Текст книги "Философский словарь"

Автор книги: Андре Конт-Спонвиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 83 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

Глагол (Verbe)

В написании с заглавной буквы иногда употребляется как синоним Слова или Логоса, то есть Божественного действия, или Бога в действии, где под действием понимается сотворение смысла. «И Слово стало плотию, и обитало с нами», читаем у св. Иоанна, и под Словом подразумевается второе лицо Троицы.

В обычном смысле глаголом называют часть речи, преимущественно обозначающую движение, свершение или действие (в отличие от имен существительных, обозначающих вещи, абстрактные понятия или индивидуальные существа). Отсюда – изобретенный Франсисом Вольфом (83) язык-мир («Рассказать мир», 1997), состоящий из одних глаголов. Это мир чистого становления, мир, в котором нет ничего, что оставалось бы неизменным, мир акциденции без субстанции, действий без субъектов, событий без сущностей и без вещей. Примерно таким представляли себе мир Гераклит и Будда, и, как знать, может, он-то и есть самый истинный из миров. Но наш язык – этот «причудливый узор из имен и глаголов», как говорил о нем Платон, – не способен выразить то, что может помыслить дух. Каждый наш глагол нуждается в субъекте. Отсюда знаменитое декартовское «Я мыслю, следовательно, существую», о котором Ницше совершенно справедливо заметил, что своей очевидностью оно обязано разве что вере в… грамматику. Мне иногда приходит в голову, что «неявная реальность» квантовой механики должна напоминать этот мир глаголов без субъекта и событий без вещей. Потому-то наши физики не могут четко выразить его сущность, а мы не в силах понять, о чем же они толкуют. У нас просто нет для этого подходящего языка.

Глубина (Profondeur)

Расстояние от поверхности до дна. В философии слово «глубина» употребляется в основном как метафора для обозначения «количества» мысли, которую может содержать или пробуждать тот или иной дискурс. Даже Ницше, столь явно неравнодушный к поверхностной красоте, законно признавал в глубине интеллектуальную добродетель. Дело в том, что сама поверхностность имеет смысл лишь тогда, когда служит глубине. Возьмем, к примеру, древних греков. «О, эти греки! Они умели-таки жить; для этого нужно храбро оставаться у поверхности, у складки кожи, поклоняться иллюзии, верить в формы, звуки, слова, в весь Олимп иллюзии! Эти греки были поверхностными – из глубины!» («Веселая наука», Предисловие). И как велико число наших современников, которые поступают в точности наоборот – стремятся казаться глубокими за счет поверхностности?

Есть и такие, кто надеется достичь того же результата за счет темноты. И, хотя они любят прикрываться именем Ницше, он показал, что не согласен с ними. Сам он предпочитал «прекрасную французскую ясность», подобную той, примеры которой дают Паскаль и Вольтер. Быть глубоким, поясняет он, совсем не то же самое, что казаться глубоким. «Кто знает себя глубоко, заботится о ясности; кто хотел бы казаться толпе глубоким, заботится о темноте. Ибо толпа считает глубоким все то, дна чего она не может видеть: она так пуглива и так неохотно лезет в воду!» (там же, III, 173). Поэтому поверхностность хороша лишь тогда, когда она глубока, а глубина – когда она ясна.

Глупость (Bêtise)

Недостаток ума. Понятие по самой своей природе относительное. Глупость, как и ум, познается в сравнении и имеет разные степени. Это оставляет хоть какой-то шанс дуракам (всегда найдется кто-нибудь еще глупее) и гениям (всегда найдется толика глупости, которую следует преодолеть в себе). «Как же я был глуп!» – часто восклицаем мы. Это не означает, что теперь мы полностью избавились от глупости, но подразумевает, что мы стали менее глупыми.

Гнев (Colére)

Преходящее состояние сильного возмущения. Гнев – не столько страсть, сколько эмоция; он охватывает нас внезапно, но так же быстро улетучивается. Чтобы успешнее бороться с гневом, разумно на какое-то время поддаться ему. Время работает на нас и против гнева.

Чаще всего гнев возникает как реакция на несправедливую обиду или обиду, представляющуюся нам несправедливой. Поэтому приступ гнева может быть вполне оправданным, если он помогает бороться с несправедливостью. К сожалению, по большей части гнев служит отдушиной травмированному нарциссизму и вызывает не желание справедливости, а жажду мести.

В любом случае гнев, даже оправданный и необходимый, никогда не бывает обдуманным. В этом его слабость и таящаяся в нем опасность – справедливый гнев легче легкого толкает на совершение несправедливостей. Если бы это было не так, нам были бы не нужны суды, в которых человеческие поступки, совершенные в приступе гнева, рассматриваются неторопливо и беспристрастно, во всяком случае в принципе беспристрастно. Даже самый посредственный суд все-таки лучше самого блестящего линчевания. Собственно, в том и заключается сущность гнева, что он может быть необходим, но никогда не бывает достаточным.

Гносеология (Gnoséologie)

Теория познания; философия познания (gnosis). По сравнению с эпистемологией, рассматривающей не столько знание вообще, сколько отдельные науки, носит более абстрактный характер. Термин особенно ценится в форме прилагательного гносеологический – удобного в употреблении и не имеющего синонимов. В форме существительного используется ограниченно; философы чаще говорят о теории познания.

Гностика (Gnose)

Религиозное учение первых веков христианской эры, возникшее, возможно, под влиянием платонизма (или даже манихейства: этот мир есть зло, а все доброе находится вне его), проповедовавшее спасение через познание (gnosis) Бога, передаваемое посвященным в форме исконной тайной традиции. Гностицизм – эзотерическое учение, своего рода суеверное знание.

Церковь считает гностицизм ересью. Многие исследователи часто расценивают гностицизм как христианство, зараженное эллинизмом. Впрочем, справедливо было бы и обратное утверждение, и с этой точки зрения взгляды Симоны Вейль во многих отношениях отталкиваются от этого течения мысли. Проникновение гностицизма в другие религии и в другие века почти всегда распознается по ненависти к миру, собственному телу и к себе. Гностик стремится к спасению одного лишь духа и силами того же духа. Отсюда парадоксальность гностики, которая предстает чем-то вроде пессимистической сотериологии (христианское учение о спасении. – Прим. пер.). Мир – тюрьма, и гностик видит спасение в бегстве из этой тюрьмы.

Гордость (Fierté)

Довольство собой (даже если речь идет о другом: «Я тобой горжусь»), которому сопутствует некоторая доля презрения к другим. Чувство законности своего превосходства или, во всяком случае, собственной значимости, якобы превосходящей средний уровень или заслуженной (перед кем?). Располагаясь где-то посредине между достоинством и гордыней, гордость все же тяготеет к последней. Это недостаток, считающий себя добродетелью, мелкость, мнящая себя величиной. Это нехватка скромности, следовательно, трезвости ума.

Гордость обретает ценность лишь в качестве средства защиты против презрения, объектом которого становится человек. Еще можно понять, когда устраивают демонстрации в защиту «гордости гомосексуалистов» (gay pride). Но демонстрация в защиту гордости гетеросексуалов стала бы сборищем мещан и гомоненавистников.

Гордыня (Orgueil)

Когда-то в ранней юности я поддался уговорам одной своей приятельницы и согласился ответить на вопросы знаменитой «Анкеты Пруста». Я совершенно не помню ни одного своего ответа, кроме одного, который тогда показался мне изысканно парадоксальным.

– Ваш главный недостаток?

– Гордыня.

– Ваше главное достоинство?

– Гордыня.

Сегодня я несколько пересмотрел свои взгляды. Это не значит, что я полностью избавился от гордыни (хотя, смею надеяться, сегодня она свойственна мне в меньшей степени). Это значит, что я перестал видеть в гордыне добродетель.

Всякая гордыня иллюзорна, поскольку заставляет нас видеть в себе достоинства, которыми мы не обладаем, или льстить себя глупой надеждой, что мы способны ими обладать. Кичиться своим ростом, своей красотой, своим здоровьем – что может быть нелепее? Не менее нелепо стремление похваляться своим умом или силой. Разве человек выбирает, каким ему быть? Разве только от него одного зависит, каким он останется? Сгусток органики, сегодня ты на коне, а завтра валяешься, прикованный к постели. Ничего стыдного в этом, разумеется, нет, а значит, и гордиться тем, какой ты был вчера, нечего.

Гордыня, по Спинозе, «состоит в том, что ставят себя вследствие любви к себе выше, чем следует» («Этика», часть III, определение аффектов, 28). Следовательно, всякая гордыня несправедлива, поскольку несправедлива по отношению к другим и по отношению к себе. Это не более чем ловушка для самолюбия.

Гражданин (Citogen)

Член гражданского общества в меру своей причастности к высшей власти (в противном случае он превращается в простого подданного) и до тех пор, пока исполняет его законы (в противном случае он превращается в короля).

Существуют гражданские общества без демократии, но это – гражданские общества без граждан.

Гражданский (Civil)

Относящийся к гражданину и обществу, а не к природе или к государству. Отсюда выражения «гражданское состояние» (в отличие от природного состояния), «гражданское общество» (в отличие от государства, администрации или народных избранников). Гражданское измерение принадлежит к числу политических, а не политиканских измерений.

Гражданское Общество (Cité)

Совокупность индивидуумов, подчиненных одному и тому же высшему закону. Следовательно, определяющим гражданское общество понятием является власть, а не наоборот. Отсюда войны, завоевания и встречаемое ими противодействие. Вопрос всегда стоит так: кто приказывает и кто подчиняется? Кто, как говорится, творит закон, и кто обязан его исполнять. Гражданское общество – это единство вторых. Высшая власть – единство первых. Республика – образование, при котором первые и вторые тождественны.

Гражданское Состояние (Etat Civil)

Состояние, обратное природному; жизнь в обществе, предполагающая наличие власти и законов.

Гражданство (Citoyenneté)

Свойство быть гражданином, т. е. пользоваться всей совокупностью прав и исполнять все вытекающие из этого обязанности. Первейшей обязанностью гражданина является соблюдение закона (согласие быть гражданином, а не сувереном). Первейшим правом – право участия в разработке законов и складывающимся в результате соотношении сил (право быть гражданином, а не подданным). Таковы два способа быть свободным в политическом смысле слова, и других способов для этого в рамках гражданского общества не существует.

Грезы (Songes)

Более литературное название снов или мечтаний. В грезах душа, по выражению Вольтера, вырывается на свободу и утрачивает связь с разумом. Она словно бы сходит с рельсов реальности. К счастью, грезы кончаются пробуждением. Разум возвращается к нам, а вместе с ним – и окружающий мир.

Грех (Péché)

Религиозное название вины; оскорбление, нанесенное Богу нарушением того или иного из его заветов. Если Бога нет, то нет и греха в собственном смысле слова. Остается вина, проявления которой бесчисленны и которую никто не запрещает нам именовать грехом, вкладывая в это понятие светский смысл. Тогда грех – это оскорбление человечности в себе или в других.

Группа (Groupe)

Совокупность индивидуумов, находящихся во взаимодействии, в результате чего группа является чем-то большим, чем простая сумма индивидов с их поведенческими актами. Это понятие относительно и неясно по самой своей природе, и его уточнение возможно только путем показа его отличия от близких понятий. Группа это одновременно и меньше (количественно), и больше (качественно), чем толпа; можно сказать, что это ограниченная, объединенная и почти всегда иерархически структурированная толпа. В качестве примера рассмотрим футбольный матч на стадионе. Среди толпы зрителей можно выделить группы болельщиков, а также две группы игроков (команды).

Грядущее (Futur)

Синоним будущего. В отличие от грядущего будущее обозначает скорее время как измерение, не акцентируя внимания на его содержании. Грядущее это то, что наступит. Будущее – время, которое наступит. Грядущее состоит из событий, большинство из которых нам неведомы. Будущее состоит лишь из себя самого: это голое время, разумеется, воображаемое, которое грядущее чем-то наполнит. Но тогда оно перестанет быть и будущим и грядущим, а станет настоящим, которое и является единственно реальным временем.

Гуманизация (Humanisation)

Мы рождаемся мужчинами или женщинами, мы становимся людьми. Этот процесс, одинаково важный как для вида, так и для каждого отдельного индивидуума, мы и называем гуманизацией. Это человеческое становление человека, или культурное продолжение антропогенеза.

Гуманизм (Humanisme)

Исторически гуманизм возник как одно из философских учений эпохи Возрождения (его деятелей, таких, как Петрарка (84), Пико де ла Мирандола (85), Эразм Роттердамский, Бюде (86), и других мы называем гуманистами). Оно основывалось на изучении древнегреческого и древнеримского культурного наследия и пришло к идее ценности индивидуального человека. В философии, однако, слово «гуманизм» употребляется в гораздо более широком значении. Быть гуманистом означает рассматривать человечество как ценность и даже как высшую ценность. Остается выяснить, является ли эта ценность абсолютом, который мы можем познавать, отличать от других, созерцать, или она относительна к нашей истории, к нашим желаниям, к тому или иному обществу или той или иной культуре. В первом случае мы говорим о теоретическом гуманизме, который может быть метафизическим или трансцендентным, но всегда тяготеет к превращению в религию человека (см. «Человек-Бог» Люка Ферри (87)). Во втором речь идет о практическом гуманизме, который не претендует ни на какой абсолют, ни на какую религию и ни на какую трансцендентность; это не более чем мораль и руководство к действию. Первое – это вера; второе – верность. Первое возводит человечество в принцип, сущность и абсолют; второе видит в нем лишь результат, историю, свод требований. На самом деле вопрос сводится к тому, чтобы определить, нужно ли верить в человека, чтобы желать для людей добра (теоретический гуманизм), или можно продолжать желать для них этого добра, даже не питая никаких иллюзий на их счет (практический гуманизм). Именно таким был гуманизм Монтеня, которому посвящен другой мой труд («Ценность и истина»). Таков и гуманизм Ламетри (88): «Я оплакиваю судьбу человечества, – пишет он, – которое, так сказать, попало в столь дурные руки, как его собственные». Но это еще не причина, чтобы бросать его на произвол судьбы, ведь руки, что ни говори, наши. Истинный материалист, Ламетри видит в человеческих существах чистый продукт материи и истории (пресловутый тезис о человеке-машине, на котором основан теоретический антигуманизм). Однако это не помешало ему, врачу по профессии, продолжать лечить людей, как не помешало ему как философу стремиться понять их и простить. «Знаете ли вы, почему я все же до некоторой степени ценю людей? – вопрошал он. И отвечал: – Потому что я серьезно считаю их машинами. Если предположить обратное, мало найдется таких, чье общество показалось бы мне достойным уважения. Материализм – это антипод мизантропии». Вот гуманизм, лишенный иллюзий, он же – охранительный гуманизм. Уважение, которое мы должны проявлять к людям, основано вовсе не на их ценности; люди ценны именно благодаря этому уважению. Людей надо любить не потому, что они добры – просто доброты не бывает без любви.

И воспитывать их надо не потому, что они свободны, а потому, что благодаря воспитанию у них появляется шанс стать свободными. Именно это я и называю практическим гуманизмом, который имеет значение лишь постольку, поскольку подвигает нас к конкретным действиям. Гуманизм это не вера, а воля. Не религия, а мораль. А как же быть с верой в человека? Я не очень понимаю смысл этого выражения, ведь существование человека можно считать доказанным. При чем же здесь вера? Чтобы желать людям блага и стремиться к прогрессу человечества, нет нужды в вере. Впрочем, мы взяли столь низкий старт, что, пожалуй, должна существовать какая-нибудь возможность немножечко нас возвысить. Этим и занимается гуманизм в первом значении термина, побуждающий нас к интеллектуальному труду, развитию культуры, внимательному и честному изучению прошлой истории человечества. Это единственный путь к будущему, если мы хотим, чтобы оно складывалось приемлемым для нас образом. Человек – не Бог. Так давайте хотя бы жить и действовать так, чтобы он оставался человечным.

Д

Дар (Don)

То, что мы отдаем или получаем безвозмездно. Дар – первоначальная форма обмена, появившаяся до торговли, или первый термин меновых отношений. Почему мы говорим об обмене? Потому что безвозмездность дара почти всегда предполагает взаимность. В своем «Эссе о даре» Марсель Мосс (89) показал, что в области дарения существовала целая система обязательств и компенсаций. В архаичном обществе, поясняет он, за всяком даром обязательно следовал ответный дар: «Подношение даров обставлялось как добровольное действие, хотя в основе своей все подарки были строго обязательными, а отказ компенсировать дар влек за собой ссору, если речь шла о личных отношениях, или войну, если были затронуты интересы племени». Допустим, человек преподнес мне подарок или оказал другую любезность. Я обязан принять дар и отблагодарить подарившего, вручив ему эквивалент подарка. Отказ от ответного дара означал бы нарушение общественного договора и угрозу насилия. Мы уже миновали эту стадию – изобрели торговлю, освободившую нас от необходимости испытывать благодарность за дары. Но не от необходимости компенсировать полученное – ведь цена, которую мы платим за товар, и есть ответный дар. Что касается сферы человеческих отношений, свободной от коммерческих связей, то здесь принцип дара и ответного дара продолжает царить по-прежнему. Если нас пригласили в гости, мы считаем невежливым не ответить встречным приглашением или явиться в гости с пустыми руками. Полученный дар накладывает на нас определенные обязательства, а ответный дар даже в наши дни рассматривается как нечто обязательное. Как знать, может быть, и наше чувство долга основывается на признательности за дар?

Словом «дар» принято также называть некоторые врожденные способности, особенно редкие и исключительные. В этом смысле дар – нечто вроде природного таланта, точнее говоря, той основы, на которой с помощью труда и культуры может развиться талант. Отсюда – исходное неравенство людей, для кого-то, может быть, неприятное, но существующее. Несколько лет назад один еженедельник левого направления напечатал статью под громким заголовком «Никакой одаренности не бывает». Автор статьи полагал, что защищает справедливость. На самом деле это была, конечно, самая обыкновенная глупость. С чего он взял, что природе есть дело до справедливости? И что теперь, прикажете объявить Моцарта сторонником правых? Лучше просто работать в меру своих сил и восхищаться одаренными людьми.

Дарвинизм (Darwinisme)

Учение Дарвина и его учеников; способ объяснения кажущейся целесообразности жизни эволюцией видов и естественным отбором, т. е. слепой игрой мутаций, воспроизведения и смерти. Большинство людей из всей теории Дарвина помнят только одно: что человек произошел от обезьяны или что, по крайней мере, обезьяны являются нашими двоюродными братьями. Когда утих шумный скандал, вызванный этим открытием, высказанное Дарвином предположение понемногу стало очевидной истиной, благодаря которой мы, к счастью, снова можем считать себя частью природы. Дарвинизм, однако, не сводится к узкой проблеме происхождения человека, но предлагает более общее толкование, которое и разрабатывают современные дарвинисты. Можно сказать, что дарвинизм – это попытка объяснить порядок беспорядком, а смысл, во всяком случае видимый, – случайностью. Та или иная хромосома претерпевает изменение. Чем благоприятнее это изменение для вида, тем больше у него шансов закрепиться (положительный отбор); чем оно вреднее, тем этих шансов меньше (в этом случае носители изменения теряют жизнеспособность или способность к продолжению рода). То же самое происходит при изменениях во внешней среде: одни виды в результате этих изменений вымирают, другие, напротив, бурно размножаются, а наивным зрителям остается только удивляться, как это природе, вопреки всем этим ужасам, а может, и благодаря им, удается сохранить такую гармонию… Кое-кто испытает искушение почувствовать за всем этим невидимую руку. Представим себе некую парадоксальную лотерею, в которой самым крупным выигрышем становится… сам выигравший. И, если этот победитель обладает способностью к метафизике, он просто обречен уверовать в существование Бога. На самом деле подобный ход мыслей означает попытку возведения лотереи в ранг религии. От этого блаженного суеверия, в котором пребывает обладатель главного приза, нас и избавляет дарвинизм. Природа никогда ничего не выбирает. Отдельные особи либо передают свои гены потомству, либо не передают, и делают это сообразно своим способностям более или менее эффективно и в больших или меньших масштабах. Это выглядит как своеобразное решето (работающее по принципу смерти и воспроизведения), и хотя, с нашей точки зрения, результаты отсева выглядят как некая провидческая целесообразность, на самом деле они – набор случайностей (генов и мутаций), подчиненных необходимости (борьбе за выживание и вытеснению более слабых и наименее приспособленных к воспроизводству видов). Таким образом, дарвинизм ведет к атеизму. Оказывается, природа играет в кости – значит, она не Бог.