Текст книги "Проклятие эльфов"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

Своеобразная ирония судьбы. Шана больше не боялась, что кто-нибудь обнаружит ее сокровищницу: все равно никто не покусился бы на те камни, которые для нее стали самыми ценными – совершенно заурядный кристалл прозрачного кварца, не правильной формы шарик из полированного янтаря, – очень чистого, безо всяких вкраплений вроде семян или листиков, – и несколько разнокалиберных лунных камней. Но Шана неожиданно ощутила уверенность, что при помощи этих камней она сможет выбраться за стены Цитадели и оказать воздействие на внешний мир.

Или, по крайней мере, увидеть, что там происходит.

Шана оперлась спиной о стену и взяла с комода кристалл кварца. Девочка положила кристалл на ладонь, так, чтобы он засверкал в лучах магического светильника, и принялась пристально всматриваться в его глубины, минуя бликующую поверхность.

Почувствовав, что она готова, Шана высвободила свое сознание – в точности, как ей показывала Алара, когда учила девочку мысленной речи, – но направила свои мысли в кристалл, а не на поиски определенного существа.

Потом она закрыла глаза и мысленно застыла, определяя и отрезая ближайшие к ней мысли. Таковых оказалось немного: большинство волшебников предпочитали постоянно держать мысленный щит. Сперва Шана этого не понимала, но потом решила, что это в высшей степени разумно и даже любезно – закрывать свои мысли, когда вокруг полно народу, умеющего их слышать. Особенно когда некоторые из окружающих сами закрываться не умеют.

Потом Шана отправила свое "я" за пределы Цитадели, в лес, подыскивая подходящую точку обзора. Ее разум действовал сейчас, словно сеть, выискивая проблески чужих мыслей. Вскоре Шана уловила присутствие какого-то разума, вошла в него и взглянула на мир глазами осторожного горного кота, подкарауливающего добычу.

Шана очарованно смотрела вокруг. Зимой в Логове иногда выпадал снег, но совсем немного – не больше, чем летом шло дождей. Кеман иногда поднимался высоко в горы, где снега было больше. Так то Кеман – он умел летать. А Шана не умела. А за пределы Цитадели она не выходила с того самого момента, как впервые попала сюда.

Девочка никогда прежде не видела столько снега. Вся земля, насколько хватало зрения кота, была покрыта белым снежным ковром. Кот устроился на суку какого-то вечнозеленого дерева. Ветви, нависавшие сверху, были густо заснежены и образовывали очень хорошее укрытие.

Шана постаралась сдержать ликование, чтобы не напугать своего временного «хозяина». Но все-таки ее переполняло вполне простительное ощущение триумфа. Она вышла за пределы Цитадели – и впервые проникла в сознание другого существа, не зная заранее, с кем именно она связывается.

«Следующий прыжок… Идем дальше…»

Шана разорвала связь с сознанием кота, продолжила поиски и ухватилась за первую же подвернувшуюся мысль.

И выяснила, что теперь она смотрит на мир глазами эльфа.

В этом не было ни малейшего сомнения. Руки, которые Шана видела перед собой, были тонкими, изящными и бледными, словно лунный камень. Оказалось, что эльфы видят мир несколько иначе, чем люди: вокруг всех живых существ мерцала легкая дымка вроде нагретого воздуха, что поднимается от костра. Вокруг неживых предметов не наблюдалось ничего. Но если бы вдруг эти доводы показались Шане недостаточными, ей стоило лишь взглянуть на эльфийскую леди, которая сидела рядом и с видом наставницы наблюдала за каждым ее движением.

Внезапное проникновение в сознание эльфа так потрясло Шану, что девочка едва не упустила связь с мыслями эльфийского лорда – точнее, леди. Но Шана быстро взяла себя в руки и принялась изучать окружающую обстановку.

Первое, что осознала Шана, это то, что ее «хозяйка» – не взрослая женщина, а девочка. Примерно того же возраста, что и сама Шана. Эльфийка была одета в мерцающий, переливчатый зеленый шелк. Она двигалась с заученным изяществом, отрабатывая тот тип движений, который Шана всегда считала врожденным.

Ее «хозяйка» была скульптором цветов – это определение Шана выудила из памяти девочки. Нет, речь шла не о составлении букетов – такую малость девочка предоставляла своим рабам. Сама же она…

Сейчас Шана знала имя этой девочки с той же твердостью, что и свое собственное. Шейрена ан Тревес.

Шейрена же осторожно работала с лепестками живого цветка. Девочка вытянула их, при помощи магии изменила их форму, сделала лепестки тоньше и превратила их в разноцветную паутинку. Шейрена уже успела обработать два из четырех лепестков цветка – обычного мака. Теперь же казалось, будто он сделан из шелка – прозрачного темно-красного шелка, вздымавшегося вокруг темной сердцевины тщательно уложенными складками. Пока Шана наблюдала за ней, Шейрена закончила третий лепесток и принялась за четвертый.

Шана начала присматриваться к ее действиям повнимательнее. Прежде она понятия не имела, что такое вообще возможно. А ведь это было просто до нелепости! У Шаны уже успело зародиться несколько идей по поводу того, каким образом она может использовать это новое заклинание.

Потом девочка закончила работу и повернулась к матери. Ее лицо приобрело тщательно заученное выражение – маску спокойствия. «Эльфийская леди всегда должна быть настоящим совершенством и в совершенстве владеть собой». Шана уловила отблеск этой мысли – девочка надеялась, что сейчас она соответствует этому идеалу.

Бедняга… На мгновение Шане стало искренне жаль девочку.

– Очень хорошо, дорогая моя, – медленно и изящно кивнув, произнесла Виридина ан Тревес. На лице леди была написана безукоризненная безмятежность, которой и старалась подражать дочь Виридины. Да и вообще, весь ее облик был столь же безукоризнен. Светло-золотые волосы леди были уложены с тщательно продуманной небрежностью – такое же произведение искусства, как и цветок, только что видоизмененный Шейреной, – не оставлявшей ни малейшей зацепки, по которой можно было бы догадаться, сколько времени ушло на создание этой прически.

Услышав похвалу, девочка позволила себе признательно улыбнуться. Виридина наградила дочь еще одной одобрительной улыбкой. Свою очень юную дочь.

Шана поняла, что ошиблась, определяя возраст эльфийки. Разум, с которым она соприкоснулась, принадлежал ребенку примерно десяти-двенадцати лет. Этот ребенок был наделен магической силой – что, собственно, и ввело Шану в заблуждение…

Нет, не только сама сила, но еще и то, что девочка умела ее контролировать. На самом деле способности у нее были слабенькие, но всем, что имелось, она владела в полной мере. И отлично умела управляться с мелкими предметами…

Все ее заклинания касались лишь разных мелочей вроде ваяния цветов, плетения воды или составления композиций из света – по крайней мере, так можно было понять из воспоминаний девочки о своих уроках и о том, что делала при ней мать. Отец Шейрены был способен и на большее – он был весьма сведущ в искусстве создания иллюзий. А вот невеликих сил Виридины и ее дочки могло хватить лишь на создание чисто декоративных заклинаний…

«Или на то, чтобы остановить чье-нибудь сердце», – подумалось Шане, когда она поняла из мыслей девочки, что Шейрена воспринимает себя как существо низшее по сравнению с мужчинами своего племени. Меньший необязательно значит – низший. Скажи ей об этом. Научи ее.

Но Шана подавила этот порыв. Хотя девочка и считала себя неполноценной, она все равно оставалась чистокровной эльфийкой. Она все равно была одной из тех, кто считал себя господами. Вот если бы девочка была человеком, и у нее не было другой возможности защитить себя…

– Но какая-то деталь, подмеченная, но не осознанная, заставила Шану насторожиться. А не была ли на самом деле Шейрена столь же беспомощна, как любой раб? Стоит лишь взглянуть в лицо ее матери – и заглянуть к ней же в сознание!

Не в силах противиться искушению, Шана так и сделала и узнала об истинном положении большинства леди в эльфийских кланах.

Их холили и лелеяли – как холят и лелеют чистокровных племенных кобыл. Их защищали – как дорогостоящие драгоценности. Им не позволяли выбирать себе судьбу – точно так же, как и рабам. Они не вольны были распоряжаться собой до тех самых пор, пока не производили на свет живого ребенка…

Будущее, ожидавшее эту девочку, было столь же унылым, как у последнего раба. Брак без любви с каким-то мужчиной, ценящим ее только за ее магическую силу, за приданое, принесенное ею от отца, за союз, который она воплощает, и за наследников, которых она может ему родить. Жизнь, проходящая в четырех стенах будуара – в женских покоях, где никогда не происходит ничего важного. Никто не ожидал от леди, что они станут утруждать себя чем-либо, – и действительно, немногие были к этому склонны. Большинство леди посвящали свое время музицированию, ваянию цветов и прочим бессмысленным занятиям.

Именно такую жизнь мать Шейрены вела на протяжении последних четырех сотен лет – и этому не видно было конца. Бесконечное бесцельное существование, замкнутое, безопасное…

Шана содрогнулась и слегка отступила.

Тем временем девочка взяла другой цветок – теперь это оказался шиповник – и начала трудиться над ним. Она прикоснулась к первому лепестку, превратив его в полупрозрачный нежно-розовый туман.

Шана не могла больше этого выносить. Ну почему ей хотя бы не намекнуть девочке на то, что она может сделать? Что в этом плохого? Возможно, когда-нибудь настанет день, когда это знание пригодится Шейрене. Если, конечно, у нее хватит храбрости воспользоваться этими сведениями… Почему бы и нет? Если девочка никогда этим не воспользуется, никому хуже не станет. А если воспользуется, кто-то получит то, что заслужил. Она только намекнет на существующую возможность…

Какое-то безрассудное опьянение подтолкнуло ее подсунуть девочке якобы случайную мысль: «Если ты можешь преобразовывать лепестки цветков, то, может, ты и еще что-нибудь можешь преобразовывать?..»

Кажется, девочка ничего не заметила. Ее мать так уж точно не заметила ничего. Они продолжали создавать свои цветы, готовясь к сегодняшнему званому обеду, и располагать их в тщательно продуманном порядке. Созданные магией цветы были слишком хрупкими и ценными, чтобы доверить их рабам. Когда гости лорда Тревеса увидят эти цветы и узнают о способностях его дочери, вслед за этим званым обедом вполне могут последовать несколько брачных предложений…

Шане нечего было здесь делать – она извлекла из этой встречи все, что могла. Она окончательно разомкнула связь сознаний и позволила себе вернуться под защиту Цитадели, пока никто не заметил ее вмешательства.

Шана сосредоточилась и осторожно вышла из транса, ускоряя биение сердца и ток крови по жилам.

Когда Шана снова открыла глаза, она поняла, что именно делали драконы, изменяя свой облик на эльфийский или человеческий. Это была совсем другая разновидность силы…

Да, ничего не скажешь, это был опрометчивый эксперимент. И он вполне мог плохо закончиться…

* * *

Постепенно Шана стала все более и более искусно проникать на расстоянии в сознание эльфийских лордов и их леди. Что же касается людей, то их разумы оставались закрыты для проникновения по вполне понятной причине – из-за ошейников, которые носили рабы. Эти ошейники с равным успехом и удерживали развивающуюся магию разума, и не позволяли никому извне проникнуть в разум раба. А вот эльфийские лорды были для пытливого разума Шаны – что открытая книга, и девочка вовсю пользовалась этим преимуществом. Девочка собралась изучить всех лордов, чьи поместья граничили с дикими землями, где укрывалась Цитадель.

Кроме того, Шана вознамерилась как можно больше узнать о собственных магических способностях. Чтобы действовать эффективно, вовсе не нужна неодолимая сила. Какая-нибудь «простенькая» уловка, вроде того же приема, которым пользовались эльфийки для ваяния цветов, при умелом применении могла произвести не менее разрушительное воздействие, чем магическая молния.

И при этом требовала куда меньшего расхода силы.

Приближалась весна, а Шана продолжала проводить все свободное время, глядя на мир чужими глазами – по большей части через эльфов, – точно так же, как прежде она посвящала все свое свободное время прочесыванию коридоров Цитадели. Цель же у нее оставалась прежней: знания. Теперь Шана довольно много знала о магических приемах, которыми пользовались волшебники древности, и могла воспроизвести значительную часть этих приемов. А вот на что способны эльфийские лорды, во многом еще оставалось для нее загадкой. А Шане хотелось – нет, ей было необходимо! – знать, с чем она может столкнуться в один не самый прекрасный день, и заранее прикинуть, что можно этому противопоставить. И вот у нее появилась такая возможность. Шана начала учиться магии, еще и наблюдая за эльфами.

Даже старшие волшебники не знали некоторых приемов, которые Шана выудила из сознания эльфийских магов – или, по крайней мере; они никогда не показывали своим ученикам ничего подобного. А еще эти наблюдения поставляли сведения, которые были даже важнее магии, – по крайней мере, так считала сама Шана. Наблюдения позволяли узнать, как думают эльфийские лорды.

И как оказалось, образом мыслей они здорово походили на старших волшебников…

Шана напомнила себе, что следует быть терпеливой. Ведь из всей группы лишь она одна привыкла думать о драгоценных камнях как об источнике силы. Белокурый лохматый Кайле нахмурился и уставился на сердолик, лежащий у него на ладони. Шана «слышала», как Кайле неумело возится, пытаясь воспользоваться камнем. Результат был тот же самый, как если бы юноша пытался рубить дрова молотком.

Кайле поднял взгляд на Шану и встряхнул головой, откидывая волосы с глаз.

– А что делать, если я не получаю никакой дополнительной силы из этой штуки? – нетерпеливо спросил он.

Шана вздохнула, а темненькая Элли закатила глаза и пожала плечами. Она была на несколько лет младше Кайле, но уже освоила основы работы с камнями и теперь занималась совершенствованием различных приемов.

Шана решила перепоручить объяснения Элли. Может, Кайле внимательнее будет слушать того, кого давно знает.

– Кайле, камни, ограненные в виде линзы, фокусируют силу, – медленно и внятно произнесла Элли. – Это кристаллы ее увеличивают. Ты же сейчас используешь кабошон. Бейся ты с ним хоть до следующей весны, но он твоих сил не увеличит. Этот камень предназначен для того, чтобы сосредоточивать силу в определенной точке…

Кто-то постучал в дверь комнаты, где собрался маленький кружок Шаны. Все разговоры мгновенно смолкли, а Шана испуганно вздрогнула; надо заметить, она была не единственной, кто подскочил от неожиданности. Не то чтобы они делали что-то дурное, но никто из старших волшебников ничего не знал об их сборищах. Нет, никто не запрещал им собираться, но если бы старшие волшебники узнали, чем они тут занимаются, то, вполне возможно, запрет не заставил бы себя долго ждать.

Шана руководствовалась принципом: о чем старшие не знают, того они и запретить не могут. Потому она прилагала все усилия к тому, чтобы старшие волшебники как можно дольше ни о чем не догадывались. Она не видела ни малейших оснований делиться своими новыми знаниями с людьми, которые не станут ими пользоваться – или, во всяком случае, не станут использовать их ни для чего полезного.

А потому собрания маленькой группы проходили в пустой комнате, затерявшейся в лабиринте подземных коридоров. И знали об этой комнате лишь ученики – приятели Шаны, да еще Зед.

– Шана! – из-за двери голос Зеда звучал приглушенно, но вполне узнаваемо. – Шана, это я! Мне нужно кое-что тебе сказать! Это важно!

Шана подхватилась и поспешно открыла дверь. Как только дверь приоткрылась, Зед тут же проскользнул внутрь и захлопнул ее за собой.

– Слушайте, ребята! – произнес он, с каким-то особенно напряженным видом оглядывая присутствующих. – Вам действительно надоело сидеть здесь сложа руки, и вы намереваетесь что-то делать? Или вы только болтаете?

– В чем дело? – требовательно спросила Шана и почувствовала, как от волнения и предвкушения у нее по спине побежали мурашки.

– Я только что выяснил, что надсмотрщики лорда Тревеса собрались отбраковать около десятка детей – вот в чем! – отозвался Зед. В голосе его зазвенел гнев, а по лицу тенью промелькнуло оскорбленное выражение. – А эти замшелые идиоты окопались здесь и не хотят даже пальцем шевельнуть, чтобы это предотвратить!

Кайле побледнел: его самого когда-то чуть не отбраковали, и он спасся лишь благодаря тому, что мать сумела тайком выбраться из дома вместе с ним и оставила мальчика в лесу.

– Н-но почему? – заикаясь от волнения, спросил он. – Они ж-же уже д-действовали на землях Тревеса! Ч-что им мешает?

Зед прислонился к двери и скрестил руки на груди. Лицо его сделалось полностью бесстрастным.

– Да потому, – неспешно произнес он, – что эти дети – чистокровные люди. Они владеют человеческой магией, за что их и собираются выбраковать. А мастер Парт не считает нужным помогать людям, особенно если учесть, что надсмотрщики уже посадили всех детей под замок, и нам теперь нужно как-то освободить их оттуда.

– Мастер Парт – не единственный волшебник, – спокойно отозвалась Шана, чувствуя, как в ней волной поднимается ледяной гнев. – Да, я готова действовать.

Она вызывающе огляделась по сторонам.

– А вы?

– Можешь на меня рассчитывать, – мгновенно отозвался Кайле, хотя он все еще был бледен и выглядел здорово испуганным.

– И на меня, – лишь на долю секунды позже откликнулась Элли.

Все прочие без малейших разногласий и колебаний последовали их примеру.

– Отлично! – одобрительно произнес Зед. Он оттолкнулся от двери и шагнул навстречу подросткам. Ученики выжидающе смотрели на него. – Дела обстоят следующим образом: надсмотрщики на самом деле еще не знают, кто именно из детей наделен магическими способностями. Потому они собрали в округе всех детей, на которых еще не надели ошейник, и завтра будут их проверять. Но я знаю этих детей, и сами дети знают о своих способностях. Если мы будем действовать слаженно и быстро, мы сможем забрать их из бараков прежде, чем надсмотрщики выяснят, кто из детей им нужен. Итак, первое: кому-нибудь из вас приходилось видеть бараки в поместье Тревеса?

Таких нашлось двое: Кайле и Шана. Кайле их не просто видел – он там сидел, пока мать не забрала его оттуда и не оставила волшебникам.

Юноша не тратил ни минуты даром. Он тут же ухватил палочку древесного угля и лист бумаги и принялся рисовать карту для остальных. Через несколько мгновений ученики уже столпились над этой картой и принялись составлять план действий.

Шана повернулась к Зеду и увидела, что молодой волшебник улыбается во весь рот.

– Ты это все подстроил, да? – обвиняюще спросила она, но шепотом, чтобы остальные не услышали. – Ты.., я знаю, что ты…

– Ну, не совсем, но я знал, что что-то в этом духе должно произойти, – признал Зед. – Меня уже до глубины души достало отношение Парта к чистокровным людям. Меня достало его нежелание вмешиваться в ситуацию, где ему мерещится хоть малейший риск. Меня уже давно это все достало! Но когда я увидел, что из тебя получается, у меня появилась надежда, что ты станешь той осью, вокруг которой соберется некая группа учеников, и тогда уже можно будет что-то предпринять. Одиночка или даже двое ничего толком не сделают, но группа – это уже серьезно.

– Я пыталась найти такую ось среди старших волшебников, но у меня ничего не вышло, – ожесточенно произнесла Шана.

В ответ Зед лишь фыркнул. Потом он навис над склонившимися головами учеников и изучил карту, наскоро набросанную Кайле.

– Ну что ж, – произнес Зед, и ученики мгновенно стихли. Шана даже ощутила укол зависти. – Я бы предложил действовать так…

* * *

Потрескивал огонь, и горели свечи, распространяя вокруг себя теплый свет, какого не воспроизвести ни одному магическому светильнику. Парт Агон отхлебнул без спроса позаимствованное у эльфов вино и нахмурился, глядя на кубок. Не потому, что ему не понравился букет вина – оно-то было отменным. Но тем не менее во рту отчетливо чувствовался противный привкус.

И Парт отлично знал, что так набило ему оскомину.

Новая ученица, Шана.

Волшебник повертел кубок в руках, наблюдая за игрой света на матовой металлической поверхности и в то же время не замечая ее. Шана представляла собой настоящую проблему, и, похоже, эта проблема становилась все серьезнее.

Каким-то непонятным образом она научилась закрывать свой разум даже от него, Парта Агона. Девчонка неизвестно как приобрела такую силу, что все попытки Парта проникнуть за ее мысленный щит оканчивались неудачей. Уже одного этого довольно было для тревоги. Ведь сила и влияние Парта основывались на том, что он точно знал, о чем думают все остальные. А Шана превратилась в прореху в этом знании, в черное пятно, внушающее немалое беспокойство.

Более того, она отобрала нескольких ровесников и принялась обучать их точно таким же фокусам! Черное пятно начало расширяться. Парт Агон был чрезвычайно этим недоволен. Но и это ведь еще не все…

Парт откинулся на спинку кресла, сжимая кубок в руках, и погрузился в размышления. Девчонка скверно влияет на окружающих. Она задает мастерам вопросы, на которые нет ответов и которые лично он вообще не желал бы слышать. Например, почему волшебники продолжают скрываться. Почему они никогда ни во что не вмешиваются, кроме тех случаев, когда их невозможно засечь. Почему они не помогают людям – даже тем, которые наделены магическими способностями. Она явно предполагала, что старшие волшебники то ли трусы, то ли лентяи – а то и вовсе то и другое вместе. Она подбивала учеников на прямое выступление против эльфов.

Ученикам не нравились ответы, которые они получали от своих наставников. Или отсутствие этих ответов. И казалось вполне возможным, что они начнут действовать самостоятельно.

Эта мысль неизбежно влекла за собой другую.

«Я теряю контроль над ситуацией».

Эта мысль была наихудшей. Волшебник стиснул в руке холодный металл кубка и скрипнул зубами, сдерживая вспышку гнева. Пламя свечей слегка трепетало от сквозняка.

Шана действовала против него. Но она всего лишь девчонка – она не могла проделать это все самостоятельно. Так кто же стоит за ней? Кто из обитателей Цитадели научил девчонку этим фикусам? Это не Денелор.., нет, только не он. Этот ленивый дурень просто не смог бы научить девчонку даже половине того, чему она научилась за эту зиму.

Но если не Денелор, то кто же это?

Парт быстро перебрал в уме всех старших волшебников, но так и не нашел ни малейшей связи между кем-либо из них и Шаной. Половина из них вообще не подозревала о существовании девчонки – слишком уж глубоко они ушли в собственный мир иллюзий, транса и грез. Вторая половина о Шане знала, но нимало ею не интересовалась. Они вели извечную борьбу за власть в микровселенной Цитадели, и их не волновало то, что происходит во внешнем мире. И никто из них не пожелал бы доверить безопасность своей драгоценной шкуры безрассудным детям, особенно если бы они узнали, что затевают их ученики.

Но как вести себя с этими юнцами – вот в чем проблема? Точнее, как вести себя с Шаной, зачинщицей всего этого безобразия? Строго говоря, она пока что ничего не сделала, равно как и все остальные ее приятели. Парт не мог даже доказать, что она что-либо замышляет. А если бы даже и мог, это мало чем помогло бы. Мысли – еще не преступление. До тех пор, пока эти дети не предпримут открытых действий, явно представляющих опасность для Цитадели, Парт мог лишь наблюдать за ними.

А даже если он и поймает Шану на каком-нибудь проступке – например, на том, что она без позволения своего мастера приведет в Цитадель какого-нибудь полукровку, – все равно круг наказаний, которые он сможет или посмеет применить к ней, весьма ограничен.

Изгнать девчонку из Цитадели нельзя – эльфийские лорды живо ее сцапают, допросят как следует и узнают о гнезде полукровок, притаившемся у них под носом.

Парт отчаянно желал, чтобы руки его сейчас сжимали не кубок, а шею Шаны. Он с удовольствием придушил бы негодяйку… Увы, этого он не имел права сделать, даже если бы поймал ее на горячем. Существовали определенные законы, вызванные печальными событиями, что разделили волшебников в конце войны. Даже если бы Шану поймали на совершении какого-то преступления и даже если бы все обитатели Цитадели признали ее виновной и согласились, что ее действия представляли угрозу для Цитадели, все равно самое худшее, что грозило девчонке, – это изгнание обратно в пустыню, откуда она и пришла.

Парт Агон никак не мог от нее отделаться – ведь Шана и вправду пока что ничего не сделала. А вершить суд, исходя из одних лишь предположений, остальные волшебники ему не позволят.

«Я желаю знать, чего она добивается. Я желаю знать, кто за ней стоит!»

Еще никогда в жизни Парт Агон не испытывал подобного разочарования. С тех самых пор, как он оказался в Цитадели и попал под покровительство самого могущественного из тогдашних волшебников, и до нынешнего момента его жизнь была сплошным восхождением к вершинам власти. Еще никто и никогда не осмеливался перечить ему. Никто и никогда не бросал ему вызов. Это произошло впервые. И Парту не нравилось это ощущение.

Парт Агон просидел в кресле весь вечер, стараясь придумать какой-нибудь способ отделаться от девчонки или взять ее под контроль, но так ни к чему и не пришел. Свечи догорели, и ученик – его собственный ученик, а не один из этих юных мятежников! – заменил их. А Парт все никак не мог отыскать решение проблемы.

В конце концов он вынужден был признать, что девчонку придется пока что оставить в покое. Волшебник поставил пустой кубок на маленький столик, расположенный рядом с креслом, и выпрямился, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Парт оглаживал бороду, заставляя себя смириться с принятым решением.

Да, девчонку все-таки нужно оставить в покое. До тех пор, пока она не привлечет внимание эльфов к полукровкам. Тогда он сможет что-то предпринять против нее.

Парт Агон кивнул, отвечая на собственные мысли, и снова наполнил кубок. Как ни странно, но прийти к этому выводу оказалось куда легче, чем он думал. Это был не конец, а всего лишь отсрочка. Девчонка безрассудна и опрометчива, а значит, вполне может натворить немало сумасбродств. Если повезет, на одном из них он ее и подловит.

«А тогда она будет в моих руках!»

Измученный металл треснул в стиснутых пальцах, и ножка кубка переломилась надвое. Парт Агон этого не заметил.

– Великие Предки, как мне все надоело! – в сердцах произнес Валин, бросил книгу на подушку и уставился на мрачные темные ели, маячащие за окном. Поместье Чейнара было совершенно не похоже на все, что Валину приходилось видеть прежде. Здесь не было светящихся потолков, какими гордились большинство эльфийских жилищ. Днем здесь довольствовались естественным освещением, проникающим через окна и стеклянные крыши. По ночам же Валину приходилось зажигать собственный магический светильник либо пользоваться фонарями или свечами. В этом поместье явно старались не расходовать магию понапрасну.

Да, среди вассалов и союзников лорда Дирана Чейнар был той силой, с которой стоило считаться.

Сегодня Валин счел нужным зажечь свет, когда день еще только клонился к вечеру. Над поместьем нависало низкое, темное, сланцево-серое небо. Капли дождя падали с ветвей и пеленой висели в воздухе.

Тень чихнул и почесал нос.

– Я думал, ты собираешься чему-то поучиться у лорда Чейнара, – заметил он и попытался прочистить нос. – Но с тех пор, как мы сюда приехали, мы только и делаем, что сидим в комнате или ездим под дождем, – и Тень еще раз чихнул.

– Ездим под дождем и подхватываем простуду, – отозвался Валин, почувствовав себя виноватым. – Извини, Тень. Это я виноват, что ты простыл. Нам не следовало вчера выезжать из дома. Не надо мне было поступать, как избалованному отродью, и настаивать на этой верховой прогулке, но я просто больше не мог ни минуты оставаться…

– Да знаю, знаю, – Тень высморкался и отхлебнул горячего чаю. – И ты не виноват, что эльфы не могут простудиться. Мне бы ваше здоровье!

Валин виновато пожал плечами.

– Хотел бы я уметь это лечить… – Он снова выглянул на улицу. Мрачный лес выглядел по-прежнему. – И еще я бы хотел, чтобы нам было чем заняться. Хоть чем-нибудь.

– А я полагаю, что нам обоим стоит радоваться уже тому, что лорд Чейнар обращает на нас мало внимания, – заметил Тень и тоже устроился у окна. – Благодаря этому нам будет намного легче в случае чего исчезнуть из дома.

Валин краем глаза взглянул на двоюродного брата. Тень оправился от избиения так быстро, что даже на Валина это произвело немалое впечатление. Правда, сейчас Меро держался значительно тише обычного. Но, возможно, причиной этому была простуда.

Тень пристроил руки и подбородок на подоконнике и уставился на мокрые ели так, словно они внушали ему неизъяснимое очарование.

– В целом же, – протянул Тень, – я предпочту поскучать. Лучше уж скучать, чем беседовать с надсмотрщиками лорда Чейнара, которые хотят вызнать всю мою подноготную.

Валин мысленно дал себе пинка. Нельзя же быть таким ослом! Конечно, лучше скучать, чем привлекать к себе внимание! Это же любой дурак должен понимать! Чем тише они будут сидеть, тем меньше вероятность того, что лорд Чейнар захочет что-нибудь уточнить у Дирана, и, чего доброго, упомянет в разговоре о «телохранителе» Валина. И тем меньше вероятность, что люди Чейнара примутся расспрашивать Тень.

Когда они только-только прибыли в имение, Чейнар принял Валина в своем кабинете. Он обращался с юношей с той же холодной любезностью, что и со своими вассалами. Он лишь мельком взглянул на запечатанное письмо лорда Дирана, которое вручил ему Валин, потом бросил конверт на стол вишневого дерева, подался вперед и кинжально-острым взглядом пригвоздил Валина к стулу.

– Я хочу, молодой Валин, чтобы ты понял одну вещь, – абсолютно бесстрастно произнес он. – Ты теперь находишься у меня в имении, а не у своего отца. И исполнять ты будешь мои приказы. Тебе ясно?

– Да, мой лорд, – покорно пробормотал Валин. Чейнар уселся. На мгновение по его лицу скользнуло удовлетворенное выражение.

– В таком случае мы с тобой поладим, – спокойно сказал Чейнар. – Сожалею, но в настоящий момент я не имею возможности развлекать тебя – мое внимание сейчас всецело занято неотложными делами. Впоследствии я выберу момент и займусь тобою. А пока я только хочу убедиться, что ты понял, как теперь обстоят дела. Ты понял?

– Целиком и полностью, мой лорд, – отозвался Валин, уставившись взглядом в сцепленные руки.

– Отлично.

Валин поднял глаза и перевел взгляд на выскобленное дерево стола. Чейнар встал. Он явно ожидал, что теперь юноша уберется из кабинета, и побыстрее.