Текст книги "Карманник и дьявол"
Автор книги: Андрей Ангелов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
5. Эскорт-аванс
Через четверть часа несвятая троица вошла в огромный квадратный зальчик с колоннами. Главное место здесь занимала синяя гладь бассейна, площадью пятьдесят два квадратных метра.
– Девочки! – крикнул Хрыщ, хлопая в ладоши, как заправский султан.
Из-за колонн вышли брюнетка и блондинка топлесс. Кружевные трусики, любезные улыбочки, – классический бордельный вид. Девчонки построились перед клиентами в самых соблазнительных позах.
– Это покойницы? – с дрожью в голосе спросил вор.
– Мы типа похожи на извращенцев, твою маму? – вознегодовал Порось. – Эскорт-услуги, двести баксов в час. Всё по высшему разряду!
– Мы не знали, каких баб ты больше любишь, – деловито вставил Хрыщ. – Решили взять австралиек. У тебя как на них, ничё?
– Или ты патриот, и в почёте родная кровь? – хохотнул Порось.
Сидоркин почесал яйцо, сказал, облизнувшись:
– Остыньте, ребятки. Баба – она везде баба: попка, грудки, а посредине треугольник. – Ворик предвкушающе потер ручки и шагнул к сексуальному дуэту. – Ну что, девчонки, потрахаемся?
– Саня, шалавы не говорят на финикийском языке, они австралийки, – тоскливо вскричали демоны.
Полгода без женщины – тот срок, за который ладошки покрываются мозолями. И при виде голого женского тела свербят вполне так себе неиллюзорно. Сидоркин по-хозяйски приобнял красоток, чмокнул их в атласные щёчки. Они мои и только мои! – сладко ныли мозоли, предчувствуя, что сейчас их не тронут.
– Сегодня меня вставляет тока оральный язык, – со слюной на устах зарычал карманник. – Даже, девоньки?
Модельки мило улыбались, профессионально выгибая шёлковые спинки. Хрыщ злобно задвигал ушами, и проорал инструкцию:
– Короче, чувак, у тебя три часа. Девочки покажут сауну, сделают массаж, дадут – куда хочешь.
– Водкой не увлекайся, завтра утром отвезём тебя на работу, – подхватил Пороська.
– Привет, уркаганы, – беспечно отмахнулся Сидоркин, увлекая красоток к бассейну, и на ходу стаскивая штаны.
– Хозяин велел не брить рожу! Не забудь! – крикнули вдогонку демоны.
В бассейн упали три тела, визжа и поднимая тучи брызг. Водичка долетела до братьев, остудив разгорячённые головы.
– Идём-ка, накатим по маленькой, – предложил Хрыщ, завистливо глотая инстинкты.
– Нам ещё шалав отвозить, – мрачно напомнил Порось.
– О, мля, ты не садишься выпивши за руль?!
– Шлюшки должны вернуться домой такими, какими приехали сюда, без автоаварий и прочей хрени, – неохотно пояснил Порось. – Иначе герцог обещал меня поиметь, австралийский сутенёр – его старый приятель. Но… можем и выпить, если за руль сядешь ты.
– Понятно, – процедил Хрыщ. – Ну, может тогда партию в карты?
– Ооо, дааа! – послышался наслажденческий глас карманника. – Да-да, делай, детка!..
Хрыщ резко повернулся и пошёл прочь. Пороська засеменил следом.
6. Путь на Голгофу
Первые лучи утреннего солнца пробились сквозь серое окно комнатки. Пробежались по разбросанным по полу вещам. Отразившись от стены, скользнули по большой кровати с резными ножками. На ней, уткнувшись носом в подушку и раскинув руки, беззаботно спал Сидоркин. Солнечный луч упал на нос воришки, пощекотал за ухом. Побежал дальше и, споткнувшись о голую Санину пятку, бессовестно выглядывавшую из-под смятой простыни, остановился, разливая свет по дремавшей комнате.
В спальне нарисовался Порось, бросил на постель свёрток, дёрнул вора за ногу:
– Вставай, Санёк.
Сидоркин что-то промычал, подёргивая носом. Порось услышал то ли «гав», то ли «нах».
– Поднимайся. Утро, – вовсе не обиделся демон, продолжая трясти подопечного.
Саня всё же открыл глазки и резко сел на кроватке. Заспанный взор уткнулся на хвостатое существо в зелёных шортах. Головка гудела.
– А чё, тут бывает утро?.. – карманник поморщился, по кусочкам вспоминая вчерашний день.
– Тяжко, брат? На-ка вот, выходи из сумрака, – ухмыльнулся Пороська, подав бутылку «Пунша».
Ворик споро открыл бутылку зубами, сделал добрый глоток:
– А-а, как нектар по жопе! – пропел Саня, на полсекунды прикрыв глаза.
– Давай, опохмеляйся, сцы, одевайся. И поскорее. Времени мало, – нервно затоптался демон.
Сидоркин поставил «Пунш» на тумбочку, потянул свёрток. Из оберточной бумаги вывалилось какое-то тряпье. Карманник, кривясь, расправил драную кофту:
– Что это, чёрт возьми?!
– Свитер.
– Вижу, что не штаны! С какого бомжа вы это сняли? Нет, я, конечно, не… не герцог, но… какого хрена я должен это надевать?!
– Тебе надо выглядеть естественно. Настоятель должен поверить, что у тебя плохая житуха. И без Бога чертовски плохо! У тебя десять минут, – отчеканил демон, удаляясь. – Жду в тачке.
Ворик с отвращением оглядел рванье, валяющееся на кровати. Сплюнул сухой слюной. Натянул штаны и кофту. Рассмотрел своё отражение в зеркале, в старинной бронзовой рамке.
– Красавец, вашу мать! – проворчал Сидоркин, морща нос. Заплатки на коленях и на локтях, засаленные манжеты, а главное – удивительный по чистоте запах…
Сидоркин обулся в резиновые галоши. После сделал ещё один добрый глоток, и покинул спальню, пробубнив:
– Чувствую себя полным кретином…
***
В коридорах замка было пустынно и тихо. Сидоркин без труда нашёл дорогу к выходу, – к нему вела одна-единственная лестница с чердака, где вор и дрых. На мгновение карманник задержался перед великанами. Задрал голову и нахально спросил:
– Что скажете, ребята? Как вам мой прикид? – От вчерашнего трепета перед исполинами не осталось и следа. Хотя, возможно, действовал «эффект похмелья», после бутылки пунша. Сидоркин повертелся перед стражниками и так, и этак. Однако кровососы застыли с каменными лицами, ни черта не реагируя.
– Не хотите поболтать, да и хрен вам в руки, – беспечно заявил ворик, отходя от великанов. – Тоже мне, крутые, ха!..
Сидоркин вдохнул чистого утреннего воздуха полной грудью. Неожиданная уверенность наполнила его душу! Может потому, что ему предстояло заняться делом, в котором он был, несомненно, профи. А, может, он надеялся, что, покинув это странное место, он вернется в тот прежний, знакомый ему мир и все произошедшее окажется сном. Был ли сон страшным? В этом Саня уже не был столь уверен. А вот странным – точно был.
Пороська выдернул ворика из задумчивости:
– Надо приехать до обедни. В обед игумен запрётся в церкви, и будет славить Бога. А кадровые вопросы решает тока он. Не успеем, и будешь куковать под стенами обители до вечера! – пояснил демон, усаживаясь на пассажирское место в салон «Москвича».
Сидоркин опять с сомнением оглядел машинку, и полез на заднее сиденье. Не удержался и проворчал:
– Слышь, ребзя, вы бы всё-таки тачку поприличней нашли. На такой рухляди ездят тока русские пенсионеры.
– И чем тебе не нравится наша тачка? – поинтересовался Хрыщ в ипостаси шофёра. Он с ухмылкой поглядывал на гостя в зеркало заднего вида.
– Ну… плевать, в общем, – Сидоркин равнодушно пожал плечами.
Демон повернул ключ зажигания, и машинка, набирая обороты, понеслась прямо на белую стену, окружавшую резиденцию… После вчерашних приключений Саня, конечно, догадывался, что сейчас произойдет, но всё равно было как-то не по себе. Стена стремительно приближалась.
– Ёпт! – В последнюю секунду воришка всё-таки не выдержал и зажмурился. Тачка плавно вошла в стену… Вновь тёмный туннель с резкими поворотами… Карманник медленно открыл глаза, покрутил отчаянной головой. Похмелье почти ретировалось.
– Дороги у вас… – посетовал Сидоркин. – Трудновато привыкнуть к въездам… – «Москвич» выскочил из болотца на просёлок, и помчался вперёд. – Оп, и выездам…
Тачка легко полетела по сосново-пихтово-елочному лесу. Хрыщ разухабисто ухмылялся, держась за руль. Порось подал тёмную «кнопочную» трубку:
– Возьми, Санёк, мобилку. Аккумулятор не садится. Звонит без денег из любой точки мира.
– Хоть с Северного полюса, хоть со дна Индийского океана, – поддакнул Хрыщ.
– Когда ящик с костями будет у тебя, наберёшь номер – четыре шестёрки, мы подъедем, – заключил Пороська.
– Я почему-то думал, что ваш номер три шестёрки, – усмехнулся карманник.
– Кончишь работу, оставишь трубу у себя, – проинформировал Хрыщ. – До самой смерти будешь бесплатно звонить.
Сидоркина перетряхнуло, но трубку он взял. Жаль, что вечность длиннее жизни, но задумываться о философской ерунде пока рано. Вот приедем в монастырь, и тогда…
«Машинка русских пенсионеров» лихо вырулила из бора, развернулась в чистом поле.
– Выгружайся, – объявили демоны. – Что делать – ты знаешь. Удачи!
– Увидимся, ребятки, – как только Сидоркин вылез из салона, тачка умчалась вдаль. Воришка остался один посреди высохшей равнины, где лишь местами пробивались зеленые ростки.
В полукилометре белели стены монастыря, серебрился купол храма. Слева от Божьей обители тянулись поля, на горизонте виднелись строения небольшого городка. А справа шумел лес.
***
Сидоркин подтянул драные штаны и уверенной походкой направился к монастырю.
Остановился перед тяжёлыми, обитыми железом, воротами. Постучал. Щёлкнуло окошечко, показалось лицо.
– Здорово, приятель. Позови аббата.
– У нас нет аббата, – писклявым голосом сказало лицо.
– Кто же у вас смотрящий? – недоумевал карманник.
– Кто? – удивилось лицо.
– Ну, главный.
– Игумен Феофил!
– Давай его.
– А зачем он тебе понадобился? – полюбопытствовало лицо.
Такой простой вопрос вывел карманника из себя:
– Уж не затем, чтобы просто посмотреть на его рожу! Не видишь, я бедный странник! – Сидоркин сунул к окну рваный рукав. – Надоело бичевать, хочу принять постриг.
– Подожди немного, я узнаю, – смиренно ответило лицо, прикрывая окошко.
– Может, запустишь?! – странник стукнул по воротам. Железо отозвалось гулким эхом.
7. Игумен Феофил
Долго ждать Сидоркину не пришлось. Лицо вернулось быстро и, охая от усилий, отворило мощные ворота. Вор принципиально не стал помогать, сидел на травке и поплёвывал в небеса.
– Следуй за мной! – пропищал монах и повел воришку через монастырский двор к белокаменному зданию. Взошёл на узорное крылечко, несмело стукнул в дощатую дверь и убежал.
– Войди, брат! – услышал вор приятный глас. Отворил дверь и оказался на порожке чистенькой комнатки. Несколько иконок, в углу бачок с водой и ковшиком, шкаф с книгами, лавка, табуретка и тазик на стене. И настоятель, сидящий за столиком. На теле ряса, на шее – крест белого металла, на витом шнурке. Возраст под полтинник, длинные каштановые волосы обрамляют скуластое лицо. Растрёпанная борода и нос картошкой. В целом, облик несколько «колхозный», но глаза добрые.
– Привет, – процедил вор, по привычке. – Я хочу стать монахом.
Настоятель немного порассматривал гостя, и вымолвил мягким баритоном:
– Как понимаю, ты желаешь постричься, бродяжка?
Сидоркин молча кивнул. В незнакомых местах лучше помалкивать. И больше слушать. Азбучная истина первоходка… банальная, как и сама первая ходка.
– Тебя что-то толкнуло на этот шаг, сынок? Или испытываешь потребность души?
– Да, потребность души, – шмыгнул сопливым носом карманник. – И толкнуло тоже… Жизнь поганая, бедность!
Игумен вскочил и резво подбежал к гостю. Потрогал затрапезную одежду, ощупал мятое с похмелья лицо. Только что в рот не залез… Сидоркин чуть было не дал наглому перцу в бубен, но… за плечом игумена увидел Бога. Ворик не знал, как выглядит Бог, но был уверен, что это именно он.
– В чужой монастырь со своим уставом не лезут, – услышал карманник телепатически. И смиренно опустил руки по швам.
– Господь всё видит, он наблюдает за нами, – молвил игумен, стоя к Всевышнему спиной. – И поэтому в душу я тебе не полезу.
Бог показал Сане большой палец в жесте «супер» и растаял. Сидоркин приложил немеющую руку к ноющему лбу, прошептал плачуще:
– Чёрт, тока этого мне не хватало, – помотал шальной головой, и добавил. – Ну… что дальше, в общем?.. Берёшь меня в монахи?
Игумен взял воришку «за грудки», заглянул в растерянные глаза. Саня собрался с духом и выпалил:
– Я очень и очень хочу! Хрено-ово мне без Бога! Понимаешь?.. – видение видением, а с дьяволом карманник встречался лично, и уговор есть уговор. Простые истины для человека слова.
– Отвыкай от мирского жаргона, – посоветовал игумен. – А звание инока – почётное звание, его нужно заслужить! – Феофил вернулся к столу и сел. Добавил мягко: – Я могу принять тебя в нашу дружную семью послушником.
– Послушник – это типа ученика, да?
Святой отец осенил себя крестом и торжественно изрёк:
– Послушание даётся человеку для искушения демонами! Своего рода испытательный срок. Устав монастыря висит на стене в каждой келье. Однако я бы хотел разъяснить кое-какие его положения… чего нельзя делать, а что рекомендуется…
Сидоркин полез в карман за сигаретами, однако вспомнил, что временно не курит. Да и карманов в поганых штанах, вроде, нет.
– Может потом, аббат! – нетерпеливо взбрыкнул карманник. – Дело в том, что я… э-э-э…
– Я – игумен. Прошу называть меня игумен, – поправил настоятель. – Вероятно, тебе не терпится начать трудиться во славу Божью?..
Саня сделал неопределённый жест. И так закатил глаза, что еле их откатил. Феофил явно посчитал сие знаком согласия, и строго улыбнулся:
– Я приветствую благой почин, сынок! Но тебе надо усвоить одну непреложную истину – дух должен преобладать над телом! «Отче наш» знаешь?
– Это молитва? – зевнул Сидоркин.
– Молитва. Нужно заучить её наизусть и в трудные моменты произносить.
Кхм. Ну, вводная (духовная) часть состоялась. Пора перейти к насущной (животной) практике. В монастыре каждые рабочие руки – это серьёзный постамент веры, на коей и вертится наша грешная земля… Чем больше монахов, тем меньше шансов провалиться нам в тар-тарары.
– Владеешь какой-нибудь специальностью? – проникновенно спросил игумен.
– Ясен хрен! – вор самодовольно залыбился. – Владею, и ещё как!
– И как? – настоятеля настолько мучило любопытство, что он забыл сделать замечание.
– Истинное моё призвание – это доставлять неприятности людям! – весело заржал карманник.
– Значит, в хлев, – пробормотал игумен. – И заметь, Господи, что он сам напросился…
Сидоркин не услышал бормотания, но увидел укоризненный взгляд. Убрал улыбочки, скорчил покаянную рожицу:
– Э-э… кхм… но я решил завязать со старой житухой, начать с нового листа. Желаю, чтобы Бог мне в этом помог!..
– Отрадно слышать, – усмехнулся святоша. – Пойдем-ка, я покажу твоё рабочее место.
8. Повелитель говядины
Игумен и послушник, не спеша, обошли монастырские постройки. Феофил кратко всё показывал и рассказывал, а Сидоркин чувствовал себя туристом на экскурсии, что навевало скуку. Нет ничего умильней, чем таскаться от экспоната к экспонату, под занудный голос гида! Воришка отчаянно зевал, только что не спал на ходу. Наконец, зашли в коровник – приземистое здание двадцати метров длиной. В стойлах стояли несколько особей из числа говядины. В глубине строения кто-то что-то делал, в полумраке виднелся худой человеческий силуэт.
– Мясо мы едим очень редко… – рассказывал Феофил, шествуя по зданию. – Держим скотинку ради молока, иногда продаём бычков на убой. За стеночкой есть ещё стаечка, где находится молодняк… Вообще, у нас большое хозяйство: коровки, огородик, картофельное поле. Своя пекарня, штук десять курочек…
Ворик с отвращением вдыхал запах навоза, небрежно раскидывая взглядом туда и сюда. Игумен подвёл его к длинному сутулому человеку в рясе, с карими глазищами и жидкой бородёнкой. Тот вилами накладывал сушёную траву в тачку, видимо, собирался кормить животных.
– Познакомься, Трифон! – сказал настоятель. – Новый послушник – Александр. Будет трудиться здесь.
Трифон воткнул вилы в сено, и по-доброму улыбнулся:
– Здравствуй, брат!
– Здорово, бродяга! – подмигнул Сидоркин, подавая ладонь для рукопожатия.
Улыбка исчезла. По лицу инока разлилось изумление. Он посмотрел на игумена, а игумен осуждающе взглянул на вора.
– То есть, я хотел сказать… «здравствуй, брат», – смутился Саня, не зная, куда деть руку. – Хороший коровник, чёрт возьми… в смысле, скотинка чудная… Ну и ты класс, чувак!
Грех никогда и ниоткуда не уходит за одно мгновение, его надо искоренять. Игумен не стал разводить нравоучительную демагогию. Сказал как отрубил:
– Иеромонах Трифон возьмёт шефство над тобой, Александр. Спать будете в одной келье. Ты не думай, но у нас все спят по двое, потому что мало места. Осваивайся!
– Да я вообще не думаю, – по привычке огрызнулся Сидоркин. Без эмоций и подколок, равнодушно.
Настоятель ободряюще кивнул Трифону и повернулся на предмет своего ухода.
– Эй, а робу мне выдадут? – крикнул вслед послушник. – Типа как у… моего нового братца!
– Лишних ряс пока нету, – ответил настоятель, глядя взад через плечо. – Но в субботу, перед Пасхой, Трифон отправится в Малосибирск – за свечами. Купит тебе рясу, размер скажи.
– Игумен Феофил! Я могу отдать Александру мой старый подрясник, он мне маловат. Его погладить только надо, – оживился Трифон.
– По благодати! Работайте, – одобрил Феофил и окончательно вышел.
– Ну, что, брат Александр, с кормежкой я и сам управлюсь, а ты пока бери ведро… вон там, в углу стоит, – Трифон ткнул пальцем в дальний угол, где хранилась на полках или просто висела на гвоздях хозяйственная утварь, – да начинай доить!
***
– Смотри, это Маруся, корова смирная, ласковая! – монах подвел послушника к бурой коровёнке с большим белым пятном на боку. – Животина без норова, всех подпускает. Даже ребенок справится! – нежно улыбнулся брат Трифон и погладил Марусю по широкому лбу. – Начинай с Богом, а я потом подсоблю!
Карманник сходил за ведром, уселся на низкий табурет возле Маруси и начал доить. Пальцы соскальзывали с сосков, в ведро падали жалкие капли.
– Ну, доись, скотина! – зло прикрикнул вор. – Тьфууу, мля! – смачный плевок пролетел рядом с ведром.
Саня упорно мучился, другого выхода просто не было. Трифон давно закончил с сеном и уже с двумя полными вёдрами молока шел на кухню. Там молоко разливали по бутылкам, утром баба Васа пригоняла телегу и везла молоко на продажу.
– Как успехи, брат Александр? – монах застопорился возле стойла.
– Ни хрена успехов! – хмуро отрезал Саня. – Тока пальцы устали!
– Помолись! – посоветовал инок. – Я чувствую, ты потерял мир в сердце… Дай-ка я покажу, – Трифон поставил свои ведра, нырнул в клеть к подшефному. Подвинул Саню на стульчике и бодро задёргал вымя, – тотчас же звонкие струйки молока застучали о ведро.
– Ты не бойся, сжимай соски сильнее! – учил Трифон. – И с нажимом тяни. Видишь?
– Вижу, – мрачно изрёк Сидоркин, облокачиваясь на загородку. – Женские сиськи дёргать куда сподручней… Слышь, как тебя там?..
– Трифон, – любезно подсказал инок, не отрываясь от вымени.
– Ну да, Трифон. Ты давно здесь?
– Девять лет было на Сретение!
– Чем на воле занимался?
– Я артист, играл в театре!
– А чего в монахи-то пошёл?
– Назрела потребность души, – обиняком высказался инок.
Свою жизнь надо устраивать до тех пор, пока жизнь не начнет устраивать тебя. В чём-то богомольный перец и прав. Воришка благосклонно покивал. Спросил, лучась добродушием:
– И как тебе тут, в обители?
– Ты знаешь, я не пожалел, – инок оставил вымя, открыто и ясно глянул на послушника. – Работа во славу Божью, свежий воздух, общение с Господом! Никаких грязных и похотливых мыслей… крепну в вере. Ещё апостол Иаков говорил: «Дружба с миром есть вражда против Бога. И кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу»!
Монах произнёс стихи из Библии проникновенно, закатив блаженные глазищи. Затем деловито добавил, теребя бородёнку:
– Послание Святого апостола Иакова, глава четыре, стих четыре!
– Ну, ты пряник! – восхитился Сидоркин. – Ты всю Библию знаешь по главам, целиком?
– У меня ещё период духовной юности, – смущённо ответил Трифон, опуская смиренный взор. – Господь учит: знать не главное, главное выполнять все его указы!.. Иди-ка сюда, и дай мне руку.
Сидоркин закатал рукава, присел на корточки и протянул ладонь. Инок обхватил её своими пальцами, приставил к вымени.
– Бери сосок! – командовал он. – Сжимай… так… сильнее… оттягивай, – струйка молока брызнула в ведро. – Прочувствовал силу нажима? Попробуй ещё… хорошо!
Трифон поднялся с табуретки. Добродушно заулыбался:
– Дальше сам! Научишься, брат. Я поначалу, вообще, не знал, с какой стороны подходить к корове. Бог дал мне разумение!.. Я на кухню, – инок подхватил плескающиеся через края вёдра, и ускакал.
Саня вновь сел на табурет и горько уставился на молоко, на дне ведра. Помахал перед носом ручкой:
– Ну и вонища, маму вашу! Эх, если б знал, захватил бы респиратор.
Корова повернула к послушнику рогатую голову, жалобно замычала. Молоко давило на вымя, и требовало немедленного слива.
– Чего смотришь, дура? – не въехал новый скотник. – Ну да лады… – он неуверенно потянул за соски. Заусмехался иронично: – По ходу, надо отжать у герцога ништяки-допы за вредные условия труда.
