Текст книги "Восстание ягда Кропора (СИ)"

Автор книги: Андрей Демидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Сколько злобы в вас, ягд Эйдлах. А ещё медик. Вам только трупы разделывать, – передёрнула ягда Езера плечами, снисходительная улыбка спала с её уст, – гнусно это, так говорить о натоотках, видимо Вас никто не любит и по-настоящему никто, вроде меня, никогда как следует не ласкал.

– Спаси и сохрани меня от твоих ласк, змея. Мне нужны были от натооток и ваалок только дети и я их получил. Их троих умниц. Они сейчас бесконечно далеко, слава Новому Миру, в полной безопасности. Всё. Больше мне ничего не нужно от этой жизни, – произнеся это, ягд Эйдлах сделал вид, что ему в лепёшке попалось что-то, вроде волоса, и он начал демонстративно ковырять ногтём в зубах, и используя этот повод встал с сундука и отошёл в сторону.

Ягд Тантарра, тем временем, распорядился согреть воды, снять с раненого заскорузлые от грязи и крови одежды. Рана была осмотрена, омыта. Обломок отравленной аварский стрелы стрелы, с зазубренным наконечником из плеча молодого араба, ягд Тантарра решил извлечь сам. Вооружившись блистающими хирургическими инструментами щупами из вещей ягда Эйдлаха, он велел арабу закусить рукоять плети, и принялся орудовать в его теле. Стрела рочно засела в мышцах и сухожилиях плеча, пробив лопатку. Пришлось делать несколько рассекающих надрезов, со спины и со стороны груди, разрушать и извлекать стрелу по частям, вместе с обломками костей. Товарищи крепко держали бьющегося от боли раненого, по имени Маляк, Фен Хун удерживал крючками края надрезов. Ягд Тантарра добрался до острия железного наконечника, снял с зубьев обрывки ткани одежды, сухожилий и сосудов, несмотря на то, что полость была залита кровью. Маляк рычал и плакал. Его крупные слёзы, кровь, пот, капли дождя, падали вместе на коричневые прошлогодние листья, образуя тёмные озерца. Наконец раненый дернулся и обмяк, потеряв сознание на руках товарищей.

– Похоже на изощрённую пытку, – поморщилась Езера, – из штаб-командора получится прекрасный палач. Ты видел, ягд Стикт, как он смотрел на меня, когда тянул из тела дикаря кровавые жилы?

– Он вернулся из Китая совсем другим, он настолько вжился в образ купца, путешествующего по глобальному торговому пути, что перестал даже различать нас и гоменидов Зиема. Вот и сейчас он рискует через микропорезы вирус или бактерию прямо из организма этого дикаря, – сказал ягд Стикт, восхищённо следя за окровавленными пальцами ягда Тантарры, – он лучший из офицеров, которых я знал. Каждый солдат даже не из нашего ягдвальдера счастлив был служить под его началом, считал своим долгом приветствовать его, как командира.

Езера поджала губы и отвернулась.

Ягд Эйдлах, подойдя к ягду Тантарре, заглянул ему под руку и сказал:

– Смотрите, у них, оказывается, в плечевом суставе костей меньше, чем у нас, а рука всё равно движется, описывая полную сферу, странно, только за счёт связок и мышц. С точки зрения механики, это невозможно. Не понимаю, зачем ты с ним так возишься?

– У них и сердце всего одно на два круга кровообращения, а не так как у нас, одно сердце для мозга, а второе для всего остального, – ответил ему ягд Тантарра, – этот араб, как и другие, многое сделал, и ещё многое сделает для нашего дела. Они нужны нам. Они живут племенами в пустынных местах, каждый мальчик с детства воин. Они не верят в рай после смерти, как остальные жители Зиема, и поэтому живут свободно, не стесняясь делать вещи, не доступные людям других религий. Женщины у них живут как скотина бесправная, когда рождаются девочки, у них траур, девочек в голодные годы убивают, ценится только сила, военная удаль, коварство и роскошь. Был случай в около Мраморного моря, когда на нас напал большой отряд даков. Арабы бились с ними жестоко, и одного сильного дака Айуб сбил с ног, спрыгнул с коня, и добил саблей. Пока у того хлестала кровь из шеи, он припал к ране ртом, и пил кровь, пока она текла. Потом поднял окровавленное лицо к небу, и завыл как зверь. Даки решили, что перед ними оборотень и в ужасе бежали с поля боя. Ни одна из сильнейших держав этой планеты их не покорила. Вот только Решма этого не понимает, считает, что искать хранилища космических кораблей нужно как можно меньшим числом. А сам в землях вятичей нанял дружину князя Стовова Багрянородца, хоть и неудачно.

– Он боится, что пострадает его авторитет вождя и отношения с ягдой Езерой, – ягд Эйдлах при этих словах покосился на Решму, который сидел по другую сторону костра, в позе спящего Будды.

– Я привёл с собой из разведки восьмерых моравов. Не особо ценные воины, но они поклялись до смерти служить мне и отдавали под моё управление несколько своих деревень. Решма приказал их убить. Горько мне. Хотя, понятно, что моравским князьком я становиться не собирался.

Ягд Эйдлах собрался сказать что-то колкое, но ему помешали радостные возгласы арабов, наблюдавших за операцией. Ягд Тантарра с удовлетворением показал им зазубренный наконечник аварской стрелы. Пленный монах с оловянным крестом на груди, тоже подошёл ближе, что-то удивлённо бормоча чебе под нос.

– Он теперь не истечёт кровью, а яд с наконечника не остановит его сердце, потому, что я ввёл ротивоядие, – объявил по-арабски ягд Тантарра.

Дождь всё ещё продолжался, хотя и мелкий, гроза ушла далеко за гору Прадед и Янтарные ворота уже кое-где освободились от туч, сияя с нии пятнами чистого неба в солнечной радуге.

Арабы, возбуждённо обсуждая операцию, быстро провели осмотр и починку своих щитов, луков, разложили на траве снятые с лошадей сырые сёдла, и утомлённо повалились на них, не раздеваясь, не укрываясь, ослабив только ремни кожаных панцирей и застёжки кольчуг, у кого они были.

– Зря ты Танта злишься на Решму, – устало сказал ягд Эйдлах, – это боец, он чувствует как зверь и рассчитывает действия как вычислительная машина. Он – это наше билет для возвращения домой.

Ягд Тантарра пристально посмотрел в глаза старику, но промолчал. Ему на глаза попался сломанный стебель куста. По нему полз жук с круглым красным панцирем, украшенным чёрными точками. Под пвнцирем пряталась чёрная маленькая головка. Жук доверчиво вскарабкался на подставленный ему мизинец ягда Тантарры, быстро пополз, наткнулся на золотой браслет с китайскими иероглифами, перевалил на ребро ладони. Когда ладонь повернулась, он подполз к бугру под большим пальцем, исследуя линии на руке. Свернув по одной из них снова к браслету, жук остановился, открыл панцирь, выбросил крохотные лопасти прозрачных крыльев, и взлетел. Ягд Тантарра некоторое время глядел ему вслед, закрыл опустевшую ладонь, потом закрыл глаза и сказал на языке кумит:

  Зачем возник наш мир бескрайний из небытия?

  Зачем из вечности меня в него прислали?

  Молчит над колыбелью мать счастливая моя,

  Молчат над ней космические дали…

– Это великий поэт Натоотвааля ягд Иховер написал в поэме «Жизнь героя», – сказал ягд Эйдлах инеожиданно ободряюще похлопал рослого собеседника по плечу, – ты устал, Танта, ляг, поспи и меланхолия пройдёт. Решма не остановится на пол-дороге, и наверняка ещё сегодня поведёт нас на ту сторону Моравы, в самое горнило войны на поиски аварского кагана. Ты в этом походе опять должен быть быстр как ветер, жгуч как огонь, и бесшумен как трава. Так любит выражаться твой хунн-телохранитель.

– Умеешь ты найти нужные слова, – ответил ягд Тантарра, – но жучёк крохотный свободнее меня в тысячу раз.

От костра тянуло теплом, и он почувствовал, что вот-вот заснёт. Даже голос ягды Езеры, не мог сейчас пересилить круговорот образов, появившихся в его сознании в мерцающей пелене. Они мощно двинулась от виска к виску под его уже закрытыми веками. Ему грезилось, что он получил отпуск без ограничения времени и посвятил его отдыху на Тератонне. Лучшее развлечение для него было, после управления соединением военных кораблей с многочисленными командами и системами контроля, самому пилотировать лёгкий прогулочный челнок. Он летал над садами, реками, горами и скалами, развалинами древних поселений ваальцев, по границе дня и ночи, навстречу рассвету и параллельно закату. Наслаждаясь отзывчивым управлением челнока, он то взмывал в стратосферу, то падал, как метеор. Больше всего в жизни он хотел отвечать только за себя, только за свою жизнь, не иметь над собой командиров, а под собой подчинённых. Это была недостижимая для него во сне, а потому желанная свобода. Он несколько раз думал о том, что большая часть их отряда, набранная из жителей Зиема, и без данных мозговых сканеров, только ждёт случая, чтобы бросить своих хозяев, и, ограбив их, сбежать. Перед мысленным взором представали лица мёртвых ягдов Кропора, Эйдлаха, Мактика, Рудрема, Езеры, и его самого. Нет, он не хотел стать лидером этой группы борцов за Новый Мир. Никаких привилегий и славы операция на Зиеме не давала. Может быть краткое упоминание в сводке Штаба Верховного Главнокомандования Вооружённых сил Натоотвааля, как о решённой проблеме по ликвидации мятежников.

– Перед вами развалины ваальского города Майкопар! – ласковым голосом по-ваальски, радостно сообщает гид челнока, рисуя на лобовом стекле стрелочку к каменной россыпи, достраивая груду камней до трёхмерного изображения с колоннами, статуями и фиолетовыми крышами.

Ягд Тантарра долго описывал круги и восьмёрки над одним и тем же районом прекрасной Тератонны.

– Если меня поймают, то изменят личность и отправят метеорологом на никому не нужный астероид, – сказал он, перед тем, как гид снова сообщил мягким голосом:

– Вы видите великое произведение архитектуры – Аллею Федерации!

– Спасибо, – улыбнулся ему штаб-командор.

Он ещё долго летал над цветущей планетой. Из-за особенностей галактической войны против Империи Свертц, Тератонна могла в любую секунду стать полем жесточайшего, испепеляющего сражения. Наконец женский голос автоматической навигации прогулочного челнока сообщил:

– Отпуск закончен, – мигающая надпись пред глазами прервала размышления спящего.

Фэн Хунн бережно уложил ягда Тантарру на циновку, укрыл попоной из войлока, обшитой пурпурным шёлком. Сам телохранитель сел с хозяином рядом.

Ягда Езера, поджала губу, глядя на них сверху вниз. Она потребовала от ягда Стикта перенести её вещи на другой конец лагеря, чтоб не чувствовать вонь немытых тел, кожи, чеснока, лошадиного навоза. Заодно она показывала всем, что не собирается быть сиделкой рядом с ягдом Тантаррой.

Вятичи перенесли её вещи, прикончили содержимое котла и потоптались по углям, уничтожая языки огня. Вокруг полетел пепел и зола. Ягд Эйдлах расчихался до слёз и, закрыв лицо локтём, подошёл к Решме. Сел рядом на сундук. Неподалёку от него сидел пленный монах в сером промокшем балахоне. Монах не был связан, но даже не пытался сушить свою одежду у костра. Он что-то бормотал, то и дело закатывая глаза к небу.

Вятичи усмирили угли костра и они перестали предательски дымить. После этого вятичи сели прямо на траву и начали заговорщицки шептаться, поглядывая, то на Решму, то на стоящих рядом, как статуи, двух стрерхов.

Ягду Эйдлаху показалось, что Решма спит, так бесконечно спокойно и неподвижно было его лицо, но стоило маленькой змее – пёстрому полозу, заструиться мимо к мышиной норке, как Решма открыл глаза, определив, что это не ядовитый полоз, снова закрыл их.

Глава восьмая УТРО В МОРАВИИ

– Не спишь? – с сожалением спросил ягд Эйдлах, – нельзя так, ты себя измотаешь. Скоро возникнет нервное истощение и галлюцинации.

– Всё, что вокруг происходит и так галлюцинация. Хуже не будет, – сказал, словно проскрежетал Решма, не открывая глаз, – Еза, Танта, вятичи, сербы, авары, каша с салом, чума, которую здесь лечат заклинаниями. Кажется, что я умер, два моих сердца встали и я вижу последние видения своего затухающего разума.

– Зачем ты приказал убить моравов? Танта злиться из-за этого больше, чем из-за того, что ты отобрал у него штралер, – укоризненно покачал головой ягд Эйдлах.

Решма открыл глаза и с удивлением посмотрел на собеседника:

– Это он их убил, когда взял с собой и ещё раз убил их, когда при них испепелил отряд степняков. Так или нет?

– Так, – вздохнул ягд Эйдлах, – но мне кажется, что не следует так жёстко обходиться с штаб-командором. Он просто молод и слишком восприимчив к здешним нравам и соблазнам. Как, впрочем, и Еза.

– Плевать на Езу. Она просто балласт. Но плохо то, что она воими своими играми сбивает с толку не только ягда Тантарру, но и молодого ягд Стикта.

– Еза не простая натоотка, она по очереди водила интимные отношения, то с ягдом Зилумом из торговой гильдии Натоотвааля, то с капитан-командором ягдом Хроссом, прославленным командиром из IV Галактического флота. Да и у тебя с ней романтическая история.

– Была, – поправил его Решма.

– Хорошо, – согласился ягд Эйдлах, – но это теперь угрожает делу, ведь Еза, действует иррационально, ссоря вас, и делает это умышленно. Не понимаю, зачем ей это нужно.

– Что касается ягда Тантарры, – продолжил Решма, словно не слыша его, – то скажу, что ты наверное и сам знаешь, что он уже не тот, кого мы помним по восстанию на Стигмарконта. Он не тот, кто был с нами во время попытки захввтить Звенящие Холмы в Тёмной Земле окодо Москвы-реки и Оки. Тот ягд Тантарра, с чьим отцом, ягдом Тоотом, я был знаком, и очень дружен, теперь исчез. Появился жадный до почестей и славы, командир отряда наёмников, мечтающий о своём варварском королевстве. Штаб-командор ягд Егмех Тантарра, и тот рыцарь, что спит под надзором телохранителя – это разные существа. Всё зашло уже слишком далеко и я с содроганием жду момента, когда Танта станет нашим врагом.

– Разве такое может быть?

– Вы же видите, что он попал под влияние логики жизни этой планеты. Логики высокоразвитых бактерий имеющих кальциевый скелет и объём мозга, достаточный для обработки десять в десятой степени единиц пикселей окружающего пространства, которые они сознанием. Логика эта ставит главной целью еду и спаривание. Всё осталное в их цивилизации – вторично, потому, что они живут сорок, пятьдесят лет, а треть из этого срока в ущербном положении детей. Их жизнь, в отличии нас, имеющих технологии бессмертия, лишь миг, и она подобна хаосу жизни бактерий. Это сознание животных, за редким исключением. Не бактерий, а мыслющих не много. Из последних это Аристотель, Платон, Август, Магомед, Христос, и может быть ещё тысяча подобных им. В доледниковую эпоху это Даро, Энил, Зев. Я справку архива по Зиему не очень хорошо помню. На «Деддере» не до этого было. Зачем Танте становиться одним из них, как это сейчас происходит? Богом в этом мире может стать любой наш школьник, тем более, если он будет вооружён высокотехнологическими у ройствами и химикатами Натоотваля.

– Может, ты ошибаешься? Или, может, отослать Танту подальше от нашего отряда? Пусть даже с заведомо провальным заданием. Например в Верону. Со всеми своими головорезами. Пусть и Езу с собой берёт. Как тебе идея? – после некоторого раздумья предложил ягд Эйдлах.

– А может быть, действительно, послать его вместе с Езой в Верону, или в Равенну. Там сейчас правит византийский наместник экзарх. А Бэда служит и ему и папе Римскому одновременно. Нашли кому золото доверить. И пускай ищет там следы легата папы Бэды Достопочтенного, или как его ещё зовут, Бэды Равеннского. Если люди легата упустили золото в долине реки Марицы, во время набега аваров, это не значит, что легат не попытается его вернуть. Если он знает у кого оно, а мы за ним проследим, то сможем найти того, у кого золото. Если, например, золото не у кагана, как мы думаем, а у кого-то ещё из аварских начальников, это вообще может решить нашу судьбу. Папа Гонорий погонит Бэду возвоащать золото, даже если тот не будет этого желать. Если Гонорий получит это богатство, то он станет богаче византийского императора. Хорошее решение проблемы Танты и Езы, – произнеся это, Решма нагнулся, подтянул к себе шкуру, согретую костроми и улёгся, опираясь на локоть.

– Он откажется. Скажет, что золото, наверняка, у кагана аваров, и его лишают славы добыть навигационный прибор и узнать, где корабли, – сказал ягд Эйдлах.

Из-за спины ягда Эйдлаха возникло опухшее лицо монаха и послышалось его сопение.

Наконец, он произнес на франконском наречии:

– Господин, да смилуется над тобой Господь наш Иисус Христос, да покажет тебе путь истинный к Царствию Небесному, позволь просить тебя о защите слуги божьего. Не убивайте, я много знаю и понимаю, и буду более полезен живой, а не мёртвый. Ибо сказано в писании: «Не убий!»

– Монах, захваченный в Кульмице оживился! – сказал по-латински Решма и поняв, что монах не отреагировал на его слова, сказал уже по-гречески: – смотрите, церковный человек, а латынь не понимает. Может, он из Константинополя залетел? Но греческий сейчас понимают все народы, тем более хоистиане.

Монах и этих слов не понял. Он почувствовал, что говорят о нём и, дыша неровно, произнёс монолог на смеси моравского и германского наречий:

– В тревожное время мы живём, мой господин. Христианская церковь разбита на осколки, и люди, называющие себя слугами божьими, от имени Бога пытаются окормлять людей святым таинством и толковать священное писание, являются врагами его. Сколько не собирались вселенские соборы христиан мира, никак не удаётся договориться о главных вопросах, что есть Бог, и кто должен вести всех христиан за собой. Восточные христианские церкви, погрузившись в вопросы умозрительные, уводят всех от вопросов практической жизни, чему большее внимание придаёт римская латинская вера. Особенно заблудшие армяне, считая священным своё первенство в принятии учения Христа, наносят вред единству веры. Множество восточных христиан как овцы разбрелись по полю Христовой веры, и не дают себя собрать под одну руку. Например готовится уния католикоса Эзра с императором Византии Ираклием. Но народы империи не хотят её и понятно, что она будет всё время прерываться. Греки в этом сами виноваты, отпугивая армян своим монофелитством – воззрением, по которому Иисус волил и как бог и как человек одновременно. В то время, как Римский престол считает его диофилитным, имеющим в себе отдельно человеческую и отдельно божественную волю. Из этого проистекают глубокие различия во всех его поступках и словах, и в том, как теперь нам жить всем.

Увидев, что Решма и ягд Эйдлах переглядываются со скучающим видом, и вот-вот отвернутся от него, монах приблизился и стал говорить громче:

– Армяне говорят Ираклию, что у них нет резонов менять свою христианскую веру на латинскую христианскую веру. Византийский император нуждается в армянах, в то время, когда поднимают голову арабы с новой верой в Аллаха, и убеждает армян не покидать греков. Хотя ему так хочется иметь в своём государстве единую, а не разделённую христианскую церковь, как основу правления. Нужна литургия мира и чтобы у армян отслужил по греческому обряду греческий иерей, и чтобы все армянские епископы, католикос и царь к этому приобщились.

– Каша какая-то, – сказал Решма ягду Эйдлаху.

– Ничего не каша, – ответил ягд Эйдлах, – это ничем не отличается от вашего академичечкого спора с Тантой. В том, что надо убираться с этой планеты, никто не сомневается, а вот методы разные. Ты считаешь, что нужно действовать осторожно и скрытно, а Танта готов использовать штралеры и активные способы, вплоть до создания своей армии. Люди придумали систему мышления, позволяющие немногим контролировать многих без высокотехнологических средств связи, сканирования мозга и нейрообучения. Государства Зиема используют эту систему, называемую верой. Она может быть любой. Главное в ней, не логика и не антураж, а способность эффективно руководить массами людей, использовать их для самокормления власти, самозащиты власти. В системе постоянно возникают сбои. Их устраняют, словно неполадки двигателя, меняя детали или прочищая. Что непонятного?

– Я это понимаю, это всё равно, что наше Министерство Глобальной Мобилизации и Комитет хранения Единства Натоотвааля. Они имеют право убить без суда, или заменить нейроличность любому, кто усомнится в правильности действий и планов Верховного Совета, – ответил Решма.

– Я Ружик, проповедник веры Христовой среди диких венедов и моравов, слуга истинного божьего престола папы римского Гонория, – продолжил монах, ободренный тем, что ему позволяют говлрить дальше, – тело святого апостола Петра, первого из апостолов, имеющему от Христа поручение быть его наместником и нести его слово, похоронено в Риме. И его святость, как святость самого Бога, проистекает на епископа Рима и делает его старшим пастырем над всей церковью Христа. Как могут греки, и тем более армяне не слушаться его?

– Странно, он такие высокие для людей материи описывает, вроде из Рима сам, а по-латински не говорит, или делает вид, что не говорит, – Решма сощурился.

Увидев, что рядом, с видом кошки у ведра с пойманной рыбой, расхаживает Ждых, Решма остановил монаха жестом, и сказал вятичу по-славянски:

– Ну что, опять деньги?

Ждых вздрогнул и хриплым голосом, тут же сорвавшимся вверх, сказал:

– Не гневись, хозяин, долго мы за тобой шли без ропота от реки Протвы и Москвы через всю нашу Тёмную землю, через земли кривичей полоцких, через венедов, германцев, сербов и морав. Многие тяготы перенесли, служили как псы. Просим теперь дозволения идти назад. Князь наш Стовов Багрянородец нас тебе до лета давал. Так оно уже настаёт.

– Князя своего Стовова Богранородца боитесь или аваров? Рабства боитесь, смерти? Правильно, – Решма понимающе кивнул, – пустить не пущу, слишком много знаете, а поступлю иначе.

Было видно, что вятич побледнел, а утреннее солнце блеснуло в его широко открытых от ужаса глазах.

– Каждому даю полновесный византийский золотой безан за следующий месяц службы, или убью прямо сейчас.

– Умеешь ты с аборигенами обращаться, – заметил ягд Эйдлах.

– Два безана-солида каждому, хозяин, и до месяца косьбы мы ваши, – заикаясь сказал Ждых, – война, хозяин, чума не за горами, авары.

– Договорились, – согласился Решма.

– Да будет твоя жизнь долгая и сытная, а дети твои переживут все невзгоды и попадут на небо к солнечному богу Яриле в тёплые и светлые небеса! – Ждых попятился, ударяя себя шапкой в грудь.

– Два безана! Это на Зиеме целое состояние, можно десять коров купить! – изумился ягд Эйдлах, глядя, как ликуют лютичи, пританцовывают, хлопали друг друга по плечам, корчат рожи.

– Пусть радуются. В конце концов, добыть золото несложно. Зато мы имеем преданных псов. Люди они проверенные, нужные. Помните, когда варяги Вишена и Эйнар с книжником Рагдаем в канун Журавниц устроили битву во финнами-стреблянами? Кто нас спас? Я им доверяю, кажется, больше, чем Танте.

– Это битва, когда ты на последнем нашем челноке перебросил германцев-саксов на берега Протвы? До сих пор не понимаю, зачем это было нужно. Я был против. Мы могли бы сейчас иметь два атмосферных челнока. А вдруг хранилище кораблей окажется на другом континенте? Ты же видел с орбиты, что тут несколько больших континентов и островов. А если хранилища под водой? Как без челноков ты до них доберёшься? Существующие на Зиеме технологии не позволяют пересекать океаны, и нырять глубже голого пловца. Ты слишком вжился в образ купца, и принял участие в завоевании славянами Стовова Багрянородца земли вдоль реки Москвы и Протвы у финнов Ори Стреблянина.

– Да, это была ошибка, – с досадой махнул рукой Решма.

Он закрыл глаза, и его никогда и ничего не забывающая память с вживлёнными в череп нейронакопителями, представили его внутреннему взору большое поле под осенним небом два года назад, далеко отсюда, на востоке, в лесах вокруг рек Протвы и Москвы. Он словно снова смотрел передачу со своих, теперь утраченных, микро-беспилотников на врагов и друзей во время неудачной попытки завладеть хранилищем кораблей в Звенящих холмах, как их называли аборигены:

– Самое время двинуться вперёд, – сказал Сигурд, пригибаясь а седле, чтобы быть поближе к Стовову Багнянородцу, – а то победитель в битве утвердится на поле и его долго придётся убивать, теряя воинов, прежде, чем он разбежится, или запросит пощады. Нужно идти, пока ажеражеские воины устали и бродят среди убитых сородичей, шарят в обозе и за пазухами умирающих, и вот ещё, – варяг перешёл на шёпот, – варяги Гутбранд и тот, в шлеме с полумаской, Хринг, вчера у костра говорили, что после покорения финнов-стреблян надо убить князя Стовова, прогнать его людей и самим править в Тёмной Земле. Хорошая земля, много рек течёт в разные стороны, а зимой, когда реки замерзают, получаются целые дороги изо льда. Можно из Янтарного моря попасть в Византийское море. Клянусь Одином.

– Всё равно нам с варяжскими наёмными людьми потом расставаться. Ничего не заплатить, а всех перерезать, – холодно сказал Стовов Багрянородец и привлёк к своей кольчужной груди юного княжича, – да, Часлав, чадо моё? Да, пора выступать. Труби в рог, Карасик!

Долговязый молодой дружинник в кожаном панцире и кожаной шапке с железными полосами и шипами, поднёс к губам рог тура, и что было силы выдул из него хриплый, душераздирающий рёв. Оставив позади себя треск сминаемых зарослей малины и молодого орешника, конная дружина Стовова Багрянородца, за ней пешие крестьяне и челядь, а за ними варяжская отборная дружина, вышли на поле.

Варяги тут же уселись в бурьяне, показывая безразличие к происходящему, уверенные и спокойные, чуть более говорливые, чем обычно. Их кольчуги на солнце горели, как рыбья чешуя, а оружие вспыхивало молниями.

Князь с Гутбрандтом, Ацуром, Семиком и Жеребило далеко выехал перед рядами своих пеших мечников. Жеребило держал на стремени княжеский стяг с изображением птицы с головой медведя.

Князь улыбался, то и дело поднимался в седле, чтобы лучше видеть происхожящую на поле битву. Он оглядывался на свою пёструю рать, примеряя её мощь к числу врагов, сражающихся сейчас друг с другом.

– Не пойму, где тут кто? – он покосился на советчиков.

– Там, у возов, под дубом, Оря Стреблянин. К дубу пробивается дружина бурундеев. С ними чернокнижник Рагдай, колдун со Звенящих Холмов и Медведь горы. Оре скоро конец, раз в его обозе бабы взялись за топоры, – сказал хрипло Семик.

– А варяги Вишена Стреблянин и Эйнар Счастливчик там? – спросил Гутбранд, снимая шлем с полумаской и подставляя холодному ветру рыжее от веснушек лицо.

Семик некоторое время молчал, пытаясь вникнуть в смысл сказанного по-варяжски, но Гутбранд его опередил с ответом на собственный вопрос:

– Я вижу их! Вон они, ещё живы. Клянусь Одином, сегодня им не уйти от мести! – конунг повернулся к своим воинам и закричал по-варяжски: – Они тут! Гельмольд, сегодня ты сможешь отомстить убийцам за смерть брата! Если их не убьют прежде в бою другие!

Варяги повскакивали со своих мест и линией двинулись сквозь строй мечников Стовова.

Гельмольд зло крикнул:

– Жаль! Если их убьют стребляне до нас, мы не узнаем, куда они спрятали золото конунга Гердрика!

– Куда идут твои воины? – князь подбоченился, – хочешь ударить только своей дружиной?

– Мы пойдём за твоими всадниками, князь, – ответил конунг.

Он оглядел низкие серые облака, сплошной пеленой висящие над полем и ростирасстилающиеся дальше, насколько хватало глаз. От них исходил низкий вибрирующий гул – то ли так отражался гомон битвы, то ли бог грома Один грохотал колёсами своих колесниц. Это было совсем не похоже на любую другую грозу, ранее виданую мореходами, торговцами и воинами из фьорда Вик в Янтарном или Северном море, или в Тёмной земле финнов. Как буд-то за облаками перемещались огромные огненные рыбы или драконы.

Тем временем накал битвы достиг предела.

Там, где в полдень стояла высокая трава, буйствовал лён, благоухал вереск, теперь лежала изрытая копытами и копьями, словно проросшая стрелами и сулицами, земля. Окровавленная, она держала на себе тела мёртвых и умирающих. Тут же, не обращая внимания на бой, бродили женщины и старики, собирая стрелы, и перенося раненых в заросли. Иногда, поднимающегося, женщины не подхватывали с радостными возгласами, а добивали серпом или колом.

Стяг сторонников стреблянского вождя Претича, был уже около обозу врагов, и окружение должно было вот-вот случится. Уже не было видно лиц почти окружённых. Ни бледного из-за ранения Ори Стреблянина, свирепого вирника Швибы, бешеного Вишены. Только спины побеждающих было видно, их ликующие, кровожадные лица, коода они выходили из боя перевести дух, подобрать оружие вместо искорежённого, оставшегося в теле или щите врага.

Под крики «Рысь! Рысь!», рвущиеся из глоток и воинов Ори и воинов Претича, соплеменники резали друг друга.

Князь Стовов Багрянородец радовался удаче. Сребляне, которых предстояло выбивать из окресностей реки Москвы и Протвы несколько лет, сами убивали друг друга при помощи бурундеев. Никто и не думал повернуть щиты, словно его не существовало на поле. Он поглядывал на тёмную кромку облаков на востоке, странные всполохи, отгонял от лица комаров.

– Князь, они уже бегут! – злорадно сказал Семик, указывая на десяток стреблян Ори бегущих в сторону капища.

Настигнутые всадниками-бурундеями, они поворачивались к преследователям, чтобы избежать позора быть убитыми в спину.

– Пора! Клянусь Одином! – привстал в стременах Ацур, – пусть воины хоть раз умоют мечи кровью сегодня, иначе победа будет пресной, как однодневная медовая брага.

– Труби в рог, Карасик, смерть идёт, – махнул рукой князь, – вперёд, убейте всех стреблян и бурундеев!

Но прежде, чем Карасик успел подать сигнал к наступлению, пехотинцы сделать шаг, а всадники ударить коней, Стовов снова крикнул:

– Стоять всем, стоять! – он как хищный зверь, почуявший опасность, оскалился, отчего его борода ощетинилась, а кольчуга, казалось, заблестела ярче.

Он вытянул вперёд руку, сжимающую меч, словно добавляя оружием взгляду пронизывающую силу. Теперь и его соратники увидели как прямо напротив них, через поле, стребляне, бегущие к лесу, останавливаются и бегут вдоль опушки леса, не обращая внимания на угрозу со стороны своих реследователей.

Те тоже поворачивают назад, забыв о врагах. Там есть что-то что устрашает и тех и других.

– Что там? Чего они испугались? – с тревогой спросил Ацур.

Но можно было уже не отвечать. Всё и так стало видно.

Чёрной полосой отделилось от леса неизвестное и многочисленное войско, как если бы вперёд шагнули деревья. Словно по волшебству в этом болотном крае, где каждый человек, а тем более воин, был известен, возникли тысячи воинов огромного роста, рыжеволосых, свирепых как звери. Они несли неизвестные здесь стяги с изображением медведя, стоящего на задних лапах. Они было вооружены кроткими копьями с зазубренными наконечниками, двусторонними секирами на верёвках, привязанных к запястьям, длинными мечами, большими луками.