Текст книги "Миры братьев Стругацких. Время учеников 1"
Автор книги: Андрей Чертков
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)
Когда именно ей начали сниться странные сказки, Мария не помнила. Во всяком случае, эта сны появились еще до того, как надолго уехал папа. Мамулечка говорила, что папу забрали в армию. Злые соседи утверждали, что папу упрятали в тюрягу. А добрые молчали. Мария верила мамулечке, потому что упрятывать папу в тюрягу было не за что. В тюрягу упрятывают плохих людей, а папа всегда был хороший. Дядя Дик про папу тоже ничего не говорил. Он просто приходил к ним в гости. Мария любила дядю Дика. Потому что он приносил ей шоколадки. И игрушки.
Когда соседские дети перестали с нею водиться, сны стали для Марии самой интересной игрой. Едва она засыпала, вокруг возникала сказочная страна. Она была совсем как настоящая. По утрам здесь были черные горы и зеленое небо. Над горами вставало большое красное солнце. Порой шел холодный дождь. И даже – когда Марии очень этого хотелось – снег среди лета. Были здесь настоящие дома (правда, не много) и настоящие дороги (правда, по ним никогда не ездили машины). Машины в сказке, правда, тоже имелись, но они попросту стояли на одних и тех же местах.
Вначале Мария не понимала, почему так происходит, но потом догадалась. Машины не ездили потому, что были мертвыми, а мертвыми они были потому, что в сказочной стране не жили люди. Это было, конечное плохо, зато, когда Мария попадала туда, на нее никто не ругался, не кричал, чтобы она убиралась в свою Зону и не заражала тут других детей. И никто ее не жалел.
А потом выяснилось, что люди в сказочной стране все-таки бывают. Правда, не настоящие. Но почти настоящие. Живые куклы, очень похожие на людей. Мария не понимали, что они делают, но все равно играть с ними было очень интересно.
Они появлялись в сказке неожиданно для Марии, забирались в пустые дома, лазили по холмам и ямам, рыскали в стороне от дорог. Они явно что-то искали, но что именно, до Марии не доходило. Впрочем, она о цели этих поисков и не задумывалась – она играла. Она проливала им на головы дождь и смеялась, когда они прятались под зелеными солдатскими плащами. Она бросала им под ноги болото и смотрела, как они, проваливаясь по пояс, увязают в булькающей коричневой жиже.
А потом она обнаружила, что, кроме живых кукол, в ее стране имеются и другие игрушки. Это были очень странные игрушки, совершенно не похожие на те, что покупал ей папа или приносил дядя Дик. Правда, потом Мария сообразила, что они и не должны быть похожими. Ведь это же были не обычные игрушки, а совершенно сказочные.
Тем интереснее было с ними играть.
Суть игр состояла в том, что сказочные игрушки днем и ночью охотились на живых кукол. Стрелялки палили в них огненными молниями. Пинг-понги перебрасывали кукол с одного места на другое. Индейцы расставляли на них хитрые невидимые капканы. Давилки превращали их в кучки мусора. Куклы изо всех сил пытались спастись, но чаще всего эти попытки оказывались неудачными.
В результате куклы ломались. Марии становилось их жалко, и она уходила из сказки.
Однако жалость жила в ней недолго. Соседские дети по-прежнему изгоняли Марию из своей компании. К тому же игры их стали ей неинтересными, и она с нетерпением ждала ночи.
Засыпая в новую сказку, она обнаруживала, что в таинственной стране появились и новые сказочные персонажи. Опять начиналась игра, и Мария, забыв о сломавшихся куколках, переставала обращать внимание на валявшиеся тут и там их останки. Интерес был сильнее жалости. Охота продолжалась. Тем не менее Мария переживала за очередную куклу, очень радовалась, если той удавалось ускользнуть от охотников, и плакала, если куколка все-таки портилась.
А потом Мария обнаружила, что может придумывать новые игрушки. Игра после этого стала еще интереснее. Придуманная Марией снежная королева превращала кукол в ледяные статуи. Прилипалки намертво приклеивали их к себе. Паутина Ананси ловила кукол в невидимые сети, и куклы ходили по кругу, пока у них не кончался завод. Угодившие в Алисино зазеркалье дрались со своими отражениями, пока не догадывались, что отражение не победишь. Избежавшим ловушек Мария показывала в награду телевизор, в котором шли сочиненные ею фильмы, не имеющие ничего общего со сказочной страной. Как ни странно, телевизор кукол заинтересовывал и надолго задерживал возле себя.
Впрочем, удивляться этому не приходилось, потому что куколки большим умом не отличались. Те, кому удалось удрать в предыдущие разы, двигались по прежнему маршруту, уверенные в своей безопасности. Тогда Мария брала и подсовывала им на пути какую-нибудь новую игрушку. Было жутко интересно смотреть, как куклы пугались, как они начинали крутить головами (если к этому моменту умудрялись уцелеть), как они искали новый путь к неведомой для Марии цели. У некоторых это получалось. Хоть и далеко не у всех…
Вот жаль только, что уснуть в сказку удавалось не так часто, как ей хотелось. Но потом она обнаружила: для этого нужно только одно – чтобы кто-нибудь ее обидел, – и проблем не стало.
А потом она стала слышать по ночам разговоры родителей. Впервые это произошло тогда, когда сны перестали быть игрой, а сказочная страна оказалась вовсе не тем, что представлялось Марии. Незадолго перед этим папа опять ушел на свою рыбалку, но на этот раз его не было много дней. И мамулечка отправилась его искать. То есть мамулечка-то ей о своих намерениях, конечно, не говорила. Но Мария и без нее догадалась. В самом деле, куда еще мамулечка могла исчезнуть на ночь, оставив ее со старухой Норман?..
Ночью Мария уснула в сказку. Это было странно – если папа уходил на рыбалку, уснуть в сказку ей никогда не удавалось. Но тогда случившееся удивило ее не очень. Подумаешь!.. Ну уснула и уснула.
Приснилось ей кладбище. Но не то кладбище, на каком были похоронены дедушка, который не приходил домой, и обе бабушки. На этом кладбище пряталась мамулечка. А на дороге рядом с кладбищем стояла военная машина, в которой сидели солдаты. Те самые, кого папа называл жабами. Он их не любил. Мамулечка их тоже не любила. А жабы, похоже, были там не просто так. Похоже, они искали мамулечку. Поэтому Мария тут же напустила на них страхолюдного ужастика. И тут же проснулась.
Старуха Норман храпела себе в комнате для гостей. За окном было темным-темно, и Мария снова уснула, но теперь по-обычному, не в сказку.
Утром мамулечка ее не разбудила. Значит, мамулечки по-прежнему не было дома. Мария проснулась сама, но с кровати не встала. Дед тоже где-то гулял, и поговорить было совершенно не с кем. Не со старухой же Норман!.. Она бы принялась жалеть «ребенка», а от жалости у Марии болела голова, это она уже давно заметила. Собственно, она и с родителями-то старалась не разговаривать, потому что они тоже жалели дочку и ей опять же становилось плохо. Вот только дед ее не жалел, и потому с ним было очень-преочень хорошо.
Но в то утро без мамулечки ей стало еще хуже, чем было с мамулечкой. И потому сразу захотелось туда, где мамулечка. Но туда было нельзя, и Мария снова уснула в сказку.
Уснула она в то самое вонючее место с разлившейся по траве водой, немного похожее на болото. Возможно, здесь папа и ловил свою рыбу. Правда, принесенная папой рыба была как рыба. От нее ничем не воняло.
Мария осмотрелась. Ни папы, ни рыбы тут и в помине не было. А вот мамулечка, оказывается, была. Она пробиралась по воде к двум невысоким горкам, возле которых всегда находилось много игрушек.
– Мамулечка! – закричала Мария. – Мамулечка, пожалуйста, подожди меня!
Но мамулечка не обернулась, сделав вид, будто не замечает Марию. Иногда папа так же вот делал вид, что не замечает ее, когда она тихонько подбиралась к нему в спальне. И тогда Мария сообразила, что мамулечка играет в Следопыта, которого недавно показывали по телевизору. Следопыт выслеживал людей и зверей. Кого выслеживала мамулечка, Мария не поняла, но, в свою очередь, решила выслеживать мамулечку. Играть так играть!..
Пробираться по воде было совсем нетрудно. Это была странная вода – в ней даже ноги не намокали. Мамулечка играла хорошо. Время от времени она посматривала на какую-то бумагу. Наверное, понарошку это была карта. Один раз мамулечка даже легла на траву, пережидая ветер пустыни. Несколько живых кукол на этом месте попросту превратились в пепел. Но мамулечка не была куклой, она была мамулечкой, и потому ветер пустыни никак ее тронуть не мог.
Игра и дальше складывалась интересно. Мария замирала на месте, когда замирала мамулечка. А когда та останавливалась, чтобы отдохнуть, понарошку отдыхала и Мария. Мамулечка вовремя пригнулась, когда в нее с горки пальнула стрелялка. Здесь, между двумя горками, обычно располагалась невкусная слякоть, в которую приходилось нырять живым куклам. Но Мария не захотела, чтобы мамулечка ныряла в невкусную слякоть. Ведь тогда бы она испортила свою прическу.
А потом Мария поняла, что мамулечка направляется в белую яму, туда, где висел надувной шарик. Все верно, вот она посидела у разбитой машины и проследовала точно между давилкой и танцулем. Дальше ее ждал клякситель, который жил в красном экскаваторе. Живых кукол эта игрушка превращала в черные кляксы. Или развешивала сосульками по краю белой ямы. Выглядело это очень красиво. Но мамулечка не была живой куклой, мамулечка была мамулечкой, и ее в кляксу не превратишь. Ведь деда Барбриджа клякситель не трогал, потому что тот был человеком. Сопровождавшие же деда Барбриджа живые куклы исправно превращались в кляксы и сосульки. На то они и были куклы…
Однако мамулечку клякситель почему-то тоже схватил. Такая игра Марии уже не понравилась, и она разозлилась на игрушку. Разозлилась не зря – испугавшийся клякситель тут же мамулечку отпустил. Но Марии отчего-то стало за нее страшно, и она побежала следом, в белую яму. Марию-то клякситель, конечно, тронуть не мог, но ей все равно почему-то было страшно. Как будто она попала в чью-то чужую, недобрую сказку… А потом оказалось, что в белой яме находится папа, и вообще сон вдруг сделался самой настоящей явью. А потом они втроем плакали, и папа почему-то просил у мамулечки и у Марии прощения. А потом они оказались возле своих автомобилей, и папа сказал: «Всегда бы вот так возвращаться! Один миг – и ты уже за пределами Зоны!» Тут обнаружилось, что Мария превратилась в простую девочку, и папа с мамулечкой очень обрадовались.
Позже, правда, выяснилось, что она превратилась вовсе не в простую девочку, и тогда они радоваться перестали. Но это было позже. А в тот день, вернувшись домой, они изрядно напугали старуху Норман. Она-то, конечно, воображала, что Мария спит в своей комнате.
День прошел как в сказке, потому что Марию никто не жалел. А ночью она впервые услыхала, о чем разговаривают в спальне родители. То есть сначала-то они играли в какую-то шумную игру, и многие их слова Мария попросту не понимала.
А потом мамулечка спросила:
– Рэд, ты можешь объяснить мне, что произошло?
Папа довольно рассмеялся:
– Да ничего особенного… Просто Золотой шар в самом деле исполняет сокровенные желания.
– Я не об этом… Как получилось, что у тебя там прошло несколько мгновений, а у нас почти неделя минула?
Папа снова рассмеялся:
– Ласточка моя, сталкеры не задают себе таких вопросов. Зона есть Зона…
Мамулечка помолчала, потом сказала:
– Наверное…
Они замолчали оба. Папа уже начал всхрапывать.
А потом мамулечка прижалась к нему и сказала:
– Ты знаешь, Рэд, что-то мне страшно. С нашими-то желаниями все понятно… А вот чего пожелала Мартышка?
Папа усмехнулся:
– Ты же слышала! Хотела, чтобы я не ходил на рыбалки, а ты не плакала по ночам. Придется мне теперь заняться прогулками. Зато ты не будешь плакать… Да не волнуйся ты! Еще неизвестно, выполняет ли шар желания ребенка.
А утром папа, прибежав откуда-то, сказал, что Зона никого в себя не пускает. С этого дня и началась, как говорил дядя Дик, вторая катастрофа города Хармонта.
Ночью мамулечка спросила папу:
– Рэд, ты ведь пошел в Зону не один?
– С чего ты взяла?!
– Барбридж сказал.
– Он тебе лапши на уши навешал, жаба!
– Он еще собирался с тобой разобраться… И Дина Барбридж говорила. Она тоже лапшу мне на уши вешала?
– Дина говорила? – Папа вдруг как-то странно вздохнул.
– Нет, Дина лапшу не вешала.
Некоторое время длилось молчание, а потом папа сказал:
– Дина и предложила мне взять Артура с собой. Просила, чтобы я никому о том не рассказывал, хотела сделать отцу маленький сюрприз…
– А что с ним случилось?
– А что случается со сталкерами, когда они совершают ошибку?
– То есть он умер?
Послышалось какое-то шуршание.
– Говорят, сталкеры в Зоне не умирают, – сказал папа. – Говорят, Зона просто забирает к себе их души. Как Господь в рай. – Папа издал короткий смешок. – Вот только моя душа ей почему-то не подходит…
– Скажи, Рэд, – перебила мамулечка, – ты не убивал Артура?
Папа произнес ругательное слово.
– Рэд, ты перестань собачиться! – громко сказала мамулечка. Как военный командир в кино. – Ты мне, пожалуйста, ответь!
– Ну хорошо, – сказал папа. – Я его не убивал. – Папа сделал ударение на слове «я». – Они убили его сами. Своими сказками, своим враньем, всей своей жизнью… Глупо как-то все получилось… Да ну его к дьяволу, этого Артура! Иди сюда!
– Глупо как-то все получилось, – повторила мамулечка. – Мне вдруг показалось, Рэд, что я тебя совсем-совсем не знаю.
Опять послышалось шуршание.
– Ты куда? – спросил папа.
– Прости, Рэд, – сказала мамулечка. – Я сегодня посплю в гостиной.
Скрипнула дверь, и папа произнес целых три ругательных слова…
8. Гута Шухарт, 26 лет, замужем, домохозяйкаНаправляясь из школы домой, Гута не знала, радоваться ей или печалиться.
С одной стороны, все закончилось как нельзя лучше. Медицинская справка, взятая позавчера Рэдом у Мясника, в которой говорилось о том, что Мария Шухарт, восьми с половиной лет, долгое время тяжело болела и в связи с этим не могла своевременно пойти в школу, сделала свое дело.
Вчера Гута принесла этот документ в лучшую частную школу города. Владелица школы (она же – директриса) обнюхала справку со всех сторон, потом взглянула на Гуту и, казалось, обнюхала вслед за справкой и просительницу.
– Надеюсь, болезнь вашей дочери не грозит опасностью другим нашим детям?
– Нет, конечно, – сказала Гута. – Она не заразна. Иначе бы врач не дал такую справку.
– Да-да, – сказала директриса. – Однако мне хотелось бы поближе познакомиться с семьей девочки.
Такой оборот Гуту никак не устраивал. Поэтому она повернула беседу по-своему:
– Не сомневайтесь, мы вполне платежеспособны. – И достала наличные.
Владелица школы смутилась:
– Нет-нет, это преждевременно. Сначала нужно сдать вступительный экзамен.
– Только мы хотели бы попасть в класс, соответствующий ее возрасту. Мы готовы к экзамену.
– Что ж, воля ваша! – Директриса пожала плечами. – Приходите с девочкой завтра, к десяти.
К десяти они сегодня и пришли. Гуте присутствовать на экзамене не разрешили, но она не возмущалась, спокойно пожелала Мартышке удачи. А чего, спрашивается, волноваться? Не зря же она столько сил потратила в былые годы на занятия с дочерью. Самой ведь пришлось учить Мартышку – к такой ученице репетитора не пригласишь. Сколько слез было пролито!.. Но добилась своего – мохнатая лапка даже шариковую ручку держать научилась. А уж что касается сообразительности, тут Мартышка многим взрослым сто очков бы вперед дала. И уж если научилась писать мохнатая лапка, то у человеческой руки это и вовсе проблем не вызвало… Впрочем, неправда, конечно же Гута волновалась. Еще как волновалась! Но когда директриса пригласила маму после экзамена в свой кабинет, Гута и виду не показала, что измаялась. Выслушала приговор как должное.
– У вас очень умная девочка, – сказала директриса. – И очень хорошо подготовленная.
– Мы ведь нанимали репетиторов, – солгала Гута. – Верили, что рано или поздно она сможет ходить в школу.
– Да, мы берем ее. Собственно, я уже выдала ей все необходимое и отправила на урок. Приходите за девочкой к половине второго. Заодно проверим ее усидчивость.
Так что в школе все устроилось как нельзя лучше.
Но зато вчера не пришел домой Рэд. Правда, позвонил, предупредил. Сказал, что у него срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону, и тут же повесил трубку.
Честно говоря, Гута ждала чего-нибудь подобного. Веточки корявые, слишком уж счастливыми для нее оказались последние десять дней, после того как Золотой шар выполнил желания семьи Шухартов. Ведь ничего в жизни не дается даром, за все надо платить. Рано или поздно должно было наступить похмелье. И Гута не удивилась, когда три дня назад заметила, что с Рэдом творится странное. Вернее, не странное, а то самое, периодически повторявшееся, ставшее за годы семейной жизни привычным до слез. Рэда снова звала Зона, и оставалось только ждать и надеяться, что на этот раз он справится с этим зовом. Может, ему помогут отвлечься новые дочкины заботы… За вчерашним обедом Гута всячески переводила разговор на предстоящий экзамен. Рэд слушал, вяло жевал и так же вяло отвечал. А после обеда собрался и ушел в «Боржч».
Как видно, дочкины заботы папе не помогли, потому что ужинать он не явился. А потом позвонил…
Подходя к своему дому, Гута встретилась со старой Эллин. Поделилась радостью, о тревогах говорить, разумеется, не стала – кому нужны твои тревоги?.. Эллин поздравила соседку, повосхищалась способностями ребенка (конечно, это было лицемерие, потому что после метаморфозы Эллин явно стала бояться Мартышки), а потом огорошила известием:
– Ночью умер Барбридж. Говорят, ни с того ни с сего в Зону полез. Труп патрульные нашли утром, возле кладбища. Жутко обгорел, лишь по костылям узнали…
– О мой Бог! – только и смогла вымолвить Гута.
Прошлым вечером, уже лежа в постели, Мартышка, без умолку щебетавшая о предстоящем назавтра экзамене, вдруг ни с того ни с сего спросила странным тоном:
– Дед Барбридж умрет?
– Умрет, – сказала Гута, поражаясь тому, какие проблемы волнуют ее дочь. – Все умрут. – И поспешила утешить ребенка:
– Только это случится очень не скоро.
Теперь Гута поняла, отчего ей показался странным тон Мартышки, когда та спросила, умрет ли Барбридж. Дочь не спрашивала – она утверждала.
– Твой-то не рвется туда? – Эллин внимательно приглядывалась к соседке.
– Нет, – солгала Гута.
И тут ей пришло в голову такое, что у нее кончики пальцев на руках похолодели.
– Говорят, так уже несколько сталкеров погибли, – сказала Эллин. – Только подойдут к границе Зоны, пшик, и как не бывало. Словно мотыльки летят на огонь свечи.
– О мой Бог! – повторила Гута. Ей стало не до разговора. – Извините меня. Эллин, я спешу.
На том и расстались.
К счастью, Рэд был уже дома, и Гута тут же забыла о всех своих страхах. Рассказала, как прошел экзамен. Рэд вроде бы слушал с интересом, даже задавал вопросы, но Гута чувствовала, что в мыслях он далеко-далеко. Может быть, поэтому она и не стала спрашивать его, где он провел ночь.
В положенное время они рука об руку сходили в школу за дочкой, побеседовали с директрисой и внимательно выслушали Мартышкин «отчет» об уроках. Потом обедали, готовили уроки, занимались домашними делами. Обстановка в семье выглядела самой что ни на есть умиротворяющей, но в самой глубине Гутиной души ощущалось какое-то напряжение, словно неведомые руки натягивали гитарную струну…
И в конце концов Гута не выдержала. Вечером, укладывая дочь в постель, она спросила:
– Откуда ты знала, что сегодня умрет дед Барбридж?
– Он мне не снился, – сказала Мартышка, словно оправдываясь. И было совершенно непонятно, ответ ли это на мамин вопрос или отвлеченная фраза.
Когда возбужденная Мартышка наконец заснула, Гута отправилась в спальню. Расчесывая на ночь волосы, сказала мужу:
– Рэд, это не твоих рук дело?
– Ты о чем?
– Ты хорошо понимаешь о чем!.. О смерти этого несчастного старика.
– Этот несчастный старик отправил тебя в Зону на верную гибель, – сказал Рэд.
Гута услышала, как скрипнули его зубы.
– Веточки корявые, но ведь я осталась жива!
– Да, – согласился Рэд. – Вопреки его замыслу!
Гута перестала расчесывать волосы:
– Почему ты так думаешь?
– Я не думаю, я знаю. Еще никто из сталкеров не проходил мясорубку в одиночку. В том числе и Стервятник. Ты первая, и я не знаю, каким образом это тебе удалось.
– Вот-вот! И тогда, в Зоне, ты тоже удивился тому, что я явилась в карьер одна. В тот раз я твоего удивления не поняла. Теперь понимаю… Ты взял с собой Артура для этой своей мясорубки! – Гута и ждала, и страшилась ответа.
– Это не моя мясорубка, это мясорубка Барбриджа, – сказал Рэд. – Ты должна верить мужу. – В голосе его прозвучала некая толика облегчения. Словно он долго бродил по ночному, переполненному жуткими чудовищами лесу и вдруг выбрался на залитую лунным светом поляну, где уже не нашлось места кошмарным порождениям фантазии и мрака.
– Я тебе верю… – Гута не выдержала и заплакала.
– Ох, да не терзай же ты мне душу! – взмолился Рэд.
Гута прикусила нижнюю губу, и в конце концов ей удалось справиться со слабостью.
– Ты убил его, – сказала она, всхлипнув в последний раз. – Я знаю. И сына его ты тоже убил. Тебя поймают, Рэд. У Дины Барбридж теперь очень много денег, она приложит все усилия, чтобы убийцу поймали. И на этот раз тебя отправят на электрический стул. Или в газовую камеру.
Рэд выругался так, как не ругался при ней никогда.
– Никуда меня не отправят! Ты плохо знаешь Дину. У Дины теперь действительно много денег. – Рэд усмехнулся. – Ей было ради чего рисковать.
– Зато ты Дину, похоже, хорошо… – Гута замолчала, не договорив. До нее вдруг дошло, что связывало мужа и дочку Барбриджа на самом деле. – Боже всемогущий! – воскликнула она. – Бо-же все-мо-гущий!!!
– Да-да, – сказал Рэд. – Все совсем не так, как ты себе представляла.
– О Рэд… – Гута снова заплакала.
Еще утром она поклялась, что сегодня Рэда к себе не подпустит, но теперь все изменилось. Потому что желание отомстить она очень хорошо понимала, потому что сама не раз испытывала подобное чувство.
А когда все закончилось, Рэд сказал:
– Неужели ты подумала, что я способен променять тебя на эту смазливую куклу?!
Она без слов потерлась носом о его щеку. Но тут же мысли ее вернулись к случившемуся. А потом убежали в завтра. И тогда она сказала:
– Если капитан Квотерблад спросит меня, где ты был вчера ночью, я не смогу соврать.
– А раньше могла, – со вздохом заметил Рэд.
– Раньше была совсем другая жизнь. Раньше я сидела в окопе и отстреливалась от всего мира. В последние дни мне показалось, что я наконец из окопа вылезла.
– Как хочешь, – сказал Рэд. – Только имей ввиду… Я не жалею о сделанном. Ни капли.
И было непонятно, что именно он имел в виду.
Полиция явилась в дом назавтра. Рада не было: он ушел на биржу труда. Гута только-только отвела Мартышку в школу, выслушав по дороге массу восторженных вскриков.
Впрочем, капитан Квотерблад семью бывшего сталкера Шухарта на этот раз своим персональным вниманием не почтил, прислал какого-то плюгавого, весьма смахивающего на серого мышонка сержантика.
Мышонок не стал ходить вокруг да около, спросил напрямик:
– Миссис Шухарт, где ваш муж был прошлой ночью?
– Веточки корявые, а вам что за дело? – сказала Гута.
Мышонок и глазом не моргнул:
– У нас есть в отношении вашего мужа кое-какие подозрения. Потому я и задал вам такой, вопрос.
– Мой муж спал! – Гута тона не смягчила. – Сладко-пресладко! Под моим теплым боком!
– Я имею в виду не сегодняшнюю ночь, – напомнил мышонок.
– Если вы полагаете, что ночи у нас отличаются друг от друга, то ошибаетесь, – сказала Гута, поражаясь вновь вернувшейся к ней решимости. – Муж был дома. А что случилось?
– Умер старый Барбридж.
– Ах вот в чем дело! – Гута тщательно разыграла возмущение. – И вы, разумеется, решили, что его убил Рэд Шухарт по прозвищу Бешеный?!
– Не имеет никакого значения, что мы решили! – В голосе мышонка тоже зазвучали стальные нотки. – Я вас спрашиваю, где был ваш муж прошлой ночью!
Гута не сбавила тон:
– Вы меня простите, но причины убить Барбриджа имелись у доброй половины города Хармонта! И добрая половина города Хармонта не слишком расстроится, узнав, что эта мразь наконец отдала Богу душу… Что же касается моего мужа, то он всю прошлую ночь трахался. Естественно, в своей собственной постели со своей собственной женой.
