Текст книги "Проклятие эльфов"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

– И слишком много смертей – из-за вашей небрежности, – вкрадчиво напомнил Диран. Серина заметила, что его кубок с вином согрелся, и принесла новый, охлажденный. Лорд не заметил ее стараний; все его внимание было приковано к жертве.

Надсмотрщик побледнел.

– Но, мой лорд, я же говорил вам, что цепи в кузне необходимо…

– Смертей, произошедших из-за вашей небрежности! – повторил Диран и откинулся на изукрашенную узорами спинку резного деревянного кресла. – Боюсь, мне придется преподать вам урок того, как следует заботиться о ваших орудиях, Горис. Полагаю, у вас есть дочь?

– Да, мой лорд, – прошептал надсмотрщик. На мгновение он вскинул голову, и Серина заметила беспомощный, лишенный надежды взгляд существа, угодившего в ловушку. – Но она – моя единственная наследница…

Диран жестом отпустил Серину.

– Выдайте ее замуж за Дориана. Он давно докучает мне просьбами дать ему невесту, а его норма выработки, в отличие от вашей, выполнена с лихвой. Посмотрим – возможно, его кровь окажется сильнее вашей.

Изумрудные глаза надсмотрщика потрясенно расширились.

– Но, мой лорд! – попытался протестовать он. – Ведь Дориан…

Внезапно он запнулся на полуслове, и его зрачки сузились от страха.

Лорд Диран медленно подался вперед.

– Да-да? – с ядовитой мягкостью переспросил он. – Вы что-то сказали?

Он приподнял бровь – Серина хорошо знала это движение. Оно означало, что, если лорда рассердить, последует удар.

Надсмотрщик застыл от ужаса.

– Ничего, мой лорд, – еле слышно прошептал он.

– Полагаю, вы собирались сказать «но Дориан же извращенец», – спокойно произнес Диран. На лице его была написана полнейшая безмятежность. – Вам не нравится тот факт, что Дориан предпочитает человеческих самок скучным эльфийским девам. Точно так же, как и я. О чем вы наконец-то вспомнили.

– Нет-нет, мой лорд! – попытался возразить надсмотрщик, едва сохраняющий дар речи. Серина заметила, что несчастного бьет легкая дрожь. Эльф стиснул руки, чтобы их дрожание было менее заметно.

Диран продолжал взглядом удерживать надсмотрщика на месте – как птицу держит взглядом смертоносная гадюка.

– Вы совершенно правы, предполагая, что Дориан предпочитает своих наложниц бесцветным эльфийским девицам. И тем не менее Дориан намерен выполнить свой долг и обзавестись наследником, как бы неприятно и уныло это ни было. Точно так же, как и я. А у вас как раз есть дочь, достигшая брачного возраста. Правда, она только-только вступила в него, но этого довольно. Все, что требуется Дориану, – это способность к деторождению. Честно говоря, я полагаю, что он, возможно, даже предпочтет невесту, не желающую этого брака. Но вы выдадите ее за Дориана, Горис. Потрудитесь выполнять.

У надсмотрщика побелели губы, но все же он кивнул, медленно поднялся и повернулся, собираясь уйти.

– Кстати, Горис…

Надсмотрщик обернулся. Он был похож на человека, которого мучает ночной кошмар. Лицо его посерело от страха.

– Присмотрите за кузнечными цепями сами. Вы достаточно владеете магией, чтобы справиться с этим, – лорд обворожительно улыбнулся. – Если, конечно, то, что вы мне говорили, – правда. Конечно, вам потребуется напрячь все силы, но все же вы должны справиться. Если я увижу, что вы усердно трудитесь, то позабочусь, чтобы ваша дочь получила развод сразу же после того, как родит Дориану наследника.

Надсмотрщик побрел к двери, понурившись и опустив голову. Диран рассмеялся. Серина знала, что насмешило лорда. Если Горису придется напрячь все силы, чтобы при помощи магии починить кузнечные цепи, это значит, что потом надсмотрщик несколько недель будет лежать пластом от изнеможения и по меньшей мере месяц не сможет пользоваться магией, не страдая при этом от жестокой боли.

Что же касается юной дочери Гориса, надсмотрщик Дориан, несомненно, сразу же после свадьбы затянет ее в постель и будет иметь, пока она не забеременеет, а потом бросит ради объятий своих наложниц.

Диран опустошил кубок и стал ждать, пока сенешаль не предоставит ему на рассмотрение следующее дело. Как только лорд поставил кубок на стол, Серина тут же наполнила его вином. Ей не было жаль дочь Гориса. Если девушка хочет преуспеть, она должна быть такой же безжалостной, как все прочие эльфийские лорды и леди. Если же она на это не способна, то она заслужила свою судьбу.

«Горис не знает, что цепи в кузне были испорчены нарочно». Это было одним из преимуществ постоянного пребывания рядом с лордом – Серина еще с первого сообщения о поломке знала, что цепи были ослаблены при помощи магии. Не исключено даже, что это проделал сам Дориан. Впрочем, Диран предпочел считать, что это работа кого-то из его соперников по Совету. Это было вполне вероятно. Среди членов Совета или тех, кто стремился туда попасть, такие выходки не были редкостью. Возможно, это был всего лишь еще один ход в бесконечной игре интриг и кровной вражды.

Горис и Дориан тоже были втянуты в эту игру. Но их незначительное общественное положение и невысокий уровень магических сил гарантировали, что они навсегда останутся всего лишь прислугой более сильных эльфийских лордов. Лишь одно удерживало лордов от перехода к открытым убийствам – низкая плодовитость эльфов. Эльфинской паре могло понадобиться несколько десятилетий, чтобы обзавестись одним-единственным ребенком. Если бы кто-то рискнул перейти к убийствам своих противников, преступник мгновенно сделался бы для всех – всех без исключения – мишенью номер один.

Когда к твоим услугам целый мир, легко подумать, что господа этого мира ограбят его и пойдут дальше. Но эльфийские лорды благоразумно заботились о своем имуществе. Иногда Серина недоумевала: в чем причина такой странной сдержанности? Впрочем, о людских ресурсах они заботились куда меньше: люди плодятся быстро, и если раб умирает, ему всегда найдется замена. Высоко ценились лишь искусные ремесленники.

«Если ты возвысишься, то лишь благодаря собственным усилиям».

Серина прилагала все усилия, чтобы удержаться в числе ценных рабов.

Она гордилась Дираном. Только за последние несколько месяцев Диран подточил влияние лорда Вишала, распространяя слухи – достаточно правдоподобные, чтобы в них можно было поверить, – будто Вишал подумывает развестись со своей нынешней леди и вступить в новый брак. Он дешево добыл сведения о пороках леди Рианы. А еще он ухитрился втайне прибрать к рукам всю торговлю железной рудой и, таким образом, теперь единолично контролировал важнейшую часть производства стали. Теперь даже конкуренты будут вынуждены прийти к нему на поклон – или им придется потратить огромные деньги на поиск и разработку новых месторождений.

Но наибольшим триумфом лорда Дирана стала его недавняя женитьба. Его брак был поразительно удачен: на свет появились двойняшки – что было вообще неслыханным делом.

Теперь к лорду явился с докладом управляющий сельскохозяйственными владениями Дирана. Поскольку Бранден был до уныния честен, а повествование о погоде и видах на урожай – до невозможности скучным, Серина позволила себе немного отвлечься.

Леди Лиссия… По губам Серины скользнула легкая усмешка. Леди Лиссия, жена Дирана – теперь уже бывшая жена, – никогда не представляла для Серины ни малейшей угрозы.

У В'шейла Эдреса лорда Фотрена была дочь по имени Лиссия. Она была не замужем, несмотря на видное положение, занимаемое ее отцом в Совете, и претендовала на все богатство лорда Эдреса – он заработал целое состояние на продаже наилучших гладиаторов. В детстве Лиссия упала с лошади, и в результате этого падения стала слабоумной. Ума у нее теперь хватало лишь на то, чтобы самостоятельно есть, одеваться и играть в простенькие игры, физически она развивалась совершенно нормально, но даже когда ей сравнялось двадцать, умственное развитие Лиссии остановилось на пяти годах – именно в этом возрасте произошло злополучное падение.

«Не самый увлекательный собеседник – если вообще кто-то захочет слушать ее лепет о куклах».

Из-за этого изъяна и еще из-за того, что многие недостаточно осведомленные лорды считали его врожденным, а не возникшим в результате несчастного случая, Лиссию никогда не рассматривали в качестве подходящей брачной партии. Но она была у своего отца единственным ребенком; несмотря на многочисленные попытки, лорд Эдрес так и не сумел обзавестись другим наследником. А эльфы жили долго, но не вечно – во всяком случае, так думали люди. И отец Лиссии, уже приближающийся к тому, что для эльфов было старостью, начал постепенно, но неотвратимо впадать в отчаяние.

И тут в эту историю вмешался Диран. Он пренебрегал женщинами своей расы и предпочитал искать любовных приключений в пылких и искушенных объятиях своих наложниц. Но он тоже нуждался в наследнике; кроме того, в союзе с лордом Эдресом он мог бы устраивать множество поединков и совершенно беспристрастно снабжать бойцами и оружием тех лордов, кто не располагает собственными школами и кузнями.

Диран был вполне подходящей партией. Лорд Эдрес уже готов был с горя найти для дочери какого-нибудь надсмотрщика. Правда, в таком случае он рисковал получить внука со слабыми магическими способностями. Диран должен был показаться старому лорду настоящим подарком судьбы. Был подписан контракт: брак считался действительным до появления двух жизнеспособных детей. Один из них должен был стать наследником Дирана, второй – наследником Эдреса.

Диран намеревался выполнить этот контракт как можно скорее, а он относился к числу немногих эльфов, не только обладающих значительной магической силой, но и в совершенстве владеющих ею. Любой могущественный эльфийский лорд способен был метать молнии; Диран же мог при желании заставить сломанную кость срастись. Используя магию для повышения плодовитости, он спаривался с женой столь же безразлично, как любой его гладиатор-производитель – со случайной подругой. В то время, как большинство эльфов были рады, если у них за десять лет рождался хоть один ребенок, Диран вскорости стал отцом мальчиков-двойняшек. Один, к огромному облегчению лорда Эдреса, был отослан в его дом и стал его наследником. Второй остался у Дирана и с надлежащей пышностью был помещен в детскую.

Наложницам не позволялось входить в детскую, и потому Серина никогда не видела мальчика. Малыша нянчили люди, но няньки были опутаны такой сетью заклинаний, что и помыслить не могли о своеволии. Все входы охранялись столь же тщательно зачарованными стражами. Эта опека будет длиться до тех пор, пока мальчик не сделается настолько сильным, что будет в состоянии самостоятельно защитить себя. Если он унаследует силу отца, это произойдет годам к тринадцати. А пока что он пребывал под непрестанным присмотром, и все его желания выполнялись. Мальчика не баловали – избалованные дети имеют мало шансов выжить в смертоносных хитросплетениях эльфийской политики. Но его заботливо нянчили, заботливо учили, заботливо готовили…

А еще он жил в роскоши, заставлявшей Серину бледнеть от зависти.

Не то чтобы это имело особое значение для Серины – мать ребенка не могла соперничать с ней в борьбе за непостоянное внимание лорда Дирана. Да и сын, как ни странно, тоже. Диран не любил сына – ну, разве что как свое имущество, как наследника. Этим его интерес к сыну исчерпывался. Перенос ребенка в господский дом и его помещение в детскую вызвали краткую вспышку бурной деятельности, после чего все пошло своим чередом. Серине этого было довольно. Благодаря снадобьям, добавляемым в пищу наложниц, она никогда не забеременеет, иначе как по приказу лорда, а если и забеременеет, то только от другого человека.

Впрочем, удерживать внимание Дирана оказалось чрезвычайно тяжело…

Серина обнаружила, что на нее положил глаз один из личных стражей Дирана – красивый, отлично сложенный брюнет с пылким взглядом. Он был довольно молод и, возможно, еще не настолько закостенел в жестокости, как гладиаторы. В целом стражи были куда красивее гладиаторов, но так же часто получали вознаграждения и так же гордились своим положением. Иногда Диран отсутствовал – недели или даже месяцы. Тогда Серине казалось, что время застыло – особенно сильно это ощущение мучило ее по ночам. Ни один эльфийский лорд не берет с собой наложницу, когда отправляется путешествовать. Этим он оскорбил бы гостеприимство дома, в котором намеревается остановиться. Неважно, насколько незаменимой считала себя Серина, – в конце концов, она могла бы…

Возможно, это не так уж плохо – найти себе молодого красивого мужчину, и перейти к нему, и уединяться с ним, когда представится возможность… Возможно, если Диран останется доволен Сериной, то позволит ей самой выбрать себе пару, когда она ему наскучит. А этот юнец, возможно, достаточно неопытен, чтобы уступать ее желаниям…

О демоны! О чем она думает? Дура! Это же самый верный способ потерять место фаворитки!

Серина укрепилась в своем намерении никогда не допускать и мысли, что кто-нибудь может согнать ее с этого места. Лучше умереть.

Она снова вернула на лицо чувственную улыбку, которая так нравилась Дирану, и поклялась, что удержит внимание лорда, чего бы это ей ни стоило.

* * *

Серина споткнулась о какой-то твердый предмет, засыпанный песком, и рухнула на четвереньки. Это положило конец ее странствию по волнам воспоминаний. Воспоминаний, которые были куда приятнее окружающей действительности…

Женщина попыталась подняться на ноги, но не смогла, и солнце принялось жечь ее открытую спину.

А может, проще сдаться и остаться лежать здесь, ожидая наступления смерти? Интересно, почему она думала, что лучше умереть, чем попасть в немилость и потерять место фаворитки? Умереть не так легко, как уснуть. Во сне не бывает жгучей боли, терзающей пересохшее горло и обгоревшую, покрытую волдырями кожу, не бывает жажды, занимающей все помыслы…

«Нет! Я не умру! Я – Серина Даэт. Я выживу, и я отомщу!»

И женщина поползла вперед с той самой бездумной решимостью, с которой прежде продолжала идти. Где-то должно быть укрытие, должна быть вода. Она найдет и то, и другое. Здесь должен кто-нибудь жить. Она купит помощь местных жителей, купит за любую цену.

Если бы только не было так жарко…

Глава 2

Небо – безукоризненная бирюзовая чаша, опрокинутая над барханами пустыни, – не туманилось ни малейшей дымкой, и на востоке уже вспыхнуло солнце в своем неповторимом великолепии. Песок ослепительно засверкал под солнечными лучами. Аламарана прикрыла внутреннее веко, защищая глаза от этого сверкания, до предела распахнула крылья и принялась, описывая круги, спускаться к выбранному ею источнику. Цель ее пути, руины давно заброшенного драконьего логова, была всего лишь пятнышком на фоне серебристо-золотого моря, раскинувшегося под ало-золотыми крыльями драконицы, но водоем, расположенный рядом с логовом, был виден с любой высоты. Отражавшийся в его водах небесный свод придавал бассейну сходство с немигающим лазурным глазом.

Алара заметила, что немного уклоняется от цели. Драконица слегка шевельнула кончиками крыльев и подправила курс. Несколько месяцев назад она бы просто сложила крылья, плотно прижала их к телу и спикировала прямо на руины, а потом вышла бы из пике и затормозила несколькими мощными взмахами крыльев, подняв целую тучу песка. Но сейчас не время. Когда носишь малыша, не до высшего пилотажа. Это слишком безрассудно – выкидывать акробатические трюки и рисковать сразу двумя жизнями.

Драконица повела крыльями, отпустила восходящий воздушный поток, немного спустилась. Питаемый родниками бассейн манил обещанием безмятежности. Алара устала. Крылья и плечи ныли после долгого полета. К счастью, путь подошел к концу. Она уже провела определенное время на вершине горы Отца-Дракона, искупалась в прибое, что пенится у подножия утесов-часовых, возвышающихся посреди Северного моря, и побывала в благоухающих чертогах Тахевальского леса с его кедрами-великанами. Тем самым она приобщилась к Воздуху, Воде и Земле. Последней ступенью ее паломничества должно было стать приобщение к стихии Огня. Подобное паломничество к стихиям совершали не все драконы, но для шаманов оно было обязательным.

Атара немного подобрала крылья, чтобы спускаться по чуть более крутой дуге. Когда Алару отделяло от поверхности земли расстояние, равное длине ее тела, драконица сбросила скорость. Она снова распахнула огромные крылья и на мгновение зависла, а потом легко, словно птица, опустилась на песок.

После холодных верхних слоев воздуха жара казалась приятной. На мгновение Алара так и оставила крылья раскрытыми. Прижмурив глаза и с удовольствием погрузив все четыре когтистые лапы в раскаленный песок, драконица впитывала благословенные солнечные лучи. Она пошевелила пальцами, наслаждаясь жарой. Сила солнечных лучей возрождала ее собственные силы. Малыш беспокойно заворочался, стукаясь о ребра матери. Срок родов уже близок. Но сперва Аларе нужно будет кое-что выполнить, и на это время малышу придется подождать. По крайней мере в этом женщины-шаманы контролировали свою биологическую сущность.

Драконица грелась, ни о чем не думая, пока солнце не поднялось в зенит, а оказавшийся под Аларой песок не остыл в тени ее тела. Наконец драконица вздохнула и открыла глаза.

«Я даром трачу время. Чем скорее я закончу, тем скорее вернусь домой». Алара медленно повернула голову, выбирая подходящее место для завершающей медитации.

Руины были заброшены так давно, что от них уже почти ничего не осталось. Самой примечательной их частью была длинная низкая стена, которая поднималась из сверкающего песка, словно змеиный хребет. Драконьим постройкам вообще были свойственны изогнутые линии. За стеной из-под песка проступали следы какого-то квадратного здания, – точнее, намек на фундамент, – построенного в подражание не то эльфийской, не то человеческой архитектуре. Груда занесенных песком камней указывала на то место, где когда-то стояла башня. Чахлая трава, полдесятка деревьев – вот и все, что здесь росло. При этом вся растительность сосредоточилась вокруг бассейна, на пятачке в половину длины дракона.

Рядом со стеной располагался и сам облицованный камнем бассейн. Благодаря подземным ключам он был полон холодноватой на драконий вкус и слишком чистой воды, так что пить ее было опасно – по крайней мере драконам. Зато драконы превосходно обходились водой соляных озер, способной убить любое другое существо.

Здесь не чувствовалось присутствия бедствий или хотя бы несчастных случайностей. Логово разрушило не насилие, а ход времени и силы природы.

«И все же это было глупостью – селиться так близко от эльфийских земель…»

Это место называли Логовом Ириленейла. Среди драконов до сих пор бытовали возникшие после этой истории поговорки «порывист, как Ири» и «говорить убедительнее Ириленейла». Ири понравилось это место – расположенный посреди пустыни оазис. Он идеально подходил для теплолюбивых драконов с их повышенным метаболизмом. Ири страстно возжелал здесь поселиться. Правда, из бассейна пить не стоило – хотя бы из соображений безопасности, – но поблизости находились обильные месторождения руд металлов. А затем Ири обнаружил истинную ценность этого места…

«И каким-то образом ухитрился убедить два десятка вполне разумных драконов присоединиться к нему».

Но близость к эльфийским землям и недостаток дичи вскоре вынудили драконов покинуть это поселение. Да, этот оазис обладал определенными преимуществами, но всем им вполне можно было отыскать замену в более безопасных местах. Всем, кроме одного. Единственное достоинство, которому замены не было, располагалось у истоков вод, питающих бассейн. Через щель в земле, открывающую дорогу воде, наверх поднимался и другой поток – поток энергии. Магическая энергия струилась через бассейн, смешиваясь с водой и очищая ее. Шесть силовых линий образовывали симметричную звезду. Вот эта-то магия, очищающая воду в бассейне от щелочных солей, которыми были насыщены все водоемы пустыни Мехав, и заставляла драконов возвращаться сюда даже после того, как поселение было заброшено, – а произошло это задолго до рождения Алары. Здесь располагался источник чистой магической силы, и второго такого не было в этом мире. Нехватку дичи можно было бы восполнить – ведь делалось же это в других местах за счет разумного хозяйствования. Но вторжение эльфов и людей-рабов заставило драконов покинуть оазис и оставить его песчаным ястребам, рубиновым ящерицам и прочей подобной живности.

Это и было для Алары причиной наибольшего беспокойства. Если она не хочет обнаружить себя, ей нельзя сохранять этот облик. Ей придется провести здесь некоторое время, и ей надо устроиться поудобнее. Осмотрев руины, Алара обнаружила прекрасное местечко, полностью подходящее для ее целей, – спрятавшуюся у стены ложбинку, словно предназначенную для того, чтобы укрыть ее разбухшее от беременности тело. Ложбинка была залита солнцем. Драконица улеглась в нее и свернулась клубком, подобрав хвост и крылья.

Драконица непроизвольно отметила, что постаралась перебраться в ложбинку с наименьшей затратой сил. «Да, Отец-Дракон не без оснований обзывал меня ленивицей», – с усмешкой подумала Алара. Впрочем, она предпочитала считать, что у нее сильно развита склонность к рациональным и целесообразным действиям.

Песок был мягким и податливым. Он приятно ласкал чешуйки на боках драконицы. Некоторое время Алара созерцала бассейн – зрелище глубокого безмятежного водоема помогало ей настроиться на медитацию. Постепенно она позволила своему сознанию погрузиться в воду – в индиговые глубины, к песчаному дну, к потайным трещинам, через которые сочится вода. А из точки соединения шести сияющих силовых линий сочилась магия – с той же безмятежностью, что и вода. Алара видела это внутренним зрением: серебряный лунный свет, играющий на драконьей чешуе, сияние чистого металла, перекрывающее драконье сияние, потаенная радуга, состоящая из всех цветов и ни из одного… А там, где линии сходились, бил безмолвный фонтан силы и вздымался к солнечным лучам, которые пронзали воду, чтобы встретиться с ним.

«Если бы эльфы только знали…» Алара мысленно хихикнула. Эльфы очень ревниво относились к силе и тянули ее изо всех источников с жадностью ребенка, стремящегося к сладостям. Но эльфы не умели видеть силовые линии и не способны были воспользоваться скрытой в них мощью. Это могли проделать только драконы – да еще люди…

Алара точно не знала, как именно драконы научились пользоваться чуждой энергией этого мира. Возможно, это произошло потому, что драконы, хоть и не были местными уроженцами, обладали даром жить в гармонии с любым миром, в котором оказывались. Эльфы же, чуждые этому миру, не могли ни чувствовать его энергию, ни пользоваться ею, – так говорил Отец-Дракон. И происходило это не потому, что эльфы были здесь такими же чужаками, как и драконы, а потому, что они не делали ни малейших попыток приспособиться к этому миру. Вместо этого они решили приспособить мир под себя.

Что же касается людей, то те несчастные, что еще сохранили способность чувствовать силу, понятия не имели, как ею пользоваться. А если хозяин узнавал, что его раб обладает подобным даром, человека ждала немедленная смерть, на арене или в руках надсмотрщиков. Эльфы не терпели магических талантов у своих слуг.

И все же одаренные люди продолжали рождаться, словно сама земля нуждалась в них.

«Любопытная мысль. Впрочем, теперь…»

Алара решила обдумать эту мысль попозже, а пока продолжила ткать магическое плетение, приспосабливаясь к поднимающемуся из бассейна потоку магии и черпая в нем силу. Драконица явилась сюда с определенной целью, и праздные мысли об эльфах и людях могли подождать, пока Алара не управится с делами.

Она извлекла из источника еще некоторую порцию силы и сплела из нее тонкую паутину. Эта паутина сверкала – правда, сверкание было заметно лишь для внутреннего зрения, – и пьянила, подобно искристому вину. Алара любила пить такое вино, когда принимала эльфийский облик. Потом Драконица вобрала силу в себя и стала заворачиваться в эту паутину, пока не закуталась в нее от носа до кончика хвоста и не засверкала, словно мираж. Напряжение возрастало. Алара пила силу, пила и удерживала ее в себе, пока не почувствовала, что больше не может, что еще глоток, и она лопнет, как переполненный водой бурдюк.

«Пора», – подумала Драконица и почувствовала, как рябь изменений волной двинулась от ее хвоста, прошла по телу, оставляя за собой…

Камень.

Но необычный камень. Камень, рожденный в огне, застывший гнев вулкана, остекленевшая кровь из сердца мира. Вот наибольшее приближение к огню, доступное для какого бы то ни было живого существа.

В мгновение ока Алара преобразилась. Больше не было свернувшейся на солнышке драконицы. На ее месте, в песчаной ложбинке, лежал обсидиановый валун, смутно напоминающий очертаниями дракона, такой же гладкий и обветренный, как и камни стоящей рядом стены. Его сухая черная поверхность впитывала и поглощала жгучие солнечные лучи.

Теперь Алара могла расслабиться и позволить своим мыслям течь, куда им заблагорассудится. Она преображалась четыре раза. Первый раз – в ледяного орла. Эти существа размером почти с дракона живут высоко в небе и даже спят на лету. Второй раз – в беззаботного дельфина, так же слившегося с водой, как ледяной орел – с воздухом. Третий – в могучий кедр, чьи корни глубоко погружены в землю. Четвертое преображение было самым трудным, поскольку огненный камень не был живым существом. Не все драконицы нуждались накануне родов в этом приобщении к стихиям. Но шаманы, в число которых входила и Алара, укрепляли таким образом свое единство с миром, в надежде, что ребенок унаследует способности матери и будет впоследствии служить процветанию Народа драконов.

Теперь Алара особенно остро ощущала землю – до самого расплавленного ядра. Она чувствовала, где находятся разбросанные вокруг оазиса залежи руд. Надо бы запомнить их местонахождение. Они могут понадобиться, когда месторождения рядом с Логовом Левинлирена иссякнут. Конечно, лучше бы было, если бы в ближайших к дому месторождениях руда была почище; а такая, как здесь, – это и вовсе замечательно. Драконам необходимо включать в свой рацион значительное количество металлов – и чем чище эти металлы, тем лучше. Это необходимо для роста когтей, ороговелого гребня и чешуи.

При линьке очень много ценных веществ теряется вместе со сброшенной чешуей. Алара подозревала, что некоторые драконы поедают собственную старую шкуру. Но это настолько по-варварски…

Оазис располагался в опасной близости от эльфийских торговых путей, но все-таки месторождения можно будет отыскать с воздуха.

Алара бегло осмотрела ближайший участок пути: не чувствуется ли вблизи присутствие эльфийских сознаний или пустоты, сопровождающей закованных в ошейники рабов и приближенных. В этих краях любому из Народа равно требовались и удача, и осторожность. Мысли Алары омрачились. Она подумала, что старшие были правы, а Отец-Дракон ошибался. Нельзя допустить, чтобы эльфы узнали о существовании драконов. Поодиночке никакому эльфу не под силу справиться с драконом, даже если он будет пользоваться магией. Но если эльфы объединятся и сообща выступят против Народа…

Если бы Алара сейчас не была камнем, гребень на ее спине встал бы дыбом. Она слишком хорошо помнила свою стычку с эльфами и тот момент, когда они застали ее на земле. Алару тогда спасла лишь быстрая смена облика с драконьего на эльфийский и создание иллюзии.

Путешествие по эльфийским землям в измененном облике не представляло особой трудности. По правде говоря, для молодых драконов это было своего рода игрой – забраться в отдаленную местность, найти одинокого эльфа-наблюдателя, на короткое время принять драконий облик, потом приземлиться, дав наблюдателю засечь место посадки, и быстро сменить облик – превратиться в какое-нибудь животное или в эльфа. Когда наблюдатель отправлялся на поиски, встреченный «эльф» уверял его, что ничего подобного здесь и близко не было.

Лишь однажды дракон допустил ошибку и принял при такой встрече человеческий облик.

Алара почувствовала, что начинает превращаться обратно: вспыхнувший гнев разрушил сосредоточенность, и драконица чуть не утратила контроль над обликом.

После этой встречи Шоронураласи навсегда охромела, но в мире стало на одного эльфа меньше.

Несколько стычек, которых не удалось избежать, научили драконов, что эльфы, при всей их силе, все же уязвимы. Драконы привыкли держать в расположенных на лапах полостях, предназначенных для яда, растворы щелочей. В результате одной-единственной царапины, нанесенной драконьим когтем – даже не отравленным, – довольно было, чтобы вогнать эльфа в шоковое состояние.

«А раз так, – мрачно, но при этом с неким странным удовлетворением подумала Алара, – пусть только какой-нибудь эльф подойдет ко мне на расстояние удара, и вопросы задавать будет уже некому».

Тут мысли драконицы свернули в другое русло. Она радовалась ребенку, которого носила, и ждала его, но во время беременности слишком многие вещи оказывались для нее запретны – в том числе и смена облика. На то были веские причины. Изменение размера при смене облика означало, что изменяющийся перемещает значительную часть своей массы Вовне, и это перемещение могло иметь ужасные последствия для развивающегося ребенка. Все это время Аларе очень не хватало возможности менять облик. Но больше всего ей не хватало Громовых Танцев, когда все драконы вызывали грозу и плясали в небе среди туч.

Иногда кто-нибудь из драконов погибал во время Громового Танца, попав в слишком сильный нисходящий воздушный поток, сломав кость крыла или порвав перепонку. Они падали на землю и разбивались насмерть. Иногда кто-нибудь из танцоров замечал бедственное положение товарища или ловил мысленный крик о помощи и бросался к обреченному, чтобы поддержать его крылом, – но это редко помогало.

Впрочем, риск только добавлял притягательности Громовому Танцу.

Алара вспомнила свой последний Громовой Танец, – вспомнила с такой страстностью и ненасытной тоской, что в любом другом облике ее пробрала бы дрожь. Она была Огненной Бегуньей – самая почетная и самая опасная позиция в танце…

«Взмывать и падать, играть с ветрами, пробиваться через самое сердце грозы…»

Вот где выявляется истинное мастерство полета! А резвиться в восходящих теплых потоках всякий дурень может.

Призвать молнию, когда она несется от тучи к туче, позволить ей промчаться по твоей шкуре и вспыхнуть, да так, чтобы каждая чешуйка, каждый выступ на гребне оказались окаймлены белым пламенем…

Но стоит допустить одну-единственную ошибку, лишь на миг ослабить сосредоточение, и молния, вместо того чтобы скользнуть по непробиваемой чешуе, войдет в тело и парализует его. А может, и убьет.