Текст книги "Собирай и властвуй (СИ)"

Автор книги: Андрей Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   – Ты должна выстоять, – голос Дурного Глаза над самым ухом, – должна...

   Кунг тем временем заканчивает заклинание, бросает огненный шар. Амфисбен выдерживает и его, но панцирь защитных чар наконец-то лопнул. Первый же посланный Наталой кол пронзает тварь насквозь, вылетает с другой стороны.

   – Так тебе, сучий потрох! – ликует женщина, – и ещё получай!

   Руте уже не больно, только холодно, закрывает глаза. И просыпается. Суёт руку под подушку, достаёт четырёхгранный кристалл – тот угольно-чёрный, уменьшился вдвое.

  [3]

   На площади Правосудия не протолкнуться – очередная казнь. Руту Розамунда сюда привела, жужжит на ухо:

   – Ох, и лютый новый хладовлад, ох, и лютый! Остроги, говорят, теперь и в мерзлоте будут, и у Хребтов даже, представляешь?

   Под крики и улюлюканье на эшафот выводят трёх арестантов, смотреть на них страшно: заросшие, грязные, с пустыми глазами.

   – Слушайте, слушайте! – звонкий голос глашатая. – Банда Лукана, пираты ничтожные, пантеону противные, да казнены будут! Вероломные барж расхитители, тридцати трёх починков погубители, убийцы и кровопийцы...

   Толпа ярится, но умолкает, стоит на эшафот подняться палачу. На голове у того острый колпак, в руке кистень с шипастым ледяным шаром. Свита приковывает преступников к столбам, те безучастны, будто уже мертвы. Палач поворачивается к толпе лицом, медленно натягивает длинные перчатки.

   – Ставлю, что первым среднего приколошматит! – выкрикивает долговязый парень, едва не заехав локтем Руте в нос.

   – Нет, первым того, что справа, ставлю на него! – вопит кто-то с другой стороны.

   На свист игольчатого шара, и хряск, и крики боли Рута уже не смотрит – высвобождается из крепких объятий толпы. Та отпускать не хочет, но куда там! У Руты хорошая школа: таверна "Красные сапожки", танцует там семь дней в декаду, как и Роза, и другие девушки. Моряки – народ горячий, не зазеваешься. А зазеваешься, вмиг на каком-нибудь судёнышке очнёшься, пускаемой по кругу, как бутылка рома.

   – У меня сцена, а не дом терпимости, – не устаёт напоминать Виргил, хозяин таверны, да только кто его слушает.

   Руте и самой не уберечься бы, если б не покровительство Наталы. Её суровый нрав по всей округе знают, связываться дураков нет. Натала в "Красные сапожки" и определила, узнав, что в Тёплой Гавани у Руты никого.

   – Первое время у меня поживёшь – и не перечь! Ты, детка, всех нас спасла, а я, заруби на рыжем своём носике, долгов не забываю.

   Рута только кивает, робея под суровым взглядом.

   – Осталось решить, куда тебя пристроить... Ну-ка, повернись, руки подними... Угу, вполне, вполне... Танцевать любишь?

   – Да...

   – Вот танцевать и будешь, Виргил с радостью примет. Уж я позабочусь, чтоб с радостью, и никак иначе.

   Впрочем, одними танцами дело не ограничивалось: поклонниками Рута обзавелась быстро, с несколькими из них связь была на чуточку больше, чем дружеской. О жизни до побега пыталась забыть, вырвать её из себя – одно с лёгкостью вырывалось, другое сидело крепко. Тарнум не только не забывался, ещё и сниться начал; во сне ничего не говорил, просто стоял и смотрел. Поступила Рута проверенным способом: пошла к алхимице, попросила кристалл. Так же избавилась от сна о родительском доме, с тремя комнатами и большой печью, сложенной из блоков волшебного льда. То ли дело замок хладовлада-правителя, из тех же блоков сложенный, не отказалась бы и во сне видеть каждую ночь.

   К аллее хладовладов Рута и направлялась, но что-то кольнуло, и развернулась, к домику Наталы бросилась. Не обмануло предчувствие: застала хозяйку дома, перебирающей ножи.

   – А, вот и ты, – сказала Натала, – как раз попрощаться хотела.

   – Что-то случилось? – спросила Рута.

   – Да, есть немножко, – в ножны на наруче отправился трёхгранный стилет, – насторожили хладовлада некоторые мои дела. Стало быть, небольшое морское путешествие не помешает.

   На мгновение Рута застыла, закусила губу, затем выпалила:

   – Возьми с собой!..

   – С чего бы?

   – И море хочу увидеть открытое, и земли другие...

   Натала окинула долгим взглядом, усмехнулась:

   – Ха! и сама такая, не могу долго на одном месте! Добро, беру с собой, если успеешь за минуту собраться...

   Рута успела, через четверть часа были в порту. В кораблях чуточку уже разбиралась, подумала: "Какой же? Та пузатая бирема, гружёная с верхом? Тот грозный ледоход? Тот буксир с укреплённым носом?" Нет, свернули в сторону быстроходной големной галеры.

   – Не знаю, обрадуешься ли, – сказала Натала, – но в попутчиках у нас старые знакомые...

   Пояснения не требовались – Рута увидела два плоских лица, отличительный знак восточной расы, ундинионцев. Кунг и Дурной Глаз. Обрадовалась ли? Уж точно не огорчилась, ведь плохие воспоминания о плавании по Горячей вырваны вместе с кошмарным сном.

[

Год

двадцать второй

]

Второе рождение

Синглия, город-порт Декабрина

[1]

   Жил Кунг в башне, располагалась башня в предместьях города. Невысокая, сложенная из камня, с зубчиками. Как в Декабрину приплыли, алхимик пригласил к себе, предложил у него и остаться, Рута от предложения не отказалась. Что она, дурочка, что ли, от такого отказываться?

   Ярусов в башне три: на верхнем у Кунга личные комнаты и мастерская, средний – гостевые покои, нижний – кухня, баня, голем-склад, и тому подобное, хозяйственное. Рута, понятное дело, расположилась на среднем, выбрала себе комнатку самую приятную. Приятную, в первую очередь, обстановкой, потому что диковинка на диковинке, а не какая-нибудь простота. Вот, к примеру, шкатулка, которая вместо камина: покрутишь заводной ключик в одну сторону – согревает, покрутишь в другую – устраивает сквознячок. Во всю стену, противоположную двери, лист волшебного льда, оправленный в оконную раму, благодаря чарам кажется, будто и правда окно. Вид из этой диковины открывается на море и утёс вдалеке, в нём щербинами гнёзда грифонов; создания крупные, с человека размером, отсюда видятся крошечными, будто чайки. Пол застелен ковром, с ворсом по щиколотку, кровать – тенётой, нежной тканью, получаемой от пауков-вышивальщиков. Изначально и не ткань вовсе, а паутина, как рассказывал Кунг, ценится очень дорого. В общем, приятно, одно слово, приятно!

   Уютно устроившись на кровати, Рута раскладывает пасьянс – свой любимый, "Огненное колесо". Круги к овалам, квадраты к звёздам, переворот... звёзды к овалам, круги к квадратам, переворот...

   – Рута, к тебе можно, маленькая? – осторожный стук в дверь, голос с лёгким гортанным акцентом, – хочу поделиться успехом.

   Она быстро собирает колоду, убирает в ларчик, поправляет батистовую ночную рубашку:

   – Да, конечно, я не занята.

   Кунг входит: в правом глазу линза, какие используют ювелиры, в руках стрела, разгорячён.

   – Посмотри на наконечник, что скажешь?

   – Не знаю... – Рута пожимает плечами, – зелёным чуточку светится, словно гнилушки.

   – В самую точку, маленькая, в самую точку! – плоское лицо алхимика озаряет улыбка. – Краак заказал снасть для охоты на гарпий, а с гарпиями, сама знаешь, шутки плохи...

   – Краак? – морщит нос Рута, – это тот ярл, похожий на борова?

   – Да... то есть, нет, не стоит сравнивать его с боровом, – Кунг хмурится. – Слушай же, что говорю!

   – Да-да, хорошо, – Рута послушно смотрит на кончик стрелы.

   – Так вот, сперва ничего не получалось, даже близко не удавалось подобраться, но стоило мне соединить камнесталь с настоем инеистого щавеля, как заклинание сложилось! Именно щавель, именно в наших широтах даёт интересный эффект...

   Разговор, который вернее назвать монологом, продолжается ещё долго, заканчивается, как обычно, в постели. Любиться с Кунгом – нечто особенное, но сравнение Рута быстро нашла: грифон. То спокойный полёт, то падение камнем вниз, то острые когти боли, то мягкие подушечки ласки. После он, как обычно, курит трубку, она, как обычно, спрашивает о разном. Ответы всегда обстоятельные, слушать одно удовольствие. И не столько в новых знаниях дело, сколько в том, чтобы снова почувствовать себя маленькой девочкой.

   – Вот ты говорил о щавеле, он же волшебный, так? – воркует Рута. – Чем тогда волшебные растения отличаются от артефактов?

   – Начну издалека, – Кунг выпускает колечки дыма, – позволишь?

   – Конечно, люблю, когда издалека.

   – Вот и славно. Суть волшебства, как я тебе объяснял, в Ихоре. Урок с матрёшками, надеюсь, не запамятовала?

   – Да помню я, помню, – Рута хихикает. – Если ковырять от самой маленькой, которая в серединке, которая самая главная, то можно проковырять дырки во всех остальных – это и есть Дыра.

   – Именно, – кивает Кунг. – Мы же, алхимики, взаимодействуем с Ихором на уровне самой большой матрёшки – матрёшки мира физического.

   – То есть, – Рута проводит над головой круг, – вот этого.

   – И опять верно. Теперь отвечу на вопрос.

   – Да уж, хотелось бы, пока я не забыла, о чём спрашивала...

   – Терпение, маленькая, терпение, – Кунг смеётся. – У волшебных растений и животных отец один – Ихор, у артефакта отцов два – Ихор и алхимик, вот в чём отличие. Обработать волшебный камень может и ювелир, изготовить артефакт – исключительно мастер предметного волшебства. Работая с вещью, алхимик в прямом смысле вкладывает в неё частицу себя, частицу своей силы.

   – Значит, – спрашивает Рута, – для создания артефакта высокой силы нужен же и высокой силы чародей?

   – В самую точку.

   – А вот если слабые алхимики объединятся и создадут один совместный артефакт, разве не возрастёт от этого его сила?

   – Нет, силы чародеев не складываются, вещь будет на уровне самого из них способного. Такие артефакты называют артельными, многие алхимики – в том числе и я – и артефактами их не считают. К этому разряду, кстати, относится и сердце голема, отлично тебе знакомое...

   Дальше Рута не слушает, только делает вид. Проверяет, сладко потянувшись, не вернулась ли сила в артефакт, данный Кунгу от рождения. Вернулась, никаких сомнений, и спустя миг на постельное ложе опускается грифон...

  [2]

   Рута в порту, любит здесь бывать. "Люди как корабли, – думает она, глядя с пристани в бесконечную синь. – Одни маленькие, другие – большие, одни плывут строго проложенным курсом, другие – как придётся". Путешествие от Тёплой Гавани до Синглии часто ей снится, жемчужина воспоминаний. Рута поднималась ночью на палубу из-за звёзд, Кунг – из-за бессонницы, но общий язык быстро нашли. Алхимик не только показал созвездия круга, ещё и рассказал о каждом, затем пришла очередь легенд и хроник. Больше всего Руте запомнилось предание о Кровавом времени.

   – Известно, что после Разделения люди пробудились близ Ивинги, величайшей из рек Играгуда, но оставаться там было нельзя.

   – Из-за Дыры?

   – Именно. Тогда цверги изготовили для людей невероятных размеров корабли – ковчеги, уплывали те в трех направлениях: на север, на восток, на юг...

   Государство на острове Синглия имя острова и носит, ещё называют Северным Островом, или же просто Островом. По впечатлениям Руты, Синглия всегда с кем-нибудь воюет, а если не воюет, то к войне готовится. Взять ту же Северную Ленту: была ведь колонией поначалу, за свободу пришлось платить кровью, и большой. Точное число Северных войн уже и не вспомнить, хотя Руте не раз говорили, но явно больше трёх. Теперь между Державой и Лентой союз, незыблемый и нерушимый, грифон и снежный медведь заодно. Рута наблюдает, как легионеры поднимаются по сходням на палубы "грифов", боевых кораблей, взмахивают короткими мечами, возглас на всех один: "Слава боеводе, слава!" Рута зачарована слитным движением отрядов, пытается вспомнить, кому объявлена война на этот раз. Какие-то острова в морях Студёного океана, Оем и Канаки, кажется. Один известен птицами с железными клювами, другой – дикарями-людоедами, если она ничего не путает, опять же.

   Знакомство с капитаном галеры, Браном, убедило в одном: неизведанного в мире океан, изведанного – капелька. Байками Бран сыпал, как из рога изобилия, а Рута не уставала слушать.

   – Эй, красавица, слышь-ка, о Блуждающем острове тебе ещё не рассказывал! А история знатная, да-а.

   – Ты бы за штурвалом следил, красавец, – ворчит по привычке Натала.

   – Не встревай, женщина, – отмахивается Бран, – не с тобой разговор.

   – Стало быть, за красавицу ты меня не считаешь? Ну, хоть за женщину, и то хлеб...

   – Не обращай на эту гарпию внимания, – капитан подкручивает ус, – сюда слушай. Сказывают, есть в морях Внешнего океана хитрый такой островочек, на месте ему не сидится, сегодня здесь, завтра – там, да-а...

   – Собеседница твоя и сама как тот островок, – усмехается Натала, – сегодня здесь, а завтра – там!

   – Не гневи меня, женщина, – рычит Бран, – за борт же сброшу!

   – Хорошо, хорошо, уговорил, пойду големов проверю, – Натала воздевает в жесте примирения руки. – А то один с левой стороны совсем унылый, да-а...

   – Значится, на чём это я... – капитан поправляет повязку через левый глаз, – а, ну да, Блуждающий остров. Сказывают, талисманов там видимо-невидимо, сокровищ – выше крыши, что на башне, и если тот островок сыскать, разбогатеешь в один миг, да-а...

   Рута провожает "грифы" взглядом, время возвращаться в башню. Как же там стало скучно! Кунг занят важным исследованием, очень важным, внимания не уделяет ни малейшего. Сбежала бы, да некуда. Почему, ну, почему Натала не взяла с собой?

   – А ты неплохо устроилась, – Натала осмотрела комнату, постучала согнутым пальцем по "окну", – я попрощаться.

   – Уплываешь? Так скоро?

   – Да, очень выгодное предложение. И, предваряя твой следующий вопрос: со мной нельзя.

   – Почему?

   – На Беллкор плывём, а там последнее время неспокойно. Что-то большое затевается, верь мне, схлестнётся север с югом.

   – Береги себя, – Рута порывисто обняла, – и спасибо за всё...

   – Только соплей не надо, – Натала неуверенно похлопала по спине, – не люблю я их, знаешь же. Будь умницей, детка, пантеон даст, ещё свидимся...

   Прихотливые улочки Декабрины, Рута не спешит, подолгу задерживается у торговых рядов. Приценивается к серёжкам из жемчуга, когда гремит взрыв, земля вздрагивает. Огненная кисть раскрашивает небо красным, с той стороны раскрашивает, где башня Кунга. Рвётся крик, но Рута молчит, нужно бежать, но стоит. Как же сделать шаг, как сдвинуться с места? У башни она через час, осталось от башни мало: камень, растёкшийся, будто вода, земля, спёкшаяся камнем. Рута чувствует жар, идущий от развалин, и на щеках тоже жар – слёзы, а мимо пробегает сорванец с осколком волшебного льда, в осколке – небо с грифоном.

  [3]

   Пристань Декабрины быстро удаляется, набравший ветер в паруса катамаран мчится стрелой. Рута стоит, опёршись о релинг левой кормы, с правой что-то кричит Тай, размахивает руками.

   – Наше направление... – разбирает она, – на запад!

   Да уж, не поспоришь, хотя до сих пор Руте не верится, что плывёт в Играгуд, увидит волшебную страну цвергов своими глазами. Города-мегаполисы с цитаделями и куполами, дороги-магистрали, полные самоходных повозок и скороходных волшебных животных, големы величиною с дом и ноготок мизинца, летающие баржи...

   – Девочек не забыла покормить?

   Подходит Ядвига, недовольная и злая, как всегда. Короткое кнутовище стека похлопывает по бедру, тёмные волосы зачёсаны назад и убраны под заколку, карие глаза, как камешки.

   – Да, конечно. Лира, с хохолком которая, злющая до невозможности, палец едва не откусила.

   – Она на море всегда такая, привыкай.

   Оставшись одна, Рута искала работу, долго не могла найти ничего подходящего. Пока не увидела объявления, очень яркого, с четырьмя звездочками по углам, пятой в центре. Цирку требовалась танцовщица, причём срочно. Не теряя ни минуты, Рута отправилась в указанное место: на палубу стоявшего в порту катамарана. Как и объявление, раскрашен тот был ярко: борт левой палубы в звёздах, правой – в полосах, во всю длину левой кормы слово "звёздный", правой – "свет". Имя как корабля, так и труппы.

   – О-хо-хо, посмотрим на тебя, – седоусый силач берёт за подбородок. Пальцы жесткие, шершавые, как неотёсанное дерево. – А личико ничего, хм, смазливое...

   – Ага, мне тоже нравится, – говорит парень с лицом не менее смазливым. Длинные его волосы собраны в хвост, и мягкие, наверное, как у Барагуза.

   – Мелочи, – ворчит усач, – нужно смотреть, как двигается. Спляши, лисичка, а мы посмотрим.

   – Что, прямо здесь?

   – Кхм, а где ж ещё? Впрочем, если умеешь на воде отплясывать, возьмём без промедления...

   Сбросив плащ, Рута показывает, что умеет, а умеет она немало.

   – Во даёт! – парень корчит умильные рожицы. – Не знаю, как тебе, дружище Олдос, а мне лисичка нравится всё больше. Не хуже Хлои будет, упокой пантеон её пламенную душу...

   – Речь о прежней танцовщице, так? – спрашивает Рута после танца, спрашивает с испугом. – Она погибла?

   – Ага, разорвали гарпии, – парень продолжает дурачиться. – Я даже знаю, какая именно – самая из них главная...

   – Заткнись, – говорит Олдос и парень тут же затыкается. – Спору нет, девчонка хороша, но выслушаем и другую половину.

   – Звать их?

   – Зови.

   Катамаран мчался всё быстрей и быстрей, причём на одних парусах. Рута с жадностью вдыхала солёный ветер, солёные же истории Тая, успевшего не только перебраться с правой палубы на левую, но и приобнять за талию, слушала вполуха. Материал парусов – булатик, ткань столь же эластичная, сколь и прочная, частица заключённого в ней волшебства расходится по полотну замысловатыми узорами. На случай безветрия два артефакта-механизма, и артефактов-опреснителей тоже два, и артефактов-кухонь. Плавание будет долгим, тут уж ничего не поделаешь, но безнадёжным его не назвать.

   – Издеваетесь? – Ядвига постукивает кнутовищем по бедру, – она же хлипкая, как рыхлый снег, того и гляди, растает.

   – Мнения аналогичного, – кивает Вурфин, худой горбоносый старик.

   – Что же, паритет, – Олдос дёргает длинный ус, – за мной решение. Дам, кхм, девчонке шанс. Выдержит программу в Декабрине – возьмём в труппу, сломается – найдём замену.

   – Не помню, Олдос, говорил ли, – восклицает парень, уже успевший шепнуть на ухо Руте, что зовут его Тай, – но ты определенно голова!

   Она не сломалась, выдержала, хоть и тяжело пришлось. Больше всего досталось, как и следовало ожидать, от Ядвиги, сдувавшей пылинки с трёх своих гарпий: Лиры, Виолы и Флейты. С клоуном, наоборот, выступать было интересно, оказался им, во что Рута никогда не смогла бы поверить, угрюмый Вурфин. Тай ходил по канату, фокусничал и жонглировал, Олдос гнул камнесталь, разбивал кулаком глыбы волшебного льда. Рута же, помимо участия в номерах, уборки и прочего, танцевала, танцевала, танцевала. Теперь она в деле, пятый участник, так необходимый труппе, выступающей под знаком Хакраша.

[

Год

двадцать четвертый

]

Второе дно

Играгуд, город-порт Кипелар

[1]

   В небе над торговой площадью висят механические крылатки, от одной к другой тянутся транспаранты с ярко вспыхивающими объявлениями. На ближайшем к Руте можно прочесть: "Трактир "Три кита" – лучшая в городе морская кухня". Мешают транспаранты очень даже, потому что Рута и Тай на ходулях. Хорошо ещё, что ходули из волшебного дерева, а то бы вообще пришлось тяжело. У Руты трико золотистое, у Тая – красный и чёрный ромб, её от палящего Игнифера защищает обсидиановая звёздочка, его – зачарованный тенётовый платок. Переговариваются по длинноговорителям, исполненным в виде обруча.

   – Не спи, лисичка, кинь "птичку" в музыкантов!

   – По-твоему, это музыканты? – фыркает Рута. – Верь мне, я бы предпочла Лиру, Флейту и Виолу!

   На подиуме троица, у каждого в руках большой мясистый лист. "Это какими же должны быть деревья, если такие листья? – проносится у Руты мысль. – Ума не приложить!" У первого из "музыкантов" листок волнистый, с колком и струнами, пиликает на нём, как на скрипке, у второго зубчатый, водит сверху вниз стальным прутом, у третьего – ни дать ни взять лопух, бьёт колотушкой. Рута тянет с пояса свёрточек величиной с конфету, в такой же цветастой обёртке, дёргает за нить, подбрасывает. С лёгким хлопком в небе появляются соловьи, целая стайка, разливаются на все голоса, затем взрываются один за другим, распадаясь на десятки крошечных колибри. Колибри собираются в буквы, буквы вспыхивают, висят в воздухе какое-то время. Зеваки внизу громко хлопают, свистят, читают, водя пальцем: "Сегодня и только сегодня, не пропустите! Сладкоголосые сирены на первой восточной арене".

   Прилавки более чем разнообразны: угол хиромантов отмечает огромная ладонь, вырезанная из друзы кристалла, торговцу зельями помогают живые щупальца, продавец сладостей защитил товар от мух и ос липким зонтом, звездочёт принимает в шатре-обсерватории.

   – Эй, подружка, у меня тут неприятности, – звенит в обруче голос Тая, – муравьище с крючницей схватились, сожги их Страфедон!

   Ух, ты! Руте на такое страсть как хочется взглянуть, но как не задирает голову, шатёр-обсерватория перекрывает весь обзор. Вот его бы Страфедон спалил, было б хорошо! Крючница, она что твоя мокрица, только величиной с корову, со всех сторон крюки – удобно товары вешать. Муравьище размерами не уступает, в остальном же муравей и есть. Вообще, волшебные животные на то и волшебные, чтоб ни на кого не нападали, однако, случается, находит и на них.

   "Хорошо же, – думает Рута, – свою потеху устроим, раз поглядеть не получается!" Над шатром-обсерваторией подброшен свёрточек, на полнеба вырастает бык со шкурой, как у ящерицы, по шкуре надпись на западном наречии: "Смертельный номер! Человек против динотавра! Каждый вечер на первой северной арене!".

   – С ума сошла! – вопит Тай, – меня вот-вот растопчут, а она хлопушки!

   – Да не случится ничего с тобой, – хихикает Рута, – ты же акробат. Прыгнешь, в крайнем случае, на все четыре приземлишься.

   – Ага, на четыре головы, – раздаётся в обруче шипение. – Ну, погоди у меня, лисичка, отведаешь хлыста...

   Большой зеркальный купол занимает место точно в середине площади, разбрызгивает во все стороны игниферовы лучи. Руту так и подмывает подбросить над ним хлопушку, посмотреть, что будет. Рука сама собой тянется к поясу, хлопает по нему, возвращается. Нет уж, дудки! Цверги не люди, шутки лучше не шутить. Скорее всего хлопушка и не взорвётся, но может взорваться и площадь, не исключено же.

   – Не знаешь, случаем, для чего эти купола нужны? – спрашивает у Тая, когда тот догоняет.

   – Тебе не всё равно? – отмахивается он.

   – Любопытно же!

   – Не знаю, склады какие-нибудь...

   Складов на торговой площади хватает и без зеркальных куполов: галереи в виде вытянутых мыльных пузырей и кристаллические кубы, коконы со стекающей со стенок слизью и покрытые инеем морозильные камеры. Отдельный ряд занимают голем-склады, здесь же артельщики – собирают сердце на заказ. Тай срывает с пояса хлопушку, подбрасывает на ладони.

   – Может, не стоит? – предупреждает Рута, – не любят алхимики лишний шум.

   – Чего бояться, мы же акробаты! – корчит рожицу Тай. – Прыгнем, в крайнем случае, на все четыре приземлимся.

   Вверх поднимается сотканный из света шар, взрывается дождём цветных осколков. Кружатся, как в калейдоскопе, собираются в слова: "Соревнование иллюзионистов на третьей западной арене – вы не поверите глазам!".

   – Да сколько можно! Держите их! Выбейте ходули!..

   Со всех сторон рвутся гневные крики, прыгать и правда приходится, а потом бежать. Мимо лавок с амулетами, оружейных мастерских, парфюмерного угла, где можно приобрести аромат на каждый день из четырёхсот в году.

   – Дурак! – Рута смеётся, бьёт кулачком в плечо, – ходули им оставили!

   – Подумаешь, ходули, – Тай поправляет платок на шее, – новые выдадут.

   Бесконечной площадь только кажется, есть у неё край, уже близко. Слышно движение по оживлённой магистрали, видны пики цитаделей по другую сторону, вот и подземный переход. Прежде чем спуститься, Рута подбрасывает последнюю на сегодня хлопушку, та разворачивается искрящимся серпантином, можно прочитать: "Арены Кипелара приглашают на ежегодный фестиваль циркового искусства".

  [2]

   Стены зала обшиты роскошными кристальными панелями, длинные столы составлены квадратом, под самым куполом крест-накрест два каната. Рута, жонглируя ледяными булавами, скользит по одной диагонали, Тай, жонглируя факелами, по другой. В центре составленных столов клетка с открытым верхом, в ней гарпии, прикованные цепями к полу. То щёлкают игольчатыми зубами, то принимаются верещать в три голоса, то налетают друг на друга, размахивая когтями-крыльями, то смотрят, пылая алыми глазами, вверх. Пересекаются канаты как раз над клеткой, щепотка специй к цирковому номеру.

   – Нет-нет, – мотала Рута головой, – я на такое не согласна! Это же смертельный номер получается!

   – Спокойнее, лисичка, – подмигнул Тай, – у меня есть средство...

   В одной его руке появилась машинка, похожая на миниатюрный иглострел, в другой – жёлтый пакетик.

   – "Радуга", так? – догадалась Рута, – но она же запрещена...

   – Только крайние варианты, красный и фиолетовый, – возразил Тай, – остальные разрешены, если в умеренных количествах.

   – Ну, не знаю... – Рута почувствовала себя мышкой, принюхивающейся к кусочку сыра в капкане: пусть и понятно, что подвох, но устоять перед искушением – никакой возможности...

   – Поверь, после этого, – Тай зарядил в машинку жёлтую иголочку, – сможешь не то что по канату – по потолку ходить!

   – А если мне станет плохо? – она уже обнажала руку для укола.

   – Не станет, – заверил Тай с видом знатока. – Вся прелесть в том, что действие только на астральный узел, строго на один.

   Принцип, сковавший города Плеяды в одну цепь, гласит: в движении жизнь. Герб украшает акула – с огненным плавником, Кристальными зубами, чешуйчато-чёрным телом. Кушанья, соответственно, расставлены так, чтобы не сидеть на одном месте, а переходить от стола к столу. На столе со стороны Страфедона только мясо: молочные поросята, толстопсы под острым соусом, филе химеры; южный стол – морская кухня: икра в изящных вазочках, омары в алых панцирях, фаршированная рыба; стол со стороны Хакраша – кушанья исключительно из того, что летает: головы виверн с кожей, снятой чулком, дивнокрылы, сервированные с перьями, поджаренные до хруста крылья зубатов; и, наконец, главный стол, занятый всевозможными напитками, всевозможными закусками. Мужчины, негромко переговариваясь, щеголяют заключёнными сделками, дамы, унизанные украшениями, щеголяют мужьями и вечерними платьями. На канатоходцев смотрят скорее со скукой, чем с интересом, однако декада циркового искусства, не пригласить циркачей – плохой тон. Руте всё равно, смотрят на неё или нет, скользит слева направо, справа налево, булавы с каждой новой встречей на перекрестье по одной переходят к Таю, факелы – к ней.

   – Расскажи ещё о "радуге", об астральных узлах, – попросила после того, как ощутила действие жёлтой иголочки, после танца на канате, танца на острие иглы.

   – Да я и сам по верхам только, – пожал плечами Тай, – есть семь точек, каждая со своим цветом.

   – Какой цвет у узла, такой и у "радуги", так?

   – Ага, первый здесь, – приложил руку к промежности, – цвет его красный.

   – Даже не буду спрашивать, – хихикнула Рута, – почему красная "радуга" под запретом.

   – Давно хочу попробовать, кстати, – Тай понизил голос, – но достать очень сложно...

   – Не отвлекайся, продолжай.

   – Второй узел здесь, – Тай коснулся поясницы, – цвет у него зелёный. Связан, насколько понимаю, со сном, потому что зелёная "радуга" аккурат сладкие сны и дарит.

   – Получается, цвета перемешаны, не как в настоящей радуге?

   – Да как сказать, – призадумался акробат, – только зелёный с оранжевым и переставлены.

   – Угу, дальше.

   – Третья точка прям-таки точка и есть – пупок. Цвет – жёлтый, на что влияет, и сама теперь знаешь, если судить по "радуге".

   Рута прикрыла глаза, вспоминая ощущения после укола: из области над пупком светил маленький Игнифер, из-за чего все казалось чуточку жёлтым. Меняя направление луча, выбирала чувство, меняя яркость, делала острее или тише.

   – Четвёртый узел – сердце, – продолжал Тай, – цвет – оранжевый. Сам не пробовал, но говорят, оранжевая "радуга" – сильный афродизий.

   – Что такое афродизий?

   – Любовное снадобье, лисичка, такие вещи нужно знать.

   – Угу, запомню.

   – Пятый узел – шея. Или целиком, или гортань только, не знаю. Цвет – голубой, а влияет, кажется, на волю и общение.

   – Тоже не пробовал?

   – Зачем? Стоит слишком дорого, а эффект сомнительный.

   – Ладно уж, рассказывай о двух последних точках.

   – Шестая – лоб, цвет – синий, мысленная энергия и всё такое прочее. Слышал, если оприходовать синюю "радугу" как следует, можно внушать свои мысли другим.

   – Жуть какая, – Рута поёжилась, – не хотелось бы с таким "внушателем" рядом оказаться...

   – Ага, и не говори. Седьмой узел, он же коронный – макушка, цвет – фиолетовый, больше сказать ничего не могу, потому что не знаю.

   Цверги не покинули Играгуд в эпоху Кровавого времени, осталась и часть людей. Плавания, скорее всего, испугались ещё больше, чем выбросов и чудовищ, но цвергами поступок был высоко поощрён: разрешили поселиться в большинстве своих мегаполисов. От тех то ли смельчаков, то ли трусов и вели свой род магнаты, богатейшие из людей. Оно и понятно, ведь именно в Играгуде берут, так сказать, начало все волшебные вещи, лучшие мастера артефактов тоже собраны здесь.

   – Почему, обладая такими средствами, – спрашивает Рута у Олдоса, – магнаты ещё не купили весь мир?

   Ее первая ночь в Кипеларе, от изобилия и роскоши кружится голова.

   – Может, – силач крутит ус, – есть вещи, которые не продаются?

   – Да ну, – фыркает Рута, – сказочки!

   – Кхм, тогда так: великолепнейший дворец Плеяды возведён на фундаменте цвергов, а с ними шутки лучше не шутить. Кто знает, как отнесутся к купле-продаже мира? Хотя есть и третий вариант...

   – И какой же?

   – Мир давно уже куплен.

   Приняв последний факел, Рута скользит в свой угол, номер завершён. Спускаются с Таем, раскланиваются, жидкие аплодисменты. Подходит виновник торжества, один глаз у него ярко-синий, как василёк, другой – зелёный. Растягивая губы в неестественно широкой улыбке, бросает горстью артефакты...

  [3]

   Круглая комнатка, круглое ложе в середине. С потолка на длинном стебле свисает пышный цветок, похожий на пион, слабо светится розовым, плиты пола покрывают мягкие ворсинки. Рута и Тай не одни, с ними два красных пакетика, а также маленький иглострел.