Текст книги "Орёлъ i соколъ"
Автор книги: Andrew Лебедев
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
2.
Лёха Старцев никогда не примерял на себя роли «карьерного примака». Карьерного не от слова карьер, где добывают полезные ископаемые, а от слова КАРЬЕРА – то биш «карьерный примак» в понимании Лёхи Старцева – это был такой особый вид хитрого живчика, который решал вопрос своего быстрого служебного роста простым и старым, но в понимании Старцева – постыдным способом – женившись на генеральской дочке.
Собственно ничего, вроде бы противозаконного – в таком понимании карьерно-служебного лифта не было. Каждый офицер, каждый курсант – имел законное право ухаживать, женихаться, целоваться-миловаться и потом жениться с кем угодно и на ком угодно – хоть на дочке бедного учителя, хоть на дочке маршала Советского Союза. Но оженившись на дочке бедного учителя – курсант потом должен был добиваться повышений по службе ползая на брюхе по всем дальним полигонам страны. А вот будь он похитрей, да женись он на дочке маршала – и служба как по маслу покатится – со свистом внеочередных представлений к новым воинским званиям – вплоть до полковника – устанешь звездочки обмывать! Да и служить в дальних гарнизонах вряд ли придется. Разве захочет любящий папаша надолго с дочкой расставаться? Папаша-маршал лучше пристроит зятя-литёху прямо в министерство – в Москве, чтобы дочка никуда из столицы не уезжала… А от зятя-литёхи для того, чтобы каждые два года аккуратно получать новые звания и повышения по должностям, потребуется не ползание брюхом по заснеженным полигонам где-нибудь на Камчатке, а добросовестное исполнение супружеских обязанностей – то есть – ползание брюхом по простыням…
Это в понятии Лехи Старцева и было – карьерным примачеством.
И своего сослуживца Данилова – Старцев поэтому презирал.
Тошнотворно-правильное кредо Данилова сводилось к следующему: если тебе не посчастливилось быть маршальским сынком, то почему бы тебе не попытаться стать маршальским зятем?
Еще в училище, куда Лёшка Старцев попал сразу после первого своего армейского года, проведенного в Афгане, Данилов до головной боли, до схожего с похмельным нытья в затылке опротивел Старцеву своей прямолинейной житейской рациональностью, граничащей порою с практичностью образцовой домохозяйки. Жениться надо с умом, вещи надо покупать хорошего качества, денюжки необходимо беречь…
Данилова всегда интересовало, кто у того или иного курсанта отец, в каких званиях тот или иной родственник его новых знакомых, и особенно у молодых незамужних женщин.
В конце-концов, доказывая непреклонную работоспособность лозунга – кто ищет, тот всегда найдет, Данилов женился.
Женился на ужасно некрасивой, но с точки зрения армейской родословной – на жутко породистой, чуть ли не порфирогенетной девице – на дочке действующего генерал-полковника.
Где он нашел ходов-выходов на такую знатную невесту – одному Богу известно.
Важно то, что заключая негласный, но в тоже самое время обязательный к исполнению контракт генеральского зятька, Данилов впрыгнул-таки в заветный социально-карьерный лифт, что вознес его к верхним этажам армейского социума, до которого иные – ординарные службисты -вынуждены были карабкаться пешочком, в иных местах проползая на пузе по грязи и снегу отдаленных полигонов и театров военных действий.
Теперь, когда Старцев, проползя свои назначенные ему Проведением тысячу километров на брюхе по горячим точкам планеты – дорос до командующего Резервной ставкой, Данилов, который ни разу не был ни в одном из настоящих горячих дел, был при Старцеве – полнокровным заместителем. Да не просто каким-нибудь молчаливым формальным заместителем, но заместителем амбициозным, заместителем роющим копытом землю и грызущим пенные удила.
Видимо, когда там – в главном управлении кадров, в советниках Президента и в тех кругах, что формируют штаты высшего эшелона власти, не очень то верили в возможность катаклизма, и рассматривали Резервную ставку как некую синекур -содержащую систему, вреде той легендарной конторы для ненужных, но знатных и амбициозных чиновников, что описана в книге Питтера про "законы бутерброда и про уровни некомпетентности".
Теперь же, когда гром грянул, и катаклизм произошел, расхлебывать результаты кадрового легкомыслия – приходилось именно Старцеву.
Мало того, что ему приходилось брать на себя всю ответственность момента и буквально спасать Россию, но ему теперь еще и приходилось сдерживать амбициозное рвение Данилова, почуявшего буквальную близость момента истины – прыг, и в дамки!
Ведь Катаклизм, в который никто не верил, вдруг сделал Резервную ставку единственным дееспособным органом власти, и стоит теперь немного подвинуть Старцева, как его зам – Данилов станет едва ли не первым лицом страны!
Да…
Старцева всегда тошнило от биографии своего зама.
От этой биографии просто несло кислой блевотиной.
Ради карьеры – Данилов должен был всю жизнь спать с уродиной – и мало того, чтобы просто проживать под одной крышей, но изображать любовь, потому как папа – долгожитель – ревниво следил за отношениями в дочкином доме, и стоило бы Данилову проманкировать, отлынить или скатиться в формальности семейных статус-кво, как он пулей бы вылетел и из академии, куда его устроил любимый тестюшка, и из военной адьюнктуры, и из генштаба, и наконец – из Резервной Ставки, куда в финале карьеры на генерал-полковничью должность был определен практично мыслящий зятёк.
Лариса, которая по внутреннему положению о Резервной ставке тоже жила в бункере, и кстати не просто жила и задаром поедала местные высококалорийные обеды с ужинами, но работала по специальности – медсестрой в их подземном госпитале, стала что-то часто жаловаться на то, что снится ей покойная мама – Вера Степановна.
Каждую ночь снится.
И так часто она жаловалась на это своему мужу, что тот не выдержал и спросил у Булыгина-Мостового, работавшего теперь главным научным консультантом, а не пытается ли Ходжахмет через свою сестру, как то повлиять на работу Ставки?
Булыгин-Мостовой пообещал подумать над этим.
А Данилов тоже решил об этом подумать.
И надумал, что его шеф Старцев – в отличие от него – от Данилова – имеет очень неблагонадежную жену.
3.
Сашу десантировали в лес, что неподалеку от города Гатчины.
Далее он должен был добираться до Питера своим ходом.
А уж там – в Петербурге ему предстояло найти профессора Баринова и уже с ним вместе – искать ходы на базу Ходжахмета.
Баринова он нашел на строительстве минаретов.
А Минареты нынче возводились и при Казанском соборе и при Исаакиевском.
Кресты – и там и там уже были заменены полумесяцами, и теперь по углам культовых памятников архитектуры велись земельные работы котлованного цикла.
Что касается Казанского – то минареты даже как бы должны были оживить недосозданное, недодуманное Воронихиным. Так, полукруглая колоннада, примыкающая к левому боковому приделу, и образующая одну из самых живописных площадей Невского ореола, чудесным образом должна бы была заиграть в ансамбле с двумя минаретами, построенными позади храма – со стороны правого придела, там, где по первоначальному замыслу Воронихина тоже должна была бы быть симметричная колоннада. Но новая власть решила строить минареты не там, а на месте памятников Кутузову и Барклаю де Толли.
Памятники сломали.
Ямы под котлованы выкопали… И даже камень того неповторимого колера завезли…
И строителей согнали.
Среди них, кстати говоря, был и Баринов.
Он один из немногих писателей, тех, кто уцелел.
Впрочем, это была гнусная история.
Оказывается, в первую же неделю катаклизма, новая власть объявила по радио Европа Плюс, что всем членам Союза писателей – предлагается явиться на базарную площадь (бывшую Дворцовую) для обсуждения с новым руководством вопросов сотрудничества…
Баринова спасло то, что он был не член.
Он потом и рассказывал Саше Мельникову, – А почему я предпочитал одиночество?
Почему не был тусовочным?
Потому что надо же кому-то именно и создавать то, что потом служит пищей тусовщикам. А это ведь трудоемкий процесс – писать умные книжки, совмещать который с тусованием – практически невозможно. Здесь либо писательский процесс с глубоким в него погружением, либо лелеяние своего хоя в тусовке с себе подобными.
А потом – одиночество – и не стремление собираться в кучу – это и есть признак силы.
Тогда как принадлежность к тусовке – есть признак слабости.
Приходить в некий клуб, сама формальная принадлежность к которому косвенно подтверждает тот статус, что на самом деле дается только Богом.
Идея сбиться в кучу – авось, здесь за меня вступятся, если что – это шакалья идея… А если худых времен не настанет – то здесь можно душевно компенсировать свои сомнения относительно собственной никчемности.
Ведь члены всех этих творческих союзов тешат и лелеят свои комплексы, создавая тусовку по законам – всяк сюда входящий, всяк допущенный сюда – бартером тешит и возлелеивает хой своего товарища по тусовке. Ведь это вроде как место для избранных, а раз я здесь, значит и я и мой сосед как бы значимые люди. И он – признанный мною, должен признавать и мою гениальность.
Шерочки и машерочки…
Вобщем – тусовка – творческий союз – это стая бездарностей, собравшихся для того, чтобы коллективом доказать обратное…то, что они не бездарности, а весьма нужные обществу люди.
А истинный мастер не нуждается в формальном подтверждении своего статуса.
Поэтому, можно с уверенностью утверждать, что среди членов союза мастеров нет.
Вернее – не было.
И рыдать по поводу бывших обитателей особняка на Шпалерной, что потом разделившись по национальному признаку, обитали на Желябова и на Невском – рыдать по поводу их утраты – право не стоит.
– Ну, вы даёте! – хмыкнул Мельников, – а чем теперь занимаетесь?
– Вот, котлован рою под минарет, – ответил Баринов, – у нас соревнование с молдаванами, с теми, что на Исаакиевской теперь роют.
– И что за соревнование? – поинтересовался Саша.
– А кто дольше продержится, – ответил Баринов, – ведь рано или поздно все равно за срыв и за саботаж расстреляют.
– Почему? – удивился Саша, – разве молдаване способны саботировать?
– А разве возможно построить на питерском болоте колонну выше монферановской? – вопросом на вопрос ответил Баринов.
– Ну, и у кого шансов больше?
– У нас, – горделиво ответил Баринов, – минарет-то должен быть выше купола, а у нас то Воронихинский пониже будет чем у Монферана!
– Значит, вы всерьез верите в то, что построите минареты?
– В то, что наши мы построим – верю, а в то, что молдаване четыре штуки выше Исаакия воздвигнут, да еще и из чистого гранита – не верю.
– А что в сопротивление не запишетесь? – спросил Саша, – считаете, что это тоже вроде союза писателей? Типа тусовки бесталанных?
– В резистанцию? – переспросил Баринов, – а откуда она возьмется,
– Ну, ну хоть бы из честных свободолюбивых людей, – неуверенно предположил Саша.
– Ай, да бросьте вы, – досадливо махнул рукой Баринов, – какие там честные да свободолюбивые? Лимит на идеалы давно исчерпан. Химеры идеализма успешно потравлены реалиями денег, развратом картавого либерализма от Эха и иже с ними…
И в атмосфере нынешнего уныния радует только то, что катастрофа поглотила не только невинных, но и самих либералов, что со своего картавого Эха развращали народ ценностями своего картавого мира.
– Вы злой пессимист, – сказал Саша.
– Нет, я строю минарет и радуюсь жизни, – ответил Баринов.
– А я вас призываю сопротивляться, – сказал Саша, – очнитесь, пойдем с нами.
– Зачем? – пожав плечами, ответил Баринов, – чтобы в очередной раз спасти тех, кто нас втянул во все это и в конце концов погубил?
– Что вы имеете в виду? – спросил Саша.
– То, что это война денег и идеалов, причем не наших идеалов и не наших денег…
Не наша, чужая война..
– Но нас в нее втянули, надо вылезать.
– Чтобы спасти этих, тех, кто нас втянул? – спросил Баринов не мигая глядя Саше в зрачки.
– Так вы считаете, что мы сделали не верный выбор союзников? – спросил Саша.
– Я так не считаю, – тихо ответил Баринов, – просто я не хочу спасать чуждое нам, и выбирать – какой жернов, перемалывающий меня и мою цивилизацию мне полюбить больше – верхний жернов, или нижний? Идеалы диких и голодных террористов или императив денег и либерального меркантилизма?
– Значит, остаетесь копать котлован под минареты? – спросил Саша.
– Значит, остаюсь, – ответил Баринов. ….
Вооруженный автоматом Калашникова феллах, свистнул в свисточек и прикрикнул на присевших на корточках строителей, – кАнчай курить, бездельники, бери лАпата, кАпай-давай, пАлезай в яма, капай-работай давай!
Землекопы, среди которых было много лиц со следами былой принадлежности к цеху работников интеллектуального труда, покрёхтывая, полезли в яму…
На Баринова феллах не глядел, делая для него некое исключение, ведь с ним сейчас разговаривал правоверный в правильном одеянии – в хеджабе и с автоматом…
Но Баринов сам засуетился, вставая с корточек и берясь за лопату,
– Все, все, Саша, я пойду со своими, а вы идите…
– Вы окончательно решили? – спросил Саша.
– Окончательно, – ответил Баринов, – и вам удачи не желаю…
Отходя от ямы, Саша потом еще раз оглянулся.
Феллах с автоматом не поленился – полез тоже в яму, чтобы дать пару хороших пинков заленившимся землекопам.
Баринову тоже досталось.
И ботинком по заднице, и прикладом по спине.
Глава 6
1.
Старцев ловил себя на том, что испытывает к Данилову сильную неприязнь.
Но ничего с собой поделать не мог – на свою беду он был человеком дисциплинированным и подчиняющимся законам системы. А раз так, то не он ставил к себе замом этого человека, не ему его и убирать. И даже в условиях чрезвычайного положения, дававших ему – командующему Резервной ставки особые полномочия, даже в таких условиях, Старцев не решился бы просто удалить Данилова, не дай он повода. А поводом в таких обстоятельствах могла бы быть только прямая измена.
Данилов был ему неприятен.
А тут еще и этот день рождения его жены – маршальской дочки – Леночки урожденной Кутафьевой, на который пришлось идти вместе с Ларисой.
Идти – это громко сказано, идти!
Жили здесь в бункере в соседних блоках.
Пятьдесят метров по бетонному коридору.
Но тем не менее.
Старцев с супругой зашли вчера – хоть бы и формально, но зашли, не стали манкировать.
Старцев вручил некрасивой женщине букет оранжерейных хризантем, а Лариса, с унылой миной облобызав жену мужниного зама, вручила той флакончик духов из своих запасов.
Выпили по стаканчику коньяка.
И покуда женщины обсуждали какую-то свою ерунду, вышли в вентилируемый тамбур – покурить.
Данилов, как со сводящей челюсти скукой и ожидал теперь его гость, сразу принялся с радением участвовать в креативе принятия глобальных решений.
– Слушай, Алексей, а почему мы медлим с ядерным ударом? – с детским простодушием глядя в глаза шефу, спросил Данилов.
– Каким ударом? По кому вдарять? – поморщившись переспросил Старцев.
– Ты сам знаешь, по базам террористов, – не без нотки вызова ответил Данилов.
Такой тон явно не нравился Старцеву, но он не шел покуда на конфликт, потому что формально Данилов задавал правильные вопросы.
– Так что нам по Москве, Парижу и по Нью-Йорку с Лондоном теперь ударить? – съехидничал Старцев, – ведь все террористы теперь в этих городах. Они ведь того и желали, цивилизации они желали, туда и переместились теперь, так что прикажешь, куда стрелять? По пещерам, где они год назад сидели или по Москве с Парижем, где сидят теперь?
– Но ведь что-то надо кардинально предпринимать, – с настойчивым вызовом спросил Данилов.
И в этой настойчивости вызова Старцев уловил большую угрозу, чем та, что исходила теперь от вакхабизированных чертенят со всей их чёртовой интервенцией. …
Старцев не стал говорить Данилову, что Саша Мельников теперь находится на пути к Ходжахмету Ходжаеву.
А Данилов не стал говорить Старцеву, что уже на следующей неделе к Совету Ставки он подготовит большинство генералов к тому, чтобы они проголосовали за снятие Старцева с поста командующего, обвинив его в бездеятельности и предъявив ему недоверие по сомнительной родственной связи с Ходжахметом.
Данилову только осталось склонить Цугаринова на свою сторону и убедив Цугаринова в перспективности измены – выведать все секретные, неизвестные Данилову ходы, предпринятые Старцевым с момента катаклизма, чтобы когда он возьмет бразды в свои руки, не случилось бы сюрпризов.
Уж он то проявит больше решимости и не станет цацкаться со Старцевым – выведут дежурным взводом на поверхность вместе с женой, да и расстреляют в три минуты.
В борьбе, в игре, где большие ставки – побеждает тот, кто не рефлексирует на интеллигентских химерах совести и не размазывает сопли. Расстрелять и к чертям собачьим забыть навсегда.
А потом, а потом надо будет повести с Ходжахметом переговоры о мире.
Он ему – Данилову – гарантии богатой жизни на поверхности – где-нибудь в Испании или в Италии на побережьи… А Данилов Ходжахмету – координаты резервных пусковых шахт и коды доступа к ракетам и боеголовкам. Может. Для ускорения переговоров придется и пальнуть по Вашингтону – продемонстрировать мускулы.
А если понадобится принять Ислам – то отчего и не принять?
И Ленку потом – на фиг! В монастырь. В ссылку! А самому – обзавестись гаремом, да кайфовать, покуда еще не стар…
Надо еще было разобраться с этим научным центром, который устроил здесь Старцев.
С этим ученым – с Булыгиным-мостовым, которому отвели целый вентилируемый блок на шестом уровне. Чем он там занимается? Почему Старцев с Цугариновым занялись какой-то наукой, вместо того, чтобы шарахнуть по Эр-Рийяду ракетой класса "булава"?
– Завтра арестую Цугаринова и допрошу, – решил Данилов.
И ласково обняв гостя за талию, повел его из тамбура в гостиную, где уже заждались своих мужей Лариса и Елена. …
2.
Мельников решил засветиться.
По плану, разработанному с Булыгиным-Мостовым и с Цугариновым, он дал провокационную объяву в Интернете на сайте купли-продажи живого товара о том, что у него есть несколько рабов, обладающих экстра-сенсорными способностями.
Саша написал этакую слащаво-невинную чепуху, вроде того, что его рабы и рабыни якобы умеют усилием воли гнуть стальные и алюминиевые ложки, двигать взглядом предметы, угадывать задуманные числа, а так же видеть масть и достоинство игральной карты сквозь ее рубашку… Саша приписал к этому и наивное резюме, де приобретший этих рабов не пожалеет о потраченных деньгах, потому как рабов-экстрасенсов можно будет перепродать в какой-нибудь цирк или шоу, а то и использовать их возможности для личных целей, к примеру – для игры в нарды, потому как его артисты умеют взглядом влиять на падение игральных костей.
Саша уповал на Интернет.
Наверняка у Ходжахмета включена и работает программа специального поиска, которая клюнет на эту провокацию.
Булыгин-Мостовой сказал, что Ходжахмету нужны чистые экстрасенсы.
По зарез как нужны. ….
Интернет-чайхана "Звезда Востока" помещалась как раз напротив Казанского собора в угловом доме Невского и Малой Конюшенной, которая теперь снова была переименована на этот раз в улицу Саддама Хусейна.
Саша заходил сюда уже в третий раз.
Взял у турка-бармэна чашечку кофе и заплатив пятьдесят "афгани", получил на час вход в Интернет.
Турок кивком головы молча указал на свободное место за столиком с монитором.
Саша тронул мышью стрелочку, кликнул на свой сайт и отхлебывая крепчайшего кофе, принялся ждать, покуда загрузится страница.
Потом набрал свой пароль – "Абу-Симбел" русской кириллицей, и снова отхлебнув кофе стал ждать.
Но не успел компьютер даже загрузить страницу его сайта., где уже должны были по идее появиться отклики на его объявление о продаже рабов, как двое арабов в характерных для обитателей Аравийской пустыни мелкоклетчатых хеджабах вдруг отделились от стойки и направились прямо к Сашиному столику.
– Брат, это ты продаешь фокусников? – спросил один из них, в то время, как его товарищ подойдя к Саше сзади, приставил пистолет к его затылку…
– Я продаю, а что?
– Ты отвези нас туда, где твои рабы, мы их купим, – сказал тот, что с бородкой и в очках с золотой оправой.
Саша встал, и послушно выходя, поймал на себе пристальный взгляд бармэна-турка.
– Как быстро провокация сработала! – подумал Саша, – это наверняка люди Ходжахмета, это наверняка люди из службы безопасности, надо сконцентрироваться…
У арабов была машина.
В нынешних условиях полной разрухи иметь машину могли позволить себе не просто богатые и облеченные властью, но очень и очень богатые, из самых верхних эшелонов, почитай министры и их замы…
Машина была большая и просторная. Вагон-джип "шевроле".
– Обходится она хозяину по бензину нынче! – восхищенно причмокнул Саша, садясь на заднее сиденье посеред двух охранников.
– Куда ехать? – спросил араб, тот что с бородкой и в золотых очках.
– В Гатчину, – ответил Саша и обезоруживающе – доверчиво улыбнулся, как бы подчеркивая этой улыбкой. – де, расслабьтесь, ребята. Я простой прохиндей, приторговывающий живым товаром, а никакой не шпион и не разведчик…
До самой Гатчины ехали молча.
Тот что в очках и с бородкой всё четки свои перебирал.
А шофер, наверное египтянин, тот включил радио Европа Плюс, которая нон-стопом передавала восточные напевы.
Под Гатчиной, в Донях у него и в самом деле сидели пятеро подставных. Сидели они в бывшем совхозном овощехранилище под присмотром старика-татарина, вооруженного на всякий случай охотничьим ружьем. Татарину Саша представился знатным узбеком – работорговцем. Платил он татарину сто афгани в день – сумма большая, на которую можно было и запрещенной водки достать и жевательного наркотика насвай, до которого татарин был ужас как охоч.
– Ну, показывай, что у тебя за товар! – сказал тот, что с бородкой, когда их джип подкатил к воротам овощехранилища.
Татарин, конечно же уже был пьян.
Скотина!
Хорошо, что Сашины подставные не должны были разбежаться – Саша с ними такую работу провел, что не в их это было интересах!
Показ потешных экстрасенсов они отрепетировали еще на базе Ставки.
Отрепетировали вместе с Цугариновым.
Первым Саша представил старого зэка – всего в устрашающих наколках и с рандолевыми зубами, которыми тот все скалился, показывая нехитрые карточные фокусы.
– Гляди сюда, какую карту видишь? Хоп, вот она! А теперь, какую карту видишь?
Хоп! Вот она!
Старый худущий зэк скалился желтыми фиксами…
Но арабам было явно не смешно.
– Это все что он умеет? – спросил тот, что с бородкой и в золотых очках.
– Я еще с шариком могу, потом с платком могу и с веревкой, – за Сашу ответил худой рандолевый зэк и снова стал скалиться своими фиксами.
– Правильно!– воскликнул Саша, – ты им с веревочкой покажи.
Зэк оживился и достав из кармана веревочку сделал вид, будто просовывает её из одного уха в другое. На самом то деле, он протянул веревочку за ушами по затылку, но у смотрящего спереди, возникла иллюзия, будто шнурок ходит взад-вперед, сквозь голову – из уха в ухо.
Зэк глупо улыбался, протаскивая веревочку взад-вперед…
Саша тоже с улыбкой на лице вопросительно глядел на арабов, – что? Не хотите купить? А у меня еще рабы есть, они тоже фокусы умеют…
– Ты издеваешься? – спросил тот, что с бородкой, – ты писал, что твои рабы умеют взглядом стакан с водой передвигать.
– Умеют, – кивнул Саша и тут же крикнул пьяному сторожу-татарину, – эй, веди сюда этого, который Коля из Екатеринбурга…
Коля умел показывать фокус с пальцем.
Хоп – ухватил пятернёй оттопыренный большой палец.
Хоп – и как бы оторвал его – нету его – гладкое место!
А потом – хоп – и приставил его обратно на место…
– Ну как? – спросил Саша с искательной улыбочкой на лице, – не желаете ли купить?
– Остальные у тебя тоже вроде этих? – спросил араб.
– А что? – переспросил Саша, – эти разве нехороши?
Араб махнул своим нукерам и они молча направились к машине.
– Что? Не будете покупать? – крикнул он в спину удаляющимся эмиссарам Ходжахмета.
Те не удостоив Сашу ответом, сели в джип и собирались было уже уезжать, как вдруг выяснилось, что сделать это не так то просто.
Машина не желала заводиться.
Шофер-египтянин насиловал стартер, окончательно сажая аккумулятор.
Стартер тоненько пищал своими бендиксами, мотор фыркал с потугами, но не заводился.
Две попытки. Три попытки. Четыре, пять, восемь…
– Что? Ай-не заводится? – сочувственно поинтересовался подошедший к машине Саша, – а часы-то у вас ходят? – еще спросил он, через опущенное стекло обращаясь к тому, что с бородкой, – часы то идут? Который теперь час?
Араб машинально поглядел на свой золотой "роллекс"…
Он все сразу понял…
– Так ты и есть тот экстрасенс, который продается? – воскликнул он, – этот роллекс никогда не останавливался, а теперь вот встал.
– Хочешь, запущу! – сказал Саша.
– Запусти, – сказал араб.
– И машина сейчас тоже заведется, – сказал Саша.
– Ты с нами теперь поедешь, – сказал араб и кивнул своим нукерам.