Текст книги "Малой кровью"

Автор книги: Андрей Лазарчук

Соавторы: Ирина Андронати
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Я порву, сержант. Понял?

– Ляг.

– Я лягу, лягу… Слушай, а может, просто высадишь меня в збмке? Далеко мы оттуда?

– В замке… Во-первых, мы далеко. Во-вторых, в замке уже одни только чапы. Ребят куда-то увели.

– Чёрт…

– Но колонна большая была. Так что, наверное, все остались живы. Ну, почти все.

– Ты видел, что ли?

– Сверху.

– Ясно… И куда мы теперь?

– В Хайю, на север. Там наша база.

– В Хайе?!

– Ну да. Где лучше прятаться? – под носом у лисы…

Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон. Год 468 династии Сайя, 1 день лета

Теперь собачий лай не прекращался ни на минуту. Видимо, под проливным дождём пустолайки не держали след, не то беглеца очень легко прихватили бы на открытом месте. А так они просто обозначали место погони, и выходило, что погоня взяла его в подкову и куда-то ведёт. И вот сейчас, сидя под нависающим валуном, прикрытый справа непроходимой зарослью местного терновника, Денис пытался перевести дыхание, согреться – и собраться с мыслями. Если по карте, то ведут его, похоже, вот в это ущелье, из которого, вполне может оказаться, нет выхода. Ручей вот здесь помечен как водопад…

Прорваться через линию погони можно в любую минуту – даже несмотря на то, что глушитель автомата поизносился и выстрелы, в общем, слышны. И в ближнем бою эти ребятки для него не противники, а шальную пулю можно получить случайно, – наподобие того, как подхватывают триппер. Что же, из-за этого и к девкам не ходить?..

Другое дело, куда податься после прорыва? Он стянул на себя столько сил партизан, что надеяться пройти сквозь все линии окружения, сквозь все эти районы, насыщенные и перенасыщенные людьми Чихо, – нереально.

Правильно было бы вызвать катер и не морочить себе и людям головы. Но теперь катер уже не вызвать – та самая шальная пуля превратила одну рацию в две, но неработающие. Это называется: довыпендривался.

Есть некоторая надежда, что Большой, обеспокоенный пропажей ценного кадра – или хотя бы ценного прибора, – сам организует поисковую экспедицию на небольшой высоте, а он, Денис, как раз в это время смелыми действиями заставит врага обозначить огнём его, Дениса, местонахождение, после чего Большой применит «белый свет» – и «милый дедушка, ты забрал меня отседова…»

Как во всякой утопии, в этой было рациональное зерно. Небольшое, но было. Другое дело, что путь к зерну следовало рыть сквозь тонны навоза.

Так что ничего пока не остаётся, только прятаться, скрываться, путать и заметать следы – и растягивать еду, добывать еду, думать про еду…

Некоторое время назад: Санкт-Петербург, Земля.

В этот маленький и странный, под потолок набитый всяческим барахлом магазинчик они с Кешей заходили частенько. На антикварный он не тянул – да и недолюбливала, признаться, Вита антикварные магазины с их стерилизованной мебелью, гнусной бронзой, чудовищными картинами в ещё более чудовищных рамах и надутым снобьём вместо нормальных продавцов. А здесь среди совершенно неликвидного барахла частенько попадались пусть совсем старенькие и потрёпанные, но настоящие вещи из далёкой прошлой, а то и позапрошлой жизни. Получалось что-то среднее между выставкой наглядных пособий для Кеши и обнищавшей кунсткамерой. Попросту лавка старьёвщика – совсем ещё молодого парня, пожалуй, что инвалида: сильно приволакивал при ходьбе ногу и заикался вплоть до полной алексии. Но Кеше он неизменно радовался… и Вита испытывала смутные подозрения, что некоторые совершенно безнадёжные вещи появляются на полках именно в расчёте на котёнка.

– Кеш! Смотри, выварка!

– Такая большая кастр-р-рюля?

– Совсем не кастрюля. Эта штука нужна была, чтобы стирать бельё.

Кеша вскочил на прилавок, заглянул внутрь огромной эмалированной ёмкости.

– У неё же моторчика нет, – удивился он. – Отломался?

– Не было у неё моторчика никогда. В неё наливали воду, клали бельё, стругали мыло и кипятили на плите. Или даже на печке, если плиты не было. У нас на даче такая была. Бабушка в ней стирала. Жуткая штука.

Кеша напряг воображение:

– Это потому, что бабушка была очень бедная и не могла себе купить стиральную машину?

– Нет, Кеш, не поэтому. Стиральных машин тогда просто не было. Во всяком случае так, чтобы пойти и купить. Глайдеров же раньше тоже не было? А совсем давно не было даже трамваев.

– А как же люди ездили?

– Пешком ходили. Или на лошадях.

– Лош-ш-шадь знаю. Четыре ноги, хвост, любит сахар и стоять на месте. Бегать не очень любит.

– Ну, во-первых, лошади тоже разные бывают. А во-вторых, их не очень-то спрашивали.

– Лош-шадь встала и па-а-аш-ш-шла! – заорал Кеша.

– Правильно. Только мы же договаривались, что в магазине будем говорить тихо.

Котёнок изобразил искреннее раскаяние. Просто он не знал, как вообще эту фразу можно произнести тихо.

– А вот смотри, это, наверное, один и тот же человек сдал.

На витринке рядышком лежали большой металлический стерилизатор, рядом открытый металлический же футляр со стеклянным шприцем, несколько иголок, воткнутых в моток бинта, стетоскоп-трубочка, пятук стеклянных медицинских банок и чёрный пластмассовый футляр, ещё побольше стерилизатора.

– Откройте, пожалуйста, – попросила Вита. – Мы не купим, конечно, но где ещё он такое увидит?

– Это знаю, – опознал котёнок. – Им уколы делают. Бо-ольно! – поёжился он.

– Угу. Только теперь шприц после укола выбрасывают, а тогда складывали в эту блестящую коробку и кипятили.

– Стирали?

– Нет, это называлось «стерилизовать». Убить всех микробов.

– Знаю, – немедленно сообщил Кеша. – Мёртвые микробы не кусаются.

– Точно.

Продавец с грехом пополам справился с ключами, дверцей, нагромождением ненужных предметов… Вита нажала блестящую выпуклую кнопку и подняла крышку.

– Термометр, – определил Кешка.

– Помнишь, как дедушка давление себе меряет?

– Там такая чёрная, – котёнок немедленно потянулся за содержимым футляра.

– Она «манжета» называется. Осторожно, не порви, там внутри резина. А вместо круглой коробочки, как у дедушки, вот такая высокая шкала. Внутри ртуть.

– Р-р-р-ртуть знаю. Такие шарики маленькие, они бегают, а потом вместе – брык, и всё. Было два шарика, стал один. А когда большие шарики, они уже не круглые, а как придавленные.

– Это с папочкой вы шарики гоняли? – неестественно весёлым тоном поинтересовалась Вита.

– С дедушкой. Только он не виноват, это я их разбил.

– Много?

– Все. Потому что очень кр-р-расиво.

Вита прикрутила винт, несколько раз качнула грушу. Тяжёлый маслянистый столбик скачками допрыгал до девяноста и медленно пополз вниз.

– А ведь это, наверное, кто-то умер, – задумчиво сказала она. – Кто-то это всё хранил – наверно, ещё от своего дедушки, а то и прадедушки. А потом пришёл человек, для которого все эти вещи ровно ничего не значат…

Чем-то эти экскурсии напоминали Вите походы в Зоны похищений. Порой она даже улавливала исходящее от старых вещей ощущение разговора с их бывшими владельцами. Она словно знакомилась. Угадывала чужой характер, привычки, случайности. Проверить догадки она не могла, да и не хотела. Захватывал сам процесс. Просто в Зоне брошенных вещей было великое множество, в каждом доме, в каждой комнате она в деталях могла наблюдать срез, моментальный снимок чужой жизни. Нет, не срез. Скол. Обрыв. Изучать подробности было слишком страшно, в такое не играют. А здесь получалась своеобразная дедуктивная угадайка.

Хотя и она была не слишком весёлой. В конце концов, живёшь-живёшь, а потом останется от тебя бисерная театральная сумочка, деревянный школьный пенал… или вот выварка…

Москва, Россия. 28.07.2015, 08 час. 00 мин

На аэровокзале в этот ранний час было не слишком многолюдно, хотя и пустыми эти огромные неуютные помещения назвать было бы неправильно. По несколько человек стояли в маленьких очередях к стойкам регистрации. Остро пахло озоновой дезинфекцией, мокрой пылью и свежей краской.

Селиванов посмотрел на часы. По обыкновению, он пришёл с запасом в десять минут. Регистрация на первый питерский рейс ещё не началась. Селиванов купил несколько газет, сел на холодный жёсткий кожаный диванчик, вытянул ноги. Развернул хрустящую «Попутчицу» – и через минуту с цепенящим ужасом осознал, что не может понять прочитанного.

Не поверив себе, попытался ещё раз. Буквы были знакомые, слова – вроде бы тоже. Но они ни во что осмысленное не складывались…

Селиванов осторожно отложил первую газету, заглянул во вторую. Там была рубленная мешанина из слов знакомых и слов совершенно неизвестных; кроме того, незнакомые слова содержали множество странных букв. Но один заголовок, крупными буквами, оказался понятен более чем. Он гласил: «Селиванов, ты говнюк, онанист и полное чмо!»

Если можно захлопнуть газету – то Селиванов её именно захлопнул. Украдкой глянул по сторонам, не видел ли кто. Вроде бы никто не видел. Тылом запястья коснулся лба. Лоб был холодный и влажный.

Так. Проверить…

Он снова приоткрыл сложенную газету. Нет, грязный заголовок был на месте. А внизу страницы обнаружилось второе внятное предложение: «Прячься, крыса, прячься!!!»

Вот теперь стало по-настоящему страшно. Страшно и холодно. На несколько секунд всё вокруг стало звенящее, чёрное и призрачное – словно отлитое из чёрного, но бесконечно прозрачного стекла. И сам воздух тоже стал чёрным и звенящим… такое с Селивановым было однажды, давно, лет в восемнадцать, когда открылась и начала кровоточить язва двенадцатиперстной кишки, и кровопотеря оказалась такой, что он целые сутки находился на грани потери сознания – вот тогда было примерно то же самое: звон в ушах, свет хоть и яркий, но какой-то ненастоящий, словно сахарин вместо сахара, и холод где-то рядом, за плечами, а вместо больничного крытого линолеумом пола – чёрная блестящая арктическая льдина, по которой изумительно медленно скользит такая же чёрная позёмка…

– Алексей Ива… тьфу, пропасть, Иван Алексеевич! Селиванов! – густо раздалось над самым ухом, и Селиванов вздрогнул. – Что, не узнаёшь? Совсем забурел?

– Уз… нхаю… – он сглотнул в середине слова. – Извини, Витальич, мне что-то немного не по себе…

Это был Бельтюков, аналитик, года три или четыре назад ушедший из Комитета на пенсию; с Селивановым в близких друзьях они не состояли, но непринуждённо приятельствовали и несколько раз бывали вместе на рыбалке. Уходил Бельтюков не слишком торжественно, без обязательной отвальной и без золотых часов в подарок от начальства, но и без скандала, и его как-то сразу забыли за налетевшими делами.

– Сердце? – участливо спросил Бельтюков.

– Голова, – сказал Селиванов. – Бессонница, устал, нервничаю… А ты куда собрался в такую рань? – перевёл он разговор, избегая расспросов. – Не на рыбалку ли?

– Почти угадал, – усмехнулся Бельтюков. – Ловить бабочек… Ты где сейчас – на старом месте?

– Я-то на старом, – зачем-то соврал Селиванов, – да только место подтаяло. Комитет в стадии ликвидации, ты слышал, наверное?

– Слышал, ещё бы. Столько шума…

– И вони. А ты сам-то где?

Бельтюков вздохнул, сел рядом. Снял шляпу и вытер лысину.

– Есть одна смешная конторка по имени «Группа "Темп"». Знакомо имя?

– Нет.

– Конторка неправительственная, практически даже частная. Глубокий мониторинг и всякого рода прогнозы. Вот я там и подвизаюсь. Работа интересная, и зарплата – не в пример…

– Зарплата – это хорошо… А при чём тут бабочки?

– Предстоит выяснить. Да чёрт с ними, с бабочками – как ты сам? Алла как? Дети?

– Алла ушла, – махнул рукой Селиванов. – Подалась в эти… – он показал глазами вверх. – Я не переживаю, ты не думай. Даже где-то рад. Такой здоровенный хвост отвалился… А дети нормально. Те уже лоси…

– Понятно. А куда ты сейчас двигаешься?

– В Питер-град. В командировку.

– Когда вернёшься?

– Думаю, завтра. В худшем случае, через день.

– Позвони мне, хорошо? Сегодня у нас вторник… или уже среда? Четверг-пятница-суббота… В субботу вечером сможешь? Вот мои телефоны… – он вытащил визитку, – по какому-то из них я точно буду. У нас лучше, чем в Комитете, поверь. Во многие разы. Ты меня понял, да?

– Вроде бы понял, – сказал Селиванов. – Вербуешь?

– Да как сказать… Зайдёшь, посмотришь, с народом пообщаешься, с начальством. Потом решишь.

– Спасибо, Витальич. Только вряд ли я вам подойду. Всё-таки специальность у меня для мониторинга и прогнозинга мало пригодна. Так что…

– Посмотрим. Ты всё-таки позвони. Я побежал, у меня уже посадка заканчивается…

Он нахлобучил шляпу, поднялся, кряхтя, и поковылял, подволакивая ногу, к выходу, где горело: «Р-986 – Манила». Селиванов, не отрываясь, смотрел ему в спину. Вот Бельтюков скрылся за дверью, там уже была граница и всё всерьёз, Селиванов ждал, потом над стойкой напротив загорелось: «И-027 – Ст. – Петербург». Тут же стали подходить люди, выстраиваться, взвешивать сумки и чемоданы, а Селиванов всё сидел и смотрел туда, куда ушёл бывший коллега. Случайность, что ли, неуверенно думал он. Направляющий пинок судьбы…

Потом он обнаружил себя стоящим в очереди на регистрацию, и его снова обдало холодом. Селиванов, сказал он себе, тормози. Тут что-то не так. Газеты были свёрнуты в трубочку и сжаты в кулаке настолько потном, что видно было, как ползёт по бумаге пятно сырости.

Потом он подал билет девушке со смазанным лицом, что-то ответил на вопрос, который тут же забыл, забрал билет – и пошёл на посадку. Вернее, не пошёл, и даже наоборот – он пытался стоять на месте, хватался за что-то руками, а выход сам наплывал на него, покачиваясь и готовясь распахнуться…

Глава десятая

Калифорнийская долина, Западно-Американская Конфедерация. 27.07.2015, 23 часа 50 минут

Юлька лежала на спине и смотрела в небо. Странно: созвездия казались незнакомыми. Может быть, потому, что висели так низко…

Было очень темно. И тихо. Только время от времени начинала поскрипывать стрела крана, на которой невидимо качался бедняга «самурай». Она уже пыталась дотянуться до него, или спустить, или перебить выстрелом трос. Она попала в него трижды, летели искры, но трос не лопался.

Юлька перестала стрелять, потому что следовало поберечь глушитель – взять второй было негде. А без глушителя стрелять ей почему-то очень не хотелось – ни сейчас, ни потом…

Мотороллер так и оставался в багажнике «самурайчика», зацепился там за что-то…

Она решила дождаться здесь рассвета, а утром начать придумывать новый план.

Пол-старший рассказывал, что до вторжения в Калифорнийской долине было по-настоящему хорошо и весело: тысячи заводов и лабораторий, от крошечных до гигантских, разрабатывали и производили всё самое тогда современное: компьютеры и средства связи. Тут делалась самая передовая наука. Сюда съезжались самые талантливые ученые и инженеры со всего мира. Это была своего рода Т-зона того времени… Почему-то потом марцалы не использовали её для организации настоящих Т-зон – хотя обычно оборудовали их на тех же местах, где уже были старые земные промышленные районы и просто большие заводы. Но предприятия Силиконовой долины почему-то остались абсолютно невостребованными. После первых же хроносдвигов все приборы, использовавшие полупроводники – вот этот самый силикон, он же кремний, – вышли из строя навсегда. Сверхчистый кремний стал стоить столько же, сколько песок, из которого его добывали. Вся технология, в которую были вложены десятилетия труда десятков миллионов самых умных людей, и столько денег, сколько сейчас просто нет во всём мире, – всё это превратилось в ничто. Блестящие, гениальные разработки потеряли вообще всякий смысл и обесценились ещё больше…

Силиконовый век, говорил, морщась, Пол-старший, имея в виду не только полупроводники, но и всякого рода силиконовые вставки в женские (и мужские) тела, которые долгое время были страшно модны – чтобы можно было казаться не тем, кто ты есть, а тем, кем себя хочешь видеть…

Всё здесь опустело стремительно и страшно, да ещё несколько лет подряд бушевали пожары – до тех пор, пока стартовые гравигены нескольких баз Космофлота, расположенных в пустынях по ту сторону хребта Сьерра-Невада, не стали натягивать с океана достаточно влаги, чтобы исключить всяческие засухи. Но к тому времени пустоши, заросшие дурной колючкой, захватили полдолины. Многие посёлки и городки, опустев, вскоре попросту сгорели, другие так и стояли призраками; в тех же, что считались обитаемыми, на самом деле три четверти домов пустовали. Населено было только побережье – да в последние два-три года постепенно оживали некоторые из прижавшихся к склонам Сьерра-Невады и окружённых нетронутыми лесами городков; там стали селиться те, кто работал модным вахтовым методом в Т-зонах «Феникс» и «Окленд» – или служил на ремонтных базах и мог позволить себе летать на службу и обратно служебным атмосферником.

А вот пилоты и наземники боевых подразделений постоянной готовности позволить себе такого не могли и говорили об этом раздражённо, но толку-то…

Вдалеке на большой скорости пронеслась машина. Из тех, старых, завывающих двигателями. Через несколько минут – ещё одна.

Потом долго ничего не было.

Потом родился вдали из ничего, вырос в стрекот и стал приближаться мотоциклетный мотор.

Один, сосчитала Юлька.

Она перевернулась на живот и стала смотреть. Скоро по повешенному и по стреле крана запрыгал далекий свет, а потом из-за поворота вынырнул с рёвом скошенный к дороге голубоватый конический луч. Юлька заслонила его ладонью.

Она знала, что увидеть её с дороги невозможно: освещены будут прежде всего кусты, за которыми она лежала, – то есть возникнет эффект световой завесы. Существуют, конечно, разного рода способы разглядеть в темноте того, кто не желает показываться, тренер Аллардайс кое-что ей показывал, но всё это требовало оптики, терпения – и совершенно других источников света. А главное – беречь родопсин, то вещёство, которое разрушается в светочувствительных клеточках глаза и тем самым раздражает зрительные нервы. Если родопсин цел, то и при свете звёзд можно многое увидеть…

Мотоциклист описал круг, потом остановился и заглушил двигатель. Стало как-то слишком тихо. Он спрыгнул на гравий, вздёрнул явно очень тяжёлый мотоцикл на опору – и стал, ворочая руль, светить фарой по сторонам. Потом чем-то щёлкнул, свет стал гораздо слабее и рассеяннее.

Парень обошёл мотоцикл и остановился перед ним – чтобы быть видимым, поняла Юлька. Это был тот самый негр с арабским именем, который привёз её сюда: в белой куртке (и белых штанах, заметила она сейчас, и белых шнурованных ботинках) и с косичками…

– Эй! Шкурка! Отзовись! – позвал он негромко.

«Шкурка» – Юлька знала – означало всего-навсего девушку с короткой стрижкой. Но она вдруг разозлилась, вытащила из чехла винтовку, откинула приклад, встала в полный рост и, громко шумя кустами, пошла к мотоциклисту…

Вольный город Хайя, планета Тирон. Год 468 династии Сайя, 1 день лета (на Земле 6-7 июля)

Здесь и пахло так, как должно пахнуть в любом нормальном порту: углём, гниющими водорослями, стойлами, сырым деревом, креозотом, яблоками… Как и в самый первый раз, Серёгина потряс этот сильнейший, покрывающий всё запах яблок. Зелёных яблок. Сейчас он уже знал, что это не яблоки, а млечный сок какого-то южного дерева, сырьё для производства местного каучука. Но всё равно – запах был хорош.

Тогда, по прибытии, их высадили с катера на пустынном островке Кахтам и потом полтора дня везли пароходом. Делалось это для того, чтобы не нервировать зря местный люд. Который тем не менее всё прекрасно знал: кто прибыл, сколько прибыло, надолго ли прибыли, с какими деньгами в кармане – и на что именно намерены прибывшие эти деньги яростно потратить.

И действительно, тратили ой как яростно. Дешевизна просто потрясала.

Кое-как переводили местные луги в рубли, курсы были от фонаря. Проще всего считалось от водки: на дневную зарплату рядового можно было купить тридцать литров ржаной или двадцать – ячменной.

Девушку можно было снять за литр. За три – с ней можно было подружиться. Десять – и это будет самая настоящая любовная история с признаниями, письмами, клятвами в верности…

У Серёгина поначалу была такая. Учительница. Молоденькая, тоненькая, в черепаховых очёчках…

Интересно, а если объявиться в её квартирке сейчас?

Он знал, что никуда не пойдёт.

Её звали Кгенгха – и, разумеется, Серёгин сходу переименовал её в Крошку Ру. И, разумеется, она с радостью согласилась…

Чёрный пароход с тремя высоченными трубами, стоявший у соседнего пирса, издал пронзительный переливчатый свист. Вспорхнули и заметались в воздухе птицы – полчища птиц. И тут же из труб хлынули потоки чёрного дыма – наверное, на скверный здешний уголь плеснули мазут, чтобы разгорался веселее. Тяжёлое облако только чуть приподнялось над мачтами и тут же покатилось к берегу и вниз – прямо в сторону Серёгина. Он закрыл окно в машине, подумал: да, шофёру будет плохо… Тут же противоположная дверь распахнулась, в машину полезли двое: Фогман и незнакомый, очень похожий на местного мужик: толстый, коренастый, почти без шеи. Оба были в чёрных просторных плащах из блестящей кожи и шёлковых цилиндрах. Толстяк держал в руках небольшую, но явно тяжеленную сумку – всю в переплетённых ремнях.

Фогман, опасливо косясь на приближающуюся тучу, тщательно закрывал за собой дверь, которая опять не хотела закрываться. Наконец у него всё получилось. Он довольный откинулся на спинку, взялся за свисающий с потолка шнур с кистью, дёрнул. Шофёр, сидящий на открытом сиденье впереди и почти наверху салона – в переднее окошко видны были только его ноги в блестящих жёлтых сапогах, – сигнал понял и немедленно тронул машину с места.

Дорога, мощёная деревянными торцами, была раскатанной, не слишком ровной, и тяжёлый экипаж солидно, с мягким пыхтением рессор, покачивался, попадая то в выбоину, то на выпятившийся бугорок. Незнакомец так же солидно достал из кармана плаща солидный бронзовый портсигар, раскрыл, предложил Фогману – тот отказался, – потом Серёгину. Серёгин ожидал увидеть местную отраву, но в портсигаре лежали вполне знакомые «Тихуаны» – сигарильи, маленькие сигары, которые были почему-то очень популярны в Легионе.

– Спасибо, – сказал Серёгин и взял одну.

– Огня? – спросил незнакомец.

Даже по одному слову с буквой «г» все тиронцы определялись безошибочно. Не могли они сказать «г», и всё тут – ни простое, ни фрикативное. Ни оглушенное, ни звонкое. Получалось у них два-три звука: «кг», «гк», «гх», «кгх»…

Кгенгха.

А ведь проезжаем где-то рядом…

И не из Легиона мужик.

– Вы не тиронец? – спросил Серёгин, доставая свою зажигалку. Брать чужой огонь считалось дурной приметой.

– Нет. Землянин… хотя и бывший. Вывезен из Риги в семилетнем возрасте, вырос на планете Эррида. Там довольно большая земная колония. Зовите меня Давид Юрьевич.

– В смысле – это не настоящее имя? – Серёгин немного приоткрыл окно, чтоб обдувало ветерком. У «Тихуан» приятный дым, но он всё равно не любил курить в помещёнии.

– Настоящее, – Давид Юрьевич раскурил свою сигарилью. – Одно из.

– Мне проще, – сказал Серёгин. – Серёгин, или просто Серый. Имени своего не люблю.

– Имеете право, – неторопливо кивнул Давид Юрьевич.

Серёгин не сомневался, что и имя его известно бывшему рижанину, и возраст, и вся подноготная, и многое из того, чего не знал и не хотел знать о себе сам Серёгин…

Фогман заметно нервничал, сидел неподвижно, но чувствовалось, что суетится; это было непонятно.

– Гриша сказал… пфф… что вы легко и быстро… пфф… согласились? – посасывая «Тихуану» и поблёскивая огромным зелёным камнем – уж не изумрудом ли? – на платиновом перстне, проговорил Давид Юрьевич. – Если не секрет, почему?

– Не знаю, – сказал Серёгин. – Наверное, просто вдруг стало интересно.

– Пфф… Вдруг?

– Вдруг. Раньше я так не думал.

– Понятно… – Давид Юрьевич помолчал. – Хорошо. Дня два вам на отдых хватит?

– Я не устал.

– Рассказывайте… По-хорошему, вам бы на недельку-другую на хороший курорт с девками – но недели у нас нет. Если совсем прямо, то и двух дней нет. Так что отдых… пффф… придётся совместить с инструктажем…

– Что я должен делать?

– Гриша ничего не объяснял?

– Сумел избежать.

Давид Юрьевич коротко зыркнул на Фогмана, усмехнулся.

– Ну, общую картину вы, я думаю, представляете и так. Существует Империя, существуют её властные структуры, а внутри этих структур существуют ячеечки, которые работают против… как бы это сказать… против всего. Да, против всего – спектр широчайший. Мотивы у них тоже различные, но нас интересуют прежде всего те, кто – по идейным соображениям. Прежде всего потому, что без нас они как без рук. Идейные – они обычно безрукие, такова закономерность… Так вот, некоторое время назад набрала вес некая группка этих идейных, которая провозгласила, что Тирон должен обрести независимость или хотя бы существенную автономию. Просто из соображений межпланетного благородства и гуманизма. Возможно, конечно, что мотивы у них не столько благородные, сколько корыстные: захватить контроль над рынком генетического материала. Сначала уронить цены, потом взвинтить. Заваруха с Землёй эти цены за последние десять лет утроила, и биржевые аналитики считают, что если и Тирон станет более дорогим источником, то цены возрастут ещё минимум в два раза. Потому что Кси и Фа-девять – планетки маленькие, населения там от силы полмиллиарда на обеих… В конечном итоге, для нас не так уж важно, какими соображениями они руководствовались, затевая эту авантюру, не исключено, что всеми сразу… Тангу – ребята головастые. И не всегда их логику можно просечь. Итак, на первом этапе, чтобы затруднить работу заготовителей на Тироне, было спровоцировано восстание против герцогов. Повстанцы получали оружие, с ними работали военные советники…

– Немного в курсе, – сказал Серёгин.

– Мне, может быть, придётся проговаривать вслух известные всем вещи – просто для связки речи… Традиционно на Тироне заготовками материала занимались герцоги, и потом имперцы покупали готовый товар у них – отборный и в упаковочке… Так вот, поначалу восстание получилось даже слишком удачным: три четверти герцогов, поддерживавших связи с имперскими структурами, были пленены и убиты, их гвардии рассеяны, победители получили всё… и это их погубило. Лёгкие победы никогда к добру не приводят…

– Это точно… – Фогман потёр подбородок и повторил: – Эт-то уж точно…

– На подмогу оставшимся герцогам Империя бросила Легион, который просто-таки стёр повстанцев в порошок. Снова заработали заготовители, и на рынок было вброшено более миллиона единиц товара. Цены просто рухнули – стали на какое-то время ниже докризисных. Это произошло более года назад. И тогда где-то на верхах, явно на самой Тангу, начались неприятные для нас телодвижения. Легион стали тормозить. Повстанцы вдруг получили новое оружие и технологии… и больше того: есть подозрение, что на планете организовано что-то вроде Т-зон. Для чего это делается – ясно: не допустить падения цен на товар. Нам бы на это в высшей степени плевать… Но – не нравится, что это делается в основном за счёт землян – солдат и офицеров Легиона. Тиронцам, которые тоже входят в нашу организацию, не нравится, что их планету подвергают чудовищному риску трансволюционного шока. Кто такой Дьявол Чихо, вы, ребята, уже знаете, конечно?

Серёгин посмотрел на Фогмана, Фогман – на него. Ещё с полгода назад никто бы не вычленил этого имени из густой смеси имён и прозвищ существующих, легендарных и откровенно фантастических вождей и командиров повстанцев. С тех пор ситуация поменялась. Прежде всего, Дьявол Чихо взял под абсолютный контроль две южных провинции целиком и ещё с десяток герцогств из провинций соседних, и приписывались ему какие-то запредельные преступления в стиле Влада Цепеша, сиречь графа Дракулы…

– Вижу, что знаете, но специально не интересовались… С одной стороны, совершеннейшее чудовище, садист и фанатик, с другой – гениальный организатор и гениальный полководец. Уже не избежать того, что ему в руки попадёт всё то оружие, что торговцы заготовили для повстанцев. А может, и…

– Чем это плохо для нас? – спросил Серёгин.

– Для кого из нас? – пожал плечами Давид Юрьевич. – Для меня, для вас двоих, для Легиона, для Земли? Все что-то потеряют, хотя все по-разному…

– Вот за что я не люблю…

Машина вдруг сильно подпрыгнула – так, что у всех лязгнули зубы, – а потом загрохотала по брёвнышкам. Серёгин посмотрел в окно: они въехали на знаменитый подвесной Змеиный мост, очень узкий и очень длинный, ведущий к островной части Хайи – Водному городу. На двух десятках островов воздвигнуты были каменные постройки – до збмков и дворцов включительно, – между островами, где позволяла глубина, стояли свайные дома и эстакады, а обрамляло всё это широкое кольцо плавучих домов, понтонов и просто лодок. Эта часть Водного города была исключительно опасной для чужаков, и даже могущественная «тьяри», нечто среднее между тайной полицией и тайным орденом, мало знала о том, что происходит под просоленными и просмолёнными палубами…

– Если хотите, Серёгин, я дам вам почитать аналитические доклады по этой проблеме, – сказал Давид Юрьевич. – Думаю, там вы найдёте все ответы. На все возможные вопросы. Я бы даже сказал – любые ответы… Да. На мой взгляд, самое неприятное для всех, Серёгин, – это то, что «дьяволы» видят в землянах воплощённое зло. Конечно, вина Легиона велика… но я подозреваю, что его сознательно использовали именно для этого. В первую очередь – для этого. Испачкать нас всех… Так вот, сейчас в подразделениях Чихо полным ходом формируются отряды возмездия, так называемые «жёлтые демоны»… и готовят их к действиям на Земле. Более того, сам Чихо не раз говорил, что вернёт огонь туда, откуда огонь пришёл – а это значит, он не намерен ограничиваться какими-то диверсионными действиями…

– Бред какой-то, – сказал Серёгин. – Империя вон все зубы себе обломала…

– Если бы бред… – Давид Юрьевич достал портсигар, взял себе сигарилью, предложил Фогману, предложил Серёгину; оба отказались. – По нашим прикидкам, уже в этом году Чихо может поставить под ружьё – причём в прямом смысле! – до пяти миллионов человек. Ещё через год – до двенадцати миллионов. Это только на подножном корму. Если же наладить снабжение продовольствием и прочим, то он будет командовать армией в сорок миллионов…

– Ерунда, – всё ещё уверенно сказал Серёгин.

– Мне бы тоже хотелось так думать, – покивал головой Давид Юрьевич, раскурил сигарилью и нахмурился. – Но у меня уже не получается. Я недавно был… там… и видел. Это очень страшно, ребята. Используются какие-то механизмы управления человеком, которые лежат за пределами воображения. Этого мерзавца слушаются, как бога. Эксперты-аналитики, которые всё это прокручивали, говорят, что на Земле с подобным уровнем подавления личности просто-напросто не встречались, так что нам даже не с чем сравнивать… то есть чего-то подобного можно достичь, ломая человека индивидуально и долго, а здесь – мгновенно и массово… ни Гитлер там, ни исламисты, ни Пол Пот…