Текст книги "Драгоценный камень"
Автор книги: Андрей Гуляшки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
– Зажжем факелы? – шепотом спросила Теменужка.
– Еще и так видно, – сказал Радан.
Так мы прошли около двадцати шагов. Сумрак сгустился, стал превращаться в темноту. И мы наконец зажгли наши факелы. На серых каменных стенах заиграли красные отблески, и среди этих отблесков мы увидели свои силуэты – черные, подвижные, точно ожившие картинки, нарисованные тушью.
– А сталактиты близко? – спросила Теменужка.
– Да, – успокоил ее Радан. – Через час, через два доберемся.
Мы прошли еще шагов десять и остановились. Здесь галерея сужалась и под острым углом сворачивала вправо. Мы вошли во что-то, похожее на цилиндр, и сразу почувствовали, что пол уходит вниз.
– Начинается спуск, – сказал Радан.
Он пошел вперед. Теменужка за ним, я последний.
Теперь стены уже не были гладкими. Со всех сторон торчали острые камни – то серые, то красные, то странного желтоватого цвета.
– Похоже на настоящую пещеру, – сказала Теменужка. – Я в пещерах не была, но мне кажется, что они именно такие. На сколько метров мы ушли под землю, знаете?
Только я собрался ей ответить, что мы лишь начинаем свое подземное путешествие, как Радан внезапно остановился.
– Идите-ка сюда поближе, – позвал он нас.
Мы подошли ближе, почти прижались к нему.
– Что вы видите?
– Камни, – прошептала Теменужка.
– Гранит, – сказал я.
– Плохо смотрите, – вздохнул Радан. – Вы только глазеете, а ничего не видите. – Он протянул руку. – Смотрите-ка – что это такое?
– Веревочка! – вскрикнула Теменужка.
Она так вскрикнула, как будто увидела какое-то чудо, а не самую обыкновенную веревочку.
Мы молча смотрели на эту тонкую белую веревку длиной в палец. Она высовывалась из трещины в скале и была похожа на мышиный хвост.
Радан подмигнул мне:
– Уж не Спартак ли завязывал здесь сандалии, посмотри-ка!
Я протянул руку, но он грубо оттолкнул меня.
– Это кусочек бикфордова шнура. Бикфордова шнура, – подчеркнул он.
Я замолчал. Пусть это будет кусочек шнура. Но зачем же меня отталкивать?
Пока я обдумывал, что ему сказать, он стал на колени и принялся внимательно рассматривать камни.
– Ага! – тихонько сказал он. – Наклонитесь-ка, детки. Что это такое?
В желтоватом свете факелов мы увидели едва заметный черный порошок, а в двух пядях от порошка – окурок сигареты с золотым мундштуком.
– Сюда приходил один из тех двух мужчин, которых ты видел ночью, – сказала Теменужка. – Тот, который курит дорогие сигареты.
– Может быть, и оба приходили, – ответил Радан. Он поднял золотой окурок и положил его в карман. – Но след остался только от того, который курит сигареты с золотыми мундштуками.
– Подумаешь, какое дело! – сказал я. – Сюда приходили проверять местность те двое, о которых нам говорил кассир. Здесь они остановились, один из них выкурил сигарету, а потом они вернулись. Что здесь такого необыкновенного?
– Ничего необыкновенного нет, – сказал Радан. – Просто пробили в скале дыру или использовали готовую трещину, наполнили ее динамитом, поставили детонатор и подожгли фитиль. Ведь порошок-то – это зола. Она просыпалась на этот серый камень как раз под веревочкой, которую наш приятель Анастас принял за остаток сандалии легендарного Спартака. Анастас не видел бикфордова шнура, но мой отец шахтер – он сам давал мне их поджигать в новых шахтах на руднике «Черное море». Зажженный фитиль некоторое время горел, а потом погас. Почему? По-моему, одно из двух. Или селитра в шнуре отсырела – видите, какая мокрая скала, – или какая-нибудь крыса – а здесь наверняка много крыс – его перегрызла. И детонатор не воспламенился. А если б он воспламенился, здесь был бы конец этой галереи. И, может быть, на вечные времена.
– Ничего не понимаю, – сказал я. – Зачем этим двум людям понадобилось разрушать старую шахту?
– Прежде всего я сомневаюсь, что те двое, которых я видел ночью, это те самые, о которых нам говорил соня кассир. Но, кто бы они ни были, цель у них была одна – взорвать шахту. Это ясно как дважды два четыре.
Мы задумались, помолчали. Пламя факелов стало бледнеть.
– Надо возвращаться, – сказал Радан.
– Вот и я хотела предложить, – робко призналась Теменужка.
Я посмотрел на нее – лицо у нее было серое, как камни, серевшие вокруг нас. «Наверно, от плохого воздуха», – подумал я.
А когда мы выбирались из ямы, мы встретились с Андреем, что называется, лицом к лицу.
Разумеется, я тогда не знал, что его зовут Андрей. Я ничего о нем не знал, так как видел его в первый раз. Будь я лучшим рассказчиком, я, может быть, начал бы свой рассказ именно с этого места. Писатели так и поступают: начинают свое повествование, только выполнив самое важное условие – собрав вместе своих героев. Рассказ от этого становится интереснее, что и говорить. Но я, как я вам уже говорил, студент-ветеринар и, к сожалению, мало знаком с литературными приемами. Я вообще с ними не знаком. Потому-то и получилось так нескладно: завязка рассказа, то есть встреча двух самых важных героев, вдруг всплыла в конце, вместо того чтобы появиться в начале, в первых строчках первой главы. Я поздно вспомнил об этом важном правиле. Но вы на меня не сердитесь. Когда мы увидимся с вами во второй раз, я расскажу вам другую историю – там герои встретятся на первой же странице и обязательно улыбнутся друг другу.
Кто больше удивился – мы или Андрей, – этого я не могу вам сказать. Не могу вам сказать, и какие были первые наши слова. Я помню только, что он подал Теменужке свою флягу и посоветовал ей глотнуть побольше воды. Потом и я выпил воды, этого я не забыл. Должно быть, мне очень хотелось пить.
Мы уселись около ямы. Андрей вынул пачку сигарет и закурил. Сигареты у него были самые обыкновенные. На них не было даже золотого герба, как на сигаретах первого сорта.
– Куда вы шли? – спросил его Радан.
– Туда, откуда вы идете, – улыбнулся ему Андрей.
У него была такая хорошая, искренняя и добродушная улыбка, что мы сразу прониклись к этому человеку глубокой симпатией.
– А раньше вы приходили на это место? – продолжал расспрашивать его Радан.
– В прошлом году, – ответил Андрей.
– А как вы нашли рудник, случайно? Как мы?
Андрей взглянул на Радана и снова улыбнулся. На этот раз улыбка у него была какая-то задумчивая и грустная.
– Для нас, геологов, слово «случайность» имеет относительное значение, – сказал он.
– А вы геолог? – оживилась Теменужка. – Из бригады?
– Да, из бригады, – кивнул ей Андрей.
Я видел, как Радан тайком ущипнул ее за локоть. Как человек с романтическим воображением, он был ужасный скептик.
Андрей встал.
Нас с Раданом считали высокими парнями, но он был на целую голову выше нас.
– Ну и каланча! – засмеялась Теменужка.
Он пошарил у себя в карманах, нашел две карамельки и дал их болтушке. Она не заслуживала такого внимания. Вы ведь слышали? Она назвала его каланчой.
– А докуда вы дошли? Наверное, до озера?
– Озеро? – воскликнули мы почти одновременно. – До какого озера?
– А я думал, что вы и правда герои! – засмеялся Андрей. – Увидел, какие вы желтые, особенно девочка, и подумал: эти молодцы по крайней мере полдня под землей провели. А вы даже озера не понюхали. Жалко! Самого красивого и не видели.
– Мы дошли до первого поворота и вернулись, – сказал Радан. Он помолчал. – А вы, раз вы уже ходили туда, зачем вы опять идете? Из-за озера?
– И пальцем бы не шевельнул! – засмеялся Андрей. – Для меня озера привлекательны постольку, поскольку они представляют интерес с точки зрения геологии. А это озерко, о котором я упомянул, обыкновенная впадина – нечто вроде воронки, в которой собираются подпочвенные воды. Но все-таки на него стоит посмотреть!
– А сталактиты там есть? – спросила Теменужка. – Вы, наверное, за сталактитами пошли, сознайтесь!
– Когда мне было столько лет, сколько вам, меня волновали сталактиты, – улыбнулся ей Андрей. – Теперь меня волнует другой минерал, в миллион раз более ценный, чем эти сосульки.
– Золото! – воскликнул я. – Вы нашли золото?
– Я ничего не нашел, – сказал Андрей. – Но если я найду что-нибудь, это будет поценнее, чем золото.
Странный человек! На уме у него минерал, который дороже золота, а говорит так, будто речь идет о каком-нибудь обыкновенном известняке. На его месте я бы горел, как в лихорадке, я бы задыхался, уверяю вас!
Он вынул из своего ранца огромный электрический фонарь, нажал кнопку, чтобы проверить, горит ли он, потом повесил его на крючок, пришитый к куртке ниже левого нагрудного кармана.
– Как видите, у меня факел немного более современный, чем у вас, – подмигнул он нам. – Не дымит и рук не обжигает. А самое большое его преимущество в том, что его можно носить на груди. Советую вам, если когда-нибудь будете геологами, купить себе такие фонарики. Очень вам помогут! Запасная лампочка, три батарейки – и вам на двадцать часов обеспечен свет. И чисто и практично, правда? – Он надел ранец на спину. – Ну что, – сказал он, – расстанемся?
Мы молчали. Теменужка сделала шаг вперед. Ей, видно, хотелось что-то сказать, наверное, что-то важное, но она не находила слов или ей не хватало смелости. Она только переступала с ноги на ногу и умоляюще посматривала на нас. По правде говоря, в эту минуту я очень жалел, что я не на месте Андрея. Должно быть, потому, что у него на груди висел большой электрический фонарь…
Андрей поднял геологический молоток, на который он опирался, и собрался совсем уже с нами распрощаться, когда Радан неожиданно выпалил:
– Вы не должны спускаться в этот рудник! По крайней мере сейчас, – подчеркнул он, – вы не должны туда ходить. Конечно, если вам жизнь дорога. Если вы вообще не решили раньше времени переселиться на тот свет.
Тогда я ничего еще не знал об уже известной вам берилловой истории. Поэтому я ждал, что Андрей просто рассмеется в ответ, похлопает Радана по плечу и скажет: «Занимайся своим делом, паренек!» – или что-нибудь в этом роде. Этого я ждал. А Андрей отступил на шаг, лицо у него вытянулось, брови сошлись на переносице.
– Ну, – сказал он и замолчал. – Что ты хочешь сказать?
Поверьте мне, этот человек, еще минуту назад такой славный, вдруг преобразился и стал похож на взъерошенного ястреба перед смертельным поединком или, еще точнее, на человека, который твердо решил кого-нибудь убить, чтобы любой ценой и вопреки всему добиться осуществления какой-то своей мрачной цели.
– Там на повороте бикфордов шнур! – закричала Теменужка.
И почему-то, выбежав вперед, встала перед Раданом.
– Бикфордов шнур, – сказала она. – Настоящий. Радан работал с такими шнурами. Остался маленький кусочек, но он там висит. Мы все трое видели.
Я стоял немножко в стороне от Андрея и, не знаю почему, просто не мог оторвать глаз от его рук, вернее от пальцев, сжимавших ручку молотка. Я заметил, как эти пальцы разжались, и услышал, как железо стукнуло о землю. Должен вам сказать, что этот звук показался мне очень приятным. Иногда самые грубые звуки ласкают слух.
– Что вы так удивляетесь? – сказал Радан. – Просто поворот галереи заминирован, а почему и зачем – это надо установить. Но соваться туда сейчас глупо. Надо подождать.
– Наоборот, надо спешить! – зло улыбнулся Андрей. – Очень спешить! Иначе будет поздно.
– Не будет поздно, – упрямился Радан. – Мы сообщим милиции. Придет охрана и будет защищать вход.
– От кого защищать? – снова насторожился Андрей. – От кого?
Мы смотрели на него, удивленные и немного испуганные, и не знали, что ему отвечать. Мы тогда ничего не знали о «невидимом», поэтому поведение этого человека казалось нам довольно странным.
– Видите ли, в чем дело, – сказал Андрей уже спокойнее, затягивая ремни на ранце. – Рудник – это не лавка: поставил пост у входа и можешь быть уверен, что никто не войдет. Эти старые рудники похожи на дома, где много дверей и окон, с той разницей, что двери и окна у домов известны, а у рудников их никто не знает и не видит. Мы с вами видим только одну дверь, вот, – и он показал на яму. – Но чем вы мне докажете, что эта дверь единственная и что других нет? А если есть и другой вход? Охрана будет сторожить здесь, спереди, а злоумышленник проберется в другом месте и подорвет не одну, а десяток шахт. Сейчас злоумышленник спокоен – он уверен, что сделал свое дело. Но, если вы поднимете шум, он поймет, что ничего не сделал, и вернется обратно. Поэтому я советую вам потерпеть и помолчать. Вместо того чтобы бежать в село Цвят звать милицию, пойдемте со мной. Увидите и озеро, и сталактиты, и много других сказочных вещей. Хотите?
Некоторое время мы только молча смотрели на него, восхищенные силой его логики, пораженные блеском его открытых чистых глаз.
Первым опомнился Радан.
– Это умно, – сказал он. – Но я предложу одно изменение к вашему проекту. Совсем маленькое, а именно: в вашем путешествии под землю вас буду сопровождать только я. Анастас и Теменужка останутся здесь дежурить. Если они увидят что-нибудь подозрительное, они зажгут факелы и прибегут к нам. – Он подумал минутку. – Галерея не разветвляется?
– Там есть отклонения влево и вправо, – сказал Андрей, – но они такие низкие и узкие, что сбиться с дороги невозможно. Место, где мы остановимся, отсюда примерно в часе ходьбы.
Теменужка вздохнула, на глазах у нее выступили слезы. Она ничего не сказала, только отвернулась и стала ковырять ногой землю. Не знаю, чем уж она там так заинтересовалась, что ей понадобилось ковырять ногой землю.
А Радан улыбнулся как-то виновато и сказал:
– Я тебе сколько хочешь сталактитов принесу, честное слово.
Теменужка молчала.
– Поможем сейчас товарищу геологу, – сказал он. – А завтра, если все будет в порядке, спустимся вместе. – Он помолчал. – И смотрите в оба, понятно?
– Будь покоен, – сказал я. – Рассчитывайте на меня. – И ободряюще улыбнулся им. – В добрый час!
Прошла ночь, наступило утро – облачное, серое. С каждым часом небо опускалось все ниже; начал моросить тихий, необыкновенно кроткий для летнего времени дождь.
Нас было трое. Забившись в кусты, мы всматривались туда, откуда должен был появиться Радан. Андрей курил сигарету за сигаретой. Теменужка вздыхала, а я посматривал на темный небесный свод, едва видный сквозь нависшие ветви, и тщетно пытался вспомнить какое-нибудь грустное, элегическое стихотворение.
Вот, думал я, Теменужка вздыхает по Радану. Андрей тревожится из-за своего драгоценного минерала. А я бессмысленно смотрю вверх и не знаю, по кому мне вздыхать, из-за чего тревожиться. Я только чувствовал, что мне грустно, что в душе у меня как-то пусто, а почему – как я ни старался, я не мог себе объяснить.
Впрочем, зачем мне занимать вас собой! Вы уже приблизительно представляете себе мой сухой и прозаический характер, мою склонность всегда и во всех случаях показывать себя таким, какой я есть от природы: рассудительным и деловым человеком. Лучше дадим слово Радану. У него поэтическая душа, и, как думает Теменужка, он гораздо интереснее меня. Но о чем вы говорите, скажете вы, – ведь Радана с вами нет?
Верно, его нет. Простите. Я совершенно не собирался вводить вас в заблуждение. Я расскажу вам то, что услышал от Радана, правда, несколькими днями позже, когда эта история с бериллом уже имела свой конец.
«Андрей шагал впереди, я – за ним. Фонарик его светил, как прожектор, и это очень облегчало нам путь – минуты через две мы уже добрались до того места, где я заметил мину. Впрочем, мне не пришлось показывать ему фитиль, он сам его увидел. У него удивительная способность все вовремя замечать, ничего не упускать из виду. «Налево яма, здесь – трещина», – предупреждал он меня все время. И хорошо, что он меня предупреждал, иначе я бы сто раз разбил себе голову – так мчались мы по этому лабиринту. Итак, он заметил шнур и, не медля ни секунды, вытащил нож, плюнул на его острие и осторожно срезал фитиль у самого капсюля. Потом мы пошли дальше, вперед.
А галерея круто спускалась вниз. Каждую секунду мне казалось, что сейчас я поскользнусь и так и буду катиться по этому крутому каменному цилиндру до самого адова пекла, а там свалюсь прямо в огонь и дым. При этом воздух становился все тяжелее. Он стал похож на холодную густую кашу, и, что самое странное, он сжимал мне грудь так, словно кто-то стискивал ее железной рукой.
Я не знаю, что испытывали вы с Теменужкой. Вы двигались осторожнее, разговаривали, а когда человек разговаривает, и дорога и время проходят незаметно.
Наконец уклон стал меньше и воздух как будто свежей. Мы дошли до того зала, где случилось самое происшествие, где оказались потом и вы с Теменужкой. Так вот… Зал, в сущности, представлял собой конус, обращенный верхушкой к галерее. Ты заметил – зал этот высокий, как собор, со всех сторон нависают крутые скалы, и по ним стекает прозрачная подпочвенная вода.
Мы быстро пересекли этот зал и очутились перед волшебным сказочным занавесом из сталактитов, чудеснейших кружев, связанных из молочно-белых каменных нитей. Мы потонули в хаосе сталагмитов; одни из них напоминали людей, другие – фантастических животных, живших миллионы лет назад. Местами сталагмиты соединялись со сталактитами и образовывали нечто вроде гигантских арф. Над головами у нас висели белые гроздья, неподвижные ветви, усыпанные серебряными цветами, мелькали рога оленей, слоновые бивни и всякие другие чудеса. «Это кружево соткано водами, прошедшими сквозь пласты известняка», – коротко объяснил мне Андрей. А я подумал: «Вот она, золотая жила села Цвят!»
Да… Как я тебе уже сказал, мимо всех этих волшебств природы мы проскочили транзитом. И снова вошли в мрачный коридор с выщербленными стенами; потом перед глазами у нас неожиданно блеснула вода. Издали она казалась черной, как разлившийся деготь, но, когда мы подошли ближе и золотой луч фонаря пронзил озеро, мы увидели в хрустально-прозрачной его глубине свои отражения, как если бы смотрелись в роскошнейшее зеркало.
Озеро было не бог весть какое большое, в диаметре шагов на пятнадцать, но имей в виду, что под землей все меры «звучат», как ты выражаешься, немножко по-другому, чем наверху, на поверхности.
Мы обогнули это озеро, и Андрей схватил меня за руку. Он направил свой фонарь вверх и торжественно шепнул мне: «Смотри!»
Я закидывал голову, смотрел, смотрел, но напрасно старался заметить что-нибудь особенное. Над водой темнел гранит, в граните среди множества зиявших в нем углублений кое-где поблескивали мелкие чешуйки слюды.
– Здесь, вот здесь! – показал мне Андрей и направил луч фонаря на стену над самым озером, на высоту в семь-восемь метров.
Я увидел продолговатую зеленую плиту. Она была цвета весенней травы, гладкая, как стекло, и испускала мягкое сияние.
– Это начало или конец изумрудной жилы, – взволнованно сказал Андрей.
Он снял ранец, вынул оттуда длинную, свернутую кольцом веревку и закинул ее за плечи. Потом вытряхнул из ранца десяток железных скоб и распихал их по всем карманам, так что наверняка стал весить на два-три килограмма больше. Затем он взял коротенький молоток, заостренный с одного конца, сунул его за пазуху и потер руки.
– Есть только одна опасность – как бы в воду не шлепнуться, – сказал он.
И Андрей пополз к скале. Полоска камня, по которой он полз, была шириной не больше чем три пяди. Под ней блестела черная вода озера.
Я затаил дыхание. Я не трус, но в этот момент я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги.
– Слушай! – крикнул он. – В ранце у меня есть еще одна батарея. Она меньше, но тебе хватит до верху.
Он учил меня, как выйти из рудника, в случае если он утонет или разобьет себе голову. В эту страшную минуту он подумал обо мне. Вот какой человек Андрей!
Потом дело пошло так. Он встал на колени и забил первую скобу. В эту первую скобу он продел один конец веревки, завязал большую петлю и надел ее себе на пояс. Теперь у него была известная опора, и, хотя она была не особенно надежной, он встал на ноги и забил вторую скобу – на этот раз у себя над головой.
Ты понимаешь? Он забивал ступени одну над другой, то левее, то правее, находя в скале естественные трещины, слюду, более податливые места. Мне кажется, так делают альпинисты, поднимаясь по отвесным склонам.
И так, ступень за ступенью, он добрался почти до самой зеленой плиты. Но скобы кончились, а она сияла над его головой на высоте полутора метров. Он протянул руку и дотянулся молотком до основания плиты. Несколько секунд он постоял неподвижно, потом приподнялся на пальцах, замахнулся… Что-то как будто откололось и полетело… Рука его описала дугу. Сумел он что-нибудь поймать?
В этот момент скоба, на которой он стоял, изогнулась под его тяжестью, и я в ужасе закрыл глаза. Я услышал только, как она зазвенела о камень. Когда я решился взглянуть, Андрей висел на веревке. Он держался за нее одной рукой, а в другой что-то сжимал, вероятно кусочек, отколовшийся от плиты. Наконец он нащупал ногой нижнюю ступеньку и, придерживаясь одной рукой, спустился вниз.
Я увидел, как он положил то, что было у него в кулаке, в карман. Несколько минут он простоял неподвижно, потом все так же, ползком, медленно добрался до меня.
Ни слова не говоря, он сунул руку в карман, потом подставил ладонь под луч фонаря. На его грубой ладони сверкали два зернышка – два зеленых камешка, такие маленькие, такие крохотные, что они походили на бусинки, которыми молодые женщины в селах обшивают свои праздничные косынки.
– Кристаллический полевой шпат, – прошептал он.
Рука его дрожала.
– Что это такое? – спросил я.
Он ответил:
– Вероятно, изумруд.
Я смотрел на него пораженный, я не верил своим глазам. Он улыбнулся.
– Эти зернышки такие маленькие, что только под сильной лупой можно было бы установить, обычный это берилл или изумруд. Но мне кажется, что они прозрачные, а прозрачный берилл – это и есть изумруд… Ведь они прозрачные?
Он был так взволнован, что я только кивнул ему.
– Плиний Старший сказал: «И зеленее их нет ничего на свете». Ведь правда?
– Правда, – сказал я.
Он положил оба зернышка в свой носовой платок, завязал его узелком и сунул в левый карман рубашки – над сердцем.
Потом мы долго бродили вокруг озера. В скалах зияли сотни отверстий. Углубившись в пещеру еще шагов на двадцать, мы снова наткнулись на сталактиты. Здесь и заканчивалась подземная галерея.
– Картина мне ясна, – сказал Андрей. – Когда-то в этом руднике добывали изумрудную руду. По сведениям историков, в восточной части средиземноморского бассейна разрабатывалось много изумрудных рудников. Но наш рудник исчерпан, исчерпан до дна. Остался только камень, от которого я отколол эти два жалких зернышка. Был такой обычай: последний камень оставлять в дар богам.
Он долго смотрел на зеленую плиту. Если бы ты только мог себе представить, какими глазами он на нее смотрел! Словно это был не камень, а самое милое, самое очаровательное существо в мире и словно это существо звало, манило его к себе.
Потом, охваченный каким-то внезапным порывом, он схватил меня за плечи и встряхнул,
– Но мы не оставим богам ни пылинки, ты согласен? Мы не боимся их гнева. Мы выломаем этот камень назло всем богам и подарим его нашему естественноисторическому музею. Пусть он украшает своим сиянием самый прекрасный минералогический стенд! Он провел рукой по лбу и наклонился ко мне.
– У тебя ноги быстрее. Ты бы не сходил в лагерь бригады?
– Почему не сходить, – сказал я.
– Это ровно пятнадцать километров. Дорога идет все время лесом, прямо на восток. В сущности, дороги-то и нет, ты будешь идти по компасу. Я тебе дам мой компас. И ты его оставишь себе на память. А как придешь в лагерь, спроси лаборантку Рашееву. Скажешь ей так: Андрей передает тебе привет и просит прислать ему еще четыре скобы. Пусть даст четыре, на всякий случай…
Ты знаешь, что незадолго до захода солнца я отправился в лагерь. А вы остались ночевать наверху, на холме.
Надо ли тебе говорить, что я не шел, не бежал, а просто летел? Андрей дал мне свой ручной компас с буквами, которые светятся в темноте. Он мне его подарил. Вот! Правда, красивый?
Итак, я летел через лес.
Еще не совсем стемнело, а я был уже близко к лагерю. И вдруг передо мной вырос высокий человек с лохматыми, опущенными книзу усами. Стоит себе под дубом, молчит. Одет в непромокаемую куртку.
– Добрый вечер! – поздоровался я с ним. – Вы, товарищ, не из бригады?
Он осмотрел меня с ног до головы и как-то неохотно ответил:
– Из бригады. А в чем дело?
– Лагерь близко?
– Километра два-три.
– Очень хорошо, – сказал я. – Ваш товарищ Андрей Андреев послал меня к лаборантке Рашеевой.
– Ах так? – он остановился. Потом спросил: – А что Андрею нужно?
– Ничего особенного, – засмеялся я. – Только четыре железные скобы. – И тут черт дернул меня за язык – я вдруг взял да и объяснил ему в нескольких словах, зачем Андрею нужны эти скобы.
Он вдруг как будто споткнулся. Ничего мне не сказал, только вытащил коробку с сигаретами, взял одну и закурил. Когда он зажег спичку, я заметил вот что. Во-первых, у сигареты был золотой мундштук. Во-вторых, один ус был фальшивый. Я догадался, что он фальшивый, потому что под самым носом лейкопласт немножко отделился и образовал складку.
Сердце у меня оборвалось, и земля стала уходить из-под ног.
А человек сказал:
– Ты пройди лучше вон той стороной, – и он показал рукой, – так ты раньше дойдешь. А я пойду прямиком – привык.
– Спасибо, – кивнул я ему.
Я отошел немножко, чтобы скрыться от его глаз, и посмотрел на компас: направление, которое он мне указал, вело меня прямо на север.
«Ты меня не перехитришь, лисица!» – подумал я и снова помчался на восток.
Я вышел на дорогу, увидел огоньки лагеря. Какой-то человек с ружьем – наверное, это был Стаменко, родственник Теменужки – отвел меня прямо к лаборантке. Нельзя было терять ни минуты. К тому же лаборантка показалась мне милым и серьезным человеком. Я рассказал ей все – от начала до конца. Ничего не утаил.
Она выскочила из палатки, и я не знаю, куда уж она ходила и что делала, но только через полчаса в лагере поднялся страшный шум. Как прибежали ко мне все эти геологи, как принялись расспрашивать о том, о другом – без конца! В лагере в это время был их начальник – он как раз приехал из Софии. Ты его видел, такой живой и строгий старичок. Так вот этот старичок два раза спрашивал меня о зеленой плите в руднике, и два раза пришлось объяснять ему одно и то же: что она зеленая, такой-то длины и так далее. Он слушал меня, покачивая головой, и грозил пальцем какому-то толстяку.
– Видишь, – говорил он, – товарищ Власев, как опасно для геолога быть стопроцентным скептиком? Сколько раз я тебе говорил, что этот твой скептицизм – безобразный пережиток.
Потом он повернулся к другим геологам.
– Наш товарищ в опасности, – сказал он. – Надо ему помочь, и помочь немедленно. Кто пойдет со мной?
Лаборантка первая воскликнула:
– Я!
Ты знаешь, что пошли все. Даже толстяк – и тот отправился с нами. Ночью, по лесу, навстречу невидимому, но страшному врагу – это не шутка, это не похоже на обыкновенную прогулку, не так ли? А в лагере остался только сторож из села Цвят…
Я точно описал место, дорогу, направление. Они взяли компасы, фонари, лопаты – и мы все кинулись в лес, чтобы спасти Андрея и зеленый изумруд.
Сначала мы шли все вместе, потом наша группа разбилась. Не все были одинаково выносливыми.
Впереди всех бежала лаборантка – быстрая, подвижная, как серна. Правда, она часто спотыкалась, но ни разу не пожаловалась, ни разу не сказала: остановимся, отдохнем. Бедная лаборантка… Но как бы там ни было… Мы с ней настолько вырвались вперед, что скоро перестали слышать голоса остальных. Исчезли огоньки фонарей. Блестел только фосфор на моем компасе.
И ты ведь знаешь: мы первые пришли к вам в тот чудный и страшный зал».
Все это мне рассказал Радан несколькими днями позже, когда мы возвращались в село Цвят.
Но, спросите вы, как вы попали в этот зал? Ведь вы сидели около ямы, забившись в кусты, и смотрели на небо? Да, так и было. Мы сидели в кустарнике, молчали, и каждый думал о чем-то про себя. А с потемневшего неба падал тихий, кроткий дождь.
Потом Андрей встал, стряхнул со своей куртки дождевые капли и улыбнулся нам своей доброй улыбкой, делавшей его таким родным и близким.
– Я спущусь, – сказал он, – в рудник, чтобы наломать для Теменужки сталактитов и других интересных вещей. А вы поднимайтесь наверх, на холм, спрячьтесь под какое-нибудь дерево поразвесистее, чтобы не очень вымокнуть, и оттуда высматривайте Радана. Я долго не задержусь.
Он спустился в яму, а мы поднялись наверх. Прошло не больше десяти минут, и Теменужка толкнула меня.
– Смотри! – шепнула она и показала вниз. – Человек!
Среди деревьев пробирался невысокий, коренастый мужчина в черном клеенчатом плаще и сапогах. Он отдалялся от холма.
– Не сделал ли он чего-нибудь Андрею? – спросила Теменужка. Она шепнула это едва слышно, но мне показалось, что в голосе ее были слезы. У девушек есть такая привычка – говорить сквозь слезы.
Я пожал плечами. Что ей можно было ответить? Я решил подумать.
– Вставай! – толкнула она меня. – Спустимся к Андрею!
В сущности, и мне пришла в голову такая мысль, только я искал подходящие слова, чтобы выразить ее кратко и точно.
Мы взяли факелы, бидон с керосином и бросились к яме.
Как только мы оказались под сводами пещеры, мы услышали выстрелы. Они раздались где-то вблизи. Это были ужасные выстрелы. Наверное, потому, что было тихо и шел дождь.
Мы бежали по галерее, как будто за нами гнались. Не знаю, что испытывала в эти минуты Теменужка, но мне все время казалось, что кто-то следует за нами по пятам, что кто-то вот-вот бросится на нас сзади.
Мы не смотрели ни налево, ни направо. Крутой был наклон или пологий, свежий воздух или тяжелый – мы ничего не чувствовали.
Мы бежали, запыхавшись, хватая воздух раскрытыми ртами. Что-то шумело и потрескивало в ушах. Что, почему? Я не думал об этом.
И наконец мы увидели свет. Уверяю вас – никакой свет никогда не радовал меня больше, чем этот. Я почувствовал, что слезы пощипывают мне глаза. Должно быть, от света.
Андрей смотрел на нас удивленно и улыбался. А Теменужка бросилась ему на шею.
– Человек! – всхлипывала она. – Мы видели человека в сапогах. А потом мы услышали выстрелы. Мы подумали, что он тебя убил.
Она всхлипывала и едва переводила дух. «Это от бега», – подумал я.
Андрей похлопал ее по плечу, дал ей попить из своей фляжки. Потом попросил нас спокойно рассказать ему, что мы видели, что это был за человек и где мы слышали выстрелы.
Была моя очередь, и я начал. Но только я дошел до того места рассказа, где я описывал, как дождь шумел в листве деревьев, – слева и справа послышался шум. Справа донеслись голоса. А над нами и немного левее заскрипели шаги.
Андрей направил фонарь в ту сторону, откуда доносились шаги. Золотой луч лизнул зубчатые скалы, поднялся выше и застыл.
