Текст книги "Отряд зародышей (СИ)"

Автор книги: Андрей Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

… Лето подходило к завершению. Многое из того, что было намечено нами к обустройству поста нашего, было уже почти завершено. Да и с боевым обучением бойцов моих всё как надо обстояло. Постепенно из этого, поначалу разношёрстного сборища начал сколачиваться более‑менее сносный отряд. И совместные занятия, и общая работа по обустройству нашего лагеря шаг за шагом всё более сплачивали людей, давая мне надежду на то, что в бою, буде таковой вдруг случиться, они не бросятся кто куда, а поддержат и прикроют друг друга.

И только одна парочка продолжала беспокоить меня. Циркач и Дворянчик, не смотря ни на что, на дух не переносили друг друга. Дворянчик своими язвительными замечаниями постоянно напоминал Циркачу о его незаконнорожденном происхождении. Тот не оставался в долгу, прямо называя графа нищим бродягой и бездомным псом. Дворянчик мгновенно вскипал. И дело едва не доходило до рубки на мечах. Их уже несколько раз растаскивали остальные, пытаясь урезонить и примирить.

В конце концов мне это надоело. После очередной такой стычки я приказал этим двум петухам седлать лошадей и следовать за мной. За прошедшие два месяца жизни на плато я уже успел неплохо изучить окрестности, и сейчас направлялся на юг, к реке. Той самой, куда я совсем недавно гонял «похмеляться» свой отряд. Прибыв на место, я указал парням на высокую обрывистую скалу, торчавшую у самой кромки воды на противоположном берегу.

– Скалу видите?

Те кивнули.

– А видите кусты, что растут на обрыве, прямо посреди этой скалы?

Опять кивок.

– Хорошо. Ставлю задачу. Вы должны переправиться на ту сторону, влезть на скалу и набрать листьев с этих кустов. Полную сумку, – я кинул на руки Дворянчику холщёвую суму с длинной лямкой, – Говорят, это отличное лекарственное средство при различных лихорадках и простудных болезнях, – пояснил я, глядя прямо в их наливающиеся невыразимым изумлением глаза.

Первым в себя пришёл Дворянчик.

– Сержант, вы с ума сошли!? Какие листья? Да мы ни за что не переправимся на ту сторону! Посмотрите на течение. Нас просто унесёт. Прямиком вон в тот водопад! Вы что, смерти нашей хотите?

Водопад, срывавшийся с плато в долину, и в самом деле шумел неподалёку. Ну, сотни три‑четыре саженей, не дальше…

– Так… Один струсил… Понятно. А ты что скажешь? – взглянул я на Циркача.

Тот внимательно посмотрел мне в глаза, перевёл взгляд на Дворянчика, потом на реку и – на скалу. Подумал и сказал:

– Вы знаете, господин сержант, это тот редкий случай, когда я вынужден согласиться с господином нищим графом. Это действительно гиблое дело.

– Что!? – заорал Дворянчик, – Ты опять…

– Заткнись, – ровным голосом посоветовал ему Циркач и обернулся ко мне, – Гиблое, но не безнадёжное. Лично я – справлюсь. А этот нытик может оставаться на берегу.

– Это кто нытик? Кто – нытик? – зарычал, подпрыгивая от возмущения, Дворянчик, – А ну, дай сюда…

Он нервно сорвал с луки седла Циркача моток длинной верёвки, прихваченной из лагеря по моему приказу, спрыгнул с лошади и направился к реке.

– Я вам покажу, кто тут нытик…

Циркач резво соскочил с седла и, догнав графа, рванул его за плечо, разворачивая к себе лицом.

– Верни верёвку.

– И не подумаю! Убирайся!

– Дай сюда верёвку, придурок! В реку пойду я.

– С какой стати!?

– С такой! Ты плавать не умеешь, идиот! И десяти шагов не пройдёшь, как потонешь!

Дворянчик на какое‑то время замер, не зная, что ответить на столь резонный аргумент. Плавать он и в самом деле не умел. Пораскинув мозгами, перевёл взгляд на меня. Я с отсутствующим видом смотрел на бурное течение, делая вид, будто весь этот разговор меня абсолютно не касается. А чего, в самом деле? Я приказ отдал. Выполняйте!

– Здесь мелко, – попытался он возразить.

– Мелко, да не везде. Для тебя хватит!

Вновь наступило молчание.

– Послушай, Дворянчик, – Циркач старался говорить более‑менее мирным голосом, – переправляться всё равно придётся. Так что лучше уж помогать друг другу, чем собачиться и кичиться кровью.

– Хорошо, – через силу согласился тот, – что ты предлагаешь?

– Смотри. Я обвяжусь верёвкой и войду в реку. Ты сядешь вот у этого дерева, пропустишь вокруг его ствола верёвку и, придерживая её обеими руками, будешь её помаленьку стравливать, меня страховать. И не забудь упереться ногами в камни. А то я тяжелее тебя, а течение здесь сильное. Если меня потащит, то ты не удержишься. И тебя потащит следом. А когда я переберусь на ту сторону, то где‑нибудь там закреплю свой конец верёвки. А ты привяжешь к дереву свой. И по ней уже переберёшься на ту сторону… Ну? Что скажешь?

Дворянчик для виду подумал, поглядел на реку, на скалу, и – согласился. Уточнив ещё некоторые моменты, они принялись готовиться к переправе. Всё это время я просидел в седле, делая вид, будто абсолютно не интересуюсь происходящим.

Вначале у них всё шло нормально. Дворянчик сидел на земле, упираясь ногами в камень и потихоньку пропуская верёвку через свою спину и вокруг дерева. Циркач, для большей устойчивости упираясь в дно подобранной на берегу толстой веткой, медленно продвигался по пояс в воде, постепенно забирая влево, против течения. Пройдя около трети расстояния, он остановился передохнуть за большим валуном, торчавшим из воды, и показал Дворянчику большой палец. Мол, всё нормально. Постояв немного, медленно двинулся дальше.

Быстро бегущая вода уже приходилась ему по грудь. Однако он пока ещё продолжал удерживаться на ногах. Но вот, видимо, поскользнувшись, он с головой ушёл под воду, тут же вынырнул, успел глотнуть воздух и вновь исчез посреди бурного течения. Верёвка натянулась, задрожала и зазвенела, как струна, грозя в любой момент оборваться. Если бы это случилось, то спасти Циркача от гибели могло только чудо.

Дворянчик, вскрикнув от неожиданности и боли, свёл руки вместе, охватывая проскальзывающей между пальцев верёвкой своё тело и изо всех сил упёрся ногами в камень, торчащий перед ним из земли.

– Сержант! – в отчаянии закричал он, – Помогите!

Но я даже не шелохнулся. Нет, парень, ты сам, без моей помощи, должен справиться с этим.

– Сержант, чёрт вас возьми, помогите мне! Я не удержу его!

Я продолжал, не шевелясь, сидеть в седле. Конечно, я готов был в самый критический момент броситься на помощь. Не в моих правилах вот так, за здорово живёшь, терять своих людей. Но, по моему мнению, такой момент ещё не настал.

А тем временем голова Циркача, мелькнув ещё пару раз где‑то посередине реки, опять скрылась под водой. На этот раз он не показывался довольно долго. Я уже начал было напрягаться, раздумывая, не пора ли тащить бойца обратно. И тут мы увидели его, медленно выползающего на валун, торчащий из воды где‑то посередине речного потока.

Вытянув своё тело на камень, Циркач, распластавшись на нём, замер, отдыхая. Так или иначе, но половина реки уже была им пройдена. Ну, что ж, осталась ещё половина…

Дворянчик, увидев, что Циркач выбрался из воды и разлёгся на камне, разжал судорожно сведённые пальцы, откинулся на спину и смог перевести дух. На меня он старался не смотреть. Циркач же, отлежавшись и отдохнув, поднялся на ноги и помахал рукой.

– Эй! – услышали мы его крик, – Дворянчик! Всё нормально! Здесь дальше отмель! Я переправляюсь! Ты готов?

Граф поднял голову и посмотрел на кричавшего. Потом несколько раз сжал и расслабил пальцы рук и потёр их.

– Да! Давай! – наконец помахал он рукой и, сделав несколько глубоких вдохов‑выдохов, взялся за верёвку.

Махнув рукой в ответ, Циркач принялся осторожно спускаться обратно в реку.

В общем, после того, как Циркач вылез на противоположный берег, они закрепили оба конца верёвки и Дворянчик, зацепившись за неё руками и ногами, через некоторое время оказался на той стороне реки. Там они ещё о чём‑то посовещались и, обойдя скалу кругом, скрылись из моих глаз.

Ждать пришлось довольно долго. И вновь я их увидел уже совсем не там, где ожидал. Не у подножия скалы, а на её вершине. Вероятно, где‑то с обратной стороны скалы имелся более пологий подъём, которым парни и решили воспользоваться. Можно сказать, что полдела было сделано. Теперь им оставалось только добраться до кустов, росших на обрывистой стене, набрать листьев и вернуться на наш берег.

У Дворянчика при себе имелся второй моток верёвки, одним концом которого он и обвязался, отдав другой Циркачу. С учётом того, что он и в самом деле значительно легче нашего борца, этот шаг представлялся вполне разумным. При спуске со скалы Циркачу будет несложно удержать на весу графа, даже если тот вдруг и сорвётся…

Вот зараза! Как накаркал! Дворянчик и в самом деле, уже почти добравшись до кустов, вдруг как‑то странно дёрнулся и в следующий миг повис на тонкой паутине верёвки над обрывом. До бегущего внизу бурного потока было не меньше десятка саженей. И при падении с такой высоты он рисковал не только быть унесённым водой, но и сломать себе при падении шею об обломки камней, торчащие из реки под самым обрывом.

Циркач, удерживая повисшего на верёвке графа, сцепил руки вместе, откинулся назад и крепко упёрся в скалу обеими ногами. Я видел, что они там что‑то кричали друг другу. Но из‑за дальности расстояния и шума воды ничего не слышал. Возможно, Циркач, как более опытный в деле обращения с верёвками, отдавал Дворянчику какие‑то указания. Наконец тот, раскачавшись, смог дотянуться до скалы и уцепиться за какую‑то щель в скале. Повозившись немного, он уже крепко держался на острых выступах стены. Оглядевшись, граф медленно двинулся влево, к вожделенным кустам. Вот он уже добрался до них. Вот начал осторожно, стараясь не сорваться во второй раз, обрывать листья и складывать их в висящую на плече сумку…

Полчаса ушло у него на то, чтобы наполнить её доверху. Несколько раз он останавливался и отдыхал. Пару раз едва вновь не сорвался со скалы. Наконец, похоже, дело было закончено. Он что‑то крикнул Циркачу, и тот начал понемногу вытравливать верёвку, опуская Дворянчика вниз, к самой воде. Ну, разумеется. Это ведь гораздо проще, чем тащить его наверх.

Возвращение их на нашу сторону прошло без особых приключений. Оба они поочерёдно перебрались обратно по натянутой над водой верёвке. А потом Циркач сдёрнул с камня за перетащенный за собой конец верёвки узел, закреплённый на той стороне каким‑то хитрым способом. Вытянув из воды верёвку, они свернули её и подошли ко мне.

Ни слова не говоря, Дворянчик сунул мне в руки сумку и отвернулся.

Я проверил содержимое сумки и взглянул на Циркача:

– Ну, как водичка? Нормально искупался? Не унесло до водопада?

– Нормально, – криво усмехнулся тот, – если б не Дворянчик, точно в водопад улетел бы… Так что я ему теперь в некотором роде за спасение жизни благодарен должен быть…

– Обойдусь и без твоей благодарности, – с деланным недовольством буркнул Дворянчик и невольно покосился на свои подранные до крови ладони, – ты меня тоже на скале держал… Так что, считай, квиты…

– Ну‑ну, – я усмехнулся, подъехал к реке и одним движением высыпал все листья в воду. Дворянчик, увидев это, хищно оскалился и схватился рукой за нож, висевший на поясе.

– Ты… ты… Убью! – хрипел он, задыхаясь от ярости.

Я перевёл взгляд на Циркача. У него тоже в первый момент изменилось лицо, всё искривившись, как от зубной боли. Но в следующий миг в его глазах вдруг мелькнуло понимание. Он вгляделся в меня и, перехватив руку Дворянчика, лежащую на рукояти ножа, крепко сжал пальцы.

Я проехал мимо них, едва не задев Дворянчика своим сапогом.

– Возвращаемся. Догоняйте, – мимоходом бросил я им и пришпорил коня.

Когда я отъехал шагов на пятьдесят, Дворянчик всем корпусом развернулся к Циркачу.

– Давай убьём его! – горячо выдохнул он прямо в лицо борца, – Прямо сейчас! Здесь! Нам все только спасибо скажут!

Циркач усмехнулся и, отпуская Дворянчика, покачал головой:

– Нет. Мы не будем его убивать. Более того! Это теперь единственный из всех, кого я знаю, за кого я готов отдать свою жизнь! Ну, кроме тебя, разумеется…

– Что? – не веря своим ушам, переспросил Дворянчик, – Что ты сказал?

– А ты, что, ничего так и не понял?

– О чём ты?

– Вот что я тебе скажу… После того, что сегодня с нами тут случилось… Уж не знаю, как ты, а у меня на тебя рука точно не поднимется. Вот так‑то, брат…

Дворянчик, не мигая, несколько секунд смотрел в глаза собеседника. Потом, шагнув ближе, левой рукой выдернул нож и провёл им по изодранной верёвкой правой ладони. Кровь закапала с пораненной руки на прибрежные камни. Протянув окровавленную ладонь Циркачу, граф ждал. Тот, не говоря ни слова, проделал то же самое со своей рукой. И две ладони, обагрённые кровью, сошлись в крепком рукопожатии. Две крови смешались, и никто из них уже не знал, кому и сколько этой смеси досталось. Так у нас в отряде появились кровные братья…

Но об этом разговоре я узнал значительно позже. А в тот момент, удаляясь от них, крепко держался за рукоять меча, готовясь к отражению так и назревавшего нападения…

«Я сержанта ещё при первой встрече понял. Ему тоже не в радость на эту границу было ехать. Особенно с таким сбродом, что у нас в отряде подобрался. Да только ему, как и нам, деваться было некуда. Получил приказ – выполняй. И пришлось ему из того, что имелось (из нас, то есть) делать хоть какое‑то подобие войска королевского. Вот потому, когда он меня Циркачом обозвал, я и не возражал. Хотя и мне тоже не понравилось, что меня, как бродягу какого‑то, кличкой обзывать будут. Не понравилось, но – смолчал. Решил подождать, да посмотреть, что дальше будет. И чем дальше я рядом с ним находился, тем всё большее уважение он во мне вызывал. И как воин, и как командир, да и просто, как человек.

А уж когда он этот фокус с добыванием „лечебных листьев“ проделал… И всё только для того, чтоб мы с Дворянчиком грызню свою раз и навсегда прекратили… Вот тут‑то я и понял, что за такого командира и жизнь отдать не жалко! Красиво звучит? Может быть… Да только солдат превыше любого другого ценит того командира, который свою искреннюю заботу о нём проявляет. А сержант наш, хоть и суров, и жесток порой бывает, а всё же – человек! А для солдата это важно. Потому и побратимами мы с Дворянчиком стали, что сумел десятник наш нам на жизненном примере показать, что мы должны друг за дружку крепко держаться. И что важнее этого ничего быть не может».

В лагере не остались не замеченными перемотанные кусками холста руки двух вечных спорщиков. Первым по этому поводу решил высказаться Грызун. Ехидно ухмыляясь и растягивая слова, он обратился к Дворянчику:

– Слышь, бла‑ародный, чёй‑то у тя с рукой? Никак, натёр? Тяжко без баб‑то, а? – и, довольный шуткой, заржал, уперев руки в боки и оглядываясь по сторонам.

– Отвали, – искоса взглянув на шутника и не вставая со скамьи, процедил Дворянчик.

– Да нет, Грызун, ты не прав, – усмехнувшись, вступил в разговор Цыган, – погляди повнимательнее. У них ведь у обоих руки замотаны. И приехали они какие‑то уж слишком мирные. Я бы даже сказал – одухотворённые. Вот я и думаю: чем это таким они с сержантом занимались, что их морды сейчас скорее масляные рожи святых отцов напоминают, чем лица достойных воинов Его королевского величества?

– К чему ты клонишь? – насторожился Циркач.

– О, видал? – улыбаясь, поднял палец Цыган, – Теперь и этот голос подал… А к чему тут клонить? На вас со стороны глянуть, так промеж вас прям как будто любовь образовалась… Вот я и думаю: не заставил ли вас сержант через «не могу» друг друга полюбить? А вам и понравилось…

Не успел он закончить фразу, как ему в горло тут же упёрлось два меча.

– Если ты, собачий сын, сам не заткнёшься, я твои слова забью тебе обратно в глотку вот этим мечом, – процедил Циркач.

– А я – снесу с плеч твою тупую башку, – зловеще пообещал Дворянчик, – чтоб в неё больше не приходили столь поганые мысли.

– Ша, ребятки! – Грызун влез между спорщиками, аккуратно отводя мечи в сторону, – Спокойно! Вы что, шуток не понимаете?

– За такие шутки убивают на месте, – прорычал Циркач.

– А что нам остаётся думать? – пожимая плечами и разводя руки в стороны, вопросил Грызун, – Вы молчите, как воды в рот набрали, сидите с постными мордами, руки обмотаны. Надо же нам вас как‑то разговорить! Ну, неудачно пошутили… Извините! Чего ж сразу за меч‑то хвататься? Так ведь ненароком и убить можно! А кто потом отвечать будет? Вам это надо?

– Я жду, – мрачно произнёс Циркач, глядя через плечо бывшего вора на Цыгана.

Тот, уже полностью закрытый спиной своего заступника, помялся и, признавая неудачность шутки, примиряющее поднял руки:

– Ладно, парни, извините. Пошутил неудачно. В следующий раз буду более осмотрителен.

– Следующий раз будет в твоей жизни последним, – предупредил Дворянчик, демонстративно убирая меч в ножны.

– И всё же, – подал голос Зелёный, – куда вы ездили? Чем вы таким занимались, что вас обоих после этой поездки просто не узнать!? Как подменили…

– Да так, – хмыкнул, остывая, Циркач, – листья собирали…

– Чего!? – не поверил своим ушам Хорёк, – Какие листья?

– Да чёрт его знает, какие, – буркнул Дворянчик, – да и не в листьях тут дело…

– Слушайте, из вас, что, каждое слово клещами тянуть надо? – возмутился Грызун, – Давайте, рассказывайте, что да как?

– Расскажи, а, – поморщился Дворянчик, взглянув на Циркача, – не отстанут ведь…

Кровь на молочных клыках

Неспешно помахивая топором, я обтёсывал ствол только что срубленного деревца от торчащих там и сям веток. Ствол не слишком толстый и не тонкий, с мою руку. Как раз то, что надо для лежака. Неподалёку таким же делом занимались Зелёный и Степняк. Ещё двое, Одуванчик и Цыган, грузили уже оструганные жердины на телегу с впряжённой в неё обозной кобылой и отвозили к отстроенной только на прошлой неделе казарме. Стены её были сложены из камня и покрыты тёсовой крышей, поверх которой был уложен толстый слой дёрна. Вместо окон – узкие бойницы, изнутри закрывающиеся на ночь и в непогоду ставнями. Дверной проём тоже узкий, закрывающийся крепкой дверью, сбитой из толстых дубовых досок. Казарма, пристроенная задней стеной к скале и прикрытая сверху зеленой крышей, издали казалась просто скальным выступом с очень правильными формами.

Сбоку к казарме была пристроена конюшня на полтора десятка лошадей. А небольшой грот, вокруг которого и возводились стены, мы решили использовать в качестве кладовой.

Спасибо селянам! Помогли с постройкой. А то уж и не знаю, как бы мы со всем этим управились. У них даже умелец нашёлся, чтоб посреди казармы очаг с отводом дыма сложить. А сейчас мы занимались тем, что сколачивали в казарме лежаки в два этажа. Ну и заодно отгораживали там для меня отдельную каморку, сбивая стенки из таких же жердей, что шли и на изготовление лежаков.

За всё это время горцы ни нас, ни посёлок ни разу так и не побеспокоили. То ли наше присутствие их отпугнуло, то ли свои дела у них были, но за все четыре месяца нашего пребывания на этом плато горные племена себя никак не обозначали. Мы их присутствие даже со смотровой площадки не обнаружили.

Селяне у нас не появлялись с прошлой недели. Им сейчас не до нас. Осень наступила. Сбор урожая вовсю идёт. И на полях, и в садах, и даже в лесу. Мы тоже то в лес по грибы‑ягоды‑орехи ходим, то к реке – рыбу ловить да коптить. Зелёный коптильню сложил из камней, как они у себя в лесу делали. Так что мы теперь и рыбой, и мясом копчёным запасаемся, к зиме готовимся. И лошадям на зиму сена вдоволь заготовили. Эвон, неподалёку два огромных стога стоят, верёвками перетянутые, чтоб ветрами осенними да зимними не разметало.

Продолжая обтёсывать жерди, я мысленно перебирал, что мы сделали за прошедшее время, чего не успели, и что ещё предстояло сделать, готовясь к зиме. Глаза при этом по привычке скользили вокруг, осматривая окрестности и примечая все изменения, происходящие в окружающей обстановке. Потому я ещё издалека заметил скачущего к нам во весь опор всадника.

«От деревни скачет, – отметил я, – случилось чего?»

Между тем всадник доскакал до нашего поста, покрутился там, видимо, выспрашивая о чём‑то. Кто‑то ему что‑то ответил, кто‑то махнул рукой. Всадник, развернув коня, помчался в мою сторону. Когда подъехал ближе, я его узнал. Один из молодых парней из посёлка. Бывал у нас часто, помогал строить казарму, косить сено. И вообще был парень свойский и простой в обращении.

– Эй! Цыган! Привет! – послышался его звонкий голос, – Сержант где?

Цыган в ответ помахал рукой и ткнул пальцем в направлении кустов, за которыми я и стоял:

– Там!

Кивнув в благодарность, парнишка развернул коня.

Подъехав поближе ко мне, парень спрыгнул на землю и, приветливо улыбнувшись, сказал:

– Доброго дня вам, господин сержант! Да поможет вам Высший!

– Здорово, – ответил я, – и тебе – того же! Чего примчался? Дело есть? Или так, попроведать со скуки?

– Староста прислал, господин сержант, – оглаживая коня, ответил тот, – праздник у нас в эту субботу будет. День последнего снопа. Вас всех на праздник приглашаем.

– Хм… Праздник – это хорошо, – раздумывая над его словами, ответил я, – Вот только всем‑то уж точно прийти не получится. Но кто сможем – придём обязательно. Так старосте и передай.

– Так мы ж понимаем, – согласно кивнул гонец, – служба. Как без неё?.. Ну, так мы вас ждём, господин сержант! – воскликнул он, запрыгивая обратно в седло.

Я в ответ изобразил некое движение топором, мол – договорились, и с одного замаха снял с жердины сразу несколько мелких веточек.

Полоз и Грызун, работавшие неподалёку, разумеется, весь разговор слышали и, довольно переглянувшись, показали друг другу большие пальцы.

Не успел посланец старосты уехать, как в поле, со стороны реки показались два всадника. Это возвращались с охоты Степняк и Зелёный, уехавшие ещё утром.

Однако, когда они подъехали к казарме, добычи при них не оказалось, а вот выглядели они довольно странно. Степняк весь, с ног до головы, был вымокшим до нитки. Зелёный же, бросая на него короткие взгляды, прыскал от смеха в сторону.

– О! Привет, охотнички! – приветствовал их весёлым возгласом Одуванчик, как раз вышедший из казармы, – Как охота?

При этих словах Зелёный вдруг от души расхохотался, а Степняк насупился и, соскочив с седла, молча исчез за дверями казармы.

– Чего вы? – недоумевает Одуванчик.

– Да, уж… поохотились, – закатывается Зелёный.

Тем временем к ним подхожу я, следом подтягиваются Полоз и Грызун, из казармы выходят Циркач и Дворянчик.

Услышав сказанное Зелёным, Дворянчик коротко бросает:

– Рассказывай.

– Поехали мы со Степняком на охоту, – начал Зелёный.

– Это мы и так знаем. Ближе к делу, – отозвался Циркач.

– Ну, подъезжаем к реке. Взяли немного в гору. Едем мимо большого серого камня над обрывом. А вплотную к этому камню сосна растёт. Гляжу, а под сосной енот сидит. Нагрёб себе кучу шишек сосновых и грызёт их. Обед у него, значит, – хмыкнул Зелёный.

– И чего такого? – не понял Полоз.

– А то! – продолжает закатываться Зелёный, – Я Степняку и говорю, гляди, мол, шапка тебе на зиму под сосной сидит, енотовая. Надо? Он обрадовался. О, говорит, сейчас я его поймаю. Я говорю: «А чего его ловить? Давай лучше я его подстрелю. Всего и делов». А он мне говорит: «Подожди, не стреляй. А то ты мне шапку испортишь!»

Последнюю фразу Зелёный произнёс уже под громкий смех слушателей. Начало истории прозвучало довольно многообещающе. Мы устроились вокруг рассказчика, уже спрыгнувшего с седла и принявшего картинную позу ради продолжения рассказа:

– Скидывает Степняк плащ, сползает с седла и растянув плащ в руках, со всех ног рвёт к обедающему еноту. Да там и бежать‑то – с полсотни шагов. Енот сперва и не понял, что это за ним бегут. А когда сообразил, то единственное место, куда он мог скрыться, была та самая сосна, под которой он сидел. Не долго думая, енот зажимает в зубах самую большую шишку и что есть духу взлетает на самую макушку сосны. Он наверное, думал, что такая туша, как наш Степняк на ту сосенку не полезет. Она же с руку толщиной, не больше. Ан, нет, просчитался енот! Степняк, с криком «попался, сука!», полез! – Зелёный от возбуждения хлопнул кистью правой руки по ладони левой, – И вот, значит, Степняк лезет, енот на макушке визжит благим матом и пытается отстреливаться.

– Как это? – не понял Циркач, – Чем отстреливаться?

– Ну, как чем? – хмыкнул Зелёный и ткнул себе пальцем за спину, – Хвост поднял и – залпами! Но, правда, не попадает, – тут же уточнил Зелёный, покосившись на вышедшего из казармы Степняка, уже переодевшегося в сухое, – сосна слегка под наклоном к реке растёт. Так что всё мимо летит. А Степняк – лезет!

Я‑то со стороны смотрю, лучше него всё, что происходит, вижу. И вдруг понимаю, что дальше ничего хорошего не будет. И кричу ему, мол, слазь оттудова, не лезь дальше! А он – ни в какую. Я его, говорит, уже почти достал! Вы знаете, в какой‑то момент я уже тоже думал, что он этого енота достал. Но тут сосна под весом Степняка понемногу начинает сгибаться и наклоняться в сторону реки. Он этого сначала не заметил, а потом уже поздно было.

– В смысле? – уточнил Дворянчик, посмеиваясь, – Сосна сломалась?

– Да нет, – отмахнулся Зелёный, – не сломалась. Просто она вдруг так сильно согнулась, что Степняк, не ожидавший такого выпада с её стороны, разжал руки и полетел мимо енота прямо в реку…

Мы покатились со смеху, представив себе летящего с дерева в реку Степняка.

– Это ещё не всё! – замахал руками Зелёный, – После того, как Степняк выпустил из рук сосну и полетел в воду, дерево, понятное дело выпрямилось…

– И чего? – задавив в груди смех, выдохнул Одуванчик.

– И дико орущий енот, тоже не ожидавший такого разворота, подброшенный сосной, полетел в другую сторону, шагов на пятьдесят, в кусты… Ну, точно, как камень, выпущенный из пращи.

Народ катался по земле, давясь и икая от смеха. Кто‑то в приступе веселья колотил по земле кулаком, кто‑то, держась за живот, стонал в изнеможении…

– Но и это ещё не всё! – перекрикивая смеющихся, продолжал Зелёный, – В это время мимо пролетала ворона. Я не знаю, что она подумала, когда её обогнал летящий мимо и орущий енот, но я сам видел, как она в воздухе перевернулась кверху лапами и тоже заорала!

Сказать, что мы были в истерике, это ничего не сказать. Народ буквально задыхался от хохота. А взглянув на хмуро улыбающегося Степняка, опять хватался за животы в новом приступе смеха.

– А что Степняк? – сквозь смех спросил Дворянчик.

– А Степняк вылез из реки, прыг в седло и – ходу до казармы галопом! Переодеваться! – смеясь, ответил Зелёный.

– Слышь, братан, – хлопнул Степняка по плечу Грызун, – может, мы тебя теперь по другому звать будем?

– Это как? – насторожился тот.

– Катапульта!

– Не! – отрицательно замахал руками Циркач, – Не катапульта! Гроза енотов!

– Вот вы смеётесь, – с явным сочувствием произнес Одуванчик, вытирая слёзы, выступившие на глазах от смеха, – а ведь Степняк на зиму без енотовой шапки остался…

Ответом ему было новое ржание всех присутствующих.

Как я и предупреждал, в субботу на праздник выехали не все. На посту оставались Полоз и Грызун. Ничего не поделаешь – очередь! Я пообещал им, что отпущу в посёлок позже, через пару дней после праздника. А пока, согласно очерёдности, пусть несут службу. Да Степняк уехал ещё на день раньше. По поводу него у меня со старостой уже пару месяцев, как действовал уговор, что по возможности буду отпускать Степняка в деревню почаще. Какой‑никакой, а всё ж – кузнец. Летом для него в деревне работы – выше крыши. Ну, а за это к нам мужики из посёлка помогать в строительстве приезжали. Кузнец наш, как я слышал, уже и подругу себе в посёлке завёл, обживаться начал. Но на службе это никак не отражалось. И на площадку в свой черёд поднимался, и на занятиях заметное усердие выказывал. Ну, а коли так, то чего ж человеку в обустройстве жизни мешать?

Да и не только Степняк себе подружку завёл. Остальные тоже, приезжая в посёлок, не скучали. Даже наш скромняга и тихоня Одуванчик сошёлся с молодкой лет двадцати с небольшим. Мужа своего она потеряла аккурат прошедшей зимой. Пошёл на охоту, да и не вернулся. Только по весне, когда снега сошли, отыскали его случайно сельчане в одной из расщелин. Видать, в снег провалился, а выбраться не сумел. Так и замёрз там… И осталась молодая баба одна с сыном пятилетним на руках. Понятное дело, погоревала сколько‑то времени. Дак ведь жизнь‑то не остановилась… А тут мы приехали. Вот и присмотрела она себе скромного, рассудительного да работящего паренька. И он, семью свою потерявший, тоже к ней душой потянулся. Так и стал Одуванчик все свои выходные на вдовьином дворе проводить, помогая ей хозяйство поднимать.

…Праздник деревенский начинался с того, что группа ряженых сельчан, возглавляемых духом – покровителем полей, садов и пастбищ, обходила весь посёлок, собирая с каждого дома по небольшому снопику колосьев. В жертву этому самому духу (тоже – ряженому, понятное дело). Ходили они с плясками и шутками, распевая положенные гимны, как самому духу, так и его многочисленным ряженым помощникам.

Обойдя все дома, процессия выходила на деревенскую площадь, где из собранных снопиков складывался один большой стог. Туда же кидали зарезанных прямо на площади курицу и молоденького ягнёнка, клали соты с мёдом и разные фрукты и овощи. После чего староста вручал духу‑покровителю горящий факел, сопровождая процесс вручения торжественной речью с благодарностью за обильный урожай и пожеланием и впредь не обделять сельские поля, сады и стада святым покровительством. «Дух», приняв факел, благодарил за подношения и клятвенно заверял, что и далее будет заботиться о жителях села, об их достатке и сытости. Не преминув при этом напомнить, что и сельчане, в свою очередь, должны усердно трудиться на полях и в садах, да заботиться о своих стадах и птичниках, а не валяться на полатях, милости от богов дожидаючись. После дружных заверений сельчан, что так оно всё и будет, «дух» милостиво раскланивался на четыре стороны и поджигал сложенный на площади стог. Куда и кидал использованный факел.

После этого начинались пляски, песни, вождения хороводов и игры.

На столах, установленных по бокам площади, каждый дом выставлял своё угощение для всех желающих. Пироги, сыры, колбасы, сотовый мёд, кислое и пресное молоко, каши, пареные, жареные и варёные овощи, свежие фрукты и ягоды, разнообразные копчёности так и притягивали взор и заставляли бежать слюну. Свежее пиво и молодое вино, разлитые в разноразмерные бочонки, бочки и кувшины, стояли тут же, маня к себе и соблазняя буквально нырнуть в их глубь и там забыться. Я своих по поводу питья предупредил сразу. Пить можно. Но ежели кто завтра утром на коня самостоятельно не влезет, будет порот нещадно. Парни морды покривили, но к сведению приняли…