Текст книги "Одиссея генерала Яхонтова"
Автор книги: Анатолий Афанасьев
Соавторы: Юрий Баранов
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В правительстве Керенского
По прошествии многих лет человек может сказать: «Помню, за три дня до начала войны…» или: «Не забыть, как всего за неделю до революции…» Но это он сейчас знает, когда вспыхнула революция и началась война. Тогда он этого не знал. В этом корень неосознанных ошибок многих мемуаристов. Не избежал ее и Яхонтов.
Со временем ему стало казаться, что чуть ли не все свое пребывание в России осенью 1917 года, особенно после того, как он принял должность товарища военного министра Временного правительства, он вместе со своим шефом Верховским ясно осознавал, что Россия воевать уже не может, что необходимо немедленно заключить мир и что они с Верховским доказывали это Керенскому и другим членам правительства. Между тем документы, изыскания историков, восстановивших хронику того времени день за днем и час за часом, говорят об ином. Говорят о том, что еще 13 октября 1917 года Верховский считал, что армию, режим, существующий порядок (если то, что тогда происходило, называть порядком) еще можно спасти. А Яхонтов был лоялен Верховскому до конца. И есть возможность проследить и понять, как Виктор Александрович воспринимал события в те дни, которые потрясали мир. И начать надо с того, что тогда Яхонтов отнюдь не считал, как Джон Рид, что происходит потрясение мира. Это он осознал гораздо позднее.
А тогда в центре его внимания оказывались события, которые теперь интересуют разве что историков; и напротив – самое главное (повторим – самое главное, как стало известно потом) он пропустил. Вот как это происходило.
7 октября 1917 года в Петрограде торжественно открылся Предпарламент, как для краткости называли Временный совет Российской республики. «Парламентское» звучание сего органа обманчиво. Туда никто никого не выбирал, члены этой «говорильни» милостиво приглашались бонапартистской кликой Керенского, как насмешливо писала большевистская газета «Рабочий путь». Известно, что Керенский весьма цинично относился к бессильному Предпарламенту, который не имел никаких прав. С другой стороны, известно, что Верховский воспринял «говорильню» всерьез. «Говорильне» отвели место в белом зале Мариинского дворца, где при царе заседал Государственный совет. Выдули из помещения монархический дух, то есть убрали бюст Николая II и сняли со стены картину Репина «Заседание Государственного совета». На первое заседание Предпарламента пришли иностранные дипломаты, журналисты, гости. Поактерствовал вступительной речью Керенский и закончил тем, что попросил на председательское место «бабушку русской революции» эсерку Брешко-Брешковскую. Та, в свою очередь, предложила избрать председателем эсера Авксентьева.
Яхонтов вспомнил, что о нем с уважением говорили московские знакомые. Эсеровский лидер ему понравился. Понравилось и то, что Предпарламент отвергли крайне правые и крайне левые. Монархист Шульгин вернул выделенный ему билет, а представитель большевиков хотя и явился на заседание, но только затем, чтобы объявить об отрицательном отношении своей партии к «говорильне». Яхонтов впервые видел большевика и смотрел с любопытством. Это был председатель Петроградского Совета Троцкий. Виктор Александрович отметил, что он хорошо держится на трибуне. Фамилия оратора показалось ему знакомой, и он спросил сидящего рядом управляющего военным министерством Маниковского, где он мог ее слышать.
– Не знаю, не знаю, – ответил тот. – Это партийный псевдоним. Подлинная фамилия этого господина Бронштейн. Кстати, он совсем недавно в большевиках, раньше занимал более умеренные позиции. Заметьте: родом – из богатых коммерсантов.
Наутро Яхонтов просмотрел газеты и сделал вывод, что нынешняя пресса только затемняет предмет. Все писали по-разному о дебюте Предпарламента, выхватывая по своему вкусу то те, то другие куски из речей. Поэтому Виктор Александрович твердо решил пойти на второе заседание. Тем более предстояло обсуждение военных вопросов.
Оно состоялось 10 октября. Верховский, военно-морской министр адмирал Вердеревский и сам министр-председатель Керенский сделали доклады.
Сейчас, по прошествии десятилетий, когда мы знаем о событиях, последовавших вскоре, речь Верховского производит странное впечатление. Архивы сохранили документы, массами поступавшие военному министру в предшествующие дни и говорившие об одном: в армии полный развал. Процесс перестал быть управляемым, стихия вышла из берегов, проявляясь в разнообразных формах: начиная от сущей дикости, когда толпы пьяных солдат громили винные магазины и убивали случайных людей, и кончая трагедиями, как, например, самоубийство командира дивизии генерала Койчева, оставившего записку: «Перестал верить в светлое будущее России».
А 10 октября Верховский уверял Предпарламент, что немцы не имеют шансы на успех наступления – русская, мол, армия не дрогнет, отстаивая родную землю. Он требовал санкций на жесткие меры, рассказывал о своих планах прекращения анархии и наведения порядка. Нет оснований сомневаться в его искренности. Очевидно, он еще верил в силу своих приказов. Он и еще раз – 13 октября – выступил в Предпарламенте как лояльный член кабинета Керенского, еще надеясь, что можно спасти правительство, армию, режим. И все это время верный Яхонтов был со своим шефом.
А затем, как это нередко бывает, наступил жестокий душевный кризис, и Александр Иванович Верховский понял, что он шел по неверному пути. Но он не пустил себе пулю в висок, как генерал Койчев. И не сбежал из Петрограда. Он мучительно искал выход и, как он искренне считал, нашел его. Чтобы уберечь Россию от большевизма, решил Верховский, надо перехватить у Ленина лозунг немедленного мира и выйти из войны. Бог с ними, с проливами! Не до жиру – быть бы живу.
В те дни, 14, 15, 16 октября, когда в душе Верховского происходили мучительные поиски спасения, министр-председатель Керенский иначе истолковал замеченную им замкнутость своего военного министра. Александр Федорович панически боялся потерять власть. Лавируя между сциллой большевизма и харибдой корниловщины, он готов был на любые маневры – лишь бы не выпустить из рук вожделенное кормило. Верховский со своими недавними призывами к необходимости жестокого подавления анархии мнился ему без пяти минут вторым Корниловым. Керенский страшно боялся быть свергнутым военными – Корнилова ему не простят. Свое спасение премьер видел в том, чтобы не допустить единства военных. Поэтому Керенский обрадовался, когда начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Духонин представил ему – минуя Верховского – проект создания принципиально новой армии. По мысли Духонина, старую армию спасти уже было нельзя, и он предлагал махнуть на нее рукой и за зиму 1917/18 года собрать Русскую народную армию, построенную на добровольческом принципе, но и на жесткой дисциплине. Финансовую основу этой армии предполагалось создать с помощью взносов земств и частных лиц, а также Англии и Америки. 16 октября Керенский принял проект и оповестил о нем союзных послов. Военный министр Верховский узнал об этом постфактум.
Рассказав Яхонтову об этой затее, которую он не без основания считал интригой против себя, Александр Иванович спросил, как он оценивает внешнеполитическую сторону прожекта, особенно его финансовый аспект. Ведь именно военные агенты занимались оплатой военных поставок в Россию.
Виктор Александрович вспомнил своего попутчика мистера Парсонса и рассказал Верховскому о разговорах с ним. «Полагаю, – заключил Яхонтов, – что под кредиты на новую армию американцы потребуют весьма выгодных для себя концессий. Платить нечем. Мы и так уже должны союзникам 20 миллиардов…»
– От нас им нужно одно – пушечное мясо, – с горечью сказал Верховский. – Свое они берегут. И не потому, что так любят своего солдата. Они боятся большевизма у себя… Но все равно в затею Духонина и Керенского я не верю. Все дело в том, Виктор Александрович, что у нас уже нет зимы семнадцатого-восемнадцатого года. Даже если бы нам простили все долги и дали еще кучу миллиардов, это бы ничего не изменило. Кончилось время.
17 октября на заседании кабинета военный министр Верховский объявил, что с большевизмом справиться он не сможет, что у него нет сил для защиты правительства и что он просит отставки. Как ни странно, его выступление не оказалось в центре внимания. Сохранившийся протокол этого заседания дает основания считать, что от него просто отмахнулись, посчитав его речь каким-то маневром.
На следующий день Верховский выступил снова – на этот раз решительней. Теперь он более развернуто изложил свой тезис о необходимости вырвать из рук Ленина лозунг о немедленном заключении мира, провести его в жизнь и тем самым спасти страну, лишив силы большевиков. Но министр иностранных дел Терещенко и заместитель премьера Коновалов продолжали твердить, что Россия может продолжать войну и отстаивать общее дело Антанты. Все ждали, что скажет министр-председатель, но он против обыкновения был малоразговорчив. Яхонтов заметил, что при словах Верховского о ленинском лозунге щека у Александра Федоровича нервически задергалась. Он не знал, что два часа назад к Керенскому приходил американский представитель Томпсон и настоятельно советовал украсть у Ленина лозунг о немедленном разделе помещичьей земли. Цель американца была ясной – Россию надо удержать в войне. Любой ценой! Реализация Временным правительством большевистского лозунга о земле в глазах Томпсона была ценой очень низкой. Его мало заботили нюансы российского землевладения. Керенский это понимал, понимал и то, что Томпсону, в сущности, безразлично, кто будет в России премьером – лишь бы она таскала из огня каштаны для Америки. Но самому-то Александру Федоровичу было далеко не все равно, кто будет у власти. А без поддержки правых, буржуазных партий, прежде всего кадетов, Керенскому в седле не удержаться. Он еле отбился от Томпсона, и вот, пожалуйста, теперь Верховский предлагает взять у Ленина другой лозунг. Керенский, как шахматист, просчитывал в уме комбинации, ради которых, по его мнению, Верховский вел свою игру. Как заигравшийся игрок, он уже не верил никому и за каждым словом видел политические комбинации, направленные на то, чтобы отстранить его, Керенского, от власти…
Вслух Александр Федорович сухо сказал, что отставка военного министра принимается, но что он просит Александра Ивановича остаться на своем посту, пока ему не будет найден преемник. Члены правительства поддержали это предложение, и Верховский согласился. Договорились также о том, что пока об отставке военного министра объявлено не будет. Было также утверждено производство Яхонтова в генерал-майоры.
Министерский час
Получив согласие на свою отставку, Александр Иванович Верховский не перестал мучительно размышлять о судьбе отечества, не перестал действовать. С каждым часом ему становилось все яснее и яснее, что государство накануне развала. Он стучался во все двери, переступая те пороги, которые совсем недавно ни за что бы не переступил, он говорил, доказывал – напрасно.
19 октября по его просьбе Яхонтов пригласил к министру военных атташе союзных стран. Они еще не знали об отставке Верховского – или во всяком случае делали вид, что не знали. Александр Иванович подробно, тщательно аргументируя, изложил им свое понимание военной ситуации. Он рассчитывал на то, что военные специалисты согласятся с ним в том, что Россия больше воевать не может. Но чем дольше генерал говорил, тем отчужденнее делались лица гостей. Яхонтов понял, что затея была напрасной, что сейчас Верховского начнут ловить на противоречиях формальной логики. Так и получилось. Англичанин Нокс, демонстрируя свою блестящую память, процитировал министру его же речь недельной давности – ту самую" речь, в которой Верховский заверял, что немцы не смогут наступать, что русские герои не дрогнут, защищая родную землю. Сейчас это звучало как насмешка, как будто министра уличали во лжи, в лучшем случае, в некомпетентности. Головы с безупречными проборами согласно кивали Ноксу, и Верховский понял, что ни его драма, ни трагедия России этим чужакам неинтересна. А потом француз Ниссель на пределе приличия дал присутствующим русским генералам совет: если солдатня начнет болтать о мире, расстреливать каждого десятого. Так поступают во французской армии, усмехнулся атташе, благодаря чему Франция достойно выполняет свои союзнические обязательства. Все иностранцы горячо поддержали французского коллегу. Верховский сухо поблагодарил гостей и закрыл совещание.
На следующий день, двадцатого, Александр Иванович предпринял попытку сговориться с руководством кадетов и отправился на Морскую, к Владимиру Дмитриевичу Набокову, где собрались лидеры партии. Известно было, что Набоков, Аджемов, Нольде и ряд других видных кадетов стоят за выход из войны. Разумеется, мотивы и цели у них были совершенно иные, чем у большевиков, но вывод они сделали тот же. Верховский рассчитывал, что ему удастся доказать кадетским лидерам, что лишь немедленное заключение мира может спасти государство. Но куда было тягаться генералу Верховскому с профессором Милюковым в искусстве полемики! Известный историк, блистательный лектор, опытнейший думский оратор, политик до мозга костей, Милюков легко переговорил Верховского, который был в его глазах калифом на час, дилетантом, попавшим в большую политику благодаря чистой случайности. Милюков ораторствовал, Шингарев ему поддакивал, а «миротворцы» Набоков с Аджемовым молчали «из партийной солидарности». В ярости покинул генерал квартиру Набокова.
Когда за ним захлопнулась дверь, Милюков удовлетворенно потер руки:
– Сегодня вечером с любезнейшим Александром Ивановичем есть шанс покончить навсегда.
Он имел в виду предстоящее в 21.30 закрытое заседание Предпарламента. Павел Николаевич всегда испытывал удовлетворение, когда удавалось в пух и прах разделать оппонента.
Тем временем Верховский продолжал свой путь на голгофу. Он сделал еще одну отчаянную попытку вразумить политиков, на этот раз – эсеров. Но лидеры социалистов-революционеров Дан и Скобелев отклонили протянутую Верховским руку. Александр Иванович понял, что воздействовать на главу правительства они не смогут. Да и не захотят. Его визит эсеровские вожди так же, как и кадетские, воспринимали как очередную министерско-парламентскую комбинацию. Для него же речь шла о самом существовании государства.
Вернувшись в министерство, Александр Иванович собрал ближайших сотрудников и поведал о провале своих надежд на кадетов и эсеров. В это время министра срочно попросил принять его генерал Неслуховский. Крайне возбужденный, генерал информировал министра о возмутительном инциденте, который только что произошел в «Европейской» гостинице. Два американских разведчика Томпсон и Робинс, действующие «под крышей» миссии Красного Креста, собрали Нокса, Нисселя, своего соотечественника военного атташе Джадсона и двух российских представителей: Соскиса (секретаря Керенского) – как бы от правительства и Неслуховского – от военного ведомства. Не получив четкого ответа от самого премьера два дня назад, Томпсон продолжал давление, предлагая Временному правительству перехватить популярный большевистский лозунг и от своего имени осуществить раздел помещичьей земли. Генералу не понравилось уже это – он расценил «рекомендации союзников» как вмешательство в российские дела. Но дальше произошла ссора между иностранцами. Нокс обвинил Томпсона в покушении на принцип частной собственности! Томпсон в ответ заявил, что он сам крупный капиталист и что раздел помещичьей земли между крестьянами увеличит в России число частных собственников.
– Да, господа американцы ведут себя уж совсем по-американски: кладут ноги на стол, – заметил Верховский.
– Кабы только это! – воскликнул Неслуховский. – Послушайте, что было дальше. Полковник Робинс заявил: без раздела земли правительству не удержаться, потому что восемьдесят процентов русского народа тяготеет к Ленину.
– Это тоже по-американски, – усмехнулся товарищ министра князь Туманов. – Ишь, с точностью до процента подсчитали. А мы, господа, все повторяем вслед за Тютчевым: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Измерили. Восемьдесят процентов – за Ленина. С ума сойти! Сделать такое заявление именно сегодня! Это прямо-таки демонстрация со стороны господина Робинса.
И князь Туманов помахал газетой. В тот день, 20 октября, за подписью Керенского и министра юстиции Малянтовича было опубликовано распоряжение об аресте Ленина.
– Господа, господа, позвольте же договорить! – видно было, что Неслуховский не может успокоиться. – А дальше началось уже не смешное, а форменное безобразие. Нокс и Ниссель позволили себе резко отзываться о правительстве, о русском народе. Ниссель распоясался окончательно и назвал русских солдат трусливыми собаками. Я заявил протест и ушел.
– Так, – Верховский подергал усы, – а как вел себя господин Соскис?
– Ушел вслед за мной, хотя, по-моему, весьма неохотно.
– Ну что ж, и на том спасибо. – Никто из присутствующих не жаловал секретаря премьера.
Начавшись в половине десятого вечера двадцатого, заседание Предпарламента окончилось в половине первого ночи 21 октября. Верховский проиграл по всем статьям. Милюков, Кускова, Терещенко, Мартов, Струве (совершивший к этим дням эволюцию от легального марксиста до корниловца) и другие недруги беспокойного генерала торжествовали. Яхонтов уходил с заседания с тревогой. Хорошо еще, что хоть заседание было секретным и отчета об избиения Верховского не будет в газетах.
Но утром двадцать первого Виктор Александрович поразился, увидев отчет о «совершенно секретном заседании» в газете знаменитого «разоблачителя-профессионала» Бурцева «Общее дело». Газета еще и поднаврала, сообщив, что Верховский якобы предложил заключить мир втайне от союзников. Скандал принял международную окраску. Керенский был в бешенстве. 21 октября отставка Верховского была объявлена официально. Более того – Александру Ивановичу предложено было удалиться на остров Валаам в отпуск для поправки здоровья. Обязанности министра возлагались на генерала Маниковского.
Серым воскресным днем 22 октября к пристани близ Троицкого моста подошел военный катер. Свергнутый министр уходил, как казалось его недругам, да и не только недругам, в политическое небытие.
Яхонтов проводил своего друга и руководителя до трапа. На прощание Верховский сказал:
– И все же пойдите завтра, выскажите нашу точку зрения.
– Твердо вам это обещаю, – ответил Яхонтов. (Речь шла о предстоящем завтра очередном заседании Предпарламента.) – А по возвращении, Александр Иванович, сразу дайте о себе знать. Если не будет возможности найти меня на службе (Яхонтов из деликатности не хотел говорить, что теперь вполне могут удалить из министерства и его самого), позвоните домой. Но не в «Асторию», а на квартиру моей тещи. Просила, знаете, перебраться к ней. Время неспокойное…
– Да, генерал в доме не помешает, – улыбнулся Верховский. – Ну, до встречи!
Яхонтов взял под козырек, а потом долго стоял, глядя вслед удаляющемуся катеру.
Он сразу ощутил какую-то пустоту вокруг себя. Месяц назад появился он в Петрограде по вызову Верховского. Все его связи «в верхах» строились через Александра Ивановича. Теперь он лишился опоры. Как будет он ориентироваться в политической путанице Петрограда? Надо продержаться две недели, утешил себя Виктор Александрович, а там вернется «из отпуска» (или из ссылки – как понимать?) Александр Иванович и, конечно, никогда не откажет в добром совете.
Яхонтов не мог, разумеется, и представить себе, что он увидит Александра Ивановича только через 20 лет, когда, ненадолго приехав в Ленинград, он столкнется с комбригом Красной Армии Верховским в фойе Кировского театра.
А пока, воспользовавшись воскресной свободой, Виктор Александрович отправился к теще – пообедать по-домашнему и обсудить детали предстоящего переезда к ней. Назавтра он снова погрузился в министерскую круговерть, а вечером, как обещал Верховскому, отправился в Предпарламент. К началу заседания он опоздал. На трибуне красовался Милюков, который говорил почему-то о солдатских котелках и ремнях – надо или не надо включать их в обязательную экипировку солдата. Хотя тема непосредственно касалась военного ведомства, Виктор Александрович слушал вполуха, мысленно выстраивая аргументацию своего «парламентского дебюта», оказавшегося и финалом. Когда Яхонтов закончил свою речь, Милюков раздраженно и пренебрежительно бросил:
– Это самое мы уже слышали пару дней назад!
«Говорильня» отказалась вслушаться в те истины, которые вслед за Верховским пытался внушить ей Яхонтов. Причина была, конечно, не в недостатке его красноречия, как не без кокетства объяснил Яхонтов в мемуарах свой неудачный «парламентский дебют». Он обращался к глухарям, которые, кроме собственного токования, ничего не слышали. Через три дня их разогнали красногвардейцы, и российский Предпарламент канул в Лету. Таким образом, Временный совет Российской республики оказался совсем уж кратковременным – история отвела ему всего две недели…
А утром Яхонтов отправился на службу. Колеса министерской машины крутились безостановочно, незаметно прошел и вечер. Нехорошо – ведь он обещал теще переехать. По телефону условились, что – на этот раз уж точно! – переедет завтра. Последний раз Виктор Александрович переночевал в «Астории» и в среду вечером, 25-го, поспешил в гостиницу. Его уже дожидался молодой человек, кузен жены. Вдвоем они быстро запаковали неприхотливый багаж генерала и понесли чемоданы на квартиру тещи. По пути им попались несколько раз какие-то вооруженные отряды, но, занятые беседой (родственник расспрашивал Виктора Александровича о Японии), они не обращали на них внимания. А это большевики шли на штурм Зимнего. Началась Великая Октябрьская социалистическая революция.