Текст книги "Две жизни пилота Климова(СИ)"

Автор книги: Анатолий Заклинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Что и сказать, не злите женщину, вот вам мой совет. Тем более, если она изначально лучше вас управляется со звездолётом. Едва её движки начинают работать в такт, как она настигает меня, и я уже не могу уйти. Лазеры повреждают мои маневровые двигатели, а за счёт одних только маршевых мне уйти не удастся. Обидно, конечно, проигрывать женщине, но всё по-честному.

– Хоть теперь мир? – спрашиваю я.

– Мир, Климов. Ты же меня знаешь. Я просто забавляюсь. Ещё заходик насмерть?

– Погнали.

Забавляться она любит. Тоже мне игрушки. Не то чтобы моя мораль сильно пострадала, но всё равно хорошего мало. Вообще, нам запрещено конфликтовать даже на симуляторах, но никто из нас ведь не ябеда, а телеметрию упражнений командование почти не смотрит. Тем более сейчас – война, какая никакая, есть вещи и посущественнее.

– Так что у тебя с Улькой? – спросила она.

– Ничего. Мы мило пообщались, только и всего.

– А чего так?

– А что должно быть?

– Ну, не знаю. Вон, Серёга чуть ли не жениться собирался.

– Шустрый больно.

– У него зато заход хороший.

– Ты хотела сказать быстрый. Это два разных слова.

– Какие мы ранимые, когда речь заходит о заходе. Потренируй, Климов, и у тебя будет лучше. Хочешь, я помогу?

– Справлюсь как-нибудь, не переживай, сестрёнка, лучше пошли станцию накроем в наглую.

– Пошли.

Забава для опытных – мы не ликвидируем всю охрану, а сразу заходим на цель, коей является силовой канал космической станции. Мы получаем урон, наши щиты почти уничтожены, но цель быстро достигнута. Хоть нас бы и не тронули вообще, если бы мы шли по длинной схеме, это было бы очень долго, а мы решили в конец обнаглеть.

– Ладно, пойдём ужинать, – говорит Лена, когда мы заканчиваем, – пойдёшь сегодня в клуб?

– Не знаю.

– Почему? Мы Улечку позовём. Ты ей понравился.

– Спасибо, что стремитесь устроить мою личную жизнь, но я сам как-нибудь с этим справлюсь.

– Какие мы гордые.

Душ, ужин, небольшое желание спать, абсолютное нежелание идти в клуб. Нет, я хочу в симулятор и драться насмерть. Меня сегодня победили хоть и не как ребёнка, но всё равно неприятно. Нужно тренироваться и не рассчитывать на то, что левик будет слаб. Деактивирую компьютер, чтобы никто случайно не отвлёк, а потом залезаю в капсулу.

– Тебе не говорили, Климов, что зацикливаться вредно, вне зависимости от того, на чём ты зациклился, – говорит мне Лёша за завтраком.

Вчера я и правда засиделся в симуляторе, поздно вернулся, уже после отбоя. Пожалуй, можно было получить нагоняй от Вяземского, но он последние дни вообще нами не интересуется. Зная его, могу сказать, что на фронт просится. Но на фронт сейчас можно только по одной дороге. Дороге смены пилотского комбинезона на армейский камуфляж, чего нам никогда не позволят.

– Знаю, заигрался, – отвечаю я.

– Вон, посмотри на Серого, он вроде как перестал зацикливаться на той светленькой, и как огурчик.

– Ага, зелёненький с пупырышками, – с улыбкой замечаю я, глядя на Серёгу.

Он ничего мне не отвечает. Конечно, если уж влюбился, за один день не забудешь, но он и правда старается не показывать вида. Уж точно лучше, чем публично жалеть себя.

– Какие на сегодня планы?

– Тактику будем работать, забыл?

– А потом опять в симулятор, но уже без остальных? – спросил Серёга.

– Можем втроём забуриться, как хотите.

– Всё не можешь смириться, что тебя вчера Котова отделала, ты не парься, – хлопает меня по плечу Лёха, – она очень крутая. С детства у штурвала. Так что это ни о чём не говорит.

– Ага, – говорю я.

– Вы, кстати, не хотите в хитбол поиграть? – спрашивает Серёга.

– А чего?

– Да я узнал, что Ленкин парень с Лайтаера. Они уже на станции. Сейчас их подлатают, и можно будет их вызвать. Отделаем Лайтаер по хитболу – будет круто.

– Лайтаер, – говорю я, – по хитболу. Ты сам понял, что сказал? Они в хитбол в школе играют, и там, где ты тренировался, они тренировали.

– Да хорош тебе, типа тут такие спортсмены все.

– Ну, мне даже предлог не нужен, – справедливо замечаю я, – я никогда не играл и не собираюсь начинать.

– Лёша?

– Ты же сам не играешь.

– Хочу.

– Вот Серый, он не зацикливается, – шутливо нахмурив брови, изображаю Лёшкины интонации.

– Это другое.

– Мой тебе совет – просто плюнь на этот хитбол и всё.

– У тебя симулятор сегодня – иди и дрочи, а я пойду тренироваться, – злобно говорит он, берёт пустую тарелку, встаёт и уходит.

– Дружище, дружочек, как-никак, чесслово, – говорю я, махая рукой.

Помню, был у нас в академии преподаватель. Вёл он общую военную подготовку. Ну, стрелять там, и все общие навыки. Всякое может с пилотом случиться – и на планету можно упасть, и в ангаре под атакой оказаться. Так вот, ходили мы в поход на пять дней, как натуральная пехота, и он как-то вечером около костра рассказывал, что все ссоры в этом мире из-за баб. Вечно не поделили и подрались, и так на всех уровнях. Личного он ничего не рассказывал, но явно не из пальца всё это высосал. Я в принципе с ним не очень согласен, но друг наш Серёжка сейчас даёт несколько баллов теории Гаврилова. А он, Гаврилов, к слову, настоящий боевой офицер – гордое звание. Парни как-то подломали базу и увидели его наградные. Ну, то есть о его орденах мы и так знали, но не знали, что он особый специалист по организации планетарных партизанских действий. Так вот, в том походе мы его ненавидели, но случись сейчас оказаться на какой-нибудь планете, никто из нас как минимум не растеряется.

Вяземский сегодня опять мрачен. Ничего нового не рассказал, значит, мы по-прежнему ждём. Сейчас наши тренировки скучны. Нет былого задора, криков, кучи обсуждений, тыканий носом, выговоров и похвал. Эх, академия! Сейчас всё напоминает экзамен, притом не самый сложный. Вяземский, пользуясь полномочиями, программирует симулятор, и мы выполняем. Сложно, но можно. А ещё, можно было бы и посерьёзнее. Мне Котова больше жару задала, чем эти боты, хотя она одна была, а их тут целые волны.

– Ты стал чаще мазать, – говорит мне Лёша за обедом, – торопишься.

– Да ну?

– Точно тебе говорю. И это ещё боты медленные.

– Тренирую скорость. Когда отточу, точность вернётся.

– А на новых кораблях турели, – замечает Серёга, – лазером можно не целиться.

– Правда?

– Ага.

Вообще, такие турели не новость, но раньше их не ставили на лёгкие и средние машины. И потом, бывалые пилоты не любят автоматику. Говорят, сбивается иногда. Плюс не очень надёжна сама конструкция. Но интерес не позволяет мне вступить в обсуждение, мне надо знать другое.

– А где ты их видел? – спрашиваю я.

– Как где? В ангаре.

– Как ты туда попал?

– Как? Пошёл и посмотрел.

– Там же охрана.

– Если обещаешь сыграть в хитбол, я договорюсь.

– Да зачем я тебе? Я вообще не умею. Я только всё испорчу.

– Вместе в космосе, вместе на площадке.

– Ну, если ты готов проиграть, то давай, только дай на них посмотреть. А то я настройки опробовал, а видеть – не видел.

– С таким настроем ты мне не нужен. Я хочу задать им жару, заодно покажем, что не только они в атаке хороши. А ты на трибуне посиди. И корабль, может, потом где на картинке увидишь, когда он экспериментальным быть перестанет.

– Вот так значит.

– Ага. Ты так, я так.

Да уж, специальный инструктор Гаврилов получает ещё несколько баллов. И ведь здесь даже не "не поделили", а просто на пустом месте.

– Может, мы как-нибудь попробуем, а? – говорю я Лёшке, когда Серый уходит.

– Ага, – кивает тот, – и на губу.

Мрачно выдыхаю.

4

Я не просто не играю в хитбол. Я им никогда не увлекался и толком даже не знал о нём до того момента, как оказался в действующих войсках. Совершенно не разделяю страсть, которую он вызывает в сердцах тех, кто в него играет. Как по мне, так это имитация настоящего сражения, которая в наших условиях нахождения в резерве выглядит особенно жалко. Переброски маленьким мячиком, жёсткие столкновения и простая разметка, обозначающая место, куда мяч надо доставить.

Но мой друг всё же смог затащить меня на матч. Играла пехота против Солдат Доминиона. Ну, временами зрелищно, но мне всё равно не совсем понятно, так что я просто сидел, даже не зная, за кого болеть. Пожалуй, самым красивым зрелищем была девушка, к которой Серёга хотел подкатить. Она и правда очень красивая, но, глядя на них, я понял что у моего боевого товарища нет шансов. Ни с ней, ни на площадке. Но, боюсь, мне ему это не объяснить.

– Вы совсем отрешены, Александр, – замечает Ульяна, сидящая рядом, – на самом деле, это очень захватывающая игра.

– Жаль, что для того, чтобы заметить это, нужно вглядываться, – замечаю я со скукой. Не хватает только картинного зевания.

– Вы вообще последнее время не отдыхаете, – говорит она, – даже в общий блок не заходите.

– Я не устал, – говорю я с некоторым подобием улыбки, чтобы не казаться слишком уж букой.

В следующий момент она вскрикивает от радости, потому что Солдаты Доминиона закатали гол солдатам обычным. Как по мне, так и должно быть – специальные войска, как-никак, тем более с Лайтаера. Но мой друг всё же надеется на что-то.

На второй матч я, разумеется, тоже пошёл. Самым нормальным зрелищем по-прежнему оставались девушки из медблока, которые громко болели за Лайтаер, хоть и не все они были с него. Справедливости ради стоит заметить, что мой друг выступил несколько лучше, чем я ожидал, но итог всё равно был мною предсказан верно. Серёга ещё и немного выхватил на площадке, за что решил докопаться до рядового. Я потом не стал ему говорить, что выглядело это, мягко говоря, не очень, но он, надеюсь, и сам это понимал. К счастью, появился бравый капитан и, как говорится, развёл всех по углам.

О том, что даже победа ничего бы на этом любовном фронте не решила, я тоже говорить не стал. В лучшем случае она прибавила бы ему самоутверждения, но даже этого не произошло. Он сделал ставку и проиграл. Хорошо хоть, до вина не опустился.

– Саша, почему ты до сих пор мне не ответил? – Надя вроде одета в другую одежду, говорит немного по-другому, но у меня возникает ощущение, что где-то на пересыльной станции один и тот же носитель скопировали несколько раз.

В конце своего короткого сообщения она честно призналась, что даже не знает о чём говорить. Ощущаю себя настоящей сволочью, поэтому, отправив носитель в мусорную корзину, записываю ответ и высылаю. Рассказываю о делах своих вполне обыденных, о которых и рассказать-то нечего, потом спрашиваю о жизни и прощаюсь. На какое-то время могу быть свободен от этих мёртвых личных отношений.

На самом деле, в моём положении самые сложные отношения это отношения с временем. Иногда мне кажется, будто оно остановилось и не движется, но если вспомнить, сколько мы уже находимся в этой системе, то получится приличный срок. Хочется надеяться, что кому-то скоро нужно будет отдохнуть, и нас переместят поближе к действующей армии.

Стоило мне только поразмышлять об этом, как Ориум выдвинулся вперёд. Сердце билось чаще от ощущения того, что мы скоро вступим в бой, но это было зря. Однако некоторая доля интересного разнообразия в моей жизни всё же появилась – мы патрулировали пространство около Иргинона, планеты, до недавнего момента принадлежавшей левикам, но теперь правомерно захваченной нами.

Новый виток старой войны, в ходе которого мы, разом навалившись, быстро подавили большую часть флота левиков, расквартированного здесь, а дальше планетарные формирования начали захват объектов, в ходе которого мы ничем не могли им помочь.

В один из вечеров мы отмечали день рождения Лёшки. Мы полдня были в патруле, так что вечер в приятной компании в офицерском клубе пришёлся как нельзя кстати. Именинник угощал всех присутствующих вином, которое отличалось от того, что можно было приобрести в автомате. Размышляю над тем, где этот хитрец сумел его раздобыть.

– Ну что можно сказать, – заключает Алексей, – левиков мы, можно сказать, победили, так что вновь передаём эстафету исследователям космоса, чтобы они нашли нам кого-то другого, кого нужно победить.

Лёша действительно прав. Последние новости с фронтов говорят, что левики теряют один мир за другим, и вскоре у них под контролем не останется пространства. Единственное, в чём Алексей не прав, это в том, что, говоря об успехах в этой войне, он употребляет местоимение "мы". Нет, мой друг по звену, мы-то как раз ничего и не сделали. Мы сидим на этой станции, работаем тактику, а остальные полдня разве что не думаем, чем бы заняться. Мы отдыхаем, хоть и не устали. Это армия и первая волна флота уничтожает левиков и забирает их миры, но не мы. К сожалению, не мы.

– Вы о чём-то задумались, Александр? – спрашивает меня Ульяна.

Ловлю себя на том, что молча сижу, гляжу перед собой и глажу кончиком указательного пальца по кромке бокала.

– Нет. Вернее, ничего существенного.

– Александр огорчён скорым окончанием войны. Наверное, ему бы больше понравилась теория о том, что левики не самостоятельный вид, и что вскоре мы столкнёмся с их хозяевами, – замечает Лёшка, уже немного повеселевший от вина.

– Может быть, тогда бы мы уже начали сражаться. Хоть раз не на учениях и не на симуляторе, – не видя смысла юлить, говорю я.

– Вечный воитель, у тебя ещё будет своя война, – говорит он.

Я просто киваю с улыбкой. Конечно, если ждать и писать рапорты, наверное, рано или поздно ты получишь то, что желаешь, но мы ведь уже здесь и сейчас, зачем же ждать?

– Вы выглядите усталым, – уже в самом конце вечера, когда все разошлись, сказала Ульяна. Мы сидим рядом с ней в самом дальнем углу. Она красиво улыбается.

– Из-за патрулей я немного меньше сплю, а когда ложусь, не могу сразу уснуть. Но сегодня высплюсь. Глаза уже сами смыкаются. Главное, выждать ещё немного, чтобы не проснуться среди ночи.

– Как ваши личные отношения? – интересуется она с осторожностью.

– У меня нет личных отношений. Так, непонятная дружба, которую у меня нет желания поддерживать, – стараясь быть миролюбивым, говорю я.

– Может быть, в них причина вашего желания войны?

– Нет. Причины моего желания войны в том, что я вырос на маленькой пыльной планетке, где даже атмосферы не было. Там были только горы, и больше ничего. Совершенно ничего не происходило. Утром вагончики везли рабочих в шахты, а вечером домой. Кому-то по душе такая жизнь, но не мне. Я хочу быть освоителем космоса не на словах, а на деле. Война – самая важная часть этого освоения, потому что учёные, не подкреплённые армией, долго не живут.

– Что же, я бы много могла сказать вам, но уже пообещала быть не профессионалом, а другом.

– Я жалею, что я не профессионал в нужной области, а как другу, вы не расскажете мне о том, что творится у вас внутри.

– Неужели, это вам интересно? – она грустно улыбается.

– Почему нет? Я просто очень ненавязчивый человек, а вы всеми силами стараетесь это скрыть. Так зачем мне напирать?

– Интересно, как вы пришли к таким выводам?

Сколько не обсуждай разную ерунду, по-настоящему интересным разговор становится только если перейти на личные темы.

– Ну, вы чертовски привлекательны, умны, плюс, по долгу службы постоянно работаете с мужчинами. Я не верю, что ни один из них не проявил к вам интерес. Скорее, я сказал бы, что ни один из них, кто был свободен, не пропустил вас. Но вас это не радует, а скорее утомляет.

– Допустим. А дальше?

– Не уверен, что стоит об этом говорить.

– Ну же. Я вас об этом прошу, а если женщина просит офицера...

– Он погиб, да? – прямо говорю я, раз уж дама просит.

Она грустно улыбается, опускает голову. Пожалуй, не всегда нужно потакать слабому полу в его желаниях. Не всегда нужно делать то, о чём они просят. Наверное, вкупе с её пожеланием я и сам хотел сделать это, хоть и не любитель копаться в душах.

– Война? – спрашиваю я, хоть и знаю, что это не так. Война только началась, а рана у неё явно старая.

– Несчастный случай. Он был строителем. Мы можем вылечить любого, кто не погиб, а с ним всё случилось слишком быстро.

– Мои соболезнования, – говорю я, хоть и понимаю, что звучит это пошловато.

– Нет, простите, вы тут совсем не при чём. Нужно жить дальше, что я и стараюсь делать.

– Это, пожалуй, самое верное решение.

– Не стоило вообще разводить разговор, – говорит она, поднимая на меня глаза, в уголках которых я вижу слёзы.

– Простите меня. Я ведь начал, и я же занялся эскалацией.

– Вы не хотите прогуляться?

– Куда?

– Куда-нибудь. Устала сидеть здесь.

– Конечно.

Мы выходим, и я направляюсь на смотровую. В конечном счёте, идти у нас по большей части некуда.

– Вы не возражаете, мне нужно на пять минут зайти к себе в блок?

– Конечно. Мне проводить вас или мы встретимся позже?

– Если вам не трудно, то я бы попросила вас составить мне компанию.

– Конечно.

У неё в блоке очень уютно. Всё чисто и убрано. Сразу видно, что здесь трудится ответственный женский коллектив, но сразу после того, как закрывается дверь, это уже не имеет никакого значения, потому что мы сливаемся в поцелуе. Я бы сказал, что это начала она, но боюсь, что это будет лукавством с моей стороны. Пожалуй, её порыв был мне нужен лишь для того, чтобы убедиться, что она не против. Может быть, меня огорчили бы её мотивы, почему она хочет это сделать, но сейчас это неважно. Мы обрушились друг на друга, как будто бы мы давно вместе, но долгое время не могли этого сделать.

Медицинская кушетка, конечно, не самое удачное любовное ложе, но для подобных мыслей нет времени. Я хочу её так, как будто бы всегда хотел, будто бы она была для меня самой желанной очень долгое время. Хочется верить, что она испытывает что-то подобное.

– Наверное, я опять сделала то, чего не стоило делать, – тихо сказала она, смотря мне в глаза, когда мы лежали на кушетке, прижавшись друг к другу.

– Пожалуй.

– Александр, вы... Я уже говорила вам, что на войне важно, чтобы всегда было куда с неё вернуться. И, если вы хотите, возвращайтесь ко мне.

Мне становится не по себе, потому что мне кажется, что она, глядя в мои глаза, видит то, что у меня в душе. Как будто знает, что она и вправду может стать для меня спасением, хотя я всеми силами и буду этому сопротивляться.

– У меня нет войны.

– Так будет не всегда. Мы не можем знать, что будет завтра.

– Я знаю. Мне дадут выходной от патруля, потому что я уже вторую неделю хожу каждый день, и я потрачу этот выходной на симулятор, где буду тешить себя тем, что улучшаю свою подготовку.

– Но я всё равно буду вас ждать. Если, конечно, я вас не стесняю.

– Бросьте, Уля, и может быть, перейдём на "ты"? – спрашиваю я, садясь на край кушетки.

– Как скажешь.

Она приподнялась и положила руки мне на плечи. Очень мягко и приятно, отчего становится немного теплее где-то в глубине души. Наверное, я уже привык к кромешному холоду чересчур сильно, потому что это потепление кажется мне чем-то чуждым.

– Мы увидимся завтра вечером? – спрашивает она почти шёпотом, приблизив свои губы к моему уху.

– Увидимся, – я улыбаюсь и поворачиваюсь к ней, – а сейчас нам лучше одеться.

– Как скажешь, но лучше бы это было ненадолго.

– Не боишься, что слухи поползут?

– Пусть. Мне наплевать. Уже были, так что хуже не будет. Хоть поменьше будет страждущих.

– То есть?

– А ты ничего не слышал? – она встаёт и надевает трусики.

– Нет.

– Один особо целеустремлённый капитан после того, как я его отшила, рассказал, будто застукал меня с одним пехотным сержантом. Ну, кто именно это был, он не уточнял, поэтому слухи прожили недолго.

– Капитан не Вяземский?

– Нет. Вяземский просто подшучивал на грани пошлостей. Ваши девчонки сказали, что он так внимание оказывает.

– Им виднее, – хохочу я, – к нам он не липнет.

– Да он не лип. Он в этом плане безобиден. Просто любитель зайти просто так.

– Ты, оказывается, притягательнее, чем я думал.

– Ты понял это только когда узнал, что ко мне пытался свататься ваш Вязьма?

– Нет. Я всё понимал, просто не ожидал, что настолько.

– Слишком, я сказала бы. Застегнёшь платье?

Она поворачивается ко мне спиной, и я выполняю её просьбу. Когда молния застёгнута, я кладу свои руки на её мягкие плечи, а она кладёт сверху свои. Сравнивать её с моей бывшей даже как-то не хочется. Это прошлое, которому самое место в прошлом.

К сожалению, всё оказалось не так просто. После того, как мы с Ульяной расстались в тот вечер, я погрузился в мысли, которые сводились к тому, что всё это может оказаться обманом, в который я погружаюсь, и, больше того, погружаю невинного человека. Люблю ли я её? Нет. Это влечение, которое даже не переросло во влюблённость. Но что если она рассчитывает на что-то серьёзное? В конце концов, она выбрала меня из множества, и это явно не красота или погоны. Что тогда? Желание спасти меня? Зачем ей это погружение в холодные дебри чужой души, тем более, если об этом не просят? Всё очень неопределённо, но пока вмешиваться в ход событий и уж тем более рубить с плеча не стоит. Тут лучше довериться завтрашнему дню, который ещё не наступил.

– На личном фронте – полный порядок, – сухо заметил Сергей, когда я вернулся в блок. Если бы не его слова, я подумал бы, что он спит.

– Я тоже чуть было не подумал, что Ульяночка решила нас навестить, – Лёха положил голову на защитный бортик спального места.

– Ничего не было, – говорю я.

– Ты не понял, – замечает Лёшка слегка заплетающимся голосом, – ты пахнешь её духами сильнее, чем она сама.

– Чудно. Я рад, что от вас ничего не утаить, но давайте спать.

– Ты не думай, мы честно рады, – говорит Серый, который тоже прилично выпил, если судить по голосу.

– Ты даже как-то внешне изменился, – добавляет Лёха, – вот что значит смахнуть пыль со своего либидо. Сразу похорошел.

– Внутри я себя ощущаю ещё лучше. Но об этом мы поговорим в другой раз. Очень хочу спать.

Складываю форму и залезаю в своё спальное место. А ведь они правы, одного этого запаха достаточно для того, чтобы моё влечение переросло во влюблённость, потому что я, в том числе из-за него, думаю о ней перед тем, как уснуть.

5

А день, о котором было столько разговоров, принёс новости. Не хочу, называя их хорошими, вызвать ни у кого отрицательные эмоции. Скажу лишь, что новости эти были значимыми – леврорнодивы, или по-нашему просто левики пошли в наступление. Конечно, учитывая их уровень развития, это не нужно было воспринимать, как грозящую опасность, но мне хотелось надеяться, что они хотя бы попробуют взять числом, отчего нашему командованию придётся задействовать резерв.

Естестенно, что это основная новость, которую мы обсуждаем вечером в офицерском клубе. Ульяна сидит рядом со мной, но больше никак не показывает, что между нами что-то произошло.

– Валькирия со своими подопечными будет в первой волне резерва, – скучно замечает Лёшка, – после них нам точно ничего не останется. Так что, остаётся радоваться, что пространство не проводит звук, и ничто не будет мешать нам спать. А так бы пришлось изойти слюной.

– Никто не может сказать, сколько именно их будет, и когда именно, – отвечает Оля.

– Ага-ага, – парирует Алексей, – может, вы ещё специально сделаете вид, что не можете справиться с ними, чтобы адмирал подтянул нас.

Не обращая внимания на неодобрительные взгляды, он вытягивает из внутреннего кармана сигарету и закуривает, медленно и с наслаждением выпускает дым. Я же обнаруживаю, что на меня смотрит Котова. В её взгляде ехидство, и она едва заметно улыбается, поглаживая свои гладкие русые волосы.

Я едва заметно вопросительно киваю. Она кивает отрицательно, потом бросает взгляд на Улю, потом снова на меня, а потом моргает глазами. Я скучно закатываю глаза, а она снова кивает, а потом едва заметно отгибает большой палец правой руки, заблаговременно сжатой в кулак. Если отбросить рукав форменной куртки, то сложно будет поверить, что эта маленькая ладошка, сжимая штурвал, не даст уйти даже серьёзному противнику. Пожалуй, оставляя Лену просто полётным специалистом, они командующие тоже много теряют. Что же, хочется надеяться, что наше время ещё придёт.

– А всё же вам не кажется странным, что левики, которые гораздо нас слабее, контролируют такое пространство? Говорят, даже по самым скромным прикидкам это заметный сегмент, – говорит тем временем Серёга, немного уводя тему разговора в сторону от прямых сражений.

– Удача, – отвечает Лёха, – Мы тоже сначала повоевали с этими, как их?

– Ксерками, – сухо замечаю я.

– Да, с ксерками, а потом долгое время никого не встречали. А если двигаться к окраине, то там вообще глушь.

– Но они-то в другой стороне, – говорю я.

– Ну, значит, им повезло, – говорит Лёха.

– А Климову хочется, чтобы за левиками кто-то был, – всё так же улыбаясь, говорит Котова, – тогда точно задействуют все резервы.

– Я не отрицаю, – говорю я, – а то вроде как был на войне, а даже боевыми ни разу не стрелял. Обидно. Представь себя на моём месте.

– Как я тебя понимаю, – говорит Оля, – нас тоже не хотят пускать в оборону против левиков.

– А где их планируют встречать?

– Они всегда появляются ближе к миру, которым владели, так что мы в нужном месте. Даже лететь никуда не нужно, только развернуться, но пока в подпространстве нет движения, только патрули усилены до максимума.

– И мы не понадобились, – сухо замечаю я.

– Климов, Климов, – качает головой Лена, – на войне вообще-то люди гибнут.

– Если такая мирная, чего ты здесь делаешь? – спрашивает Оля, как будто перед этим прочла мои мысли.

– Обожаю мужчин в форме.

В тот вечер мы с Ульяной уединились гораздо позже. Вообще, я, признаться, подумывал сказать ей, что то, что было у нас вчера, большая ошибка, но потом передумал. Даже если это и было так, стоило продолжать ошибаться, что мы и сделали.

– Твои друзья, наверное, обо всём догадались, – сказала она, когда мы одевались.

– Твои знакомые из числа наших сестёр тоже.

– Лена очень интересовалась. Но я напрямую ничего не сказала.

– А что это она так?

– Не знаю. Мне всегда казалось, что ты ей очень нравишься.

– Вот это новости.

– Что такого? Ты просто слишком отвык от внимания и уже подумал, что совсем не способен его заслужить.

– А это не так?

– Конечно не так, – она осторожно, как будто я сейчас схвачу и отстраню её руку, погладила меня по голове.

Пожалуй, было бы приятно возвращаться к ней после боя. Это, конечно, не значит, что я её люблю. В лучшем случае – лишь шаг в этом направлении. Наверное, если бы я поделился с ней этими соображениями, ей было бы приятно, но, пожалуй, ещё слишком рано для таких откровений.

Слишком рано хотя бы потому, что боёв пока не предвидится, и я с горечью смотрю, как кто-то другой выстраивается в боевой порядок, готовый грудью встретить врагов империи и уничтожить их. Ульяна стоит немного позади меня и осторожно держит под руку. Я чувствую, как она грустит вместе со мной, и мне даже как-то неловко.

В космосе нет звука, я оборачиваюсь к ней, и мы сливаемся в поцелуе. Я не вижу, как один космический корабль, выйдя из подпространства, на огромной скорости врезается в наши боевые порядки. Я не вижу наших потерь, я слышу нашу реакцию на боль – тревогу. Только обернувшись, я вижу начавшееся сражение, и, представляя, как выглядит бой с левиками, без всяких тревог понимаю, что что-то пошло не так. Ульяна тоже. Она сжимает мою руку.

Тем временем голос из громкоговорителей предписывает всем занять посты по боевому расписанию. Всем. Мне в том числе. Я крепко целую свою спутницу и ухожу, не без некоторой грусти отпуская её руку. Не то чтобы мне не хочется выдвинуться в гущу боя, просто, эта грусть была бы всегда.

Лифт напоминает живой организм, общественный транспорт, идущий по расписанию. Он останавливается на каждом этаже, где кто-то в него входит и кто-то обязательно выходит. Мне нужно почти в самый низ, к ангарам, где самые быстрые и находившиеся неподалёку пилоты уже занимают места в кабинах и ждут, пока пусковые устройства выстрелят ими в пространство. Скоро я буду среди них.

В коридоре первой встречаю Олю. Она уже в пилотском костюме вместе с двумя девушками и тремя мужчинами из своей роты, и все идут в сторону ангара.

– Дождался ты, Климов, – сухо бросила она, даже почти не повернувшись ко мне.

Я больше ничего не успеваю спросить – бегу в раздевалку.

– Что там? – спрашиваю я у немногочисленных присутствующих, среди которых не могу отыскать своих соседей по жилому блоку.

– Кто-то вылетел, и это не левики, – отвечает мне тот, кого я не вижу, потому что уже отвернулся к своему шкафчику и начал переодеваться.

– А кто?

– Никто не знает, поэтому тревога.

Моё взбесившееся было сердце начинает замедляться. Это обычный порядок, если противник не идентифицирован, и мы по-прежнему можем не понадобиться. Подумаешь, посидим в кабинах, да разбежимся. Что же, в любом случае – порядок есть порядок. Надеваю поверх белья герметичный комбез, поверх армирующий жилет и шлем. В последнюю очередь – пристёгиваю перчатки.

– Господа офицеры!

Я поворачиваюсь в сторону входа и вижу нашего капитана первого ранга Сивунова, рядом с которым стоит Вяземский. Мы все вытягиваемся по стойке, но он тут же командует вольно, потому что не все из нас ещё готовы. Есть те, кто только сейчас вбежал внутрь.

– Наш враг очень силён, – говорит полковник, – это не леврорнодивы, а кто-то более могущественный. Мне понадобится каждый из вас, всё ваше мужество и стойкость, чтобы удержать Ориум.

Видать, дела и вправду плохи, раз уж им понадобились наша ярость и отвага. Что же, я думаю, у нас накопилось достаточно, чтобы смять любого, кто посмел поднять руку на Империю.

– По данным с поля боя, у нас не хватает машин для прикрытия крейсеров и бомбардиров. Поэтому вы идёте в бой на истребителях.

Жаль только, что не на экспериментальных. Но, по-моему, я уже начал наглеть, да и позволяю себе думать не о том.

В ангаре встречаю Котову, которая протягивает мне свой кулачок, который кажется больше из-за перчатки, но я всё равно знаю, что под ним та же маленькая женская ручка. Стукаю в него, после чего мы почти синхронно закрываем забрала шлемов. Они щёлкают, и мы становимся полностью отделёнными от внешней среды.

Их рота уходит первой, потом ещё одна, потом ещё. Наконец, наш черёд. Это первый мой серьёзный боевой выход. Инструкторы часто рассказывали про этот момент. Говорили, что сколько бы мы ни готовили себя, сколько бы ни участвовали в учениях, это чувство тревоги и волнения всё равно возьмёт вверх. Они говорили, что в какой-то момент нам потребуется выучка – просто зазубренная комбинация движений, которое тело сделает за нас, когда мы окажемся в кабине. Старт всех систем, пристёгивание ремня, проверка того, что машина нас приняла, запуск прогрева силовой установки. Доклад о готовности, ожидание команды на старт.

– Делимся на пятёрки, – инструктирует тем временем Вяземский, – ходим этажеркой.

– Вы так и не сказали, капитан-лейтенант, кто против нас? – слышу Лёхин голос, отчего мне становится немного спокойнее.