Текст книги "Мои горные лыжи (СИ)"
Автор книги: Анатолий Фефелов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Эти воспоминания предназначены не для спортсменов и не для молодых людей (проверял на знакомых спортсменах и внуках). Эти воспоминания для пожилых любителей горнолыжного спорта второй половины прошлого века.
Может быть это сочинение напомнит им о горах, горном солнце и молодости.
Мои горные лыжи
«Лыжи, быть может, не являются счастьем, но вполне могут заменить его». Мудрость этих слов, которые сказал француз Мишель Кларе, я оценил не сразу. Что-то я стал понимать после того, как кое-чему научился, втянул в это занятие всю свою семью, стал ездить кататься в большие горы (Кавказ, Тань-Шань, Хибины)
А началось всё в 1956 году на третьем курсе Томского политехнического института, где я учился. В начале учебного года к каждой группе студентов прикрепляли преподавателя кафедры физкультуры для проведения занятий. В том году в нашей группе таким преподавателем оказался мастер спорта по прыжкам с трамплина. На первом же занятии он спросил нас: " Хотите в этом сезоне заниматься горными лыжами?". Мы дружно согласились. И пошли получать инвентарь.
Если бы сегодня кому-то показали те лыжи, ботинки, палки и предложили на этом съехать с горы… Я не берусь предсказывать реакцию сегодняшнего разбалованного человека. Лыжи длиннющие, тяжеленные, почти без талии, марки "Карпаты" сделаны из гикора (разновидность орехового дерева). Фабрика, где их делали, находилась в Закарпатье в – Мукачево. Их так иногда и называли – "Мукачи". Канты – в виде узких стальных полосок, прикрученных шурупами. Крепления предполагали фиксацию ноги намертво с помощью скоб и ремней. Поэтому ещё многие годы самой распространённой специфической травмой горнолыжников был скручивающий перелом берцовых костей. Это потом появился передний маркер, вращающаяся пятка, стопперы. Ботинки кожаные, с невысоким задником на шнурках. Их с рождения никто не смазывал, поэтому кожа была жёсткая, рыжая и в трещинах.
Но мы-то не были избалованы, и мало кто видел что-то хорошее. Поэтому это убожество казалось нам верхом совершенства.
Томск, в отличие от Красноярска, расположен на слегка всхолмлённой равнинной местности, и со склонами для катания на горных лыжах там проблема. Выручало то, что правый берег Томи достаточно высокий, и за старым горным корпусом нашего института был довольно приличный склон. Там мы и катались. Зато в Томске, опять же в сравнении с Красноярском, очень много снега. К середине зимы, например, с тротуаров машины не видно. Их скрывают горы снега в скверах вдоль дорог.
Катались мы всю зиму раз в неделю. Самое удивительное, что никто не получил серьёзной травмы. Так, ушибы, лёгкие растяжения.
В 1959 году я закончил институт и по распределению приехал на работу в Красноярск. И вот тут в моих горных лыжах случился удивительный провал. Я сам себя не узнаю. Если мне что-то понравилось, или заинтересовало, я обычно действую решительно и быстро. А тут… Я знал уже много слов: Христиания, Кандахар, Тони Зайлер, вращающаяся пятка. Рассуждал на тему, чья школа обучения горнолыжников совершеннее – Французская или Австрийская, и никаких действий. И только в 1967 году начал делать первые попытки встать на лыжи. В нашей лаборатории (конструкторское бюро радиотехнического завода) работал молодой слесарь Паша Горнаков. Вот он и стал в Красноярске моим первым учителем. Нашёл для меня лыжи, ботинки и вывел на склон.
Если от завода мед. препаратов подниматься в гору, то около вершины хребта мы и катались. Там были какие-то строения (видимо чья-то лыжная база), но никаких подъёмников. В то время в Красноярске было всего два бугельных подъёмника (цепляешься крючком). Один в урочище Каштак, другой – на Сопке. В Каштаке подъёмник был с левой стороны склона, перед трамплином. Длинна его метров 250 и очень круто. Поэтому я катался в основном на Сопке. Там тоже был бугельный подъёмник немного подлиннее и склон не такой крутой. Командовал там Валерий Иванович Безпрозванных. Мы быстро с ним познакомились, и я, чем мог, помогал ему по мелочи – крепёж, наконечники, провода, релюхи.
Успехи в освоении горнолыжной техники давались мне с трудом. Или я был такой тупой, или учителя неумелые, или инвентарь никудышный. Скорее всего, всё вместе взятое. Короче, когда мне в очередной раз дали отпуск зимой и я собрался в большие горы, я в горных лыжах был полный профан. А собрался я на Кавказ, в Домбай.
Домбай
И вот в январе 1969 года самолёт, на котором я летел, приземлился в аэропорту Минеральные воды. Посадка была запоминающейся. Когда самолёт начал снижение, уже наступали сумерки. Над аэропортом была низкая облачность и земли видно не было. И вот над этой слегка всхолмлённой равниной, которую образовали облака, возвышались пять скалистых вершин. И всё это освещалось косыми лучами почти зашедшего солнца. «Поэтому и называется Пятигорск» – произнёс сосед по креслу. Курортный город Пятигорск расположен недалеко от Минеральных вод.
Там я и остановился у родственников. Накануне выпал приличный снег, что в Пятигорске бывает не так уж часто, и местная детвора лихо каталась на санках в основном по лестницам. Посмотрел городок, посетил местные достопримечательности – гора Машук, место дуэли Лермонтова, Эолова арфа и через пару дней в автобусе Пятигорск-Теберда покатил дальше. В дороге познакомился с двумя студентами из Волгограда. Они тоже ехали в Домбай без путёвок и мы решили действовать вместе.
В Теберду приехали в конце дня. До Домбая ещё 25 км и сегодня автобусов уже не будет. На ночлег устроились у какой-то бабули на чердаке, почти на улице. Хорошо, что хозяйка дала нам кучу одеял, и мы не замёрзли. А утром было холодно – градусов 15. Мои попутчики ещё вечером узнали, что в Теберде можно купить путёвки на местную турбазу и кататься рядом на склоне. Так что в Домбай я поехал один. Часов в 10 в промёрзший автобус набилась куча людей, и мы поехали. Ещё вчера я обратил вниманье, что в Теберде очень много снега. А в автобусе местные жители пояснили, что в Домбае снега ещё больше. Что только второй день установилась ясная погода, а до этого снег валил целую неделю.
И вот – конечная, и я вывалился из автобуса. Эти строки я пишу, как говорят, на последних метрах финишной прямой моей жизни. Прошло уже много лет с тех пор, как увидел Домбайскую Поляну. Но я до сих пор помню это ошеломляющее потрясение, которое испытал от первых минут знакомства с этим удивительным местом. С детства я имел тягу к путешествиям, и поскольку всю сознательную жизнь занимался спортивным туризмом и горными лыжами, то кое-что повидал. Во всяком случае, почти все главные горнолыжные центры СССР я посетил (кроме Камчатки и Карпат). Но нигде ничего даже близкого нет по красоте окружающей природы. И такого количества снега я никогда больше не видел. До баскетбольного кольца снежный покров не дотянул сантиметров 20. Люди передвигались не по тропинкам, а по траншеям. Поляну окружали просто великолепные по красоте вершины: Домбай – Ульген, пик Ине, зуб Софруджу, Белалакая…
Слева Зуб Софруджу
Справа Белалакая
Добавьте сюда громадные ели с лохматыми заснеженными лапами и над всем этим ослепительное солнце. Играла музыка, крутился небольшой бугельный подъёмник и небожители (то-бишь туристы) плавно скользили по склонам. Я хорошо помню начало открытки, которую я на другой день послал домой. Там были такие слова:
"Колоссально! Восхитительно!
Если есть на Земле рай,
То он находится зимой в Домбае!"
Не меньше часа, наверное, я бродил потерянный, совершенно забыв, что у меня ни путёвки, ни вида на жительства.
Вид у меня, видимо, был такой странный, что какой-то мужчина сам заговорил со мной. Спросил всё ли у меня в порядке и что я тут делаю. Когда я ему всё честно рассказал, он быстро понял и говорит: "иди на турбазу "Солнечная долина", в бухгалтерию. Найди мою жену и скажи, что я велел помочь тебе с путёвкой".
Через час я уже вселялся в четырёхместный номер на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Место боевое. Поскольку в комнате я был первый, выбрал место и прилёг отдохнуть после всех волнений.
Здание турбазы "Солнечная долина" уже 70 лет является визитной карточкой Домбая. Его построила Академия Наук СССР в конце 30-х годов прошлого века.
Для турбазы оно мало подходит. Чтобы принимать туристов, с южной стороны к старому 2-х этажному корпусу пристроили столовую и кухню с плитой. Поскольку труба у кухни была низковата, да и розу ветров строители не учли, в коридорах часто бывало дымно. В номерах было холодно, свет чуть теплился. В общем, звезду на этом отеле ставить было негде. Но это меня мало волновало. Так же, как и позорная еда в столовой. Главное то, что было за стенами турбазы.
А за стенами была лавинная опасность, длиннющие лыжи "мукачи", инструктор Халид Акаев, много снега и солнца.
Обучение азам горнолыжной техники в Домбае в ту пору было в самом зачаточном состоянии. На вводном занятии было сказано много слов и обещаний. А занятий практически не было. Утром общее построение, распределение групп по склонам и определение темы занятий.
Выбор был не велик. Подъёмник был всего один. Скромненький бугель метров на 250, который всё время ломался. Находился он при въезде в Домбай слева, там, где сейчас гостиница «Крокус». Это и был основной учебный склон. Или группы уходили на Русскую поляну вдоль опор первой и второй очереди кресельного подъёмника. Тогда стояли только опоры. Иногда самые настойчивые уходили в альплагерь Алибек. Там тоже был небольшой бугельный подъёмник.
Когда группа выходила на склон, инструктора куда-то быстро пропадали, и каждый вытворял, что мог. В нашем заезде был один симпатичный молодой мужчина, который прилично катался на лыжах. Это был вулканолог с Камчатки, бывший москвич. Как-то ему надоело смотреть на наши мученья, он собрал вокруг себя человек шесть и занимался с нами часа 3. После его советов я хоть что-то стал понимать.
Инструкторов было несколько. Их сразу можно было узнать по шикарным самовязанным свитерам из чёрной шерсти с большим красным клином на груди. Но самым заметным был Халид Акаев.
Эффектный молодой мужчина, красиво катался и имел очень даже не– плохое, по тем временам, снаряжение. Когда мы уже с полученным инвентарём собрались на первое занятие, Халид, как я понимаю, специально задержавшись, вышел к нам со сверкающими белыми лыжами и бережно положил их на снег. Не так, как сейчас, самые прекрасные лыжи с грохотом и небрежно бросают к ногам, а положил. Вся группа тут же окружила его и молча уставилась на это великолепие. Кто-то охрипшим голосом несмело спросил: "Кто их делает?" Югославия. А когда на вопрос, сколько же они стоят, Халид ответил – 200 рублей, с некоторыми чуть не случилась истерика. Ведь в ту пору не каждый кандидат наук получал такие деньги.
Кроме того, Халид Акаев хорошо играл на гитаре, имел приятный голос и с лёгким акцентом неплохо исполнял песни Высоцкого, который тогда был в большом почёте. Даже по областному радио несколько раз передавали песни в его исполнении.
Поскольку я всю свою жизнь прожил в Сибири, мне казалось, что в бытовом, обывательском понимании, я про снег знаю всё. Ан нет. Оказалось, что Домбайский снег того года, совсем не такой как у нас. У нас снег чаще всего жёсткий и злой. Пушистый он бывает только, когда свежий, после снегопада. А в Домбае на склоне, где мы катались, он так и остался мягким. Поэтому после каждого падения при катании на склоне получалось довольно приличная яма и всех быстро приучили её засыпать. И ещё одна особенность. Если в сугроб ткнуть тыльной стороной лыжной палки, то в этом углублении снег имел зеленовато-бирюзовый цвет.
В один из дней нашу группу повели на экскурсию в альплагерь Алибек. Это километра 3 вверх по ручью Алибек. Недалеко от посёлка тропа проходит рядом с кладбищем погибших альпинистов. Постояли, помолчали и положили несколько пихтовых веточек. В Алибеке снега оказалось ещё больше. Бугельный подъёмник был засыпан вместе с опорами и не работал. А дома тоже были засыпаны почти до конька крыши.
В Алибеке,оказывается, тоже жило человек 20 любителей горных лыж. Но самые фанаты экзотики размещались в хижине под самым ледником. Там вообще никакой цивилизации – ни света, ни воды, ни дров. Поэтому в Алибеке существовал такой неписанный закон – все, кто хотели посмотреть хижину и на её обитателей, должны были захватить по 2-3 полена дров, что– бы хоть как-то помочь этим горемыкам. Впрочем, горемыками они казались нам. А они, наверное, были вполне счастливы. Захватили дров и мы.
Никаких развлечений в посёлке Домбай в то время не было. Ни кино, ни телевизора, ни ресторанов, ни кафе. Днём ещё что-то продавали – шашлык, пиво. А вечером мы в основном находились в помещении. На 2 этаже гостиницы был небольшой зальчик, где имелся бильярд со стальными шариками и стулья вдоль стен. Иногда, если Халид Акаев был в настроении и приносил гитару, мы пели под его аккомпанемент. В этом зальчике, кстати, висела аляповатая картина с надписью "Будущее Большого Домбая". По замыслу авторов там был изображён перспективный план развития горнолыжного курорта – трассы, подъёмники, гостиницы. Предполагался даже такой фантастический вариант – маятниковая канатная дорога с поляны на вершину Зуб Софруджу (это на перевальной точке Большого Кавказского хребта) и далее на южные склоны хребта с выходом на море в районе Сухуми. По замыслу авторов предполагалось организовать комплексный водно-горнолыжный отдых летом. Неделя у моря и через пару часов на горных лыжах на нетающих ледниках на высотах 3000-3500 метров. Правда, позже сообразили, что без акклиматизации это просто опасно для здоровья.
Поскольку свет в номерах был очень плохой, читать было нельзя. Да и нечего. Поэтому чаще всего мужская половина группы собиралась в нашем номере и начинался трёп на свободную тему: анекдоты, о работе, кто откуда приехал. Номер наш был четырёхместный, и съехались мы из разных концов: Москва, Рига, Мурманск, Красноярск.
Как было написано выше, я поселился первый. Вторым появился мужчина солидного (по моим тогдашним понятиям) возраста – лет за 50. "Эрдманис Владимир. Рига". Когда он узнал, что я из Красноярска, немного скривился и с кислой миной произнёс:
–Знакомые места!
–Что, приходилось бывать в командировке?
–Приходилось…
–Дальше я не стал расспрашивать, так как понял, что это была за командировка. Владимир уже тогда был националистом, и самыми любимыми его анекдотами были такие, где русские выглядят полными дебилами, а бравые латыши – умны, великодушны и благородны. Тем не менее, на Новый Год он прислал мне поздравительную открытку, которая начиналась так:
Здоровья, любви, денег!
Я, насквозь пропитанный коммунистическими идеалами, возмутился: "Вот, мерзавец! А где же любовь народа к партии и нет ничего про соц. соревнование". Потом довольно быстро сообразил, что лучшего пожелание человеку любой национальности, в любой точки Земли и придумать-то сложно.
Вторым соседом оказался москвич, выпускник МВТУ, кандидат наук Герман Шишков. Остроумный, ехидный и близкий мне по духу человек. В этом сезоне на мне была одежда вся чёрная – и шапочка, и куртка, и брюки. Так Гера тут же прилепил мне прозвище – "Чёрная молния". С молнией у человека ассоциируется что-то быстрое и стремительное. А это "чёрная молния", то-бишь я, едва держалась на лыжах, а по склону двигалась судорожными рывками, часто падая. В отличие от многих, с кем я знакомился за долгую жизнь в командировках и путешествиях, с Германом Борисовичем и его семьёй я поддерживал дружеские отношения более 30 лет. До тех пор, пока не перестал ездить в командировки в Москву. Помимо многих своих талантов (он, например, был ещё и мастером спорта по самбо), Герман Борисович обладал ещё одним редким даром. Он был профессиональный спорщик высокой квалификации. Не в том смысле, что по любому поводу и без повода ввязывался в свару и орал, как зарезанный. Нет. Он, как правило, редко начинал сам, но если вступал в спор, вёл себя очень спокойно, всегда находил убедительные аргументы и обычно побеждал. Мне ни разу не удалось выиграть у него спор. И самое удивительное, я почти уверен, что если бы мы после его победы поменяли точки зрения, он бы снова положил меня на лопатки.
Четвёртым был Веня из Мурманска с молодой красавицей (может быть) женой.
В те годы в Домбае было такое увлечение. В каждой комнате имелась одна или две бутылки из-под шампанского. За горлышко, как правило, был привязан кусок бинта. И вот по утрам и вечерам обитатели "Солнечной долины" ходили к ближайшему выходу минеральной воды в долине реки Аманаус. Водичка была приятная на вкус с лёгким запахом сероводорода. Очень похожая на нарзан.
А ещё мы любили посещать небольшой базарчик, где местные жители из Пихтового мыса (а по воскресеньям и из Теберды) продавали прекрасную шерсть и вещи, которые из неё можно наделать – свитера, шапочки, носки и т.д.. И не только посещать, но и покупать подарки родным, знакомым и себе любимому.
Всего в Домбае за свою жизнь я был 5 раз. Вторая поездка была где-то в самом начале 70-х годов. Точно не помню, но один ориентир абсолютно точный. В тот год сгорел альплагерь "Звёздочка". Он находился немного выше того места, где сейчас гостиница "Крокус". Я в "Солнечную долину" устроится не смог и жил в вагончиках строителей, которые строили гостиницу то ли "Домбай", то ли "Аманаус". Ночью услышал резкие выстрелы. Но что-то уж сильно много выстрелов, как на войне. Оделся, вышел и увидел зарево. Когда подошёл, то понял, что это не выстрелы, а так ведёт себя шифер в огне. Снегу в тот год было мало. Каких-либо запоминающихся событий и интересных мне людей тоже. Тем более, что в Домбае ничего не изменилось – ни подъёмников, ни склонов, ни новых гостиниц.
В 1982 году я решил показать Домбай своим дочкам – близняшкам Тане и Юле. Через агентство "Спутник" купили путёвки в новый отель "Горные вершины". Обычно из аэропорта до Домбая я добирался на перекладных – сначала автобус до Теберды, потом до Домбая. В этот раз какой-то энергичный частник на микроавтобусе сам стал закидывать наши вещи в машину, приговаривая: "Да не боись, о цене договоримся, и в Домбае Вы будете раньше всех!" Так и вышло. И вёз он нас не обычной дорогой, по долинам рек, а где-то по верхам. Так, что большую часть дороги мы могли видеть главный Кавказский хребет во всём великолепии.
Да! Вот теперь в Домбае произошли значительные изменения. Во-первых, появились четыре кресельных подъёмника на склоны Мусатчери. Оттуда открывался просто потрясающий вид на все окружающие вершины: Домбай-Ульген, пик Ине, зуб Софруджу, Белалакая, Эрцог, Сулахат. Во-вторых, появился первоклассный (по моим понятиям) отель "Горные Вершины". Двух, трёх, четырёхместные номера, бассейн, бар на последнем этаже и конференц-зал, про который стоит сказать особо. Архитектор удачно использовал красоту окружающих вершин и громадных домбайских елей. Вся правая стена зала (если смотреть на сцену) выполнена из стекла. Поэтому, когда вы с противоположной стороны входите в зал, перед вами открывается большая картина только нарисованная не художником, а самой природой.
Конечно, в номерах было холодно, кормёжка плоховатая, с утра на подъёмник очередища часа на полтора. Самое главное было выскочить на верх, там уже очереди были терпимые. Поэтому я чаще всего делал так. Быстро расправлялся с завтраком и до 9 часов спешил на канатку. Там уже была очередь, и все ждали, когда её запустят. А я не ждал, а шел пешком вдоль первой очереди. Это не очень далеко (приблизительно 800 метров) и не очень круто. Зато к дороге, которая уносит вверх, я иногда подходил первым.
Инструктором в нашей группе был Акбаев Мунир. Одет он был в яркую красную куртку с белой надписью СССР. Катался хорошо. Пока с утра внизу были очереди, мы катались наверху. Ближе к обеду спускались по юго-восточным склонам через Русскую поляну к 3-ей очереди канатки. Эта трасса была достаточно сложной, т.к. её никто не готовил, местами она шла по лесу, местами была очень крутой.
Когда были соревнования на приз турбазы по горным лыжам, наша группа заняла 1-ое место. А Таня и Юля просто разорвали своих соперников. Всё-таки, они были бывшие спортсмены и добрались до 1-го разряда.
В четвёртый раз я посетил Домбай в января 1990 года. Снова жил в гостинице «Горные вершины», погода была прекрасная, подъёмники работали исправно, в том числе и маятниковая дорога. Покатался я хорошо ещё и потому, что привёз с собой новые лыжи с мультикантом. Незадолго до поездки во мне вдруг проснулся уже забытый интерес к фотографии, и я купил широкоформатную немецкую зеркалку «Пентакон сикс». Благодаря ей, получил несколько отличных (для меня) снимков. Особенно хорошо получалась красавица «Белалакая» с 5 очереди канатной дороги и гостиница «Летающая тарелка».
Не обошлось и без знакомств. Первое случилось ещё в аэропорту Минеральные воды. Я скучал в ожидании автобуса, когда недалеко от меня остановилась молодая пара с горнолыжным снаряжением. Упакованы они были неплохо, особенно хороши были белые куртки. Они только что купили по огромному чебуреку и собирались перекусить. Когда парень положил край чебурека в рот и надавил зубами, большая мутноватая струя жирного рассола располосовала его прекрасную куртку от воротника до подола. Парень взревел и со всей силой шмякнул чебурек о землю. Эти ребята (Сергей и Лена) оказались москвичами и тоже едут в "Горные вершины". Потом мы подружились, и я был у них в гостях в Москве.
Второе знакомство состоялось уже в номере гостиницы. К обоюдному удивлению одним из жильцов нашего 4-х местного номера оказался житель Красноярска Николай Чичак. Фанатик горных лыж и сноуборда Коля уже несколько лет работал инструктором в "Бобровом логу". К сожалению, через несколько лет после нашего знакомства Коля погиб.
В 1992 году я решил показать мой любимый Домбай своей жене Тамаре. Это была 5-я и, видимо, последняя моя поездка в эти места. Снова был январь. Но всё получилось не так как обычно. Это была самая неудачная поездка в большие горы. Всё началось с гостиницы "Горные вершины", куда у нас были путёвки. Этот извечный сволочизм работников гостиницы. Ведь отель был полупустой, т.к. в стране уже начались безобразия. Так нет, нас пытаются засунуть в 4-х местный номер с молодой парой. Тогда Тамара пошла к администратору и начала свою речь словами из сказки Пушкина:
"Жили были старик со старухой ровно 30 лет и 3 года…" и достала наши паспорта. Когда администраторша увидела, что мы и в самом деле прожили вместе 33 года, она заколебалась. А когда Тамара сунула ей в подарок книгу В.Астафьева, она сдалась, и нас поселили в 2-х местный номер. Но это была наша единственная победа, т.к. с остальными безобразиями и неурядицами мы ничего поделать не могли. То вырубали электричество, то бастовали канатчики, то сильнейший снегопад с такой пургой, что в 2-х метрах ничего не видно. Потом из-за лавинной опасности не разрешали высунуть нос из гостиницы. Кончилось тем, что мы решили свалить домой на 2 дня раньше срока. Тамара решила написать директору гостиницы заявление с просьбой вернуть нам разницу, ну пусть не деньгами так хоть продуктами. Когда мы рассказали об этом нашему инструктору Борису Маскилейсону, он долго веселился, а потом и говорит:
–Я здесь работаю уже 10 лет, но такого ещё никому не удавалось, хотя пытались многие.
А веселился-то он зря. Он ещё плохо знал Тамару. Ночь накануне похода к директору она плохо спала. Всё что-то вертелась, что-то шептала. Иногда слышалась "Тох-тибе-дох", или "Сим-сим…". Утром вся озабоченная написала бумагу и отправилась к директору. Что она там написала, я не знаю, но минут через 40, помахивая бумажкой и улыбаясь, Тома сообщила: "Всё! Подписано даже в бухгалтерии. Пошли получать продукты". Когда с 2 сумками Тома вышла с продуктового склада, моему удивлению не было предела. Батон копчёной колбасы, сыр, масло, банка импортной ветчины (за 10 предыдущих дней этой ветчины нам выдали 2 раза по тоненькому ломтику), мясная тушёнка, гречка, печенье. Это при том, что Тома не взяла хлеб, макароны, картошку, а за 1 обед вообще ничего не взяла. Сначала мы подумали, что это какая– то ошибка, потом сообразили. В стандартной ситуации между бухгалтерией (которую иногда всё же проверяют) и потребителем длинная цепочка: склад, получатель продуктов, повара, раздача еды. И никто эту шоблу проверить не в состоянии. А тут и цепочки то нет. Бухгалтерия и получатель – заинтересованное лицо. Так вот почему начальство никогда не идёт на возмещение досрочного отъезда.
"Что ты там написала директору?" – спросил я.
"Я написала, что приближается юбилейная дата великой победы(50 лет) и что у нас остался последний шанс посетить могилу отца в г. Орджоникидзе". Хотя на самом деле никакой могилы отца поблизости не было.
Борис Маскилейсон, был самой запоминающейся личностью в этот Домбайский сезон. Мы как-то быстро с ним подружились. Он притащил и оставил в нашем номере магнитофон и гитару. Наша небольшая группа раза 3 собиралась у нас в комнате вместе с Борисом.
Однажды, когда мы вместе поднимались в кресле наверх, он рассказал мне свою историю. В молодые годы жил где-то на Урале. Закончил техникум и работал на заводе. Занимался пешеходным туризмом. Как-то случайно попал зимой в Домбай, который его так покорил, что через месяц он уволился и переехал сюда жить. Завёл семью, у них родился мальчишка.
В 1995 году мы с Томой снова засобирались в Домбай, и я написал Борису письмо с кучей вопросов, и чтобы у него было меньше проблем, я в конверт вложил ещё один не запечатанный конверт с моим адресом. Вскоре пришёл ответ. И как только я взял в руки это письмо (почерк на конверте был мой), я понял, что что-то случилось. Потому что было исправлено имя и отчество отправителя. А случилась беда. Ответ написала жена Бориса Лена. А Борис погиб под лавиной 1 февраля 1994 года. Горы его покорили, горы его и погубили.
Человек он был рисковый. Как-то уговорил меня спуститься с Мусатчери по лавиноопасному склону под тросом маятниковой дороги.
Приэльбрусье (Баксанское ущелье)
Ещё при первом посещении Домбая я узнал, что главный горнолыжный центр СССР находится в Баксанском ущелье на склонах г.Чегет и г.Эльбрус. Там есть несколько гостиниц: «Иткол», «Азау», «Динамо», «Терскол». Чтобы достать путёвку в одну из этих гостиниц, нужны очень хорошие связи. Ни хороших, ни плохих связей у меня не было. В основном эти гостиницы профсоюзные, интуристовские, ведомственные. Правда, гостиницей «Терскол» командует министерство обороны. Я понял, что это мой единственный шанс, т.к. в конце 60-х годов предприятие, где я работал, выполняло один ответственный заказ, и я часто бывал на космодроме Плесецк. Вот мужики с космодрома и добыли 2 путёвки – на меня и мою жену.
Путёвки я получил, а незадолго до отъезда у меня на работе случились большие неприятности – с коротким интервалом один за другим на орбите вышли из строя 2 спутника, основную аппаратуру для которых делало наше предприятие. А разработала эту аппаратуру лаборатория, которой я командовал. Меня вообще не хотели отпускать. Потом всё-таки согласились и отпустили только на 10 дней (вместо 14 по путёвки).
И вот в январе 1970 года мы с Томой улетели в Минеральные воды. Уже в Пятигорске мы поняли, что турбаза "Терскол" – это солидная фирма. У них была там своя гостиница, а утром турбазовский автобус повёз нас в Баксанское ущелье. В пути, примерно 5 часов. Склоны Чегета и подъёмники на ней видно издалека, километров за 8-10.
Гостиница "Терскол" расположена в посёлке с одноименным названием. Гостиница большая, этажей семь или восемь, примерно на 800 человек. Небольшая нервотрёпка и волнение, которые всегда бывают при расселении большой группы людей, и вот мы входим в наши апартаменты. Эта скромная 2-х местная комнатка. Туалет и душ в маленьком коридорчике, где есть ещё одна дверь в трёхместную комнату. Там наши соседи. Жильё наше располагалось на первом этаже, и окна на север. При всех последующих посещениях "Терскола" было всегда так – первый этаж и окна на север. На верхних этажах с видом на юг селилась элита, нужные люди, родня, друзья, и т.д. "Нормально, Константин!" Всегда так было и будет. По этому поводу мы не печалились.
Разместились и пошли осмотреться. Большая столовая, холл, приличная библиотека, кинозал мест на 400. Над дверью кинозала висел большой цветной снимок Михаила Хергиани. Где-то на восхождении, потому что лицо его было в снежном инее. А сбоку большой чёрный траурный бант. Оказывается, Михаил Хергиани, выдающийся грузинский скалолаз и альпинист, несколько месяцев назад погиб при восхождении в Доломитовых Альпах (Италия).
Когда читали объявление, узнали, что завтра для всех вновь прибывших вступительная беседа в учебном классе. Беседу проводил человек, который уже много раз это делал. Слушать его было интересно, т.к. всё для нас было новым и незнакомым. Тем более что вся информация преподносилась с большим юмором. Рассказали нам об истории горнолыжного спорта, о том как устроены лыжи, о лавинах, о коварном горном солнце и горной болезни. Склоны г. Чегет, где мы будем кататься, имеют 3 названия: Чегет-1, 2 и 3. Чегет-1 это склон, где есть 2 кресельных подъёмника. Эти подъёмники доставят вас до кафе "Ай" (луна). Склоны Чегета-2 обслуживает ещё один кресельный подъёмник, а на самом верху – Чегет-3 и буксировочный подъемник, длинной метров 500. В народе этот подъёмник назывался "Разбойник". Несмотря на то, что на "Разбойнике" цены были гораздо ниже, чем на "креслах", вы не успевали опомнится, как просаживали приличные деньги. Никаких абонементов с льготами или скидками тогда не было, так как спрос значительно превышал предложение.
Особое внимание в беседе было уделено дисциплине и поведению в горах. На склоны Чегета можно выходить только с инструктором. Чегет – гора серьёзная. Самый верхний подъёмник находится на высоте более 3000 метров. У кого проблемы с давлением, лучше туда не подниматься. Или, по крайней мере, пройти акклиматизацию внизу дня за 2-3. Особенно коварна высота в сочетании с алкоголем. Мы потом встречали много таких бедолаг, которые вырвавшись на свободу в первый же вечер наподдавались, а потом им было не до лыж.
Кроме того, склоны Чегета имеют большую длину и не очень приспособлены для массового катания, т.к. имеют средний уклон более 18 градусов. А по Европейским стандартам это должно быть в пределах 12 градусов. И ещё одна особенность горнолыжных склонов 70-х годов – на моей памяти их никто и никогда не готовил. Причин, наверное, было две: бедность наша советская (ведь ратрак стоил дорого) и разгильдяйство. Нет, ратраки я, конечно, встречал, но они стояли либо поломанные, либо раскулаченные. Один раз, правда, видел работающий ратрак, который пытался вылезти из глубокой (не менее 5 метров) снежной ямы, которую, по неумению водителя, сам и выкопал. Потом этот ратрак так и оставили в яме до весны. По этой причине склоны Чегета-2 всегда представляли жуткие бугры, т.к. основное катание проходило там. Ведь утром главная задача заключалась в том, чтобы подняться наверх и уже там кататься, не спускаясь до самого низа, где стояла жуткая (иногда часа на 2) очередь. А утром бывало очень холодно и солнце ещё закрыто горами. А на Чегете-2 уже и солнышко, и в кафе можно посидеть.