Текст книги "Современный Декамерон комического и смешного. День первый"

Автор книги: Анатолий Вилинович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Проверим, – расстегнул старший ворот гимнастерки, ему стало жарко от плотного завтрака.

И Остап увидел сквозь расстегнутый ее ворот край морской тельняшки. «Определенно он из матросов. Как это я не заметил наколку – якорь на руке, когда он выгребал кашу из котелка!» – мысленно засокрушался он и, пытаясь расположить пограничников к себе, предложил: – Хотите послушать одесский портовый анекдот?

– Послушаем, если портовый, а Сидоров?

– В рваном клеше и тельняшке одессит с причала спрашивает: «Эй, на шхуне!.. Ему в ответ: «Да, на шхуне». Одессит: «Вы на работу берете?» «Нет, не берем». «Ха, счастье, ваше, – пошел по пирсу безработный, – а то бы я вам наработал».

Сидоров хмыкнул, старший взглянул на него и с непроницаемым выражением лица произнес:

– Бендюга какой-то…

«Не взяло», – мысленно отметил Остап и быстро проговорил: – А вот еще морской, товарищи. Кораблекрушение. Спасатели за волосы вытаскивают тонущих пассажиров из воды в лодку. Одного, другого, третьего. А четвертый попался лысый. Спасатель, хлопая его по лысине, строго: – Товарищ, нам не до шуток, Дайте голову!»

И этот анекдот не рассмешил пограничников. «Не берет их юмор» – подумал Бендер.

– Ясно… – хлопнул ладонью-лопатой по столу старший пограничник и встал. – Отведи его, Сидоров, к тем двоим в задержалку. Завтра всех троих и отправим, как положено.

– Сейчас, Иван Акимович, допишу вот только… – засуетился за столом Сидоров.

Иван Акимович взял котелок и кружку, чтобы помыть их или сходить за новой порцией каши, но сел, так как Сидоров подал ему листки для подписи. Старший прочел и повторил вслух часть написанного: – Выдает себя за художника и поэта. – За поэта выдает…себя… – откинулся он на спинку стула. – А ну-ка почитай нам свои стихи, раз ты поэт.

И Остап, набрав в грудь побольше воздуха, начал декламировать все, что ему приходило на ум.

– Стихи, как стихи, – пожал плечами старший пограничник, когда бывший миллионер-одиночка сделал паузу, смахнув со лба пот. – Что же в них о мировой революции ничего не сказано?

– И о текущем моменте, о построении социализма в нашей стране? – вставил критически Сидоров.

– И это есть, есть, дорогие товарищи! Я только вчера отдал их для напечатания в газете, поверьте, клянусь, – застучал себя в грудь не только великий комбинатор, но и непревзойденный выдумщик. – Как только выйдет газета, я сразу же пришлю ее вам.

Видя, что его поэзия и обещание не произвели на стражей границы нужного впечатления, он совсем упал духом, как вдруг его осенило и он с надеждой выпалил: – А вот послушайте стихи, которые очень любил герой революции лейтенант Шмидт. Он вспомнил свои стихи, которые в юности пытался напечатать в газете.

 
Светит солнце в голубом просторе неба,
Легкий бриз гуляет по волнам,
Выгибает парус белоснежный,
Чтоб ладья неслась к моим мечтам.
Туда, где счастья вдоволь,
Чтобы строить жизнь как тот народ,
Страны, где пролетарская свобода,
И советскою страной она себя зовет!
 

Последние строки Остап сочинил тут же в угоду пограничникам. Они остановились и смотрели на декламатора со вскинутой рукой и в одном сапоге. И он продолжил, не охлаждая свой поэтический порыв:

 
О, море! Любовь моя!
Волнующей лазурью волн
Ты призываешь нас
К сверженью мирового капитала!
 

– Или вот любовное, товарищи, – несло великого сочинителя поэзии:

 
О, жизнь моя! Любовь морская!
Мечта и сладость мук душевных!
Невидимо несешься по волнам
И даже робко мне не внемлешь…
 

– импровизировал он не в рифму.

– И эти стихи в газете напечатают? – спросил старший.

– И эти, – кивнул Бендер, жалостливо глядя на вершителя своей судьбы. – Если… Если бы я смог сегодня подписать гранки, дорогие товарищи, тяжело вздохнул задержанный.

– Гранки? Это как же понимать, а? – звякнул котелком старший.

– Ну значит… первые… контрольные отпечатки, правильно ли все, как я только что прочел.

– А-а… – протянул понимающе старший и загасил лампу.

За окнами уже светило солнце. Было слышно как с крыши срывались оттаявшие сосульки. Весна теплыми порывами ветра обогревала зимнюю природу.

– Да, сейчас не все знаю, что эти стихи любил лейтенант Шмидт.

– А ты откуда знаешь, поэт? – недоверчиво воззрился на Бендера старший погран защитник.

– Знаю от его детей Коли и Васи, – не моргнув глазом пояснил Остап. И чтобы не дать стражам границы задавать уточняющие вопросы, поторопился сказать: – Я с ними дружу. Хорошие товарищи. Настоящие сыны своего отца-героя. Они ездят по городам, рассказывают о своем отце, как он поднял восстание, собирают пожертвования на памятник лейтенанту Шмидту…

Объяснение Бендера произвело благоприятное впечатление на стражей границы. Некоторое время они молчали, затем Сидоров тихо несмело спросил:

– Иван Акимович, а может и нам сколько-нибудь на памятник?

– Можно. И вот что, Сидоров, улик у задержанного нет, нарушение одно – был в погран зоне. – И взглянув на необутую ногу Остапа, сочувствующе отметил: – Сам пострадал, видать… Художник-поэт дружит с детьми лейтенанта Шмидта, – почесал затылок он. – Отпустим? Пусть идет, едри его корень. И без него хлопот не обираешься… Но чтоб газету прислал! – строго предупредил он Бендера.

– И адрес, куда деньги послать на памятник лейтенанту Шмидту, – добавил Сидоров.

– Клянусь, клянусь, дорогие товарищи! – ожил великий выдумщик, не веря, что его вот-вот отпустят. Не во сне ли это?

– Сидоров, дай ему на ногу что-нибудь. Пока доберется, нога и окоченеет у поэта.

– Благодарю, благодарю, дорогие товарищи, ах, как я вам благодарен! – рассыпался в жарких словах не вышедший в графа Монте-Кристо.

– Стихи пришли, понял? – строго погрозил пальцем Бендеру старший, уходя. – И адрес…

– Пришлю, непременно пришлю, уважаемый служитель границы. – И адрес…

– Идем, что-то на ногу дам, – скомандовал Сидоров. – Да и прикроешься чем-нибудь.

Вскоре бывший миллионер-одиночка шел от погранпоста у приднестровских плавней к проезжему тракту, стремясь как можно быстрее достичь его и устроиться на какой-нибудь попутный транспорт.

Одна нога Остапа была в сапоге, другая в изношенном войлочном опорке. Голову прикрывала замусоленная армейская фуражка с оторванным козырьком, а фигуру великого комбинатора согревала старая попона, пропахшая конским потом и навозом.

Когда Бендер добрался до большака, то быстрее зашагал в сторону, откуда он еще вчера, тяжело нагруженный золотом, прибыл поближе к румынской границе.

Не длинный мартовский день уже шагнул за полдень. То, что расквасилось под лучами солнца, снова затягивалось узорчатой ледяной корочкой. Дорога была пустынна. Ни в его сторону, ни на встречу никто не шел и не ехал. И только в небе проплывал курлыкающий косяк журавлей, который Остап проводил взглядом, пока стая не скрылась из виду.

Остап не шел, а брел уже более часа, когда впереди послышалось громкое тарахтенье и он увидел – навстречу ему с хвостом сизого дыма катится, подпрыгивая, автомобиль. И когда машина приблизилась, Бендер узнал в ней до боли знакомую ему «Антилопу». Он замахал руками, как утопающий, увидев спасаельный корабль.

– Адам! Адам! – заорал он, видя за рулем кожаную куртку Козлевича.

Но Адам Казимирович зазвенел колокольчиком, что означало: «берегись» и, свернув к обочине, проехал мимо.

– Адам! Адам! – понесся рысью великий комбинатор за автомобилем.

Козлевич сквозь тарахтенье мотора услышал голос бывшего председателя конторы «Рога и копыта». Он уменьшил выпуск сизой гари из своего «лорен-дитриха» и остановился. Вышел из машины и с удивлением, на какое он только был способен, смотрел на странного путника, в котором узнал своего бывшего командора.

– Адам! Адам! – подбежал к нему Бендер. – Помогите, Адам Казимирович! Мне плохо, очень плохо, меня ограбили, оставили ни с чем. Я чуть было не попал под статью уголовного кодекса. Помогите мне, Адам…

– Дорогой Бендер! – осматривал великого комбинатора добрейший Козлевич и соболезнующим голосом промолвил: – Я всегда… Но сейчас, – указал он на своих четырех пассажиров.

На сидениях сидела пара новобрачных, солидный мужчина, с такими же кондукторскими усами, как и у Козлевича, и полная дама в меховой шапке.

– Везу новобрачных, папу и маму жениха в их родные места. Чем я могу помочь вам? Разве что… – открыл багажник «лорен-дитриха» Адам Казимирович. – Дать вам мои ботинки с крагами, да вот эту толстовку… Мои наниматели меня приодели, хотят выдать меня за служебного шофера, чтобы пыль в глаза людям пустить там, куда меня они подрядили. Берите, Бендер, что могу…

– И немного денег бы, Адам Казимирович… – попросил бывший миллионер-одиночка. – Я верну вам с процентами, – сбросил с себя конскую попону Остап.

На довольно странного путника с нескрываемым любопытством взирали пассажиры «Антилопы».

– Вот пятнадцать рублей, Остап Ибрагимович, и немного мелочи, – вручил сердобольный Козлевич неудавшемуся «графу Монте-Кристо» деньги.

– И вы не можете взять меня с собой? – голосом впадающим в плаксивость спросил Бендер.

– Да рад бы, дорогой, но места нет, видите… пассажиры… – повел рукой Козлевич в сторону машины, виновато опуская голову.

– Ах, Адам, Адам… Как я несчастен, дорогой мой Адам Казимирович, – покачал головой Остап.

Козлевич растроганно смотрел на Бендера, не зная, как и чем утешить его.

– Едем, едем, хозяин! – донесся раздражительный голос старшего пассажира, подрядившего «лорен-дитрих» для поездки в село, чтобы хвастнуть перед своими односельчанами.

Козлевич сел за руль, не отрывая сочувствующего взгляда от своего бывшего командора. Звякнув колокольчиком и выпустив облако сизого дыма, «Антилопа», запрыгав на кочках и выбоинах дороги, покатилась по своему маршруту, оставив печально смотревшего ей вслед Бендера.

Но машина вдруг остановилась. И Остап увидел, как из нее выскочил усатый пассажир с бутылью и стаканом в руках, и побежал к нему.

– Нам рассказал механик, как вы пострадали, добрый человек, от бандитов. Очень прошу вас выпить чарку за наших молодых!

– Да-да, – подбежала и его жена, держа в руках колбасу, краюху хлеба и кислый огурец. – Не побрезгуйте, выпейте, пожалуйста, за счастье наших детей и закусите чем Бог послал, – протянула она Бендеру закуску.

Из автомобиля смотрели с участием новобрачные и сердобольный Адам Казимирович.

Остап ничего не ел со вчерашнего дня и не заставил себя долго упрашивать.

– Благодарю, благодарю вас, уважаемые, – и залпом выпил поднесенный ему стакан самогона. С жадностью захрустел огурцом, отхватив крепкими зубами хлеба и колбасы. С набитым ртом забубнил благодарность и пожелание долгой и счастливой жизни молодым.

– Ну и доре, ну и добре, – пошли к машине родители жениа с чувством выполненного ритуального долга.

«Антилопа», зазвонив колокольчиком, снова закачалась на неровностях дороги, оставляя за собой запах гари.

Повеселевший Остап помахал ей руками с зажатыми в них колбасой, хлебом и огурцом.

– Счастья молодым! – прокричал он еще раз уехавшим. – Да, – произнес он затем, когда «лорен-дитрих» Козлевича скрылся из виду. – Я теперь, дорогой Адам, не Кавалер ордена… – спохватился он и с беспокойством запустил руку в носок ноги в опорке. Вздохнул облегченно, когда извлек оттуда чудом уцелевший от «сигуранцы проклятой» и от своих пограничников орден Золотого Руна. Взглянул на него, покачал головой, и продолжил: – Не Кавалер ордена Золотого Руна и не Кавалер ордена Золотого теленка, а скорее всего Кавалер Печального Образа, господа. – И начал одевать ботинки, краги и толстовку, так великодушно подаренные ему добрым Адамом Казимировичем. Посмотрев в сторону уехавшей «Антилопы», он произнес: – Свет не без добрых людей, господа присяжные. Займусь теми же мечтами своей юности. А в управдомы переквалифицироваться я всегда успею. – Вдруг со стороны, куда уехал «лорен-дитрих» вновь послышалось знакомое тарахтенье и вдали показался снова саможвижущийся аппарат Козлевича. Подъехав ближе, машина начала разворачиваться, чтобы ехать снова туда, откуда прикатила.

Остап с удивлением смотрел на ее маневр и громко прокричал:

– Что случилось, Адам Казимирович?

– Я вас догоню, Остап Ибрагимович, – подбежал к нему великий автомеханик. – Я только завезу их, верну им часть денег и сразу же за вами. Вы же не будете быстро идти?

– Хорошо, хорошо, дорогой Адам, – растроганно проговорил Остап.

– Ждите меня, товарищ Бендер! Я догоню вас, – прокричал уже от своего «лорен-дитриха» Козлевич, садясь за руль и отъезжая.

– Благодарю, дорогой Адам, тронут до глубины души! – прокричал вслед удаляющейся машине Бендер.

– Глава вторая… Она называется: «Пассажир беспосадочного перелета и плагиат»… За несколько часов до того, как Бендер, нарушив границу, избежал уголовной ответственности, на дороге между Маковской и Белявской совершила вынужденную посадку авиетка Р-1. Конструктором и летчиком ее был Рощин.

К воздухоплаванию Антона Яковлевича Рощина привело решение облетать весь мир. А так как с детства его влекло к технике, то он всей душой отдался конструированию летательных аппаратов. В клубе Осовиахима, где он состоял, его не очень почитали, несмотря на то, что он все время предлагал один проект за другим: планеров, авиеток и автожиров. Но комиссия по самолетостроению, видя, что все проекты сделаны без всякого расчета, на глаз, их отвергала тоже один за другим.

После длительных раздумий самобытный конструктор – изобретатель Рощин Антон Яковлевич решил проектировать двухместную авиетку под английский мотор «Циррус». Но не только спроектировать, но и построить ее своими силами. Пришлось основательно заняться теорией авиации, расчетами и другими науками, имеющими отношение к самолетостроению. Рощин часто стал бывать на авиационном заводе, где и проведал о кладбище самолетов.

Это был овраг, наполненный разбитыми аэропланами. Машины, потерпевшие аварию, негодные к дальнейшему использованию, сбрасывались в овраг. За многие годы здесь накопились обломки сотен самолетов самых различных конструкций.

Антон Яковлевич с увлечением рылся в обломках машин, подбирая готовые детали для своей авиетки. Расчеты и составление чертежей заняли около года. И еще год сборка по ним авиетки собственной конструкции с яркими надписями на фюзеляже «Р-1».

Испытания прошли в поле за городом. Собралось много друзей, таких же энтузиастов, как и Антон Яковлевич, и любопытных из окраинных домов. Самолетик сверкал на солнце белой свежей лакировкой и вселял во всех уверенность, что полетит.

И он действительно после пробных пробежек по полю полетел. Сделал несколько кругов над полем и благополучно сел под поздравительные крики и аплодисменты присутствующих.

Все поздравляли Рощина, обнимали, жали руки, целовали.

– Ну, теперь ты, Антон, получишь деньги от государства и расплатишься с долгами, – сказал один из поздравителей.

Но не тут-то было. Денег Антону Яковлевичу никто не выделил, чтобы расплатиться с кредиторами, и он начал искать другие пути. Дал объявление:

– «Самолет надежной конструкции Рощина Р-1 совершает прогулочные рейсы. Плата умеренная».

Но так как самолет был двухместный, то мог брать только одного пассажира. Это был большой минус для коммерческого предприятия. И все же на третий день выхода объявления к самолету подошла хмельная компания. Один из подошедших спросил:

– А безопасно летать?

– Я же летаю, – ответил Рощин. – Один круг над полем – десять рублей.

Компания зашепталась. До летчика донеслись слова обсуждения: «Кто первый, а?», «Не дорого ли?», «Не гробануться бы».

И впервые авиетка Р-1 приняла на свое заднее сиденье пассажира. Им был высокий блондин в тюбетейке. В этот день Рощин, обслужив компанию полетами, собрал пятьдесят рублей. Он воспрянул духом, поняв, что таким способом может заработать денег.

На следующий день пришла другая компания, а за ней и вчерашняя. Все почему-то пришли в конце дня и под хмельком. И в этот день Антон Яковлевич заработал целых сто рублей.

Но вечером дома Рощина ждал вызов в Комиссию по безопасному воздухоплаванию. И когда он на следующий день явился туда, от него строго-настрого потребовали прекратить полеты с пассажирами в целях безопасности. И взяли даже с него расписку о предупреждении. Дело приняло скверный оборот, и ему ничего не оставалось другого, как подчиниться, так как предупредили, что если он и впредь займется авиакатанием на своем самолете, то его авиетку конфискуют.

Не остался в сторону и финотдел, который сразу же после объявления попытался обложить честного авиапредпринимателя налогом.

Антон Яковлевич совсем упал духом, особенно из-за настойчивого требования кредиторов вернуть деньги. И он решился на отчаянную попытку совершить беспосадочный перелет Москва-Киев-Одесса, чтобы заинтересовать авиационное начальство на покупку его спортивного самолета.

Известил прессу, поставил в известность заинтересованных лиц и ранним утром стартовал со своего окраинного уже облетанного им поля.

В Осовиахиме сказали: «Напрасно он это затеял. Если не разобьется, то сядет в лучшем случае в Подмосковье».

Но дяди-знатоки ошиблись. Рощин не разбился, не сел там, где они предсказывали, а благополучно приземлился в Киеве, где был очень тепло встречен представителями «Укрвоздухопуть» и Украинским советом Осовиахима.

Его поздравляли, устроили праздничный обед, заправили авиетку первосортным бензином, и он полетел в Одессу, куда тоже прибыл благополучно.

Здесь встречен был не хуже, чем в Киеве. О его перелете зашумела пресса хвалебными статьями. Но, как говорится, после хорошего наступает плохое. Готовясь к вылету, Антон Яковлевич объявил теперь о беспосадочном перелете Одесса – Москва. И когда был уже готов лететь по объявленному маршруту, к нему со слезами на глазах обратился человек с кавказской внешностью.

– Дорогой, сколько возьмешь, чтобы я полетел с тобой в Москву? Очень скоро надо туда, дорогой. Брат помирает, понимаешь?

Антон Яковлевич подумал, а почему не взять. Все равно заднее место пустует. Да и деньги надо. И он назвал сумму, которая и должна была погасить все его долги.

Вылетели рано утром и Рощин обратил внимание на чемодан пассажира, который тот с натугой водворил себе под ноги.

– Сколько же весит твой чемоданчик? – спросил летчик кавказца.

– Э-э, совсем пустяк, дорогой, совсем пустячный груз. Рука у меня болит, тебе и кажется, что он тяжелый, понимаешь?…

Антон Яковлевич немного подумал, но все же пассажиру не отказал лететь, решил испытать свой самолет с грузом.

Взлетели благополучно под крики провожающих одесситов и когда пилот, набрав высоту, лег на нужный ему курс, за его спиной послышался приказной крик пассажира:

– Меняй курс, дорогой, лети в Румынию. Заплачу в три раза больше, чем договаривались. Понимаешь?

– Э-э, нет, «дорогой», мы так не договаривались. В Москву, так в Москву, – не изменяя своего маршрута, ответил Рощин.

– Предупреждаю, дорогой, если не полетишь в Румынию… – и бандит коснулся острием кинжала затылка впереди сидящего летчика.

– Ах, вот ты как!? – возмутился Антон Яковлевич. И тут же начал делать такие виражи, горки, скольжения вниз, вверх, что пассажир вынужден был убрать свой кинжал и уцепиться обеими руками за борта фюзеляжа, чтобы не вывалится из авиетки.

Оглянувшись, Рощин увидел белое, как мел, лицо пассажира, выпученные глаза, судорожно вцепившиеся в обшивку самолета руки, и рассмеялся. Но его смех тут же был прерван чиханьем мотора, треском и, наконец, затихающими поворотами пропеллера. Самолет пошел на снижение, несмотря на все попытки летчика возобновить работу мотора.

Рощину оставалось только одно: выбрать место для вынужденной посадки авиетки. Увидев дорогу, он плавно спланировал и благополучно посадил самолет.

Вооружившись большим гаечным ключом, он выскочил из своей кабины, готовый отразить нападение бандита.

Но тот был ни жив, ни мертв от виражей и болтанки самолета. Промямлил:

– Хорошо, хорошо, дорогой… Я сейчас ухожу… ухожу… Я тебя не знаю, ты мня не знаешь… и ты меня не видел, понимаешь…

– Тащи свой чемодан и проваливай, паразит, недобиток капитала, – держа оборонительную позу, сказал летчик.

Пассажир кавказской внешности с трудом вывалил свой чемодан и себя из самолета и, поминутно сплевывая, побрел, шатаясь, от авиетки по дороге.

Подождав, когда тот скроется из виду, Антон Яковлевич начал выяснять причину остановки мотора. Оказалось, из среднего бака исчез бензин, а в крайних бензина осталось на донышках. Горючее из них даже не поступало в карбюратор.

«Неужели баки текут» – подумал летчик, – но разве сейчас это выяснишь? Надо искать в ближайшем селе горючее, залить баки и добираться до ближайшего города. Или вернуться в Одессу, – решил он. – Очевидно, из-за моих виражей, горок, скольжений вверх, вниз, бензин и высосало, как это уже было с какой-то авиеткой – вспомнил он. – Но так или иначе… Самолет оставлять нельзя. Может возвратиться бандит и учинить диверсию… Надо принимать какое-то решение…»

В таком раздумье Антон Яковлевич похаживал вокруг своей машины, с недовольством посматривая на солнце, которое уже шло не от горизонта, а к нему. Рощин ясно понимал, что обратный перелет не удался, что дяди из центрального Осовиахима теперь не поверят в его авиетку. Он так был погружен в свои печальные мысли-размышления, что даже не заметил молодого человека, уже несколько минут любовавшегося его самолетом.

– Вот это лошадка, – сказал наконец тот, – отличное средство передвижения по воздуху.

– Иди своей дорогой, парень, – скучно сказал летчик.

– Я и шел своей дорогой, гражданин воздухоплаватель. Что, птица потребовала ремонта?

– Бензина…

– А-а, всегда нужно то, чего у меня нет, товарищ летчик.

– Я так и понимаю, – с досадой громко произнес Рощин. – Покатаю, если поможешь достать горючее.

– Где же его тут возьмешь, – оглядел пустынную дорогу и поле Остап. – Впрочем… А ну-ка, взгляните на карту, какое село поблизости?…

Рощин развернул карту всмотрелся и ответил:

– Маковская сюда, а Белявская в противоположную сторону.

– А куда ближе, товарищ летчик? – обернулся Бендер, увидев подъезжающую телегу с мужиком. – Папаша, где бензина можно достать? – подскочил к возчику Остап.

– Садись, за бензин не ручаюсь, а вот керосин у нашего сельторга определенно найдется.

– Нет, керосин не пойдет, – покачал головой летчик. Он снял очки со шлема и сунул их с досадой в карман комбинезона.

– А может, бензин у трактористов есть… – почесал затылок возчик.

– А может, папаша, возьмешь на буксир этот легонький, почти воздушный транспорт, а? – просительно заглянул в лицо ему Бендер.

– Помочь вашему горю, оно, конечно, можно, – соскочил с пароконки хозяин. – Как цеплять, показуйте.

Вскоре кортеж из пароконной телеги с привязанной к ней авиеткой катился по уже подмерзшей дороге. За ним шли Рощин и Бендер.

Антона Яковлевича, видевшего заботу участливого попутчика, томило желание поделиться с ним. И он поведал Бендеру все, что с ним произошло.

Остап, выслушав рассказ пилота, посетовал мысленно: «Эх, вот как надо было… Подрядить в Одесском авиаклубе вот такую воздушную лошадку и адье» – И тяжело вздохнув, произнес: – Понимаю: вначале Москва – Киев – Одесса, а потом – Одесса – Москва?

– Был… – и тяжело вздохнув, Антон Яковлевич печально промолвил: – Обратный перелет, как понимаете, не получился.

– Как это не получился, как это не получился? – горячо запротестовал Остап. – Может быть, я в свидетели пойду, ваш героизм подтверждать буду. Тогда все это и зачтется.

– Дело в том, что мой полет не официальный и надеяться на помощь…

– Ха, сделаем его не только официальным, но и ударным, Антон Яковлевич, – заверил убежденно летчика Бендер.

– Да, но как лететь? Где взять бензин? – с тоской в голосе промолвил Рощин.

Остап помедлил, подержавшись за хвостовой элерон авиетки, и сказал:

– Ваше упадническое настроение оттого, что вы не оптимист. Вы темными очками смотрите на то, что с вами произошло. Вы летчик, у вас есть самолет, вы знаете, куда лететь. У меня дела похуже – у меня самолета нет. И я не знаю, куда ехать. Найдем бензин, возьмете меня?

– Возьму, товарищ Бендер, – кивнул Рощин.

Они уже познакомились и называли друг друга как давнишние друзья.

– В таком случае все в порядке. Я хочу вам сообщить, что в способах доставания того, что нам нужно, у меня недостатка не будет. Вам нужен только авиационный бензин?

– В крайнем случае, можно и обычным заправить, – промолвил Рощин, с надеждой взглянув на Остапа. Слушая уверенный голос попутчика, настроение летчика уже было не таким гнетущим.

– Не будет авиационного, добудем и другой. Если не там, куда тянем воздушную лошадку, то наверняка в других близлежащих местах. Но для этого мне нужен летный комбинезон, шлем и очки.

– У меня есть рабочая спецовка, она, думаю, вам подойдет, товарищ Бендер.

Через полтора часа буксируемая пароконной телегой авиетка, въехала в село и подкатила к сельсовету с красным флагом у входа.

Еще большая надежда засветилась в глазах Рощина, когда он увидел, как его попутчик решительно рванул дверь обители местной власти и смело вошел туда.

До этого при въезде в село, Остап натянул на себя комбинезон, шлем, очки, которые сдвинул на лоб и теперь вполне походил на летчика.

– Вам кого? – спросил Бендера человек в телогрейке и сапогах. Он сидел у двери комнаты, из которой доносился голос:

– А теперь, о постановлении, товарищи…

– Там партийное совещание, нельзя, – хотел преградить Остапу дорогу сельсоветский страж.

Но Бендер легонько отстранил его в сторону и просунул голову в дверную щель. – Извините, я по срочному… – и вошел в густо накуренную комнату заседающих.

Более десятка человек повернули головы к Остапу.

– Да, но… – хотел было возразить ведущий, но Бендер не дал ему договорить.

– Надеюсь, вы все читали о нашем беспосадочном перелете Москва – Одесса – Москва, товарищи?

Председатель, большеглазый человек в гимнастерке и галифе такого же цвета, с дымящейся самокруткой в руке, взирал на вошедшего и неуверенно ответил:

– Конечно… товарищ… – и посмотрел на сидящих, как бы ища у них подтверждения.

– Это хорошо, что вы живете в ногу с нашим всепобеждающим временем, товарищи.

Бендер понял, что ни о каком беспосадочном перелете ни председательствующий, ни участники партсобрания не читали и не могли читать, так как о самодеятельном полете Рощина в газетах союзного значения не писали. А если в какой-нибудь местной кратко и сообщили, то эта газета сюда не дошла и дойти не могла.

– Это очень хорошо, товарищи, – повторил убедительно Остап, – когда вся страна расправляет могучие крылья…

– Да вот… – повел председательствующий махорочной рукой на сидящих. – Прорабатываем… Известное дело…

– Вот-вот, и мы, летчики, своим беспосадочным перелетом… – сделал паузу Бендер, подыскивая нужное слово, бьющее не в бровь, а в глаз своим политическим весом, продолжил с повтором: – Расправляем могучие крылья для ударного построения социализма не только в нашей стране, но и во всем мире, товарищи, – с пафосом провозгласил он.

Сперва члены партсобрания с недовольством смотрели на непрошенного гостя, прервавшего привычное течение важного собрания, но прослышав последнюю фразу человека в одеянии летчика, уже с нескрываемым уважением смотрели на него. А «летчик», поправив очки на шлемном лбу, не скупился на крылатые слова. Он развернул перед собравшимися удивительное будущее, раскрашивая его словами: «мировая революция», «социализм», «заря коммунизма». После такого вступления он закончил: – А сейчас, товарищи, прошу оказать летчикам помощь… – подошел он к окну. – Взгляните, и вы увидите, что крылья нашего беспосадочного перелета в бензинном голоде. Снабдите бензином, дорогие товарищи, и мы снова взмоем в небо и этим самым нанесем сокрушительный удар по злорадству капитала над нашей вынужденной посадкой.

– Надо помочь, – раздался авторитетный голос председательствующего. Все повскакивали со своих мест и сгрудились у окон.

На улице был уже поздний вечер. Залитая лунным светом авиетка отбивала серебром своих крыльев и фюзеляжа. У самолета похаживал беспокойно Рощин, ожидая Бендера, и отгоняя любопытную детвору, невесть откуда узнавшую о самолете и сбежавшуюся со всех концов села, чтобы поглазеть на диковинную птицу.

После слов председателя: «надо помочь», все вдруг зашумели, засыпали Остапа вопросами:

– Какой нужен бензин?

– Сколько?

– А керосин не подойдет?

– Когда сможете полететь? Мотор в порядке?

«Летчик» только успевал отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. А когда ответил, собрание перешло к обсуждению проблемы – где взять авиационный бензин. Такого у них не было.

– Да хотя бы обыкновенный, товарищи, – пояснил Остап.

– Петько, запрягай коней и к соседям. У них должен быть такой, – распорядился главный. – А за это мы им семенной отсыпим, они в нужде. Сейчас напишу…

Посылаемый схватил бумажку из рук председателя, которую тот пришлепнул печатью, и выбежал из комнаты.

– А сейчас, дорогой летчик, поужинаете, переночуете, а утром и полетите, – сказал затем председатель.

– О помощи, которую вы нам оказываете, узнает вся страна, дорогие товарищи, – растроганно проговорил Бендер и с чувством воскликнул: – О вашем участии в беспосадочном перелете напечатают все газеты! – поправил очки, сползшие на глаза.

На ночлег летчики остановились в доме председателя сельсовета. После плотного ужина, за которым Остап блистал своим красноречием, а Рощин помалкивал, чтобы не внести сумятицу, улеглись на мягкие постели в отведенной им комнате. А в это время их авиетка охранялась сторожем, срочно отозванным от свинарника на более ответственный пост.

Утром у самолета собралось почти все население села.

Рощин и его «командир» беспосадочного перелета – Остап Бендер, так как местные власти именно его считали главным, наполнили все баки, хотя и не авиационным, но бензином. Захватили сверток еды на дорогу, и под крики «урра», вырулили на более широкую полосу дороги.

Остап сидел в самолете первый раз в жизни и был весь захвачен предстоящим полетом.

– Антон! – закричал он, покрывая тарахтенье мотора. – На этом горючем взлетим?

– Попробуем, – ответил Рощин, увеличивая обороты, когда авиетка заняла место для старта.

Летчик дал полный газ и самолет, мягко прыгая по неровностям дороги, оторвался от земли и стал плавно набирать высоту. Мотор ревел, пропеллер бросал в лицо клочья холодного воздуха, врезался в утреннее небо.

Остап посмотрел вниз и увидел, как провожающие махали им руками. Авиетка развернулась и легла на нужный курс, продолжая набирать высоту.

Великий комбинатор испытывал сильное чувство восторга от первого в его жизни полета. Он во все глаза рассматривал медленно плывущую под ним местность.

Уменьшенные крыши домов селения остались давно позади. Внизу змеей зачернел товарный поезд. Казалось, что он стоит на месте, и только по стелющемуся за ним белому дыму видно, что он движется.