Текст книги "Проститутка Дева"

Автор книги: Andrew Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

4.

Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу «Последняя девственница» Русалочки.

Наверное, я влюбилась.

Хотя, слово это, "влюбилась", мне не нравится. Более правильно сказать – полюбила.

"Влюбилась" – это слово описывает скорее что-то более чувственное, более телесное и менее душевное, чем то, что кроется за словом – полюбила.

Недаром говорят иногда "влюбилась как кошка".

А разве говорят "полюбила как кошка"? Нет, не говорят!

Я, Вера, полюбила его, Ивана.

А интересно!

Сколько в истории нашей страны за все годы ее существования девушки по имени Вера влюблялись в парней по имени Иван?

Наверное, не менее ста миллионов раз!

Значит…

Значит мой случай – банален?

А ведь внутренне так сложно смириться с тем, что твой мир, мир который в тебе, в твоем сердце, в твоей голове, в душе, который нервными окончаниями, нервными клеточками сросся с твоим сознанием и с телом, вдруг кто-то объявляет этот твой мир – банальным… И как пережить? Как признать, что это родное, это твоё, то, что мы, медики, называем принадлежной органикой, как признать, что это банально?

Твоя любовь, порывы твоей души? Это как маленькому ребенку, который еще не умеет красиво выразить словами свои мысли и чувства, сказать, что признаваясь маме в любви, он несет банальщину и слова его – это жалкий лепет.

А вот для Бога, для ангелов это не банальщина. Если мысли чисты, и если в словах признания правда и искренность чувств.

Да, бывает, наверное, встречаются необычно одаренные люди. И когда они признаются друг другу в своей любви, они находят какие-нибудь необычные слова.

А как было у Льва Толстого?

Ведь это он себя описал в Анне Каренине, когда вел линию Левина.

Как он объяснялся с Кити?

Дышал на стекло и писал на нем пальцем.

Кстати… Кстати, мне кажется, что состояние влюбленности оно противопоказано гениям. Таким как Толстой.

Потому что любовь и окрыляет, и ослепляет одновременно.

А гений должен быть зрячим. Со стопроцентным зрением и без розовых очков.

Вот Иван…

Вот Иван, он мог бы полюбить?

Я думаю, что любовь – это органические изменения. Здесь не от головы.

Скорее голова приспособится и примет органику.

Я люблю его тело, его запах, его походку, его руки, его глаза…

А то, что он говорит, я люблю уже довеском, как приданое, как прилагаемое к этой главной, органической любви.

И вот беда, я шла сюда на это, в общем, противное мне шоу только ради папы. Ради моей любви к нему. Пошла сюда, чтобы заработать миллион для того, чтобы папа не страдал, потеряв свою работу, которую считал делом и смыслом всей своей жизни.

Он ведь говорил мне, когда мы сидели с ним в кафе, когда он приехал извиняться передо мной за то, что не смог подарить мне машину, как обещал. Ах, папка, папка…

Какой, ей-богу, дуралей! И почему он вбил себе в голову, что нужно обязательно дарить дорогие подарки? Что только через это, через подарки он может рассчитывать на взаимность. В этом его несчастье. Он страдает от того, что бросив нас с мамой, уйдя тогда от нас, он лишился обычного гарантированного кровным родством права на мою любовь. И поэтому принялся задаривать меня с самого раннего детства то куклами, то компьютерами, то заграничными турпоездками…

А я его и так, без всего этого всегда любила и люблю. Но он вбил себе в голову, что за его уход от нас с мамой он должен теперь платить подарками и завоевывать меня, покупать что ли?… И тут эта неприятность у него на работе, которая для него обернулась настоящей катастрофой.

Тысячи, сотни тысяч людей, миллионы людей теряют работу. И любимую работу тоже.

И денежную, и престижную…

Но тем, у кого есть семья – жена, дети… Тем легче, жена, если любит, утешит и поможет перенести, преодолеть тяжелый период биографии. И дети тоже помогут.

А папка?

А папка оказался в этот момент один.

И еще мама не без злорадства сказала (откуда она только узнала?), что и подруга папу бросила, бросила сразу, как папа работу потерял.

Значит, не любила.

Ей папа, наверное, тоже подарки дарил?

А я бы Ивана не бросила, если бы он работу потерял…

Но это уже о другом.

Я пришла на это неприятное для меня шоу (Боже! Я ведь еще и академический отпуск в институте для этого взяла – я ведь год пропущу и от своей группы теперь отстану) – я пришла сюда из любви к папе…

А выйду из любви к Ивану.

Вот как получается!

ГЛАВА 10
1.

– Знаешь, как интересно теперь звучат слова пророков из Писания? – спросил Джон.

Энн молча вела автомобиль и курила.

– В том месте, где про то, что все тайное становится явным, – добавил Джон.

Энн снова не ответила. Она думала о своем. О новой подруге – о русской. О Марии.

Агенту нельзя привязываться к объекту своей разработки.

Но Энн считала себя плохим агентом.

В анкетах писала одно, на экзаменах по специальности отвечала все как надо, а думала, а сердцем чувствовала как человек, как женщина.

– Помнишь, как у Ллойда Вебера в Иисусе-Суперзвезде? "The rocks and stones themselves would start to thing", – процитировал Джон и даже запел-замурлыкал в свои викторианские усы.

Энн понимала, это Джон про новые технологии, про ту заколку-прослушку, которую ничего не подозревающая Мария купила для своего мужа в подарок на русский праздник мужчин.

Технологии действительно были впечатляющими. Заколка с галстуком не были микрофоном и передатчиком. Против такого рода клопов в посольствах всего мира уже давно стоят устройства, регистрирующие работу передатчиков слабого действия, поэтому навешивать на генерала Макарова простого клопа с микрофоном, было бы наивным действием школьников, играющих в разведку. А они с Джоном работали не в школе.

Заколка с галстуком были гаджетом нового поколения, представляющим совершенно новую технологию фиксирования информации. В данном случае, пока еще только звуковой.

Чтобы не быть пойманной, зафиксированной защитными устройствами российских контрразведчиков, инженерная служба разведки Ее Величества разработала систему, которая не передает разговор генерала с послом в прямой эфир, а только записывает его. Причем новые технологии позволили избавиться от традиционных методов – микрофон-магнитофон-пленка и прочая безнадежно устаревшая дребедень!

Информация, вибрация и колебания теперь записывалась, вернее, просто фиксировалась самим предметом… Галстуком. И ни один прибор в России не смог бы обнаружить факта какой бы то ни было необычности этого галстука. Галстук и галстук! Застежка и застежка – хоть распили, хоть порви на части, нет в них никаких микросхем и записывающих головок! Просто предмет запоминает колебания.

Вот так! И потом только надо приложить к этому предмету специальный прибор и считать запомненные им колебания.

Сделать это предстоит Энн Дивенлоу, подруге Марии Витальевны.

Она найдет благовидный повод для визита к ней домой, усыпит внимание подруги, проникнет в гардероб ее мужа, найдет галстук и приложит его к своей сумочке буквально на десять секунд – всего и дел!

– Может, искупаемся? – предложил Джон. – А потом выпьем где-нибудь?

Энн знала, Джон тоже был плохим агентом, он не умел сдерживать внутренних позывов и проявлял в работе много эмоций.

Нация вырождается на глазах.

Где классический английский тип разведчика?

Канули в Лету времена великих, каким был Лоуренс Аравийский…

В кино показывают новую сказку о Джэймсе Бонде, а реальные агенты разведки Ее Величества – трусоваты, глуповаты, слабоваты на передок и все отдадут и продадут за полуденный секс с послеобеденной выпивкой.

– Нет, не поедем мы купаться, – ответила Энн. – Надо ехать к аналитику.

Джон знал.

Собственно, он сам был соавтором идеи, что шоу с этим инициативником, с Иваном, – это неплохое средство воздействия на мадам… Как они в России называют таких любовниц? Сахарная мама? Неплохо!

Аналитик на то и был аналитиком, чтобы придумать лишенную принужденных неловкостей ситуацию, которая выглядела бы совершенно естественно… Когда Энн смогла бы окончательно завербовать свою новую подругу. Теперь предстояло как-то обставить ситуацию, при которой Энн и Мария могли бы случайно включить телевизор и случайно увидеть там Ивана…

Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки У Нежки с Бабасом все на мази, тусуются вдвоем туда-сюда. Перешептываются. Даже неинтересно, ясно, что дело кончится постелью. Интересно, покажут по всей стране эту сцену, без купюр, как есть? А может, вообще ее качественно срежиссируют?

Главреж нас в свои планы по поводу этого не посвящал. Но это все пофиг…

Главное, что Карабас после нашего с ним разговора, после моих непрозрачных намеков на меня, кажется, вообще внимания не обращает. Я ему всем видом сигнализирую, и вздыхаю при нем загадочно, и глаза прикрываю, типа, смущаюсь. И одеваюсь как можно сексуальнее. А он – ноль эмоций. Понятно мне, в чем там дело – это Алка его сбивает. Я ж не буду с Бабасом умные разговоры вести на французском и музыку эту отстойную слушать. Я понимаю, что ему с ней интересно, но что эта Алка понимает в сексе? Она ж действительно девочка. Жизни не видела.

Книжек начиталась и корчит из себя всезнайку. Не воспринимаю я ее как соперницу.

Просто, наверное, Карабас пока замыкает. Я ж вижу, что смотрит он в мою сторону не без интереса. Да и смысла нет им с Русалочкой сходиться, как я понимаю, они ж оба – блатники. Им смысла нет вдвоем в койку прыгать. Я почти уверена, что Русалочке и достанется этот миллион, а они уж там его и поделят как надо. Но перетереть с Русалкой эту тему просто необходимо. Что у нее на уме. ….

Жить осознанно?

Никто так не живет.

Разве что единицы из миллионов – философы.

Но жизнь философов, как правило, не задается.

Как жил Кант в своем Кёнигсберге? Счастливо улыбаясь, глядел на звезды, а счастья земного не имел!

Великий Ницше имел такие роскошные усы, и другом его был Вагнер… А с женщинами?

А с женщинами счастлив не был!

Жить осознанно?

Это значит ответить на главный вопрос – "зачем"?

Определиться с пресловутым "смыслом жизни".

И если после этого определения не захочется сразу покончить с собой, то тогда придется пойти дальше и определить жизненные приоритеты. Что и кого беречь и спасать? Вечную душу ли? Или благословенное здоровье чресел и желудка?

У женщин с этим все бывает легче и проще.

Они проскакивают первую позицию (необходимости определиться с главным, с "зачем") и сразу перескакивают на распределение приоритетов: типа дом-семья, дети и душевное спокойствие и комфорт… или – гулять, пить, кутить, танцевать и песни петь!!!!

Это происходит от того, что в женщинах центр тяжести ближе к земле.

У них таз развит больше, чем голова, по массе.

А от низкого центра тяжести они более устойчивы в равновесии и менее склонны ко всякого рода дестабилизирующим рефлексиям.

Поэтому и Мария Витальевна всегда быстро приспосабливалась, автоматически и не задумываясь, на подсознательном автопилоте находя верный жизненный путь.

Что?

Полюбить теперь мужа, когда он вдруг появился в ее жизни этак по-английски, out of the blue?

Кстати.

Кстати говоря, у нас у русских отчего-то "на английский манер" ассоциируется только с обычаем исчезать с вечеринок без того, чтобы попрощаться с гостями и хозяевами, а на самом-то деле английский манер заложен не в факте исчезновения, а в факте появления "out of the blue", что по-русски означает "вдруг откуда ни возьмись"!

И вот в ее комфортной московской жизни, в которой все было – и квартира на Екиманке, и Мерседес-кабриолет, и кредитки гоулден виза, по которым без лимита можно было покупать в бутиках Жуковки и Барвихи, и теннис с красивыми голубоглазыми блондинами – где все было, вдруг появился муж, который до этого присутствовал только в поле мнимых чисел. И нужно было теперь бросить эту привычную столичную жизнь в России, ради супружеского долга и ехать в самую далекую даль, до которой тридцать часов лёту и восемь промежуточных посадок в местах с самыми экзотическими названиями – Катманду, Бомбей, Куала-Лумпур, Бангкок, Джакарта…

И вот вопрос!

Если муж существует только там, на уме, то почему супружеский долг перед мнимым виртуальным супругом должен быть реальным?

Супруг был виртуальный, а лишения связанные с супружеским долгом – самые что ни на есть материально-воплощаемые.

Мария Витальевна, слава Богу, не задумывалась над этим.

Она просто определилась на уровне подсознанья.

Надо!

И сделала правильный выбор, потому что дело было не в мнимости виртуального супружества с Макаровым, а в реальности материальных благ, кои от этого супружества происходили.

Муж, может быть, и был виртуальным, но деньги, которые он давал на жизнь, они были в высшей степени реальными.

Потому что всё: и теннисная ракетка за пятьсот долларов, и утренний круассан с финским маслицем, и бензин в баке Мерседеса, на котором Мария Витальевна ехала после завтрака на корт, – все эти реалии московской жизни были оплачены мнимым виртуальным мужем…

И был бы в ее жизни красивый мальчик Иван Борщанский, не будь у нее виртуального мужа?

И были бы в ее жизни те два красивых молдавана, что клеили обои в ее гостиной в квартире на Екиманке?

Не было бы мужниных денег, не было бы и теннисной ракетки, не было бы и денег на ремонт квартиры, не было бы и корта, на котором она познакомилась с Иваном, не было бы и квартиры, и "Мерседеса", и кредиток…

Но что-то бы вообще было вместо этого?

Наверное…

Но это уже была бы другая реальность.

Может, в ней был бы скучный муж-бизнесмен, который приставил бы к Марии Витальевне платного агента – подсматривать за ее любовными связями? А может, в новой реальности была бы бедная жизнь учительницы английского языка, работающей в обычной московской школе, и муж простой инженер? …

Счастье Марии Витальевны было в том, что она никогда не задумывалась, она просто жила.

Жила, доверяясь автопилоту, который был у нее не то в теменной, не то в затылочной части… А может и вовсе не в голове, а ниже? Но был!

Автопилот в ней точно, на все сто процентов присутствовал.

– Люблю я тебя, заразу, – признался ей Макаров, крепко обнимая и по-хозяйски прихватывая, облапливая ее руками во всех сладких мягких местах ее нежного тела.

– Люблю и за это все прощаю.

Мария Витальевна улыбалась и исподлобья бросала на мужа игриво-ласковый взгляд.

Собственно, а что?

Можно и с мужем жить!

Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Алка как всегда сидела в позе сфинкса и читала очередную книженцию.

– Что читаешь? – спросила я как можно доброжелательней. – Интересно?

– Нет, это не очень, – Русалочка зевнула, прикрыв рот рукой, и натянула плед на ноги. Все-таки есть в ней определенный шарм, уж точно не как у бестолковой Нежки.

– А что так?

– Да это учебник по латыни. Вот, решила повторить.

– Вау! – я вообще обалдела. – Ты чё, ещё и по-латыни разговаривать учишься?

Алка засмеялась:

– Да ты что? Кто ж на латыни разговаривает? Это мертвый язык. Язык медиков и юристов. А я в медицинском учусь.

– Ах ну да, ну да, точно! – вспомнила я и запнулась. Ну вот о чем будешь с этой ученой дамой говорить?

А она вдруг сама мне комплимент отвесила:

– Знаешь, Шапо, мне нравится, как ты одеваешься.

– Правда?

– Ну да, ты всегда с большим вкусом подбираешь одежду. Это, между прочим, не всем дано.

– Ну как же, надо выглядеть на уровне, – усмехнулась я. – На нас же вся страна смотрит.

– Так уж и вся? – засмеялась Алка и посмотрела на черные зрачки направленных на нас камер.

– Ну, если не вся, то две трети точно. Так что нужно быть на уровне, а не как эта Нежка. В ней ведь что? Только бюст! А так она, если присмотреться, склонна к полноте. Не замечала?

– Нет, – честно призналась Русалочка.

Я решила, что можно приступить к обработке этой умненькой девочки и сразу в лоб спросила:

– Слушай, Алочка, а вот тебе кто больше из наших парней нравится? Я так понимаю, что с Карабасом у вас дружеские отношения, а вот сексуально кто тебя больше привлекает?

И тут Алка вспыхнула, покраснела, уткнулась в свою латынь и тихо, но строго так мне и заявляет:

– Я предпочитаю об этом не распространяться. Тем более перед камерами.

Для меня это было неожиданностью. Я взбесилась даже и закричала:

– Ну ты подруга даешь, блин! А чего ж ты тогда на шоу приперлась? Книжки читать?

Ах, ну да, конечно! Миллион зарабатывать! – тут я повернулась к ближайшей камере.

– Так что, дорогие телезрители, главное – нашей Русалочке свои финансовые проблемы решить!

Да уж, по-дурацки это у меня вышло, но наплевать. Или вырежут, или зрители оценят искренность чувств и эмоций, все равно – хуже не будет. Короче, разговор у нас получился тупиковый, а тут еще Волчара притащился:

– Чё, девчонки, ругаетесь? – радостно спросил он. – Люблю когда девки ругаются!

И Волк принялся рассказывать про свой рынок, про то, как однажды он видел драку двух торговок и какой это был кайф.

– Да заткнись ты! – прервала я его дурацкий рассказ.

– А чё?! – не унимался Волк. – Одна торговка, лет сорока которая, у другой чуть ухо не откусила! Ты бы видела, кровища хлестала! Ментов понаехало! Вообще – атас!

Вроде бы чего там – ухо, а крови – фонтан.

– Ну не дурак ли? – меня передернуло.

А Волк к Алке обратился:

– Алочка, ты же медик, вот просвети меня, чего там в ухе такое отгрызть можно было, что кровища хлестала, как из крана.

– Волк, прекрати, – презрительно ответила Алочка. – Действительно, ведь противно слушать!

– А я чего? Я ж думал, вам интересно!

Я тогда поняла, что, и правда, тяжело это – в закрытой комнате с одними и теми же людьми находиться. Выслушивать весь этот бред! Хоть бы французский, действительно, знать, можно было бы с Карабасом на французском разговаривать.

Вот блин! Поскорей бы все это дело закончилось! Ничего-ничего скоро Бабас ко мне как миленький прискачет! Не все же ему с этой Русалкой друг другу по ушам ездить.

2.

Жить с мужем или одной лучше?

И хочет ли современная девушка вообще замуж?

Эту темку подбросил врио.

Надо было теперь эту темку на кухне повертеть-покрутить.

– Слышь, Нежка, выходи за меня, а?

Все на шоу давно для удобства сократили и трансформировали свои ники.

Белоснежка превратилась в Нежку, Красная Шапочка на французский манер стала Шапо с ударением на "о", Русалочка – стала Алочкой без двойного "эль".

И парни тоже упростились.

Серый Волк стал просто Волком, Бармалей стал откликаться на Барлей, а Карабас-Барабас превратился у них в Бабаса.

Общаться стало легче.

– Слышь, Нежка, выходи за меня, а? – повторил Барлей. – Хатку на наш приз купим на Москве, размножаться начнем!

– Я приз получу, и на фиг ты мне сдался, – откликнулась Нежка из своего угла.

– А чтобы размножаться! – настаивал Барлей.

– Зачем ей от такого урода рожать? – встряла в разговор Шапочка-Шапо. – Если Нежка отсюда с призом выйдет, при ее-то внешних данных да с деньгами она и поприличней кого найдет.

– Да и вообще, зачем мне дети? – хмыкнула Нежка. – Я по странам по разным поезжу, в Америку, в Бразилию на карнавал, на эту на как ее? На Капакабану!

– Точно, Нежка, ты с твоей грудью на карнавале как самбу-мамбу-ламбаду начнешь трясти, так все негры сбегутся на твою попку да титьки поглядеть – слюну пустить, – поддакнула Шапо. – Любви будет целый Тихий океан.

– Там у них Атлантический, – поправил Барлей.

– Ух ты! Он какие вещи знает, – изумилась Шапо. – Может, мы его недооценили?

– Наша главное достоинство не здесь, – Барлей показал себе на лоб. – А здесь, – и он перевел указательный палец себе на гульфик.

– Ну, если деньги будут, то тоже приезжай в Бразилию, – лениво зевая и не прикрывая при этом рта, сказала Нежка.

– Точно, – кивнула Шапо. – Негритянку-бразильянку себе отхватишь.

– Не, – замотал головой Барлей. – Я лучше на свой приз фото-студию открою на Филях и стану там модных девчонок фотографировать для анкеток, для портфолио, для Интернета…

– Ты – и бизнесмен? – хмыкнула Шапо.

– А что? – воинственно выпятив грудь, переспросил Барлей. – Не похож, что ли, на бизнесмена?

– Как моя бабушка говорила, хозяйство вести – это не мудями трясти, – смерив глазками собеседника, фыркнула Шапо. – А ты, Барлей, не обижайся, но ты парень без мозгов, тебе даже до Волка и то далеко, не то что до Бабаса нашего, где тебе приз заработать? Тебе ни одна девчонка у нас не даст!

Как ни странно, Барлей не обиделся, а наоборот, вдруг рассмеявшись, хлопнул себя по колену и громко спросил, обращаясь ко всем присутствующим:

– А если я вместо девчонки, Бабаса вашего трахну или Волка? Сколько мне денег спонсоры из "До-До" отвалят? А?

Девчонки засмеялись.

Нежка громко и заливисто, а Шапо хмыкнула пару-тройку раз.

– Или если я буду сам себя трахать каждую ночь? – Барлей увлеченно принялся развивать тему. – Сколько мне дадут эти итальянцы из "Бель-Эттона" и из "До-До"?

Если за каждый раз по триста баксов, то я готов по три раза за ночь!

– И тебе не стыдно? – изобразив невинное личико, спросила Шапо.

– А ты думаешь кто-то всерьез здесь верит в то, что вы тут все девочки? – вопросом ответил Барлей.

На третьей камере загорелась красная лампочка.

Надо было поворачиваться лицами к работающей камере.

И одному из участников шоу, чей черед по договоренности наступал, предстояло переодеться в новую тряпочку от "Бель-Эттона".

На этот раз это была Шапо.

Она лениво потянулась, выгнула спинку…

Уже знала, что режиссер сейчас возьмет крупный план.

Потянулась и принялась стягивать с себя свитерок, оставаясь в черном лифчике с кружавчиками…

– А мне девчонки с маленькими титечками больше нравятся, – сказал Барлей, оборачиваясь к Шапо. – Так что давай, выходи за меня, я тебя любить буду, а Нежка пускай себе едет в Бразилию к неграм, родит там от кого-нибудь футболиста для ЦСКА…

Шапо встала перед Барлеем, и, делая жевательные движения челюстями, стала пристально глядеть на него, все еще держа в руках не надетую покуда обновку от "Бель-Эттона".

– Любить меня будешь? – переспросила Шапо.

– Буду, – кивнул Барлей.

Шапо лихо села к Барлею на колени, расставив ноги и лицом к нему.

– Ну! – сказала она томно и искательно. – Ну… ну так люби!

Барлей положил руки на чашечки ее черного лифчика.

– Но-но! Не трогать! – прикрикнула Шапо, шлепнув Барлея по рукам.

– А как же любить? – удивленно спросил Барлей.

– Глазками, глазками люби, – ответила Шапо и часто-часто заморгала длинными ресницами, а потом так же легко, как и села, вспорхнула с Барлеевых коленок.

– Вот и пойми вас, девок! – буркнул Барлей. – Чего вам надо?

– Денег и любви, – назидательно заключила Шапо. – Потому что нет денег – нет любви, как финны говорят, кюрпа сесси, йола раха…