Текст книги "Ловушка. Форс-мажор"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Евгений Вышенков,Игорь Шушарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– …Может, гранаты у него не той системы? – лениво попытался пошутить Эдик.

– А может, мы его все-таки того? Маханули? – более приземленно предположил Паша.

– Не, ни фига. Мне отсюда, хоть и плохо, но все равно подъезд видно. Последние минут сорок в него вообще ни один мужик не заходил.

– А если покупатель – баба? – не сдавался Паша.

– А вам, товарищ водитель, тоже нехудо иногда на инструктаж ходить. Особливо когда речь идет о делах, находящихся под контролем начальника ГУВД. Инициатор четко обозначил: мужик, 30–35 лет, рост выше среднего, небольшая залысина. Ну и так далее… Нет, бывают, конечно, случаи, когда объекты под бабу маскируются, но сегодня явно не тот случай. Пришлось бы ноги брить, да и в парике жарковато. Опять же не всякий ствол в дамской сумочке поместится.

– Интересно, а откуда они все это узнали?

– Кто?

– Да заказчики.

– Блин, Козырев, ты будто первый год замужем. Откуда!.. От верблюда! А верблюду дятел нашептал.

– Ну, тогда, значит, это не у него гранаты, а у них дятел не той системы, – подвел итог Козырев.

Оба заржали.

Лишь через пару дней они узнают, что в данном случае пресловутый «дятел» как раз таки шепнул как надо. А вот грузчики, наоборот, облажались. Правда, к «семь-три-седьмому» экипажу никаких претензий быть не могло – прокол случился у смены, стоявшей на Сиреневом в ночном.

А летняя ночь в Питере, если кто не знает, даром что белой прозывается, а на самом деле и в ней есть темная фаза, хотя и не столь продолжительная, как в других местах. К тому же и ночные температуры дневным не чета. Вот потому-то малость и схалтурил экипаж «семь-три-второго», каких-то пару часов протусовавшийся полным составом в теплом салоне оперативной «десятки». Опять же для перекуса самое время – здесь, на Сиреневом, бывшая Пельше, на этой местной Кудыкиной горе, только чужие в такую пору шастают.

Вот он и пришастал. Правда, совсем не с той стороны, откуда его ждали. Вызвонил покупатель хозяина по мобиле, да и подошел тихонько к его балкончику. Продавец, благо всего второй этаж, вниз на веревочке сумку спустил, а вот наверх уже денюжку, аккуратненько так, втянул. Кстати сказать, в этот самый момент бригадир «семь-три-второго» Женя Рогожин ни с того ни с сего вдруг бутербродом с колбасой подавился. Кто знает, может, то знак был свыше, ну да «грузчики» в основной массе своей народ неверующий, а посему правильно истолковать его не смогли. Ну а на рассвете они снова по своим точкам разбрелись, а вскоре и вовсе новой смене пост передали и со спокойной совестью укатили отсыпаться. Вот вам и весь сказ. Немудрена история – таких в наружке много случается. Всех и не упомнишь.

– М-да, тоска, Анфиса.

– Тоска, Раиса, – подтвердил Козырев.

– Черт с ним, с покупателем. Хоть бы сам объект на свет, вернее, на Просвет божий выглянул. За пол-литрой там в магазин смотался. Или к бабе в гости. Все какая-то движуха.

– Или кота закопал, – как вариант предложил Паша.

– Или кота, – равнодушно согласился с ним бригадир.

Историю «за кота» в свое время Каргину по пьяни рассказал эфэсбэшный куратор наружки. Со слов старого чекиста, в свое время очень много хлопот питерским комитетчикам доставлял атташе по культуре консульства Франции. В КГБ откуда-то узнали, что дипломат занимается шпионской деятельностью, а посему решили во что бы то ни стало эту деятельность пресечь. Но иностранец держался настороже и не давал им для этого ни малейшего повода. За французом и его русской подругой была установлена постоянная слежка. И вот однажды на видеокамеру удалось заснять, как парочка посреди ночи выходит из дома, направляется в ближайший детский садик и что-то закапывает на его территории. Утром опергруппа выехала на место, произвела раскопки и обнаружила… труп кота. Чекистов, понятное дело, охватила легкая грусть. Однако их начальник, напротив, обрадовался страшно. Ведь, похоронив животное в неположенном месте, иностранец совершил на территории Российской Федерации административное правонарушение! В общем, МИД честь по чести направил в консульство Франции соответствующее представление, и в результате шпиону-дипломату все-таки пришлось покинуть нашу страну.

– …Все, Пашка, больше я жрать не могу, – сказал Каргин, вставая и отряхиваясь. – Пойду ноги разомну. Сменю пацанов по очереди, пусть тоже похавают. А то вон Юрка, поди, совсем на слюну изошел, на нас глядючи.

– Давай, гони его сюда. У меня в машине сыр остался и полбатона со вчерашнего лежит.

– Ага, как же, будут они черствый батон жрать! Это ж новое поколение. Им шаверму подавай. На крайняк – хот-дог. Как говорится, скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты.

– Не, скорее: «…и я скажу, сколько ты получаешь», – поправил Козырев.

– Да ты, брат, философ! Так, глядишь, я скоро за тобой записывать начну.

– Ты бы меня лучше на премию квартальную записал…

– Во, я про то и говорю – натуральный философ! Какая премия, Пал Андреич, побойтесь Бога? У нас в минувшем квартале по установленным связям «минус двенадцать», а по уликовым – «минут семь».

– Выходит, плохо молодежь учите, товарищ бригадир.

– Угу, выучил одного такого на свою голову.

– И что?

– А то, что хамит старшему без зазрения совести. Видать, забыл народную наружную мудрость…

– Это какую?

– А такую, что «не спорь с начальством – денег не будет»… Все, Паш, хорош. Я к ребятам, а ты пока прибери этот наш срач – неудобно как-то. Может, нам еще и завтра здесь пастись придется.

– Типун тебе на язык.

– Типун не типун, а что-то не нравится мне эта пьеса в трех актах без антрактов…

Козырев собрал остатки импровизированного караван-сарая, убрал в багажник и нырнул в салон на раскалившееся водительское сиденье. Закурил, глянул на часы – оказывается, больше половины смены они уже отработали. Вернее, отмучились. Паша терпеть не мог подобную «стоячую» работу – в такие дни время тянулось, как резиновое. А если и случалась под конец какая-то веселая карусель, то, как правило, заканчивалась она паручасовым зависанием. А за переработанные часы платить в конторе исторически было не принято. Да и не в этих копейках дело – просто всякий раз рушились какие-то личные планы, летели к черту былые договоренности, срывались встречи. Это ведь только Светка Лебедева да Лямин могли понять, войти в положение, потому как были свои. (Плюс Михалева, хотя это и грубое нарушение всех существующих на сей счет инструкций.) Всем же остальным приходилось что-то врать, что-то такое выдумывать…

А вот Лямин вспомнился совсем некстати. «Через час будет, гад такой, сидеть в обитом бархатом кресле и черную икру вискарем запивать, – подумалось Паше, – Причем наверняка устроится где-нить рядом с Полиной. И будут они дружески болтать, хохотать. А то и начнут перемывать косточки ему, Козыреву. Почему бы и нет, собственно?» И хотя в данном случае Лямка был абсолютно не виноват («Его пригласили – он и пошел. Точно так же и тебя, дурака, приглашали – если б захотел, поменялся сменами и тоже поехал, ведь так?»), в эту минуту зол был на него Паша до неприличия. Хорошо еще, что от черных завистливых мыслей обратно на землю его очень скоро спустил неожиданный и резкий хрип станции…

Экипаж запрашивал дежурный с «центральной усадьбы», а, как известно, в рабочее время от него редко можно услышать что-нибудь хорошее.

– «Семь-три-седьмой», «семь-три-седьмой», ответьте центральному диспетчеру!

– На приеме «семь-три-седьмой», – откликнулся Козырев, слегка подкручивая ручку громкости и одновременно заглушая неуставные УКВ-шные рок-н-ролльные волны.

– Ваша настроечка?

– На складе.

– Понял вас. Для вас выписана новая путевочка. Снимайтесь со склада и направляйтесь в Кавголово.

– Ку-уда?

– В Кавголово. А бригадиру срочно отзвониться в контору «семь-ноль-седьмому».

– Ну вот, блин, накаркал, – не выдержав, ругнулся Паша.

– Что? – немедленно откликнулся диспетчер.

– Я говорю, «семь-три-седьмой» понял вас. Нам в Кавголово и отзвониться.

– Срочно отзвониться!

«Да в курсе я, в курсе… У вас, ежели что приспичит, так всегда все срочно».

* * *

Полина Ольховская второй час прихорашивалась перед зеркалом. В данную минуту она попеременно одергивала то юбку, то пиджак новенького кремового костюмчика, стоимость которого превышала ее былую ментовскую зарплату месяца эдак за три. Но совсем не деньги, выложенные Ладониным в мерцающем витринами бутике за кремовую шмотку, сейчас волновали и злили Полину. Настроение было скверным – то, что в миру обычно именуют как «не радует». А посему она в очередной раз одернула юбку и, не сдержавшись, ударила себя кулаком по бедру.

– Прекрасно выглядишь. – Ладонин, заглянувший в спальню, сделал вид, что не заметил ее раздражения. – Ты случайно не знаешь, где мои запонки? Ну те, зеленые?…

Полину всегда удивляло и даже немного раздражало паталогическое пристрастие ее мужчины к старомодным заклепкам, коих у него скопилась целая шкатулка. О существовании «сокровищницы» она узнала лишь через пару месяцев совместного проживания с Ладониным, когда нечаянно столкнула ее с заваленной ворохом галстуков полочки в гардеробе. Реакция Игоря, который до той поры не то что не кричал, а даже не повышал на нее голоса, на сей малозначительный факт оказалась совершенно непредсказуемой. Разразилась настоящая буря, причем, по мнению Полины, буря в стакане воды.

На этот раз она заставила себя улыбнуться и покорно нашла нужные запонки. Приладив их к манжетам, Ладонин поинтересовался:

– Ну что, пошли?

Полина вернулась к зеркалу и снова одернула юбку.

– Может, надеть что-то другое?

– А, по-моему, тебе очень идет. Ты же сама выбирала.

Игорь в полном обмундировании стоял в дверях спальни. Он повернул к себе Полину, убрал ей за ухо локон, а потом тихонечко подул в глаза. Полина зажмурилась, ожидая поцелуя, однако Ладонин всего лишь наклонился и прошептал:

– Солнце мое, я все понимаю. Дело не в костюме, а просто ты ищешь причину не идти. Но и ты пойми – там будут мои партнеры по бизнесу и разные нужные люди. Они придут поздравить меня с днем рождения. Придут с женами. Большинство из них лично мне так же неприятны, как и тебе. Но общение с ними – тоже часть моей работы. Назвался щебнем – полезай в кузов.

Полина открыла глаза и отвернулась. Игорь, как всегда, был прав: перспектива провести пять-шесть часов с женами «партнеров по бизнесу» ей совсем не улыбалась. Она не умела говорить о последних веяниях в моде, о том, как трудно в наше время найти хорошую домработницу и в чем прелесть новой книжки Оксаны Робски. В свою очередь, и они вряд ли стали бы внимать рассказам Полины. К примеру, о трудностях жизни «грузчиков». Это по первости она ненадолго купилась на открытые белозубые улыбки и участие в ее судьбе («…у меня есть отличная портниха, я дам вам ее телефон», «не ешьте этот сыр, от него полнеешь…»), но любые попытки наладить отношения вне ресторанных сборищ наталкивались на равнодушное «давайте созвонимся позже». За свою этот пул ее долгое время не принимал – присматривался. А потом и ей самой надоело заискивать перед напыщенной, чопорной и не самой приятной публикой. С этого момента Ольховской все сложнее удавалось сохранить на лице веселую, беззаботную улыбку. Причем в минуты подобного вынужденного «гримасничанья» ей все чаще казалось, что бесценные минуты ее жизни утекают сквозь пальцы.

Меж тем Ладонин продолжал увещевать, и Полине стало стыдно: все-таки это был его праздник, а она вела себя как «большой нехочуха». Она улыбнулась ему как можно шире:

– Подашь мне плащик?

Пока Ладонин ходил за плащом, Ольховская еще раз осмотрела себя в зеркале. «Поправилась на барских харчах, вот и животик появился», – снова оправляя юбку, подумала она. От последней мысли сердце подскочило и тут же бухнулось в самый низ живота. Думать о ребенке сейчас было никак нельзя.

Последние полгода они с Ладониным усиленно «работали» в этом направлении. Однако ничего не получалось. Какое-то время Полина усиленно грешила на себя: мол, вот они, результаты двух абортов. Но затем случайно застигнутый печально-укоризненный ладонинский взгляд заставил ее тайком от мужа обратиться к врачу. Результаты обследования обрадовали и опечалили одновременно. Вердикт медиков был однозначен: с репродуктивной функцией у нее все в порядке. «Приводите мужа», – прощаясь у дверей клиники, констатировал седовласый еврей-гинеколог.

Представить Ладонина посещающим врача и проходящим унизительную процедуру сдачи всевозможных анализов было практически нереально, поэтому Полина всякий раз откладывала процедуру обстоятельного серьезного разговора. Вот и теперь, вспомнив о неприятном, она лишь качнула головой, словно вытряхивая из головы мысли, как труху из старого мешка, и вышла вслед за мужем в коридор их необъятной и все еще до конца не обжитой квартиры.

В машине они долго молчали. Поскольку Ладонин планировал сегодня пропустить пару рюмочек, он вызвал Севку, а говорить по душам при постороннем ни он, ни она не хотели. И все-таки хоть о чем-то поговорить следовало. Ладонину не нравилось ее настроение, и он решил приободрить Полину, огорошив новостью:

– Вообще-то, я хотел сделать тебе сюрприз по приезде на место, но, пожалуй, скажу сейчас.

– Считай, что я вся дрожу от предвкушения, – усмехнулась Полина, мысленно приготовившись получить в подарок очередную ювелирную цацку, коих за последнее время у нее накопилось не меньше ладонинских запонок.

– Я пригласил на эту вечеринку Лямку с супругой.

– Игорь – ты прелесть! – по-ребячьи взвизгнула Полина.

Она захлопала в ладоши и чмокнула Игоря в щеку.

– Он, правда, долго отнекивался, – продолжил Ладонин, явно гордясь произведенным на Полину эффектом, – говорил, что у него нет соответствующего банкирского наряда. Ну, ты же знаешь Лямку… А потом долго выспрашивал, чего именно мне не хватает в моей коммерчески успешной жизни. В конце концов, мы договорились, что подарить человеку, у которого есть все, вернее, почти все, можно только сильную эмоцию.

– Какую же?…

– А ту самую эмоцию, которую только что подарила мне ты.

Полина прижалась к Ладонину. Именно в такие, не столь уж и частые минуты она понимала, как сильно к нему привязана. Наверное, это и есть любовь. Вернее, то, что осталось у нее от той Большой и Настоящей Любви, на которую она когда-то была способна. Тем более, что любая нормальная женщина хочет быть именно что за мужем, а не замужем. В «среднем по стране» – за мужчинами. Но, увы-увы, как это ни прискорбно, статистика впечатлений и наблюдений говорит об обратном. И как раз Ладонин в данном случае был редким по нынешним временам исключением из правил.

Игорь был из той породы мужиков, отношение к дамам которых заключалось не в мимозах разного калибра на Восьмое марта, а в уверенности женщин, что: им всегда уступят место («даже» в трамвае); в рыло хаму всегда заедут, если он оскорбит; им всегда купят «помаду» на «последнюю бутылку»; им всегда… А ведь подобное отношение мужчин к миру, по сути, и есть нравственная температура общества. При таких установках даже пресловутое Восьмое марта становится особенным. А без мужчин с нормальной буквы государственный праздник имени Клары Цеткин становится армейским положняком, на котором мужики имеют право нализаться и потребовать доставки домой на руках тех, кто в силах остановить коня.

– …Кстати, я просил ребят захватить с собой и Козырева, но он, со слов Лямки, сегодня работает в вечернюю смену. Скорее всего, соврал, ну да чего уж теперь…

– А почему ты решил, что Пашка соврал? – насторожилась Полина.

– Да потому, что он меня на дух не переносит. Наверняка ждет не дождется, когда меня пристрелят. Или когда я сам дуба дам. Но вот хрен ему – не дождется.

– Игорь, как ты можешь?!

– Ой, слушай, вот только не надо затягивать «наговариваете вы на собачку» и прочую подобную муру. А то ты не в курсе, что я для него так и числюсь в соперниках и персональных врагах? Этакий негодяй и подонок: сначала втерся в доверие, а затем отбил, по его мнению, Его девушку. И ладно, если так. В смысле, хорошо, если «отбил», а не, скажем, «купил». В противном случае с его стороны имеет место явное неуважение к суду. Ведь, надеюсь, все ж таки «она его за муки полюбила», а? – дурашливо усмехнулся Ладонин и теперь уже сам попытался притянуть Полину к себе.

– Ага, «а он воспользовался тем, что она в дым», – невесело отшутилась та и уткнулась носом в его плечо. Не из-за проявления схожих чувств, а, скорее, чтобы в эту минуту Ладонин не смог разглядеть выражения ее лица.

Ольховская в очередной раз вынуждена была признать, что Игорь прав. И вот эта-то извечная его правота, проявлявшаяся даже в самых незначительных мелочах, порой раздражала больше всего. Но что касается Пашки, то на самом деле все так и было. Последний раз они случайно столкнулись на Невском пару месяцев назад. «Привет-привет, пока-пока…» Несколько ничего не значащих фраз. За две-три минуты «общения» он так и не смог посмотреть ей в глаза. Да и сама Полина не смогла заставить себя прикоснуться к нему, взять за руку, сказать что-то настоящее, единственно правильное… Вовсе необязательное ныне упоминание о Козыреве немедленно навеяло дурацкую песенку, которую Полина однажды мельком выцепила из какого-то российского фильма девяностых и с тех пор частенько напевала в минуты душевной депрессии: «Мама, мама, я пропала, меня любят кто попало…»

Вот с такими, не очень-то веселыми мыслями Полина и вошла под руку с Ладониным в сверкающий холл модного ресторана «Палкинъ», погрузившись в то, что одни называют суетой, другие – понтами, а третьи – настоящей жизнью

Глава третья

Вот так и жили, что называется, душа в душу: она заваривала кашу, а он ее расхлебывал.

NN

Козырев вел машину уверенно-резво, но при этом без особого фанатизма, не нарушая. Вернее сказать – почти не нарушая. К примеру, на Токсовском шоссе загородное направление оставалось довольно плотно забитым, так что пару раз все-таки пришлось злоупотребить, выскочив на встречку. Между тем, из полученных от руководства новых вводных отнюдь не вытекало однозначное указание непременно заниматься «членовредительством». Посему рвать в служебном рвении жилы и шины не собирались ни Козырев, ни сидевший на первой парте бригадир. Сто к одному – подобного подвига с их стороны все равно бы никто не заметил и не оценил.

Комфортно развалившиеся на задней парте «грузчики» Юра Хыжняк и Леня Стрепетов по прозвищу Балтика-три насупленно разглядывали несущиеся навстречу окрестные пейзажи. Их лица, а в большей степени желудки, так и не познавшие сомнительной радости вкушения арабской пищи, были печальны. Минут двадцать назад оба гордо отказались от предложенных Козыревым колбасы и остатков батона, но только сейчас осознали, что явно погорячились.

Свою кличку Балтика-три Стрепетов заработал уже на вторую неделю службы. Причем заработал при весьма забавных обстоятельствах. Дело в том, что на практике милицейским «грузчикам» довольно редко удается сталкиваться по работе нос к носу со своими коллегами из конкурирующей фирмы – наружки ФСБ. Слишком уж разные у них и задачи, и клиенты. Однако Лене Стрепетову в этом смысле повезло.

В тот день «семь-три-седьмой» принял из дома объект – директора агентства недвижимости – и привычным маршрутом дотащил его до офиса в Ковенском переулке. Поскольку работали за директором уже четвертый день кряду, распорядок дня объекта «грузчикам» был примерно известен. По крайней мере, каждое утро, по приезду в агентство, тот собирал в своем кабинете рабочее совещание, которое всякий раз длилось не меньше часа. И этот час запланированного простоя «грузчики» использовали для бизнес-ланча в кафешке на Маяковского: сначала на тридцать минут отлучались бригадир и механик, затем шла завтракать пехота.

По причине случившейся накануне получки Юра и Леня заказали нетипично красиво. Помимо традиционной солянки, позволили себе еще и мясо, а искуситель Стрепетов вдобавок заказал две бутылки «Балтики». Будучи заядлым пивоманом, живущим под девизом «Как это так: счастье есть, а пива нет???», разливное он брал исключительно в проверенных, знакомых заведениях. И хотя употребление сего хмельного напитка в рабочее время реально грозило всевозможными карами и лишениями со стороны проверяющих (да и бригадир, в зависимости от настроения, мог взбрыкнуть), в ответ на вялые протесты Хыжняка Леня пообещал снабдить товарища чудодейственным препаратом «Антиполицай».

И надо ж такому случиться, что именно сегодня в размеренном поведении объекта случился сбой. Едва ребята приступили ко второму блюду, как одновременно у обоих голосом Паши Козырева заголосили станции:

– Грузчики «семь-три-седьмого», кончаем перекур. Принимаем груз. Срочно выдвинуться на склад.

– Юрка, счет проси!.. – в легкой панике подскочил Стрепетов, для которого такого рода грузчицкие стрессы пока были еще в диковинку. – Я сейчас.

– Куда?! – целиком заглатывая только что принесенный официанткой кусман свиньи, прошамкал Хыжняк.

– В сортир. А то сейчас как потянем в движении. А до следующей стояночки я уже не дотерплю.

– Сдурел?! Отстегнемся ведь! На ходу отольешь.

– Не боись, я мигом. Расплачивайся и дуй к нашим. А я догоню.

– Это ты – дуй, – проворчал Хыжняк, сигнализируя официантке…

Когда Ленька вернулся из туалета, напарника в зале не было, а столик, за которым они только что сидели, сиял девственной чистотой. Стрепетов рванулся было в сторону выхода, но вдруг, ужаленный внезапным воспоминанием, резко сменил курс и подбежал в стойке бармена:

– А как же?… Мы ведь тут… Вот только что…

– Все нормально, не волнуйтесь. Ваш приятель расплатился за двоих и ушел.

– А ПИВО НАШЕ?!! «БАЛТИКА» ГДЕ?!!

– Извините, официантка уже все убрала.

– Они ведь почти неначатые!!! – простонал Стрепетов и резко толкнул дверь, ведущую в подсобное помещение.

– Молодой человек, стойте!.. Туда нельзя посторонним!

Но Леня уже ворвался на кухню. Распугав тружениц варочного цеха, он в два прыжка очутился у огромного бака с пищевым отходами, в который девушка в стремящемся к белизне халате сваливала остатки их трапезы, прерванной «на самом интересном месте».

– А пиво? – страшным голосом спросил у нее Стрепетов.

Девушка молча показала головой. В ее глазах явственно читался ужас.

– Целехонькое, – с удовлетворением констатировал Лёня и, подмахнув готовившиеся к утилизации бутылки, кинулся на выход. Догонять своих.

Странное дело, но потрепанная вихрями и бурями бледнолицая служебная «пятерка» с характерной антеннкой на крыше все это время терпеливо ждала Стрепетова буквально в двух шагах от кафе, сразу за углом. Еще более странным оказался тот факт, что «командирское» место пустовало – весь народ отчего-то перебрался на заднюю парту. Но времени анализировать не было: перехватив открытые бутылки в левую руку, правой Леня рванул дверцу, упал на сиденье и, ощущая за собой легкую вину, как можно беззаботнее поинтересовался:

– Ну, чего стоим? Кого ждем?

– Да уж всяко не тебя, мил-человек, – насмешливо отозвался слева водитель, который… Который оказатся не совсем Пашей Козыревым. Точнее, совсем не Пашей.

Стрепетов удивленно повернул голову на максимальные сто двадцать: сзади сидели трое. Все – молодые, все – незнакомые, вдобавок один из троих – женского полу. «Как же так? – впадая в ступор, лихорадочно соображал Леня. – Куда делись все?… И что ЭТИ делают в НАШЕЙ машине?… Это ведь стопудово наша тачка – и цвет, и антенна, и вообще… Блин, а может, нас захватили?!»

– Слышь, черт безрукий. Ты у меня щас на Фонтанку побежишь.

– Зачем? – машинально спросил Леня.

– Коврики стирать! Гляди, пиво льешь!

– Ой! Извините!

– Скорее, караул!

В этот момент из-под стрепетовской футболки загрохотало на весь салон: «Грузчик „семь-три-седьмого“, твою мать! Где тебя черти носят?»

– Ой! – снова вырвалось у Стрепетова.

– А вот теперь точно – караул! – усмехнулся водитель.

– Ты чего, парень, от своих отстегнулся? – догадалась девушка.

Леня промолчал, памятуя о том, что его принадлежность к негласной службе милиции есть серьезная государственная тайна.

– Володя, сейчас уголок по Ковенскому проскочил. Не видел случайно, куда свернули?

– Вроде направо ушли, на Лиговский.

– Попробуй догнать, пока Алексеич не вернулся, – попросила девушка. – Надо помочь человеку.

– Вот еще! Буду я казенный петролеум за просто так на ментов переводить.

– Почему за просто так? – подал голос один из парней. – В знак благодарности коллега поделится с нами пивом. Ведь так?

– Ведь, – подтвердил вконец обалдевший от происходящего Леня и передал назад одну из бутылок.

– Ага, вам, значит, пиво, а мне, как всегда, кукиш на палочке? – продолжал ворчать водила.

– Володька, не будь занудой. Слышишь, как человека склоняют? – Стрепетовская станция действительно продолжала надрываться матами Каргина, а Леня с перепугу напрочь позабыл, как ее перевести в положение вибровызова. – Давай так: если нагоним, я тебя поцелую.

– Ладно уж, Лидка. Только ради тебя, – согласился водитель Володя и втопил.

«Семь-три-седьмого» они догнали на Лиговке, в районе Перцева дома. Все это время с координатами определялись по настроечке, которую, вперемежку с матюгами, обреченно засылал в молчание радиоэфира Эдик Каргин.

– Так, паря, сейчас мы твоих чутка обгоним и на следующем перекрестке тебя высадим… Во, давай здесь, пока помидор… Все, страус пошел.

– Спасибо, – промямлил Стрепетов, вылезая. – А хотите… Хотите, я вам вторую бутылку тоже отдам?

– Не надо, – засмеялась девушка. – Оставь себе.

– Тем более, чует мое сердце, одной у тебя сегодня явно не обойдется, – хохотнул водитель.

– Почему?

– Да потому что вздрючат тебя сейчас по первое число. И пойдешь ты вечером, после работы, в ближайший кабак стресс запивать, слезою закусывать…

Лихо и явно куражась, «клон» оперативной машины, заложив вираж, перескочил на встречку и помчался в обратную сторону. Оставив стоящего под светофором Леню один на один с мучительным вопросом: «Что это было?»

Меж тем продемонстрированные «летучим голландцем» чудеса на лиговских виражах не могли не привлечь внимания идущего сзади «семь-три-седьмого»:

– Ни фига себе! Бригадир, видал? Неужели кто-то из наших?

– Не, Паш, это не наши, – внимательно всмотревшись, оценил Каргин. – Это комитетовские развлекаются. Зуб даю.

– А как ты догадался?

– Во-первых, по антенне. Во-вторых, больно борзые. В-третьих… Погоди-погоди… Ну-ка, Паш, притормози немного, только не сильно отпускай…

– Торможу, а чего стряслось-то?

– А вон, зырь, случаем не наш деятель на перекрестке отсвечивает?

– Точно! Ленька! – обрадованно завопил Хыжняк. – Гудните ему. А то он нас не видит.

– Я вот сейчас кому-то так гудну!.. Паш, давай, трави помалу. Подбирай это сокровище. Только аккуратно – груз из поля зрения не выпускай.

Операция по спасению с одинокой льдины одинокого «челюскинца» завершилась успешно. Стрепетов практически на ходу запрыгнул на заднее сиденье и, захлопнув дверцу, обреченно выдохнул, готовясь к предсказанной неминуемой экзекуции.

– Паша, теперь постарайся подтянуться поближе, а то ни хрена не видать, – приказал бригадир, после чего обернулся к Стрепетову: – Ну и как это прикажете называть, господин грузчик?

– «Балтика», – чуть слышно пискнул Леня, продолжая сжимать в руках злополучную бутылку.

– Какая «Балтика»? – не понял Эдик.

– Три. «Балтика-три». Пиво такое.

– Паш, по-моему, он издевается. Хорошо, разжевываю и сплевываю специально для юннатов. Первое: что у тебя со станцией? Второе: куда ты подевался? И три… тьфу ты… и третье: как ты оказался на Лиговке раньше нас?… Или в Питере начали варить специальное пиво для спринтеров?

– Я… В общем, я… Короче…

– Стоп! Отвечать четко, кратко и по пунктам: первое-второе-третье. Уяснил?

– Уяснил. Первое – со станцией ничего. Второе – я отстал, а потом немного заблудился. Третье – меня сюда подвезли.

– Ты что, частника поймал?

– Нет. Меня наши подвезли.

– Какие «наши»?

– Ну наши – «семерошники». На точно такой же машине, как у нас.

– Допустим. И где они сейчас?

– Обратно поехали. Развернулись там, на перекрестке, и поехали. Им, вообще-то, в другую сторону нужно было.

– Ой, мамочка, роди меня обратно!.. Паша, ты слышишь? Этот юный пионэр тормознул наружку ФСБ!!!

– А я тебе всегда говорил, что Леня далеко пойдет.

– Ну-ну. Надеюсь, что лично я к тому времени уже успею получить государеву пенсию и этой его пешей прогулки не увижу… Нет, погоди, я все-таки не врубаюсь… То есть ты, Стрепетов, хочешь сказать, что вот так вот, запросто, тормознул оперативный транспорт комитетовской наружки и тебя, за красивые глаза и за здорово живешь, чекисты прокатили с ветерком и с песнями до указанного тобою столба?

– Почему за глаза? – пожал плечами Стрепетов. – За пиво.

– Какое пиво?

– Как какое!! «Балтика-три»! За какого-нибудь там «Степана Разина» или «Толстяка» фиг бы они повезли.

– Леньк, думаешь, чекистам не все равно, что сосать? Тем более на халяву? – поинтересовался Юра.

– Да ты чего?! Одно дело – «Балтика»! А другое… Короче, все остальное.

– Остальное, по-твоему, не пиво, что ли?

– Остальное тоже пиво. Чистейшей воды…

Немая сцена. Под торжественные раскаты симфонической коды занавес медленно опускается. В зале слышатся бурные и продолжительные аплодисменты. Отныне и на веки веков за Стрепетовым закрепляется персональная подпольная кличка Балтика-три. За короткий срок эта байка облетела все Управление. Отныне любой «грузчик» знал: глотнув «Фанты», согласно рекламе, теоретически можно остановить поезд. А вот отхлебнув «Балтики», вполне можно тормознуть оперативный транспорт ФСБ.

«Нет, сынок, это – не фантастика!»

* * *

– …Может, по дороге заскочим на озеро искупаемся? – осторожно закинул удочку Хыжняк, попробовав извлечь хоть какую-то выгоду из крайне незавидного, по мнению оголодавших пехотинцев, положения.

– А может, для тебя еще и девочку на трассе подхватить? – не поворачивая головы, поинтересовался Эдик. – Ты как, «Балтика», поддерживаешь идею с девочками?

– Не, у меня на девочек денег не хватит, – простодушно отозвался Стрепетов.

– Да фигня-вопрос, мы это дело потом по «девятке» спишем, на оперрасходы. Кстати, Паш, неплохая легенда прикрытия для местности, в которую мы направляемся, а? Мол, здрасьте, местные ребятки, мы приехали на блядки…

– Я же серьезно, Эдуард Васильевич, – не сдавался Хыжняк. – Всего-то на пять минут. Все равно тема терпит, да и не узнает никто. А то я в этом сезоне еще ни разу не купался. Да и Ленька тоже. Обидно ведь.

– А то, что ты в этом сезоне еще ни одной связи не установил, мне, думаешь, не обидно? – мгновенно закипел бригадир. – Нет, ну ты только погляди на него, Пашка! Ему, видите ли, обидно!.. А тема, которая, заметь, связана с похищением человека, так она, по его скудоумному мнению, видите ли, «терпит»!