Текст книги "Синельников (сборник рассказов)"
Автор книги: Андрей Лях
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Что было дальше, представить нетрудно. Шелест, ангельское дуновение, и пожаловало Небесное Воинство. Тут уж они взялись за дело по-серьезному. Во первых строках они вышвырнули меня на улицу. Дверь, как вы, может быть, помните, была прямо против райской стены, чуть не в трех метрах, а силища у них кошмарная, так что хрястнулся я – не приведи Боже, и по стене этой не то что сполз, а просто-таки стек. Дух из меня вышибло начисто – воздух со свистом выходит и выходит, а вдохнуть не могу. Они подоспели, подняли, и один двинул куда-то под ребра, а второй – но спине и, по-моему, обеими руками сразу. На этом мои связные воспоминания кончаются, и дальше все как-то смутно. Вроде бы меня традиционным маршрутом проволокли до ворот, и после хорошего пинка я провалился в облака, не взвидя света.
Когда пришел в себя, не знаю, но очнулся уже простуженный, и начались великие муки – раздирает кашель, а кашлять-то и нельзя, потому что болью везде отдает нестерпимой. Знатно они меня приложили. Если у человеческой души есть ребра, то пару они мне точно сломали, и с ногой, в тазобедренном суставе, тоже неприятность вышла – и по сию пору носок наружу не разворачивается. Остальное, правда, потом поджило.
Отлеживался я не меньше месяца, и как почувствовал, что могу ходить, так из берлоги своей облачной вылез, и как был, полуживой, побрел подальше от Райских Врат куда глаза глядят, по космическим высям.
Планы у меня были самые неопределенные. Предполагал я, если еще в солнечной системе нахожусь, дойти до Меркурия – из школьного курса астрономии я помнил, что жара там несусветная и, значит, можно согреться. Позже мне пришло в голову, что есть еще Венера – там как будто бы тоже тепло, а климат получше, чем на Меркурии. Да если на то пошло, думал я, и на Землю можно завернуть, скажем, на Гавайи, подучить английский, авось подвернется что-нибудь, поработаю призраком…
Беда только в том, что где искать эти Венеры и Меркурии, у меня не было ни малейшего представления. Шагал я наобум за каким-то светилом, а Солнце это, или нет, спросить было не у кого. Проносились кометы и астероиды, вдали плыли разноцветные галактики… красиво, но непонятно. Я шел, надрывался кашлем и думал о разных разностях.
Все-таки это свинство, что на Земле нас никто не предупреждает о порядках в раю. Сплоховал я, что и говорить. Не потянул духовного совершенствования. С другой стороны, если меня опять занесет нелегкая в те края, то я мог бы теперь для вновь прибывших читать лекции на тему «Рай, его опасности и стукачи». Правда, скорее всего лектора вместе со слушателями выгонят на холод, да еще побьют вдобавок. Да и сами слушатели, как только сообразят, в какие неприятности я их втравил, тоже, пожалуй, устроят мне «темную». Тьфу ты, получалось, что так ли, эдак ли, но меня все равно отлупят. Да, нагнало на меня страха Небесное Воинство.
Итак, я рассекал пространства, в голову мне, как видите, лезла всякая чепуха, и вот как-то однажды, слева от моего сомнительного маршрута я увидел далекое зарево похожее на красную мохнатую шапку. Бешеной собаке сто верст не крюк, спешить вроде некуда, почему бы не взглянуть поближе?
Зарево стояло над громадной железной стеной – черной, с вмятинами, потеками и заклепками, как на Крымском мосту, и была это стена теплой! Меня затрясло, я прислонился, прижался, распластался, и так застыл, не веря счастью, – даже глаза закрыл.
А как открыл – вижу, прямо передо мной – здоровенный рыжий черт, с рогами, хвостом, все как положено – и хохочет.
– Володя, – говорит, – какая встреча!
Ну не везет, да и только! Ну, чтобы ему еще через полчаса появиться? От такой несправедливости мне стало обидно до слез, но в раю меня уму-разуму уже научили.
– Дядь, ты не трогай меня, – сказал я как можно вежливей. – Я малость погреюсь, и сам уйду, ладно?
Но не тут-то было. Черт даже удивился.
– Вов, ты что, сдурел? Пошли со мной!
Делать нечего, пришлось идти. Что я против него один, с голыми руками, да едва дышу?
По дороге он страшно веселился и трепал меня по плечу:
– Володь, да ты не узнаешь меня! Это же я тебя подзуживал за Нинкой Семеренковой подглядывать!
Застрелите, если я помню, что за Нинка, но чем кончаются споры в этих краях, мне уже было доподлинно известно, и я смирно кивал:
– Премного благодарен, а если что было не так, извините великодушно.
Он только строил рожи и качал головой:
– Да, брат, я смотрю, ты здорово переменился – ишь как заговорил!
Здесь тоже есть ворота – узорные, литые, очень красивые; мы их проскочили, и дальше я понесся над адскими просторами, как кузнец Вакула в Петербург. Рассмотреть успел немного – все громадные, еле глаз хватает, площади со статуями, вдалеке – мрачноватые дворцы с колоннами, людей не видно, но и заборов, кстати, ни одного. Влетели мы в какое-то мраморное жерло и припустили по широченным тоннелям, все глубже, глубже и вот, наконец, очутились в зале, размеров тоже циклопических и тоже с колоннами. Тут на возвышении стоял черный готический трон, и чуть подальше – длинный стол, на котором была расстелена вроде бы карта, и над ней склонились несколько человек в длинных, до пола, парчовых одеяниях. Лиц не разобрать, но и так видно, что авторитеты.
Черт, который меня притащил, заорал во всю глотку:
– Глядите, кто у меня тут есть!
От компании у стола отделился один и подошел к нам. Я только взглянул, сразу понял, кто это – тут подсказки не нужно, не ошибетесь – сам Вельзевул, Владыка Ада. Был он роста высокого, на плечах – этот складчатый плащ, прихваченный пряжкой с тусклым камнем и, как где-то сказано, «ликом темен и прекрасен». Верно. Смугл до чрезвычайности, а лицо узкое и длинное, будто нож.
Руки у меня свесились, как у старого орангутанга, и весь я окостенел от страха. Если в раю порядки такие строгие, то что же здесь? Без разговоров на сковородку? Еще почему-то я ожидал, что, посмотрев на меня, он непременно рассмеется сатанинским смехом, потому что вид у меня после всех приключений был, мягко выражаясь, причудливый.
Однако ничего этого не произошло. Вельзевул довольно долго разглядывал меня, потом сказал:
– Да, его хорошо отделали. – Затем чуть отвернулся в сторону и приказал: – Дайте парню стул, он сейчас упадет. И налейте чего-нибудь, он чуть живой.
Тотчас же меня посадили на табуретку и сунули в руки стакан – по-моему, с коньяком. Я настолько оторопел, что сел и выпил. Прожгло, я вам доложу, насквозь – но дышать стало легче. Вельзевул надвинулся на меня, как черная скала.
– Ну, Володя, что же ты из рая ушел?
– Выгнали. Я одному их хитровану по морде засветил.
– И ты не попросился обратно? Не валялся в ногах у Михаила?
Я помотал головой, как усталая лошадь.
– Не могу я там. Воля ваша, делайте, что хотите.
Вельзевул посмотрел на меня еще некоторое время и негромко скомандовал:
– Герду ко мне сюда.
В ту же секунду перед нами явилась девица сногсшибательного обличья. Здорова, ноги от шеи – натуральный циркуль, вся в черных кожах, как американский байкер, сплошь бахрома, бляхи, цепи, шипы и еще не знаю что, каблуки такие, что даже со стороны смотреть страшно, на голове – взрыв сверхновой, а размалевана!.. Вокруг глаз – синие треугольники с зеленой каймой, в ноздрях пламя – слов нет, и при этом жует, кикимора, жвачку. Но Вельзевул и бровью не повел.
– Что на семнадцатом? Течет?
– Течет, – с приятной хрипотцой отозвалась девица.
– А Моуди?
– Моуди? – она пожала плечами. – Моуди – отрезанный ломоть.
Вельзевул вдруг впал в необычайное раздражение.
– Гнать его в три шеи! – взревел он. – Все, лопнуло мое терпение, оно у меня не ангельское! И пусть эта скотина на глаза мне не показывается!
Вельзевул повернулся ко мне.
– Вот, человек к нам пришел… Володя, пойдешь ко мне в сантехники?
Я встал, и табурет за моей спиной с грохотом опрокинулся.
– Ва… Ваше величество, я без документов…
Тут-то, наконец, он и проделал то, чего я так долго ждал, – расхохотался громовым сатанинским смехом. Такие вышли раскаты, что мое почтение, следом, естественно, засмеялся тот черт, на котором я, можно сказать, приехал, за ним – Герда и все остальные, и я сам не удержался и улыбнулся.
Вельзевул даже слезинку с глаза смахнул:
– Ну, Володя, насмешил… На кой хрен здесь документы, тебя последний черт у салотопки в лицо знает… Короче, так: есть у нас тут семнадцатый участок – заколдованный, что ли, кто там разберет – надо его привести в порядок. Ты когда-то в своем деле понимал. Справишься – сделаешь карьеру. Так что постарайся. Это Герда – генеральный инспектор Котлонадзора. Она тебе все покажет, объяснит… Да, Герда, жилье ему какое-нибудь определи… Давайте, молодежь, я на вас надеюсь.
Вельзевул вернулся к столу и карте, а Герда, окинув меня меланхолическим, как показалось, взглядом – пойми-ка чего за этой боевой раскраской – не переставая жевать, пробурчала: «Пошли, чего там…»; мы куда-то провалились, и опять понеслись по тоннелям и коридорам неведомо куда. Держала меня эта расписная ведьма так неудачно, что кроме ее окованного серебром сапога я толком ничего и не видел.
Но вот прилетели. Здоровенная бойлерная, все как положено – котлы, трубы, приборы. Зеленобровая Герда молчала, но по-прежнему смотрела на меня скептически. Я поскреб в затылке и вздохнул.
– Герда, давай сразу выясним отношения. Самый Главный там сказал про карьеру, так вот ты знай – мне карьеры не нужно. Как все есть, так все пускай и остается. И вообще, я в Москве один из самых тихих, понято?
Герда уставилась куда-то вбок.
– Ты, значит, из Москвы.
– Ну да. А ты что, москвичей недолюбливаешь?
Она снова призадумалась и неожиданно изрекла:
– Ты ничего, симпатичный.
На это я уже не знал, что ответить, и потребовал у нее схему. Схема нашлась, но составлял ее, судя по всему, еще Юлий Цезарь на свином пергаменте, и потом римские легионы десять тысяч лет ходили по ней в римских сандалиях – пятно на пятне и дыра на дыре. Понять ничего нельзя, пришлось разбираться так.
Разобрались.
– Черт-те что, – подвел я итог. – Значит, так. Эту магистраль мы перекрываем и срезаем. Сварка у вас тут есть?
– У нас все есть, – с мрачной гордостью отозвалась Герда.
– Чудесно. Муфты эти на пеньке выбрасываем и везде ставим шарово-конусные соединения. И задвижки шаровые – можно сделать?
– Можно.
– Какие?
– Любые.
– Постой, постой. И инструмент тоже любой?
Герда только хмыкнула. Я даже замер, ослепленный открывшимися перспективами.
– Тогда так… Задвижки «Бугатти», полнопроходные, со встроенными фильтрами. Перфоратор «ДеВалт», «болгарку» «крессовскую», трехпозиционную, плюс полный набор «Хилти». Манометры – «Толедо». Этот стояк заменяем на медный, с компрессионным переходником, а вот отсюда врезаем резервную магистраль. Давление дадим сначала в основную, затем в резервную и здесь вот стравим. Все дела.
– И ты все это можешь сделать? – недоверчиво спросила Герда.
– С инструментом и поддержкой – вполне.
– Если ты самый тихий, – полюбопытствовала она, – какие же в Москве бойкие?
Итак, мы с Гердой и полдюжиной подсобных чертей принялись гнуть и варить трубы, нарезать резьбу и долбить стены. Дела пошли нормально, к вечеру второго дня дали давление, опрессовали, и семнадцатый участок утратил весь свой гнилой и подтекающий романтизм. Прилетел даже Вельзевул, похлопал меня по плечу и сказал:
– Ну что же, Володя, замечательно, по такому случаю ты повышен сразу на два звания и получаешь чин инспектора. Герда, продолжайте, продолжайте в том же духе, сколько нам мучиться с этой рухлядью, переходите на двадцать шестой, и вперед…
И умчался. Герда, черти и я отметили это дело с достойным перебором, и дальше мое загробное существование потекло стандартным порядком. Кашель понемногу отпускал, поселили меня во вполне приличной хибаре, Герда притащила целую кипу каталогов с мебелью и одеждой и сонно предложила выбрать что угодно, поскольку всего навалом, а публике глубоко плевать, как я выгляжу. Мы крушили кирпич, тянули магистрали, наворачивали вентиля, ломали головы над старой схемой и рисовали новую, а в остальное время бродили по здешним этажам, подкрепляли силы спиртным и ужасно резались в покер со всеми чертями и такими же, как мы, наемниками.
Герда вела себя все загадочней и загадочней. Как-то с пьяных глаз я выразил сожаление, что не могу увидеть ее лица и волос и натуральном виде, после чего закономерно ожидал получить по морде разводным ключом. Но вместо этого моя начальная долговязина вдруг отмылась и явилась в довольно милых косичках на школьный манер. Открылось, что это весьма юное создание, вовсе не лишенное привлекательности. Я зааплодировал и заявил, что в таком формате руководство мне правится намного больше. Герда странно покивала и, по своему обыкновению, склонив голову на плечо, уставилась куда-то в угол слева от себя. В результате этих преобразований она вдруг начала ревностно следить за тем, чтобы я много не пил.
И вот как-то однажды мы сидели в колодце на пятьдесят втором участке на противных ржавых скобах из гнутой арматуры, в руках у нас была все та же драная схема, и ругались мы нехорошими словами, потому что ничего не могли понять.
– Так, подожди, – говорил я. – Вот наши заглушки – тут и тут, все правильно; вот, по идее, вентиль, хорошо, а куда же тогда делась магистраль? Куда, интересно, мы давление дали?
Герда, пребывая в неизменном полусонном состоянии, смотрела почему-то не на схему, а на меня и, как всегда, уронив голову влево, наматывала волосы на палец.
– Не знаю, – протянула она. – Может, они так вентиляцию обозначили?
И в этот самый момент перед нами выскочил черт, и объявил, что Главный требует меня сей же час к себе. Я никакого подвоха не ожидал, сказал: «Ладно, чертила, давай копыто», зато Герда вдруг встрепенулась и взглянула с тревогой, и тогда я тоже насторожился, и с этим беспокойным чувством, держась за чертову ногу, влетел все в тот же парадный зал, и там действительно увидел такое, что без всяких иносказаний остолбенел от страха.
Из кого хочешь цикорий посыплется. Посреди зала стоял самолично ангел четырнадцатой категории Иннокентий со своей громадной книгой под мышкой и улыбался вечной сладкой улыбкой.
– Вот, Володя, – с усмешкой произнес Его Величество Вельзевул – он устроился тут же, небрежно привалясь плечом к собственному трону, – к тебе гости. Давай, Иннокентий, расскажи, с чем пожаловал.
Иннокентий приосанился и открыл книгу.
– Дорогой Владимир Викторович, – почти торжественно заговорил он. – Пришли ваши документы. Согласно постановлению, вы являетесь угодником четвертого разряда со всеми полагающимися правами и привилегиями. Поздравляю от души, поздравляю. Готов препроводить вас немедленно.
Едва миновал первый шок, я бочком, бочком, начал продвигаться ближе к Вельзевулу, и в конце концов оказался рядом, причем по какой-то причине уже стоя на карачках. Немного приподнявшись, я уткнулся ему в бедро и прохрипел:
– Ваше Величество, что хотите, все исполню, отслужу, только не отдавайте меня…
В ответ он положил мне руку на голову, а рука у него горячая, без малого утюг, но мне сразу стало легче – и сказал едва слышно: «Не трусь и не трясись так», затем перевел взгляд на Иннокентия:
– Видишь ли, Иннокентий, тут человек мне говорит, что не хочет он с тобой идти. Боюсь, в этот раз не выйдет у тебя ничего
Иннокентий от негодования даже весь вытянулся.
– Как же так, Владимир Викторович? Вы что же, отвергаете благодать небесную? Отвергаете рай? Не верю, не верю, подайте голос, под моим покровительством вы можете смело изъявить свою волю!
Большая злость меня разобрала, но я сдержался. Гонор в этих краях недорого стоит, но и совсем уж ползать на брюхе тоже смысла нет. Я встал и сказал вполне интеллигентно:
– Я вам не собака, господин Иннокентий, чтобы голос подавать, но говорю серьезно: ни вам, ни вашим сволочам я по доброй воле не дамся.
Тут Вельзевул захохотал своим дьявольским смехом, и потом очень ласково обратился к Иннокентию:
– Ну признайся, Кеш, обосрался… – и махнул мне. – Володя, все, иди, работай… Кеша, глупышка-дурашка, как же Он там тебя еще держит?
И что там было дальше, я уже не слышал, потому что черти унесли меня прочь.
Я завернул домой, достал из буфета флягу, хлебнул как следует и сел на кровать. Руки дрожали, как у эпилептика. Тут вбежала Герда и уставилась на меня безумными глазами.
– Слушай, чего сейчас было, – проговорил я нетвердым голосом. – Еще бы немного – и загремел. Хорошо, Главный отстоял, а то бы каюк… Представляешь, чуть не обделался от страха. Этот Иннокентий… я-то на ихнюю крутизну насмотрелся…
Она облегченно вздохнула, на секунду прикрыв глаза, и сказала:
– Я все знаю, – после чего подошла и отобрала у меня бутылку. – Снимай куртку, майку, и разворачивайся ногами вот сюда.
Герда вытряхнула меня из рабочих шкур, сама тоже вылезла из своих черных кож, и мы уселись на кровати спиной к спине. Спина у нее была почти такая же горячая, как рука у Вельзевула.
– Это что значит? – поинтересовался я.
– Площадь контакта больше, – туманно пояснила моя начальница. – Знаешь, как воины пожимали руки перед Куликовской битвой? Возле локтя, так что не только ладони, но и предплечья соприкасались. Между людьми были другие отношения… Ты о чем думаешь?
– О Высоцком. Он же там за меня заступился. Боюсь, влетит ему за мои выходки…
Герда фыркнула, шевельнув лопатками.
– Твой Высоцкий давно здесь, раньше тебя пришел. Поднимись на девятый уровень, да посмотри.
– Ух ты, – восхитился я. – И что он там делает?
– Вроде кино какое-то снимает… Бабы всякие бросаются на него, как сумасшедшие… Кстати, спрашивал про тебя.
Мы помолчали.
– Знаешь, Герда, – сказал я, – в тебе что-то есть.
Она сделала спиной неопределенное движение и ответила почему-то шепотом:
– Никакая я не Герда… Меня Светлана зовут, я из Свердловска… Ты тоже мне нравишься…
Мы снова помолчали, и я спросил:
– А магистраль куда делась?
– Не знаю.
Я покачал головой и вздохнул:
– Ладно, разберемся…
Синельников и ремонт
В четверг утром ничто не предвещало никаких напастей. Когда Старик вызвал меня к себе, я ничего не заподозрил, хотя припоминаю, удивился – я ожидал разгрома за отчет, в котором у меня конь не валялся, но по всем законам предварительная взбучка полагалась Элиасу и, собирая бумаги, я на него выразительно посмотрел. Он только пожал роскошными культуристскими плечами. Что ж, значит в этот раз мне первому на плаху.
Кабинет нашего Дедушки отделан в лучших традициях той дурацкой моды, которая почему-то считается благородной стариной. Ни одного сантиметра стены без красного дерева, ковер как из анекдота про газонокосилку, стол противотанковый, над столом в рамке фотография, где наш начальник в обнимку то ли с Роммелем, то ли с Монтгомери, то ли с самим Эйзенхауэром. Сам Старик величественно сив, в серой тройке, так что напоминает нечто среднее между адвокатом и гробовщиком.
– Здравствуйте, Уолтер, – проскрипел он мне без всякой ласки в голосе. – Садитесь.
Когда начальство не в духе, лучше сразу переходить к делу. Я раскрыл папку и начал сыпать цифрами по последним контактам. Он сморщился, так что целая система морщин поделила его физиономию надвое (горизонтально), и мне сразу захотелось всунуть эти половинки поглубже одну в другую.
– Уолтер, все эти факты подождут, я вызвал вас не совсем за этим. Я должен сообщить вам… ммм… нечто. Вы первый в нашем отделении, кто это услышит. Приехал Келли.
– Что, прямо сюда?
– Нет, конечно. В Гладстонберри. Он извещает нас о появлении Наследника. Как вы понимаете, этого события мы ждали много лет. Очень много лет.
Старик был настроен весьма торжественно, но я этой торжественности, надо признать, совсем не разделял. Дело в том, что в ожидании Наследника я и сам принимал живейшее участие, и на мою долю приходились в основном все шишки и вывоз мусора. Я скандалил и сопротивлялся, проявлял склочность и гнилость характера, но меня снова и снова загоняли в достопечальный раздел «… и другие» – категорию бедолаг, которые делают всю грязную работу и за все отвечают, а потом стоят за спинами охраны, когда костяные старцы рисуют свои витиеватые подписи под параграфами потом и кровью оплаченных договоров. К тому же после такого многозначительного вступления меня наверняка ожидает какая-нибудь пакость. Я робко попробовал увильнуть:
– Сэр, возможно, это ложная тревога. Вспомните, подобное уже случалось.
– Нет, нет, на этот раз все точно. С шестого по семнадцатое сентября он должен войти в Дом и вступить в права владения. Наконец-то закончится весь этот хаос и в Англии появится серьезный руководитель!
– Так уж сразу и появится.
– Да, ему придется многое объяснить, его придется обучать, но у него подлинная кровь… Уолтер, ваш скепсис мне известен, но в данной ситуации он абсолютно ни к чему!
– Да ради Бога, сэр. Что я должен делать?
– Семнадцатого – видите, как мало у нас времени? – семнадцатого я лично введу его в Дом…
– Если Дом его примет.
– Об этом не беспокойтесь. Я введу его, и мы увидим реакцию… Однако последнее выселение нанесло Дому значительный ущерб. Мы не можем вселить Владыку Северного Края в наш обычный разгром… вы понимаете. Я получил письмо от Патрика – там Бог знает что, наверное… Уолтер, эта миссия возлагается на вас. У вас твердая рука… ммм… административные способности… население Дома и Долины относится к вам с уважением… Словом, я рассчитываю на вас.
– Что можно успеть за пять дней?
– Вот именно – все, что можно. Лорд Уорбек обещал всяческую поддержку.
Стало ясно, что отвертеться не удастся, и тут меня, что называется, обожгло воспоминание.
– А рамы? – закричал я. – Рамы в галереях? Могу я, наконец, выкинуть эту рухлядь?
Старик снова продемонстрировал мне свою гримасу «за секунду до яичницы», но, кажется, понял, что придется уступить:
– Меняйте ваши рамы. Но имейте ввиду – я лично проведу самую тщательную инспекцию… Вылететь вы должны уже сегодня, билеты заказаны, зайдите к Нэнси. Желаю удачи.
Что же, кто куда, а Володя – выгребать дерьмо. Планида, как говорили предки. Я пожал его дряблую ручку и отбыл вверить «Боингу» свое бренное тело.
Оставив за спиной Атлантику, рано утром я очутился в Хитроу. Дом наш находится в Северном Девоншире, так что конец мне предстояло сделать изрядный. В тех краях издавна собирались друиды, колдуны, маги, черти рогатые – место силы, как сказали бы теперь, и Дом был его центром. Оттуда в старину правили мифические Пендрагоны, там Мерлин замыслил Стоунхедж, и много еще чего. Последним предводителем этой эзотерики был некий сэр Генри Толборн, который, как рассказывали, держал всю мистическую публику Великобритании в ежовых рукавицах. Но сколько-то лет назад этот Генри уехал куда-то на войну, и там то ли вознесся, то ли, наоборот, провалился, короче, никто его больше не видел, и начался тот хаос и анархия, которые так не нравятся нашему Старику. Претендентов на магический престол было достаточно, но никого из них Дом знать не желал и безжалостно изгонял – если они успевали унести ноги. Сам по себе он достаточно регулярно переходил из рук в руки, его покупали и продавали, но кончалось все одинаково: лестницы дыбом, стулья летают, столы вращаются, люди исчезают в угребальниках – словом, весь набор. Должен, якобы, явиться истинный властитель с какой-то там душой и сердцем, и вот тогда-то Дом откроет ему… ну, и так далее.
Властитель-то, похоже, прорезался, но хорош же погром учинила домовая компания, если дело потребовало срочного ремонта.
Северный Девоншир – уже далеко не та глухомань, какой он был когда-то, но Дом и вправду стоит на отшибе. Лондонская железнодорожная ветка заканчивается в Гладстонберри, и там же поворачивает шоссе, дальше надо по проселкам култыхаться до Уорбек-холла – тоже древнее святилище, замок сумасшедших Уорбеков и, не доезжая Сент-Мери-Мида, где опять уже можно сесть на поезд и приехать на вокзал Виктория, надо повернуть на северо-восток, и еще двенадцать миль.
Вот последний поворот, роща тех сосен, что некогда сплошь росли в этих местах, буки у ограды, и пожалуйста – черепичная крыша нашего двухэтажного обиталища. Ах ты дьявол, сразу видно – среди черепицы черные провалы. Да, похоже, порезвились.
Разного народа в Доме случается множество, но самих домовых духов, или призраков, которые и творят все безобразия, на сегодняшний день четверо. Первый и главный из них – дворецкий Патрик. Дворецким он здесь был еще во времена римского завоевания, и до сих пор вспоминает какого-то Гая Кассиуса, который устроил в Доме подпольный обогрев и вентиляцию. Бесконечные воспоминания Патрика нагоняют на меня ужас, и однажды сгоряча я посоветовал ему их записывать. Он отнесся к этому неожиданно серьезно, и теперь я в страхе жду, что он начнет зачитывать отрывки из первого тома. Основная и, пожалуй, единственная его черта – грандиозное, всеподавляющее чувство собственного достоинства. Ничем другим он не блещет, но и это неплохо, потому что забота о сохранении имиджа создает у него хоть какое-то чувство ответственности.
Второй дух – конюх Герман, тоже древний бритт, диковато-волосатый, но узнать его историю поподробнее нет никакой возможности из-за кошмарного косноязычия – Герману доступен лишь один способ изъясняться – некое нечленораздельное мычание, довольно, впрочем, красноречивое. На моей памяти он с великими муками произнес всего несколько фраз, и след тех усилий чувствуется в нем до сих пор.
Двое остальных духов – женского пола, обеих зовут Елизаветами, и для краткости одну я окрестил Лизой, а другую – Бетси. Бетси – почтенная матрона времен Генриха – Синей Бороды и, если я ничего не путаю, двоюродная тетка Анны Болейн. Сообразно тогдашним манерам она интриговала, отравляла, небесного успокоения не обрела, зато без особых хлопот получила место первой статс-дамы у незабвенного сэра Генри. Не знаю, утратила ли она интерес к ядам, но готовит она отменно, и многие ее кулинарные рецепты служат предметом зависти и шпионажа.
Лиза – резвушка-хохотушка, бывшая любовница графа Саутгемптона, а потом и всех его друзей; не помню уж, она ли их убила, или они ее, но вихрь былого кокетства в ней отнюдь не утих, и смерть ей ума не прибавила. Помощи от нее в любом деле хватает ровно на две минуты, она бьет посуду, впадает в истерики, но в целом достаточно беззлобна. Неизвестно почему она опасается, что ее могут сослать в соседний Уорбек-холл, и это, пожалуй, единственная угроза, которая действует на нее отрезвляюще.
Всю эту разношерстную компанию объединяет одно – буйное помешательство при появлении в Доме очередных гостей. Тут они в трогательном единстве скачут по стенам, бросаются мебелью и вообще всячески производят впечатление. Зато остальное время поглощены взаимными склоками и дрязгами.
Дверь мне открыл Патрик. Был он, как всегда, наутюжен, накрахмален, сед и благостен.
– Счастлив приветствовать вас в Крэймонде, сэр, – произнес он великолепно поставленным баритоном, наклонив голову на четверть дюйма. – Мы ждали вас.
Я прошел в вестибюль, и передо мной предстала вся команда: лохматый, как кавказская овчарка Герман прорычал что-то дружелюбное, Бетси церемонно присела, а Лиза прямо-таки запрыгала, бултыхая своими скудными прелестями:
– А мы знаем, а мы знаем! – закричала она. – Едет Наследник! Нам все сэр Чарльз рассказал!
– У нас был астролог, – пояснил Патрик тоном экскурсовода. – Он оповестил нас о числах появления Хозяина. Герман, возьми чемодан сэра Уолтера.
– Здорово вы обрадуете Хозяина, – хмуро заметил я. – С дороги видно – у вас пол-крыши нет.
Тут вступила Бетси.
– Это наше священное право, сэр. Здесь нет повода для упреков. Даже сэр Генри…
– Нет, нет у меня повода… а у вас совести нет. Ладно, Бетси, не распаляйтесь, а лучше покормите меня. Я весь день за рулем и мечтаю о вашей кухне.
Она фыркнула, но все же сменила гнев на милость:
– Разумеется. Обед в верхней гостиной через пятнадцать минут, – и уплыла на кухню.
Самое смешное, что кое в чем эта королевская тетушка права. Свободное волеизъявление духов было заповедано еще Мерлином и не могло быть отменено никаким законом. Призраки должны были радостно приветствовать Хозяина и подчиняться, или… или наоборот. Бетси каждую минуту была готова вытащить из-под своих корсетов и кринолинов билль о правах и читать его вслух до посинения.
– Патрик, пойдемте пока посмотрим. Раз уж вы все знаете, объяснять ничего не буду, сами понимаете, положение серьезное.
Положение, однако, оказалось гораздо серьезнее, чем я мог предположить. Вестибюль и лестница практически не пострадали, зато в нижней галерее произошло нечто невообразимое – сначала я даже не мог понять, что же они там такое произвели, потом до меня дошло – выворотили из стены старую трубу для подачи ацетилена в светильники. Хорошо еще, что газ давным-давно отключен, а то было бы дело. Разворотив стену, они выломили две крайних стрельчатых рамы и разбили почти все верхние половинки готических окошек. В первый же дождь галерею залило, и вода с известкой потекла на старинные рыцарские доспехи, которые в количестве десяти штук стоят вдоль злополучной стены. Эти панцири и всегда-то смотрелись как-то замшело, а теперь приобрели и вовсе плачевный вид.
Но по-настоящему страшный сюрприз поджидал меня в верхней гостиной. Две панели черного резного дуба, которыми был отделан весь холл, над камином выгорели широченным безобразным конусом. Тут уж я выругался от души и со всем чувством, на которое был способен:
– Ах, так вас нехорошо! Да вы тут что, с ума посходили? Как это теперь восстанавливать? Что здесь вообще творилось?
– Мы демонстрировали «язык дракона», – сообщила подоспевшая Бетси. – И попрошу вас впредь выбирать выражения, сэр Уолтер, когда разговариваете в присутствии дам.
– Было очень здорово! – прочирикала Лиза, крутя своими бенджонсоновскими юбками. – Они так перепугались!
– Мы довольно быстро потушили огонь, сэр, – дипломатично вставил Патрик.
– Потушили… Патрик, черт побери, согласно договору Дом должен сам собой регенерировать. Где эта вонючая регенерация?
– Сэр, лестница регенерирует по-прежнему успешно. Но долгое отсутствие Хозяина, конечно, сказывается.
– Бетси, все-таки от вас я такого не ожидал. Что теперь прикажете делать с этой стеной?
– Мне кажется, в первую очередь вам следует поесть, сэр. Обед на столе.
Я подошел к камину. Да уж, дракона они тут пустили. В потолке дыра фута на три, прошибло до чердака, черепица, естественно, не выдержала, и вот теперь прямо из гостиной я мог видеть над головой серое английское небо.
Беда не приходит одна. Уж не знаю, связано ли это с гостевым шабашем, но по какой-то причине перестали работать все стоки в дренаж – похоже, забило трубы, проложенные еще в римской кладке.
