Текст книги "Стража Колдовского мира"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)

Глава 39
Логово ледяных червей, Север

Внимательно поглядывая на образовавшееся грязевое озеро, Симонд и Оданки обходили его по краю, прижимаясь к ледяным склонам горных отрогов, окружавших долину. Симонд ожидал, что Фрост напутствует их советами, а может быть, и сама захочет их сопровождать, однако Фрост расположилась возле скалы, где стоял лагерь, и сидела с отрешённым выражением. Как показалось Симонду, она погрузилась в транс.

Разведчикам пришлось следовать всем изгибам горных отрогов, но они радовались, что между скалами и болотом везде оставалась кромка твёрдой земли, и они не пытались спрямить свой путь. То здесь, то там иногда возникали всплески гейзеров, но они были краткими и струя поднималась невысоко. Наверное, неизвестная сила, пустившая их в ход против незваных пришельцев, опять уснула.

– Эй! – окликнул его Оданки, и показал копьём на что-то лежавшее впереди. Там, среди скудной зелёной растительности, высоко торчали какие-то кости, похожие на ребра, но такие огромные, каких Симонд ещё не видел ни у одного зверя.

Молодой латт присел на корточки и стал ворошить остатки скелета. При первом прикосновении кости стали крошиться, а две сломались; Оданки фыркнул, отплёвываясь от отвращения. После того, как он разворошил кости, Симонд разглядел под ними пару широченных ветвистых рогов; он никогда бы не подумал, что есть на свете животные, способные носить на голове такую тяжесть.

Оданки занялся рогами, проверяя их на прочность древком своего копья. Рога оказались долговечнее костей, ни один не дал трещины. Оданки удовлетворённо крякнул, встал на ноги и, выбрав удобные отростки, вытянул рога вместе застрявшим в земле черепом.

– Большерогий! – пояснил он. – Хорошие рога!

Как ни силён был молодой латт, но такую добычу было не унести в одиночку, так что Симонд помог ему подтащить находку к краю утёсов. Симонд видел, что охотник радуется ей, как большой удаче.

Однако Оданки согласился временно оставить её там, где она лежала, чтобы продолжить путь дальше. Отроги ледника, видневшиеся вдалеке, по мере приближения так быстро вырастали у них на глазах, словно мчались навстречу бредущим шаг за шагом людям. Симонд даже подумал, не повредилось ли у них зрение, после того как они надышались вырвавшимися из-под земли парами.

Оба продолжили путь, не встречая ничего достойного внимания. Потом вдруг они почувствовали какое-то изменение, и дорога незаметно начала идти под уклон. Симонд мысленно приготовился встретить ещё одно место с булькающими грязевыми ямами и гейзерами.

Однако гейзеры остались позади, зато стало морозно, стужа вдвойне ощущалась после того, как они столько времени пробыли в тёплой долине. Землю покрывала редкая и скудная растительность и, кроме валунов, на пути стали попадаться ледяные глыбы, искрившиеся, если на них попадал луч света.

Миновав усеянное валунами и глыбами льда пространство, они вышли на край ровной поверхности, которую Симонд с трудом признал за озеро. По этому озеру не гуляли волны, оно сверкало стеклянным блеском – перед глазами расстилалось гладкое пространство без единой впадины или трещины.

Оданки потыкал поверхность остриём копья. Раздался звон, и от зеркала отскочил твёрдый осколок.

– Прочный лёд, – сказал Оданки.

К удивлению Симонда, охотник уселся на краю этого скользкого озера и принялся рыться в заплечном мешке.

Два предмета, которые он оттуда извлёк, скорее всего были вырезаны из таких же рогов, какие они нашли по дороге. Оданки привязал небольшие полозья с закруглёнными концами к подошвам сапог, тщательно проверяя на крепость каждый узел. Затем немного постоял, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, а потом, как ни в чём не бывало, спустился на гладкую поверхность, помогая себе копьём сохранять равновесие.

Немного отъехав, он сделал круг и, остановившись перед Симондом, сказал, махнув в сторону противоположного берега:

– Ну, я поехал туда. Для тебя у меня нету бегунков.

Симонд не успел и рта открыть, как Оданки, плавно скользя, уже удалился от берега, вполне довольный новым способом передвижения, а Симонд, кипя от негодования, остался один на берегу.

Юноше ничего не оставалось делать, как только ждать. Латтский охотник, очевидно, привык к таким неожиданностям и держал в запасе нужные средства. Но Симонд вовсе не намеревался возвращаться без него в лагерь, закончив так бесславно разведывательную вылазку. Почему латт не поделился с ним с самого начала такой полезной вещью? Наверно, она была так привычна его народу, что ему в голову не приходило, что Симонд мог даже не знать о существовании бегунков.

Эсткарпец внимательно следил за передвижением латта по замёрзшему озеру, как вдруг заметил там что-то новое. Хотя ледяная поверхность была светлой и казалась прозрачной, в глубине её сгущалась темнота, как будто слой льда был очень толстым. Только тень Оданки, довольно бледная из-за рассеянного света, скользила впереди него по озеру. И вот неожиданно Симонду почудилось подо льдом какое-то движение.

И так как в этих местах все незнакомое могло таить в себе угрозу, Симонд закричал, предупреждая товарища. Оданки оглянулся, и Симонд принялся отчаянно махать ему, показывая туда, где заметил подо льдом движущиеся тени, давая знаками понять, что надо скорее возвращаться.

Однако предостережение уже запоздало. Оданки точно споткнулся. Вокруг него на глазах расползалось пятно быстро тающего льда. Он стал барахтаться, как будто его засасывали зыбучие пески. Потом латт закричал, и в голосе его слышались боль и отчаяние.

Симонд прикинул расстояние от берега до того места, где находился тонущий охотник. Оданки продолжал барахтаться и махать ногами и руками, но полынья под ним перестала расширяться. Симонд бросил верёвку и, накинув петлю на ближайший каменный зубец, ступил на лёд озера.

Напрягая все силы, латтский охотник добрался до края проталины и положил поперёк полыньи своё копьё. Но он продолжал ужасно кричать, уже не от страха, а от боли.

Симонд, скользя на каждом шагу, побежал к Оданки, надеясь, что намёрзший на подошвах песок прибавит ему устойчивости. Несмотря на маленький рост и тонкую фигуру, кровь Тора наделила его руки и плечи недюжинной силой, в борьбе он не уступил бы Оданки, а может, оказался бы даже сильнее.

Наконец Симонд одолел расстояние, отделявшее его от охотника, нападавших тварей он так и не увидел под коркой льда. Симонд связал конец верёвки в петлю. И когда латт, закричав, замахал ему рукой, призывая на помощь, Симонд накинул петлю на его поднятую вверх руку.

Потом, встав на четвереньки и повернувшись спиной к латту, пополз к берегу, выволакивая за собой увесистого товарища. Всю дорогу Симонд пристально вглядывался в лёд под собой, не мелькнёт ли там какая-нибудь тень.

Вдруг давление на его плече ослабло, и, крепко схватив верёвку, он решился оглянуться назад. Охотник сумел выбраться из ледяной каши и, отталкиваясь обеими руками, уже сам полз, догоняя Симонда.

Спустя несколько мгновений они были на берегу – Симонд вскарабкался сам, затем выволок Оданки, который, внезапно обессилев, повис на нём, как мешок. Симонд оглядел его тело.

Крепкая одежда из шкур кое-где висела лохмотьями, из ран текла кровь, и в трёх местах к нему присосались твари, при виде которых Симонда чуть не стошнило. Он принялся колотить по ним кулаками, так как они не хотели отпускать свою жертву, а Оданки едва мог приподнять руку: она тут же бессильно падала, ударяясь о промёрзшую землю.

Одна тварь так глубоко вгрызлась в тело своей добычи, что Симонд, схватив её одной рукой, другой принялся отрезать эту мерзость ножом. Но едва он дотронулся до этой дряни, как и сам закричал от невыносимой боли – тело червя, присосавшегося к ноге Оданки, было горячо, как раскалённое железо, и немилосердно жгло ладонь Симонда, пока наконец он не перерезал червя ножом. У этих тварей были мягкие розовые тела с длинной, как стрела, клиновидной головкой цвета раскалённого железа. По счастью, вынутые из воды, они заметно слабели, и Симонду удалось прикончить ножом последнего червя. Он разжал обожжённую ладонь, и розовое тело шлёпнулось на землю.

Симонд понимал, что столкнулся с чем-то необъяснимым – невозможно понять, как такие горячие существа могли жить во льду, он подумал, что тут действует какая-то неизвестная Сила. Он наскоро перевязал раны Оданки, чтобы остановить кровь; пока он этим занимался, раненый лежал, закрыв лицо руками, словно не мог на это смотреть.

Симонд обнаружил укусы, рваные раны, но он присыпал их порошками и положил сверху примочки, которые всегда носил с собой на случай, если понадобится срочная помощь. Затем заставил Оданки пожевать кусочек корня с болеутоляющими свойствами.

Симонда тревожила мысль, не окажутся ли укусы ядовитыми. Но он сомневался в том, что сможет в одиночку доставить больного в лагерь. Поэтому он оттащил его подальше от замёрзшего озера и присыпал сверху землёй, чтобы тот не замёрз.

Прежде чем отправиться за помощью, Симонд ещё раз вернулся, чтобы внимательно рассмотреть подлёдных жителей. По мере того, как тела червей остывали, их яркая раскраска меркла. Но выглядели они противно – как огромные червяки. Со обеих сторон вдоль тела тянулась, как бахрома, цепочка маленьких ножек, а покрытые роговым слоем клиновидные морды были вооружены двойным рядом зубов.

Когда Симонд вернулся, приведя с собой Стимира и Джоула, Оданки заявил, что дойдёт и сам. Симонд решил, что первоначальная слабость была не только от потери крови, но ещё и от ужаса, вызванного видом напавших на него чудовищ.

Оба салкара с нескрываемым удивлением разглядывали мёртвых червей; им пришлось на слово поверить Симонду и Оданки, что эти существа способны выделять такое тепло, которое может растапливать лёд, и хватать добычу, выследив её снизу. Даже пролежав некоторое время на холоде, их мёртвые тела все ещё сохраняли остатки тепла.

– Может быть, они живут в тёплой грязи? – подумал вслух Симонд. – Но тогда почему они охотятся подо льдом?

Стимир невесело рассмеялся:

– Чем больше путешествуешь, тем больше у тебя появляется вопросов. Так-то, господин Симонд! Ещё одна игра природы!

– А вдруг их кто-то наслал?

– Не думаю. Давайте-ка отведём нашего товарища к целительницам!

Поравнявшись с рогатым черепом, Оданки заручился обещанием спутников, что они потом вернутся за ним. Стимир проверил крепость рогов и согласился.

– Из такого материала получаются хорошие орудия, – сказал он Симонду. – Так что нам это не помешает. Потом посмотрим, что из них получится, тем более, что он, – капитан кивнул на Оданки, – скорее всего, теперь долго пробудет в лагере.

Снова вернувшись на стоянку, Симонд подумал о Трусле и удивился, что её нигде не видно. Джоул сказал ему, что его жена отправилась вместе с шаманкой и её подружкой на поиски Одги, которая куда-то пропала. Симонд хотел тотчас же кинуться на поиски, потому что ледяные черви могли оказаться не единственной опасностью, с которой можно столкнуться в этих местах, но его задержала Фрост.

Колдунья показалась ему бледной и осунувшейся, а значит, она недавно вызывала Силу. При этой мысли его пронзил внезапный страх.

– Послушай! – сказала Фрост, устремив на него взгляд, который точно приковал юношу к месту, заставив выслушать молча, что она скажет. – Хилариону и тем, кто работает в Лормте, удалось узнать, как открываются тайные замки. Я храню это здесь, – она дотронулась кристаллом до лба. – На всякий случай я должна поделиться с кем-то этой тайной. Шаманки нет, Трусла тоже отсутствует, то есть ушли те, у кого имеется талант. Салкары же владеют единственной Силой, которая имеет отношение к морской стихии. Поэтому…

Симонд невольно отступил от неё на шаг:

– Госпожа! Я ничего не смыслю в чародействе, я даже не принадлежу к людям Старой Расы.

– Да. К нашим Древним Предкам ты не имеешь отношения, но в твоём в роду были свои Великие Предки. Ты – потомок тех, кто возрос под крылом Вольта, а его могущество не уступало могуществу старых адептов. Ты говоришь, что не имеешь талантов. По сравнению с другими, это, может быть, так и есть. Но тебе дана память, хотя перед тобой ещё никогда не раскрывались её длинные коридоры. Поэтому ты сейчас обязан запомнить.

Симонд медленно отступал, а Фрост шаг за шагом двигалась вместе с ним, пока они не оказались за выступом скалы, откуда их не могли видеть остальные спутники. Он хотел увернуться, чтобы не брать на себя груз долга, который она хотела возложить на его плечи, но не мог двинуться с места.

Колдунья подняла руку с кристаллом. Вместо сверкания из него лился мягкий золотистый свет. Страхи, только что обуревавшие Симонда, улеглись, и он ощутил на лбу прикосновение камня.

Юноша переживал странное ощущение – словно он идёт по длинному широкому коридору мимо расположенных справа и слева закрытых дверей. На дверях мерцали символы, при виде которых его одолевало чувство, будто они ему давно знакомы, он знал, что эти знаки – часть какого-то непонятного прошлого.

Потом он очутился перед последней дверью, находившейся в самом конце коридора. Дверь исчезла, и перед ним оказалась стена того же самого мерцающего света, который сопровождал весь его путь. Послышался вздох, похожий на взмах широких крыльев.

Огромная рука, оканчивающаяся птичьими когтями, принялась выводить на стене некие письмена. Каждый знак, проступавший на ней, был лазурного цвета – той лазури, которая означает спасение от всех посягновений Тьмы. Симонд не понимал их смысла, но знал, что они запечатлелись в его памяти на всю оставшуюся жизнь.

Что-то мягкое, словно край большого крыла, коснулось, пролетая, его щеки. Он понял, что это было благословение и прощальный знак. Симонд очнулся, моргая глазами, и увидел перед собой Фрост, которая держала в руке потухший камень.

– Запомнил? – спросила она.

И символы тотчас вспыхнули в его мозгу. Одновременно у него без каких-либо подсказок явилась твёрдая уверенность, что в любой момент, как только потребуется, он сможет их назвать, хотя и не знает истолкования.

Фрост улыбнулась.

– Да, – сказала она, – свет всегда откликается, когда приходит нужда. А теперь ты пойдёшь и отыщешь свою супругу, и ещё, – добавила она, наморщив лоб, – там тоже требуется помощь. Я что-то не пойму, в чём дело, – продолжала она, как бы сама с собой, но Симонд уже почти не слушал, сгорая от желания поскорее уйти. – Там слышен какой-то зов. Но если он порождение Тьмы, то такой, которую мы не знаем.

Симонд, не дослушав, пустился в путь, вместе со Стимиром. Они отправились по тому следу, который утром проложили обе женщины. По дороге они обратили внимание, что оставшаяся после бушевавших вчера гейзеров грязь успокоилась, лишь изредка вдалеке от их пути поднимались небольшие фонтанчики. Однако обширная вонючая лужа грязи и уничтоженная растительность напоминали о затаившейся угрозе.

Симонд, побывавший уже не в одной экспедиции, приобрёл достаточный опыт, чтобы читать следы, а здесь это было особенно легко, так как женщины не пытались скрывать, куда они направляются. Таким образом, Симонд и капитан вскоре обнаружили ведущую в глубь пещеры лестницу и стали подниматься по ступенькам.

Дойдя до перил с черепами, они остановились, и Симонд тотчас же увидел расчищенные Инквитой руны.

– Что это? – спросил Симонд. Слишком уж много загадок встречалось в этом месте, и, хоть и древние, они могли оказаться совсем небезобидными.

Капитан опустился на одно колено, чтобы получше разглядеть полустёршиеся значки, затем вынул нож, чтобы очистить их от набившейся в углубления грязи.

– Вот, – сказал он, указывая на руну кончиком ножа, – старинный знак из древних свитков заклинаний, посвящённых Повелителю Бурь. Этот, – он указал на другой значок, – означает моление. Салкарские письмена, но только очень уж древние… Мне в них уже не разобраться.

– А черепа не салкарские, – заметил Симонд, оглядывая ряд странных балясин, покрытых зелёным мхом вместо волос.

– Нет, – согласился с ним Стимир. – И у моего народа никогда не было обычая собирать черепа убитых врагов, как это принято у некоторых тёмных варваров. Но я готов поклясться, что здесь побывали люди моего племени.

Симонд уже поднялся на следующую ступеньку:

– Взгляни-ка! Они здесь проходили. Тут следы их башмаков. Что привело сюда Одгу?

– А что привело сюда нас всех? Мы ищем что-то затерянное. Что именно? Какого-то врага, врата, затаившуюся опасность? А вдруг то, что мы разыскиваем, само использует кого-то из нас для своих неведомых целей?

– Она поклялась совершить против этого врага кровную месть! – сказал Симонд, стараясь голосом не выдать волнения. – Или ты думаешь, что дав обет кровной мести, волночея сама открыла душу ненавистному врагу?

Симонд однажды пережил нечто подобное, когда чужая воля завладела его душой. Тогда его спасла Трусла, освободив от злых чар, о которых он даже не подозревал. Поэтому Симонд уже знал, что подобное тоже могло случиться.

– Как знать! – ответил капитан.

Разговаривая, они поднялись на самый верх древней лестницы и очутились на площадке. Перед ними расстилалась изрытая трещинами поверхность ледника, за которым открывался вид далёких гор. Тоскливое беспокойство Симонда сменилось злостью. Трусла ничего не знала об этих землях, но Инквита ведь всю жизнь провела на севере и должна была понимать, какие опасности подстерегают на этом пути!

Однако в следующий миг его взгляд уловил чёрные точки, равномерно двигавшиеся в сторону далёких гор, они шли медленно и осторожно, но неуклонно направлялись в ту сторону. Одна только мысль о том, что там можно провалиться в едва прикрытую снегом пропасть и навеки кануть в ледяной могиле, так потрясла Симонда, что у него перехватило дыхание.

Три чёрные точки – две побольше, одна совсем маленькая. Значит, они так и не нашли Одгу. Симонд своими глазами видел следы, но, может быть, это были следы Труслы и Инквиты, а Одга здесь вообще не проходила.

– Смотри! Их ведёт малютка! – сказал капитан Стимир. – Может быть, они пошли, полагаясь на какой-то особый талант этого существа.

В этот миг Симонду страстно захотелось схватить эту Канкиль и оттолкнуть в сторону, а потом поскорее вернуть всех троих в лагерь. Но капитан был прав. Канкиль, действительно, опережала свою хозяйку на шаг-другой, а последней шла Трусла.

В Коринте, а после в посёлке Край Света, они наслушались бесконечных историй об опасностях, которые подстерегают человека на ледниках. Мало того, что их предательская поверхность может неожиданно проломиться, но часто в ледяных пещерах устраивают логово медведи, а приблизиться к логову медведя-полоскуна означало верную смерть, если хозяин окажется дома.

– Далеко ли ещё идти? – спросила Трусла, отводя от глаз выбившуюся из-под капюшона прядь растрепавшихся волос. После жаркой долины холод пронизывал до самых костей. Трусла засунула ладони себе под мышки, чтобы хоть немного согреться. То и дело женщины делали короткие остановки, так как Канкиль часто рыскала по сторонам в поисках нужного направления.

Куда могла уйти Одга? Кругом не было ничего, кроме бесконечных льдов и стужи да маячивших впереди угрюмых скалистых гор. Неужели она пошла на какой-то зов?

Зная, как умеют пользоваться этим средством люди её племени, Трусла ещё с утра заподозрила такую возможность. Она поделилась догадкой с Инквитой, и та согласилась с ней, разрушив последнюю надежду, которая ещё теплилась у Труслы. Разум подсказывал им, что лучше бы вернуться, но Канкиль принималась пищать и прищёлкивать языком, и шаманка продолжала идти за нею. Оборачиваясь назад, Трусла с каждым разом все больше сомневалась, что сумеет отыскать лестницу, которая привела их в эту унылую пустыню.

И тут они пришли к концу своего пути. Канкиль уселась на краю обрыва перед бездонной пропастью, которая вела, наверное, в самую глубь земли. Перед ней обрывалась тропа.

Трусла заглянула и с трепетом отвернулась. Она так ясно представила себе, что тут должно было случиться. Дойдя до обрыва, Одга, следуя неумолимому зову, сделала следующий шаг и очутилась за краем пропасти; теперь она, наверное, лежит на дне ледяной трещины, и никто больше никогда её не увидит.

Инквита ходила взад и вперёд по краю обрыва. Почему-то она ни разу не заглянула в глубину, а все посматривала на другую сторону. Трусла была уверена, что здесь нигде не заметно никаких следов моста, который мог провалиться до их прихода.

– Она упала и теперь мертва, – промолвила наконец Трусла. Стоя на пронизывающем ветру, который так и хлестал её со всех сторон, она чувствовала, что и сама недолго выдержит, замёрзнет и превратится в глыбу льда, как те страшилища, которых они встретили на пути.

– Нет, – упрямо возразила Инквита. – Я чую живой дух. Смотри – малютка не ошибается! Но твоя правда, что отсюда нет дальше пути.

– Здесь мы замёрзнем и заледенеем, – ответила Трусла. – Что, по-твоему, знает твоя Канкиль? Что тут можно знать? Может быть, у Одги вдруг выросли крылья и она улетела к тем горам?

Инквит посмотрела на неё сверлящим взглядом:

– Крылья бывают разные. Не знаю, как водится у вас в Торовых болотах, а я далеко летаю во сне.

Трусла топнула ножкой, лёд зазвенел и посыпались осколки:

– Не вздумаешь ведь ты здесь спать, чтобы увидеть сон! По-моему, тогда тебя не спасёт уже никакая Сила.

– Совершенно верно! Но в сновидения я всё-таки погружусь. Сейчас пора возвращаться, потому что нас уже ищут, а в стране не так много народа, чтобы разбредаться в разные стороны. Вот только не знаю… – начала шаманка и задумалась, устремив взгляд в даль по ту сторону пропасти. – Потолковать бы сейчас с колдуньей! Мы с ней отличаемся по талантам, но вместе… Да уж ладно! Пойдём отсюда, девушка, пока ты ещё не превратилась у меня в сосульку.

Тут они повернулись спиной к пропасти и пустились в обратный путь, Канкиль, как и прежде, скакала впереди, словно понимая, что должна выполнять обязанности проводника.

Вдруг Трусла увидела впереди двоих людей, идущих им навстречу, и один из них был Симонд! В это время она уже перестала ощущать холод и брела, спотыкаясь и волоча ноги. Но в этот миг она побежала, обогнала Канкиль, думая только, чтобы случайно не наступить на неё. И вот уже Трусла уткнулась в грудь Симонда. Он сильно встряхнул её, и девушке показалось, что у неё сейчас слетит с плеч голова, а потом крепко обнял – и кровь быстрее побежала по жилам.