Текст книги "Лезвие власти (СИ)"

Автор книги: Андрей Гальперин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Конечно же, мой господин! И многие из этих сведений вас непременно заинтересуют!

– Эх, не люблю я слухи! Ну, так что там сообщает госпожа Таэль?

– Но господин канцлер еще не закончил завтрак!

– Ты становишься дерзок, Ландо! Скоро у тебя вырастут драконьи рога и ослиные яйца! Давай выкладывай! – Лицо старика приобрело сосредоточенное выражение, он отложил нож и вилку и приготовился слушать.

– Госпожа Таэль сообщает, что миссия на севере удалась. Все результаты соответствующим образом запечатлены.

– Отлично, мой друг, отлично! А как наш многоуважаемый маркграф?

– Господин маркграф Нурр прибыл сегодня ночью в Вивлен. Вот его просьба об аудиенции к Императору. С самого утра он поднял на ноги всю Имперскую канцелярию.

– Это великолепно мой друг! Что означает прибытие славного маркграфа в столицу Империи с просьбой об аудиенции?

– Это означает, господин канцлер, что Винтир отказал в помощи Кирской Марке.

– С Императором маркграфу встречаться, конечно, не стоит. М-да, манеры Нурра оставляют желать лучшего, а наш юный повелитель так раним.... Поэтому, – Россенброк заговорщицки подмигнул слуге, – я переговорю с владыкой Кира самолично. Скажем, после шестой службы.

– Да, господин канцлер.

– Винтир, конечно же, совершил стратегическую ошибку, отказав Нурру в помощи. Сухарик в Кире надолго не задержится, да и что там Кира – тайга, нелюди... А Винтир это лакомый кусок, и напрасно добрый герцог полагается на свою армию. Ох, напрасно! Впрочем, он еще молод. А мы этим, пожалуй, воспользуемся... Ландо, друг мой, после аудиенции маркграфа желаю увидеть полковника Селина…

– Да, господин канцлер, полковник уже в столице и после второй службы будет у вас!

Россенброк посмотрел на слугу с некоторым удивлением:

– Мой старый Ландо начинает разбираться в государственных делах! Чудесно! Пожалуй ты заслужил прибавку к жалованию! Впрочем, нет... Услышал я вчера случайно, что у таверны «Пьяный Тролль» появился новый хозяин... А что же случилось с прежним хозяином, небезызвестным Вертом Беспалым, над которым столь удачно простиралась милость нашего доброго друга монаха Дибо?

– Господину канцлеру известна честность его верного слуги, – Ландо возмущенно сверкнул глазами из-под седых кустистых бровей. Россенброк в ответ лишь усмехнулся, – а что касается Беспалого, то он случайно оступился и утонул в канаве, совсем недалеко от площади Звезд. А таверну приобрел у безутешной вдовы мой дорогой кузен Илия, совсем, впрочем, недорого.

– Конечно же, твоему кузену удалось сохранить связи Беспалого?

– И даже немного их расширить, господин канцлер!

– Ай-ай-ай! Наш добрый друг Дибо будет расстроен, хотя он не дурак и твоему кузену в ближайшее время стоит ждать гостей.

– Мы уже обговорили с Илией этот вопрос, господин канцлер.

– Прекрасно! Что еще? – Россенброк возобновил прерванный завтрак. Впереди был трудный день, и утренние призраки постепенно рассеивались, лишь где-то в глубине вяло шевелилась мысль о том, что он опять недодумал, недосчитал, не вспомнил нечто важное.

– Патта Москит пишет об увиденных на границе Рифдола и Рифлера троллях. Там же, в Рифдоле, люди Москита наблюдали продвижение верейских прайдов, впрочем, немногочисленных. На границах Бадболя продолжают скапливаться королевские наемники. Джемиус прогнозирует повышение цен на медь и бронзу.

– Странное совпадение, учитывая резкий подъем промышленности Хоронга, и падение производства в Бироле. Граф Михаэль отчаянно бьется за выживание, а в это время король стягивает к Хоронгу войска. Это крайне интересно… Дальше!

– Клан Диагур объявил о поднятии цен на все островные товары, в самой Бантуе замечена активность эмиссаров Зошки. Джемиус предполагает о создании коалиции, для продвижения островных и гореннских товаров в обход таможен Аведжии. Предполагается также активная заинтересованность Латеррата, но подтверждений нет.

– Старается Джемиус, старается... Я вижу Великого Герцога насквозь, у него на плечах висят Пинты и Бриуль, да и нестсы с аведжийцами не дремлют. Он осторожен, старый герцог, осторожен как анбирская лиса. Продолжай!

– Так же Суэем доказана вина барона Винге в нарушении Имперского закона «О землях»...

– Об этом я буду говорить сегодня с его Величеством Императором. Подготовь к обеду все соответствующие документы. Дальше!

– Прибывший позавчера легат архиепископа Новерганского отец Бондо просит вашей аудиенции.

– Сегодня, после третьей службы.

– На востоке Нижнего Бриуля начинается эпидемия чумы...

– Что предпринимает князь?

– Как обычно, мой господин. Его солдаты сжигают зараженные поселения.

– Отдай распоряжение Джемиусу, об отправке на границу с Бриулем наших людей, для контроля над распространением заразы, всех снабдишь соответствующей бумагой, с моей подписью.

– Инструкции будут прежними, мой господин?

– Да! Всех зараженных, пытающихся проникнуть на территорию Атегатта, сжигать на месте.

– Смею напомнить господину канцлеру, что через Бриуль в данный момент следует несколько термбурских караванов для наших гарнизонов в Куфии.

Канцлер исподлобья посмотрел на притихшего в момент слугу. Потом тяжело вздохнул и вдруг, подхватив со стола хрустальное блюдо, швырнул его через весь кабинет. Блюдо, сбив по пути несколько форелнских статуэток, со звоном раскололось на тысячу осколков, оставив на белоснежном мраморе красное соусное пятно.

В то же мгновенье в кабинет ворвался, страшно вращая черными глазищами Мио Шуль, по прозвищу Весельчак, лейтенант гвардии и личный телохранитель канцлера. Тут же, оценив обстановку, Весельчак убрал обнаженные клинки, и, развернувшись на одном месте, вышел в коридор. Россенброк, даже не повернул голову в сторону телохранителя, он продолжал смотреть на потеки соуса, так похожие издалека на кровь.

Эта новость была крайне отвратительна. К трону Куфии стремительно подбирался, шагая по трупам отравленных и удушенных родственников, виллаярский герцог Им-Могарр. Герцог слыл ярым врагом правящего дома и имел солидную поддержку со стороны куфийской знати. В то же время в самом Виллаяре Им-Могарра ненавидели и презирали за дикую жестокость и самодурство. И лишь присутствие на территории Великого герцогства имперских арионов удерживало обе стороны от развязывания кровопролитной гражданской войны. Канцлер, всячески поддерживавший законного правителя герцога Им-Нилона, прекрасно понимал, что Империя не может позволить втянуть себя в затяжную войну в канун голодной зимы, но и пропустить караваны на территорию Куфии он тоже не мог. Пропустить караваны – значит поставить под угрозу заражения огромное герцогство, находящееся в непосредственной зависимости от Империи и имеющее важнейшее стратегическое значение. Избавится от караванов – нарушить свои обязательства перед теми, для кого Империя является оплотом могущества и надежности. Разрушить надежды страждущих справедливости. В какой-то момент ему показалось, что нужное решение вот—вот будет найдено, но выхода не было. Вернее был. Один.

Канцлер внимательно посмотрел в глаза застывшему в мучительном напряжении Ландо. Потом опустил морщинистое лицо на сухую ладонь и заговорил, страшно и тихо:

– Свяжись с банкиром Монниссием Троем. От каравана избавиться до того, как он подойдет к таможне в Киссе. Предупреди графа Патео, о том, что я желаю побеседовать с ним сегодня, после восьмой службы. В западной башне. Эти, – канцлер ткнул пальцем в бумаги с темной каймой, свидетельствующей о том, что к их составлению приложила руку Тайная канцелярия, – в мою библиотеку. Остальные – в дворцовую канцелярию…

Он встал из-за стола, и тяжело опираясь на толстую трость, побрел к дверям.

– Как прикажете избавиться от каравана, господин канцлер?

Россенброк становился на пороге и печально посмотрел на старого слугу.

– С наименьшими потерями... С наименьшими потерями для Империи, мой дорогой Ландо...

12.

Тропа закончилась резко, словно кто-то провел темную черту из густых зарослей бузины и терна, беспорядочно переплетенных диким виноградом. Позади остался чистый, светлый лес с белоствольными кленами и низкими широкими дубами. Впереди темнел без единого солнечного просвета, пограничный лес Аллафф. Здесь же, у гигантских, торчащих во все стороны корней огромного дерева и заканчивалась тропа, вдоль которой Аттон шел третьи сутки. Своего оленя он оставил у немногословного охотника, на избушку которого наткнулся, обходя пограничный форпост. Угрюмый охотник, заросший черной бородой по самые глаза, пообещал заботиться о животном, до возвращения хозяина. Но узнав, о том, что Аттон направляется в сторону Предела Лесов, скупо высказал ему все, что он думает об этих местах. Ничего хорошего он о них не думал, а Аттона посчитал безумцем, решившим подарить ему прекрасного верхового оленя. И конечно же, предполагал, что странный путник вряд ли вернется обратно.

Взбираясь на дерево, Аттон с тревогой думал о том, что ему суждено совершить. Никогда еще проблема выбора не стояла перед ним так остро. Где-то там, за тысячу пеших переходов отсюда, в мрачных катакомбах Норка, Великий решил, что так будет правильно. Аттон же так не считал. Но многолетняя выучка, время, проведенное рядом с отцом, вбили в него, в каждую частичку его мозга истину, что Торк непогрешим. Даже, когда затеи слепого проваливались, все верили в то, что так и надо. Его отец, бросаясь на край света выполнять очередной приказ, всегда произносил фразу: «Все, что Он хочет сделать – это сделать из нас людей». Аттон этого не понимал. Он и не старался понимать. Он делал то же самое, что и его отец -точно, вовремя, быстро и бездумно.

Как его научили. Он голодал и недосыпал, пробираясь жуткими чащобами, брел по затопленным штольням и ночевал под открытым небом в горах, в окружении жутких существ. Он резал глотки каким-то подонкам и раскапывал могилы. И никогда не думал. Он жил, как его научили, как жил его отец. Но то, что ему предстояло совершить в этот раз пугало его. А страх заставлял думать.

Взобравшись на верхушку, Аттон постарался выбросить из головы все лишние мысли и сосредоточиться на главном. А главным, сейчас, было определить точный путь через непроходимую чащу леса Аллафф к Памятному Камню. Далеко впереди, нависая над темным ковром леса синели Верейские Горы. Над вершинами, упираясь зазубренным белоснежным наконечником в поднебесье, возвышался Монолит Колл—мей-Нарат, гора Проклятых. Монолит притягивал к себе взгляд своим божественным величием и первородной красотой. Глядя на его склоны, блестящие, словно выложенные из алмазов, хотелось забыть обо всем, и раскинув руки в стороны, вопить от восторга. Если верить легендам, то после изгнания прайдов за Сторожевые Горы, у подножия Колл-Мей-Нарата, собрались древние правители, чтобы основать Старую Империю. Где-то, у подножия Монолита, находились развалины древнего Сторожевого Замка. Отец Аттона побывал там и по возвращению несколько недель беспробудно пил, отмахиваясь от всех расспросов сына. Лишь Торку он тогда поведал о том, что увидел в развалинах замка.

Но путь Аттона лежал гораздо ближе. Где-то там, среди мрачного леса текла, извиваясь среди камней небольшая река Айли-Толла. Именно к ней он должен был выйти, пробравшись через опасную Предела Лесов.

Налюбовавшись красотой Монолита, Аттон еще раз внимательно осмотрелся по сторонам, отметив про себя стаю летучих котов, медленно кружащих над деревьями невдалеке, и начал спускаться вниз.

Он крался вперед тщательно вглядываясь в заросли, и стрелы через три почувствовал тяжелый запах гнили. Подобравшись ближе, он наткнулся на огромную тушу мертвой мантикоры. Туша лежала уже несколько дней. С высоты, из крон деревьев на неё бесшумно пикировали, сложив крылья, летающие коты. Оторвав кусок падали они взмывали вверх, и исчезали среди густой листвы. Аттон, притаившись, высматривал других падальщиков, и вскоре заметил двух огромных многоногих гурпанов, вырывающих черными жвалами темное мясо. Аттон быстро взобрался на ближайшее дерево и сверху осмотрел внимательно мертвое чудовище. Сомневаться в том, что мантикора погибла не своей смертью, не приходилось. Вдоль брюха и могучей шеи шли глубокие продольные раны, а перепончатые крылья были неестественно вывернуты. Перепонки лохмотьями свисали с толстых полых костей. Из-за позвоночника, обглоданного котами, торчали острые обломки ребер. Аттон, прекрасно знающий силу и свирепость мантикор, в недоумении разглядывал тушу поверженного чудовища. Первое, что пришло ему на ум, что это сделал дракон. Но повнимательнее приглядевшись к месту сражения он нашел следы, почти человеческие, но гораздо больше и с явными мощными когтями, вместо пальцев. Следов было не много, раненая мантикора пред смертью билась, загребала лапами в конвульсиях, поэтому место сражения было сплошь покрыто вывернутыми пластами палой листвы вперемешку со щепками и ветвями кустов. Аттон непроизвольно стиснул за пазухой небольшой кожаный мешочек. Он был близок к цели. Теперь осталось дойти до реки.

Примостившись в ветвях огромного дерева он провел всю ночь не смыкая глаз, вслушиваясь в тревожные звуки леса и мрачно размышляя о предстоящей миссии. С первыми лучами солнца он спустился с дерева, осторожно осмотрелся по сторонам и направился в сторону реки.

13.

В Аметистовом Зале было удивительно тихо. Вокруг накрытого обеденного стола стояли небольшими группами придворные. У ритуальных чаш, вырубленных из целых аметистовых глыб, неторопливо прохаживался в одиночестве церемониймейстер двора граф Нарсинг. Он рассеяно помахал Россенброку, канцлер в ответ слегка склонил голову. К нему уже шел, бесцеремонно раздвигая широченными плечами придворных, сам Император Конрад. Канцлер на мгновенье залюбовался молодым правителем. Высокий рост и мощное телосложение Конрад унаследовал от своего деда, а волнистые желтые волосы и пронзительные голубые глаза – от матери. Старый советник души не чаял в этом честном и открытом молодом человеке, так не похожем на своего отца.

– Да здравствует Император! – Канцлер остановился и прикоснулся кончиками пальцев к переносице. Внимание всех находящихся в зале теперь было устремлено на него.

«Ах, какое нарушение дворцового этикета! Сам Император идет навстречу этому старому ублюдку, по странной прихоти, наделенному титулами и властью». Большинство придворных вокруг них застыло с масками безразличия на холодных лицах. Лишь граф Патео, генерал—интендант и казначей Империи, улыбался канцлеру своей странной улыбкой. Император остановился напротив и повторил приветственный жест. Он понимающе улыбался уголками тонких губ и смотрел на старика сверху вниз тепло и доброжелательно.

– Я приветствую вас, почтенный граф! – из всех подданных Империи, наверное, только сам Император называл своего канцлера его дворянским титулом, – Как ваша спина? Всю прошедшую неделю вы избегали появляться при дворе, ссылаясь на боли. Надеюсь, государственные дела от этого не пострадали?

– Благодарю вас, ваше Величество! Вчера мне стало намного лучше! А что касается дел государственных, то я хотел бы просить Ваше Величество уделить мне немного вашего драгоценного времени для решения некоторых из них.

– Конечно, граф! В частности меня особенно интересует вопрос… – Император сделал эффектную паузу и оглядел замерших во внимании придворных. – Впрочем, нет! Это мы обсудим после обеда. А сейчас, граф, не желаете ли дослушать увлекательную историю, которую нам преподнес господин Долла?

– С удовольствием. Ваше Величество! Вы прекрасно осведомлены о моей любви к аведжийским преданиям.

– Кстати, именно в это время года в Аведжии начинается охота на знаменитых Санд-каринских вепрей, не правда ли, господин Долла?

Канцлер, усмехнувшись про себя, посмотрел на приближающегося посла Великого Герцогства Аведжийского. Как и большинство аведжийцев, посол Долла был высок и смугл, богатая мантия мешком свисала с его широких плеч, а весь вид его говорил о том, что человек этот не привык к роскошным дворцам и дорогим платьям. А привык он скорее к тяжелым доспехам, и к битве в страшном, сомкнутом конном строю. Канцлер симпатизировал этому бесстрашному и волевому человеку, послу в государстве, где его родину ненавидят.

– Мы, аведжийцы, ценим, когда люди разбираются в тонкой южной мудрости, – заговорил Долла сильным, чуть хрипящим голосом, – и к нашему великому счастью в Империи есть такие люди. Правда, их всего двое – Великий Император и его старый советник. – Долла с вызовом посмотрел по сторонам. Император, по-прежнему улыбался и смотрел на канцлера. Россенброк с серьезным видом качал головой. Придворные отводили глаза, словно опасаясь встретиться взглядом с аведжийцем. Долла тем временем продолжил:

– История о драконе и маленькой неблагодарной девочке, которою он спас себе на погибель, особенно занимательна сейчас, когда Империя...

– Постойте, господин Долла, мне кажется, я понял, к чему вы клоните, и господин канцлер, безусловно, прекрасно знающий эту легенду, тоже понял...

– Не смею перебивать вас, Ваше Величество, – генерал—интендант Патео смотрел на аведжийца пустыми глазами и странно улыбался, – но мне кажется, что господин Долла уже изрядно вышел за рамки, определенные дипломатическим протоколом...

– Вы совершенно правы граф! Прошу вас, господин посол, занять свое место за столом, согласно, конечно же, дипломатическому протоколу. – Император приподнял правую руку, за его спиной возникли фигуры гвардейцев. Аведжийский посол, низко поклонившись, произнес:

– Вы правы. Ваше Величество! Как всегда... Любая мудрость хороша только до определенных пределов, потом наступает время формальностей... Ничто не отражает нашу жизнь лучше, чем мелкие формальности... Вот, господа в Нестсе, – Долла сделал паузу, и пристально посмотрел на канцлера. Но Россенброк вызов не принял, хотя и прекрасно понял, на что намекает посол. Восемь месяцев назад Великий Герцог Аведжийский, неожиданно для всех, выдал свою сестру Шелону замуж за князя Нестского Дитера. Долла, не обращая внимания на гвардейцев, невозмутимо продолжал. – Так вот, господа, когда я был послом в Нестсе, то воочию убедился, что варвары не признают этикет. У них есть свой, весьма своеобразный, протокол... Да и того они не всегда придерживаются. Наши же государства, я имею в виду Империю и Великое Герцогство Аведжийское, – Долла, с усмешкой, бросил в толпу окружающих его придворных, еще один вызов, – Наши государства создали целую систему бюрократических препон. И это правильно, господа! Как говорят на моей родине: «Бюрократия – это лучшая защита от дураков!»

Император, с легкой усмешкой на благородном лице, указал послу на его место за столом.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, господин посол. Вы, как всегда порадовали нас прекрасной, поучительной историей, и своим непревзойденным чувством юмора... Вот только сомневаюсь, что маркизу Им-Чарону, приходится демонстрировать свою словесную ловкость при дворе вашего Великого Герцога. Насколько знаю я, аведжийский этикет не предполагает присутствия посла Атегатта за обеденным столом Его Высочества Фердинанда Восьмого...

Долла помрачнел.

– Прошу прощения. Ваше Величество... – Аведжиец повернулся, и, не глядя ни на кого, направился к своему месту.

За окном сверкнула молния, на мгновенье высветив мириады несущихся к земле холодных капель.

14.

– Ты пойдешь с нами стрелять из лука, братец?

«Нет, разорви вас дракон, я ненавижу ваши дурацкие игры!» – хотелось заорать Фердинанду, но он учтиво ответил:

– Спасибо за приглашение, брат. Но мне необходимо перечитать ряд цитат из Великой Книги, поэтому я пойду в библиотеку... – Он бросил салфетку на стол, и отпихнув ногой стул, быстро вышел из обеденного зала.

– Ну, конечно, братец, епископу совершенно не нужно уметь стрелять из лука. – Вдогонку ему прокричал старший брат. Кто-то из разряженных придворных мальчиков, тут же угодливо выдал заезженную пошлость о епископе, и вся компания заржала, как табун форелнских жеребцов.

«Смейтесь, смейтесь! – думал он, спускаясь в глубины замка Циче, и процитировал вслух старую аведжийскую поговорку: «Смейся, тогда, когда победишь своего Дракона».

Его Дракон был уже готов к закланию, но смеяться Фердинанд не спешил, и, спускаясь вниз, по бесконечным, идущим, казалось к корням земли коридорам замка, тщательно обдумывал каждый свой шаг в предстоящей битве за престол самого богатого и сильного государства Лаоры. На его стороне была сестра, любимая, обожаемая Шелона, красивая как Илларский Единорог и умная, как старый канцлер Империи. На его стороне были знания, какими не обладал ни один правитель Аведжии, трудолюбие и упорство, которые должны были привести его к цели. А еще у него была Звезда Вернигора, и звезда давала ему огромную силу, о которой он знал все, тогда как остальные всего лишь смутно догадывались и боялись. А он не боялся. Он смог оценить свою силу и полюбить её. И это делало его единственным, на всей Лаоре, подобным Старым Правителям. Фердинанд остановился, разжал кулак с откровенным восхищением залюбовался семиконечной звездой из темного металла.

Это было давно. Его отец, которого Фердинанд презирал за мягкотелость, умер в страшных мучениях от удивительного, не оставляющего следов яда. Его брат, вечно улыбавшийся краснолицый громила, трагически погиб на охоте, и тела их обоих были сожжены, по старой аведжийской традиции и пепел развеян по улицам и площадям Циче. А от придворных, так смеявшихся над ним в прошлом, уже не осталось и костей в тайных подвалах замка.

Фердинанд бродил в одиночестве по пустынным галереям и обширным террасам закрытого от всех, восточного крыла замка Циче. Лишь только он, Великий герцог, и еще несколько приближенных могли посещать эти бесконечные, сырые залы, скрывающие в себе огромное количество еще не раскрытых тайн. Фердинанд, не спеша, проходил мимо удивительных барельефов и странных скульптур, оставшихся нетронутыми со времен изгнания гномов с этих земель. Некоторые, казалось бы, глухие стены иногда странным образом открывались при его приближении, отворяя мрачные идущие неизвестно куда проходы.

«Куда, куда же подевалась его Звезда?»

Фердинанд заглядывал в открывающиеся с тихим скрипом двери и проходил дальше. Постепенно коридоры сужались, потолок нависал все ниже. Изысканная резьба на стенах уступила место гладкому отполированному камню, бездымные факелы, горящие вечным приглушенным светом только в коридорах замка Циче, попадались все реже и реже. Фердинанд быстрым шагом миновал сокровищницу, вошел в просторный зал и остановился у огромной чаши грубого камня. Вокруг него на черных гладких стенах с редкими золотистыми прожилками заплясали тяжелые глубокие тени. Фердинанд покосился на черный провал в дальнем конце зала и заглянул в чашу.

«Где же Звезда? Почему, и где этот краснорожий болван снял ее?»

Все время, после гибели Генриха, так тщательно спланированной и чуть не сорвавшейся, Фердинанда не оставляла мысль о Звезде Вернигора, принадлежавшей его брату.

Звезды эти, похищенные в незапамятные времена древними воинами из разграбленного храма Демонов Этру, передавались как символ власти, через многие поколения Аведжийских правителей. И только он, Фердинанд, знал их истинное предназначение. Существовало четыре Малых Звезды – одну Фердинанд носил под одеждой, на толстой платиновой цепи, и никогда с ней не расставался. Вторая, принадлежавшая его отцу, была надежно укрыта в тайном месте в глубинах замка. Третья Звезда находилась у его сестры. Несмотря на то, что Звезды никогда не передавались по женской линии, Шелоне свою Звезду отдал ее двоюродный дед, старый правитель Марцинской Марки, человек загадочный и своеобразный. Перед странным исчезновением древний старец, всю жизнь враждовавший со своим родным братом, самолично прибыл тогда в Циче и отдал прекрасной Шелоне древнюю реликвию.

Фердинанд вспомнил сестру и вздрогнул. Тени на стенах закружились в бешенном танце. Фердинанд опять покосился на черный провал туннеля. Четвертая звезда… Фердинанд заглянул в чашу.

«Звезда Демона Этру. Символ. Сложный механизм, дарующий власть. Звезда Вернигора – это часть жизни. Какой паукоголовой дубиной нужно было быть, что бы расстаться с символом власти?» Фердинанд зло зашипел, эхо в темном туннеле ответило ему жутким стоном.

«Ты был своенравным бездарем, брат… Таким же своенравным и упрямым, как твой далекий предок, – думал Фердинанд, глядя в чашу, – ты был бесстрашным, но слишком глупым, и едва не погубил наш род»

Фердинанд долго разглядывал черную кисть человеческой руки, сжимающую в скрюченных пальцах семиконечную звезду. В мерцающем свете факелов были заметны крошечные синие искорки, пробегающие по острым лучам темного металла. Эта рука принадлежала Гельвингу Теодору Страшному, Первому Великому герцогу, правителю, возглавившему первую войну против Князей Атегатта. Отрубленную секирой безымянного воина, руку подобрали на поле битвы верные слуги Герцога и навсегда сохранили ее в глубоких подземельях отбитого у гномов замка Циче. Сам Теодор Страшный, до последнего сражаясь левой рукой, сгинул в Топях Кары, вместе с остатками своего войска.

Фердинанд отошел от чаши и остановился перед черным туннелем. Пятая, единственная Большая Звезда, доставшаяся его брату от деда, Великого Правителя Аведжии, бесследно сгинула. Фердинанд со злостью оскалился и по-звериному зашипел.

«Где начало и где конец этой силе? В каких мирах таятся ее корни и куда простираются ветви ее? Где пролегает грань дарованного мне могущества? И где этот ублюдок подевал свою Звезду, Джайллар его забери!»

15.

– Теперь, граф, я надеюсь, вы поясните мне причину вашего недельного затворничества... – Император Конрад прошелся по балкону, от одной гипсовой химеры к другой. Россенброк стоял позади, тяжело опираясь на трость, и собирался с мыслями.

– Присядьте граф, присядьте. Ваш возраст и ваши заслуги позволяют вам сидеть даже в присутствии Императора. – Конрад повернулся лицом к канцлеру и указал на кресло.

– Благодарю вас. Ваше Величество! – Россенброк опустился в кресло и положил на колени бювар со свитками.

– Империя находится на грани потрясений, Ваше Величество!

– Империя влазит в долги, граф! Имперский казначей доложил мне о том, что вы начали новые переговоры с банком Троя. Я хотел бы знать, о какой сумме идет речь, и на какие цели пойдут эти деньги?

– Я отвечу на вопрос. Ваше Величество. Но для начала, я хотел бы просить разрешения коротко изложить события в мире за прошедшую неделю. Это, Ваше Величество, поможет вам понять мои поступки.

– Прошу вас, граф, излагайте. – Конрад сел в кресло напротив и сам наполнил два высоких бокала. В голосе Императора появилась заинтересованность, он был серьезен и собран.

– Дождливая весна и засушливое лето поставили Империю в трудное положение. В преддверии осени – массовые падежи скота, крестьянам нечего сеять на следующий год. Уже сейчас кое—где люди умирают от голода. За голодом всегда следуют бунты и эпидемии. – Россенброк тяжело вздохнул и поднял глаза на Императора.

– Мне известна ваша забота о простом народе Империи, граф.

– Забота о простом народе Империи, Ваше Величество, лишь крошечная часть всех моих забот. Сейчас нам не хватает продовольствия для содержания местных гарнизонов, для содержания же войск, находящихся на периферии Империи нам приходится продовольствие закупать. Последние выплаты из ленных владений не могут покрыть сейчас наши расходы. Казна Империи стремительно пустеет. Наши арионы в Куфии могут остаться к зиме без поддержки, если немедленно не сделать закупки в Борхее. По иному. Ваше Величество, мы не сможем помочь нашим войскам. Дорога через перевал Иггорд займет слишком много времени, а на границе Эйфе и Бриуля начинается эпидемия черной смерти, следовательно, от термбурских выплат придется отказаться. – Все это время Император молча слушал, вращая в длинных пальцах пустой бокал.

– Это вы приказали перекрыть границу с Бриулем, граф?

– Да, Ваше Величество! Кисса находится в четырех переходах от Вивлена, эти районы Атегатта густо заселены и если черная смерть попадет на территорию княжества, то остановить ее будет невозможно.

– Ваше решение перекрыть границу я считаю оправданным, граф. Продолжайте!

– Вот результат расследования, которое проводил имперский ревизор маркиз Суэй Им-Даллон по моему приказанию, после того как барон Винге отказался платить ленную подать, сославшись на неурожай. Однако тогда же тайной канцелярией были получены сведения о том, что засуха не коснулась большинства земель баронства. Маркиз Суэй установил, что барон Винге, развязал войну против своих соседей, и в нарушение Имперского Указа «О Землях», сжигал захваченные припасы и засеянные поля. Его солдаты резали скот и высыпали в пруды запасы зерна и муки. В результате набегов были потравлены поля в самом баронстве.

Конрад пробежал глазами первую страницу и швырнул свиток на пол.

– Моя Империя! – в его голосе было столько горечи, что у Россенброка закололо под сердцем. Император вскочил и зашагал из угла в угол. – Я не могу осудить барона на основании указа, на который мой отец в свое время просто плевал. Во времена его правления считалось хорошим тоном вытаптывать поля и сжигать посевы...

– К сожалению, старый Император редко прислушивался к моим советам, Ваше Величество.

– Я знаю это граф! И не хочу повторять чужих ошибок, – Конрад остановился и посмотрел вниз, на город. Так он простоял какое-то время, вглядываясь в дождливый день, потом повернулся, – Скажите, граф! А не было ли, скажем, среди ближайшего окружения барона аведжийских шпионов?

Россенброк внимательно посмотрел на Императора. Конрад стоял, опершись на химеру, и на лице его играла зловещая ухмылка. В такие минуты он был особенно похож на своего деда.

– Конечно же, Ваше Величество! Среди подданных барона офицерами тайной канцелярии выявлены несколько человек, связанных с аведжийской разведкой!

– Значит барон Винге изменник! Не остается сомнений, что за всеми этими поджогами стоят люди Великого Герцога! И это, конечно же, меняет дело. Кстати, граф, вы случайно не знаете насколько велико состояние барона?

– Как, по-вашему, граф, отреагируют остальные бароны?

– По-моему, Ваше Величество, бароны прекрасно усвоят этот урок!

Император одобрительно кивнул и дважды хлопнул в ладоши. На пороге возник капитан—адъютант гвардии.

– Найдите арион-маршала Севаду. Передайте, что Император желает видеть его немедленно! И распорядитесь накрыть легкий ужин на двоих. Похоже, что наша беседа с господином канцлером затянется.