Текст книги "Памятное. Книга первая"

Автор книги: Андрей Громыко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

В современном Вавилоне

Мы оставили океанский великан лайнер и сразу же очутились в объятиях огромного города. Впрочем, «в объятиях» – это не то выражение, которое может передать наши ощущения того момента. Нас окружали непрерывный грохот и безостановочное движение. Казалось, что все и вся, что находилось в городе, грохотало и двигалось, за исключением самих небоскребов. А то, что способно было издавать звуки, шумело, гудело, кричало, скрипело, завывало.

Со всех сторон теснились каменные и металлические громады домов. Даже нормальные для Европы улицы здесь казались узкими. Смещались общепринятые пропорции между шириной улиц и высотой домов. Неудивительно, что наш сын Анатолий спросил с интересом:

– А что, в этом городе американцы живут всегда или только днем?

Пришлось ему объяснять:

– Да, всегда. Однако в нем живут не только американцы, здесь, на 61-й улице Нью-Йорка, находится советское генеральное консульство, на машинах которого мы сейчас едем. В этом городе, таким образом, живут и советские люди.

Не скажу, что мое первое впечатление от этого современного Вавилона намного отличалось от того представления, которое сложилось по литературе, в том числе после знакомства с произведениями американских авторов – Т. Драйзера, Д. Лондона, Э. Хемингуэя и других. Но все же, очутившись, как говорят, в чреве этого громадного чудовища, намного яснее и рельефнее отдаешь себе отчет в том, что человек с помощью техники может создавать то, что, по существу, его природе враждебно. А ведь, казалось бы, надо стремиться строить то, что ласкает взгляд, позволяет наслаждаться силой ума и мастерством рук.

Тяжелые, грустные картины, нарисованные К. Марксом и Ф. Энгельсом при описании жизни рабочих в английских городах, намного уступают тем, что предстают перед людьми, которые впервые прибывают в США из Старого Света. В городах, особенно в рабочих кварталах, остро ощущаешь, что здесь попирается само человеческое достоинство. Виноват в этом капитал со своим ненасытным стремлением к наживе. В последующие месяцы и годы, как и все находившиеся в Америке по долгу службы советские люди, я убедился, что Нью-Йорк – не исключение. Увиденное и услышанное в нем в той или иной мере характерно для всех американских городов, особенно крупных.

В консульстве мы провели менее суток. Пользовались гостеприимством его сотрудников во главе с генеральным консулом СССР Виктором Александровичем Федюшиным. Затем отправились в Вашингтон, куда после пятичасового путешествия поездом в вагоне «Пульман» и прибыли.

Итак, столица США. В то время Вашингтон, если судить по городскому шуму и уличному движению, был в сравнении с Нью-Йорком гораздо более спокойным городом. Так, впрочем, дело обстоит и сегодня. В Вашингтоне нет крупной промышленности. Доминируют мелкие предприятия, всякого рода мастерские, представляющие собой симбиоз фабрики и магазина. Уже тогда цветное население составляло около половины жителей города.

Столица США была, да и сейчас остается, в основном городом чиновного люда. Чтобы из Вашингтона управлять огромным государством, правящему классу требуется механизм – многочисленный штат служащих разных ступеней действующей иерархии.

Важной частью этого механизма является его внешнеполитическая и дипломатическая служба. Именно с ней советскому посольству необходимо иметь дело прежде всего. У меня сразу же начались визиты, в первую очередь в государственный департамент.

Бросилось в глаза, что с организацией визитов для меня как нового дипломата, занимающего второе по положению место в посольстве, дело шло довольно гладко.

Тут я должен сделать оговорку, что к Уманскому со стороны официального аппарата Вашингтона проявлялось какое-то настороженное отношение. Вначале я считал, что кто-то в государственном департаменте его невзлюбил и решил «насолить» советскому послу. Не случайно американская пресса не переставала распространять разные выдумки, носившие персональный характер. Короче говоря, общего языка между послом и представителями администрации из числа тех, кто занимался внешнеполитическими делами, так и не было найдено. Все это приходилось учитывать и мне, как новому человеку, очутившемуся на поверхности бурного океана политической жизни. К тому же все происходило в то время, когда опасность фашистской агрессии против Советского Союза стала приобретать все более рельефные очертания.

Президента Франклина Рузвельта впервые я увидел в Вашингтоне на открытии национальной художественной галереи. Несмотря на физический недуг, он выступал с речью стоя, опираясь на соответствующие приспособления, аккуратно скрытые за трибуной.

Смотрел я на него и думал о его мужестве и воле. Постоянно борющийся с тяжелейшим заболеванием человек, он выглядел на трибуне спокойным, уверенным.

Нет, не мог я тогда предполагать, что судьба подарит мне несколько лет частых встреч с ним. Все это будет в период суровой войны с германским фашизмом.

Десять дней по дорогам Америки

Любой иностранец, оказавшийся в чужой стране по долгу службы или в связи с иными обстоятельствами, всегда стремится познакомиться с местными достопримечательностями и помимо столицы побывать в других городах, посетить различные районы. И это естественно. Ведь столицы всех стран мира в каком-то смысле похожи. Они – центры, где сосредоточены главные органы государственной власти.

Знакомство со страной пребывания, ее изучение – важное направление в работе дипломата. Он обязан возможно полнее информировать свое правительство о политике и других сторонах жизни данной страны.

Уже вскоре после прибытия в США я воспользовался первой же возможностью, чтобы посетить некоторые промышленные города этой страны. Была тому и другая причина – ознакомиться с условиями работы советских специалистов, стажировавшихся на некоторых американских заводах. Поездка состоялась в середине 1940 года.

Вместе с одним из сотрудников посольства, Владимиром Ивановичем Базыкиным, мы посетили Чикаго, Детройт, Кливленд, Буффало, Цинциннати, Милуоки, Вустер, Камден. В каждом из этих городов мы побывали по крайней мере на одном заводе. Там, где находились советские специалисты, беседовали с ними.

Чувствовалось, что и они были рады такому случаю. Находившиеся в отрыве от Родины советские люди жадно слушали информацию о нашей стране, ее внешней политике, о советско-американских отношениях, которые тогда были натянутыми. Правящие круги США по-своему, в антисоветском духе, трактовали итоги только что закончившейся советско-финской войны. Недружелюбно встретили они и воссоединение с СССР Прибалтийских республик.

Поездка дала солидный фактический материал об американской глубинке. Из газет и журналов не все можно вычитать. А получать нужную информацию от государственных служащих, официальных деятелей, с которыми обычно общаешься в Вашингтоне, не всегда легко. В дальнейшем, правда, положение в этом отношении несколько изменилось.

Хотелось бы обратить внимание на некоторые факты в связи с этой поездкой.

Крупный завод Форда в Детройте по производству автомобилей. Встречаемся с руководством завода, спрашиваем:

– Можно посетить и осмотреть ваше предприятие?

– Пожалуйста, – говорят.

С готовностью показали нам ряд цехов. Объяснения с точки зрения технической давались квалифицированно, толково. Задержались мы у конвейера, с которого сходили двигатели для автомобилей, наблюдали, как после десятков операций из отдельных деталей рождался мотор.

Мы увидели рабочих, выполнявших поистине каторжный труд. Вручную они поднимали огромной тяжести узлы и детали моторов, переворачивали их, что-то доделывали, подвинчивали. Нетрудно было заметить, что рабочие, в основном негры, явно отбирались для такой работы – все они обладали большой физической силой. Когда мы проходили рядом с ними, было видно, что даже их привыкшие к такому труду мускулы испытывали огромное напряжение. С их лиц градом катил пот. Конвейер делал свое дело.

То, что мы видели, было живой иллюстрацией к учению Маркса, описавшего процесс капиталистического производства в бессмертном «Капитале». Сегодня методы эксплуатации стали тоньше, но суть ее сохранилась прежней. Конвейеры военно-промышленного комплекса, оснащенные новейшей техникой, дают возможность использовать еще более изощренные формы этой эксплуатации.

Мы – гости съезда демократической партии

Во время той же поездки нам довелось побывать на съезде демократической партии, который проходил в Чикаго и на котором партия должна была выдвинуть Ф. Рузвельта кандидатом в президенты на третий срок. Приглашение присутствовать на съезде в качестве гостей было получено нами еще в Вашингтоне.

Съезды демократической и республиканской партий являют собой довольно необычную и в известном смысле уникальную картину.

В зале несколько тысяч человек. Бесчисленное количество плакатов и лозунгов. А так как они прикреплены к металлическим или деревянным рукояткам и почти каждый из присутствующих держит их в руках, то считается само собой разумеющимся и даже необходимым размахивать этими плакатами и лозунгами, притом еще и кричать. Предполагается, что весь этот крик – в пользу демократов. Но что касается самого содержания криков, сливающихся временами в сплошной гул, будто где-то рядом начинается землетрясение, то никто ничего не может понять. Председатель съезда сенатор Албен Бэркли непрерывно стучит молотком, пытаясь выполнить свой долг – добиться более спокойной обстановки. Но тщетно. Если бы не громкоговорители, то ни стука председательского молотка, ни голоса самого Бэркли вообще не было бы слышно. Вот на трибуну выходит сенатор от штата Алабама. Он – человек пожилой, полностью растерявший волосы с головы, – простирает руки кверху. Стоит минуту, другую, затем начинает говорить. Нарочито прочувствованно. Ничего понять, естественно, нельзя. Говорит, судя по жестам, все более энергично. Затем останавливается, вновь поднимает руки и туда же вверх устремляет свои очи. Стоит и вроде ожидает, а вдруг публика смилостивится. Но признаков милости нет. Его по-прежнему никто не слушает, все остается без изменений.

Наклоняюсь и спрашиваю какого-то сидящего рядом с нами делегата (мы были в президиуме). Стараюсь говорить громче, чтобы и мой голос не утонул в крике всех тех, кто продолжает неистовствовать:

– Почему сенатор на трибуне так странно себя ведет? Какой толк он видит в этих карикатурных приемах?

В ответ слышу:

– Да это известно. Сенатор изучал ораторское искусство Древней Греции. Потому и применяет такие необычные приемы. Древние говорили по-другому. Не так, как мы.

И мой собеседник засмеялся.

Но, странное дело, публика в зале не очень-то удивилась этим «изящным» приемам оратора.

Подумалось, если бы этот человек с воздетыми к потолку руками вышел на трибуну партийного съезда в какой-нибудь европейской стране, то, наверно, те, кто следит за порядком, позвали бы на помощь врача, чтобы удостовериться, нормальный ли он. А тут подобные выходки на трибуне считались в порядке вещей, почти обычным, заурядным явлением.

За шумом все же нетрудно было заметить, что упоминание имени Рузвельта вызывало у делегатов взрывы одобрения. Зал явно хотел показать, что его выдвижение на третий срок обеспечено.

Мы высидели на заседании от начала и до конца. А потом вышли из помещения и стали оживленно обмениваться впечатлениями. Каждый из нас вспоминал какую-нибудь забавную сцену из только что увиденного грандиозного представления. Потом Базыкин сказал:

– Для того чтобы участвовать в таком предвыборном зрелище или даже присутствовать на нем, нужны крепкие нервы.

Мы все с этим согласились. А я добавил:

– Но главное, по-моему, мы увидели на съезде, что успех Рузвельта на предстоящих выборах предрешен.

Этого желало большинство народа США.

Посольство продолжало следить за пульсом политической жизни США, особенно в связи с приближением президентских выборов 1940 года. Как и ожидалось, Рузвельт одержал на них внушительную победу и сохранил за собой пост президента.

Итак, началась моя работа в советском посольстве. Когда я приехал в Вашингтон, мне было тридцать.

В то время в Бостоне студент Джон Кеннеди изучал в Гарвардском университете юриспруденцию и механизм деятельности буржуазного государства. Ему было двадцать два.

А на другом конце Америки в Голливуде восходила звезда киноактера Рональда Рейгана. И он только что снялся в фильме «Адская кухня».

Никто из троих тогда, конечно, не думал, что через много лет нам придется повстречаться в ином качестве…

Глава III
НА ПОСТУ ПОСЛА В СУРОВЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

США на распутье. Война – протокол побоку. Рузвельт – человек и президент. Ему нужны были умные люди. В первый период войны. Политическое кредо Уоллеса. Обед в бунгало. Патриарх дипломатической службы. Непростой букет деятелей. Так мыслил Рокфеллер. Беседы с Ланкастером. Трогательные встречи на американской земле. Элеонора Рузвельт и сыновья. Звезды американской культуры. Могучий голос Поля Робсона. Обаятельная улыбка Чарли Чаплина. Орсон Уэллс, перепугавший Америку. О пирамидах, клинописи и выдающемся профессоре. Разящие слова Эдварда Робинсона. Общечеловеческие ценности дороги всем. Поляризация в эмиграции. Гордость русской музыкальной культуры. «От кретина к гению». Экс-академик и генерал-патриот. Керенский и Сорокин. Дан прозрел, но поздно. Беседа с Бенешем в «Блэйр-хаузе». Ян Масарик в тисках прошлого. Волнующий и непонятный мир. Трудная трасса Москва – Вашингтон.

Вашингтон, 16-я стрит…

Обычно, когда читатель встречает в советской книге какой-нибудь американский адрес, это связано с некой загадкой или определенным детективным сюжетом. Однако в приведенном адресе нет абсолютно ничего загадочного. Данные слова – это просто адрес советского посольства в столице Соединенных Штатов Америки.

Здесь в напряженные годы войны находился эпицентр деятельности посла и всего коллектива советских работников. Другими словами, это адрес маленькой или, быть может, даже миниатюрной по сравнению со всем государством части нашего великого и могучего Союза Советских Социалистических Республик.

По всем канонам международного права на территорию посольства и на его работников распространяется суверенитет государства, которое они представляют. Это уже само по себе вдохновляло и вдохновляет советских людей, вселяет в них гордость, что именно им доверено отстаивать интересы далекой по расстоянию, но бесконечно близкой по чувствам родной страны. Во имя ее они находятся за рубежом, отдают все свои силы, знания и умение для ее блага.

В официальных кругах Вашингтона, которые несли ответственность за внешнюю политику США накануне и во время второй мировой войны, в послевоенный период и несут ее в наши дни, никогда не давалось точного и исчерпывающего ответа на вопрос о том, что предприняла их страна, чтобы не дать вспыхнуть пожару этой войны.

Многие историки и политики, как ушедшие из жизни, так и те, кто и сегодня анализирует международные события того времени, по-разному отвечают на указанный – несомненно, законный – вопрос.

США на распутье

В речах и мемуарах западных политиков, в буржуазной исторической науке всячески подчеркивалось и теперь подчеркивается, что США якобы выполнили свой долг тем, что осуждали накануне второй мировой войны экспансионистские устремления германского фашизма и его союзников. Но и до сих пор не сделано серьезных попыток ни со стороны политиков, бывших и настоящих, ни со стороны буржуазных историков в странах Запада осмыслить, какой оборот приняло бы развитие обстановки, если бы США выступили совместно с государствами, стоявшими на позициях мира, прежде всего с Советским Союзом, и заявили о своей решимости участвовать в создании могучей объединенной силы, противостоящей агрессорам.

Этого западные политики и историки не делали и не делают сознательно, потому что в предвоенные годы Соединенными Штатами Америки не планировались и не предпринимались шаги по оказанию отпора странам, вставшим на путь агрессии. Осуждение действий этих стран выражалось главным образом в эпизодических и весьма вялых по сути и форме выступлениях государственных деятелей с трибуны конгресса или на страницах печати США. Это, конечно, вряд ли можно истолковать иначе, как показатель отсутствия у тогдашнего Вашингтона желания занять активную позицию, чтобы воспрепятствовать реализации агрессивных планов Гитлера и его сообщников.

Между тем фашистская Германия лихорадочно и фактически открыто вела подготовку к войне. Такая подготовка включала в себя не только военно-стратегические, но и в значительной мере экономические мероприятия. И США, если бы того пожелали, могли бы, учитывая их экономический и промышленный потенциал, многое сделать, чтобы заставить задуматься руководителей гитлеровского рейха над тем, что их ожидает в случае развязывания второй мировой войны.

Америка долго находилась как бы на распутье. Выжидала и колебалась. Ее правящие круги, казалось, все еще не вполне отдавали себе отчет в том, какие истинные цели преследуют фашистские захватчики, какие беды они несут Европе и миру в целом. По существу, курс этих кругов в международных делах накануне войны мало чем отличался от политики руководящих кругов Англии и Франции, которые были вовсе не против того, чтобы фашистская Германия канализировала свою агрессию на Восток, чтобы она обрушилась на Советский Союз.

Перелом в настроениях Вашингтона обозначился лишь тогда, когда обжигающее дыхание войны стало доходить и до США. После нападения Германии на СССР перед каждым американцем встал во всем своем суровом виде вопрос: «Какая страна будет очередным объектом гитлеровской агрессии?»

И все же, как это ни странно, даже коварный удар союзника Германии – милитаристской Японии по американской военно-морской базе Пёрл-Харбор (декабрь 1941 года), обернувшийся для США крупной военной катастрофой, открыл глаза далеко не всем американцам на то, сколь грозную опасность создали для мирной жизни и свободы народов германский фашизм и его восточный сообщник.

Более того, находились в США и такие политики, которые хотели бы видеть, как Советский Союз и Германия друг друга обескровливают и соответственно, по мнению этих политиков, увеличивают шансы на то, что последнее слово при подведении итогов войны останется за Соединенными Штатами.

Разве можно обо всем этом забыть? Конечно нет. Советский Союз, наш народ по достоинству оценивают тот вклад, который США внесли в победу над гитлеровской Германией и милитаристской Японией. Не раз об этом заявляли советские руководители. Но США не сделали того, что они могли и должны были сделать для предотвращения мировой войны.

Все это, понятно, привносило в предвоенный период огромную сложность в отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами, в том числе создавало трудности и для советской дипломатии, о чем могу судить по личному опыту. Инерция прошлого в мышлении кругов, определявших внешнюю политику США, сказывалась во многих случаях и в ходе войны.

Война – протокол побоку

Летом 1941 года Вашингтон жил своей размеренной, спокойной жизнью: конгресс был распущен на каникулы, сонными казались министерства и ведомства, чиновники дружно отправлялись из города на «уик-энд» – проводить в приятном семейном кругу субботу и воскресенье. До нападения японцев на Пёрл-Харбор, а значит, и до вступления США во вторую мировую войну оставалось еще полгода. Но в советском посольстве, куда поступала доверительная информация из Москвы и частично от американской администрации, напряженность уже ощущалась. Обилие информации требовало ее внимательного анализа: мы стали выходить на работу и в субботу, и в воскресенье.

В Москве было четыре часа утра, в Вашингтоне – еще восемь часов вечера вчерашнего дня. Поэтому, когда гитлеровская люфтваффе бомбила Минск, Киев, Каунас и другие советские города, когда в Брестской крепости уже рвались снаряды, в Вашингтоне был еще вечер 21 июня.

В поздний час того же дня американские радиостанции со ссылками на европейские источники сообщили:

– Германские войска перешли границу Советского Союза…

Ранним утром 22 июня мы в Вашингтоне слушали по радио из Москвы сообщение о том, что Германия, вероломно нарушив договор о ненападении, напала на Советский Союз.

Началась война…

Героически защищая свою независимость и свободу, свои социалистические завоевания, советский народ, наши доблестные вооруженные силы вступили в смертельную схватку с германским фашизмом, с его мощной военной машиной.

В ряде европейских стран, оккупированных гитлеровскими войсками, развернулось движение Сопротивления, сыгравшее большую роль в антифашистской борьбе.

Не могу не сказать о тех чувствах, которые испытывали советские люди, находившиеся в США в период войны. Она застала тогда в Америке многих наших граждан. Часть из них вернулась на Родину.

Правда, возвращение это было часто связано не только с дорожными трудностями, но и с риском для жизни. Бывало, направлявшиеся на Родину по морю семьи полностью погибали, когда торпедированные или разбомбленные фашистами транспорты тонули и в Тихом океане, и в Атлантике, и в северных водах на пути из Великобритании в Мурманск.

И тем не менее каждый советский человек, на каком бы посту он ни находился и какую бы работу ни выполнял, получая извещение о том, что ему необходимо выезжать на Родину, с большим душевным подъемом стремился поскорее уехать. Каждому казалось, что там, на Родине, он нужнее и сможет внести более весомый и конкретный вклад в победу.

В США оставались лишь те, кому было доверено выполнять важные поручения Родины в военное время. Среди них были работники посольства, консульств, государственной закупочной комиссии, находившейся в Вашингтоне, «Амторга» – находившейся в Нью-Йорке корпорации, которая юридически считалась американской, но по существу занималась вопросами советско-американской торговли.

Можно определенно сказать, что советские учреждения в США продолжали четко вести свои дела. Каждый сотрудник старался наилучшим образом выполнить данное ему задание. Все исходили из того, что Родина ждет от них только хорошей работы.

Конечно, люди получали и сообщения о гибели родных и близких. Зато позже общей радостью становились сообщения об успехах нашей армии на фронте.

С первых дней Великой Отечественной войны основополагающей задачей внешней политики СССР стало всемерное содействие обеспечению наиболее благоприятных международных условий для организации отпора врагу, а в дальнейшем – для полного разгрома фашистских агрессоров и освобождения из-под их ига народов Европы. Советский Союз и его дипломатия добивались упрочения антигитлеровской коалиции, открытия второго фронта, хотя путь к этому был еще долгим и трудным.

Вообще тот первый период войны, предшествовавший разгрому немецко-фашистских войск под Москвой, стал временем тревожного ожидания. Не только мы, но и американцы жили в напряжении – куда повернется ход событий на советско-германском фронте. Можно было уловить трезвую тенденцию в общественном мнении. Многие в США рассуждали так:

– Ваша страна – великая и могучая. Не раз за свою историю она, пройдя через тяжелые времена иностранного нашествия, в конечном счете выживала. То же произошло и не так давно – после иностранной интервенции врагов Октябрьской революции 1917 года.

Но тем не менее основная масса населения США находилась вначале в состоянии шока из-за быстрого продвижения гитлеровских войск на восток, в глубь Советского Союза. А когда захватчики очутились у западных окраин Москвы, то пессимистические настроения среди американцев стали преобладающими.

Однако даже и в то тяжелое для нашей страны время находились в Америке люди, которые верили в решимость советского народа и в его ресурсы, считали, что он в состоянии выстоять, а затем и повернуть события на фронте в ином направлении.

Время осени и зимы 1941 года можно назвать суровым и жестоким. Вести из Москвы в Вашингтон поступали одна тревожнее другой. С 19 октября в столице ввели осадное положение. Одно время (в конце октября – начале ноября) казалось, что наступление захватчиков захлебнулось. Однако в середине ноября гитлеровцы его возобновили.

Но на этот раз продвинулся вермахт вперед совсем немного. Защитники города остановили врага, а 5 декабря начали контрнаступление.

Однако прежде чем до Вашингтона дошло сообщение об этом радостном для нас событии, поступило другое – и тоже огромного по своим последствиям значения. Америка выдохнула в едином порыве: «Пёрл-Харбор». Собственно, в переводе оно означало «жемчужная гавань». Но в один миг страна забыла о красоте названия: с того момента оно стало наименованием национальной трагедии.

7 декабря внезапно, без объявления войны, японские вооруженные силы напали на эту американскую военно-морскую базу на Гавайских островах и потопили значительную часть тихоокеанского флота США. Япония начала войну против США и Англии на Тихом океане. 11 декабря Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Америка вступила в войну, но ничего хорошего сообщения тех первых дней с театра военных действий американцу не приносили. Япония, использовав фактор внезапности, стала высаживать десанты на островах Тихого океана и занимать их. Америка посуровела и начала больше прислушиваться к гулу войны в Европе.

А через два дня в столице нашей Родины Совинформбюро сообщило о провале немецко-фашистского плана окружения и взятия Москвы и первых важных победах Красной Армии. Контрнаступление наших войск продолжалось до начала января.

В конце декабря 1941 года и начале января 1942 года в наше посольство не раз приходили американцы – группами и в одиночку, поздравляли с успехами наших войск под Москвой. Правда, в этих поздравлениях легко угадывались горечь от того, что происходит в Тихом океане, и в целом тревога в связи с войной в Европе.

Так Соединенные Штаты и Советский Союз волею истории оказались по одну линию фронта, плечом к плечу против общего врага.

У Рузвельта и его окружения своих забот хватало выше головы. Война требовала мобилизации всех сил нации на отпор врагу. Однако, узнав о победе под Москвой, президент и его кабинет стали смотреть на положение Советского Союза по-иному. Сам Рузвельт, его министры уже более трезво оценивали дальнейшие возможности Советского Союза в ходе войны.

Военные круги США также делали новые выводы относительно оборонительного потенциала нашей страны. Они поняли, что германская армия и ее командование вовсе не такие уж непобедимые, как представлялось до этого. Если Советский Союз сумел после страшной силы первого удара нанести вермахту ответный удар под Москвой, то это говорило о многом. Конечно, правительство США и американский генералитет понимали, что Советский Союз прилагает колоссальные усилия по формированию в своем глубоком тылу новых дивизий, организации производства вооружений, особенно тяжелых, что на особом счету у него танки и авиация.

У нас в те дни происходили частые встречи с американскими официальными представителями. В ходе их разрабатывалась и готовилась к подписанию Вашингтонская декларация. Каждый раз американские партнеры старались сделать нам своеобразный комплимент. Мы понимали, что за ним стояло и чем он вызван. Если коротко – то победа под Москвой.

Американцы говорили:

– В советском руководстве нет панического настроения. Нас это радует. Ваши лидеры – и мы это видим – не только полны внутренней решимости продолжать войну до победного конца, но делают все возможное для разгрома нацистских агрессоров. Ваша победа под Москвой произвела сильное впечатление на официальные круги в Вашингтоне, а также на наших военных.

Разумеется, все эти настроения находили отражение в средствах массовой информации. Появившиеся в первый период войны пессимистические прогнозы стали со страниц прессы исчезать под напором реалий, фактов.

Еще шли тяжелые наступательные бои под Москвой, а в Вашингтоне в первый день нового, 1942 года была подписана Декларация 26 государств. Она вошла в историю как Декларация Объединенных Наций. Так впервые появился термин, существующий и по сей день, прочно вошедший ныне в язык международного обихода, – Объединенные Нации.

По настойчивому предложению нашей страны во вступительную часть декларации было внесено положение о том, что полная победа над врагом необходима для защиты жизни, свободы, независимости и для сохранения человеческих прав и справедливости во всех странах.

Правительства государств, подписавших эту декларацию, обязались:

– употребить все свои экономические и военные ресурсы для победы над врагом,

– сотрудничать друг с другом и не заключать сепаратного мира или перемирия с общими врагами.

Так начала оформляться широкая антигитлеровская коалиция.

В битве с фашизмом по исторической логике событий нашими союзниками вместе с Англией стали и США. Налаживание, а также развитие союзнических связей между СССР и США было в годы войны исключительно важным участком внешнеполитической деятельности Советской страны.

В напряженных условиях военного времени и через советское посольство в Вашингтоне осуществлялась систематическая связь, шел активный обмен посланиями между руководителями СССР и США. Это явление было новым. Ничего подобного не было ранее в отношениях между двумя странами. По документам, которыми обменивались столицы обеих стран и которые теперь опубликованы, можно отчетливо представить, насколько жизненно важными были вопросы, поднимавшиеся и согласовывавшиеся в этой переписке.

Как правило, при получении письма от Сталина в адрес Рузвельта в советское посольство в Вашингтоне на 16-й стрит к послу приезжал военный помощник президента генерал Эдвин Уотсон. Об этом было условлено с Рузвельтом. Все делалось срочно и архисрочно. Несрочных вопросов тогда почти не было. Получив от меня, тогда еще поверенного в делах, послание Сталина, генерал немедленно доставлял его президенту. На это уходило не более пятнадцати – двадцати минут, а иногда и меньше.

Однажды в беседе со мной Рузвельт в шутку заметил:

– Уотсон, наверное, не дает вам покоя своими частыми визитами?

Я ответил:

– Господин президент, мы рады этим визитам, и, кроме того, в Москве ведь проделывается то же самое, только в обратном порядке, при передаче ваших посланий Сталину.

На беседах с Рузвельтом всегда обсуждались вопросы, касавшиеся существа проблем того времени. И прежде всего главный – как ускорить достижение победы над гитлеровской Германией.

Глубоко запали в мое сознание встречи с Рузвельтом. Твердо придерживаюсь и сейчас того мнения, что он являлся одним из самых выдающихся государственных деятелей США. Это был умный политик, человек широкого кругозора и незаурядных личных достоинств.