Текст книги "Невероятная Индия: религии, касты, обычаи"
Автор книги: Андрей Снесарев
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Насколько социальная жизнь мужчин объединяется в приемной комнате ламбардара, настолько социальная жизнь женщин сосредоточивается около деревенского колодца, из которого они черпают воду. Грациозная фигура деревенской девушки с одним или двумя горшками на голове (самый маленький сверху), удаляющейся от колодца, – это обычная картина деревенской жизни. Но гораздо интереснее разговоры, новости, пересуды – словом, вся та устная деревенская летопись, которую у колодца может услышать внимательный исследователь.
Но нужно обрисовать колодец. На поверхности земли колодец имеет вид крытой приподнятой платформы с отверстием посередине и приспособлением для блока с веревками, чтобы было удобнее вытягивать воду; вокруг отверстия иногда устраивается деревянная решетка, чтобы предохранить людей от нечаянного падения. Колодец, как правило, пять – десять метров глубиной, в зависимости от уровня подпочвенной воды, и обыкновенно обложен камнем. При постройке колодца, когда заканчивается эта каменная облицовка, совершается церемония, аналогичная той, что происходит при переходе невесты в дом будущего супруга. Колодец признается живым существом, и он как бы выдается замуж за местного бога; никому не позволяется пить из колодца, пока эта церемония не выполнена в должной форме. Этот процесс обставлен живописными сценами и является ярким событием в скромной истории деревни.
Обычные разговоры женщин утром и вечером совершаются возле колодца; иногда это типичные женские клубы. Разговор старых чаще всего вертится около тем о распущенности и нерадивости их снох, а когда место старух занимают молодые женщины, то разговор берет иное направление: предметом обсуждения становятся мачехи, свекрови и золовки, и не всегда в привлекательных тонах. Колодец, неразрывно связанный с социальной историей деревенской женщины, многое мог бы поведать о ее судьбах, если бы действительно был живым существом; недаром с ним связано так много легенд и народных картин. Излюбленная форма самоубийства деревенских женщин – чаще всего под гнетом свекрови – топиться в колодце.
Мужчины также приходят к колодцу, но в середине дня, поскольку утро и вечер традиционно отданы женщинам. В этом отношении в деревне соблюдается такт. Хотя деревенская женщина свободно ходит всюду, она никогда не рискует подвергнуться со стороны мужчины не только какой-либо грубости или обиде, но даже какой-либо неделикатности; мужчины, на свой, быть может, простой и грубоватый манер, оказываются не ниже любых европейских джентльменов. Все преступления против женщин в деревне – какого бы они ни были вида – совершаются не ее жителями, а посторонними.
Но если мужчины не черпают воду из колодца (это дело женщины – заготовлять воду для питья и кухни) и имеют свой клуб в доме ламбардара, то зачем они вообще приходят к колодцу? Дело в том, что у колодца совершаются ежедневные омовения, составляющие яркую особенность восточной жизни. Предполагается, что индус привилегированной касты должен совершать омовение перед каждой едой [116]116
Для брахманов это очень сложный и полный тончайших формальностей процесс.
[Закрыть] , но он не моется дома, а идет к колодцу, сбрасывает с себя все одежды, кроме повязки вокруг бедер, и обливает водой голову и плечи. Все это спокойно проделывается на открытом воздухе, обыкновенно на платформе, недалеко от колодезного отверстия, причем грязная вода порою сбегает в колодец. Это – одно из проявлений деревенской антисанитарии, которая вместе с отсутствием дренажа улиц и каких-либо вообще мероприятий в этом направлении составляет немалое зло деревни. Но, несмотря на это, нужно высказаться против существующего мнения, будто простой народ Индии очень грязен и неряшлив в своем обиходе; это совершенно ошибочно. Наоборот, люди скорее злоупотребляют купанием, и лично каждый индус так же чист, как любой европеец; все окружающее он также содержит в возможной чистоте – комнаты, двор; все это к тому же предписывается ему религией. Но идея общественной санитарии, относящаяся к значительной массе людей и распространенная на значительную территорию, для народа почти чужда, а солнце Индии, ее грифы и шакалы не всегда справляются с отбросами.
В деревне нет тайн; каждый живет в открытую, говорит открыто и спит открыто. Лишь относительно еды блюдется известная интимность, обусловливаемая идеями чистоты и касты. На жителе индийской деревни лежит яркая печать его тесного общения с природой, с миром животных и растений. Для этого жителя его халупа – лишь покров от непогоды и лучей солнца, а его настоящий дом находится среди скота, диких животных и птиц, под крышей голубого неба, где в качестве пола выступает беспрерывный ландшафт полей.
Вот почему он возражает против убийства фазана ради спортивного интереса, вот почему больному или умирающему животному он спешит обеспечить покой…
Простой обычай спокойного, лишенного какого-либо чванства гостеприимства во времена благодатной жатвы и бесконечная терпеливость в годы лишений и голода, нежная любовь и дружба в кругу своей семьи, глубокое сознание того, что на земле у каждого человека, начиная от уборщика и кончая ламбардаром, своя доля и своя миссия… – эта своеобразная совокупность простоты, сердечности и печального фатализма внушает стороннему наблюдателю большие, хотя и не лишенные грусти симпатии. Это столь привлекательное своей простотой и искренностью мировоззрение примиряет индусов с окружающей иногда довольно безрадостной действительностью и исключает желание что-либо в этой действительности менять.
СемьяОт деревни подойдем к ее ячейке – семье.
Здесь все общее, все на виду. Без общего согласия ничего нельзя ни отнять, ни прибавить. Все члены семьи живут вместе, и еще недавно считалось идеалом соединить под одной крышей пять – семь поколений.
Старший в семье является общим главою и пользуется патриархальным авторитетом. Все заработанное и приобретенное переходит в распоряжение главы, и он удовлетворяет нужды всех, растит молодежь, женит, отдает замуж, ведает хозяйством и т. д. Авторитет главы абсолютный, он имеет некоторую аналогию с отцом древнеримской семьи, хотя мягкость народного характера не позволила отцу индийской семьи дойти в своей власти до права на жизнь ее членов. В случае смерти отца власть переходит к старшему сыну. Закон давно уже пытается подорвать авторитет отца и лишить его права распоряжаться общей собственностью [117]117
Санскритский кодекс «Даябхага» признает отца абсолютным собственником всего семейного достояния; сыновья могут делиться лишь по смерти отца. Законодательный трактат «Митакшара» (около 1060 года) считает сыновей и отца общими хозяевами и тем самым допускает дележ.
[Закрыть] , но древняя традиция оказалась весьма живуча. Во всяком случае, авторитет отца и поныне очень силен в индусской семье, он поддерживается не только естественной подчиненностью и традиционным уважением детей, но и приниженным положением в семье женщины, которая должна смотреть на мужа как на своего господина, не смея даже называть его по имени [118]118
Пока нет детей, жена называет мужа как-нибудь иносказательно, а с рождением ребенка она называет его «отец такого-то» (имя одного из детей).
[Закрыть] .
Но остановимся на некоторых подробностях жизни отдельной семьи сельского жителя. Представим себе его возвращающимся после тяжелого рабочего октябрьского дня домой. Он занят был посевом пшеницы. Весь черный, голый, исключая окутанных в полотнище бедер и покрытой тюрбаном головы, он медленно шагает за своей парой быков. Он носит усы, но не бороду, сквозь складки его тюрбана видно, что голова его вся брита, за исключением чуба на макушке. Быки тащат соху – орудие первобытного типа, с небольшой металлической оправой в конце сошника, причем ярмо охватывает их шею, и верхний край его налегает на шею животного впереди его горба. Крестьянин приближается к деревне, и перед его взором за деревьями появляется ряд глиняных лачуг. Над деревней стелется горизонтальными слоями дым, выходящий из труб и уходящий далеко в поля. Воздух свеж, а для туземца даже холоден. Жены заняты приготовлением ужина, и, когда муж заворачивает к дому, он чувствует запах сжигаемого навоза. Минуя на пути массивное фиговое дерево, покрывающее тенью целую группу незамысловатых домов, он через ворота в белом заборе заворачивает быков на свой двор.
Первое, что мы видим здесь, – это прилепленные к одной из стен для просушки толстые, плоские и округлые куски кизяка, приготовленные женой из коровьего помета, перемешанного с соломой и водой [119]119
Коровий помет священен как продукт божества. Его применение разнообразно, но особенно он используется как средство очищения (см.: H. Glasenapp. Indien. München, 1925. S. 50).
[Закрыть] . В сильно населенных районах дров нет совершенно, и кизяк – единственный выход для земледельца.
Дворы обычно имеются даже у самого бедного, так как иначе некуда помещать скот и утварь, но в Южной Индии попадаются хижины и без дворов. Крыши домов разные, в зависимости от климатической обстановки. В Северной Индии крыши плоские, но только в тех районах, где выпадают умеренные дожди. По мере приближения к подножию Гималаев, где дожди бывают сильные, на сцену выступают черепичные крыши, а в Бенгалии мы вместо плоских крыш найдем крыши с крутыми скатами. В то время как в Пенджабе дома лепятся тесно друг к другу, образуя сплоченную массу, в Бенгалии крестьяне живут каждый около своего поля, и поэтому дворы разбросаны довольно просторно. В Декане крыши чаще черепичные, дома разбросаны меньше, чем в Бенгалии, но часто окружены садом.
Хижины содержатся в большой чистоте. Стены и пол время от времени вымазываются смесью коровьего помета и глины, что, как ни странно, оказывается хорошим дезинфицирующим средством. Вообще индусы лично очень чистоплотны; систематическое купание, сбривание волос на теле, внимательное отношение к зубам [120]120
Чистка зубов – не только внимательно исполняемое правило гигиены, но даже религиозная обязанность. В храмах боги ежедневно подвергаются этой операции; чистка божьих зубов занимает видное место в храмовом ритуале (Н. Glasenapp. Indien. S. 49).
[Закрыть] и т. п. говорят о хорошо усвоенных правилах гигиены. В комнатах бедноты мало утвари или ее почти нет: одна-две циновки, несколько низких плетеных стульев и одна или две веревочные кровати. Хозяйка обычно горда скромным запасом медной посуды для варки пищи и еды и держит эту посуду в исключительной чистоте. Стекло, а тем более фарфор здесь не в ходу; едят из глиняной посуды или из медных чашечек, а чаще всего на пальмовых (или иных) листьях.
В более сухих частях Индии, где рис не растет, то есть на Индо-Гангской равнине, к западу от Патны и в западной части Декана, обычная пища крестьян – пресный хлеб из пшеницы, ячменя или проса, который едят с какою-либо зеленью и бобовыми. Горох перед употреблением толкут. В тех районах, где изобилует рис, он и есть главная пища, а к нему добавляют рыбу; последняя водится в изобилии, и ее ловят разными способами, порою очень остроумными. Горные племена живут на мелком просе или на так называемом карликовом рисе.
Еда в Европе цементирует общество, в Индии она является показателем его раздробленности. Правда, бывают кастовые обеды, на которые сходятся сокастники для совместной трапезы; обычно же, а особенно вне дома, индус ест один, молча, уединяясь от товарищей. Он выбирает отдельную, удаленную от посторонних площадку, где делает небольшой очаг в форме подковы из обожженной глины или просто земли; он снимает свой тюрбан, верхнюю одежду и башмаки, подходит к очагу и садится на корточки для приготовления пищи. Площадка священна, как классический храм или святилище, а приготовление пищи и ее потребление похожи на религиозную церемонию. Ничья чужая нога не смеет вступить на площадку; если чужая тень промелькнет над ней, пища, даже уже приготовленная, должна быть опрокинута [121]121
В деревне обед готовится на небольшой печке, сложенной из глины или ила; ее располагают у наружной стены, недалеко от двери. Так как окон нет, дым идет или через дверь, или через отверстие в потолке.
[Закрыть] . Даже дома большинство мужей не едят со своими женами; те прислуживают своему мужу, а сами ждут, пока он встанет из-за стола.
Дети – истинная радость индусской семьи. Некоторые наблюдатели склонны приписать им какие-то особенности: молчаливость, сосредоточенность, деловитость в играх и т. д. Однако дети Индии точно такие же, как и дети всего мира. Они развиваются раньше европейских сверстников, но это результат нужды, в которой живут их семьи, – индийские дети слишком рано начинают трудиться, и им становится не до забав. Не редкость видеть работающих детей пяти-шести лет от роду – они ухаживают за животными, собирают дрова, нянчат младших брата или сестру. Интересную, но, по существу, грустную картину представляет какой-либо еле заметный от земли пузырь, который гонит перед собою пару огромных буйволов.
ЖенщиныЧтобы понять индийскую семью и индийское общество в целом, нам необходимо с некоторой подробностью остановиться на женщине Индии, и притом не на мусульманке или исповедующей индуизм, на богатой или бедной, знатной или крестьянке, а на обычной средней женщине. Конечно, есть некоторая разница между мусульманкой и индуисткой, и еще, может быть, большая разница между брахманкой и женой пария, однако имеется основа, связывающая всех этих женщин, наличествует что-то общее в их судьбах, и это общее желательно выделить.
Вот раздается крик повитухи: «Девочка, девочка». Раз «она не мальчик», ее рождение не сопровождается ни криками радости, ни шумом, ни иллюминацией или выстрелами; девочка появляется на свет при тихой и печальной, даже сумрачной обстановке. Не значит ли это, что рождение девочки несет с собою огорчение? Нет, индусы отличаются особенной любовью к детям, и едва ли их родительское сердце бьется разно в зависимости от пола ребенка, но социально-бытовые и экономические условия заставляют их и окружающих все же по-разному переживать весть о рождении мальчика или девочки [122]122
«Атхарваведа» содержит мольбу, чтобы не родилась девочка, а одна из брахман подчеркивает, что «иметь девочку – несчастье». Современная поговорка гласит: «И слепые сыновья – опора родителей, но даже царские дочери – обуза в семье».
[Закрыть] .
Начнем с переживаний матери. Женщина – по законам и традициям Индии – имеет цену лишь как потенциальная или действительная мать сына; ее восхваляют наравне с отцом лишь тогда, когда она родит мальчиков, но, если она родит только девочек или остается бездетной, муж даже может с ней развестись [123]123
«Законы Ману» на этот счет категоричны: «Если жена не рождает детей, может быть взята другая на восьмом году, если рождает детей мертвыми – на десятом году, если рождает [только] девочек – на одиннадцатом, но если говорит грубо – немедленно» (Ману IX, 81).
[Закрыть] , и это ввергнет ее на дно социальной пропасти. Отсюда мы легко поймем всю важность первого вопроса матери о поле новорожденного и тот грустный ток мыслей, который возникает у нее при вести о девочке [124]124
Среди высших, в частности раджпутских, каст раньше существовал обычай убийства новорожденных девочек. Брахманы способствовали часто жестокому отношению к девочкам: они нередко создавали для них отрицательный гороскоп, и тогда этих пасынков небесных созвездий бросали на растерзание диким зверям. К. Майо (К. Mayo. Mother India. L., 1927. P. 78–79) описывает очень характерную сцену. Молодая женщина, уже родившая двух мертвых детей, в больнице (для родных неожиданно) рождает мальчика. Все существо матери меняется. Она отдает приказ: «Пошлите в деревню и скажите отцу моего сына, что я желаю его присутствия». В результате муж и родные десять дней ждут эту женщину возле больницы и затем торжественно провожают домой.
[Закрыть] .
Но девочка мало устраивает не одну только мать. Напомним, что в круге индийских идей сын играет гораздо большую роль, чем в других социальных системах. Сын в фольклоре часто называется создателем бессмертия. Мысль, связанную с этим, надо понимать так, что отец никогда не достигнет высшей жизни по завершении своей земной дороги, если он не оставит после себя сына, который выполнит все похоронные обряды и воздаст должное приношение богам, чем и введет умершего в обитель счастья. Поэтому рождение сына знаменует собою осуществление заветных дум индуса, связанных с потусторонним миром. Девочка бессильна с точки зрения этих высоких материй: если она в будущем и родит «создателя бессмертия», то он будет таковым уже для другой семьи. Да и с хозяйственной точки зрения девочка представляет собой чистый разор для семьи, ее породившей. Ее выдадут замуж ребенком, когда она еще не успеет вырасти в ценного работника, устройство ее свадьбы потребует больших расходов, а свой труд она отдаст другим людям. Вот почему рождение девочки не вызывает тех радостей и веселого шума, какой создается вокруг появления на свет мальчика.
В деревенском обиходе есть несколько способов показать радость по поводу рождения ребенка. Если родится сын, то,' как бы ни была бедна семья, в небо будут палить из ружей. Сосед, располагающий оружием, ждет рождения ребенка с большим нетерпением и молит богов, чтобы родился сын, так как за салют из ружья в честь будущего «владыки дома» ему перепадет несколько грошей. Раньше, извещая о рождении, трубили в раковину – индийскую замену трубы. При этом звуке соседи, родственники и зависимые люди устремляются к дому с поздравлениями в надежде получить подарки, так как «щедроты льются потоком». Когда родится дочь, события идут более спокойно, но зато, можно сказать, красиво; в этом случае в дом несут поднос, полный сластей, и предлагают их сначала мамке, а затем сестре матери, то есть тетке ребенка, а затем и всем остальным. Матери сласти не позволяются – может быть, потому, что она уже получила вознаграждение, дав приращение семье.
После того как сласти распределены и принесены поздравления родителям ребенка и близким, толпа зависимых (слуги, арендаторы) заявляет претензию на получение подарков натурой. Другие высказывают желание «видеть лицо» ребенка, за что они сами должны дать мамке и членам семьи какие-либо красивые подарки. Закон взаимных даров очень строг в индийской социальной жизни. Подарки при первой возможности будут возмещены ответными подарками, и притом равного качества. В деревне такой обмен местными ценностями протекает непрерывно, прочно удерживается в памяти и часто отвечает реальному товарообмену. Много есть тонких способов напомнить о забытом или предопределить качество и размеры подарка.
Теперь настает очередь определить гороскоп родившегося. Индусы не делают серьезных шагов в жизни, не спросив указаний у звезд [125]125
У старых путешественников по Индии, проявлявших особенный интерес к владыкам страны, мы часто найдем указание на эту астрологическую манию. Да и теперь можно слышать о таких случаях, как какой-либо важный человек, который должен прибыть на поезде в определенный день, опаздывает на два-три дня. Дело объясняется просто: в день его отъезда царила неблагоприятная планета и он ждал, пока ее не сменила другая, более благоприятная (A. Yusuf-Ali. Life and labour… P. 259).
[Закрыть] . Солнце, Марс и Сатурн (Солнце по индусской астрономии значится в числе планет) – несчастливые планеты, Венера, Луна, Меркурий и Юпитер – счастливые. Сутки каждого дня недели строго делятся на периоды, и все они имеют свой астрологический смысл. Одно гхари [126]126
Гхари (гхади) – шестидесятая часть суток, 24 минуты.
[Закрыть] хорошо для дела, другое – пагубно, ибо оно уничтожит того, кто его выберет; третье – сулит хороший исход всякому делу; четвертое – приносит разочарование; есть гхари нейтрального свойства: можно попытаться сделать что-либо, если имеется нужда, но спокойнее воздержаться, если нужды нет.
Раз в мире существует такой строгий порядок вещей, до крайности важно, чтобы точно было отмечено время рождения девочки, так как от этого будут зависеть ее имя, брак и вся будущность. Гороскоп должен быть точно установлен; руководящая планета и расположение звезд тщательно определены и отмечены. Не только надо знать благосклонную планету как определяющую характер дарования и прелести ребенка, но также важна противостоящая звезда, потому что она определяет характер поведения женщины по отношению к ее врагам. Также должно быть определено известное число малых звезд и созвездий, так как они или вредят, или помогают влиянию руководящих звезд и планет. Когда же звездная конфигурация в момент рождения ребенка точно и обстоятельно установлена, брахман или пандит делается способным предопределить историю ребенка от рождения до того заключительного момента, когда он будет «отозван обратно».
Но помимо этого определения судьбы с гороскопом связаны хотя и более скромные, но зато более конкретные результаты. Никакое имя не может быть дано, пока гороскоп не будет рассмотрен и изучен. Но «что в имени тебе моем?» – спросим словами поэта. Очень многое и очень важное. Как звезды определяют судьбу индусской женщины, так ее историю определяет полученное раши – астрологическое имя. Правда, практически имя заменяет какое-нибудь прозвище, ласкательная или пренебрежительная кличка и т. д., в результате чего индуски часто имеют два имени. Одно имя – это то, которым они называются в обычной жизни [127]127
Среди низких каст в этих именах отражается все униженное положение женщины; вот, например, имена: Ши-ши («фу-фу»), Гхирка («презренная»), Арно («перестань») и т. д. (Г. Г. Эверс. Индия и я. М., 1924. С. 52).
[Закрыть] , а другим, настоящим именем будет раши, слишком священное, чтобы осквернять его ежедневным употреблением. Раши, конечно, известно родителям и жрецу, но сама носительница узнает его, лишь когда достигнет определенного возраста; иногда же ей вовсе не доводится его узнать.
В обществе и в деревне женщина известна почти исключительно под своим бытовым именем – часто довольно-таки сложным, в то время как раши остается религиозным секретом. Сложность бытового имени определяется традицией, благодаря которой оно представляет собой афишу, возвещающую и класс, и положение, и религию носительницы. Юсуф-Али приводит такой пример. В соседней комнате находятся семь индийских женщин, они не видны для наблюдателя, но их имена известны: Дхукиа, Мариам, Ширин Бай, Сарасвати Бай, Пхул Мани Даши, Карамат-ун-низа и Парамешри Деви. Для человека, знающего Индию, эти имена дают уже очень многое. Сейчас же он выделит Ширин Бай как парсийку. Ширин – одна из героинь персидского эпоса. Сарасвати Бай он определит как женщину из Южной Индии, вероятно маратхку: Бай – добавок, характерный для Южной и Западной Индии, а Сарасвати, имя индусской богини, свидетельствует, что носительница не парсийка. Карамат-ун-низа, без сомнения, будет мусульманкой одного из более высоких классов, которые считают признаком родовитости применять звучные арабские имена, являющиеся, по существу, титулами; это особое имя значит: «чудо между женщинами». Мариам будет мусульманка простого класса, до которого не проникают тонкости арабской культуры; она же может оказаться и туземкой христианкой, превратившей европейское имя Мария в более подходящую восточную форму. Дхукиа – вероятно, индуска низкого класса, может быть, крестьянка. У сельских жителей такие повседневные имена часто просто насмешливые прозвища, иногда набор слогов, не имеющий никакого смысла. Пхул Мани Даши, вероятнее всего, бенгальская дама высокого класса, но не брахманка, так как прибавка Даши («рабыня») может относиться лишь к небрахманским именам, чтобы отличать их от имен брахманок, которые имеют прибавку Деви («богиня»). По этой прибавке мы и узнаем брахманку под именем Парамешри Деви. Она может оказаться даже прислугой Пхул Мани Даши, которая, несмотря на рабскую прибавку, может быть рани (княгиней).
Словом, внимательное изучение имен подскажет исследователю очень многое. Имя может указать на религию или племя, выделить высокую или низкую касту и намекнуть на социальное положение, степень богатства или бедности.
Такие имена, как Рамазан Биби, говорят о месяце, в котором человек родился. Другие, означающие подарок определенного бога или богини, намекают на обет родителей посвятить дитя, если оно родится, местным божествам. Впрочем, эти обеты приносятся почти всегда из-за мальчиков. Если случится, что семья потеряла нескольких детей, она начинает думать, что злые духи настроены против семьи или слишком увлекаются красивыми детьми, имеющими к тому же привлекательные имена; поэтому, чтобы сделать детей менее привлекательными и даже, может быть, отталкивающими, родители, не властные сделать их уродами, дают им отвратительные, грязнящие имена – например, «кусок», «грош-цена», «рыжая», «куча навозу» и т. д. – в расчете на то, что духи не увлекутся столь малопривлекательными объектами. Но, обманув таким путем злых духов, родители, кроме того, дают ребенку счастливое и особенно красиво звучащее раши, которое держится в еще большем секрете.
Наречение именем сопряжено с церемониями религиозными и социальными, причем для этого должно быть назначено определенное время, указанное астрологическими правилами.
Получив имя, девочка растет и развивается на свободе, как трава в поле и не как дитя одной семьи, а как ребенок всей улицы, если даже не всей деревни. Дети в индийской деревне растут общей кучей. Исключая очень маленьких крошек, постоянно носимых матерями на руках или спине, остальные растут на коллективном женском попечении.
Описанную картину необходимо хотя бы в двух словах дополнить, рассказав о рождении ребенка в семье парии. Это событие не вызывает никакой религиозной церемонии и не пробуждает особой радости независимо от того, родится ли мальчик или девочка, поскольку появление лишнего элемента часто воспринимается как помеха в многотрудном существовании. Половина этих несчастных детей умирает в первые же месяцы: большинство от недостатка внимания, остальные же от жестокой руки родителей или близких. Едва только мать родит ребенка, она делает в углу своей берлоги дыру в земле, покрывает ее сухой травой и листьями, кладет туда новорожденного и, не беспокоясь более о его криках, занимается своим обычным делом; мать начинает кормить ребенка грудью лишь на другой день. Дабы в ее отсутствие ребенок не был изъеден мухами, комарами или другими насекомыми, мать, уходя из дома, заваливает дыру большим камнем, оставляя лишь небольшое отверстие для прохода воздуха.
Часто бывает, если хижина расположена в джунглях, что, возвращаясь домой, мать находит камень отодвинутым и дыру пустой – это означает, что ребенок унесен шакалом или гиеной, которые были привлечены его криками.
Та изнурительная работа, которой отягощена жена пария, и побои мужа приводят к тому, что молоко у матери держится не более одного-двух месяцев, после чего она начинает подкармливать ребенка кашкой из риса или проса. А когда семья слишком бедна и для этого, она заменяет кашку ассортиментом из кореньев и трав, которые разваривает до степени жижицы, которую ребенок может проглотить. Ребенок растет, предоставленный себе; в один прекрасный день, пользуясь руками и коленями, он выползет из своей дыры и отправится греться на солнце у дверей родительского шалаша. В шесть лет дитя начинает уже выполнять какую-либо работу, и, может быть, только с этого момента отец удостоит его известной доли внимания.
Но возвратимся к людям не столь отверженным. Важной стадией в жизни маленькой женщины, казалось бы, должно быть хождение в школу, но, к сожалению, для обыкновенных девочек школ почти не существует. Их и для мальчиков недостаточно, а против учения девочек можно услышать даже много возражений, причем отовсюду. Простой народ скажет: «Что девочка получит своим учением? Разве оно даст ей кусок хлеба?», а представители более высоких каст: «Что она, какая-нибудь девадаси, чтобы учиться?» [128]128
Приведем в пояснение слова Дюбуа: «Куртизанки, чьей профессией являются танцы в храмах и во время общественных церемоний, и проститутки – это единственные женщины в Индии, которым разрешается учиться читать, петь и танцевать. Для уважаемой женщины считается бесчестием учиться читать. А если она умеет читать, было бы позорно это умение обнародовать» (J. A. Dubois. Hindu Manners… P. 337).
[Закрыть] В результате подавляющая масса женщин безграмотна. Некоторый процент их – из лучшего класса – получит кое-какое образование, но оно будет чисто домашним.
С возрастом подходит важный момент, когда девочка должна усвоить систему парды и начать закрываться от взора мужчин. Обыкновенно с восьми-девяти лет носят покрывало, с двенадцати-тринадцати лет закрывают тело полностью, а для замужних это обязательно. Замуж, кстати сказать, выходят очень рано, а обручение совершается еще раньше. Обручение является брачным контрактом, который в исключительных случаях может быть даже заключен родителями прежде, чем дети родились [129]129
Обручение является актом очень сложным, предусматривающим очень многие стороны дела, главными между которыми являются два вопроса: хозяйственный, устанавливающий степень общих издержек каждой из сторон, и биологический – степень соблюдения чистоты крови при заключении брака. На этом фоне интересы двух будущих супругов, которые могут еще и не родиться, отходят куда-то назад.
[Закрыть] .
Впрочем, обручение, если оно даже и произошло, есть просто набросанный – хозяйственно и астрологически [130]130
Процесс сближения двух гороскопов – очень сложная материя, при которой должны быть выполнены десять условий «соответствия».
[Закрыть] – проект, который может не осуществиться. Действительный брак обычно заключается по достижении детьми двенадцати-тринадцати лет. Возраст варьируется в зависимости от религии, общественного положения и т. д. У мусульман вступающие в брак несколько старше возрастом, чем у индуистов, а та большая народная группа, которая в религиозной статистике значится под рубрикой анимистов, живет полудикой, но свободной жизнью и в брачных отношениях подчиняется здоровому чувству; ее мораль, пожалуй, и не высока, но она соответствует природе. Среди привилегированных классов наиболее частый возраст брачующихся – между двенадцатью и шестнадцатью годами, но многие семьи посчитают для себя позором, если их дочь не выйдет замуж до наступления шестнадцати лет [131]131
Какие зверские формы получает это суеверие, показывает обычай, существующий у некоторых групп Южной Индии: если девушка, не вышедши замуж, достигла зрелости и умерла, то находится человек, который совокупляется с ее телом, дабы в тот мир она явилась выполнившей свои обязанности. Аналогичное мы находим у Тёрстона: «Та же церемония (церемония похорон. – А. С.)совершается над телом замужней женщины, у которой не было детей. Муж исполняет свои мужские обязанности в последний раз в тщетной надежде, что женщина, может быть, принесет потомство на небесах» (Е. Thurston. Ethnographic Notes in Southern India. Madras, 1906. P. 179).
[Закрыть] .
Все свадебные расходы в случае, наиболее предпочитаемом общественным мнением, берет на себя отец невесты, или расходы делятся поровну (иногда в каких-то долях) между отцами молодоженов, или, наконец, – это худший случай – все расходы берет на себя отец жениха, что бывает, лишь когда семья невесты очень бедна; при таком раскладе родители невесты даже иногда выпрашивают себе подарки или небольшое денежное содержание.
Сама церемония брака весьма разнообразна в зависимости от достатка и касты молодоженов, особенно сложна она у брахманов, у которых много живописных и изящных обрядов. Главным моментом церемонии считается хождение жениха и невесты вокруг жертвенного очага или дерева, надевание женихом на шею невесты ожерелья тали [132]132
Тали снимается после смерти мужа и бросается в воду. Отсюда самое сильное проклятие между женщинами: «Да будет брошено твое тали в воду!»
[Закрыть] и общая еда новобрачных с одного листа. Индуист обязан пригласить на свадьбу всю касту или общину в пределах доступного расстояния, в то время как исламская свадебная церемония весьма проста; впрочем, большинство индийских мусульман дополняют ее обычаями, заимствованными от индусов, а некоторые даже применяют видоизмененную форму бхаунри [133]133
Бхаунри – главный обряд в брачной церемонии высших каст – семикратное хождение вокруг дерева или очага или семь шагов, сделанных одновременно женихом и невестой.
[Закрыть] . Свадьбы, как правило, сопровождаются длиннейшими угощениями под музыку, громким шумом (может быть, это даже более подходящее слово) и не обходятся без процессий воинственного вида (пережиток умыкания невест). Если свадьба очень богата, то новобрачные (да и гости) будут передвигаться на лошадях, слонах, в колясках или переноситься на паланкинах; по пути будут разбрасываться монеты, с жадностью и драками подхватываемые детьми и взрослыми более бедных классов.
Девушка одевается на свадьбу со всей роскошью, которую позволит достаток семьи; роскошь, естественно, будет разная. Но особенности ее костюма, почти всюду повторяемые, будут такие: за исключением иногда голых рук платье плотно окутает ее тело, начиная от шеи и кончая чуть ли не пятками. Украшения покроют все места, где только можно их прицепить: руки будут на запястьях несколькими ярусами, пальцы рук покроются кольцами, надо лбом повиснет кулон, шею и затылок охватят ряды бус, сережки будут в ушах и в носу и, наконец, низ ног охватят большие кольца, а пальцы ног – малые. Кроме всего этого, невеста вся потонет в цветах, свисающих длинными гирляндами и прикрепленных группами букетиков. Жених будет одет скромнее, иногда до пояса почти гол, но тоже унизан цветами; все нужные кастовые знаки на нем будут выведены свежо и ярко. Дух общины, царствующий в деревне, здесь скажется в том, что для пиршества будут снесены с деревни вся посуда, ковры и даже съедобные предметы, а чтобы пышнее украсить невесту, ей временно предоставят всяческие украшения. Свадьбу празднует, в сущности, вся деревня, празднует часто бедно, но ярко, шумно и искренно. Надо заметить, однако, что между церемонией брака и переходом невесты в дом мужа часто бывает значительный интервал.
Свадьба париев протекает без особых формальностей. Свобода половых отношений среди молодежи и вообще предложение девочек [134]134
Жаколио говорит: «Я не верю, что во всей Индии можно встретить девочку-парию, оставшуюся девственницей в шесть лет» (L. Jacoliiot. Le Pariah dans L’humanité. Paris, 1876. P. 38).
[Закрыть] родителями случайному путешественнику или богачам снимают со свадебных процессов всякую иллюзию свежести, стыда и искренности. Все сводится к тому, что, достигши шестнадцатилетнего возраста, мужчина-парий должен обзавестись собственным хозяйством, для чего ему нужна жена как основная работница и двигатель всех хозяйственных процессов. Когда его выбор остановится на какой-либо девушке, он первым делом начинает накапливать зерно, коренья и особенно каллу (перебродивший сок кокосовой пальмы), чтобы быть в состоянии угощать родителей и родственников будущей жены в течение договорного времени. В этом кормлении досыта, обильном питье и веселье и состоит у париев свадьба, а предсвадебные разговоры главным образом ведутся о продолжительности пиршества.
Окруженный своими родными и друзьями будущий муж приходит к родителям невесты и говорит: «Отдай за меня свою дочь, у меня есть чем угостить вас (буквально „порадовать ваш живот“) в течение месяца». После этих слов начинается торг: родители хвалят дочь как рабочую силу (столько-то в день наберет хворосту или сплетет корзинок и т. д.) и требуют удлинения пиршеств, а будущий зять, наоборот, старается его сократить. Когда стороны приходят к согласию относительно будущей церемонии, отец невесты перед двумя свидетелями, приведенными женихом, произносит фразу: «Я отдаю тебе эту женщину, и пусть якши (злые духи) возьмут ее к себе, если она не будет подчиняться тебе, как раба». Фактически муж и ищет себе рабу, притом способную работать с утра до вечера: неустанный труд и слепое повиновение – идеал жены пария; эти качества обеспечат ей сносную семейную жизнь, хотя и не спасут от побоев.
