Текст книги "На Краю Земли. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Бондаренко

Глава четырнадцатая
Полигонные реалии

Мобильный телефон, настроенный на режим «будильник», зазвонил в положенное время.

Вернее, никакого звона не было и в помине, просто властный старушечий голос начал громко, хрипло, монотонно, безостановочно и со вкусом повторять:

– Время – шесть ноль-ноль. Пора вставать! Время – шесть ноль-ноль. Пора вставать! Время – шесть ноль-ноль. Пора вставать…

Тим, не открывая глаз, вскочил на ноги, подошёл, сделав три коротких шага, к низенькому комоду, наудачу вытянул вперёд правую руку и, нашарив мобильник, нажал указательным пальцем на левую верхнюю кнопку.

Противный старушечий голос, резко поперхнувшись, замолк. Вокруг вновь установилась чуткая утренняя тишина. Только где-то вдали чуть слышно и лениво кукарекали поселковые петухи.

– Доброе утро, бродяга, – поздоровался сам с собой Тим. – Похоже, не проспал. Уже хорошо…

В чём суть этой короткой зарисовки?

Объясняю. Дело заключается в том, что старший инспектор «Фонда охраны дикой природы» Тимофей Белофф с самого раннего детства страдал хронической «утренней гиперсомнией». То бишь, являлся классической «совой»: засыпал с трудом и только после полуночи, и с таким же трудом просыпался – ранним утром.

Просыпался – с трудом? Это в том смысле, что через раз. В положенное время – через раз, имеется в виду.

Например. Будильник зазвенел, а рассматриваемый фигурант, так и не просыпаясь, протянул руку, да и нажал на кнопку – «выкл.». Второй (резервный), звонок. Аналогичная негативная реакция. Третий. Бесполезно. Опоздание – автоматом…

Неудобная, согласитесь, ситуация. И для школьника, и для студента, и для аспиранта, и для авторитетного сотрудника серьёзной международной организации.

Вот, Тим и придумал – ещё со студенческих времён – такой хитрый фортель. Во-первых, будильник устанавливался на полную громкость. А, во-вторых, он размещался на максимально-удалённую дистанцию (относительно, понятное дело, и в том же помещении), от спящего. Хочешь, не хочешь, но как миленький вскочишь с кровати и бодро побежишь – выключать. А пол, как известно, он в любое время года гораздо холодней, чем собственные пятки, нагретые за ночь под одеялом. Бодрит дополнительно и качественно. И сон отменно прогоняет. Ничего хитрого, но действенно, эффективно и многократно-проверено…

Тим посмотрел в окошко и недовольно покачал головой: всё небо было покрыто низкими тёмно-серыми тучами, из которых нудно моросил меленький дождик – согласитесь, не самая хорошая погода для полётов, особенно на «открытых» летательных аппаратах.

Он, по-быстрому одевшись, прошёл в горницу-столовую-кухню, где что-то бодро и жизнеутверждающе шкворчало на сковороде.

– О, племяш проснулся! – искренне обрадовался стоявший рядом с плитой Артём Петрович. – Давай, срочно дуй на туалетно-умывальные процедуры и сразу же, не отвлекаясь на перекур, возвращайся. Кушать будем. Яичница с беконом – традиционно-классический завтрак… э-э-э, ну, этих, подзабыл.… Как ты выражаешься в таких случаях?

– Традиционно-классический завтрак упрямых и брутальных королей. Точка.

– Во-во, их самых, брутальных… Поторапливайся, соня сонная. В полёт пора. Погода нынче – просто замечательная. Практически идеальная… Где Пугач? А он, будучи упёртым фермером, на час раньше встал и пошёл кормить животных. Как управится, так и нас с «Ласточкой» отвезёт на речную излучину. Клык и Найда? Поели с аппетитом нехилым, да и по делам куда-то усвистали. Деловые все такие из себя, слов нет. Парочка сладкая и неразлучная. Всё, иди-иди, не отвлекайся…

Когда Тим минут через десять вернулся в горницу, то яичница уже была разложена по тарелкам, а над чашками с кофе поднимался белёсый ароматный парок.

– Что такой хмурый и задумчивый? – активно уплетая свою порцию, поинтересовался генерал-майор. – По прибалтийской зазнобе скучаешь? Или же всякие смутные сомнения терзают?

– И скучаю, и терзают, – присаживаясь за стол и беря в руки вилку, буркнул Тим.

– Раз терзают, то поделись. Глядишь, и полегчает.

– Не вопрос. Делюсь… Сомнение первое. Вот ты, дядюшка, говоришь, что погода нынче очень хорошая и даже, по твоему мнению, идеальная. И чем же она, спрашивается, так хороша? Морозь мерзкая моросит. Тучи низкие и рваные ползут по небу. Пакость сплошная, если смотреть правде в глаза…

– Что там ещё у тебя? Вываливай, племяш, всё сразу. И хлебушек-то бери, бери. С ним оно гораздо вкусней будет. Да и сытней.

– Возьму, не вопрос, – улыбнулся Тим. – Значится, сомнение за номером «два». Вчера вечером ты заявил, мол: – «Полковник Нефёдов, комендант „Куры“, уже поставлен в известность – относительно нашего предстоящего полёта…». Ну, и зачем, интересно, он был поставлен в известность? Какой толк и прок от инспекционного облёта, если инспектируемые лица заранее знают о нём? Знают и, понятное дело, своевременно и тщательно подчистят все хвосты? На мой взгляд – никакого. Тем более, в такую мерзкую и дождливую погоду. Только вымокнем – почём зря. Точка.

– Молод ты ещё, однако.

– Молод, не буду отрицать. Но, всё же. В чём тут фишка?

– Запомни, племяш. Главный залог предстоящего успеха – грамотно-выполненный отвлекающий манёвр, – назидательно поднял вверх указательный палец Артём Петрович. – Залог успеха – в чём? Да, считай, во всём. И в военных делах. И в насквозь бытовых. Да и в личных, по большому счёту… Запомнил?

– Так точно, мон женераль… А кого мы сегодня будем отвлекать? И, собственно, как?

– Желательно всех, без единого исключения. Как? Сам потом всё поймёшь. А пасмурная и дождливая погода, она, как раз, зачастую эффективно путает случайных любопытных наблюдателей. Мол: – «А куда подевался конкретный летательный аппарат? Улетел по намеченному маршруту? Или же где-то – в неплановом порядке – приземлился? Увы, не понять. Противные низкие облака всему виной…». Слушай, а у Пугача есть специальные шлемофоны, с помощью которых пилоты гидромотодельтаплана могут переговариваться друг с другом в полёте?

– Имеются. То бишь, в сарае-ангаре лежат. На стеллаже. Самодельные, понятное дело. Заберу, не вопрос… Теперь по поводу экипировки. Ты, дядюшка, в чём собрался в полёт? В плане одежды-обуви?

– Не переживай за меня, племяш. Я уже стрельнул у Серёги резиновые сапоги, бязевые портянки, ватные штаны и новый пятнистый ватник. Более того, к означенному ватнику даже и генеральские погоны, которые всегда вожу с собой, пришпандорил. Для чего пришпандорил? Так, пущего форсу ради… Ну, позавтракал? Наелся? Тогда собираемся, одеваемся, выезжаем к речному разливу и вылетаем…

Короткий разбег, брызги, бестолково разлетающиеся в разные стороны, уверенный взлёт.

Когда летательный аппарат поднялся над камчатской землёй примерно на четыреста пятьдесят метров, не долетев до нижней границы грязно-серых дождевых облаков совсем чуть-чуть, Тим вернул планку управления в нейтральное положение и ладонью руки слегка надавил на её правый торец, после чего «Ласточка», едва заметно вздрогнув, послушно взяла курс на юго-восток.

– Ерунда какая-то, – проворчал в наушниках недовольный голос Артёма Петровича. – Дождик идёт. Сейчас мы набрали скорость и дождевая вода – прямо в глаза. Обтирать не успеваю. Ну, и видимость, понятное дело, практически никакая…

– А я очки надел, – нажав на крохотную кнопку, вмонтированную в чёрную продолговатую коробочку, которая – в свою очередь – была соединена с наушниками двумя тонкими проводками, похвастался Тим. – Те, которые предназначены для плавания в бассейне.

– Мне почему таких не выдал?

– Извини, только одни и были. Со Шпицбергена прихватил на всякий случай, как будто что-то предчувствовал… Почему оставил себе, а не отдал пожилому и заслуженному родственнику? Я же – первый пилот. Мне они нужней. Ничего личного, лишь голый прагматизм. Точка… То бишь, не отдам, дядюшка, во время ближайшей посадки. То есть, приводнения. Даже и не проси. Не поможет… Кстати, а будут ли начальственные указания – касательно конкретизации нашего маршрута?

– Касательно конкретизации? – восхитился генерал-майор. – Ну, племяш, ты и даёшь! Каких умных слов нахватался. Образованный. Как же, канадский Университет закончил с отличием… Прямо следуем. То есть, по маршруту, по которому вы с Клыком в прошлый раз летали. Ты только сообщи, когда мы пересечём границу с полигоном.

– Сообщу, ёжики колючие.

– Что-что?

– Ёлочки точёные. Сосёнки стройные. Моржи клыкастые. Ёжики колючие. Жирафы пятнистые. Зебры полосатые. А ещё зорьки ясные и девушки трепетные. И точки жирные.

– А, кажется, понял… Хохмим, значит? То бишь, легкомысленно упражняемся в гнилом штатском юморе?

– Типа того. Виноват. Исправлюсь.

– Рули, давай, трепач.

– Рулю, не вопрос…

Дождик неожиданно прекратился. В низких серых тучах-облаках образовались редкие и узкие прорехи, через которые прорезались-выскочили светло-жёлтые солнечные лучи.

Минут через семнадцать-восемнадцать Тим торжественно объявил:

– Полигон «Кура», господин «грушный» начальник, к вашим услугам.

– Вижу, племяш, вижу… Разноцветная такая равнина. Местами – изумрудно-зелёная. Местами – грязно-бурая. Болота и болотца. Озёра и лужи натуральные. Реки и ручьи. Ну, и разнокалиберные воронки, понятное дело. Местная, так сказать, краса и гордость… Официально считается, что с момента открытия «Куры» в далёком 1957-ом году здесь грохнулось порядка пяти с половиной тысяч ракет различного назначения, запущенных со стороны европейской части России. Ну, и ещё пара-тройка сотен, выпущенных со стороны тихоокеанской… Официально – считается? Ага. То есть, означает, что на самом деле таких ракет было, как минимум, раз в пять-шесть больше. Основываясь на мой служебный и жизненный опыт, понятное дело. Слишком уж много различных суперсекретных структур отиралось и продолжает отираться возле этого объекта… Забирай-ка, первый пилот, правее. Ещё правее…

– Зачем, ваше благородие?

– Значит, так надо. Она, по идее, должна быть где-то рядом.

– Что ещё за – «она»?

– Воронка. Только очень большая и необычная, – пояснил Артём Петрович. – Ага, похоже, нашлась…

Воронка, над которой в тот момент пролетала «Ласточка», действительно, отличалась – причём, самым кардинальным образом – от всех своих соседок. Во-первых, размерами – её диаметр явно превышал сто метров. Во-вторых, вокруг воронки чётко наблюдался пепельно-серый круг примерно километрового диаметра.

– Мёртвое место, – прокомментировал Тим. – Практически заброшенное кладбище. Ни деревьев, ни кустиков, ни трав, ни мхов. Только серая-серая пыль. Или же зола. Или пепел. Точка… Это, что же, след от взрыва нейтронной бомбы?

– От нейтронной бомбочки. Но, попрошу заметить, от усовершенствованной. Её здесь грохнули в 1980-ом году. Как раз накануне открытия легендарной Московской олимпиады. Типа – отметили.

– Значит, это не слухи, что иногда на территорию «Куры» падают не только безобидные железные «болванки», но и ракеты с маломощными боевыми зарядами?

– Вот ещё, слухи, – презрительно фыркнул генерал-майор. – Скажешь тоже… В каждом настоящем военном, чтобы ты знал, живёт отвязанный и ужасно-любознательный экспериментатор. Мол, теория – теорией, но крайне желательно и на практике иногда проверять те или иные научные постулаты. Всё, племяш, возвращаемся на прежний курс… Ну, и где же она, твоя хвалёная речка, по берегам которой нагло разгуливают подозрительные штатские личности?

– Сейчас отыщем. Не вопрос…

Сперва обнаружилась слегка покосившаяся наблюдательная вышка грязно-зелёного цвета. Только на этот раз на её верхней площадке располагался часовой, облачённый в длинную брезентовую плащ-палатку уставного образца.

– А ты, племяш, о каком-то там бардаке мне толковал, – довольно хохотнул в наушниках голос Артёма Петровича. – Жива ещё российская армия, жива… Нормальный такой солдатик на вышке, с автоматом. На нас бдительно таращится через окуляры бинокля. Ага, честь, рассмотрев погоны генеральские, отдаёт. Тронут. Молодцом. Помаши-ка ему в ответ крылом дельтаплановым. Чай, заслужил…

Вскоре Тим дисциплинированно доложил:

– Вот и она, искомая речная излучина. Только сегодня, к сожалению, полностью безлюдная. Точка.

– Сам вижу, что безлюдная, – пробурчал генерал-майор. – Было бы странно, если бы всё обстояло наоборот… А ещё я вижу и узкую просёлочную дорогу, которая отходит от речного берега в сторону. Вдоль этой дороги и следуем.

– Как долго – следуем?

– Пока она не упрётся – во что-нибудь…

Примерно через шесть с половиной километров просёлок «упёрся» в торец длинного досчатого барака, расположившегося на просторной овальной поляне, ограниченной с севера-востока крутым склоном лесистого холма.

– Солидное сооружение, спора нет, – закладывая над поляной широкий полукруг, прокомментировал Тим. – Длиной метров семьдесят пять будет, шириной – метров пятнадцать. Да и относительно высокое, в том плане, что «Урал» под тентом запросто проедет внутрь… Только этот барак, так сказать, демисезонный. То есть, не рассчитанный на проживание в нём поздней осенью, ранней весной и зимой.… А чуть в стороне от барака наблюдается круг, старательно засыпанный, судя по всему, мелким базальтовым гравием. Вертолётная площадка, не иначе…

– Разворачивайся, племяш, – неожиданно велел Артём Петрович. – Уходим.

– Как это – уходим? Куда?

– За пределы полигона… Заметил длинную цепь озёр, расположенную севернее «нейтронной» воронки?

– Есть такое дело.

– Эти озёра находятся уже за границей «Куры»?

– Половина – за границей, – пояснил Тим. – Половина – на территории полигона.

– Вот, и рули к срединному водоёму. Не отвлекайся. Только постоянно «ныряя» в облака и тучи. Типа – зашли, вышли, вновь зашли… Выполнять, внештатный сотрудник. А я пока пообщаюсь по мобильнику с комендантом данного военного объекта…

Тим, поменяв курс, связь отключать не стал, поэтому и состоявшийся разговор (вернее, только его одностороннюю часть), прослушал.

– Пал Сергеич? – душевно и расслабленно поинтересовался голос генерал-майора. – Рад тебя слышать, дружище. Рад… Да, это я. Звоню, так сказать, непосредственно из полёта.… И тебе, полковник, долгих лет и, главное, не хворать… Кха-кха-кха! Кха-кха… Кстати, по поводу – «не хворать». А я, похоже, простудился. Продуло слегка. Да и дождик моросит время от времени. Кха-кха… Что говоришь? Ну, да. Конечно, приму малинового варенья, щедро разведённого водочкой. Типа – один к трём. В обязательном порядке. Плавали – знаем… Что-что? Извини, но плохо слышу тебя, связь слегка барахлит. Непогода… Что интересного мы увидели с высоты небесной? Да, честно говоря, мало чего – дождь в глаза мешал разглядеть толком. Леса, речки, озёра, болота, луга, воронки. Практически ничего интересного, короче говоря… А за образцовое выполнение служебных обязанностей – благодарю. От лица Командования, ясен пень. Как же иначе? Посторонних лиц, бесконтрольно шастающих по территории полигона, мной не зафиксировано. Часовой, несмотря на дождливую и ветреную погоду, усердно бдит на вышке. Молодцы, короче говоря. Хвалю! Обязательно отмечу в рапорте… Не стоит благодарности, Сергеич. Свои люди, как-никак. Сочтёмся… Что говоришь-то? Понял, солидарен и согласен. Так оно всё и есть в нашей жизни многогрешной… Дальнейшие планы? Да самые элементарные и непритязательные. Домой следуем, отогреваться. Банька жаркая, водочка с малиновым вареньем. То, да сё… Ага, уже повернули. Над какими-то длинными и узкими озёрами пролетаем. Ну, всех благ, старина. Служи. Роджер.

Артём Петрович, отключив мобильник, замолчал – по всей видимости, задумался о чём-то важном…

Через некоторое время Тим известил:

– Пролетаем над срединным озером, как раз над полигонной границей. Что делать дальше? Жду приказа.

– Приводняемся и пристаём к юго-восточному берегу.

«Ласточка» плавно и уверенно опустилась на светло-серую водную гладь. Тим выключил двигатель. Гидромотодельтаплан пробежал по воде, постепенно гася скорость, порядка ста пятидесяти метров и, мягко ткнувшись слегка заострёнными поплавками катамарана в светло-жёлтый песочек низкой косы, остановился.

Тим выбрался на берег и, развернув летательный аппарат боком, предложил:

– Десантируйтесь, ваше благородие. Милости просим.

– Благодарствуйте, милый племянник, – покидая гидромотодельтаплан, вальяжно откликнулся генерал-майор. – Признателен за интересную и познавательную прогулку. Вернее, за её первую часть… Ух, ты, сколько здесь гнуса и мошкары! Миллионы и миллионы. Вьются и вьются, суки злые и ненасытные. Ничего, сейчас поправим ситуацию, – достав из наплечного кожаного планшета маленький светло-зелёный флакончик, пояснил: – Антикомариный спрей шестого поколения. Наша «грушная» разработка, естественно. Хотя, вполне возможно, что слизанная с какого-то «цэрушного» препарата. Тут дело такое, никогда не угадаешь… Прыскаемся. Ещё. Ещё. Ещё… Не нравится, гады кровососущие? В стороны испуганно шарахаемся? То-то же. Знай наших… Держи, племяш, тоже попрыскайся. Лишним не будет.

– Спасибо за заботу.

– Всегда – пожалуйста. Кстати, в том саквояже, что я тебе презентовал, тоже имеется аналогичный флакон – против кровососущих насекомых северных широт. А также ещё один – светло-розовый, он, так сказать, тропического предназначения. То бишь, рассчитан на москитов, тараканов и всяких ядовитых пауков из влажных вечнозелёных джунглей… Ну, что, выступаем?

– Минут через семь-девять, – сообщил Тим. – Сперва надо «Ласточку» заякорить, чтобы сильным порывом ветра её не унесло прочь от берега. То бишь, вдавить эти железные штыри – через специальные проушины в корпусе катамарана – в мягкий и податливый грунт. Двух, как я полагаю, будет вполне достаточно… Первый… Второй… Ну, и карабин извлекаю из специальной прорези. Мне же теперь, как внештатному сотруднику могущественного ГРУ, всякие дополнительные разрешения на ношение огнестрельного оружия не требуются?

– Не требуются, – подтвердил Артём Петрович. – Пользуйся, на здоровье, благами служебными. Не жалко.

– А куда мы сейчас выступаем? То есть, выдвигаемся?

– На холм, который нависает над странным и объёмным бараком, которого – по документам – там быть не должно. Понаблюдаем слегка, а там уже и определимся…

И они выступили. Или же выдвинулись. Тут уж кому как больше нравится…

До намеченного холма, если по прямой, было порядка восьми километров. А пройти пришлось все двенадцать. Причём, затратив на это порядка четырёх часов. Интересуетесь, мол, почему скорость передвижения была такой низкой? И почему маршрут получился таким извилистым? Камчатский капризный рельеф всему виной. А также местность – вся такая пересечённая-пересечённая из себя: болота и болотца, каменистые россыпи и луга с высоченными травами, маленькие озёра и обыкновенные бочаги, реки и бурные ручьи, коряжники и густой кустарник. А ещё и «ракетные» воронки, разбросанные и тут, и там. При всем желании, короче говоря, больше трёх километров в час не разгонишься.

«Ягоды вокруг очень много», – мысленно комментировал на ходу Тим. – «Только морошка уже перезрела, а голубика, брусника и клюква, наоборот, ещё не дозрели… Грибы? Слой „колосовиков“, похоже, уже прошёл. Впрочем, несколько маслят с тёмно-кремовыми шляпками встретились на солнечном косогоре… А ещё и живности здесь хватает. Птички беззаботно чирикают в кустах: овсянки, синички, зеленушки. Серые куропатки испуганно перепархивают. Здоровенный орлан-белохвост, почти не шевеля крыльями, неподвижно завис в небе… Упитанный тарбаган прошмыгнул. Выдра активно плещется на речном плёсе. Два облезлых северных оленя бредут куда-то по моховому болотцу… Странное дело, честно говоря. Здесь, понимаешь, регулярно железные болванки падают с небес (и не только болванки, как выяснилось), а живность всё равно этих мест не покидает. Хотя, если подойти к этому вопросу с философской точки зрения… Вот, говорят, что человек ко всему – рано или поздно – привыкает. Получается, что и птицы с животными ведут себя аналогично…».

Наконец, путники забрались на холм, но на его вершину подниматься не стали, так как она была голой, то есть, полностью лишённой всяческой растительности.

– Четырнадцать ноль семь. В графике идём. Вон – отличная берёза Эрмана, – указал рукой генерал-майор. – В меру высокая, в меру разлапистая. Главное, что с очень густой листвой в цвет пятен на моём ватнике. Залезаем…

Они утроились на толстой, почти горизонтальной ветке.

Тим осторожно раздвинул ладонями густую листву и огорчённо констатировал:

– Далековато будет до барака, выше благородие. Далековато. Километра полтора, наверное. Ничего толком не рассмотреть. Точка.

– Рассмотрим, – извлекая из вместительного наплечного планшета маленький бинокль, пообещал Артём Петрович. – Причём, в обязательном порядке… Что это ты косишься на мой бинокль с таким лукавым недоверием? Мол, очень мал и похож на театральный? Напрасно, право слово. Это, племяш, не простой оптический прибор, а «грушный». С одиннадцатикратным увеличением. Ни хухры-мухры… А ты что, с собой, вообще, никакой оптики не прихватил? Недотёпа штатский. Что с тебя взять? Теперь, вот, сиди в обнимку с карабином и слушай, что тебе добрый и запасливый дядюшка будет рассказывать. Итак, внемли, молокосос… Мужики, одетые в штатскую походную одежду, вовсю суетятся возле барака. Оно и понятно. Заезжий генерал улетел восвояси, значит, можно и к трудам праведным вернуться… Что за мужики? Да, самые обыкновенные. И бородатые, и усатые, и гладковыбритые. Точно таких же в Ключах – как собак не резаных…

– Может, это они и есть, поселковые жители?

– Может, и так. А может, наоборот, только прикидываются мирными пейзанами. Всякое бывает.

– А как это – суетятся? – уточнил Тим и тут же насторожился. – Слышишь? Гудит вроде?

– Гудит, – согласился генерал-майор. – Вертолёт, чтоб мне генерал-лейтенантских погон никогда не носить… Что же касается суеты. Мужики выносят из барака и относят к вертолётной площадке разномастную пластиковую тару: вёдра, поддоны, лотки, короба. Всё, по моему мнению, достаточно тяжёлое. Килограмм – визуально – по тридцать-сорок. Если не по сорок пять… Что заложено в тару? А Бог его знает. Всё крышками закрыто. Будем прояснять. Для этого, собственно, мы и прибыли сюда… Ага, к противоположному торцу складского строения (это – без всяких сомнений – склад), подъехал грузовик, оснащённый брезентовым тентом. Импортный, возможно японский, то бишь, никак не армейский. Ворота распахнулись. Автомобиль проехал внутрь. Переносящих пластиковую тару стало наполовину меньше. Понятное дело, часть мужиков переключилась на разгрузку грузовичка. Ну-ну, деятели мутные… Ага, тёмно-зелёненький (значит, военный), вертолёт приземляется. Конечно же, МИ-8, самый распространённый вертолёт в этом Мире. Куда же без него? Иллюминаторов, кстати, меньше, чем обычно. Следовательно, мы имеем дело с модификацией, предназначенной, в основном, для транспортировки различных грузов… Успешно приземлился. Винты перестали крутиться. Дверка открылась. Лесенка выдвинулась. По лесенке спустился офицер в полевой форме… Ну-ка, ну-ка. Кажется, капитан… О чём-то разговаривает со штатскими личностями. Руками начальственно размахивает. Видимо, раздаёт ценные приказы-указания… Началась погрузка. Мужики торопливо заносят в вертолёт пластиковые ёмкости, капитан стоит рядом с лесенкой и что-то старательно записывает в блокнот. Учёт груза ведёт, надо понимать… Грузят, грузят… Всё, закончили. Сколько загрузили? Тонны, наверное, две с половиной, по моему авторитетному мнению. И это абсолютно нормально, так как грузоподъёмность данной модификации МИ «восьмого» составляет порядка четырёх тонн… Капитан забрался в вертолёт… Обратно выбрался. Спустился по лесенке на землю. Отошёл в сторону, машет рукой. Видимо, отдал пилоту свой блокнот, а сам решил остаться здесь по служебной надобности. Даёт команду на взлёт… Вертолёт взлетает и уходит в юго-восточном направлении. То бишь, к океану. Интересный такой расклад, ничего не скажешь… Капитан зашёл в барак. То ли совещание намечается. То ли плановая инспекция совместно с расширенным инструктажем…

– Наши дальнейшие действия? – поинтересовался Тим.

– Языка будем брать.

– Э-э-э… Зачем?

– Чтобы допросить, ясен пень.

– По жёсткой схеме допросить?

– Не угадал, племяш, – насмешливо усмехнулся Артём Петрович. – По современной, инновационной и насквозь ускоренной схеме… Ага, наш капитан вышел из барака и бодро зашагал куда-то по просёлку. Следуем, не теряя времени, на перехват. Только карабин, ради пущего спокойствия, поставь на предохранитель и забрось за спину… Готов? За мной…

Они притаились за высокими базальтовыми валунами, почти вплотную подступившими к дорожному полотну.

– Я беру фигуранта на себя, – азартно прошипел генерал-майор. – И вообще, ничего без моей команды не предпринимай.

– Понял, не дурак. Точка.

Вскоре камчатская призрачная тишина была беспардонно нарушена – хриплый мужской голос, приближаясь, негромко, но самозабвенно напевал:

 
Лишь искорки – в глазах.
Да ночи – аромат.
Её прекрасней нет,
Кого ты не спроси.
И я тону в словах,
Любви презренный раб.
А танго танцевать
Она идёт с другим…
И вот, уже звучит
Тот колдовской мотив.
Поёт моя печаль,
Пока ещё – светла.
Она танцует с ним,
Глаза чуть-чуть прикрыв.
И на его плече
Дрожит её рука…
Его рука скользит
По трепетной спине.
Моя Душа хрипит
И корчится от боли.
И вот, уже стилет,
Что спрятан в рукаве,
Проснулся
И – незримо – жаждет крови…
А музыка звучит.
Прекрасна и нежна.
Она меня несёт,
Баюкает и дразнит.
Летает серпантин,
Мерцают зеркала.
В разгаре этот
Новогодний праздник.
Летает серпантин,
Мерцают зеркала.
В разгаре этот
Новогодний праздник…
И не было её
Прекрасней на Земле.
Что серпантин?
Обычная бумага.
Тот мёртвый господин,
На низенькой скамье,
Он так любил
Нездешний танец – танго…
 

Тим осторожно выглянул из-за камня и увидел широкую спину, облачённую в тёмно-зелёную гимнастёрку.

В этот момент Артём Петрович прыгнул.

Звук короткого удара, болезненный всхлип…

– Племяш, – позвал генерал-майор. – Ты что там, уснул? Срочно вылезай на дорогу… Теперь хватай задержанного меломана под мышки и волоки его, родимого, в правую сторону от просёлка, в густой лесок. Мне, видишь ли, строгие ведомственные доктора запрещают – после последнего ранения – иметь дело с тяжестями. А в этом упитанном субчике килограмм девяносто пять будет. Если не больше… Как долго волочь? Считаю, что ста пятидесяти-семидесяти метров будет вполне достаточно… Вот, кстати, неплохое местечко, возле поваленной берёзы. Пристраивай капитанское тело на мягкой моховой кочке… Нет, не так. Лицом вниз. Незачем фигуранту видеть наши лица.

– Он и так ничего не видит, – проворчал Тим. – Потому как находится без сознания. Лицо – белое-белое…

– Да, ты, племяш, зануда.

– А бить послабее нельзя было?

– Сейчас пленный придёт в себя, – достав из наплечного планшета два коротких шприца в пластиковых упаковках, пообещал Артём Петрович. – Первым делом, вколем пациенту «Всплеск-1», он действенно и однозначно бодрит. Ну, а вторым – воспользуемся «Сывороткой правды». Весьма эффективная штуковина.

– Небось, «грушная» разработка шестого поколения?

– Она самая. Угадал на этот раз. Молодец, догадливый… А теперь, племяш, навались-ка допрашиваемому индивидууму на плечи и держи крепко-крепко. Иногда «Всплеск» бодрит избыточно. Надо подстраховаться. Так что, не зевай… Держишь? Ну, тогда я колю…

Секунд через семь-восемь Тим почувствовал, как плечи в тёмно-зелёной гимнастёрке – под его ладонями – чуть заметно вздрогнули, а после этого резко напряглись.

– Что происходит? – пытаясь вертеть головой, запаниковал «язык». – Кто там меня держит? Отпусти, сволочь!

– Молчать, гнида, – прикрикнул в полголоса генерал-майор. – Лежать тихо и не дёргаться. Иначе пулю в голову получишь. Поверь, я не шучу… Вот, совсем другое дело. Молодец, послушный. Колю сыворотку…

Тело капитана перестало напрягаться, выгибаться и вырываться.

«Тело?», – мысленно хмыкнул Тим. – «Безвольное и бесформенное желе, не более того. Складывается устойчивое впечатление, что все мышцы и жилы пропали-испарились. Хитрая „грушная“ химия, мать её…».

– Слезай, племяш, – велел генерал-майор. – Теперь он никуда не убежит. В том смысле, что в ближайшие десять-двенадцать часов… Эй, капитан, слышишь меня?

– Так… точ…, слыш…, – ответил глухой неразборчивый голос.

– Поверни-ка ему голову набок. И мох вынь изо рта, чтобы не подавился невзначай. А я пока диктофон включу… Итак, капитан, слышишь меня?

– Так точно. Слышу, – в голосе отвечавшего легко читались равнодушные механические нотки.

– Представься полностью.

– Капитан Евгений Николаевич Зайченко. Войсковая часть номер 32106.

– Авиационная комендатура?

– Так точно.

– Что это за штатские личности трутся возле складского барака? Что они там делают? Отвечать чётко и развёрнуто.

– Жители посёлка Ключи. Наняты для ловли лососей. Уже первая горбуша пошла на нерест. Сейчас заготовляют только икру. Солить и коптить рыбу будут позже. С сентября переключатся на кету. Она более выгодна.

– Кем – наняты? Почему и зачем? Отвечать чётко и развёрнуто.

– Полковником Нефёдовым, комендантом полигона «Кура». На территорию полигона представители рыбинспекции и других контролирующих органов не допускаются. Можно вести промысел в спокойных условиях.

– Незаконный промысел?

– Так точно.

– Каковы твои, капитан Зайченко, конкретные цели и задачи? Отвечать чётко и развёрнуто.

– Надзирать за рыбаками, чтобы не жульничали. Есть договорённость о долях – пятьдесят на пятьдесят. Но два года назад ушлые рыбаки, когда за ними не было должного пригляда, схитрили. Здесь приземлился гражданский вертолёт и вывез большую партию икры в Палану. Может, это происходило и на регулярной основе. Факт всплыл случайно. Теперь усердно надзираем и тщательно контролируем.

– Куда улетел вертолёт? Отвечать чётко и развёрнуто.

– Южнее Усть-Камчатска расположена маленькая бухта с молом, приписанная к нашему полигону. Охраняемая и закрытая, естественно. Туда подойдёт судно покупателя. Планируем сделать – как минимум – три вертолётных рейса…

– Достаточно, капитан, не продолжай, – печально усмехнулся Артём Петрович. – Я всё понял… Значится так, сынок. В ближайшие часы ты не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Так что, не напрягайся понапрасну. А ещё лучше – постарайся уснуть. Ближе к рассвету обязательно придёшь в норму. Обещаю. Дождик перестал. Ласковое и тёплое солнышко лукаво проглядывает сквозь рваные облака. Так что, Бог даст, даже не простудишься… Да и не вспомнишь о том, что было. Мол, шёл по просёлочной дороге, красивую песенку напевал. А потом – чернота и провал. Пришёл в себя только в лесу, на излёте июльской камчатской ночи… Всё понял?