Текст книги "Следы погибшего Бога"
Автор книги: Андрей Хворостов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– Вера, присаживайтесь. К сожалению, мне нечем вас угостить.
– Нет-нет, Николай Валентинович! Я пойду. Мы ещё успеем пообщаться…
3. Дикий кофе Эритреи
За годы жизни на свалке он почти забыл, что в мире существуют ванны. Теперь же, смыв с себя грязь последних пяти лет и нежась в искусственной морской воде, он возвращался к жизни и мысленно превращался из Гнойка даже не в дядю Колю, а в Николая Валентиновича Мезенцева, полноправного жителя города Ямова.
«Зачем мне отсюда бежать? Всё равно податься некуда. Пусть Вера не рискует из-за меня. Поживу несколько дней по-человечески, а потом будь что будет…» – размышлял он.
Мезенцев вспомнил последний год работы в Ямовском государственном университете. Вера Леонидовна, на тот момент четверокурсница, ему нравилась, хотя он никогда бы ей в этом не признался. Николая Валентиновича пугала разница в возрасте.
На зачётах и экзаменах он ставил Вере оценки автоматом. Старался вообще не задавать ей вопросы: он мучился, когда находился рядом с ней. Студентка же в это время смотрела на него испытующим взглядом экзаменатора. В её серо-голубых глазах читался вопрос: «Ну, когда же ты, наконец, решишься?»
Девушка училась уже на последнем курсе, когда ректор вызывал Мезенцева и задал короткий вопрос:
– Николай Валентинович, сколько времени вы уже не публиковались?
– Шесть лет…
– А ведь вы способный человек!
– Что толку от этих публикаций? – взвился Мезенцев. – Если у тебя нет свежих идей, зачем засорять журналы своими статьями?
– А у кого здесь есть новые идеи и эпохальные открытия? – удивился ректор. – Гении в ЯГУ не водятся. Однако порядок есть порядок. Преподаватели должны не только читать лекции. Публикации в солидных изданиях – это не только престиж университета, но и его спасение. Пока его не закрывают, но финансирование с нового года опять урежут. Придётся расстаться с шестью сотрудниками, и одним из них будете вы.
Для Мезенцева это не было неожиданностью. Всё шло к такой развязке. Он не добивался грантов на исследования и давно не публиковался: не мог заставить себя компилировать чужие идеи, как это натужно делали его коллеги. Он не брал взятки, и ему нечем было делиться с начальством. В общем, с какой стороны ни посмотри, а ценным сотрудником Николай Валентинович не был.
Мезенцева уволили. Тыла у него не было.
Для многих безработных спасением становилось ремесленничество, однако Мезенцев ничего руками делать не умел. Долги за коммунальные услуги росли. Николаю Валентиновичу предложили перебраться в комнатку на окраину Ямова, но он не увидел в этом смысла. «Перед смертью не надышишься! – говорил он себе. – Какая разница, когда я попаду на свалку: годом раньше или годом позже?»
Денег оставалось ещё месяцев на пятнадцать, когда он прочёл в Сети объявление.
Пожилому человеку нужна была операция – из разряда тех, что не входят в убогий пакет государственного медминимума. Мезенцев узнал фамилию. Она была той же, что и у Веры. И имя его совпадало с её отчеством…
Бывший преподаватель продал квартиру и сделал перевод на счёт больного старика, а на оставшиеся деньги полетел к Красному морю.
«У меня больше нет ни семьи, ни жилья, ни работы. Моя жизнь закончилась. Разве я не имею права красиво отдохнуть напоследок?» – рассуждал он.
Мезенцев снял хедмо, маленький домишко в Эритрее. С тех пор, как утряслась жизнь в соседнем Сомали, эта страна начала превращаться в мировой центр секс-туризма, отодвинув в сторону Таиланд. Статные и изящные эритрейские девушки бередили воображение мужчин всего мира – и одиноких, и таких, которым просто надоели жёны.
Также отсюда происходил прадед Пушкина. В её столице даже стоял памятник, который изваял какой-то русский скульптор.
Деревушку Мезенцев выбрал с таким расчётом, чтобы можно было одинаково легко доехать и до кораллового моря, и до пустыни, и до тропического леса, и до городка, где располагались кафешки с экзотическими яствами..
Однажды вечером в кафе к нему за столик непринуждённо, вроде бы просто поболтать, села девушка и по-русски представилась праправнучкой князя народа кунама. Она прочла наизусть два стихотворения позднего Пушкина, чем пленила Мезенцева.
«Вдруг вправду аристократка? Какая образованная! «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем». Эти стихи даже в России мало кто знает!» – восторгался он.
– У нас маленький народ. Наш язык похож на древнийй нубийский. Его здесь не понимают. Нас ущемляют, – посетовала девушка, ожидая сочувствия и утешения.
Она принялась рассказывать про обряды своей древней веры, непохожей ни на христианство, ни на ислам. Мезенцев наслаждался, слушая чистый высокий голос эритрейки и любуясь её наружностью. Она напоминала ожившую статуэтку из эбенового дерева.
«Пушкин не был хорош собой, а вот она прелестна… но всё равно эта девушка может быть его далёкой родственницей», – Николай Валентинович уже начал фантазировать под впечатлением от красоты собеседницы.
– Где ты работаешь? – спросил он
– Я студентка. Очень бедная, вот и приходится подрабатывать по вечерам. Сам понимаешь, кем…
Он пригласил эритрейку в свой хедмо. В деревянном домике не было кондиционера, однако гостью это не смутило. Три часа девушка изматывала Мезенцева, и уже не юный университетский преподаватель уснул без задних ног…
Едва успев открыть глаза, Николай Валентинович почувствовал сильный кофейный аромат и увидел глиняный кувшинчик на подносе.
– У нас так варят кофе. Знаю, русским мужчинам нравится, когда его приносят в постель, – улыбнулась ему новая знакомая.
Вкус у напитка был приятным, может быть, с чересчур сильной кислинкой.
– У нас до сих пор растёт дичок… как и в Эфиопии… а в ваш город привозят дикую арабику?
– Может быть, но не встречал.
– Что мы всё о кофе да о кофе? – рассмеялась девушка. – Ты ещё долго здесь пробудешь?
– Месяца два точно.
– Тебе со мной было хорошо?
– Почти влюблён, – ответил Мезенцев. – Готов встречаться каждый день.
– Могу стать твоей… как лучше сказать… временной женой. Это выйдет намного дешевле, чем платить мне за каждый вечер.
– А в чём твоя выгода?
– В стабильности. Не надо рыскать по кафешкам и ресторанчикам, искать клиентов.
– Будешь жить в этом хедмо?
– Конечно. Сейчас же лето, на учёбу ходить не надо…
За неделю эритрейка не предприняла ничего такого, что насторожило бы Мезенцева. Она убиралась в домике, готовила еду, ходила вместе с Николаем Валентиновичем на пляж. Девушка не выпрашивала денег сверх обговорённой суммы и не требовала подарков.
Однажды утром она спросила:
– Заметил, что я тебе каждый день варю новый сорт кофе?
– Плохо в нём разбираюсь… но иногда замечал…
– Я знаю леса с редчайшими местными разновидностями. За этим кофе у вас будут очереди выстраиваться, если его хорошо прорекламировать.
– Хочешь возить в Россию дикую арабику?
– Можно было бы открыть фирму… – мечтательно сказала эритрейка.
– Чтобы оформить предприятие в России, потребуются деньги. К тому же, будут расходы на закупку первой партии, на взятки вашим чиновникам, на всякие непредвиденные случаи… Какой из меня предприниматель? – усмехнулся Мезенцев.
Однако она заронила в его душе надежду. «Рискну! – иногда думал Мезенцев. – У меня осталось три миллиона с лишним. Конечно, кто знает, чего можно ожидать от этой девчонки… но для меня это хоть какая-то надежда спастись. Поверю ей…»
Нет, от природы он не был глупым. Просто обманывал себя. Так часто поступают люди, у которых осталась последняя соломинка, пусть и истлевшая, готовая рассыпаться в пыль.
Прошла ещё неделя – и Николай Валентинович сам вернулся к разговору о кофе.
– Я всё обдумал, – сказал он. – У меня есть деньги и на оформление фирмы, и на взятки, и на первую партию.
– Не торопись. Взвесь всё как следует, – ответила эритрейка.
Её слова лишь сильнее распалили Мезенцева. Он перевёл девушке деньги на подкуп эритрейских чиновников и закупку кофе. Себе оставил крохи – на билет до России и оформление фирмы.
Больше эту девушку он не видел…
С Красным морем Николай Валентинович прощался, купив две бутылки пива и тарелку запечённых креветок. Дома его ждала свалка, над которой парили и высматривали еду ненавистные конкуренты бомжей – озёрные черноголовые чайки с красными клювами…
Глава 2. Бездушное урочище
1. Странный день краснодеревщика
Узорчатая кованая калитка не открылась по сигналу вживки. Евгений Петрович Караваев, лучший столяр города Ямова, притронулся к левому запястью. Всплыл заоблачный шкафчик – личное пространство в памяти спутникового сервера.
Цела вживка! Тогда в чём же дело?
Краснодеревщик припарковал велосипед и принялся рассматривать забор: «Из европейской Конфедерации привезён кирпичик, никак не иначе».
Калитку украшал витраж из пуленепробиваемого триплекса. Столяр внимательно рассматривал орнамент, чтобы больше узнать о вкусах и пристрастиях заказчика.
Медведь с поднятым к небу носом… Странная крылатая собака… Знак солнцеворота… Где-то Караваеву уже попадались такие рисунки… Ах, да, в краеведческом музее!
Наконец, он увидел еле заметный кружочек на дверной раме – чёрный, как и сама дверь.
«Вот оно что! – ахнул Караваев. – Вживки Дремлюгину мало, нужен ещё и пальчик». Он поднёс к глазку подушечку мизинца. За витражом появился женский силуэт. Послышалось цоканье каблучков…
Через несколько секунд калитка открылась. Караваеву улыбнулась молодая женщина в лёгком сарафанчике. Её пышные плечи покрывал ровный загар, привезённый из недавнего путешествия. На вид ей было около тридцати.
«Не холодно ли тебе, девица, в сентябре-то?» – удивлённо посмотрел на неё Караваев.
– Евгений Петрович, заходите! Мы вас так ждём! Я Света Дремлюгина, если не знаете… – девушка немного замялась и шепнула: – Хочу попросить об одолжении. Это моя личная просьба. Вам, наверное, кажется, что мы баснословно богаты?
– Об этом говорит весь город.
– Это совсем не так. Чтобы построить новый особняк, Виктор Николаевич влез в кабальные долги… а тут очередной безумный проект! Он и мне не нравится, и владетели им недовольны. Могут снизить кредитный рейтинг. Вы уж охлаждайте Витин пыл!
Краснодеревщик удивился её просьбе. Умерять фантазию заказчика было совсем не в его интересах.
Во дворе Караваев начал оценивать обстановку. Он давно работал по заказам состоятельных людей, изготавливая для них изысканную эксклюзивную мебель, и всегда при первом знакомстве пытался определить, насколько клиент богат. Над входом в его мастерскую круглосуточно светилась гордая вывеска: «Работаю руками и головой. Никаких компьютеров. Никаких 3D-принтеров!» Таковы были его принципы, за них его и ценили.
Он пригляделся к шевелюре Светланы, рассмотрел в проборе корни волос. «Безусловно, натуральная брюнетка. Черты лица идеально правильные. Кожа холёная, гладкая и нежная, как у ребёнка. Естественная красота! Девушка очень обеспеченная», – с отрадным чувством отметил он. Евгений Петрович знал, что состоятельные дамы давно уже не красили волосы и не пудрили щёки, предпочитая более изощрённые способы ухода за лицом.
Под навесом стояли электроджип и мощный армейский вездеход. Выхлопная труба сзади последнего говорила о том, что он работает то ли на бензине, то ли на дизельном топливе. «Дорогое удовольствие сегодня! На одних экологических налогах можно разориться!» – хмыкнул себе в усы Караваев.
Недавно привезённые дрова лежали рядом с огромным кувшином на кованых ножках в виде орлиных лап. Он был покрыт замысловатым орнаментом и вязью – видимо, строками из Корана.
«Сделан явно где-нибудь в Халифате, – размышлял дальше краснодеревщик. – Интересно, сколько уплачено за доставку? Так что пусть девчонка не хнычет: деньги у мужика есть!»
В доме Светлана подвела гостя к кабинету мужа – и сразу же развернулась, оставив его возле двери. «Да тут домострой!» – решил Караваев и постучался.
«Какие же часы у Вити Попаданца! Какой раритет!» – поразился он, садясь напротив заказчика.
Часы Виктора Николаевича Дремлюгина впечатляли гостей уже самим фактом своего наличия. В Унылые времена мало кто носил на правом запястье этот атрибут роскоши, ведь время можно посмотреть и по вживке…
Евгений Петрович счёл, что долго рассматривать часы заказчика неприлично, и огляделся вокруг. Такую обстановку в домашнем кабинете богатого бизнесмена он увидеть не ожидал. Ни камина, ни изысканной мебели, ни картин знаменитых художников!
Стены прятались за кустарными дубовыми стеллажами, которые занимали весь периметр кабинета, кроме окна и двери. В высоту они простирались до самого потолка. Один был заставлен бульварными романами, другой экзотическими сувенирами, а третий – местными артефактами тех ветхих эпох, когда люди ещё не знали ни железа, ни гончарного круга.
Книги, которые не умещались на полках, были разбросаны по полу вперемешку с засаленными пуфиками и грязными кофейными чашками. Женская рука явно не касалась кабинета. Видимо, хозяин запрещал убираться в нём и супруге, и служанкам.
«Так вот зачем он меня позвал!» – смекнул краснодеревщик.
– Виктор Николаевич, вам нужен ещё один стеллаж? – осторожно спросил он. – Сделаю намного изящнее, чем эти ваши… Могу из морёного дуба.
– Ненавижу цифровые книги. Обожаю бумажные! – в интонациях голоса заказчика послышался вызов своему времени. – Насколько же их удобнее листать и делать закладки! Их уже редко у кого встретишь, но я могу себе позволить и такую роскошь. Мне их по спецзаказу печатают.
– Покажите мне комнату, где будет стоять стеллаж. Надо определиться с его размерами.
– Не нужен мне никакой стеллаж. Я совсем для другого вас позвал. Всё расскажу, но сначала попробуйте курицу тандури, – хозяин посмотрел через открытое окно во двор. – Вы уже видели мой тандыр? Я его из северной Индии привёз.
– Мне надоела курятина! – нечаянно вырвалось у Караваева.
– Так это же не искусственно выращенное мясо и не дрожжевой белок, – немного обиделся Дремлюгин. – Это настоящая деревенская курица. Она на травке эколуга паслась. Когда вы такую пробовали последний раз?
– Давно. На своей свадьбе.
– Ну вот, а говорите «надоела курятина»! Её специально для вас приготовил мой повар. Великолепный повар!
Виктор Николаевич прикоснулся к запястью, и в кабинет вошёл грузный мужчина с подносом, на котором лежали две тарелки с курицей тандури, заиндевелая бутылка водки и рюмки.
– Вот сейчас покушаем, потом попьём кофе… – продолжил радушный бизнесмен. – Затем я покажу вам свою коллекцию артефактов бронзового века.
– Какого века?
– Бронзового, Евгений Петрович, бронзового! Не золотого же…
* * *
В предпринимательских кругах Виктора Николаевича считали мечтателем, увлечённым историческими романами и черепками глубокой древности. Однако таким он был не всегда. В юности Дремлюгина завораживали промышленные революции минувших эпох. Он недоумевал, почему отец ни разу не попробовал вложить часть своего капитала в разработки новейших технологий. Он ещё не понимал, что Унылые времена уже подняли весло и караулили каждого, чья голова высунется выше болотной ряски.
Прозрел Дремлюгин неожиданно.
– Подарок к твоему совершеннолетию ты не сможешь пощупать, – однажды шепнул ему отец. – Однако он ценнее любого вещного. Дарю тебе несколько строк нового трастового договора сети «Бальзам». Знал бы ты, как мне пришлось сражаться за эти строки!
Он запустил заоблачный шкафчик в режиме голограммы. На экране проступил текст:
«ОСНОВНЫЕ АКЦИОНЕРЫ ГРУППЫ ТОРГОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ «БАЛЬЗАМ»
Акции находятся в собственности (проценты округленные):
Дом «Истра» – 51%
Дремлюгин Николай Сергеевич – 17%
Дремлюгин Виктор Николаевич – 8%
Дремлюгина Валерия Николаевна – 7,5%
Кобыльницкий Лев Моисеевич – 7%
Другие – 10,5%
Доверительным собственником 51% акций, принадлежащих Дому «Истра», является Дремлюгин Николай Сергеевич. Дом «Истра» получает 50% дивидендов с этого пакета. Для минимизации рисков Дом «Истра» вправе накладывать вето на любые операции с акциями или инвестиционные инициативы группы «Бальзам», которые он сочтёт не соответствующими своим интересам. В случае смерти или нетрудоспособности Дремлюгина Николая Сергеевича его права передаются Дремлюгину Виктору Николаевичу…»
– Если я умру, тебе достанется не только мой личный капитал, но и контрольный пакет, – пояснил отец. – Знал бы ты, чего мне стоило уломать владетелей!
Виктор Николаевич уже не раз слышал это слово.
Владетели. Сюзерены Унылых времён. Они не только завладели контрольными пакетами всех сколько-нибудь крупных предприятий и воскресили средневековую условную собственность. Они запустили свои щупальца во все сферы жизни.
Семья Дремлюгиных и сеть «Бальзам» были клиентами организации, которая некогда именовалась Банковским домом «Истра», а сейчас – просто Домом «Истра», и это не было лишь сменой вывески.
Дремлюгиных лечили врачи службы «Истра-Здоровье», качественную натуральную еду приносили курьеры «Истра-Доставка», жизнь и имущество страховали агенты Дома «Истра», заоблачные шкафчики располагались на спутниковых серверах «Истра-Информация». Дети Виктора Николаевича от предыдущих жён учились в закрытом образовательном клубе «Истра-Педагог». Наконец, у каждого члена семьи был персональный виртуальный советчик Дома «Истра»…
«Мы ничего вам не диктуем, это неэффективно. Мы лишь даём рекомендации и направляем вас, помогая достичь жизненного успеха!» – говорилось в рекламе. Однако те клиенты, которые позволяли себе ослушаться советчиков, расплачивались за это снижением кредитного рейтинга.
Увы, лишь бедняки и бомжи могли наслаждаться свободой в мире квантовой демократии!
* * *
Николай Сергеевич Дремлюгин умер через три года после этого разговора. Владельцем четверти капитала «Бальзама» и условным собственником ещё 51 процента акций стал его сын.
Виктор Николаевич решил создать неторговую венчурную фирму в составе группы «Бальзам». Он был полон надежд… однако они разбились во время первого же заседания совета директоров.
– Мы не одобряем непрофильные инвестиции. «Бальзам» успешен именно как торговая сеть, – таков был вердикт смотрящего от Дома «Истра».
Когда заседание закончилось, этот человек подошел к Дремлюгину и дружелюбно шепнул: «Не пытайтесь прыгнуть выше головы! Какие ещё проекты продления молодости? Людей в мире и так чересчур много. Торгуйте и радуйтесь жизни. Вы богаты. Что вам ещё нужно?»
Виктор Николаевич был в отчаянии. Он возненавидел свой бизнес и переложил бремя управления им на плечи сестры.
Дремлюгин отошёл от дел и отдался страсти своего прадеда, Сергея Петровича – увлёкся мифами о бессмертии и начал собирать артефакты ветхих эпох. Как и его предок, он превратился в богатого чудака, посмешище в кондовом предпринимательском мире города Ямова.
Сейчас его душу не грели ни новый особняк, ни молодая жена, уже четвёртая по счёту, ни курорты, ни даже тандыр во дворе… Свободными зимними вечерами Дремлюгин читал бульварные романы, а летом рыскал по российским весям, выискивая артефакты ветхих эпох. Их реставрировали мастера в просторном подвале загородного особняка.
Раскопки, которыми занимался Виктор Николаевич, формально были запрещены – но разве это могло остановить увлечённого богача? Раскинув палатку в каком-нибудь дремучем урочище, он днями напролёт искал наконечники стрел, ножи, упряжь и утварь финно-угорских охотников и собирателей. Вечером он ложился отдохнуть на надувном матрасе, а в полночь вставал и выходил на поляну. Едва ли чудь, водь, меря или мордва, воскресни они в эту ночь, поняли бы хоть одно слово из заклинаний, которые бормотал Виктор Николаевич в честь Миеллики и Вирь-авы, но он не догадывался об этом. Любуясь звёздами, он воображал себя шаманом, поклоняющимся духам леса.
Кряжистый и белокурый, с квадратным курносым лицом, Дремлюгин своей наружностью и вправду напоминал эталонного мордвина-эрзянина из статей по антропологии. Краеведы, которые вились вокруг Виктора Николаевича, всеми силами укрепляли это его представление о себе.
Однако с недавних пор, когда один местный археолог опубликовал статью о сенсационной находке недалеко от города Ямова, Виктор Николаевич переменил свои предпочтения. Теперь он вёл раскопки в степных курганах, ища утварь, оставленную в своих погребениях арийцами бронзового века.
Представлял он себя уже не лесным охотником или шаманом, а могучим колесничным воином, разящим врагов булавой, головку которой он нашёл в одном из курганов и счёл деталью ваджры, палицы бога Индры. По ночам он читал нараспев гимны из Ригведы, и невнятные звуки его пения уносил далеко-далеко колкий степной ветер.
Когда Дремлюгин возвращался домой, тоска грызла его душу. Он напивался и бил жену. Как же ненавидел Виктор Николаевич своё время! Как мечтал из него вырваться!
* * *
– Евгений Петрович, хочу показать вам недавнюю находку. Как вы думаете, что это? – спросил краснодеревщика Дремлюгин.
Караваев с недоумением посмотрел на продолговатую косточку с дырочками и сделал заключение:
– Хрен её знает.
– Это, Евгений Петрович, костяной псалий! Ему пять с половиной тысяч лет. Представляете – почти шесть тысяч! Его нашли прямо у нас, в двадцати километрах от города. Вы понимаете, что означает эта находка?
– Хрен её знает! – злобно повторил Караваев: ему не терпелось дождаться момента, когда хозяин, наконец, скажет, что хочет заказать.
– Это, Евгений Петрович, деталь конской упряжи. Значит, по нашей земле ездили колесницы со спицевыми колёсами. Тогда их не было ещё ни в Египте, ни в Индии, ни в Месопотамии! Даже на Южном Урале их ещё не было, а у нас – уже были!
– Что вам от меня нужно? – не выдержал краснодеревщик.
– Не торопитесь, Евгений Петрович! Если вам кажется, что теряете со мной время, то я вам всё возмещу. Приложите пальчик к моей вживке! – бизнесмен протянул краснодеревщику руку, покрытую редкими рыжими волосками. – Ну вот. Я вам перевёл двести тысяч рублей. На эти деньги вы сможете прожить полгода, если не будете слишком шиковать…
– Благодарю! – ответил Караваев. – Но всё-таки, чего вы хотите? Шкаф, вешалку? Могу и изысканный гроб сварганить. Из морёного дуба или эбенового дерева, с золотым крестом, бронзовыми ножками в виде львиных лап и даже с сигнализатором – на случай, если вас похоронят заживо.
– Пока хочу только одного – чтобы вы слушали меня дальше!
Дремлюгин подвёл столяра к одному из стеллажей и ткнул пальцем в большую фотографию, где он позировал на слоне на фоне полуразрушенного древнего храма.
– Недавно вернулся из седьмой поездки в Индию, – похвалился он. – Как вам мой слон? Могуч? Когда я катался на этом гиганте среди джунглей, то представлял себя воином Чандрагупты, разящим гоплитов Александра Македонского боевыми кобрами.
– Чем-чем? – затряс головой Караваев.
– Кобрами, Евгений Петрович, кобрами! Разве вы не читали в Сети роман, который так и называется – «Боевая кобра»? Очень нашумевший и популярный, кстати. О русском оперативнике, который волей случая оказался в древней Индии. Он вооружился ядовитыми змеями и изменил течение мировой истории. Перебил всю армию Александра, представляете… Вот, посмотрите! Я дал автору деньги на бумажное издание.
Дремлюгин бросился к стеллажу и снял с полки засаленную книгу в мягкой обложке.
– Посмотрите, как нарисованы змеи! – восторгался он. – Прямо как живые! А вот умирает в муках сам Александр Македонский. Гляньте только, какая выразительная гримаса!
Караваев не стал заглядывать в книгу.
– Какого чёрта вы меня позвали? Чтобы сказки мне рассказывать? – краснодеревщик уже не скрывал своего раздражения.
Виктор Николаевич вновь прикоснулся к запястью. В гостиную вошёл его водитель.
– Саша, съезди за Голощаповым. Скажи, дело срочное, пусть не телится! – приказал бизнесмен.
Водитель выбежал, и Дремлюгин повернулся к гостю с ласковой улыбкой:
– Евгений Петрович, не нервничайте. Я вам уже столько денег дал! И ещё не пожалею. Хочу познакомить вас с очень интересным человеком.
– Чем он занимается?
– Это наш ведущий археолог. Помните, несколько минут назад я показывал вам псалий?
– Ну…
– И говорил, что где псалий – там и колесница…
– Говорили…
– Так вот, Голощапов в одном кургане недалеко от нашего города и вправду нашёл отпечаток колеса со спицами.
– Мне по барабану эти ваши колесницы. Зачем вы меня позвали? – огрызнулся краснодеревщик.
– Я же сказал: вы должны познакомиться с интересным человеком…
Через полчаса комнату вошёл плотный длинноносый брюнет с бородёнкой клинышком.
– Быстро же вы прибыли, Пётр Васильевич! – всплеснул руками бизнесмен. – Знакомьтесь, это Евгений Петрович Караваев. Он не только краснодеревщик. При случае может быть и гробовщиком.
– Так это ВЫ хотите заказать гроб? – осенило Караваева, когда он пожимал руку вошедшему. – Могу сделать очень хороший. Из дуба, бука или ореха. С бронзовым крестом.
Евгений Петрович решил, что учёному надо предложить изделие более скромное, чем хозяину сети магазинов, но добротное. В душе столяр надеялся, что тот закажет дерево подороже, чем сосна. Однако археолог ответил:
– Мне совсем не нужен гроб.
– Что же тогда? Авторский комод, эксклюзивный шкаф, деревянные настенные часы?
– И не то, и не другое, и не третье! – вмешался Дремлюгин. – Мне нужно, чтобы вы стали брать у Голощапова уроки.
– На кой ляд они мне? – возмутился краснодеревщик.
– Зря вы так, Евгений Петрович! – примирительно сказал заказчик. – Вы должны досконально изучить быт и военную технику древних индоевропейских племён. Понять устройство боевой колесницы. Во время обучения я стану вам выплачивать очень хорошую стипендию…
– Хотите построить колесницу? – удивился Караваев.
– Хочу привнести в этот мир гармонию, – ответил Дремлюгин. – Гармонию тех давних времён, когда люди пели мантры в честь могучих богов и великих стихий природы. Когда не было конфликта между человеком и окружающим его миром.
«За ваши деньги любой каприз!» – решил столяр и согласился. На дворе усиливался кризис, от заработка отказываться было глупо.
2. Вечевой набат
Первый урок археологии проводился в реставрационной мастерской загородного особняка, который стоял на берегу озера в окружении непроходимого леса
Бездушное урочище… Почему его так назвали? Когда-то в этом густом лесу жили разбойники, которые грабили и убивали путников, отнимая у них души. Земледельцы боялись селиться близ опасного урочища, и потому в его окрестностях не было ни единой крестьянской души…
Голощапов был уже на месте. Он расхаживал между столами, за которыми работали четыре реставратора.
– Да тут целый музей! – ахнул Караваев.
– Подготовка экспонатов, – уточнил археолог. – Разве вы не знали, что у Виктора Николаевича огромная коллекция древностей. Посмотрели – и будет! Нам пора в соседнее помещение. Там нас ждут другие… хммм… учащиеся.
Евгений Петрович зашел в небольшую комнату, где сидели два человека: Татьяна – известная в городе дизайнерша и белошвейка, пожилой невзрачный мужчина, которого краснодеревщик видел впервые. Караваев расположился между ними.
– Память о нашем прошлом хранят в своём чреве курганы, – начал лекцию Голощапов. – Лежат там вещи вроде бы неприметные: детали конской упряжи, бронзовые наконечники стрел, ножи, человеческие кости… но сколько они говорят о давних временах! В степях жили люди грубого облика, мужественные и по-своему красивые.
Пётр Васильевич взял в руки мощный проломленный череп с выбитыми зубами.
– Вот! Перед вами череп колесничного воина абашевской археологической культуры. Это древние арии – те самые, которые покорили Индию.
Караваев и незнакомый ему мужчина сделали вид, что задумались. Белошвейка оказалась смелее.
– Пётр Васильевич, что они носили – штаны или юбки? – поинтересовалась она.
– Этого никто не знает: они сгнили, – сознался Голощапов.
– Что же тогда мне шить?
– Танечка, обшивать вы будете не череп. Доверьтесь своему чутью. В чём вы скорее представляете себе Виктора Николаевича – в штанах или в юбке?
–Татьяна замолчала.
– Значит, мне тоже что-то придётся делать? – догадался Караваев. – Не только же слушать вашу болтовню.
– Конечно, – порадовал его Голощапов. – Сейчас мы съездим на экскурсию, и всё увидим своими глазами.
– Надеюсь, не на телеге? – испугалась швея.
– Нет. На электроджипе. Виктор Николаевич сказал, что в его гиперконденсаторах ещё осталось немного электричества…
* * *
Электровнедорожник вышел из урочища и покатился по ровной полевой дороге. Он управлялся квантовым процессором, однако и водитель не дремал: как бы ни был силён искусственный интеллект, человека он заменить не мог.
Двигался автомобиль неспешно: путь ему постоянно преграждали конные подводы, на которых крестьяне везли в школу детей. Ребятишки с кем-то перезванивались по вживкам – единственным высокотехнологичным устройствам, доступным всем гражданам России без изъятия.
– Не лучшее время мы выбрали для поездки к курганам! – вздохнул Голощапов. – Надо было подождать часок-другой, пока детишки не рассосутся… но не возвращаться же назад!
По одну сторону дороги шла осенняя жатва. Над полем не было видно ни птиц, ни бабочек, ни даже мух: они боялись летать вблизи колосьев ярового всезлака. Это исчадие генной инженерии отличалось лютой урожайностью и вырабатывало вещества, которые отпугивали всё живое. Выпеченный из него хлеб вкусом напоминал речной песок, зато был доступен даже самым бедным гражданам России.
– К нему и птица не летит, и зверь нейдёт… – оглядывая поле, философически вздохнул Голощапов.
– И эту мерзость мы едим! – вскрикнула белошвейка.
– Скоро перестанете, – пообещал ей археолог. – Если угодите Виктору Николаевичу, он начнёт вас снабжать нормальным хлебом. Как меня, например.
Всезлак убирали шагающие на тонких паучьих ножках комбайны агрохолдинга «Дымкевич и Ко».
По другую сторону дороги комбайны поменьше выкапывали униовощ, ещё одно порождение генной инженерии – богатое витаминами, но с тошнотворным вкусом и запахом. Парящие над полем машины ссыпали убранные корнеплоды в челноки, которые подвозили урожай к дороге, где его ждали телеги с конной тягой. В их использовании был большой экономический смысл: в отличие от комбайнов, они не требовали дефицитного электричества. Кроме того, корпорация так трудоустраивала сельских жителей по настоянию властей. За это ей давались налоговые послабления.
Через полчаса угодья агрохолдинга закончились. В воздухе появились птицы и насекомые: электроджип поравнялся с экополем, где натуральные овощи созревали для столов состоятельных жителей Ямова и столицы.
Вдруг внедорожник подскочил на ровном участке дороги: руку водителя пронзила боль.
– Бляха-муха! – выругался он. – Какой козёл так ударил в вечевой набат? А если б мы ехали по автостраде, в потоке?