Текст книги "Я – Товарищ Сталин 8 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

Аддис-Абеба, середина июля 1936 года.

Город, ещё недавно затихший под тяжестью войны, начал оживать под итальянским владычеством. Императорский дворец стал центром новой власти. Генерал Лоренцо Адриано ди Монтальто, человек с проницательным сицилийским умом и властной харизмой, обосновался в этих стенах. Он понимал, что захват столицы – лишь начало. Истинное испытание заключалось в том, чтобы утвердить итальянский порядок, не ломая дух народа, разделённого племенными традициями и гордостью.

Большой зал дворца, где некогда восседал Хайле Селассие, был подготовлен для встречи. Длинный деревянный стол, покрытый красным бархатом, сверкал под светом масляных ламп. Итальянские флаги с гербом Савойской династии доминировали в зале, но абиссинские узоры на тканях сохранялись – знак того, что Италия не намерена стирать местные обычаи. Лоренцо стоял во главе стола в безупречной форме с блестящими пуговицами, его осанка была прямой, а лицо выражало уверенность и открытость. Рядом стоял бригадный генерал Витторио Руджеро ди Сангаллетто.

Гости вошли один за другим. Фитаурари Тадессе, бывший советник Хайле Селассие и несостоявшийся император, в тёмно-синей шамме с серебряной вышивкой, двигался медленно, его лицо несло следы усталости. Микаэль, вождь оромо, с кривым кинжалом, украшенным бирюзой, на поясе, выглядел подавленным, но гордым. Зэудиту, вождь тиграи, в тёмно-зелёной шамме с золотыми узорами, держался сдержанно. Хассан, сомалийский вождь, худощавый, с суровым лицом, и Алем, представительница сидамо, заняли свои места. Вожди амхара, афар, гураге и волайта дополнили собрание, их наряды добавляли залу яркости, но их лица были отмечены тяжестью поражения.

Лоренцо указал на стулья.

– Добро пожаловать. Прошу, садитесь. Нам нужно поговорить.

Серебряные кубки с тэджем, напитком из высокогорного мёда, стояли перед каждым – это был жест уважения к их обычаям. Гости сели, их позы были напряжёнными, лица – усталыми. Они знали о жестокости Грациани, о его газовых атаках, о разрушенных деревнях. Но их силы были сломлены, столица пала, император бежал. Сопротивление стало почти невозможным, и Лоренцо это понимал.

Лоренцо начал говорить.

– Италия пришла в Абиссинию как хозяин. Наша сила очевидна: наша армия вошла в этот город без единого выстрела. Ваш император покинул вас, и ваши воины, как бы храбро они ни сражались, не смогли нам противостоять. Теперь Абиссиния живёт по законам Италии. Но я не Грациани. Я не хочу смерти и разрушений. Я уважаю ваш народ и ваши обычаи. Они не будут попираться. Мы, итальянцы, будем делать то, что считаем нужным, но ваши люди, ваши традиции, ваши земли останутся нетронутыми, если вы выберете мир. Я не разделяю предрассудки некоторых моих соотечественников, считающих вас ниже себя. Для меня вы – нация воинов, поэтов и созидателей.

Зал молчал, лица гостей были неподвижны. Тадессе слегка касался кубка пальцами, Микаэль держал руку у кинжала, Зэудиту сидел, опустив глаза. Хассан смотрел в сторону, Алем сидела со сложенными руками, её лицо выражало сдержанную тревогу.

Лоренцо продолжил.

– Партизаны могут попытаться подняться в горах, думая, что смогут нам противостоять. Но если наша армия одолела вашу, то повстанцы тем более не устоят. Танки и самолёты не остановить отвагой. Мы, итальянцы, теперь хозяева этой земли, и мы будем действовать, как считаем нужным. Но я не хочу ломать ваш дух. Я предлагаю мир и покровительство. Признайте власть Италии, короля Виктора Эммануила Третьего, Муссолини и мою как вашего вице-короля. Взамен ваши люди будут жить свободно, ваши обычаи сохранятся, ваши земли останутся вашими. Но есть условие: любое недовольство, любой мятеж в ваших племенах вы должны пресекать сами. Я мог бы прибегнуть к суровым мерам, чтобы подавить бунты, но я не хочу этого. Я верю в другой путь.

Он замолчал, давая присутствующим обдумать его слова. Гости переглянулись, их молчание было тяжёлым, но не враждебным. Они знали, что их положение безвыходно.

Тадессе заговорил первым.

– Генерал, мы проиграли. Наши люди устали, наши деревни разрушены. Если ваши солдаты не будут грабить наши дома, если вы дадите гарантии, прописанные на бумаге, что наши обычаи сохранятся, мы согласимся. Прошу, дайте нам эту гарантию.

Лоренцо кивнул.

– Тадессе, я уважаю твою честность. Я подпишу соглашение, где будет сказано: ваши обычаи, ваши земли, ваши люди останутся нетронутыми, пока вы не поднимаете мятеж. Мои солдаты не будут грабить ваши деревни – я накажу любого, кто это сделает. Назови, что тебе нужно, и я это учту.

Микаэль, вождь оромо, заговорил следующим.

– Мои люди потеряли многое. Мы не хотим больше войны. Если вы обещаете, что наши женщины и дети будут в безопасности, что наши земли останутся нашими, мы признаем вашу власть.

– Вы получите это, Микаэль, – ответил Лоренцо. – Я подпишу документ, где будет сказано: ваши люди и земли под защитой, пока вы сохраняете мир. Мы будем править по своим законам, но ваши обычаи останутся нетронутыми.

Зэудиту, вождь тиграи, заговорил после Микаэля.

– Мои воины больше не могут сражаться. Если вы дадите слово, что наши храмы и поля останутся нашими, мы согласимся.

– Я подпишу соглашение, Зэудиту, – сказал Лоренцо. – В нём будет сказано, что ваши храмы и поля под защитой. Мы – хозяева, но ваши обычаи останутся вашими, если вы будете с нами.

Следующим заговорил Хассан, сомалийский вождь.

– Мои люди хотят жить спокойно. Если ваши солдаты не будут вмешиваться в нашу жизнь, мы согласимся.

– Вы получите это, Хассан, – ответил Лоренцо.

Алем, представительница сидамо, заговорила тихим голосом.

– Мои люди выращивают кофе. Это всё, что у нас есть. Если вы обещаете, что наши урожаи и рынки останутся нашими, мы согласимся. Прошу, сделайте это.

Лоренцо улыбнулся.

– Алем, ваш кофе – сокровище Абиссинии. Я подпишу документ, где будет сказано, что ваши урожаи и рынки останутся нетронутыми. Мы будем править по своим законам, но ваши традиции сохранятся.

Вожди амхара, афар, гураге и волайта закивали, их лица выражали усталое согласие.

Тадессе заговорил снова, его слова были искренними.

– Я служил императору. Признать вашу власть тяжело. Но мои люди не могут больше сражаться. Если вы обещаете, что не будете наказывать их за прошлое, за то, что они воевали за свою землю, мы согласимся. Нам нужны гарантии.

– Тадессе, я уважаю твою верность, – сказал Лоренцо. – Я подпишу соглашение, где будет сказано: никто не будет наказан за прошлое, если вы выберете мир. Всем гарантируется амнистия.

Микаэль, Зэудиту, Хассан, Алем и другие вожди кивнули. Они понимали, что сопротивление приведёт к гибели, а мир, пусть и под итальянскими законами, даст их людям шанс выжить.

Лоренцо поднял кубок с тэджем, приглашая гостей сделать то же.

– За Абиссинию, – сказал он. – За мир, за процветание, за наше общее будущее.

Тадессе поднял кубок первым.

– За мир, – сказал он тихо.

Микаэль последовал за ним.

– За моих людей, – произнёс он.

Зэудиту, Хассан, Алем и остальные присоединились, их кубки поднялись, и зал наполнился звоном серебра.

Лоренцо кивнул Витторио, который слегка улыбнулся. Встреча была шагом к новому порядку. Вожди согласились, их просьбы были ясны, и Лоренцо знал, что сдержать обещания будет непросто. Но он видел в этом надежду. Пир продолжался до позднего вечера. Слуги подавали инжеру с соусами, жареное мясо, фрукты. Вожди, хоть и сдержанно, начали говорить, делясь историями о своих землях, о войне, о надеждах. Лоренцо слушал, задавал вопросы, показывая искренний интерес. Витторио следил за разговором, готовый вмешаться, если напряжение вернётся.

* * *

Пир подходил к концу. Масляные лампы в большом зале мерцали, отбрасывая тёплые блики на стены, украшенные абиссинскими узорами и итальянскими флагами. Слуги бесшумно убирали остатки инжеры, пустые блюда с жареным мясом и опустевшие кувшины с тэджем. Вожди, всё ещё сдержанные, но уже чуть менее напряжённые, начали подниматься из-за стола. Их движения были медленными, словно каждый шаг требовал внутреннего усилия. Тадессе, поправив тёмно-синюю шамму, первым направился к выходу, бросив на Лоренцо долгий взгляд, в котором смешались усталость и осторожное уважение. Микаэль, вождь оромо, поправил кинжал на поясе и коротко кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Зэудиту, Хассан и Алем последовали за ним, их шаги гулко отдавались в просторном зале. Вожди амхара, афар, гураге и волайта уходили молча, их яркие наряды мелькали в дверном проёме, пока не скрылись в тёмном коридоре.

Лоренцо и Витторио стояли у выхода, провожая гостей. Лоренцо, сохраняя прямую осанку, пожимал руки каждому вождю, произнося короткие, но тёплые слова прощания.

– Тадессе, благодарю за твою откровенность, – сказал он, пожимая руку. – Мы вместе будем работать на благо Абиссинии.

Тадессе кивнул, его глаза на мгновение задержались на Лоренцо, словно он пытался разглядеть, насколько искренни эти слова.

– Микаэль, твои люди будут под защитой, – продолжил Лоренцо, обращаясь к вождю оромо. Тот ответил коротким поклоном.

Зэудиту, Хассан и Алем получили такие же сдержанные, но уважительные слова. Лоренцо знал, как важно было сейчас не переступить грань между властной уверенностью и высокомерием. Витторио, стоя рядом, молча наблюдал, его лицо оставалось бесстрастным, но глаза внимательно следили за каждым движением вождей. Когда последний из гостей, вождь волайта, скрылся за дверью, зал опустел, и тяжёлая тишина повисла в воздухе.

Лоренцо и Витторио вернулись к столу. Слуги уже ушли, оставив их наедине. Лоренцо снял фуражку, положил её на красный бархат и провёл рукой по волосам. Его лицо, до этого излучавшее уверенность, стало серьёзнее. Витторио, расстегнув верхнюю пуговицу мундира, опустился на стул и налил себе остатки тэджа из кувшина.

– Не доверяю я им, Лоренцо, – начал Витторио. – Они кивают, пьют наш тэдж, но за спиной точат ножи. Они будут совать палки в колёса, выжидать момент. Каждый из них мечтает о власти, о том, чтобы сбросить нас и занять трон. Тадессе, этот старый лис, уже видит себя новым императором. А Микаэль? Этот оромо с кинжалом готовит бунт, я уверен.

Лоренцо кивнул, его взгляд был устремлён куда-то в сторону, словно он обдумывал нечто большее, чем слова Витторио.

– Ты прав, – сказал он наконец, присаживаясь напротив. – Этот пир, эти кубки, эти обещания – всё это было необходимо. Жест, чтобы показать, что мы не дикари, не Грациани с его газом и расстрелами всех подряд. Но доверять им? Конечно, нет. Они согласились, потому что у них нет выбора. Они будут ждать нашей слабости.

Он замолчал, постучав пальцами по столу, затем продолжил:

– И знаешь, Витторио, я не верю, что Италия здесь надолго. Мы опоздали с этой колонией минимум на век. Британцы, американцы, да даже французы – они не дадут нам удержать Абиссинию. Нас выпрут отсюда, это вопрос времени. Муссолини думает, что он новый Цезарь, но он и его выскочки будут сметены. История не терпит таких, как он. И когда это случится, важно быть чистенькими. Чтобы ни один трибунал, ни один судья в Лондоне или Вашингтоне не смог подкопаться. Грациани с его маньяческими выходками – он уже труп, а мы с тобой живы. Мы не должны заляпаться, пока у власти.

Витторио прищурился, его губы тронула лёгкая усмешка.

– Чистенькими, говоришь? Это будет непросто, Лоренцо. Но я понимаю, к чему ты клонишь. Мы здесь, у нас власть, и это шанс. Шанс вытащить отсюда столько, сколько возможно. Десятки миллионов долларов, если правильно разыграть карты. Кофе, золото, земли – всё это можно обратить в деньги. И сделать это так, чтобы потом спокойно жить где-нибудь в Неаполе или на Ривьере, попивая вино и не оглядываясь на следователей.

Лоренцо слегка улыбнулся.

– Именно так, Витторио. Мы не фанатики, не идеалисты. Мы здесь, чтобы выжить и обеспечить своё будущее. Но действовать надо умно. Никаких следов, никаких явных грабежей. Всё должно быть законно на бумаге – контракты, сделки, поставки. Мы будем строить дороги, школы, больницы, как велит Муссолини, но заодно обеспечим, чтобы каждый наш шаг приносил прибыль. А когда империя рухнет – а она рухнет, поверь мне, – мы с тобой будем далеко, с чистыми руками и полными карманами.

Витторио поднял кубок, в котором плескались остатки тэджа, и отсалютовал Лоренцо.

– За чистые руки и полные карманы, – сказал он с усмешкой. – И за то, чтобы эти вожди не успели нас перехитрить.

Лоренцо поднял свой кубок, их серебряные края звякнули друг о друга. Он знал, что впереди их ждут месяцы, а может, и годы тонкой игры – балансирования между обещаниями вождям, приказами из Рима и их собственными планами. Но в этот момент, в пустом зале дворца, он чувствовал, что они с Витторио на одной волне. Они были не просто солдатами империи, но и архитекторами своего будущего, которое они собирались построить на руинах этой войны.

Пир закончился, но их работа только начиналась. За окнами дворца Аддис-Абеба погружалась в ночь, её улицы были тихими, но в воздухе витало предчувствие новых бурь.

* * *

Ночь опустилась на Аддис-Абебу, укутывая город тёмным покрывалом, пронизанным редкими огоньками факелов и звёздами. Улицы, ещё недавно наполненные гулом итальянских патрулей, затихли, и только шаги вождей, покидавших императорский дворец, нарушали тишину. Тадессе, Микаэль и Зэудиту не спешили разойтись по домам. Вместо этого они свернули в узкий переулок, где их ждал скромный дом, принадлежавший одному из старейшин амхара. Внутри, в небольшой комнате, освещённой единственной масляной лампой, их уже ожидали несколько доверенных воинов в тёмных шаммах.

Тадессе вошёл первым. Он опустился на деревянную скамью, тяжело вздохнув, и провёл рукой по лицу, словно стряхивая усталость. Микаэль, вождь оромо, вошёл следом. Зэудиту, вождь тиграи, закрыл за собой дверь, бросив быстрый взгляд на улицу, чтобы убедиться, что за ними никто не следит.

Тадессе заговорил первым.

– Этот Лоренцо… – начал он, глядя в пол. – Его слова сладки, как тэдж, но я не верю ни единому из них. Он говорит о мире, о защите наших обычаев, но это всё ложь. Итальянцы пришли сюда не ради мира. Они хотят наших земель, нашего кофе, нашего золота. Они хотят сломать нас, но сделать это так, чтобы мы сами надели их цепи.

Микаэль кивнул, его пальцы сжали рукоять кинжала.

– Ты прав, Тадессе. Я смотрел в его глаза, когда он говорил о защите наших женщин и детей. Он лжёт. Его слова и улыбка – всё это маска. Он не Грациани, это верно, но он такой же хищник, только хитрее. Он хочет связать нас обязательствами, пока его солдаты грабят наши деревни. Мои люди не примут этого. Оромо не будут кланяться итальянцам.

Зэудиту, до этого молчавший, поднял взгляд. Его лицо, обычно сдержанное, теперь выражало сдержанную ярость.

– Лоренцо говорит, что наши храмы и поля останутся нашими, но я видел, что делают итальянцы в других землях. Они не уважают нас, видят в нас лишь дикарей, которых можно обмануть красивыми словами. Я не верю ему. Ни единому слову.

Один из воинов, молодой амхара с длинным шрамом на щеке, шагнул вперёд, не в силах сдержаться.

– Тогда почему мы согласились? Почему мы пили их тэдж и кивали, как покорные слуги? Мы должны были взять оружие и показать им, что Абиссиния не сломлена!

Тадессе поднял руку, призывая к тишине.

– Потому что сейчас не время, – сказал он. – Наши воины разбиты, наши деревни сожжены, наши запасы истощены. Если мы поднимем оружие сейчас, итальянцы сотрут нас с лица земли. Их танки и самолёты не остановить голыми руками. Лоренцо знает это и использует нашу слабость. Но это не значит, что мы сдаёмся.

Микаэль наклонился вперёд.

– Мы должны копить силы, – сказал он. – Мои люди в горах уже собирают оружие, прячут его в пещерах. Мы не можем сражаться открыто, но мы можем ждать. Каждый день, пока итальянцы думают, что мы покорились, мы будем готовиться. Мы будем учить наших молодых, собирать припасы, искать союзников. Оромо не забыли, как сражаться.

Зэудиту кивнул, его пальцы сжались в кулак.

– Тиграи тоже не сломлены. Мои люди помнят, как держать ружьё. Мы будем ждать, Тадессе, будем слушать их обещания, кивать. А когда придёт время, мы ответим. Ни Лоренцо, ни Муссолини – никто не удержит нас.

Тадессе посмотрел на обоих вождей, затем на воинов, стоявших у стен. Их лица, освещённые тусклым светом, были полны решимости. Он медленно кивнул.

– Мы должны быть терпеливыми, – сказал он. – Лоренцо думает, что мы сломлены, что мы приняли его власть. Пусть думает так. Пусть итальянцы хвалятся своими победами. Но мы будем наблюдать, ждать и готовиться. Наши люди устали, но их дух не угас. Мы найдём способ ответить, но не сейчас. Пока рано.

Микаэль ударил кулаком по столу.

– Мы будем играть в их игру, Тадессе. Мы будем улыбаться, подписывать их бумаги, но в горах наши воины уже точат клинки. Когда придёт время, мы покажем Лоренцо, что значит быть хозяином этой земли.

Зэудиту добавил почти шёпотом:

– И мы не одни. Британцы, американцы – они не любят итальянцев. Они будут ждать их ошибки. Если мы выстоим, если дождёмся, они помогут нам сбросить это иго. Но мы должны быть умнее Лоренцо.

Тадессе встал, его фигура казалась выше в тусклом свете. Он посмотрел на каждого из присутствующих.

– Мы договорились. Мы будем молчать, но не покоримся. Мы будем кивать, но не забудем. Мы будем ждать, но не простим. Собирайте своих людей, прячьте оружие, учите их. Когда придёт время, Абиссиния поднимется. А пока – ни слова итальянцам. Пусть Лоренцо спит спокойно. Его время ещё придёт.

Вожди и воины кивнули, их лица выражали молчаливое согласие. Лампа догорала, отбрасывая длинные тени на стены. Они вышли из дома по одному, растворяясь в ночной темноте Аддис-Абебы. Город спал, но в сердцах вождей тлела искра, которая однажды должна была разгореться в пламя.

Глава 17

Зал заседаний в токийском штабе Квантунской армии был переполнен офицерами. Япония готовилась к масштабному наступлению на Китай, которое должно было укрепить её позиции в Азии и бросить вызов другим державам, включая Соединённые Штаты и Советский Союз. Сегодня генерал Хидэки Тодзио собрал старших и высших офицеров, чтобы обсудить финальные детали кампании, устранить любые сомнения и утвердить план действий. За длинным столом сидели полковники, майоры и генералы, каждый из которых осознавал, что на нём лежит ответственность за будущее империи.

Тодзио восседал во главе стола. Его лицо, лишённое эмоций, казалось неподвижной маской. Взгляд, острый и внимательный, медленно скользил по лицам собравшихся, оценивая их настрой. Он понимал, что наступление на Китай – это не просто военная операция, а шаг, который определит место Японии в мире. Поражение могло означать конец имперских амбиций, а успех – триумф над Западом и Советами. Его пальцы лежали на столе, слегка постукивая по полированной поверхности, выдавая скрытое напряжение.

Капитан Сато, адъютант Тодзио, вошёл в зал с чёрным кожаным портфелем в руке. Он молча прошёл к своему месту, слегка наклонился и аккуратно поставил портфель на пол рядом со стулом генерала, поправляя его так, чтобы он стоял ровно. Никто не обратил на это внимания – портфель был привычным атрибутом Сато, предположительно набитым документами, картами и отчётами, которые могли понадобиться Тодзио. Однако на этот раз в портфеле находилось взрывное устройство, установленное по приказу генерала Накамуры, который готовил операцию по устранению радикальных милитаристов, таких как Тодзио. Сато занял своё место чуть позади генерала, сохраняя непроницаемое выражение лица, сложив руки за спиной в позе ожидания.

Тодзио поднялся, его фигура возвышалась над столом, приковывая все взгляды. Он положил ладони на столешницу, слегка наклонился вперёд и начал говорить:

– Господа, наступление на Китай – наш шанс доказать, что Япония является великой державой. Мы не просто захватим территории, мы покажем Соединённым Штатам, Британии и Советскому Союзу, что их время на Тихом океане закончилось. Наши войска готовы. Но я требую от вас полной уверенности. Любое колебание, любая слабость – и мы проиграем не только эту войну, но и будущее нашей империи.

Офицеры закивали, но в их глазах читалась настороженность. Полковник Накадзима, сидевший ближе к Тодзио, поднял руку, прося слова. Его лицо выражало сдержанную тревогу. Он отвечал за координацию с флотом на Тихом океане, и его мнение имело вес среди офицеров.

– Господин генерал, наши силы в Маньчжурии готовы к наступлению, но мы должны учитывать угрозу со стороны Советского Союза. Их войска на Дальнем Востоке усиливаются, и разведданные указывают на переброску дополнительных дивизий к границе. Если мы слишком глубоко увязнем в Китае, Советы могут воспользоваться этим, чтобы ударить по нашим позициям.

Зал замер. Упоминание Советского Союза вызвало напряжённое молчание. Офицеры переглядывались, их лица напряглись. Некоторые сжимали кулаки, другие опускали взгляды, словно боясь встретиться глазами с соседом. Тодзио повернулся к Накадзиме, его взгляд был тяжёлым, почти угрожающим.

– Вы сомневаетесь в нашей стратегии, полковник? Советы не посмеют вмешаться, пока мы держим инициативу. Наша задача – сломить Китай быстро и решительно, чтобы показать всем, что Япония непобедима. Если у вас есть конкретные предложения, говорите. Если нет – держите свои опасения при себе.

Накадзима выдержал взгляд Тодзио, но его пальцы слегка дрогнули, когда он сложил руки на столе.

– Я не сомневаюсь, господин генерал, но обязан указать на риски. Американцы также усиливают своё присутствие на Тихом океане. Их флот в Перл-Харборе – угроза, которую нельзя игнорировать. Если мы начнём наступление на Китай, нам нужно быть готовыми к возможной реакции с их стороны.

Тодзио кивнул, но его лицо не смягчилось. Он выпрямился, обводя взглядом зал, где напряжение нарастало с каждой секундой. Офицеры молчали, но их мысли были почти осязаемы: каждый понимал, что война с Китаем может перерасти в нечто большее, вовлекая СССР и США.

– Полковник прав в одном: мы не можем недооценивать противников. Но мы также не можем позволить страху диктовать наши действия. Кэмпэйтай работает над выявлением любых угроз внутри страны. Наши разведчики в Китае собирают данные о позициях их армии. Мы усилим патрули в Маньчжурии, укрепим базы на Тихом океане и будем готовы к любому сценарию. Но главное – мы не остановимся. Наступление на Китай начнётся, как только мы завершим последние приготовления. Это ясно?

– Так точно, господин генерал! – хором ответили офицеры, но их слова звучали менее уверенно, чем обычно. Перспектива войны с Китаем, осложнённая угрозами со стороны СССР и США, вызывала сомнения даже среди самых преданных.

В этот момент зал сотряс оглушительный взрыв. Пол задрожал, как при землетрясении, стены треснули, осыпая штукатурку. Стёкла в окнах разлетелись, и осколки посыпались на офицеров, словно град. Крики ужаса и боли заполнили помещение, дым и пыль поднялись густым облаком, застилая свет. Взрыв произошёл из-под стола, где стоял портфель Сато – устройство, установленное по приказу Накамуры, сработало с максимальной точностью. От портфеля остались лишь обгоревшие куски кожи, а языки пламени лизали обломки деревянного стола, распространяя едкий дым. Тодзио, находившийся ближе всех к эпицентру, был отброшен назад вместе со стулом. Его тело рухнуло на пол, неподвижное, среди обломков и горящих бумаг.

Капитан Сато, чьё лицо было залито кровью от осколка, пытался подняться, но ноги подкосились. Он хватался за край стола, его глаза, полные шока, метались по залу. Его мундир был разорван, кровь стекала по руке, капая на пол. Он пытался что-то сказать, но слова тонули в криках и шуме. Полковник Накадзима, оказавшийся дальше от взрыва, кашлял, пытаясь выбраться из-под обломков. Его мундир был покрыт пылью, из раны на лбу текла кровь, но он всё ещё пытался отдавать приказы, хотя его голос едва доносился до окружающих.

– Охрана! – кричал Накадзима, но двери зала были завалены обломками, а дым становился всё гуще.

Офицеры, кто ещё мог двигаться, пытались помочь раненым или выбраться наружу. Майор Кобаяси, чья левая рука висела безжизненно, полз к окну, надеясь выбраться через разбитую раму. Его лицо было искажено болью, но он продолжал двигаться, цепляясь за надежду на спасение. Другие, менее удачливые, лежали неподвижно среди обломков, их мундиры были залиты кровью, а глаза смотрели в пустоту.

В это же время, в нескольких километрах от штаба, здание Кэмпэйтай сотряс ещё один взрыв. Огненный шар вырвался из окон главного зала, где проходило совещание старших офицеров. Стены рухнули, погребая под собой генерала-майора Кадзивару Сигэо, главу токийского отделения Кэмпэйтай, шестидесятилетнего ветерана с многолетним стажем в контрразведке. Этот взрыв, также организованный людьми Накамуры, был рассчитан на устранение ключевых фигур военной полиции, поддерживавших радикальные планы Тодзио. Взрывное устройство, спрятанное в зале совещаний, сработало одновременно с взрывом в штабе, обеспечивая одновременный удар по обеим структурам. Стёкла в соседних зданиях треснули, улицы заволокло дымом. Крики раненых смешивались с сиренами пожарных машин, которые уже мчались к месту трагедии. Здание Кэмпэйтай, символ дисциплины и контроля, превратилось в груду дымящихся развалин. Выжившие пытались выбраться из-под обломков, но огонь и дым делали это почти невозможным.

Генерал-майор Кадзивара Сигэо, чьё тело было найдено под обломками, был ключевой фигурой в Кэмпэйтай. Он был известен своей непреклонностью в борьбе с любыми формами диссидентства в армии. Его устранение означало, что военная полиция лишилась лидера, поддерживавшего жёсткий контроль над армией и гражданскими. Полковник Окамура, известный своей жестокостью на допросах, лежал рядом, его мундир был разорван, а лицо неузнаваемо. Майор Танабе, отвечавший за контрразведку и слежку за потенциальными противниками наступления на Китай, также не выжил – его тело нашли у дальней стены, где он пытался укрыться от взрыва. Пожарные, прибывшие на место, боролись с огнём, но их усилия казались тщетными: здание было разрушено почти полностью, а дым поднимался высоко в небо, видимый издалека.

Эти взрывы были частью тщательно спланированной операции генерала Накамуры, который, получив личное разрешение императора, решил устранить радикальных милитаристов, чьи амбиции угрожали стабильности империи и могли спровоцировать конфликты с СССР и США. Накамура считал, что Тодзио и его сторонники, включая Кадзивару Сигэо, Окамуру и Танабе, толкали Японию к безрассудной войне, которая могла привести к катастрофе. Взрыв в штабе, вызванный устройством в портфеле Сато, и взрыв в Кэмпэйтай были рассчитаны на то, чтобы обезглавить милитаристские структуры и дать императору возможность реформировать армию для более осторожной стратегии.

На улицах Токио тем временем разворачивалась другая часть операции Накамуры. Его отряды, вооружённые винтовками и пистолетами, врывались в дома высших офицеров армии и Кэмпэйтай, подозреваемых в радикальных милитаристских взглядах. Их чёрные машины с рёвом моторов мчались по узким улицам столицы, поднимая пыль и пугая прохожих. Двери выбивались с треском, спящие семьи поднимались с криками, а офицеры, ещё не осознавшие масштаба происходящего, оказывались в наручниках.

В доме полковника Танаки, известного своей ярой поддержкой немедленного наступления на Китай и провокаций против СССР, отряд Накамуры действовал с молниеносной скоростью. Дверь сорвалась с петель от удара, и солдаты ворвались внутрь. Танака, в ночной рубашке, вскочил с кровати, его лицо исказилось от гнева и удивления.

– Что это значит⁈ – закричал он. – Вы не имеете права!

Командир отряда, капитан Ито, шагнул вперёд.

– Именем императора, вы арестованы за подозрение в измене! – объявил он.

Двое солдат заломили руки Танаки, который пытался вырваться, но удар прикладом в спину заставил его замолчать. Его жена, стоявшая в углу, кричала, пытаясь защитить мужа, но её оттеснили к стене. Дети Танаки, разбуженные шумом, плакали в соседней комнате, но солдаты не обращали на это внимания. Они обыскали дом, конфискуя документы, письма и всё, что могло указать на связи Танаки с милитаристскими кругами, выступавшими за эскалацию конфликта с Китаем и провокации против СССР. Его утащили в машину, а отряд уже двигался к следующему адресу.

В другом районе города, в доме майора Кэмпэйтай Хаяси, ситуация вышла из-под контроля. Хаяси, проснувшись от шума, успел выхватить револьвер из ящика прикроватного столика. Когда солдаты ворвались в его спальню, он открыл огонь. Прогремели выстрелы, один из солдат рухнул, схватившись за грудь, но остальные ответили шквальным огнём. Хаяси упал, его револьвер выпал из руки, а комната наполнилась запахом пороха. Его тело осталось лежать на полу, пока солдаты обыскивали дом, забирая все документы, которые могли указать на его связи с радикальными группами. Жена Хаяси, стоявшая в дверях, была в шоке, её крики эхом разносились по дому, но солдаты не останавливались. Их задача была ясна: устранить любую угрозу, и они выполняли её с полной ответственностью.

В доме генерала Исикавы отряд Накамуры нашёл тайник с письмами, указывавшими на возможные контакты с иностранными агентами, заинтересованными в дестабилизации японских планов на Тихом океане. Исикава, в отличие от других, не сопротивлялся. Он спокойно позволил надеть на себя наручники, но его взгляд был полон презрения.

– Вы думаете, что это остановит нас? – сказал он, пока его уводили. – Япония не падёт. Мы сильнее, чем вы думаете. Китай будет наш, и Тихий океан тоже.

Солдаты не отвечали. Их задача была не вступать в споры, а выполнять приказы. Они конфисковали письма и другие документы, которые могли стать уликами, и продолжили операцию. По всему Токио раздавались выстрелы, крики и шум моторов. Город, обычно такой упорядоченный, погрузился в хаос. Прохожие, заслышав выстрелы, прятались в переулках, а те, кто осмеливался выглянуть из окон, видели чёрные машины и солдат, двигавшихся с пугающей скоростью.

Накамура, находившийся в своём временном штабе, смотрел на карту Токио, где красными крестами были отмечены дома, подлежащие «зачистке». Его лицо оставалось спокойным, но в глазах горела решимость. Он знал, что этот день изменит всё. Император дал ему карт-бланш, чтобы подавить радикальных милитаристов, которые могли спровоцировать конфликты с СССР и США. Взрывы в штабе и Кэмпэйтай, организованные его людьми, были необходимым шагом, чтобы устранить самых ярых сторонников войны, таких как Тодзио и Кадзивара Сигэо. Накамура понимал, что эта операция – лишь начало. Устранение ключевых фигур должно было дать императору возможность реформировать армию для более осторожной стратегии, сосредоточенной на Китае, но без лишних рисков на Тихом океане или против СССР.