Текст книги "Следы погибшего Бога"

Автор книги: Андрей Хворостов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 6. Раздвоение мартышки

1. Любимое шоу уродцев

– Откройте глаза, Николай Валентинович, и вставайте! – послышался насмешливый голос Истомина. – Видите, с вами ничего не случилось. Вы целы и невредимы.

– Так почему тараканы исчезали, а я и мартышка – нет? – спросил Мезенцев. – Это всё-таки были галлюцинации?

– Нет, это была явь. Сами подумайте, в чём тут дело.

– Не понимаю.

– У мартышки есть какое-никакое, но сознание. У вас тоже. Пока оно работает, избушка Бабы яги не повернётся к вам своим передом, и пустота не сможет вас поглотить. Ну, а теперь идите к себе. Сами найдёте дорогу?

Мезенцев помнил, как дойти до своей комнаты. Когда он вошёл в неё, то обнаружил новый предмет интерьера – старый голографический телевизор, напоминающий пустой аквариум в форме куба.

Спать не хотелось, и Николай Валентинович взял со стола пульт. «Спасибо хоть на этом! Здесь нужно отвлекаться, чтобы не сойти с ума».

Мезенцев коснулся кнопки. Он попал на программу, где рассказывали об очередных взрывах на Луне, учинённых вредителями из Нового Света, и об ответных российских диверсиях. Николай Валентинович ещё в детстве устал от подобных передач и переключил канал.

Объём «аквариума» заполнила негодующая физиономия блондина с верблюжьим лицом, который тряс головой, скалил гигантские зубы и вращал блёклыми глазами. Речь его была прерывистой от симуляции переизбытка чувств. Таков был Матвей Ведищев, председатель Партии всемирной дружбы.

– Задача нашей партии – вновь объединить человечество, возродить Интернет и глобальный рынок. Но можно ли это сделать, пока идут войны? Деньги, которые тратятся на них, взяты у нас с вами. Как могло Вече пойти на поводу у военщины? – вопрошал он.

«Мы, оказывается, воюем… а я и не знал, пока жил на свалке!» – удивился Мезенцев и, чтобы не расстраиваться, опять переключил канал. Минуты три он смотрел передачу о животных, затем вновь решил послушать политика. Пока Николай Валентинович наблюдал за жизнью песчаных лисичек, Матвей Ведищев успел сменить объект нападок.

– Проект «Буна» придумали коррупционеры четырёх ведущих держав нашего заживо гниющего континента! Они вбухали в него огромные средства. Это тоже наши деньги! На что они тратятся? Исследования ведутся неизвестно где и неизвестно кем.

«Не об исследованиях ли Юрия Артёмовича он говорит?» – задумался Мезенцев.

Голова Матвея Ведищева тем временем продолжала завывать:

– Почему эти исследования такие непрозрачные? Разве научные открытия – не достояние всего человечества? Эти исследования – лишь прикрытие для расхищения бюджета. Закроем общими усилиями проект «Буна»! Приглашаю всех неравнодушных граждан на митинги. Они пройдут 15 и 16 сентября, в день визита в Ямов Бурхана Кылычоглу. Не жалейте денег на билеты!

Николай Валентинович в третий раз услышал, что лидер европейской Конфедерации решил посетить глухой провинциальный город, но так и не понял, зачем ему это потребовалось.

Мезенцев выругался и долго бил пальцем по пульту, пока не нашёл шоу уродцев. Он так стосковался по этим представлениям за пять лет жизни на свалке!

Один из артистов был банальным кривоногим карликом. Другой страдал микроцефалией: у него была крохотная голова, чудовищного размера выпирающий нос и обезоруживающая детская улыбка.

Карлик соображал довольно быстро, не хуже, чем школьник начальных классов. Его оппонент мог произносить лишь короткие фразы – слова три, не длиннее. Однако из-за лучистого взгляда и непритворной улыбки он показался Мезенцеву симпатичнее.

«Даже такие люди не унывают, сохраняют любовь к жизни. Не всё у меня потеряно!» – подумал бывший обитатель свалки. Чтобы внушать людям такие мысли, и устраивались подобные состязания.

Карлик нарочито шамкал, делал уморительные жесты, подражая мимике лидеров мировых держав. Зал аплодировал его ужимкам…

Увы, в Унылые времёна люди перестали ценить красоту и ум. По обе стороны великих океанов все от владетелей до скромных обывателей днями напролёт наслаждались шоу уродцев. Чем безобразнее был человек, чем больше разных глупых гримас он мог делать, тем популярнее становился.

Шоу уродцев не смогло отвлечь Мезенцева от тягостных мыслей. Он, наконец, осознал, что увиденные им эксперименты не были галлюцинацией, и что впереди его ждёт нечто неведомое и страшное.

Николай Валентинович выключил телешоу, закусил сыром молодое вино и прилёг. Он вспомнил о Вере Леонидовне:

«Конечно же, это к лучшему, что у нас с ней тогда не вышло романа…»

2. Предупреждение

Наутро в комнату к Мезенцеву заглянул Юрий Артёмович.

– Вставайте, Николай Валентинович! Ну как, усвоили, почему вас, как и обезьянку, не смогла поглотить пустота?

– Вот именно. У меня дух захватывает от последних открытий. Мы с вами можем создать новую вселенную, даже прописать там любые законы! Позже я расскажу обо всём этом подробнее. Пока же вверю вас в руки Веры Леонидовны.

Через час Мезенцева позвали в зал для экспериментов. Его бывшая студентка проводила их вместе с сухой угловатой блондинкой, почти вдвое старше её. Это была жена Юрия Артёмовича, Хелен ван Гертен.

– Николай Валентинович! Возьмите вот этот маленький аппарат и нажмите два раза на яркий кружочек на нём, когда ляжете на стол,– скомандовала Вера Леонидовна. – Два раза, с интервалом в полминуты.

– Это не опасно? – спросил Мезенцев.

– Абсолютно!

Люди, которые сидели по периметру зала, не спускали глаз с Николая Валентиновича. Он взял аппарат, внешне напоминающий морскую гальку, лёг на стол и прикоснулся к кружочку.

Ничего не произошло.

Мезенцев нажал на кружочек ещё раз. Опять ничего!

– Ваш аппарат не работает, Вера Леонидовна! – пробормотал он.

– Ещё как работает!

Исследовательница нажала кнопку на таком же пульте, и Мезенцева оказался внутри наполненного воздухом яйцевидного пузыря, который окружало чёрное пространство. Он стал метаться из стороны в сторону, затем побежал…

Он бежал уже минут двадцать, преодолел, наверное, километров пять… но по-прежнему находился внутри наполненного воздухом «резервуара», который окружала безбрежная чернота.

От усталости он прилёг – и опять оказался в привычном мире.

– Вот видите, ничего ужасного не случилось, – успокоила его Вера Леонидовна. – И не могло произойти. Вы окружили себя подобием экрана, вокруг которого я создала шар пустоты.

– Такой огромный.

– Диаметром метра два с половиной, не больше… если смотреть из нашего мира. Однако внутри себя он бесконечно мал и бесконечно велик одновременно. Вы никогда бы не смогли из него вырваться, даже если бы летели миллиарды лет со сверхсветовой скоростью.

– Меня что-то ограждало. Что это была за капсула?

– Полевой экран, который не пропускал вовне частицы первозданного взаимодействия, порождённые вашим сознанием. У него те же свойства, что и у сознания Творца.

– Мистика? Никогда не верил в высшие силы.

– И правильно! – вмешалась в их разговор Хелен ван Гертен. –Творец был не сверхъестественным существом, а самым обыкновенным… хотела сказать человеком… но нет, конечно. Физически он едва ли был на нас похож. Он пожертвовал собой ради рождения нашей Вселенной… но хватит разговаривать. Приготовьтесь к ещё одному эксперименту!

Мезенцев перевёл взгляд на Веру Леонидовну. Её спокойная улыбка говорила ему, что и на этот раз всё обойдётся благополучно.

– Итак, Николай Валентинович! – сказала его бывшая студентка. – Сейчас мы положим вам в карманы два прибора. Включите их оба и встаньте возле ограды. В центре начнёт разрастаться шар. Ничего не бойтесь. Подождите, пока «капсулу» с вами не окружит пустота. Ещё постойте минуту-другую – и прыгните в направление центра зала.

Мезенцев сделал всё, как она сказала. После его прыжка пузырь пустого пространства мгновенно исчез. Николай Валентинович удивлённо озирался: он стоял у противоположной стороны ограды.

– Вот это прыжок! На полсотни с лишним метров за долю секунды! – удивился он.

– Вы прыгнули внутри безразмерного пространства. И переместились вы не за долю секунды, а мгновенно.

– В тот раз я бежал минут двадцать и остался на месте, а сейчас всего один раз прыгнул – и переместился так далеко!

– Тогда я сделала совсем маленький пузырь, диаметром чуть больше вашего роста. Сейчас же – метров пятьдесят. Как всегда, уточню: если смотреть на него из нашего мира…

– Будь он хоть с Солнечную систему, хоть с Галактику… В – в любом случае перемещение внутри него заняло бы у вас бесконечно малое время. Для чего этот эффект можно использовать, по-вашему?

– Неужели для сверхсветовых перемещений?

– Не сверхсветовых, а бесконечно быстрых., – поправила его Хелен ван Гертен. – Только вместо шара нужно создать бесконечно узкий и бесконечно длинный канал. Мы пока не знаем, как это сделать.

* * *

На следующее утро Мезенцев наслаждался покоем в облегчающей его вес постели. Ему казалось, что все о нём забыли, однако в полдень в его комнату заглянула Вера Леонидовна.

– Николай Валентинович, пора вставать! Скорее! Юрий Артёмович опять весь в мыле, да и мне, признаться, некогда. Однако эксперимент над мартышкой я всё же хотела бы вам показать.

– Зачем, если у вас времени нет?

– Значит, так!

– Вера…

Он не успел проговорить «я никуда не побегу». Помощница Юрия Артёмовича оборвала его:

– Потом всё скажете…

Мезенцев быстро оделся. Вера Леонидовна повела его в сторону зала, где обычно стоял стол с фруктами.

– Николай Валентинович! Смотрите внимательно. Мы сейчас усыпим мартышку, положим её на стол и дождёмся момента, когда она НЕ БУДЕТ видеть сны.

Мезенцев, не отрываясь, смотрел на происходящее. Мартышка уснула, и когда датчики показали отсутствие сновидений, в груди у неё возник чёрный шар и начал разрастаться. Он, как всегда, достиг пятидесятиметрового диаметра, после чего Вера Леонидовна нажал на кнопку овального пульта.

Шар исчез, и спящая мартышка вновь появилась на столе.

– Теперь мы её разбудим, – сказала Вера Леонидовна.

Обезьянка открыла глаза и запищала. Взгляд у неё был живым, выражение мордочки смышлёным. Она радостно взяла кусочек дыни, который ей протянула исследовательница.

«Ну вот! Ничего страшного не случится. Зачем куда-то бежать?» – решил Мезенцев… но не нашёл в себе силы это произнести.

– Давайте посмотрим ещё один опыт, – продолжила помощница Юрия Артёмовича. – Мы разбудим мартышку в тот момент, когда её тело частично поглощено.

– Вера, не надо калечить животное. Кажется, я всё понял.

– Не всё, Николай Валентинович! Вам нужно очень чётко уяснить, почему у нас в распоряжении всего один день. Завтрашний!

Мезенцев посмотрел на неё, на этот раз с благодарностью. Глаза его намокли.

– Вера, одумайтесь! Вы губите свою карьеру. Ради кого? Ради бомжа со свалки? – залепетал он.

– Ради моего учителя, которого я всё ещё люблю. Ради человека, который спас моего отца! – ответила Вера Леонидовна. – Возьмите себя в руки, Николай Валентинович, и посмотрите эксперимент. Учтите: я не зверь, мне жаль макаку… но вас ещё жальче …

Уже другое несчастное животное было обездвижено уколом снотворного и приковано в центре стола. Датчики считывали его мозговую активность на всех уровнях – от нейрохимии до физического субмикромира. Когда сновидение закончилось, Вера Леонидовна коснулась кнопки. В районе солнечного сплетения макаки-резуса появился и начал медленно разрастаться чёрный шар.

– А теперь будим мартышку! Двух-трёх хороших ударов электричеством должно хватить.

Обезьянка открыла глаза. Шар пустоты моментально исчез. Тело животного оказалось целым и невредимым.

– Отцепляйте её, – приказала Вера Леонидовна.

Помощник освободил макаку. Та беспомощно ёрзала по столу, переворачивалась, но не могла даже встать на четыре лапки. Затем он положил недалеко от неё кусочек дыни. Обезьянка сопела, вдыхая воздух с ароматом лакомства, но не понимала, как его взять.

– Tabula rasa! – констатировала Вера Леонидовна. – Она сейчас беспомощнее новорождённой. У неё не сохранились ни приобретённые навыки, ни память. Фактически живо только тело. Понимаете, почему первая мартышка восстановилась в целости и сохранности, а эта нет? – спросила исследовательница.

Мезенцов с трудом взял себя в руки, чтобы ответить ей.

– Потому что первая спала без снов. В это время сознание не работает. Его не калечат трансформации материи.

– Вы догадливы! – усмехнулась Вера Леонидовна. – Запомните. Сознание на глубинном уровне связано со структурой Вселенной. Это не шутка и не псевдонаучный бред…

– Меня ждёт такая судьба, как мартышку?

– Может быть…

Исследовательница с усмешкой посмотрела на трясущегося Мезенцева. Она добилась, чего хотела. «Надо бежать!» – вот, что теперь у него на уме.

– Ещё один эксперимент, последний! – невозмутимо произнесла исследовательница.

Ассистент вкатил в центр зала аппарат, напоминающий детскую коляску со створками по бокам. В него посадили ещё одну обезьянку и вкололи ей снотворное.

Когда макака уснула и перестала видеть сны, створки над ней закрылись.

– Посмотрите на прибор сверху. Он показывает температуру тела.

– Тридцать восемь и три, – прочитал Мезенцев.

– Это нормально для обезьяны, – сказала Вера Леонидовна и нажала кнопочку пульта. – А теперь?

– Минус бесконечность? Что это значит?

– То, что это даже не нуль по Кельвину.

– Ниже абсолютного нуля? – со страхом спросил Николай Валентинович.

– Нет, не ниже. Там отсутствует температура как физическое явление. Внутри аппарата вообще нет ни энергии, ни пространства, ни времени…

Вскоре пустота выплеснулась из коляски и поглотила её. Исследовательница не дала пузырю сильно разрастись и вновь нажала на пульт. Шар раздвоился…

Когда пустота исчезла, на полу материализовались две одинаковых «коляски».

Ассистент открыл аппараты, и из них выскочили две обезьянки, похожие друг на друга, как близняшки. Вера Леонидовна дала им по кусочку дыни.

– Вот наша надежда на самый крайний случай, – улыбнулась она. – Однако мне бы не хотелось прибегать к таким уловкам.

– Как вам удалось её клонировать? – удивился Мезенцев.

– Почти клонировать, – поправила его Вера Леонидовна.

– Они одинаковы во всём… кроме судьбы. Одна – прототип, который прожил половину своей обезьяньей жизни. Другая – копия, которая только что появилась на свет. Она сможет заменить оригинал лишь в одном случае – если он будет уничтожен. Это снимет запрет на клонирование.

– Вера, зачем вы мне это показали? – ужаснулся Мезенцев.

– Николай Валентинович, вам нехорошо? Я доведу вас до постели… –улыбнулась Вера Леонидовна, беря его за руку.

Глава 7. Богомол и Кузнечик

1. Неожиданный звонок

Дизельный автомобиль Защитника прямой квантовой демократии миновал стелу с надписью «ЯМОВ. Добро пожаловать!» и пошёл по шершавому покрытию, отороченному велодорожками.

Глянцевая приглаженность города не могла обмануть Дмитрия Андреевича. Ему не понравились утренние лица велосипедистов.

«Рожи у всех какие-то угрюмые. Не улыбаются, а скалятся. И название города соответствует!» – неприязненно осматривался по сторонам Сысоев. Нет, он знал, что слово «Ямов» произошло от древнего наименования почтовой станции, но ему очень хотелось думать, иначе.

Дмитрий Андреевич сплюнул на ковер автомобиля. Он злился из-за того, что ему пришлось оставить Южный Урал, недалеко от которого вчера провалилась третья попытка отбить Озёрное.

На этот раз туда были отправлены три тысячи бойцов без авиации и сухопутной военной техники. За плечами некоторых солдат висели ранцы с баллонами, наполненными инсектицидом.

Навстречу опять вышел миролюбивый предводитель анушитов и порекомендовал им вернуться домой. Когда же те вопреки его совету двинулись к Озерному, в их сторону вылетели управляемые шершни.

Инсектицид на них не подействовал. Видимо, анушиты сильно изменили их организм.

Панику в ряды российских солдат внесли уже сами по себе насекомые, десяток-другой укусов которых может убить крепкого мужчину. Нагнали страху и анушиты, которые выстроились в две линии. Передние резали бойцов дисками смертельной семы, а задние стреляли пулями, пробивающими пикоматериалы.

Российские бойцы опять запаниковали: их полегло больше восьмидесяти, тогда как анушита – всего два. Как и в прошлый раз, на них по непонятной причине развеялась вуаль, и они включили самоуничтожение, бросив штурмовые винтовки…

– Ну, ничего, – процедил Сысоев, когда прочёл донесение об очередном поражении. – Дождёмся зимы, когда не будет насекомых, и посмотрим, кто кого.

Однако его мечта не осуществилась.

Вечером того же дня Партия всемирной дружбы заявила вечевой референдум, а на следующий день провела его. Федощенко напрасно старался. Вече проголосовало за запрет боевых операций на северо-западе Казахстана.

Сысоеву оставили право возобновить боевые действия лишь в одном случае. Формулировка была такой: «если анушиты начнут захватывать российские территории либо станут недвусмысленно угрожать интересам России».

Ознакомившись с итогами голосования, Дмитрий Андреевич затрясся: такой подлости он не ожидал даже от Партии всемирной дружбы. Он знал, что её финансирует часть владетелей, которая хочет примирения с Новым Светом даже ценой уступок. Но одно дело американцы и совсем другое – анушиты, невозмутимые убийцы и циничные манипуляторы.

Дрожащей рукой Богомол прикоснулся к аппарату нейтринной связи. Над прибором высветилась голограмма – лицо седого кареглазого мужчины.

– Ариэль Ильич, как это понимать? – спросил Сысоев.

– Вот так, Дмитрий Андреевич! – бархатным голосом ответил Шапиро, медиамагнат и владелец социального сегмента Русской Сети.

– С какой стати вы дали «зелёный свет» Ведищеву и его пропаганде? Зачем ограничили агитацию Федощенко? Ариэль Ильич, это же предательство!

– Не кипятитесь так, Дмитрий Андреевич! Я всегда придерживаюсь нейтральной полосы… вашей стороны нейтральной полосы… но есть обстоятельства, которые невозможно пересилить.

– Какие же?

– Не задавайте наивных вопросов, Дмитрий Андреевич! Вы ведь давно не мальчик, – улыбнулся ему Шапиро.

Продолжать разговор было бессмысленно.

«Неужели эти мрази не понимают, что анушитов надо остановить на подступах к границам страны. Зима была бы самым удобным временем для реванша… И тут такой удар в спину!» – злился Богомол, смотря на цифры кровяного давления.

Увы, нарушить волю сетевого Вече Сысоев он не мог.

* * *

Возле отеля главная площадь была уже запружена протестующим народом и заставлена палатками.

Город нервно готовился к визиту президента Конфедерации европейских земель. Сочувствующие бизнесмены подвозили к палаточному городку консервы из униовоща, водку и передвижные туалеты. Подтягивались неравнодушные горожане и бомжи со свалки. Активисты Партии всемирной дружбы инструктировали своих сторонников. В полдень выступил её лидер.

– От народа ничего нельзя скрывать! – кричал Матвей Ведищев. – От нас не должно быть никаких тайн! Знаю: Сысоев смотрит на нас из окна отеля. Пусть он объяснит, зачем сюда прибывает Кылычоглу. Пусть и Бурхан выразит отношение к боевым действиям в Казахстане и к использованию пикоматериалов!

Богомол плюнул в окно и задёрнул занавеску.

Раздался сигнал нейтринной связи. Кто именно звонит, на экране не отобразилось.

«Странно… Звонок не внутрироссийский… Неужели всеевропейский башкан? Нет! Если б звонил он, всё было бы по протоколу… а здесь…»

Минуту Сысоев думал, стоит ли отвечать на странный звонок, который поступил в обход протоколистов и мидовцев. Любопытство взяло верх над осторожностью.

Из аппарата вправду раздался голос не Бурхана Кылычоглу, а незнакомого человека. Лицо его было размыто.

– Дмитрий Андреевич! Знаете, с каким насекомым того же размера никогда не справится богомол? – спросил он на русском языке с заметным североевропейским акцентом.

У Сысоева от неожиданности парализовало голосовые связки.

– Это некоторые виды крупных зелёных кузнечиков, – продолжил неизвестный. – Например, углокрылый.

– Вы кто? – наконец, выдавил из себя генерал.

– Кузнечик. Ещё о чём-нибудь хотите спросить? Будьте смелее!

Дмитрий Андреевич догадался, что с ним говорили из долины Читрала.

– Нет у меня к вам вопросов!

– А я думал, поинтересуетесь, не мы ли отравили ваших бойцов…

– Считайте, что спросил.

– Ищите отравителей в России.

– Стало быть, знаете о массовом отравлении?

– Давно знаю.

– Чем ребята отравились?

– Вы МЕНЯ об этом спрашиваете? Ваши медики совсем мышей не ловят? Хотите меня пригласить на их место? Не пойду! – рассмеялся собеседник.

Давление сковывало мысли Дмитрия Андреевича. Он не сразу осознал, что случилось нечто непостижимое. Ни один пранкер, даже самый гениальный, и ни одна группа пранкеров, даже самая многочисленная, не была способна взломать правительственную связь.

«Кто же помогает анушитам? Час от часу не легче!» – ужаснулся Сысоев и выпалил первое же, что пришло ему в голову:

– Вы европеец, я правильно понимаю?

– Да, как и все мои соратники. Потому мы и выбрали племя имра: у многих из них был европейский облик.

– Почему «был»?

– Сейчас имра уже нет: они растворились среди беженцев из Европы. Передайте пламенный привет Бурхану Кылычоглу и всеевропейским улемам. До встречи, Дмитрий Андреевич!

– Вы не представились. Как вас зовут?

Собеседник не ответил и оборвал связь.

«А мне ведь надо ещё с Истоминым поговорить!» – вспомнил Богомол.

2. Игра восточных слов

Машина встала напротив неприметного двухэтажного здания без вывески, в котором располагалась надземная часть Института физики субмикромира. Сысоев распахнул дверь автомобиля, открыл заоблачный шкафчик и набрал номер.

«Юрий Артёмович! Поднимитесь, прошу вас! Знаю, что отнимаю время у всемирного светила… но всё же уделите мне время. Хочу с вами поговорить в салоне автомобиля».

Через пять минут в машину генерала Сысоева сел Истомин.

– Дмитрий Андреевич, – улыбнулся он. – Тоже очень волнуюсь из-за того, как пройдёт визит Бурхана в наш институт. Надеюсь, наши опасения беспочвенны.

– Юрий Артёмович! Мы единомышленники, правда ведь?

– Вы о чём? – настороженно спросил исследователь и посмотрел в генеральские глаза.

– О политике, больше ни о чём не могу думать, – ответил Сысоев. – Знаю, что и вы не совсем ей чужды. Вы ведь хотите перемен?

– Трудно что-то скрыть от РКБ! – усмехнулся исследователь. – Впрочем, не прячу своих взглядов. Мне не нравится работать как на бомбе: сегодня есть финансирование, завтра нет, – сказал Юрий Артёмович.

– Об этом я и хочу поговорить. Поможете мне в борьбе с анушитами?

– Как?

Сысоев взял с заднего сидения ящичек со штурмовой винтовкой непривычного вида.

– Нам не удаётся пробить их вуаль. Ничем! Что это за материалы?

– Откуда мне знать, Дмитрий Андреевич? Я одежду анушитов в руках не держал. Даже не знаю, ткани ли это вообще.

– У вас связи в научном мире. Можете порекомендовать толковых учёных, а не долбаков, прожирающих государственные деньги?

– Разумеется, – пообещал исследователь. – Только раздобудьте хотя бы ниточку этой вуали.

– Пока образца ткани нет, но есть оружие анушитов и образцы пуль. Надо разработать непробиваемую многослойную защиту от них.

– От дисков никакая защита не спасёт.

– Я пока говорю не про диски, а про винтовки. И про пули. Нужна броня, в которой они будут вязнуть. У нашей армии есть потайной «кошелёк». Так что с финансированием исследований проблем нет… но мне бы не хотелось их засвечивать. Порекомендуйте людей для проекта. В долгу не останусь.

Юрий Артёмович ненадолго задумался и протяжно произнёс:

– Самому мне ничего не нужно. Ищу покровительство институту. На случай критических обстоятельств. Они, возможно, не за горами.

– Не предавайтесь пессимизму. Пока я Защитник, вы под моей опекой. Кстати, можете меня познакомить с основами физики субмикромира? В открытых источниках не смог ничего найти…

– Дмитрий Андреевич, зачем это вам?

– Конечно, вы всемирное светило… но разве первое лицо государства обязано перед вами отчитываться?

– Хорошо, скину… но я в некотором недоумении… Вы как-то хотите связать политику и постулаты субмикромира?

– Но ведь квантовую механику с политикой уже связали. Вы же утверждаете, что она устарела.

– Не больше, чем механика Ньютона или теория относительности. Каждая из них верна в своих пределах.

– Неважно, Юрий Артёмович! Нельзя ли квантовую демократию обновить, дополнить постулатами физики субмикромира?

– Не знаю, чем это вам поможет.

– Всё-таки скиньте мне статейку.

Оба прикоснулись к своим левым запястьям, и крохотный файл был отправлен в память вживки Сысоева.

– Можно задать ещё вопрос? – поинтересовался Сысоев.

– Хоть десять, Дмитрий Андреевич!

– Спрашиваю из чистого любопытства. Почему ваш проект называется «Буна»?

– Вы ведь не любите Восток?

– Терпеть не могу: я там воюю!

– Значит, и древневосточную философию тоже не любите. Не читали Бундахишн?

– Первый раз слышу, – честно признался Дмитрий Андреевич.

– Это персидский пересказ утраченной части Авесты. Переводится как «Основа творения». Мы с Вилли увлекались им, когда работали на лунном ускорителе. Талантливейший был человек, да будет земля ему пухом!

Сысоев сделал скорбное лицо и спросил:

– Ваш друг погиб в космосе? Соболезную.

– Не только друг, но и родственник. Пропал без вести на Земле, и уже давно. Четверть века назад. Если за такой срок не нашёлся, то сами понимаете… – вздохнул Юрий Артёмович. – Но разве можно его забыть? Каждый вечер ужинаю с живым напоминанием о Вилли. Я ведь женат на его сестре. Она голландка, её зовут Хелен ван Гертен…

– Стало быть, «буна» – это «основа»?.

– Вы догадливы. Всё так. На одном из древнеиранких языков

– Любопытное совпадение! – усмехнулся Сысоев. – Я о названии «анушиты»…

– Знаю. Это тоже игра древнеиранских слов. «Анушийя» – «дружинник» на древнеперсидском. «Ануш» – «бессмертный» на пехлеви…

– Вот-вот! Забавное совпадение… а акцент, кстати, у высших анушитов североевропейский…

– Вы на что-то намекаете?

– Да нет, Юрий Артёмович. Просто меня позабавили совпадения.

– В котором часу завтра у нас будете?

– Зависит не от меня, а от Бурхана. Думаю, около часа или двух пополудни.

– Жду!

Юрий Артёмович выскочил из салона автомобиля и зашагал в направлении входа в Институт физики субмикромира.

3. Хорошо забытый яд

Звонок Сысоева застал главного дивизионного военврача в электроджипе. Он ехал в Челябинск, где квартировался с женой и сыном. Семью он не видел уже пять дней.

– Выяснили, что за «эпидемия» поразила бойцов? – прозвучал жёсткий голос Защитника квантовой демократии.

– Завтра придёт заключение из Омска. Сразу же сообщу.

– А сами вы стараетесь допытаться?

– Конечно-конечно… – промямлил военврач.

– Попытайтесь успеть часам к десяти. В полдень прилетит Кылычоглу, мне будет не до вас.

К десяти! Эти слова ударили военврача дубиной по голове. Он забыл о семье и о том, куда едет.

«Заболели ровно по пять солдат в каждой роте, – размышлял военврач. – Ровно по пять! И прямо перед встречей Сысоева и Кылыоглу. Понятно, почему психует Защитник. Моё положение ещё хуже. Как лечить ребят?»

Он в который раз начал перебирать в уме известные ему боевые отравляющие вещества, но не мог вспомнить ни одного, которое давало бы отравление с похожими симптомами и течением. Включил заоблачный шкафчик, покопался в справочниках по местным ядовитым растениям и животным – и опять не нашёл ничего подходящего. Он начал звонить всем подряд коллегам, родным и знакомым. Никого результата!

«Позвоню в Омск. Может, они уже разобрались?» – решил он. Однако секретарша в ответ на его мольбы сказала, что результаты он получит только завтра: порядок есть порядок.

У военврача пропало настроение ехать домой и встречаться с родными. «Может, налакаться?» – малодушно подумал он.

Он хотел уже попросить водителя остановиться возле первой же дорожной кафешки, но неожиданно в запястье кольнула вживка. Звонили из Омска. Военврач включил связь.

– Вы только что говорили с секретаршей про ваших отравленных ребят. Мы уже всё поняли: у них грибное отравление.

– Со старым грибником. Меня зовут Николай Иванович. Я изучил симптомы и всё понял.

– Ребята где-то набрали поганок?

– Нет, это паутинники! Растут на вашей родине, в средней полосе России.

– Неужели страшнее мухоморов?

– Намного!

Военврач вначале подумал, что его разыгрывает какой-то шутник-пранкер. Тем не менее, он включил заоблачный шкафчик и продиктовал роботу-поисковику: «Паутинники. Смертельные отравления». Прошло секунд десять, и он уже читал: «Паутинник оранжево-красный. Паутинник красивейший. Встречаются в некоторых областях европейской части России. Смертельно ядовиты. Летальная доза – 40 граммов грибов. Содержат орелланин. Латентный период до трёх недель. Почечная недостаточность. Вероятность неблагоприятного исхода чрезвычайно высока. Действие яда ослабляют соединения алюминия…»

Военврач развернул машину в противоположную сторону.

* * *

* * *

Быстро позавтракав и выкурив папиросу, Сысоев отослал в Новый Свет ритуальное предложение о заключении мира, хотя и не предвидел ответа. Затем изучил рапорт главного дивизионного военврача и связался с ним.

– Значит, выяснили?

– Выяснил ещё до того, как поступило заключение. Отравление орелланином.

– Почему преступники выбрали именно этот яд? Есть соображения?

– Длинный латентный период. Попробуй, найди, кто подсыпал бойцам отраву две или три недели назад!

– Только в этом дело?

– Это давно известный яд, но как боевое отравляющее вещество не используется, – оправдывался военврач. – Террористы орелланин тоже не жалуют. В степях паутинники не растут. Сразу не придёт в голову, чем люди отравлены… но меры уже приняты. Больным выдаём гидроокись алюминия.

– Итак, вы распорядились дать бойцам это дерьмо? – удивлённо переспросил его Сысоев. – Я тоже пил гель на его основе. От язвы. Никогда не знал, что оно помогает от отравлений.

– Другого лекарства всё равно нет. Даём и заболевшим, и тем, кто на подозрении.

– Будет у вас другое лекарство! – отрезал Дмитрий Андреевич. – Вам ведь не нужен разбор полётов? Вот и купите нанокроты с поглотителем токсинов… на свои кровные. Скиньтесь с теми врачами, которые прописывали бойцам слабительное. И ещё с теми, кто их курирует. У всех у вас карьера на волоске. Добавлю три своих оклада, тут ведь есть и моя вина. И чтобы ни одного трупа не было!

– Вы совсем не похожи на прежнего Защитника…

– Вот именно! У вас есть догадки, откуда в степях взялись эти грибы?

– Оба вида – сугубо европейские. На северо-казахских территориях не встречаются.

– Вы выяснили точное число пострадавших?

– Ровно по пять в каждой роте.

– У вас есть догадки, кто мог организовать отравление?

– Я же не следователь. Всего лишь врач…

Сысоев сгоряча отключил связь. Он долго сидел в кресле, упершись взглядом в старинные настенные часы, но не видел время. Циферблат расплылся серебристым пятном перед его глазами.