусно сберегая огонь фаса своего». Капитан Логинов, поручики Никифоров, Мартынов, Черкасов, подпоручики Кулак и Чайковский «командовали в обоих баталионах фасами и вообще все с отличною храбростию отражали беспрерывные атаки неприятельской кавалерии; их примером ободренные, никогда в огне не бывшие, молодые солдаты оказали опыты непоколебимого мужества, которые все нападения неприятеля сделали тщетными»; при этом Чайковский был ранен.{93}93
  Поликарпов. Календарь. 274-80.


[Закрыть] Отсюда видно, что вюртембергская батарея вела огонь по Симбирскому полку, и что французская лёгкая пехота в горячке боя выбежала из Красного и завязала перестрелку с русской пехотой. Можно допустить, что в начале отступления русские пехотные полки были построены в правильные каре, которые вскоре были нарушены сбегавшимися к ним из города егерями и атаками неприятельской кавалерии.

О том, как французская кавалерия осуществляла атаки, детально рассказал участник боя Бисмарк. «По мере того, как эскадроны миновали дефиле, Мюрат, обращаясь к каждому из них и указывая на неприятеля, кричал: “Ѵоііа Ѵеппеті, chargez ferme! [Вот неприятель, атакуйте решительно]”. Ни один из эскадронных командиров не ожидал повторения подобных слов, произнесённых главнокомандующим всей кавалерией; каждый из них посчитал себя совершенно освобождённым от дальнейшей подчинённости непосредственному начальству; каждый кипел нетерпением и искал случая отличиться на глазах храбрейшего из храбрых. Не сохраняя общей связи, начальники эскадронов поочерёдно командовали: “Еп avant, marche-marche [Вперёд, марш, марш]” и опрометью бросались вслед за неприятелем. Генералы и полковые командиры, без власти и без назначения, скакали вслед за полками, не желая оставаться позади. Таким образом, прекратилось здесь полковое единство, как перед этим, при прохождении через Красный, прекратилась связь бригадная. Кажется, здесь было предопределено, чтобы беспорядку не было границ».{94}94
  Русский инвалид. 1833. № 206. С. 814–15; Starklof. 60–61.


[Закрыть]

Р. Кнетель. Вюртембергские конные егеря Короля и герцога Людвига

«Неприятель, увидев отступление, удвоил кавалерийские атаки, – пишет Паскевич. – Неверовский сомкнул свою пехоту в колонну и заслонился деревьями, которыми обсажена дорога. Французская кавалерия, повторяя непрерывно атаки во фланги и тыл генерала Неверовского, предлагала наконец ему сдаться. Он отказался, люди Полтавского полка, бывшего у него в этот день, кричали, что они умрут, а не сдадутся. Неприятель был так близко, что мог переговариваться с нашими солдатами». Это подтверждает и рассказ Андреева, который ехал посередине толпы и, «видя безопасность от наездников польских и французских, иногда любовался их строем. Они одеты были превосходно, лошади отличные, а лучше у поляков, которые более всех делали на нас атак; но как ни упорны были их атаки, но ничего с нами сделать не могли. Наша толпа похожа была на стадо овец, которое всегда сжимается в кучу при нападении неприятеля, с какой ни есть стороны, батальным огнем отстреливаясь и штыками не допускала до себя». Бисмарк также отметил, что «дивизия Неверовского не сохранила своего прежнего построения; она представляла уже не что иное, как густую, нестройную массу; но, уподобляясъ огненному шару, шла безостановочно по открытой местности».

А. Ежов. Неаполитанский король и его штаб в сражении при Красном

Рядовой и унтер-офицер мушкетерских полков. Раскрашенная литография Л. Киля. РГВИА

Обер-офицер и штаб-офицер мушкетерских полков. Раскрашенная литография Л.Киля. РГВИА

Солтык признавал, что Неверовский «искусно использовал пересечённую местность, отыскивая защиту то в кустарниках, которые во многих местах покрывали местность, то в аллеях деревьев и рвах, которые окаймляли большую дорогу. Пехота московитов, хотя и покинутая своей кавалерией…, держалась хорошо и отступала в полном порядке». Андреев писал, что «взятыми у нас орудиями они пускали в нас несколько ядер и картечь и то сперва, но после, как прислуга и сбруя были ими перерублены, то и не могли тащить орудий, кои и остались на месте. Выстрелы их отняли у нас до 40 человек, иных ранили… Один польский штаб-офицер на отличном караковом коне четыре раза один подъезжал к нам, когда мы бежали; он преспокойно галопировал возле нас и уговаривал солдат сдаться, показывая их многочисленность, и что мы себя напрасно утомляем, что все будем в плену. Но он напрасно храбрился: нашей роты унтер-офицер Колмачевской приложился на бегу, и храбреца не стало».{95}95
  Паскевич. 92; Андреев. 184; Русский инвалид. 1833. № 206. С. 816; Душенкевич. 111; Михайловский-Данилевский. II. 92–93; Fabiy. IV. 285; Богданович. I. 244. Вороновский писал, будто отступление происходило в нескольких кареях и очень медленно. Чистой воды фантазией выглядит и уверение Гарина, будто «отход русских войск… происходил следующим образом: пехота была построена небольшими каре в две линии в шахматном порядке, причём отступление шло не одновременно, а линия через линию» (Вороновский. 94, 96; Гарин. 155).


[Закрыть]

В рапорте 1-го вюртембергского полка говорится, что «огромное количество этой пехоты, её хорошо поддерживаемый огонь сделали бесполезными атаки, исполненные каждым эскадроном с пылкостью, достойной похвалы. Следуя их примеру, не только другие полки бригады, но и все те, кто принимал участие в бою, атаковали либо поэскадронно (par escadrons), либо повзводно (par pelotons), и почти каждый раз проникали в сильно сконцентрированную неприятельскую массу, причиняя ей большие потери убитыми, ранеными, а также пленными. Это дело не имело другого результата, кроме нового доказательства храбрости и неустрашимости большей части полка». Рапорт 2-го полка сообщает, что, по приказу Мюрата, «вся кавалерия устремилась на эту массу пехоты, но была отбита её убийственным огнём и её сильной позицией. По меньшей мере двенадцать атак возобновлялись то одним полком, то другим; их успех ограничился захватом сотни пленных и убийством ещё большего числа». Сам же 2-й полк «атаковал четыре раза массу этой пехоты, многие сотни были изрублены».

По словам Кёниха, «теперь Мюрат натравливал (hetzte), в истинном значении этого слова, 6 полков обеих бригад Бёрманна и Мурье (Monsier) один за другим на тесно сомкнутую широкую колонну, собственно кучу (Klumpen) русских, которые двигались, вместо того, чтобы сделать остановку и встретить нас убийственным ружейным огнём. Так как русские тесно стояли один за другим, то только их передние ряды могли направить свои ружья в правильном направлении, чтобы прицелиться в нас, из-за чего получалось, что большая часть пуль пролетала над нашими головами. Напротив, наша кавалерия не могла глубоко вклиниться в неё. Во время одной из атак я добрался до них, но поскольку они едва могли поворачиваться, а передние [ряды] давили на задние из-за нашего удара, они не могли нанести нам потерь штыками. Во время этих постоянно повторяющихся атак генерал послал меня назад, чтобы отыскать 2-й шволежерский полк, который после первой атаки не показывался. Оказалось, что Мюрат увёл его на правый фланг и там натравливал на русских. Когда я поскакал назад или, лучше сказать, в сторону, чтобы разыскать полк, я попал под настоящий град пуль из-за названной выше русской стрельбы с перелётом. Вдоль большой дороги стояла кавалерийская дивизия, которая не принимала никакого участия в бою. Её генерал, которого я спросил о полке, сказал мне: “Но скажите мне, что это такое за свинство (cochonerie) здесь”. “Это, – ответил я, – король Неаполитанский, который атакует русских”. Результатом этих, по меньшей мере, 12–15 атак было то, что несколько сотен человек русских было взято в плен или зарублено».

X. Фабер дю Фор. Перед Полоцком, 25 июля 1812 г. Иллюстрация представляет интерес изображением вюртембергской конной артиллерии в русском походе

«Мы имели, – пишет Солтык, – четырнадцать полков кавалерии, направляемых самим королём, которые постоянно атаковали неприятельские массы. Но эти атаки, проводимые одна за другой, а не вместе, и не поддержанные нашей лёгкой артиллерией, которая не могла присоединиться, не имели никакого результата; наши полки, разъединённые естественными препятствиями, ни разу не смогли добраться до пехоты московитов построенными в линию (en ligne), а та встречала их хорошим непрерывным огнём с пятидесяти шагов и причиняла им большие потери». Брандт вспоминал, что «широкую равнину позади Красного пересекала большая дорога почти в перпендикулярном направлении. Она имела 30–40 шагов в ширину, с двух сторон была обсажена двумя рядами больших берёз, так что по ней могла идти совершенно без стеснения колонна, шириною во фронт взвода (in Zugbreite), в то время как толстые, большей частью близко друг от друга стоящие деревья обеспечивали её фланги. В низинных местах с обеих сторон дороги были вырыты рвы, чтобы обеспечить сток воды».

«Французские конные егеря и гусары, – вспоминал Ляйссних, – а особенно вюртембергские конные егеря настигали её [пехоту] и дважды безуспешно атаковали; в третий раз ворвались они всё же в неё в одном углу и привели её в беспорядок или рассеяли и частью взяли в плен. Лишь немногие люди и лошади находились на линии ружейного выстрела каре, что доказывает, что огонь пехоты не особенно страшен для быстрой кавалерии, и что неудавшаяся атака поэтому обычно проистекает от других, нежели убийственный свинец, случайностей, как то внезапно запнувшееся животное или трусливый страх перед огнём. Давящая лошадьми и рубящая кавалерия также могла самое большее убить нескольких и ранить 30 русских, правда иногда очень тяжело; поэтому все прочие из каре очутились в плену или незначительно ранеными, или совершенно здоровыми, хотя они очень храбро сражались, а атакующие столь же храбро нападали на них, как на учениях. Позади упомянутой атакующей кавалерии стояли в качестве резерва баварцы и саксонцы».{96}96
  Fabry. IV. 286-87, 784; Konig. 136; Brandt. 370; Leissnig. 252; Starklof. 61.


[Закрыть] Под последними следует понимать три шволежерских полка 17-й бригады лёгкой кавалерии.

Шволежер 1 – го полка (Вюртемберг), 1811 г.

Между тем, канонада, происходившая при взятии Красного, была услышана на другом берегу Днепра. Есаул Краснощеков с полком Мельникова 4-го отступал по северному берегу Днепра в соответствии с движениями Неверовского на соединение с 6-м егерским полком полковника Грекова. Последний сообщил генералу Сен-При из Катыни: «С 12-ти часов утра отряд господина ген[ерал]-маиора Неверовского находится до сих пор в сражении против неприятеля; частые пушечные выстрелы мне слышны». Накануне корпус Раевского, которому было приказано выступить из города последнему, вслед за 2-й гренадерской дивизией, выступил тремя часами позже надлежащего, поскольку эта дивизия не трогалась с места. Ермолов пояснил, что командовавший этой дивизией принц Карл Мекленбургский, «проведя вечер с приятелями, был пьян, проспался на другой день очень поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении. Промедление сие было впоследствии важнейшею пользою, ибо генералу Раевскому предстояло совсем другое назначение».

Сам Раевский писал, что 7-й корпус выступил не ранее 7 часов вечера, и едва проделал 7 вёрст, как послышалась канонада со стороны Красного. По словам дежурного штаб-офицера корпуса майора В.Г. Пяткина, вскоре «адъютант Неверовского, ехавший с рапортом к главнокомандующему, известил генерала Раевского, что неприятель с большими силами напирает на отряд Неверовского». Так объяснилась причина услышанной канонады; пройдя 12 верст, Раевский остановился для отдыха. «Через час получено было от князя Багратиона предписание, чтобы генерал Раевский возвратился и следовал… к г. Красному и, заняв на половине дороги позицию, принял бы к себе отряд Неверовского». Командир корпуса приказал генерал-майору И.Ф. Паскевичу поспешить назад. «Раевский приказал мне, – вспоминал Паскевич, – взять восемь батальонов 26-й дивизии и, составив его авангард, идти вперед даже до Красного. Пройдя Смоленск, я встретил несколько трубачей и капельмейстера Харьковского драгунского полка, который сказывал мне, что под Красным было сражение, что 27-я дивизия храбро держалась, но была совершенно разбита, так что только с несколькими трубачами едва мог уйти».{97}97
  Fabry. IV. Ann. 69; ВУА. XVI. 13, 21; Генерал Багратион. М., 1945. С. 230; Ермолов. 160; Харкевич. 1. 113; Михайловский-Данилевский. II. 95–96; Паскевич. 91.


[Закрыть] Заметим, что ни Багратион, ни Раевский ещё не представляли себе реальной численности противника, напавшего на Неверовского, возможно, из-за неясного сообщения последнего.

Паскевич со слов Неверовского пишет, что «на пятой версте отступления был самый большой натиск французов, но деревья и рвы дороги мешали им врезаться в наши колонны. Стойкость нашей пехоты уничтожила пылкость их натиска. Неприятель беспрестанно вводил новые полки в дело, и все они были отбиты. Наши, без различия полков, смешались в одну колонну и отступали, отстреливаясь и отражая атаки неприятельской кавалерии. Таким образом, Неверовский отошел еще семь верст». Душенкевич также отметил, что французы «должны были не далее пятой версты от Красного положить всех нас непременно». Капитан М.Э. Бодю писал, что Неверовский «использовал для прикрытия себя на этой обширной равнине деревья, которые окаймляли дорогу и дощатые ограды, которыми были окружены некоторые поля».{98}98
  Паскевич. 92; Михайловский-Данилевский. II. 93; Вороновский. 97; Душенкевич. 112. Прим.; De Baudus.I. 13.


[Закрыть]

В том месте, где прерывались на некоторое расстояние берёзовые аллеи и рвы вдоль дороги, обнесённая плетнями деревня (возможно, д. Стена) едва не расстроила его ретираду. «Чтобы не быть совершенно уничтоженным, Неверовский принужден был оставить тут часть войска, которая и была отрезана». Душенкевич вспоминал, что «копны с плетеным забором, встреченные нами, и плотина, коих обойти невозможно было, причинили неизбежную, но незначительную потерю в людях, которые без тех препятствий остались бы во фронте». Неприятель захватил тыл русской колонны. Возможно, к этому времени следует отнести рассказ Гаевского. «Несмотря на изгнание неприятеля с позиции и захвата нескольких тысяч пленных, он отступал с грозным видом и не обнаруживал никакой деморализации; очевидно было, что он отступал в результате получаемых приказаний, нисколько не подавленный. Увидев наступление конницы, несколько батальонов российской пехоты упали на землю, совсем не защищаясь. Кавалерия, считая, что они сдались, миновала их и направилась к другому войску, в то время как те поднялись и дали залп с тылу по нашим солдатам. Возник беспорядок в полку гусаров, попавших между двух огней, но в этот самый час на поле боя прибыла бригада конных егерей, напала на хитрых и вероломных москалей и всех до единого переколола».{99}99
  Паскевич. 92; Душенкевич. 111; Михайловский-Данилевский. II. 93; Богданович. I. 244; Вороновский. 97; Gajewski. 221-22. Подобную тактику русская пехота применяла в Бородинском сражении (Попов А.И. Меж двух “вулканов”… М., 1997. С. 34–37). Майор Ю. Шимановский вспоминал, как в сражении на Березине русские начали “ретироваться, по меньшей мере, по видимости, и, хотя наша стрельба не была очень частой, я увидел упавшими множество солдат, как будто они были ранены или убиты. Я тотчас велел моим солдатам подбежать к людям, которые растянулись на земле, добить их ружьями или, лучше, проткнуть ударами штыков. Действительно, мой инстинкт меня не обманул; так как, едва мы углубились в лес на четверть льё, как русские повернулись против нас большими силами; в то же самое время люди, так называемые раненые или убитые, стали прицеливаться для стрельбы по нам. Мы… неожиданно очутились меж двух огней” (Szymanowski J., Turno Ch. Souvenirs de deux generaux polonais au service de la France. Paris, 2001. P. 68).


[Закрыть]