Текст книги "Проститутка Дева"

Автор книги: Andrew Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

3.

Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу «Последняя девственница» Русалочки.

Как можно сохранить внутреннюю чистоту в условиях абсолютной нравственной разнузданности окружающего пространства?

Я не знаю!

Может, в этом и есть непознанный доселе секрет спасения?

Причем не только личного спасения, но общего спасения, потому что спасаясь, человек дает надежду другим.

Я шла сюда, чтобы спасти папу.

А теперь я хочу спасти Ивана.

Он мне рассказал о своей болезни.

Иначе, чем болезнью, я как будущий врач, как медик, эту его привязанность к старой, взрослой женщине назвать не могу.

Это болезнь.

Он бедный и несчастный больной.

Как он мог быть с женщиной, которая вдвое старше его?

Ему девятнадцать, а ей тридцать восемь!

Она ровесница моей мамы.

Когда я спросила его, "как он мог", Иван ответил мне, что для девушек это, мол, нормально, если первый мужчина на двадцать лет старше, когда невесте, к примеру, девятнадцать, а жениху тридцать восемь… Но это же совсем другое дело! Да, я признаюсь сама себе, да, и у меня были мечты, и у меня были желания. Но я с ними справилась, я преодолела. Я сама себе приказала: все это ерунда. Грязь и ерунда!

А Иван все не унимался, он пристал ко мне, он воспользовался моей слабостью, и я сказала ему, зачем пришла на это шоу, и сказала про папу.

И вот Иван мне выдал по полной программе, у меня-де к отцу скрытая, в латентной форме сексуальная привязанность…

Я врезала ему по физиономии.

Он извинился.

Но потом я поняла, что это он не со зла и не от дурных мыслей.

Это он от того, что ему самому необходимо разобраться в себе.

В своей собственной болезни. В своей собственной губящей его страсти. Того рода болезненной страсти, что так прекрасно описал врач Сомерсет Моэм… И так прекрасно назвал свой этот труд о такого рода болезни – "Бремя страстей человеческих".

Так и Иван, он бедный страдает под этим бременем, под бременем любви к этой своей Марии Витальевне к этой Милдред…

И я, если мне не грош цена как врачу, я должна вылечить его.

И пусть я не знаю пока как, я должна стараться.

Я помню, про это свое профессиональное и этическое должен и должна, как это написано у великого Камю в его "Чуме"…

Когда кругом смерть и страх заразиться.

А врач исполняет свои обязанности, ходит к больным и помогает зачумленным, сам не думая о смерти.

А Иван болен.

Он зачумленный.

Он страдает под бременем своей страсти.

И я не должна опускаться до обид.

Я медик.

И я его люблю.

Он сказал мне эту гадость про меня и отца не со зла и не от грязных мыслей.

Он просто думал в этот момент о себе и о своей, как он ее называет, "сахарной маме".

Вот и провел такую аналогию, дескать, врач да исцелися сам! …

Вообще, мы придумали новую игру.

Вернее не игру, а способ потаённого общения в условиях работы телекамер.

Да и соседи, тоже раздражают своей бесцеремонностью, не дают посекретничать – пошушукаться, пошептаться.

Говорить по-французски нам запретил главный редактор. Ладно!

Но в условиях контракта нет ничего про то, что мы можем общаться шепотом, практически под одеялом, как это бывало в тех пионерских лагерях, куда ездили наши дедушки и бабушки, рассказывая там друг-дружке страшилки про черную комнату, про черную руку в красной перчатке…

Кстати, как бабушка рассказывала, хорошо им было в этих пионерских лагерях. А вот папам и мамам уже не пришлось такого изведать – чтобы в палате на тридцать мальчиков или на тридцать девочек в полной тиши рассказывать до двух часов ночи про духов подземелья, а потом вдруг броситься команда на команду подушками друг дружку молотить или встать под утро и вымазать всех зубной пастой…

Папы и мамы уже на министерских дачках росли и в пионерские лагеря не ездили…

И вместо рассказов про черную руку в черной комнате, смотрели по видику "Кошмар на улице вязов"…

Фредди Крюгер по телику, он, может, и сильнее впечатляет, но романтизма все же поболее будет у бабушек с их ночными бдениями в общей палате.

Так что, секретничать мы с Иваном по бабушкину рецепту научились. Ложились голова к голове и наволочкой, снятой с подушки, накрывались.

Так я Ивану и про папу рассказала, как он переживал после того, как его с работы сняли, и про то, как мы с ним в детстве дружили и везде ходили.

А Иван мне про свою, про эту рассказал.

4.

Из студии выходили довольно часто.

К зубному, к гинекологу, да и просто на прогулку, подышать.

Соблюдали, разумеется, правила конспирации, чтобы зрители шоу никого из своих кумиров на улице не засекли.

Но особенно часто выходили в тамбур – на инструктаж и на накачку-прокачку. И на правёж.

Инструктаж, накачку и правёж проводили с ребятами и врио, и гендиректор Борщанский, и Алина Милявская и особенно – Константин Петрович. Этот очень любил своими творческими потенциями похвастаться. И заодно с Нежкой и с Шапо о сексе побеседовать.

Но случалось, что и не вызывали на правёж-инструктаж, а наоборот, кто-то из участников шоу, а то и все вместе просили встречи с режиссером или с руководством канала.

Такое бывало.

Кто-то на кого-то жаловался, или просто просил сводить к врачу или чего-нибудь особенного из еды-питья…

Но тут такое дело было, Иван потребовал встречи с отцом. С Анатолием Борщанским, с генеральным директором "Нормы".

Все сразу напряглись, как сеть на триста шестьдесят, уж больно Иван категорически папашу своего потребовал.

А Борщанский, тот тоже с норовом, ему уже утром сказали, что сынок его видеть желает, а тот – хоть бы хны!

И всего-то езды от Останкино до гостиницы "Космос", где студии в трех смежных номерах оборудовали, всего-то езды десять минут, так нет! Борщанский-старший целый день паузу выдерживал, характер показывал. Сперва полдня в офисе тусовался, потом обедать в Славянский базар ездил. Потом сиесту** себе устроил, куше-дормир авек зи-зи***, и только к семи вечера заявился в студиях.

Там этот исторический разговор отца с сыном и произошел. ** двухчасовой послеобеденный пререрыв в странах западной Европы ***с фр. букв. "лежать-спать с любовницей" …

После беседы с сыном, которая проходила тет-а-тет в переговорной, Борщанский-старший, ни с кем не пожелав разговаривать, хотя тут его пытались подловить и врио с какими-то своими вопросиками, и Милявская с бумажками на подпись, Борщанский всех решительно отверг и, прошагав к лифту, бросил только в мобильный своему шоферу, дожидавшемуся его внизу: "Заводи бибику, уезжаем в Усово"…

В Усово по Рублевке у Борщанского дача была. Вернее, коттеджик на тридцати сотках – с кортом и с крытым бассейном в оранжерее ботанического сада с кусочком натуральных островных джунглей: цветами Альбина-Регия и ручными попугаями ара…

В машине Борщанский крепко задумался.

Поднял стекло, отделяющее его от водителя, открыл бар. Налил себе виски.

Ничего себе сыночка вырастил!

Сын безжалостно ему все счета выкатил к оплате.

Ты меня матери лишил.

Ты меня в сексуально перекошенного урода из-за этого превратил.

Ты, лишив меня матери, сам мной никогда не занимался.

А знаешь, зачем я сюда на шоу пошел?

Чтобы денег заработать и от тебя, от сволочи скрыться, уехать от твоего счастья, что ты мне дал, взамен матери.

Твоё МГИМО мне мать заменило?

Думаешь, заменило?

Я из-за твоей опеки уродом стал, меня из-за этой тобой организованной биографии на старых женщин тянет, а не на девчонок, вот чего ты добился.

Где моя мать?

Думаешь, я ее сейчас поеду искать?

Но дело все в том, что всякая ложка нужна только к обеду…

Начну встречаться с матерью сейчас?

А она мне нужна была тогда, когда мне было и два и три и четыре годика.

А ты сам где был в это время?

Виски с приятелями лакал в Сочи да в Геленджике! А меня бабушке с дедушкой сплавил?

Так знай, я сюда пришел денег заработать, чтобы и от твоей гнусной рожи уехать подальше и от твоего МГИМО, где таких же уродов моральных готовят типа тебя…

– Что ты хочешь от меня? – спросил Борщанский-старший.

– Я хочу, чтобы главный приз достался Верочке Мигуновой, – сказал Борщанский младший. – Она сюда пришла, чтобы заработать деньги для отца, которого ты выгнал с работы, и если ты этого не сделаешь…

– Ее отец умер – сказал Борщанский старший. – На той неделе схоронили.

Они долго молчали.

А потом сын сказал.

– Если ты не дашь главный приз Верочке, то я тебе обещаю, что ты тоже потеряешь эту работу, как ее отец, я сумею это сделать… ….

Вот так.

Вот так бывает.

Верочка пришла, чтобы спасти отца.

А этот пришел, чтобы своего отца погубить.

Борщанский еще налил и еще налил..

Пил и не чувствовал, что пьянеет.

Выдержки из дневника участника риэлити-шоу "Последняя девственница" Серого Волка Отвела меня в сторону Танька-Шапка, туда, где камеры не достают и начала:

– Ну чё, Вовчик? Упс! Облажался ты по полной программе!

Я поначалу не понял, чё это за гон с ее стороны. Я всегда к ней с понятием относился, особо ее не дергал – рассчитывал сначала уж Белоснежку оприходовать, а потом и Шапку.

– Ты чё? Шапо? Ты мне, блин, конкретно говори, в чем проблема? Где ж я облажался?

Это эта овца со своим Карабасом облажались, а я чист.

Танька – девка ушлая, с понятием, она мне все объяснила так, как надо.

– Ты, Волк ты наш Серый, вообще не вьезжаешь, ни фига, – говорит. – Ты чё, правда рассчитываешь бабки срубить тут по легкому? Типа ты кого-нибудь соблазнишь и тебе сто штукарей вывалят с большой радостью и благодарностью?

– Ну а чё? Не так что ли?

– Так-то оно так, да вот не получится у тебя Белоснежку соблазнить, стопудово!

Не фиг было кулаками махать да тупить всех! Нежка теперь ни за что с тобой не будет.

Я прикидывать стал, не мог понять к чему это Шапка клонит:

– А ты, – говорю, – Шапо, как насчет покувыркаться со мной?

А она:

– А знаешь, Вовчик, может, в других обстоятельствах я и не против, но тока не та масть сейчас.

– Ну, ты чё, Танька? Ты к чему клонишь, не пойму?

– Я тебе щас объясню, – ответила она и стала объяснять издалека, типа, у меня фигура классная, шмотки на мне хорошо сидят, типа, в натуре, залюбуешься, что имидж у меня нормальный, и держаться я могу, и перед камерами не дрейфю. Я не выдержал и перебил её:

– Это, Шапо, я и сам все знаю. Мне уже об этом говорили! Ты-то чё от меня хочешь?

Он на серьезе и отвечает:

– Я тебе, Волчик, предлагаю в одной команде быть. Ты кое-что для меня сделаешь, я тебе помогу.

Я заорал, забыл даже, что другие камеры включены, и звук слышен.

– Ты чё, Шапка!? Да я под главрежем не прогибаюсь, перед тобой, что ли, должен!?

Вы чё-то все тут оборзели! Да похрен мне, чё вы мне втираете все про мои бисепсы, трицепсы. Я чувак свободный и независимый! Щас захочу всю вашу малину разгоню!

Карабасу вашему яйца оторву и по студии пущу.

Танька меня выслушала и продолжила:

– Да ладно, отрыватель. Ты дослушай! Я ж тебе, типа, сделку предлагаю. Ты чё, не вьезжаешь, что с твоими заморочками ты только себе рейтинг портишь?

– Да клал я на этот рейтинг!

– Не надо, Вова. Не надо! – Шапка заулыбалась. – Ты не задумывался, Вовчик, свои лоховские ларьки бросить? Ты ж теперь типа звезда эфира! Тебе теперь прямой путь в супермодели! Раздеваться-одеваться ты умеешь, прохаживаться туда-сюда, как самый основной, тоже умеешь. Чё еще надо.

Я прикинул и ответил:

– А че? Ты, Шапо, вроде, дело говоришь… Да, лучше мне сейчас типа затаиться, чтоб эти фирмачи поняли, что я чувак цивильный.

– Ну вот, – обрадовалась Шапо. – Врубаешься! Ты, главное, теперь врубись, что я тебе дело говорю! Ты мне паришь насчет какой-то своей независимости, а они ж тебя, все, Вова, используют. Владик этот использует!

– Как это?

– Ну как-как! Он же тебе никаких особо установок и сценария не дает, потому что ты и так ясен как пень! Все твои слова заранее известны и ты им такой, какой есть, и нужен для их шоу. Они тебя по любому кинут. Нежка тебе стопудово не даст!

Я тоже, как сказала, воздержусь, ну а Русалочка наша, благородная дева, и тем более! Вот и прикидывай. Если ты сейчас конкретно не вырулишь на свою сторону, то все – абзац, дорогой! Абзац!

– Кажется я врубаюсь, Танька, чё ты хочешь!

– Ну-ка, просвети, – усмехается, – чё ты там понял?

– Ну как чё? Ты мне предлагаешь, чтоб я с тобой на пару действовал. Ты хочешь, чтоб я тебя от этих уродов оберегал и сам не трогал. Тогда, ты, Шапо, лимон-то и срубишь! Точно? Тока я сразу предупреждаю лимон – половина на половину!

Танька засмеялась.

– Ну, Блин, Волчара ты мыслитель! Ты, вообще, с дуба рухнувший, что ли? Какой лимон! Забудь, на фиг! У них все там попилено сто раз! Запомни! Ни мне, ни Нежке лимон никогда не достанется. Во всяком случае, не в этот раз. Может, Русалочке, потому что, она, чувствую я, тоже тут в шоу не за красивые и благородные свои глазенки!

– Чё-то я не пойму? Как так, выходит, все – наколка сплошная?

– Ну, не все, но тонкостей всяких много. Ты чё, не понимаешь, что ли, что если мы с Нежкой будем и дальше целконепробиваемы, то нас Влад просто вышибет с шоу!

Мне этого не надо. Так же как и тебе. Тебя вышибут и все – сразу же забудут! А засветиться надо грамотно, до конца продержаться, чтоб запомнили.

– Ну, блин, Танька! Ни хрена я не понимаю! Чё ты хочешь? Может, тоже стоху попилить, как Бармалей предлагает Нежке? Я не против, это нормально! Тока мне 90 процентов!

Танька обиделась.

– Вот видишь, какой ты крохобор, Серый! Вот из-за этого Нежка с тобой и не хочет связываться, кинуть ты можешь в любой момент.

– А чё? Работы-то в этом случае с моей стороны больше. Напряга больше! И бабки по договору мне дадут.

– Ладно, Волчара. Оставь свои дурацкие шуточки для Нежки! Это мне пофиг, это твои проблемы. Я ж тебе впариваю насчет сделки. Ты мне помоги, а я тебе.

– Чё ты гонишь! – я разозлился. – Как ты мне помочь сможешь? Типа, напутствием каким-нибудь? Знаю про эти напутствия в одно место!

Танька засмеялась.

– Чё ты прикалываешься? – спрашиваю.

– Да, блин, Волк. Хочешь бабла реального заработать?

– Всегда – да. Всегда – готов!

– Короче так! Ты пишешь дневник, описываешь все, что тут происходило, как хочешь и чего хочешь. Вот мой тебе реальный совет.

Короче, такой вот разговор у нас состоялся, я прикинул, переварил все это дело и понял, что, и правда, лишние движения мне ни к чему. Не выгодно мне это. Права Шапо, во многом права. Я согласился ей, когда надо, подыгрывать. Почему бы и нет?

Переговорил я с кем надо насчет дневника, так и вышло – спонсоры мне за него приличную сумму обещали, а сам я настроился на карьеру супер-модели. Женюсь на итальянке, уеду в Италию, где эта фирма у них находится. Итальянки – они темпераментные, не будут мяться так, как эта дура-Белоснежка! Да и груди у итальянок тоже здоровые, видел я кино с их актрисами. Ну, а если получится с Италией, то куплю себе парочку квартир на Москве, одну сдавать буду в другой жить – тоже неплохой вариант. Так что план действий у меня крутой! Круче только яйца! Бабки по любому у меня в кармане. Линию свою гнуть надо, как в какой-то рокерской песне поется. Вообще-то я рок не люблю, не нравится мне он, патлатые там чуваки и песни депрессивные, но вот эти слова, про линию – это правильно, это я понимаю! Как говорит Шапо – абсолютно!

Таня Середа

ТИПА ЛЮБОВЬ

Роман

Предисловие издательства

Таня Середа, известная телезрителям как Красная Шапочка или Шапо, персонаж популярного риэлити-шоу, показанного в минувшем году телеканалом «Норма Ти-Ви».

Это очень резкий и даже радикально резкий и острый продукт современной молодежной культуры. Классик отечественной сатиры, Аркадий Райкин, говорил про таких как Таня: "пить, курить и говорить он начал одновременно". Говоря про Таню можно только уточнить: писать романы, любить мужчин и пробовать легкие наркотики она начала еще пребывая в самом нежном возрасте. Как же тогда она попала на шоу "Последняя девственница?" задаст законный вопрос пытливый читатель. Но в этом-то как раз и проявился недюжинный талант Тани – попасть туда, куда попасть было невозможно. Если верить Льву Кассилю, даже в истории Ватикана есть темные моменты, когда год или два Папой Римским была женщина… И надо думать, если это в самом деле имело место, то та женщина была несомненно незаурядной личностью.

Именно такой видится издательству "КапиталЪ" и представляемая писательница – Таня Середа – или девушка с ником Шапо из риэлити-шоу "Последняя девственница".

Читайте.

Читайте и изумляйтесь, как изумились мы, когда к нам в редакцию пришла эта девочка из города Великие Луки. Пришла и принесла свой первый роман с таким смешным названием "Тормоз".

Итак, издательство "КапиталЪ", телеканал "Норма Ти-Ви" и сеть магазинов молодежной одежды "До-До" представляют роман Татьяны Середы – ТИПА ЛЮБОВЬ.

Глава первая.

Великие муки.

Братану Кольке деды в армии отбили почки.

Теперь он мочится по ночам под себя и не ходит на работу.

Сидит у мамки на шее.

Получает какую-то пенсию, которой только задницу подтереть. В смысле что пенсии его только на туалетную бумагу хватает. А она нам, кстати, и не нужна, да мы ее отродясь и не покупали бумаги этой. Потому как у нас с мамкой удобства на улице, сортир-с-с…

Так вот, братан Колька, он старше меня на четыре года, он мне в детстве Гашека вслух читал и все прикалывался, хохотал. И запомнилось там мне место одно, где эти придурки чешские, чтобы в армию не идти, комиссию хотели обмануть, под сумасшедших косили, и все как один зазубрили биографию: мать проститутка, отец алкоголик, сестра повесилась, брат отравился…

Так это не смешно, не прикалывает это меня, потому что это про нас, про семью нашу.

Мамаша наша с Колькой – простая уборщица и посудомойка. Тарелки намывала в заводской столовой Авторемонтного завода и в заводоуправлении еще убиралась.

Туалеты драила.

Папаши у нас с Колькой разные.

Но мать наша замужем ни разу не была.

Первый ее сожитель, который мамке Кольку заделал, он от некачественного спирта помер. Мамка рассказывала, он по заводу с похмела шарился, его ханыги какие-то стопорнули, им стремак было непонятную бурду в себя вливать, ну, они на мамкином хахеле и опробовали, спросили: похмелиться хошь? Он махнул стакан да через пару часов и коньки отбросил.

Потом мамка с моим папанькой сошлась – с таким же алкашом. А откуда другого-то взять?

Он ей меня, значит, заделал.

Но я его не помню.

Когда мне четыре года было, папашку моего поездом раздавило – порезало на куски.

С какой-то халтуры возвращался бухой в задницу, шел по шпалам спиной к поезду, а воротник поднят, уши шапки опущены – не слышал гудка…

У мамки потом еще два сожителя было.

Но она уже от них не рожала.

Зато последний из них меня девичества лишил, да чуть мне ребеночка по малолетству не заделал!

Мамка тогда совсем офонарела, стала с тюремными зэками переписываться, типа Белой Лебеди, так это у зэков называется. Ну и приехал к нам один… Вор.

Ну, отсидевший.

Моложе мамки на шесть лет.

Куда ему мамка-то?

Она в свои сорок на все шестьдесят выглядела.

А этому, ему самый смак, потому что мамка в столовой работает, она его кормила да приворовывать для него начала, лишь бы только с нею жил.

Так этот гад отъелся, отоспался после зоны своей, да и девочку молоденькую захотел.

То есть меня.

В общем, первым моим гениталием, что я в себе вовсю ощутила, был евонный.

Мамка потом его прогнала.

А что толку?

Плакала-плакала.

А чё плакать-то?

Ну не он, так был бы у меня другой какой подонок.

Потому что Великие Луки – это Великие Муки.

И нет здесь другой судьбы для девушки, у которой мать судомойка и блядь, а отец вор и алкаш.

В пятнадцать убежала я из дома.

Первый раз меня поймали линейный менты, что в поездах ходят.

Затащили меня в свое отделение.

Помню…

Было это на станции Окуловка.

Затащили и научили, как нужно сосать.

Практику я сдала им "на отлично".

Вернули меня мамке.

А через полгода я уже ученая была.

Сбежала в Москву и меня уже не поймали.

Глава вторая

Мои университеты.

Чем может заработать себе на кусок булки, да на баллон пепси-колы пятнадцатилетняя девочка?

Если при этом у нее нет никакого образования и родни в большом городе?

Догадайтесь с одного раза!

Правильно…

Вы правильно подумали.

Сфера сексуальных услуг в Москве распределена по всем социальным полочкам потребительской востребованности.

Извините за ученую фразу!

Поясняю:

Сексуальные услуги – это как еда и алкоголь. Мужикам всегда нужно и то, и другое.

Только, в зависимости от кошелька, еда и алкоголь бывают дорогими и дешевыми.

Можно похавать, не выходя из кабины своей ГАЗЕЛи, купив вонючую шаверму у хачика на рынке в Ясенево, запивая ее пивом… и такой обед обойдется в сто рублей. Но если ты уважаемый мэн, солидол с респектом, и тебе дороги и желудок, и кишечник с печенью, то жрать сраную шаверму у хачика ты не станешь, а поедешь на своем мерине в какой-нибудь ресторан, да подороже. И будешь там кушать лососинку на пару или телятинку под французское винцо хорошего урожая. И такой обед уже обойдется не в сто рублей. А в двести долларов.

Так и с девочками.

Хочешь получить долгое и классное удовольствие, плати хорошие бабки – получишь рай на земле, тебе и тело красивое покажут, стриптиз, танец живота. А потом и обласкают всего, как шаха персидского оближут и залижут…

А нету хорошего бабла – и удовольствие будет тебе на триста рублей соответствующее, быстрый перепих в кабине КАМАЗа…

Девочка пятнадцати лет без красивого бельеца, без манер, без связного владения языком (не говорим уж об иностранном, на своем-то родном только матюгами чешет), без покровительства и без угла на Москве – на что она может рассчитывать? У нее только звериный блеск в глазах, да зубки пока еще целенькие, остренькие и беленькие. И венки на нежных руках пока еще не исколотые…

На что она может рассчитывать?

На третий день ее самостоятельных вылазок на панель подберет ее местный бандюган и прекратит ее самодеятельность.

Сперва сам отдерет во все места, да с дружками поделится. А если ерепениться будет девчонка, накажет жестоко. Может, даже и убъет. А что? Кто ее искать будет?

Мать, проститутка из Подольска или Великих Лук?

А потом поставят девчонку к конвейеру.

Как у Форда в Детройте.

Три минуты – три болта гайковертом, и следующая машина.

Так и здесь: час – одна или в бойкий день две посадки.

На переднем сиденье минет, на заднем сиденье анал и классика.

Пятьсот – шестьсот рублей в час.

Из них тебе самой – сто…

За день как раз на дозу герыча и на булку с баллоном пепси.

Пять лет так работаешь, а потом без пенсии на кладбище.

Вернее, на кладбище таких не хоронят.

Нас в пластиковом мешке в неопознанные и после года хранения – в крематорий.

Такие, вот, сестренка, университеты московские я прошла и закончила!

Жанна Д Арк Я посмотрела кино французское, про Жанну Д Арк.

Мне сутенер наш, Лёша, выходной по болезни разрешил.

Посмотрела и проревела потом часа полтора.

Вот девка!

И я решила, что исправлюсь, только вот смогу на ноги встать – уйду… Уйду от Лёши и найду свою дорожку.

Мне тоже хотелось кого-то спасать.

Пусть не Францию, пусть не короля, но обязательно собою жертвуя.

На третий день, едва температура спала, постирала я вещички, погладила, привела себя в порядок, чтобы не совсем страшилой быть, украла наш девишный общачок – там у нас с девочками что-то около трехсот баксов было на черный день, что мы от Лёши нашего прятали – написала девчонкам записку прощальную-покаянную, да и отправилась к ближайшей станции метро.

Москва большая.

Переехать на другой ее конец – это как в другую страну попасть!

Никто никогда не найдет.

Как я хочу жить?

Если бы я училась в школе и мне бы задали написать сочинение на такую тему, то я бы написала два варианта.

Первый вариант:

Я не хочу жить вообще.

Потому что больше всего на свете я бы хотела иметь отца.

Доброго, веселого, сильного…

Как на рекламах сыра, фруктовых соков и молока, где семья всегда такая радостная и где папа всегда такой улыбчивый и дочку свою подбрасывает в воздух, а та хохочет… Выпьют все молока семейкой, и папа давай дочку кверху подбрасывать, а мама, вся такая модная, молодая, смотрит и улыбается.

Я от такой рекламы, наоборот, смотреть теперь на эти соки и на это молоко не могу! Как увижу эти продукты на столе, сразу про рекламу вспоминаю, где папа добрый, сильный и веселый, а мама модная, красивая и молодая… И ведь кому-то достались такие родители. Кого-то ведь и вправду подбрасывали в воздух сильные и добрые отцовские руки?

А у меня мама в свои сорок выглядит на шестьдесят пять. А отца моего поездом раздавило, когда он пьяный с халтуры какой-то возвращался.

И никто меня не подбрасывал. И никогда я не хохотала, подлетая ввысь, чтобы упасть в добрые и теплые ладони отца.

Меня в тринадцать мамкин сожитель иллюзий лишил вместо этого.

Так что, по первому варианту_ не хотела бы я жить никак.

Потому что заново не переродишься и не сделаешь так, чтобы в прошедшем твоем детстве появился бы отец. Красивый, добрый и сильный.

Но я бы написала еще и второй вариант сочинения:

Как бы я хотела жить?

Во-первых, если уж не помирать, а продолжать коптить небеса, то жить с музыкой и с цветами. По полной программе!

Чтобы было у меня всё-всё-всё!

И квартира четырехкомнатная в центре, и дача кирпичная двухэтажная на берегу реки, с бассейном и со всеми удобствами, как в городской хате. И машин – две, а то и три. Повседневная, потом джип для дачи и еще спортивная с откидным верхом!

И еще чтобы прислуга была. Слуги настоящие, как в сериале про новых русских! И горничная, и шофер, и дворецкий, и повар…

И уж если жить, то так, чтобы все завидовали.

Чтобы так завидовали, чтобы до оскомины в зубах завидовали, чтобы от зависти у всех шею бы сводило так, чтобы не повернуть! Во как чтобы завидовали!

А для такой зависти надо бы еще, чтобы муж был красавец, типа артиста Певцова. И еще друг мужа, любовник, типа артиста Хабенского.

Вот тогда бы все эти, у кого в детстве папаша был красивый и добрый, кого в детстве в воздух подбрасывали, тогда бы все эти от зависти обосрались.

А мне бы от этого стало хорошо.

Вернее, не совсем хорошо, а чуть полегче, чем теперь. … …

У каждого человека есть Ангел.

И у каждого существа тоже…

Один умный мужик у нас в бане анекдот такой рассказывал, мол, копошатся в куче навоза червяки, и один червяк свою мать-червячиху спрашивает про этот самый навоз, мол, что это, мама? А та ему отвечает: "Это родина наша, сынок". А червяк показывает матери на муху навозную, что кружит над кучей, и спрашивает: "А это что?" "А это – Ангел", – отвечает червячиха.

Дурной анекдот!

Но смысл в этом анекдоте есть.

Моим Ангелом могла оказаться такая же навозная муха, как и я сама…

Она им (или ею) и оказалась.

Потому что у каждого человека есть свой Ангел.

Ее звали Марго.

Маргарита Александровна.

Она вычислила меня.

Опытным взглядом вычислила, как рентгеном пронизала, когда флюшку с узкой груди снимают, и все сразу поняла, какого я поля ягода.

– Хочешь жизни нормальной и чистой? – спросила меня Марго.

А кто же не хочет?

Вот и стала я жить на ее даче и работать чем-то или кем-то вроде горничной с некоторыми особыми правами и видами на повышение. Как бы стажеркой и кандидаткой в домоводительницы.

– Ты моя маленькая хозяйка, – говорила Марго, щипая меня за сытую, отъевшуюся за три месяца на ее харчах щеку.

Марго была, судя по всему, еще той самой проституткой, про которых легенды при советской власти, при коммунистах ходили, они-де только с иностранцами и только за валюту. Прошла моя Марго, надо полагать, и огонь, и воду…

А когда бизнесом разрешили заниматься, она все свои накопления в дело вложила.

Был у нее мужик, Алексей Иваныч… За ним она как за каменной стеной была. Но убили того Иваныча лет пять тому назад.

Теперь Марго вся белая, пушистая и в шоколад упакованная!

Бизнес ее – совершенно легальный, рекламное бюро, студия компьютерной графики, гостиница, парикмахерская-салон красоты и еще какая-то хрень.

Денег у Марго до хрена и больше.

Сама на огромном джипе размером с двухкомнатную хрущевку да в шубах. Да в брюликах…

Взяла меня к себе.

Надо, говорит, надо начинать добрые дела делать, а то потом поздно будет, когда помрешь…

Марго, вообще, много умных вещей говорила.

Мудрая она!

Потому что с огромным количеством умных и богатых мужиков переспала.

Наверное…

Марго вот спрашивает:

– А знаешь, чем отличаются эти, из хороших семей, от тебя?

Я молчу, только плечиками пожимаю.

– Они книжки читали – и про жизнь из книжек знают, а ты через все это сама, своей шкурой прошла.

Я киваю…

– Так у кого закваска крепче? – спрашивает Марго.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Дура ты, – хлопает меня ладонью в лоб Марго. – За одну тебя, такую, какая ты есть, я и пятерых из благополучных семей не дам! …

Из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Между Алкой и Бабасом точно что-то происходит. Если раньше у них просто был обычный треп, то последние дни я по их глазам вижу, что между ними что-то серьезное рождается. Это сразу можно определить – интуиция. Раньше они общались, как одноклассники, которых за одну парту учительница заставила сесть, а сейчас уже нет. У обоих глаза блестят, улыбаются… Плохо дело! Я немного запуталась в происходящем. Это что же получается – ученая Алка у меня из под носа парня уводит? Перспективного, на которого я очень рассчитываю, парня. А он, что же?

Чем он думает? У них же все идет к тому, что вот-вот они в постель запрыгнут.

– Слушай, – спросила я у Нежки. – Ты ничего не замечаешь между этими двумя?

– Кем? – переспросила Нежка. Ну совсем дура! Вообще, кроме своего Бармалея, ни фига не видит.

– Ва-ау! Ну ты даешь! Между Алкой и Бабасом!

– Да не знаю. Ничего особенного. И так же ясно было, что они друг к другу неравнодушны.

– Слушай, ну неужели эта Алка может казаться сексуальной.

– Да не знаю я! Не знаю! – заладила как дура Нежка. – Я ж не парень, чтобы знать сексуальная она или нет. Как мне кажется, она очень симпатичная. Вот и флаг им в руки.

Очень мне все это не нравилось… Но ни фига не поделаешь… Остается только ждать, когда Барабасу эта Русалка надоест. То, что она при камерах в постель с ним все-таки не запрыгнет, мне кажется очевидным…