Текст книги "В эфирной полумгле"
Автор книги: Андрей Кокоулин
Жанры:
Детективная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Ерунда. Ну, еще немного, – поднялся Коулмен.
Дверь в комнату в левом крыле была предусмотрительно открыта, кровать белела свежими простынями, на столике стояла низкая ваза с флоксами. В окно с подвязанными по бокам шторами лился солнечный свет, непривычный, яркий.
– Испортите кровать, – помедлив, сказал Коулмен.
– Не важно.
Соверен первым опустил Анну. Она была бледно-синяя на свету, беспомощная и жалкая. Милая. Родная. С оборванной губой и вывернутыми пальцами на левой руке. Где-то проступала прозелень, кожа на плече висела лохмотьями. Замечательное воздушное платье, в котором ее клали в саркофаг выглядело грязной тряпкой-оборвышем, не всякий и в Догсайд надел бы.
– Бог мой! – сказал кто-то.
Соверен обернулся – старый слуга глядел на мелкой дрожью заходящуюся Анну расширившимися от ужаса глазами.
– Эмерс! Эмерс, – сказал ему Соверен, – надо растопить камин.
– Что?
– Камин.
Эмерс кивнул и вышел, проскользнув мимо телохранителей Коулмена.
– Фу! – выдохнул владелец «Эфирных механизмов». – Заставили вы меня поработать, мистер Стекпол. Думаю, теперь я вправе требовать хорошо поработать на меня. У вас есть какие-нибудь результаты?
Соверен не сразу уловил суть вопроса, Анна занимала его больше. Простыни под ней начинали медленно темнеть.
– Результаты? Район Неттмор, Жефр там, – сказал он. – Определеннее скажу сегодня.
– Ну, я на вас надеюсь.
Коулмен похлопал его по плечу, повернулся на каблуках, осматривая комнату, и шагнул в коридор. Соверен опустился на край постели.
– Анна…
Девушка хрипела. Взгляд ее бродил под потолком. Солнечный свет делал ее кожу пятнистой.
– Дьявол! – Соверен вскочил и задернул шторы.
Так стало лучше. Он приложил ладонь ко лбу Анны. Лоб был ледяной. Господи, подумалось ему, как мне не хочется оставлять тебя одну!
– Эмерс!
Старый слуга появился с охапкой поленьев и ссыпал ее в камин.
– Да, сэр.
– Пусть сестры Фрауч приглядят за Анной, – сказал Соверен, поднимаясь.
– Боюсь, сэр, это будет выше их сил, – Эмерс присел и принялся складывать поленья. – Они видели миссис мертвой.
Соверен с трудом оторвал взгляд от Анны.
– А ты? Ты тоже ее боишься?
– У вас щека прокушена, сэр.
– Ясно, – Соверен сжал губы. – Я напишу записку доктору Мортимеру. Думаю, он не откажется понаблюдать свою бывшую пациентку.
– Как знаете, сэр, – Эмерс чиркнул спичками. – Но я бы связал ее от греха.
– Что ты несешь?! – разъярился Соверен.
В кабинете он еще долго мерил шагами расстояние от окна до двери, выдумывая Эмерсу наказание, в отместку ему и здесь задернул штору, запалил свечу и, немного успокоившись, сел писать записку доктору.
«Дорогой Абрахам! Вы, наверное, в курсе последних опытов по применению эфира. У меня появилась возможность оживить мою Анну с его помощью. Если вы согласны понаблюдать ее в этот период, буду вам очень признателен. Ваш Джеймс С. Стекпол».
Записку он вложил в конверт, а конверт спрятал во внутренний карман сюртука. Собирался самостоятельно, решив не звать слугу, проверил «адамс», взял остатки мелочи из бюро. До Тиботи-стрит, так и быть, можно прогуляться пешком.
Он вышел из особняка, мимоходом кивнув пожилым сестрам Фрауч, натирающим полы в дальнем конце.
Конечно, Анну придется каждый день питать эфиром, но он справится. А средств у него хватит. Он видел эфирные магазины.
Солнце разошлось не на шутку, и даже промышленные дымы, застилающие Престмут, были ему нипочем. Соверен подумал, что это добрый знак. Он легко отшагал полмили до первых домов, прокручивая в голове карту, показанную Мастифом в редакции «Хроник». Все-таки странная дуга получалась из мест убийств. Словно убийцу, Жефра, тянуло к Хайгейтским холмам и эфироизвлекательной машине. Неспроста, нет.
На Пенни-лейн Соверен зашел в отделение Королевской почтовой службы, опечатал конверт и нанял мальчишку-посыльного, который пообещал доставить записку в течение часа. Затем Соверен почтил своим вниманием отделение Колониального банка и снял со счета двадцать пять фунтов. Управляющий выдал сумму сам, не скупясь на слова, какой мистер Стекпол во всех отношениях замечательный клиент. Если что, банк всегда, в любое время, и даже любой кредит, в разумных, конечно, пределах.
Соверен улыбался, но думал об Анне. Ей нужны будут мази, какие-то лекарства, возможно, хороший хирург. И платья, да, платья.
В кэбе Соверен проехал через центр города, через площадь Фаланг, мимо здания парламента, Королевских казарм и часовой башни, полюбовался шпилями Вестфальского собора и приказал остановить в районе Лонг-Энда.
Вся неприятность с Саймоном Кипсейком состояла в том, что обитал он в берлоге на Клаузен-стрит, под самым носом у Папаши Тика. При всем том, что средства позволяли старику переселиться в район поприятней. Возможно, он сидел у Папаши Тика на крючке. Или же действительно не любил ничего, кроме родных стен.
Лонг-Энд встретил Соверена заполненной по случаю солнечного дня набережной, криками чаек, прогулочными катерами, бороздящими близкую речную гладь. Дальше по берегу потянулись портовые склады и пирсы, но Соверен взял правее, окунаясь в липкую тьму припортовых улочек.
Здесь всюду пахло рыбой и дегтем, из кабаков доносился рев пропитых глоток, дети все как один бегали в полосатых рубашках. Гостиница «Парус и медуза», прилепившаяся к остаткам крепостной стены, ранее огораживающей порт, имела статус тихого и ничем не примечательного заведения. Немногим было известно, что в ней собирались контрабандисты, перевозящие запрещенные товары по всему Престмуту. Джин, бренди, ром, хлопок из северо-американских штатов, сахар и фрукты. В общем, все то, с чего, если ты богач, нужно отстегнуть Его Величеству грабительский процент.
А так-то мы всей душой. Правь, Британия!
Соверена здесь не знали, но ему был нужен лишь один человек, некогда пойманный и отпущенный им восвояси. Этот человек, прощаясь, сказал ему: «Если будет необходимость, найдете меня в „Парусе и медузе“, сэр».
Человека звали Алек Грондейл.
Года четыре назад он по божеским ценам поставлял выпивку половине кабаков Догсайд-филдс, не забывая и Неттмор. Соверен накрыл его с большим грузом в только что отстроенном канализационном канале, но, конечно, не во славу Короля, а в интересах Папаши Тика. Размах дела Папашу Тика слегка шокировал, и он испытал соблазн подмять контрабанду выпивки под себя, поэтому Алек Грондейл должен был тихо почить в том же канале с ножом в горле.
Но Соверен его отпустил. И Папаше Тику, уже после того, как ярость Папаши схлынула, обрисовал выгоду не иметь ссор с контрабандистами: и от облав прикроют, и достанут, что можно и что нельзя, и первой новостью поделятся.
«Ты слишком умный мальчик», – сказал тогда, скривившись, Папаша Тик.
В зале «Паруса и медузы» пологом висел табачный дым. Сквозь ругань и вопли слышался звон монет. Люди сидели за бочками у окон и в углах и за длинными столами в центре. Эфирные лампы зеленили пальцы и лица.
На стенах висела парусина. Стеклянный сосуд с настоящей медузой, распустившей в воде фиолетовые щупальца, стоял в нише у входа.
– Сэр, – позвал Соверена от стойки малый с простецким лицом и серьгой в ухе.
Соверен подошел.
– Вы не заблудились, сэр, нет?
– Нет. Мне нужен Алек Грондейл.
Физиономия парня на мгновение сделалась грустной.
– Он умер, сэр.
– У меня нет времени на шутки, – разозлился Соверен.
– Это не шутка, сэр. Алек Грондейл умер в тюрьме Хемптон месяц назад.
– Кто-нибудь… кто-нибудь ведет его дела сейчас?
Малый окинул Соверена внимательным взглядом.
– В вас есть что-то от «бобби».
Соверен хмыкнул.
– Я и есть бывший «бобби». Полпенса.
Малый уважительно присвистнул.
– Слышал. У вас, наверное, и «адамс» с собой?
Соверен стукнул полой сюртука о стойку. Парень оценил звук.
– За столиком у второго окна, сэр.
– Благодарю.
Соверен опустил на стойку шиллинг и прошел к бочке, за которой смотрел в окно, зажав в зубах трубку, пожилой уже, весь в шрамах моряк. Разносящая пиво пышная девчонка обмахнула его краем юбки.
– Я ищу того, кто сейчас занимается делами Алека Грондейла, – сказал Соверен.
Сидящий поднял на него пронзительно-голубые глаза.
– Назови себя сначала.
– Джеймс Соверен Стекпол.
Моряк кивнул, словно ничего другого и не ожидал. Трубка пыхнула дымом.
– Есть такое имя. Алек тебе был обязан. У тебя дело?
Соверен сел.
– Мне нужно по-тихому попасть в Догсайд, на Клаузен-стрит. Знаете дом, где живет Кипсейк?
– Да, это возможно, – сказал, помолчав, моряк. – Ближе к полуночи…
– Мне нужно сейчас, – наклонился Соверен.
В голубых глазах собеседника мелькнуло удивление. Он почесал за ухом, затем выбил пепел из трубки о бочку и поднялся.
– Пошли.
Несколько раз они свернули, углубляясь в лепящиеся друг к другу халупы, сколоченные, по ощущениям Соверена, из плавника и клееного шпона.
– Сюда.
Матрос открыл дверь одной из таких халуп.
Несколько крыс тут же прыснули по углам и нырнули в щели дощатого настила. Внутри было сыро и пусто. Стол, несколько корявых стульев и высокие полки, заполненные тряпочным барахлом.
– Это я, – сказал матрос в пустоту, и из неприметной ниши выступил долговязый парень в свитере крупной вязки и широких рыбацких штанах.
– Кто это с вами, дядя? – спросил он, пряча за пояс револьвер.
Матрос посмотрел на Соверена, словно и сам только сейчас обнаружил, что за ним кто-то увязался.
– Псих, – сказал он. – Хочет днем попасть на Клаузен-стрит.
– Мне отвести его?
– А сможешь? – спросил матрос. – Это друг твоего отца.
– Тогда здравствуйте, сэр, я – Адам, – парень, улыбаясь, подал Соверену узкую ладонь. Соверен пожал. – Сейчас, конечно, не лучшее время. Там прилив…
У него были светлые брови и короткая, едва наросшая, тоже светлая бородка. От Алека Грондейла ему достались насмешливые, карие глаза и прямой, чуть загнутый книзу нос. С Паркером они, наверное, были бы ровесниками. Соверен вспомнил вдруг, что подручный Тибольта уже с час ждет его у «Фалькафа».
– Но мы пройдем? – спросил он.
– Да. Только вам надо бы переодеться.
– Зачем?
– Канализация, сэр.
– У меня ничего нет.
– У нас есть, – сказал моряк, открывая дверь в комнату с дощатым лежаком и свисающими с потолка на цепях кожаными тюками.
Одежду Соверена завернули в плотный лист вощеной бумаги, сбрызнули сверху туалетной водой с жасминовым запахом и перевязали бечевкой. Вместо нее Соверен надел слегка пованивающие штаны и куртку. На ноги натянул высокие рыбацкие сапоги.
Моряк посмотрел на него и прибавил к костюму завершающий штрих – шляпу с провисшими полями, почти полностью закрывающую лицо.
– Вы готовы, сэр? – спросил Адам, застегивая макинтош.
В руках у него была длинная палка с железным крюком.
– Да, – сказал Соверен, прижимая пакет с одеждой к груди.
– Вы смотритесь как мусорщик, нашедший сокровище, – весело сказал Адам.
Моряк, имени которого Соверен так и не узнал, сдвинул лежак в сторону и приподнял сколоченные щитом доски. Под ними открылись утоптанная земля и еще один щит, который моряк выдернул уже с видимым усилием.
Вонь канализации ударила вверх, пискнула крыса. Соверен увидел обитый досками желоб, уходящий в густую, чуть серебрящуюся тьму.
– Ну, удачи! – моряк хлопнул Адама по плечу.
– Спускайтесь за мной, – сказал парень Соверену, исчезая в желобе, – здесь скобы, только они скользкие, не сорвитесь.
– Я постараюсь.
Наощупь найдя скобу ногой, Соверен невольно задержал дыхание – ядреная вонь настойчиво лезла в горло. Вниз!
Свет тут же схлопнулся – моряк поставил заглушку на место.
Тьма в желобе была склизкой и тошнотворной, завтрак запросился наружу, и Соверен, не двигаясь, несколько мгновений пережидал его толчки из желудка.
Внизу что-то хлюпнуло.
– Сэр, – раздался оттуда голос Адама, – вы застряли?
– Нет, – выдавил Соверен.
Придерживая одежду под мышкой, он спустился на три или четыре скобы ниже.
Снизу вспыхнул зеленоватый свет. На влажных досках желоба заплясали блики. Соверен спустился еще на две скобы, и нога повисла в пустоте.
– Прыгайте, сэр, – сказал ему Адам, – здесь низко.
– Сейчас.
Соверен взял пакет в зубы и повис на руках. Адам поймал его за штанину.
– Отпускайтесь же!
Соверен разжал пальцы и рухнул в подсвеченную, расходящуюся ленивыми волнами жижу. Брызги мазнули по подбородку, часть попала на пакет.
– Дьявол!
Соверен стер дерьмо с лица.
– Сюда, сэр.
Адам, подсвечивая себе эфирной лампой, медленно зашагал во тьму. Из тьмы выступали кирпичные своды канализации. Соверен поднял голенища чуть ли не до ягодиц и торопливо побрел следом. Всюду капало, раздавались влажные шлепки жижи о стены, по бордюрам на двухфутовой высоте пробегали крысы. Где-то шумел поток, где-то скрежетал металл, периодически вниз обрушивалась сливаемая из домов вода.
Пологом висели испарения. Соверен дышал то носом, то ртом, и все время ему казалось, что выходит хуже, чем раньше.
Адам впереди вдруг пропал, и сделалось совсем темно.
Соверен застыл. Глупо было бы умереть здесь, подумалось ему. Не очень приятная смерть. Тем более, когда дома Анна.
Анна…
Она, должно быть, уже оттаяла. Он купит грима, белил и румян, если надо, они приобретут парик, он сделает запас эфирных колб на десять лет вперед, или даже на двадцать, и проведет паровое отопление, чтобы у них всегда было тепло.
– Сэр.
Адам появился из зеленеющей темноты и тронул Соверена за рукав.
– Да, – открыл глаза Соверен. – Вы куда пропали?
– Здесь ответвление, – сказал Адам, – в нем часто бывают мусорщики. Не хотелось наткнуться. И там есть ямы. Поэтому держитесь строго за мной.
– Хорошо.
Свернув, они медленно побрели под изгибающимся сводом вправо. Ноги нащупывали неровности, фигура Адама, облепленная эфирным светом, покачиваясь, то забирала к стене, то смещалась к центру канала, жижа жирными волнами лизала голенища, неаппетитные предметы плавали на поверхности.
– Адам, постойте, – прохрипел Соверен и оставил-таки завтрак у какой-то забранной решеткой ниши.
– Сэр, – сказал Адам, когда попутчик, отплевываясь, смог идти дальше, – неужели вы не можете попасть в Догсайд другим путем?
– Могу, – сказал Соверен. – Только, боюсь, Папаша Тик, узнав об этом, предпримет все усилия, чтобы я не скоро его покинул.
Адам проверил концом палки глубину.
– А обратно? Ведь о вашем визите на Клаузен-стрит тоже станет известно.
Он осторожно пошел вперед, и Соверен двинулся следом.
– Это смотря сколько я там пробуду. В сущности, – усмехнулся он, – мне не привыкать бегать из Догсайда в Неттмор.
Минут через десять они выбрались на сухое место. Стали слышны разносящиеся по подземелью протяжные вдохи и выдохи.
– Это насосы, – сказал Адам, считая шаги. – Здесь через две стены насосная станция. Мы в другом рукаве.
Они прошли мимо ряда узких туннелей и углубились в шестой по счету. Адам погасил лампу, сверху, через решетки, сиял дневной свет.
– Мы почти на месте. Выход людный, в пересохший канал, но там вряд ли кто обратит на вас внимание.
– Я знаю. – Соверен стер рукавом кляксу грязи на пакете с одеждой. – Скажи, Адам, а ты видел людей, оживленных с помощью эфира?
– Нет, сэр, но говорят, у лорда-канцлера появились такие слуги.
– Я оживил свою невесту, – сказал Соверен.
– И что, сэр? – уставился на него блестящими глазами Адам. – Она такая же, как прежде?
– Хочу в это верить.
– То есть, вы не видели ее еще?
– Видел, – грустно сказал Соверен. – Но я боюсь… Мне кажется, я все время буду искать отличия нынешней Анны от той, что была до смерти.
– А я бы оживил своего отца, – сказал Адам.
– Говорят, это все от дьявола.
– Все равно оживил бы.
Они принялись подниматься по каменным ступенькам, приток свежего воздуха подействовал на Соверена одуряюще. Узкий ход вывел их в широкий желоб, заполненный песком. У стенок сидели старьевщики и чумазые мальчишки, работающие у них носильщиками.
– Здравствуйте, сэры, – сказал один, приподняв драный цилиндр. – Как путешествие? Видели ли Большую Волну?
– Нет, сэр, – сказал Адам.
– Ну, ясно, – уныло покивал старьевщик, – кто видел Большую Волну, тот, наверное, уже кормит рыб в Терезе.
Приближаясь к каналу, желоб все больше зарывался в землю, пока не стал высотой всего в четыре фута. До отогнутых прутьев Соверен и Адам добрались на корточках.
– Вас ждать, сэр? – спросил Адам.
– Нет, – качнул головой Соверен.
Канал был застроен развалюхами, в которых селились люди совсем безденежные и больные. С бойкого языка какого-то острослова канал прозвали Могильным.
Соверен выбрал хибару поближе к подъему на улицу и постучал в тонкую картонную дверь. Хозяйкой жилища оказалась старуха, которая едва вставала с досок, служащих ей кроватью. За разрешение переодеться он оставил ей и куртку, и штаны, и шляпу, и даже прибавил к этому богатству несколько пенсов. На замечание, что оставленное провоняло канализацией, старуха то ли закашлялась, то ли рассмеялась.
На Клаузен-стрит, обрезав голенища сапог, Соверен появился уже в своей обычной одежде, что, конечно, тут же вызвало нездоровое любопытство среди оборванцев и нищих всех мастей. Впрочем, он быстро проскочил несколько опасных дворов, а самому шустрому любителю поживы, что увязался за ним, погрозил «адамсом».
От него отстали.
Кипсейк принимал за окошком, как настоящий банковский служащий. В комнатке, предваряющей прием, Соверена обыскал ражий молодец, изъял нож и револьвер и открыл дверь в крохотное помещение со стулом для посетителей и керосиновой лампой под потолком.
Окошко открылось спустя минуту.
Соверен не сомневался, что Саймон Кипсейк предварительно изучил его, подглядывая в какую-нибудь скрытую щелку.
– Я вас слушаю, сэр.
Саймон Кипсейк был стар. У него был надтреснутый голос, большие уши, редкие седые волосы и густые брови, которые нависали над тонущими в сетке морщин глазами.
А еще у него была замечательная голова, в которой хранилось все, что когда-либо в нее залетело. Поименованное, рассортированное, классифицированное.
Целый штат ежедневно наполнял эту голову новостями и слухами, рождающимися и умирающими в Престмуте.
– Мне нужно найти одного человека.
Соверен нагнулся к окошку. Несколько секунд он и старик смотрели друг на друга, затем Кипсейк шевельнул сухими губами:
– Пять фунтов.
Соверен выложил банкноту, и она исчезла, прихваченная худыми пальцами.
– Кто вам был бы интересен, молодой человек? – спросил Кипсейк.
Соверен уже готовился сказать, но старик поднял руку, его останавливая.
– Мне будет легче дать вам ответ, если вы сформулируете свой вопрос должным образом, господин Стекпол.
Соверен хмыкнул.
– Хорошо. Мне нужен француз. Невысокий. Курчавый. Голубоглазый.
– Так, – качнул своей большой головой Кипсейк.
– Районы Догсайд или Неттмор. Вполне возможно, снял отдельную комнату. Скрытный. Возможно, никуда не выходит днем и еду ему приносит кто-то из обслуги.
Соверен замолчал.
– Что-то еще? – спросил Кипсейк.
– Не знаю. Пожалуй, все.
Кипсейк почесал уголок губы.
– Это совсем немного информации. А вы наверняка хотите обстоятельный ответ. Вас устроит по фунту за возможный адрес?
– Да.
– Тогда по два фунта с адреса, – сказал Кипсейк и крутнулся на своем стуле.
К нему кто-то подошел там, за перегородкой, невидимый в окошко, старик пробормотал что-то скороговоркой, из которой Соверен разобрал только: «Уточните…», а затем вновь повернулся к посетителю.
– Ко мне стекается много информации, господин Стекпол, – сказал Кипсейк, сложив пальцы в замок. Глаза его блеснули из-под бровей. – Это информация разная, и криминального характера, и совершенно, казалось бы, никчемная. Но мой мозг устроен так, что хранит все. Дни рождений, количество детей, кто и когда умер или родился, имена и прозвища, кого убил на охоте герцог Скотландский и какой рыбой кормили Дикого Ричарда в замке Понтефракт. Я буду говорить вам возможные адреса, а вы остановите меня, когда сочтете нужным.
Растянув рот в улыбке, он выложил на полку перед окошком карандаш и листок бумаги. Соверен отдал старику два фунта.
– Вы понятливы, – одобрительно заметил Кипсейк и, прикрыв веки, произнес: – Первый адрес: Чеснат-гроув, дом семь, это здесь, за Могильным каналом. Молодой человек лет двадцати, голубоглазый, акцент французский. Поселился месяц назад. Выходит редко, похоже, кого-то боится. Хозяина спрашивал про корсиканцев.
Соверен, записав, тут же вычеркнул адрес и протянул еще два фунта.
– Что ж, – сказал Кипсейк, принимая деньги, – адрес второй: Десмонд-стрит, Неттмор, дом Карлы Людовиг, комната двенадцать. Нелюдимый мужчина лет тридцати с достаточно буйным нравом. Заплатил за полгода вперед. Обрит налысо, но, возможно, был кудряв. Глаза голубые. Представился Морисом из Кале.
Десмонд-стрит – это было теплее.
Рядом Гэллопи-сквер, но, если предположить, что Морис – Жефр, то дуга с местами убийств разворачивалась совсем в другую сторону.
– Еще два фунта для вас, сэр, – сказал Соверен, выкладывая банкноты.
– Да вы богач, господин Стекпол. Сколько их у вас? У меня еще семь адресов.
– Как раз, господин Кипсейк.
– С вами приятно иметь дело, – наклонил голову старик. – Итак, что у нас? У нас третий адрес: Неттмор, улочка называется Кривой, и дома на ней не нумерованы. Дом – второй от Кэфулл-стрит, вполне приличный. Комната номер восемь, второй этаж. Жилец – француз, по его же словам – с голландского барка. Невысокий. Кудри никто не рассмотрел – француз был в шляпе. В зал не спускается, из комнаты почти не выходит. Еще?
– Да.
Этот адрес Соверен написал нарочито небрежно, хотя шестое чувство говорило: вот оно, Джеймс! Вот оно! Одно из убийств произошло совсем рядом. Дальше – по плавной кривой, следуя к машине в холмах и от нее. Эфирный ритуал…
Дом он помнил не очень отчетливо, но в бытность свою полицейским ему точно приходилось бывать и внутри, и в проулках рядом.
– Далее, пожалуйста.
Кипсейк посмотрел остро, снова поколупал губу желтоватым ногтем.
– Ваши фунты, сэр, наша память. Адрес четвертый…
Соверен послушно записал и этот адрес, затем заплатил и прослушал пятый и решил, что хватит. Он поднялся со стула.
– Благодарю вас, господин Кипсейк, думаю, этого достаточно.
– Был рад вам помочь, господин Стекпол, – сказал старик и просунул голову в окошко. – Не примете ли бесплатный совет?
– Отчего же? – Соверен взялся за дверную ручку.
– Я думаю, вам стоит выйти в боковую дверь.
Кипсейк показал глазами на простенок за стулом, и тот, будто подавшись под его взглядом, треснул щелью.
– Меня уже ждут? – спокойно спросил Соверен.
– Вас видели, этого было достаточно. До свиданья.
Втиснувшись в узкий лаз, Соверен добрался до второй двери и вывалился на задний двор, огороженный низким забором. Эх, прощай, любимый «адамс»! Взяв забор сходу, он под собачий лай рванул в проушину между домами, прикидывая где он сейчас и как отсюда добежать до «Фалькафа». Вправо, влево, по раскопанному двору, мимо вповалку лежащих нищих, мимо монструозной паровой машины, зачем-то поставленной под островерхую крышу, и рабочих на лесах. Сзади уже кричали. Кто-то высунулся из арки наперерез, и Соверен, пригнувшись от летящего кулака, от души двинул неуклюжей фигуре в живот.
Солнце погасло, задавленное тучами.
Промелькнула канава, полная зеленой воды. Оттолкнувшись от дощатого щита, Соверен нырнул под длинный навес, обогнул толпу, собравшуюся у тележки с дешевыми сэндвичами, и переполз через груды мусора, у которых сидели малыши лет шести-семи и сортировали тряпье. Да, когда-то он занимался тем же самым.
Звуки погони отдалились и пропали.
В темноте прохода между домами Соверен наткнулся на точильщика ножей и выменял свой сюртук на черный, засаленный фрак, треснувший в рукаве и без одной фалды. Точильщик посчитал его дураком.
С массой праздношатающегося сброда, ищущего работы или развлечений, Соверен через полчаса оказался в самом начале Кэфулл-стрит. Здесь уже можно было выдохнуть. Под звон омнибуса и крики торговцев ветошью и бордельных зазывал он добрался до «Фалькафа».
Паркер обедал в зале. Увидел Соверена, вскочил:
– Сэр, а я вас жду-жду.
С губы у него стекал мясной соус.
– Вот что, – Соверен содрал фрак, – Тибольт у себя?
– Нет, сэр. С утра на спичечной фабрике. Там какие-то конкуренты заявились.
– Жалко. Мне бы одежду и револьвер.
– У меня есть! – обрадовался Паркер. – В смысле, я найду вам куртку, сэр.
– Неси, – Соверен сел за стол, – и закажи мне что-нибудь.
Паркер исчез.
Соверен подумал, что из Паркера так и хлещет энтузиазм. Парень рад быть при деле. В сущности, Тибольт выбрал себе неплохого помощника.
Принесенный стейк Соверен с удовольствием раскромсал ножом и съел. Даже пожалел, что тот кончился так быстро.
Подоспевший Паркер вручил ему короткое пальто из парусины.
– Мы куда-то идем, сэр? – поинтересовался он.
Соверен просунул руки в рукава.
– Да. И ты мне будешь нужен. У тебя нет никаких других поручений?
– Нет, сэр! – отчеканил Паркер, расплывшись в улыбке. – Быть с вами, сэр!
– Мальчишка! – фыркнул Соверен.
– Вы не сильно меня старше, сэр!
– По крайней мере, лет на пять, – сказал Соверен и посерьезнел. – Нам надо решить вопрос с оружием.
– На Десмонд есть оружейный магазин, сэр.
– Десмонд? – Видимо, само Провидение отправляло Соверена туда. – Что ж, не будем медлить, – задумчиво произнес он.
Быстрым шагом они направились по Кэфулл-стрит.
Небо затянуло окончательно. Дымы с фабрик прибавили темных тонов. Где-то далеко два раза ударил колокол.
– Два часа пополудни, сэр, – сказал Паркер.
– У тебя-то оружие есть? – спросил Соверен.
– Нож. Но я им хорошо управляюсь.
Они пробились через толпу, глазеющую на выступление огнеглотателей и гибкой девушки в черном трико, которая складывалась чуть ли не пополам.
– Не облизывайся, – сказал Соверен Паркеру.
Десмонд соединялась с Кэфулл-стрит небольшим отрезком. Под мостовой прятался речной канал, который ближе к Сильвертону выходил из-под земли на поверхность. Там уже аркой перекидывался мост и темнели деревья Гэллопи-сквера. У открытой воды плотным строем стояли рыбаки с длинными удилищами.
Оружейный магазин находился по улице дальше, чем дом Карлы Людовиг, и Соверен, проходя, отметил для себя, что дом старый, два этажа и мансарда, двери узкие, окон со стороны фасада – четыре и два мансардных, столько же наверняка на той стороне, и окно двенадцатой квартиры, пожалуй, будет вторым по счету сверху.
На окне висела штора.
Если убийца шастает по ночам, то днем он скорее всего спит. И штора в какой-то мере работает на это умозаключение. Но все же бритый Морис из Кале по месту обитания, на взгляд Соверена, проигрывал французу в шляпе с Кривой улочки.
Оружейный магазин располагался в цоколе каменного дома. Выбор револьверов был невелик, и Соверен, повертев в руках северо-американский «ремингтон» и французский «лефоше», остановился все же на привычном «адамсе».
Восемь фунтов и фунт на десяток пуль с пороховыми зарядами. Накладное, дьявол, дело. Из двадцати пяти фунтов остался всего один.
Соверен подумал об Анне. Анна стоила гораздо больше.
Он зарядил все пять камор при продавце и получил в подарок кожаную петлю для скрытого ношения, надеваемую на плечо под одежду.
Продавец едва не расцеловал его – в бедном районе на револьверы от пяти фунтов и, тем более, на ружья от десяти покупателей, похоже, не находилось.
Они вернулись к дому Людовик.
– Стой здесь, – сказал Соверен Паркеру, – вот здесь, под окном. Если кто выпрыгнет, сбивай с ног, держи до моего появления.
Паркер кивнул. Соверен толкнул дверь.
Карла Людовиг коротала время за раскладыванием пасьянса. Оказалась она женщиной лет сорока, грудастой, румяной, с усиками над верхней губой. Двойной подбородок. Пегие волосы. Шаль. Темное платье с кружевным воротом. Честь и покой ее хранил детина выше Соверена ростом на целую голову. В штанах с заплатами и жилетке на голое тело, он сидел на стуле у стены и с отсутствующим видом жевал табак, положив руки на деревянную дубинку.
– Вы к нам, сэр? – спросила Карла, в жеманном жесте опустив свои подбородки на тыльную сторону ладони.
За спиной ее висела доска с ключами.
– К жильцу из двенадцатого номера, – сказал Соверен.
– Он не принимает, – сообщила Карла. – Он предупредил, чтоб его не беспокоили.
– Но он хотя бы выходит из комнаты?
Домовладелица пожала плечами.
– Ночью, – ожив, неожиданно сказал детина. – Видел один или два раза.
– Я бы хотел к нему зайти, – сказал Соверен, выкладывая последний фунт на конторку.
– Если вы не будете нарушать порядок… – Карла потянула банкноту к себе.
– Не буду, – усмехнулся Соверен.
– Я с вами не пойду, – сказал детина. – От него эфиром пахнет.
Соверен сглотнул.
– Что?
– Ну, сладковатый такой запах, – пояснил мужик. – Будто он эфирные лампы заряжает. А, может, и заряжает, мне почем знать? Только с эфирными ребятами я дела иметь не буду. У них от эфира мозги, говорят, всмятку.
– И номер взял без еды, – сказала Карла.
– Так он что, – тихо произнес Соверен, – и не спускается, и не ест?
– Нам-то какое дело, господин… э-э, как вас?
– Моя анонимность тоже входит в фунт, – отрезал Соверен и по узкой лестнице поднялся на второй этаж.
Дьявол!
Дверь двенадцатого номера находилась не там, где он рассчитывал. Получалось, что окна комнаты выходили на другую сторону, но спускаться и предупреждать Паркера Соверен не стал. Достав из петли револьвер, он взвел курок и осторожно подступил к двери.
Внутри было тихо. Ни скрипа полов, ни шороха одежды.
Соверен стукнул рукоятью «адамса» в крашенное дерево. Затем, подождав, стукнул громче.
– Открыто, – донесся голос.
Слово прозвучало мягко, слегка неправильно. Француз!
Соверен толкнул дверь, и она легко распахнулась в темную комнату без единого луча света. Сладковатый запах эфира в комнате смешивался с еще одним запахом – запахом паленой шерсти. Глыбой справа проступил шкаф.
Соверен сделал шаг внутрь. Его тень вступила на протянувшийся из коридора светлый прямоугольник. В тот же момент кто-то, притаившийся слева, рванул его к себе, и что-то острое, серебристо блеснувшее, пропороло ему штанину.
Соверен успел выстрелить, но промахнулся, и удар в ухо чем-то твердым свалил его на пол. Затылок отозвался болью. Ударивший, хрипло дыша, прижал Соверена коленом и выбил револьвер из пальцев. Как же Анна? – подумалось Соверену. Как же она без меня?
Затем его повернули и поднесли к лицу лампу с трепещущим, тепло-желтым огоньком за закопченным стеклом.
– Так вы живой! – услышал он удивленное.
Человек убрал колено.
– Разумеется, – нащупав пол ладонью, Соверен с трудом сел. – Но вы чуть не сделали меня мертвым.
– Простите, – говорящий отставил лампу в сторону. – Что вы здесь делаете?
– Кое-кого ищу. Дьявол, вы меня порезали!
Соверен прижал ладонь к пропитывающейся кровью штанине.
– Еще раз простите.
В голосе человека прозвучало искреннее раскаяние.