355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Калиниченко » Воздушный снайпер » Текст книги (страница 6)
Воздушный снайпер
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:38

Текст книги "Воздушный снайпер"


Автор книги: Андрей Калиниченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

В тот же день подразделение выполнило еще один боевой вылет с фактически аналогичным заданием. Только батарея на этот раз была более крупного калибра, располагалась почти у линии фронта. Да и условия действий по наземной цели были намного труднее. Противника в этом районе не раз обрабатывали наши штурмовики, бомбардировщики, и он стянул сюда большое количество зениток. Рассчитывать достичь в такой обстановке внезапности – значило просто впадать в утопию. Комэск собрал руководящий состав. Наметили иной план действий. Истребители разделили на две группы. Ударную – шесть самолетов – командир решил вести сам. А пара штурмана эскадрильи старшего лейтенанта Кузнецова имела задачу только подавить ведущие огонь зенитки. На все это отводился лишь один заход с малой высоты.

Пока техники заправляли машины горючим, подвешивали снаряды РС-82, Голубев беседовал с командирами звеньев и рядовыми летчиками. Одних подбадривал, другим разъяснял важность отведенной им роли для общего успеха. Постепенно люди открывались – пока лишь чуть-чуть – новому командиру.

Вылет пришелся на середину дня. Небо было безоблачным. Февральское солнце, невысоко поднимаясь над горизонтом, светило ярко, ослепительно. По маршруту истребители шли единой группой, у самых макушек хвойного леса.

За две минуты до подхода к цели пара Кузнецова увеличила скорость. Набрав шестьсот метров, она с севера появилась над артбатареей. Кругом сразу засверкали трассы "эрликонов", вспухли дымные шапки разрывов. Кузнецов с ведомым немедленно бросился в пике и обстрелял зенитную точку. Огонь ее прекратился. А наши летчики снова взмыли, отыскивая другой пулемет.

Тем временем, маскируясь лучами солнца, с юга подоспела ударная группа. Подскочив на высоту двести метров, Голубев увидел три обширных темных пятна на снегу – "дворики" орудий большого калибра. Передал по радио:

– Цель справа, атакуем!

Парами истребители устремились на фашистских артиллеристов. Вражеские зенитчики все же успели дать несколько очередей по шестерке Голубева. Но они не помешали: все три крупных орудия уже накрыли реактивные снаряды.

Теперь – на родной аэродром.

– Тридцать третий, севернее вижу шесть "мессершмиттов", – донес эфир хорошо знакомый голос Кузнецова.

Голубев дал команду общего сбора. Описал круг над лесным массивом, чтобы все пары И-16 заняли места в строю. "Ишачки" приготовились к встрече с "мессерами". Имея преимущество в высоте, "стодевятые" дважды пытались атаковать наших летчиков, которые все так же держались почти у крон деревьев. Обе атаки истребители умело отразили на встречных курсах. После этого "мессершмитты" несолоно хлебавши убрались в южном направлении.

Дома Голубев детально разобрал вылеты. Эскадрилья не имела потерь. Командир сказал о роли предполетной подготовки. Вспомнил о четком выполнении в бою своих обязанностей каждым летчиком. Подчеркнул, что успех обусловило и правильное использование радиосвязи. Особо похвалил Кузнецова: вместе с ведомым они надежно подавили зенитный огонь и обеспечили неотразимость удара голубевской шестерки.

Отношения в эскадрилье постепенно налаживались. Крепло взаимное доверие командира и подчиненных, рождалось настоящее войсковое товарищество. По предложению Голубева командир полка впервые узаконил боевой расчет звена из четырех самолетов. Рациональнее, с учетом их боевого опыта, распределили летчиков. Истребитель отныне обслуживал технический экипаж. Это повысило авторитет командиров звеньев: они отвечали теперь за выучку не только летчиков, но и техников.

Подготовке летчиков на земле Голубев уделял особое внимание. Инженерно-технический состав, эскадрильские умельцы приспособили ряд помещений для планомерной, насколько позволяли фронтовые будни, учебы, В землянке вывесили схемы наивыгоднейших атак истребителей по различным типам вражеских самолетов, таблицы ракурсов и дальностей ведения огня. Рядом – увеличенный чертеж сетки прицела истребителя. Все это использовалось на тактических летучках, предварительной подготовке летчиков. Не забыли о плакатах по устройству самолетов, агрегатов мотора, радиоаппаратуры.

Начинания нового командира поддержали коммунисты и комсомольцы эскадрильи. Именно они подали пример использования каждой свободной минуты на теоретическую учебу. Верными помощниками Голубева были Петр Кожанов и Алим Байсултанов: на конкретных примерах из своего опыта они разъясняли молодежи преимущества пары истребителей перед тройкой, правила маневрирования под огнем бомбардировщиков. Рассказывали молодым летчикам о вооружении и тактике вражеской авиации. Все это давало возможность успешнее решать боевые задачи, особенно штурмовые удары с использованием эрэсов, как сокращенно называли реактивные снаряды. А вот результативность воздушных боев по-прежнему оставалась низкой: летчики нередко возвращались без побед. И это сильно тревожило командира.

Как-то, вернувшись с очередного задания, Кожанов ?долго разговаривал с летчиками на стоянке. Потом, взволнованный и разгоряченный, пришел к Голубеву. Без обиняков, решительно заявил:

– Не я буду, командир, если в следующий раз не собью фашиста. Наши летчики теряют веру в И-16, говорят – старый самолет. – Он хлопнул перчатками по бедру, продолжил: – Вообще-то, истребитель, конечно, старый. Другие полки уже перешли на "миги", "яки", "лагги". Но я считаю: хороший летчик и на "ишачке" может, должен воевать успешно. Да что тебя убеждать, дай только надежного ведомого, и я покажу, что такое "ишачок".

– Ты можешь спокойнее? Остынь, Петр, горячка тут ни к чему, – остановил его Голубев. – А доказать нашим летчикам, вернее, показать возможности И-16 действительно надо. Бери в пару любого.

– Алима Байсултанова, – не раздумывая, решил Кожанов.

Байсултанов сам водил новичков в бой. Командир не склонен был его от этого отрывать. Но выполнить такой вылет – для пользы дела – он все-таки разрешил.

И вот шестерка истребителей, где Кожанов (он возглавил всю группу) и Байсултанов шли парой, вылетела на задание. Голубев с нетерпением ждал ее возвращения. Когда летчики приземлились, комэск поспешил к самолету Кожанова.

– Опять неудача, – спрыгнув с крыла и бросив с размаху перчатки о землю, в сердцах сказал Петр. – Подошел я к "юнкерсу" вплотную, тот аж из прицела вылез. Стреляю, а он летит, еще стреляю – летит. Весь пронизан трассами, а не горит, как отсыревшее полено!

Кожанову Голубев верил, как самому себе. Тем более – после обещания, которое он дал. Петр никогда не преувеличивал своих достоинств. Не скрывал и промахов, если такие случались. Что же происходит в воздухе?

– Может, гитлеровцы преподнесли какой-то сюрприз? – предположил Голубев.

С минуту помолчали. Каждый размышлял об одном и том же. Наконец Кожанов натянул перчатки на озябшие руки, поправил на ногах унты, успокоился.

– Нет, командир, – произнес он. – Сюрприз мог быть в одном бою, с одним самолетом, а тут...

– Тогда что-то неладно с оружием, – заключил комэск.

Это глубоко обеспокоило обоих. Голубев приказал инженеру по вооружению проверить точность пристрелки пушек, пулеметов и прицела на самолете Кожанова. Выяснилось: пристрелка нарушена, а стволы оружия донельзя изношены. Посмотрели другой, третий истребители – то же самое. Как потом выяснилось, произошло это из-за длительных каждодневных, до предела напряженных боев, частых перегревов стволов.

Авиаспециалисты срочно заменили отработавшие пушки и пулеметы. Все отладили, пристреляли оружие на земле. А потом Кожанов поднялся в воздух на учебную стрельбу и в первом же заходе буквально изрешетил буксируемую самолетом мишень.

– Теперь, командир, все у нас пойдет как нельзя лучше, вот увидишь, – заверил Голубева Кожанов.

5

День 21 февраля выдался хмурым. Из свинцовых туч валил густой снег. Погода нелетная, но на фронте нужно быть готовым к любой неожиданности. Поэтому летчики дежурили у самолетов, каждое прояснение в облачности тут же использовали, чтобы прикрыть ледовую дорогу. Случалось, наиболее опытные и в пургу вылетали на специальные задания.

Вдруг по аэродрому передали приказ: всем построиться. Не правы те, кто утверждает, что война – сплошная безысходная горечь. Приходили на фронт и радости. Если точнее, люди сами их приближали изнурительным боевым трудом. Спустившись в блиндаж командного пункта, Голубев услышал окрылившую его весть: приказом Народного комиссара ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова от 18 января 1942 года 13-й истребительный авиаполк преобразован в 4-й гвардейский. И вот настал торжественный день.

Крылатая советская гвардия! Она родилась около месяца назад в битве под Москвой. 6 декабря 1941 года шесть авиационных полков ВВС Красной Армии первыми преобразовали в гвардейские. Теперь это заслужили четыре полка ВВС Военно-Морского Флота, в числе которых был и родной полк Василия Голубева. В понятии "гвардеец" тогда сливалось многое: и беспредельная личная храбрость, и отточенное боевое мастерство, и неудержное стремление к победе. Стать гвардейцем каждый воин считал для себя высочайшей честью.

...Стоят ряды летчиков, техников, мотористов. В строю ни шороха, ни движения – единый боевой организм! Голубев перебирал в памяти страницы истории полка.

Колыбелью его был истребительный дивизион, созданный в 1918 году Постановлением Народного комиссариата по морским делам. В годы гражданской войны он мужественно защищал Петроград. В 1937-м многие питомцы части, среди которых В. М. Преснухин, Б. А. Тахтаров, В. С. Трошкин, Н. М. Никитин, А. И. Белов, А. Г. Шубиков, А. А. Денисов, А. К. Свиридов, дрались в Испании. В боях с белофиннами три летчика пол-ка – И. Г. Романенко, П. В. Кондратьев и В. М. Савченко – стали Героями Советского Союза. За шесть первых месяцев Великой Отечественной полк уничтожил 117 гитлеровских самолетов, много живой силы и боевой техники врага. Славная история!

Не все дожили до волнующего события. Голубев подумал, что вот здесь должен стоять капитан Владимир Полторак, погибший в неравной воздушной схватке под Таллином. А рядом с ним – летчик чкаловской закалки, первым ставший в боях с фашистами Героем Советского Союза на Балтике Алексей Антоненко. За 35 дней он уничтожил одиннадцать вражеских самолетов. Смерть настигла его при посадке: аэродром подвергся в этот момент сильному огневому налету артиллерии. Тут же место и Героя Советского Союза Петра Бринько. Жизнь аса, сбившего до 14 сентября 1941 года пятнадцать самолетов врага, оборвал зенитный снаряд.

Сейчас в дружной фронтовой семье гвардейцев их заменили молодые, но уже прославившиеся в боях Михаил Васильев, Геннадий Цоколаев, Алексей Лазукин, Петр Кожанов, Алим Байсултанов, Анатолий Кузнецов. О чем думают они в эти секунды? Скорее всего – о боях, которые впереди. Какими они будут, никому точно пока не известно. Ясно одно: их будет очень много – исключительно трудных, жестоких, потому что враг все еще цепко держит Ленинград в тисках блокады.

Гвардейское знамя вручает командиру полка командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц. Опустившись на колено и сжимая древко, командир полка торжественно говорит:

– Родина, слушай нас!.. Мы приносим святую клятву на верность... Пока руки наши держат штурвал и глаза видят землю... клянемся!..

– Клянемся! – отзывается в морозном воздухе стократ усиленный голос строя.

И вот уже священный стяг 4-го гвардейского истребительного авиаполка ВВС КБФ на правом фланге. Раздается команда:

– К торжественному маршу!..

Морские авиаторы проходят с развернутым гвардейским Знаменем перед трибуной, демонстрируя твердую решимость беспощадно уничтожать фашистских захватчиков до самой победы.

...Наиболее, пожалуй, трудным в прикрытии ледовой трассы был для летчиков перехват самолетов противника еще до подхода их к объектам. Именно это гарантировало наибольшую безопасность тем, кто делал свое ответственное дело на Ладоге. Нужные данные сообщали береговые посты наблюдения. Однако зачастую сведения поступали на аэродром с опозданием, у летчиков просто не оставалось времени, чтобы встретить гитлеровцев вдали от объектов бомбежки. Откуда же взять драгоценные секунды? Об этом и размышлял Голубев со своими заместителями.

– То, что сокращать время вылета надо, думаю, всем нам предельно ясно. Вопрос в другом – как его сократить? – издалека начал командир эскадрильи.

– А нельзя ли за счет облегчения самолета, – предложил Кожанов. – Скажем, если не долить в баки горючего, он быстрее наберет высоту.

– Взлетать надо прямо из укрытия, как на Ханко, – горячо произнес Байсултанов. – Теряем дорогие минуты, пока выруливаем на старт.

– Пожалуй, все это можно применить, вылетая парой, – согласился комэск и добавил: – А вот когда нужно поднять всю эскадрилью, то ни горючего заправлять меньше, ни из капонира взлетать нельзя.

– Ну, эскадрильями и полками мы пока не летаем, – сказал Кожанов, – а вот парами, звеньями – по нескольку раз в сутки.

– Сейчас не летаем, а скоро будем, – ответил Голубев. – Такую задачу комбриг уже поставил.

– Это меняет дело, – добавил Кожанов. – Значит, скоро начнутся важные события, и нам нельзя будет терять ни секунды.

– Секунды эти, – как бы продолжая мысль своего заместителя, сказал Голубев, – можно будет иметь при двух, по крайней мере, условиях. Прежде всего, если техники свои самолеты всегда станут держать в готовности к немедленному старту. А второе условие – умение летчиков взлетать экстренно.

– Тогда и надо этого добиваться, – подытожил Байсултанов.

– С завтрашнего дня, – уточнил комэск.

Раз определив, Голубев старался по возможности не менять составы пар, звеньев. Это повышало боеспособность групп. Но не у всех сразу получился срочный вылет четверкой. Потребовались дополнительные тренировки и их проводили, как только позволяла обстановка. Цели добились, эффективность отражения налетов вражеской авиации на коммуникации и перевалочные базы Ладожского озера возросла.

...Солнце только что скрылось за горизонтом. Легкий морозец поглощал дневную оттепель. Василий, закончив очередной день боевой работы, шел с летчиками в столовую. Тихо переговаривались. Под унтами слабо похрустывал тонкий лед. Вдруг над стоянкой третьей эскадрильи небо прочертила сигнальная ракета.

– Вылет! – жестом руки остановил всех Голубев, провожая ракету взглядом.

Он сразу назвал фамилии восьми человек и первым бросился к самолету. Через две минуты И-16 уже шли навстречу врагу. С земли передали: к ледовой трассе приближается группа Ю-88 под прикрытием Ме-109.

Василию отлично было известно, что ведущие бомбардировщики охраняются надежнее, чем другие. Во-первых, они окружены несколькими своими собратьями. К тому же истребители прикрытия за ними следят зорче. Но чтобы внести панику в ряды противника – она, как правило, заканчивалась преждевременным сбросом бомб, что и требовалось, – первый удар нужно было направить именно на ведущего.

– "Сокол-22", свяжи боем "мессеров", – передал Голубев по радио старшему лейтенанту Кожанову, едва вышел к армаде фашистских самолетов.

Свою же четверку бросил в атаку на головной "юнкерс". По истребителям почти в упор бьют стрелки ведомых бомбардировщиков. Секунда, другая... Крайние Ю-88 наплывают на лобовое стекло, увеличиваясь, как бы перекрывают части неба и стороною проносятся назад. Пора! Василий чуть подворачивает влево, чуть отжимает ручку управления, и ведущий самолет врага застыл в центре прицела. Гашетка нажата. Пущенный реактивный снаряд разрывается под плоскостью "юнкерса". Но он только качнулся, продолжает лететь. Истребитель совсем близко от него. Еще один миг на уточнение наводки оружия. Сноп пулеметно-пушечных очередей пронзает фашистского бомбардировщика. Тот, вспыхнув, неуклюже переворачивается и начинает стремительно падать. Потеряв ведущего, фашисты бросаются врассыпную.

– Бьем по одиночным парами, – бросил в эфир Голубев.

Очередная атака. Цыганов с ведомым поджигают еще одного "юнкерса".

А выше четверка Кожанова уже ведет бой с "мессершмиттами". Охраняя бомбардировщики, "мессеры" старались далеко от них не отрываться. Этим и воспользовался Кожанов. Разогнав "ишачка", старший лейтенант потянул ручку на себя, задирая нос самолета, и снизу ударил пулеметной очередью "мессершмитта" по фюзеляжу. Тот, почти мгновенно окутавшись дымом, понесся к земле. Вторая пара группы Кожанова тоже сразила Ме-109.

Потеряв четыре самолета, фашисты поспешили ретироваться за линию фронта.

– Конец боя, всем занять свои места! – приказал Голубев.

Над Ладогой сгустились сумерки. Слегка притемненная земля отделялась горизонтом от светлого неба. По его куполу плыли редкие перистые облака, подкрашенные снизу лучами заходящего солнца. Две четверки советских истребителей, собравшись вместе, по-хозяйски сделали круг над местом проведенного боя и, убедившись, что противника больше нигде нет, повернули к аэродрому.

Приняв доклад, командир полка дружески хлопнул Голубева по плечу и произнес восхищенно:

– Вот это по-гвардейски! Счет четыре – ноль! В нашу пользу!

6

...Лед на Ладоге сошел в конце апреля. Дорога жизни стала водной магистралью. Ежедневно по ней шли корабли, суда, доставляя в осажденный город продовольствие, вывозя оттуда на Большую землю обессилевших от голода женщин, детей и стариков, раненых бойцов.

Истребители прикрывали суда. Чаще всего воздушные бои разгорались над портом Кобона, откуда начинался путь ценных грузов в Ленинград.

На стоянку третьей эскадрильи пришел заместитель командира полка по политчасти полковой комиссар С. Г. Хахилев. Его сразу окружили свободные от боевой работы люди. Завязалась беседа.

– Недавно меня вызывал начальник политотдела авиабригады и я по пути заглянул в Кобону, – сказал Хахилев. – Трудно морякам, очень трудно. Они как раз высаживали с кораблей и судов эвакуированных детей. На каждой палубе их было в два раза больше, чем разрешается брать по норме. Дети измучены блокадой, так слабы и истощены, что не могут передвигаться. Матросы бережно переносили их на руках, укутывали одеялами, шинелями и бушлатами. Те, кто способен еще держаться на ногах, сходили сами. Мальчуган лет пяти покачнулся, не удержался и упал в воду между кораблем и причалом. Краснофлотец прыгнул за ним, не задумываясь о том, что самого его может раздавить стальным бортом. А другие члены экипажа изо всех сил отжимали руками корабль от причала до того момента, пока моряк с мальчиком не поднялся на причал. Рассказ глубоко взволновал авиаторов. Все молчали: у многих родные еще находились в Ленинграде. Тишину вновь нарушил Хахилев:

– В бомбежку морякам еще труднее. Знаете, что они о нас говорят?

– Что же?

– Там, где появляются наши истребители, "юнкерсы" не проходят. Верят, значит, нам.

– И правильно, – подал голос Кожанов. – В обиду моряков не дадим!

7

Истребители возвращались с боевого задания, когда яркое солнце еще только вставало из-за горизонта. Его косые лучи, падая на землю, высвечивали сожженные деревни с торчащими к небу, словно взывающими к мщению, печными трубами, обуглившиеся в дыму пожарищ редкие перелески, изрытые взрывами поля. Летчики отразили налет шести групп вражеских бомбардировщиков на Кобону, сбили одиннадцать самолетов, врага к порту и кораблям на рейде не подпустили.

Сорокаминутный бой не прошел без потерь и для них. В строю не было ведомого Голубева сержанта Василия Захарова. Трое тяжелораненых, в том числе командир второй эскадрильи Геннадий Цоколаев, с трудом дотянули до аэродрома. Еще два самолета пришли домой с очень сильными повреждениями.

Василий подвел машину к земле, посадил. Зарулив, невольно взглянул на капонир, где стоял обычно истребитель Захарова. Терять боевых друзей всегда горько, а тут еще такой случай... Печаль не сходила с лица Василия и когда он с ведущими других групп – Васильевым и Кузнецовым – подробно докладывал командиру полка, что же произошло над Кобоной.

– После взлета, – говорил Голубев, – с поста воздушного наблюдения передали: фашисты идут на Кобону шестью волнами по пятнадцать – восемнадцать самолетов. Когда мы появились над портом, из открытых люков первой группы "хейнкелей" уже сыпались бомбы. К счастью, взорвались они на песчаном пирсе, в цель ни одна не попала. Атаковать этих "хейнкелей" не было смысла. Решили ударить по второй волне, которая только выходила на цель.

Обстрелянный мною "хейнкель", – продолжал Василий, – клюнул носом и перешел в крутую спираль. Но это была уловка. Понял: на самом-то деле самолет цел, а экипаж только имитирует падение. Догнал бомбардировщик, всадил новую порцию свинца, после чего он задымил и ушел в воду. Вижу, Цоколаев сбил другой "хейнкель". Остальные пустились наутек.

Мы не стали их преследовать: приближалась новая группа "юнкерсов" и "мессершмиттов". Снова закрутилась карусель. Нам удалось прорваться к бомбардировщикам, но и "мессеры" потянулись вслед. Порой, гоняясь друг за другом, самолеты сплетались в такой запутанный клубок, что невозможно было разобраться, где свои, а где чужие. Мы сбили пять "юнкерсов".

Сержант Захаров надежно меня прикрывал. Зная об этом, я круто развернул на ближайший бомбардировщик. И тут за мною увязались два "мессера". Дальше доложит Васильев. Он шел сзади и все видел.

Голубев замолчал. Вперед шагнул Васильев. Помолчал, сглотнув подпирающий к горлу комок, и заговорил, пытаясь показать жестами маневры самолетов:

– Первый "мессер" пикировал на Голубева. Захаров бросился ему наперерез. Пора уже стрелять, а он этого не делает. Видно, кончились боеприпасы. Дистанция быстро сокращалась, фашист, наверное, приготовился уже открыть огонь, но... не успел. Захаров подвернул немного и направил машину в "мессера"...

Васильев умолк. В землянке установилась тишина. Командир полка машинально достал пачку "Беломора", размял в пальцах папиросу, продул гильзу и закурил. Сизый дымок медленно плыл к бревенчатому потолку.

– Вот вам и молодой летчик, – задумчиво сказал подполковник.

...Возвращаясь с командного пункта в эскадрильскую землянку, Голубев вспомнил, как два месяца назад появился у них молоденький сержант. Низкорослый и щуплый, в мешковато сидевшей на нем форме, Василий Захаров никак не походил на боевого летчика. Однако первые же вылеты подтвердили житейскую истину: внешность нередко обманчива. Истребителем новичок владел превосходно, бой вел напористо, в сложных ситуациях не терялся. Голубев объявлял ему благодарности за смелость, находчивость. А потом взял своим ведомым. Они уже сделали шестнадцать боевых вылетов. В совместном семнадцатом Захаров, не раздумывая, пожертвовал собою ради спасения ведущего.

Защиту командира в бою советские летчики всегда считали первейшей своей обязанностью. Ради этого, когда все средства были использованы, а враг угрожал, шли и на таран. По-разному совершались тараны: одни рубили самолеты винтами, другие ударяли крылом или мотором, третьи – врезались на встречных курсах. Но было у таранов общее: их применяли в исключительной обстановке, чтобы наверняка победить врага, пусть даже ценою собственной жизни. В таранах проявились мужество, самоотверженность, высшая духовная стойкость крылатых советских воинов. Они не только наносили прямой урон врагу, но всякий раз подтверждали и моральное превосходство над гитлеровцами. Видимо, поэтому, когда наши истребители с твердой решимостью сближались с ними, фашистские летчики спешили быстрее отвернуть. А то и вовсе бросались наутек.

На следующий день после гибели Захарова, 29 мая, пять И-16 во главе с Голубевым вступили над Ладогой в бой против ста пятидесяти пикирующих бомбардировщиков Ю-87. То, на что решился комэск, без колебаний устремившись на имеющего тридцатикратное превосходство врага, нельзя объяснить только смелостью или уверенностью в боевом мастерстве своих товарищей. Может быть, им полностью владело тогда чувство мести за погибшего Захарова, а может быть, сознание личной ответственности за порученное дело, высокий долг истребителя-гвардейца. Даже грубый подсчет дает понять: вражеская армада в сто пятьдесят самолетов имела чрезвычайно сильную огневую мощь. Каждый бомбардировщик вооружен тремя пулеметами. Итого около четырехсотпятидесяти пулеметов, примерно девяносто огневых точек против каждого истребителя. Конечно, одновременно стрелять они не могли, но все равно плотность огня была донельзя высокой.

Набирая высоту, Голубев напряженно обдумывал план боя. Знал, что эти Ю-87, как правило, бомбят с пикирования – по сигналу командира. И твердо решил сосредоточить удар прежде всего на ведущих групп. Замысел был дерзким, рискованным – у ведущих всегда сильнее оборона. На какой-то миг у летчика возникло даже сомнение: правильно ли решение, не ставит ли он под смертельную угрозу жизнь товарищей. Появился даже соблазн – отказаться от риска, обезопасить себя и друзей. Но что тогда? Понятно что – репутация труса! Нет, трусом он никогда не был и никогда не будет. Голубев подавил проснувшийся было инстинкт самозащиты.

Дерзкая атака принесла желанный эффект. Вместе с испытанными друзьями замполитом эскадрильи Кожановым, своим заместителем Байсултановым и командирами звеньев Петровым и Цыгановым Голубев сбил сразу ведущих трех групп. Затем, угрожая лобовым тараном, "ишачки" пронеслись сквозь строй бомбардировщиков. Машины с хищно распластанными плоскостями, зловеще поблескивающими в лучах солнца большими фонарями кабин едва успевали уклоняться от истребителей. Строй бомбардировщиков начал распадаться.

Тогда Голубев направил истребители в лоб четвертой– самой большой группе. Два бомбардировщика рухнули в воду. Охраняющие "юнкерсов" "мессершмитты" даже не успели обстрелять И-16 на встречных курсах.

Потеря четырех ведущих окончательно расстроила управление в стане врага. Не дойдя до цели, экипажи сбросили бомбы в воду и повернули обратно. Строй их окончательно нарушился.

Рассыпавшиеся бомбардировщики уходили в одиночку. Но "мессеры" были начеку. Атака на встречных курсах теперь исключалась – это Голубев понял мгновенно. И он выбрал новое направление удара – снизу сзади: "мессершмитты" просто не успевали при этом прикрыть свои бомбардировщики. Используя благоприятную обстановку, летчики уничтожили еще несколько "юнкерсов".

Вскоре на командный пункт полка поступили уточненные постами наблюдения данные. Пятерка Голубева сбила двенадцать "юнкерсов"! А всего за два дня летчики гвардейского полка прибавили двадцать три победы. Никто в части уже не сомневался в возможностях И-16 одерживать верх над "мессершмиттами" и "юнкерсами".

Голубеву за успешное руководство эскадрильей присвоили внеочередное звание капитана.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю