Текст книги "Современный Декамерон комического и смешного. День первый"
Автор книги: Анатолий Вилинович
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Анатолий Вилинович
Декамерон комического и смешного
День первый
Предисловие
Рождению произведения «Декамерон комического и смешного» послужили объявления в газетах и афишах такого содержания:
«В театре «Драмы и комедии» будет проходить театральное исследование комического и смешного. Ежедневно с 10-ти часов утра до позднего вечера будут выступать поочередно по одному соискателю ученой степени кандидата искусствоведения в день с 19 по 28 июля».
Приглашаются все любители юмора, сатиры, комедий, эстрады, клоунады и всего смешного.
Цены билетов снижены на 80 процентов.
Ученый совет».
Прочитав такое объявление, автор задал себе вопрос: «Так что же такое комическое и смешное?» И после долгих размышлений пришел к выводу – несомненно, оно слагается из многих, многих составляющих. Главные из них разложим по полочкам, обратясь к энциклопедическим словарям.
ЮМОР (англ. слово) – особый вид комического. Добродушно-насмешливое отношение к чему-либо, умение представить события, недостатки, слабости и т. п. в комическом плане. Сочетает насмешку и сочувствие к тому, что является смешным.
САТИРА (лат. слово) – способ проявления комического в искусстве, состоящий в уничтожающем осмеянии явлений, которые представляются автору порочными. Сила сатиры зависит от социальной значимости занимаемой сатириком позиции, от эффективности сатирических методов (сарказм, ирония, гипербола, гротеск, аллегория, пародия и др).
КОМЕДИЯ (греческое слово) – вид драмы, в которой действие и характеры трактованы в формах комического, этот вид противоположен трагедии. Так как сюжет комедии смешной, забавный или сатирический, (сатирическая комедия, комедия нравов).
ЭСТРАДА (франц. слово) – вид искусства. Включает так называемые малые формы драматургии, драматического и вокального искусства, музыки, хореографии, цирка и др. В концертах отдельно законченные номера объединены конферансом или несложным сюжетом (обозрение). Как самостоятельное искусство эстрада сформировалась в конце XIX века. К ней можно также отнести: гротеск, репризы, фарс, клоунады и маски – дель арте.
Более подробное определение всех видов комического и смешного читатель узнает из театрализованной защиты соискателей ученой степени кандидата искусствоведения.
Почему свое произведение автор назвал «Декамерон комического и смешного»? Смысл слов в названии «комического и смешного» читателю понятны, а вот слово Декамерон (от греч. δέκα «десять», ἡμέρα «день» – букв. «Десятиднев»), позаимствовано у средневекового итальянского писателя юмориста Джованни Боккаччо, как более удобная форма выражения многочисленных отдельных сюжетов комического и смешного.
Как и у великого Боккаччо, произведение разбито на десять дней поочередного выступления десяти соискателей учености.
Насколько эта форма изложения комического и смешного удачна, скажет читатель.
Автор
Первый соискатель
Зал театра переполнен зрителями. Все абонементы в театр и билеты проданы, даже входные. Лишний билетик просят за квартал от театра. Небывалый аншлаг, как говорят театралы.
В десять часов утра, под звуки адажио из балета «Корсар», раздвигается занавес сцены и открывается со смехотворными масками красочный плакат. На нем крупная надпись: «Предлагается вашему вниманию публичная защита диссертации на тему: «Сценическое исследование некоторых концепций комического и смешного». Первый соискатель ученой степени кандидата искусствоведения В. А. ИВАКИН».
Из-за кулис сцены выходят члены ученого совета и рассаживаются за стол президиума. За ними выходят оппоненты диссертанта и рассаживаются за отдельный стол. Две стенографистки садятся тоже за отдельный стол с магнитофоном.
Громкий голос диктора в сопровождении уже тихого звучания музыки объявляет:
– Диссертационная комиссия в составе ученого совета: Благова Елена Владимировна – председатель комиссии… – она встает и слегка склоняет голову. – Жадов Евгений Александрович – ученый секретарь… – тот тоже представляется. – Бодрова Ольга Владимировна и Волгин Денис Сергеевич – члены ученого совета, – названные встают и представляются. – Научный руководитель работы диссертанта доктор искусствоведения Мажарова Зинаида Алексеевна… – ученая встала и с улыбкой на лице, с легким поклоном головы представилась. – Оппоненты диссертанта – знатоки юмора и сатиры, имеющие опыт восприятия комического и смешного: Минина, Цилина, Цуладзе и Левко… – названные поочередно встают и представляются. – И две наши очаровательные стенографистки: Юля и Лариса… – девушки встали и, смеясь, поклонились.
Музыка зазвучала снова громко и на сцену с противоположной стороны от президиума выходят: Ивакин с маской на лице, изображающей смеющуюся рожу с растянутым ртом до ушей, и несколько человек в смехотворных масках.
Члены ученого совета, оппоненты, стенографистки реагируют на видимое по-разному: одни смехом, другие удивлением, третьи переглядыванием между собой. Зал – аплодисментами и возгласами.
Музыка вдруг выключается и врывается многоголосый заразительный смех, хохот.
Благова всполошенно, возмущенно встала и застучала ручкой по столу с возгласами:
– Выключите смех! Выключите смех!
Смех с жалобным писком умолкает.
Ивакин снимает маску и с невозмутимым видом вешает её на щит. Его группа делает то же самое.
Благова строго:
– Соискатель Ивакин, не превращайте заседание ученого совета – защиту вашей диссертации в смотрины кривых зеркал! Вы что, специально? Насмешив нас, хотите облегчить защиту своей диссертации?
– Ни за что! – страстным шепотом возразил Ивакин.
– Так в чем дело?
– В смехе… – пояснил он шепотом. – Без смеха никак нельзя.
– Я не о теме вашей диссертации, – повышенным голосом спрашивает Благова. – Что за посторонние в масках с вами?
– Извините, Елена Владимировна, это мои действующие содокладчики, – артисты театра… – Повел рукой в их сторону диссертант.
– Какие артисты? – удивилась Благова, – Театр на гастролях!..
Один из содокладчиков выступил вперед и пояснил:
– Мою труппу не взяли за рубеж…
– Вашу труппу? – переглянулась Благова со своими коллегами. – А кто же тогда на гастролях?
– Основной состав театра, уважаемая. А мы артисты малой комедийной сцены театра, режиссером которой я и являюсь, Елена Владимировна. Вот мы и подрядились к вашим десяти соискателям учености, как действенные содокладчики комического и смешного.
– Интересно, это что-то новое… Как вас величают, уважаемый режиссер малой сцены театра? – спросила Благова.
– Вилин, моя фамилия, – и добавил, – Анатолий Алиманович. – И наставительно: – Газеты и афиши надо читать.
– Исправимся, режиссер малой сцены, – кивнула ему Благова.
– И всё же, почему не взяли ваших артистов за рубеж? – задала вопрос одна из членов ученого совета Бодрова.
– Нас не взяли за рубеж по разным причинам, – ответил Вилин.
– Меня, – выступил вперед Пятов, – я иногда заикаюсь.
– А меня, понимаешь, дарагая – выступил Вачнадзе, – за мой кавказский акцент.
– Меня из-за национальности, – бросила Аничкина.
– И меня из-за пятой графы в биографии, – вздохнул Невелев.
Грачева засмеялась и пояснила:
– Да потому, что мы сильно талантливые, товарищи Ученые.
– Ну что ж… – пожала плечами председательствующая. – Поскольку подрядились, присутствуйте тогда… выступайте…
Артисты со смешками рассаживаются на стульях, выставленных на сцене.
– Елена Владимировна, можно начинать? – ближе подошел к столу комиссии Ивакин. Вопрос он задал по-прежнему шепотом.
Члены ученого совета переглядываются, тихо переговариваются. Затем Благова спрашивает, и тоже шепотом:
– В чем дело, соискатель Ивакин?
– В диссертации о комическом, Елена Владимировна.
– Я не о теме вашего исследования, почему вы так говорите?
– Простыл… – сокрушенно качнул головой Ивакин и со вздохом:– Аппендицит…
– Какая связь? – взглянула Благова на Жадова.
И тот спросил:
– А разве можно его простудить, диссертант?
– Что простудить?
– Аппендицит? – насмешливо смотрит Благова на Ивакина.
– Можно, – утвердительно ответил тот.
Благова всплеснула руками и удивленно:
– Аппендицит?
– Что аппендицит?
– Я говорю, простудить аппендицит?
– Почему аппендицит? Голос, можно! – наставительно ответил Ивакин.
Благова переглянулась с коллегами и с сожалением:
– Мне кажется, защиту вам следует перенести, соискатель Ивакин. Подлечитесь…
– Чтобы лечиться надо иметь богатырское здоровье, – хохотнул тот.
– Несколько дней лечения… – подключился Жадов.
– Врач сказал: «Если не буду лечиться, то целых семь дней проболею, а если буду лечиться, то за недельку и вылечат».
– И всё же, диссертант? – покачала головой Благова.
– Я поговорю, голос лучше станет… – пояснил Ивакин.
Пятов в поддержку, заикаясь:
– Д-д-да-а у дис-дис-с-сертанта-а ро-о-т п-ооо-лон ддд-икциии, ппп-реее-сседетелии!
– Тоже мне помеха! – обернулся к нему Ивакин.
– Ну, что же… Приступим к работе нашего совета, – согласилась председательствующая.
Ученый секретарь совета Жадов встал и собрался было заговорить, но послышался за кулисами шум, голоса команды.
– Что это еще?! проявила недовольство Благова.
В ответ на её вопрос на сцену рабочие выносят огромный киноэкран, за ними еще двое рабочих с нужными деталями для его крепления.
– Товарищи, товарищи, здесь защита! – возмутилась Благова.
– Извините, извините Елена Владимировна, это мои друзья – телевизионщики. Они опоздали, к сожалению… – пояснил диссертант.
– Трансляция по телевидению – удивилась Благова.
Заговорили и другие ученые, оппоненты между собой.
– По какому каналу будет трансляция, Владимир Алексеевич?
– Нет, нет, Елена Владимировна, это местное телевидение. К сожалению, изображение на экране будет неподвижным, картинным, вспомогательным нашим действенно-театральным эпизодическим примерам… Это послужит краткости, которая так необходима в юморе. Они иллюстрированы, но дают повод к суждениям, фантазии изложения в форме комического и смешного, карикатурно иногда, но с намеком.
Один из телевизионщиков, руководивший установкой экрана пояснил:
– И с другими соискателями, товарищи ученые, мы заключили контракты…
– Что же, неплохо, я думаю, коллеги, а? – смотрит на своих членов совета Благова. – Приступим наконец к работе нашего заседания…
– Да, а как же ваши содокладчики – артисты?
Все хором:
– Как действующие лица, товарищи ученые!
Ивакин поясняет:
– Мои содокладчики – артисты будут играть роли соответственно изображению картин на экране. А после каждого действенного примера будут включаться звуки многоголосого смеха: бурного, заразительного, вялого, хихикающего, переливчатого, булькающего, хохочущего.
Ученый секретарь совета Жадов встал и объявил:
– К защите диссертации представлены все документы в соответствии с инструкцией. Список опубликованных научных работ по теме диссертации, а именно: «Причины смеха», «Сатира и юмор в наши дни», «О некоторых вопросах комического и смешного», «Комическое в жизни и на сцене»… Биография диссертанта прилагается…
– Есть вопросы? – спросила Благова, когда Жадов закончил. Подождала немного, и, не услышав вопросов, сказала: – Приступаем к защите диссертации «Сценическое исследование некоторых концепций комического и смешного». Прошу, соискатель Ивакин.
Ивакин откашлялся, от чего голос его стал громким и он заговорил:
– Исследование комического уже является комическим. Итальянский философ Кроче остроумно заметил, что все определения комического уже сами по себе смешны. Самым ярким результатом комического и смешного является смех, «Смех – это короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными порывистыми звуками» – поясняет словарь русского языка… – одел маску и сквозь её глазницы осматривает всех.
Благова недовольно, громко:
– Вы защищаете диссертацию, соискатель, а не клоунство!
– Клоунство тоже составная часть комического, Елена Владимировна. – сняв маску, Ивакин прошелся по сцене, заговорил:
– Смех – признак духовного здоровья и по своей природе он демократичен. Смех очень сильное оружие, он всегда метит шельму и осмеивает, разоблачает пороки. Но не всегда смех бывает признаком комического. Смех могут вызывать самые разнообразные явления… – сделал знак содокладчикам.
Пятов набросился на Невелева и защекотал ему бока. Тот залился смехом. Засмеялась и другие.
– Начиная от щекотки и кончая действием возбуждающих напитков или веселящего газа, – продолжил Ивакин после смеха. – Но мы сейчас рассматриваем смех, не как физиологическую реакцию человека, а как эстетическую, как выраженный результат комического. – Откашлялся, чтобы голос стал громче. – Что же такое комическое и что такое смешное? В науке нет единства взглядов на эти сложные понятия, уважаемые слушатели. Действительно, одному человеку смешно, а другому плакать хочется. Один улыбается, другой серьезен до мрачности. Скажи мне над чем ты смеешься и я скажу тебе, кто ты. Ни в чем по мнению Гёте, не обнаруживается характер людей так, как в том, что они находят смешным. Но смех смеху рознь. Смех имеет множество видов и оттенков…
Пятов неожиданно захохотал. Скупо его поддержали другие содокладчики. Благова и Жадов переглянулись.
– Вот пожалуйста, – указал Ивакин на Пятова – Существует пустой смех, о котором в Италии говорят: «Ничего нет глупее, чем глупый смех».
Вдруг захохотал громко Невелев.
– А во Франции: – «Он себя щекочет, чтобы рассмешить»… В России – «Из дурака и горе смехом прет», или «Смех без причины – признак дурачины», «Палец покажи и он смеется, – показал палец и содокладчики захихикали. – Одним словом, если есть что-либо комическое в этом пустом смехе, так это его пустота, Гоголь говорил: «Если смеяться, так уж смеяться над тем, что действительно достойно осмеяния всеобщего». Вспомните его же «Ревизора»: – «Над чем смеетесь? Над собой смеётесь». Смех – эстетическая форма критики. Комичность врага его ахиллесова пята. Осмеять противника – значит одержать первую важную победу над ним. Вот для этого нам и нужно более лучше познать природу комического. Однако комическое является самой сложной проблемой эстетики. И она с трудом подается исследованию…
Неожиданно в зрительный зал врывается с шумом Чемерина.
За ней билетерша громким шепотом:
– Гражданка, не в партер, на бельэтаж, на бельэтаж, гражданка!..
Другая билетерша также:
– Сдачу возьмите, ссдачу-у!.. Сс-да-ачуу-у!..
Все участники защиты диссертации устремляют взоры в сторону шума. Многие зрители, также оборачиваются на шум. Чемерина пробежала в первые ряды и садится в свободное кресло. Благова стучит карандашом по столу и громко:
– Прекратите шум в зале! Продолжайте соискатель!
Ивакин кашлянул и будто не прерывался продолжает:
– Переходим к рассмотрению существующих концепций комического, которые ведут своё начало от воззрений Аристотеля. Поэтому, как я уже сказал, с трудом поддаются исследованию…
Чемерина злобно-насмешливо и громко:
– Хм… набивает цену своей диссертации!..
Благова застучала по столу карандашом:
– Тише! Прошу без комментариев!
– Я высказываю свой угол зрения, – бросает Чемерина.
Волгин – член ученого совета, глядя на неё со сцены:
– Угол зрения тоже бывает тупым.
Ивакин смотрит на Чемерину и продолжает:
– Для Аристотеля комическим являются черты физической и духовной неполноценности, такие, как безобразие, физические уродства или же моральное зло, не приносящее вреда и страданий…
Чемерина вдруг громко:
– А если моральное зло приносит кое-кому страдания? Пусть скажет, почему он свою жену бросил?
В зале смех, возгласы, вопросы, уточнения, замечание.
Ивакин немного растеряно:
– Почему бросил? Мы мирно разошлись…
Голос из зала: – как Остап Бендер с Мадам Грицацуевой?
– Ну-да… с ней разошлись. Неужели моя дочь хуже всех его смехов и комедий!
– Гражданка, это к защите диссертации не относиться! Прошу не мешать!
– Об этом сказано в автобиографических данных соискателя… «разведенный», – поясняет Жадов.
– А он копейки алиментов платит! В ваших тут комедиях и смехах это сказано? – возмущается теща.
Ивакин смущенно оправдываясь:
– Четвертую часть…
– Это к защите не относится, члены совета! – Чемеркной сердито. – Не мешайте вести защиту! – встала Боброва, другой член ученого совета.
Чемерина встала и обращается к залу:
– Разве я мешаю? Кому я мешаю? Я кого-нибудь оскорбила? Кхы… – И к Бобровой – Тоже мне гусыня защитница выискалась!..
Боброва обескуражено:
– Ну, вы посмотрите, люди…
Благова вскочила и громко Чемериной:
– Да что это за безобразие! Вы, собственно, кто?
– Как это кто?! Как это кто?! Я его бывшая мама! Мама по жене его…
– А-а, тёщенька!.. пронеслись голоса в зале.
Чемерина обернулась к залу:
– Это по буржуазному так… Стыдно, люди… Мама по-семейному.
Ивакин с тяжелым вздохом:
– Если напрячь память, то кажется она действительно бывшая «мама».
– Вы посмотрите, он вздыхает, – всплеснула руками, – бывшая «мама» – передразнивает: – Если напрячь память! Ему видите ли надо память напрячь!
– Бабуля, вас же просят не мешать! – вскочил Волгин.
Чемерина обернулась, всплеснув руками возмущенно:
– Какая я тебе бабуля?! Вы посмотрите на него, внук выискался! Да мне еще далеко до бабули!
Благова застучала карандашом по столу и громко возмущенно:
– Гражданка, гражданка, прекратите, пожалуйста, неуместные разговоры! Прошу вас!..
– Хорошо, хорошо, начальница, – встала Чемерина и ближе подошла к сцене.
– У меня вопрос. Скажите, если он, – указала на Ивакина, – защитит свой смех, алиментов платитьбудет больше?
Зрительный зал всколыхнулся заразительным смехом, хохотом.
– Кто лишен этики, тот лишен и чувства юмора, – прокричал Ивакин в зал.
Когда зал успокоился один из зрителей-слушателей громко произнес:
– Да, с юмором у бабули неважно…
Бывшая «мама» обернулась к залу и гневно:
– Да если хотите, юмора у меня хватит на двоих таких, как вы!..
Чемерина неожиданно засмеялась, вышла на середину, поклонилась зрителям и многие, поняв, что всё это разыграно, зааплодировали. А потом зааплодировали все с переходом в овации. Аплодировали ей и коллеги, когда она подошла к ним.
Благова успокоила зал стуком своей ручки и просьбой тишины, после чего Ивакин хотел продолжить, но Волгин спросил:
– Скажите, пожалуйста, «бывшая мама», а вас почему невзяли на гастроли за рубеж? Вы так замечательно сыграли сейчас свою роль…
– Я не согласилась туда ехать через постель, господин ученый, – ответила Чемерина. – хотя вы и назвали меня бабулей!
– Я что… я ничего… – смутился Волгин.
– Так, продолжим, – сказала Благова, – это к делу не относиться.
– И всё же интересно!.. – выкрикнул кто-то из зала.
Вилин обращаясь к залу:
– Бездействующий директор всегда хотел сыграть роль героя-любовника. Но даже на репетициях такая роль его уже была импотентной, а для зрителя она оказалась бы смехотворно-клоунской.
После реакции зала Благова сказала: Ивакину продолжать защиту.
– Вот вам один из примеров тоже комического… – заговорил Диссертант. – Томас Гоббс и Стендаль смешное определяют из внезапно возникшего чувства превосходства и удовлетворения…
На экране африканский пейзаж, танцуют негры.
Пятов, заикаясь, Невелеву:
– С приездом из турпоездки в Африку, Петр Иванович.
– Спасибо.
– А ну-ка идем в подвал, посмотрим, что сделали там сантехники.
Оба топчутся на месте, будто спускаются по ступенькам с осторожностью. Гаснет свет. Невелев спотыкается, сердито:
– Темно как в жопе негра…
Пятов подхалимски:
– Ой, Петр Иванович, да везде вы побывали, да всё вы знаете…
Вспыхивает свет. Смех в зале и за столом президиума. Ивакин продолжает:
– К определениям Томаса Гоббса и Стендаля примыкает Карл Юберхорст. Он сочетает объективизм Аристотеля с психологизмом Гоббса.
На экране вперемешку листы с названиями: Сводки, Справки, Статьи, доклады. На трибуне выступающий.
Грачева, держа перед собой блокнот, писклявым голосом говорит Вилину.
– Здравствуйте. Вы производитель работ по реконструкции театра?
– Здравствуйте, я вас слушаю, – ответил тот.
– Я, извините, из треста… Простите, как ваша фамилия?
– Вилин моя фамилия, Слушаю вас?
– Для доклада начальству мне необходимо следующие сведения.
– Именно? Какие?
Грачева заглянула в блокнот, поискала там нужное:
– Так… Минуточку… Графа первая… – Помолчав немного, спросила: – Сколько в театре бельэтажей?
– Один.
– Ясненько. Сколько, в том числе деревянных, каменных, железобетонных и железных? – отметила что-то в блокноте.
– В театре один бельэтаж, деревянный!..
– И больше никаких нет? – смотрит на Вилина недоверчиво.
– Раз один, других, выходит, не имеется!.. с заметной нотой раздражения выпалил Вилин.
– Ясненько, – невозмутимо прописклявила Грачева. – В каком они состоянии?
– В аварийном! – повысил голос прораб.
– Все? Или один какой-то?
Вилин поднял глаза к небу и голосом измученного человека громко прошептал:
– В театре всего-навсего один бельэтаж, старый – престарый.
– Ясненько-понятненько… – И после нудного смотрения в блокнот, спросила: – Какие требуются материалы для ремонта, в каком примерно количестве, в отдельности для деревянного, каменного железобетонного и железного бельэтажей?
Товарищ Вилин взорвался:
– В театре один бельэтаж! Деревянный! Старый! Аварийный! Ремонтировать нельзя. Весь прогнил! Надо разбирать и строить новый, товарищ!
Грачева делает отметки в блокноте и невозмутимо после небольшой паузы:
– Ясненько-понятненько… Теперь скажите, на сколько они мест?
– На восемьдесят два места… – отступил от Грачевой.
– Один или все? – сделала шаг за ним.
– Вилин закричал исступленно:
– В театре один бельэтаж! Других нет! И никогда не было!
Грачева снова свое:
– Ясненько-понятненько… – Помолчала, сделав отметку и промолвила: – До свидания.
Соискатель учености возвращается к своей защите, после того, как присутствующие перестали смеяться.
– Концепциям Аристотеля и Гоббса близка теория деградации, созданная английским психологом Александром Бейном. Комическое, по его мнению, – это когда нечто возвышенное серьезное деградирует до степени низкого и ничтожного.
На экране мужчина целует обнаженную девицу. В руке денежная купюра.
Аничкина спрашивает Грачеву:
– Скажи откровенно, ты ему отдалась по любви или за деньги?
– Ах, – махнула рукой та. – Считай, что по любви, десять монет разве это деньги…
Изображение тоже, но девица отталкивает пристающего к ней мужчину.
Вачнадзе обнимает Грачеву, стремится поцеловать её, что-то шепчет, уговаривает её. Та возмущается, отталкивает его, но он продолжает свои притязания.
– Да пошел ты… – вырвалась она и отходит, к Аничкиной. Та спрашивает:
– Что он хотел?
– Он в долг хотел, несчастный сексуалист.
Аничкина смеясь:
– А один за любовь предлагал мне плату в рассрочку!..
– Вот вы девушки смеетесь, а если у человека денег нет? – говорит, заикаясь по слогам Пятов. – А ему хочется…
– Пусть идет к жене своей; – советует Грачева.
– А если у него нет жены? – выступает Вилин.
– Пусть женится! – хором отвечают артистки.
– Да… это не так просто и можно ошибиться. Одних женщин нельзя добиться, а от других нельзя потом избавиться.
Ивакин после всеобщего смеха продолжил:
– Теориям Аристотеля и Гоббса придерживается и Альфред Стерн. Разъясняя смех, как психологическое явление, Стерн разделяет мнение Герберта Спенсера, утверждающего, что в момент смеха освобождается избыток нервной энергии…
Пятов вдруг громко захохотал. Невелев ему:
– Ты что? У тебя энергии море?
– Врач сказал, что я заикаюсь, потому, что я спотыкаюсь о свою энергию, когда говорю, – смеясь поясняет Пятов. – Видишь, я смеюсь и не заикаюсь. А как перестану смеяться… – он прекращает смех, – то… – сильно заикаясь продолжил: растянуто: – В-о-о-оттт, ссс-мооо-триии.
– Ну, понесло, – засмеялись все хором содокладчики.
– Один из философов, чьи взгляды на комическое дали пищу многим эстетикам и психологам, был Иммануил Кант. Он говорит: «Смех есть аффект от внезапного превращения напряженного ожидания в ничто…»
На стулья садятся и застывают в разных позах Патов, Невелев, Аничкина, Вилин и Чемерина. Проходит какое-то время. Без единого слова, как по команде, они меняют позы. Снова неподвижны, молчат. Пауза. Снова меняют позы, застывают в безмолвии. И так трижды.
Неожиданно появилась, ушедшая до этого, Грачева и дискантом:
– Не сжигайте калории за пустым делом! В буфет свежее пиво привезли!
Все участники вскакивают с мест и смеются. Ивакин говорит:
– Мы ожидали совсем другое, нежели то, что произошло… Теория Канта оказала огромное влияние на немецкого эстетика и психолога Теодора Липпса. Он полагает, что смешное проявляется тогда, когда вместо ожидаемой ценности, способной привлечь наше внимание, возникает иная ценность, которая данной ситуации не соответствует и потому имеет для нас слишком малое значение…
Вилин садится за стол, на который Пятов ставит пишущую машинку.
Вилин спрашивает:
– Надеюсь, машинка не с турецким акцентом, как в конторе Бендера «Рога и копыта»?
– Нет, нет, что вы, командор…
– Посмотрим, – Вилин начинает печатать текст.
Аничкина, подвязав себе фартук, с тряпкой в руке сметает пыль со стола, и со вздохом говорит:
– У нас осталось на жизнь всего несколько центов, милый…
– С минуты на минуту я жду гонорар из редакции, – продолжает стучать на машинке Вилин.
Входит Пятов с сумкой почтальона и вручает конверт Вилину.
– Благодарю…
– Простите, сэр, но с вас следует почтовый сбор, письмо без марки, – не уходит Пятов.
– Прошу вас, – высыпала центы в руку почтальона Аничкина.
Вилин торопливо вскрыл, конверт, пробежал глазами бумаженцию и засмеялся.
– Чек из редакции? – с надеждой в голосе спросила Аничкина.
– «Старый приятель, посылаю тебе сердечный привет. Живу хорошо. Джексон», – смеется Вилин.
Аничкина смеется тоже и говорит:
– Да, но я отдала почтальону свои последние центы…
Вместо Вилина за машинку садится Невелев и печатает.
Вошла Грачева-почтальон и со стуком бухает свою тяжелую ношу на стол.
– Вам посылка, сэр… – вытирает платком лицо женщина.
– Великолепно, мисс… – сует чаевые Грачевой.
Та посмотрела на мелочь и говорит:
– Простите, сэр, но с вас три доллара и тридцать два цента, так как почтовый сбор не оплачен, сэр.
– Что за чертовщина! – крайне недоволен Невелев. – Однако… – порылся в карманах, отдаёт деньги Грачевой. И сам себе, когда та вышла: – Несколько центов только и осталось… – распаковывает тяжелую посылку. Разматывает бумагу, разматывает: – Любопытно… отшатывается, пораженный увиденным. На столе среди вороха бумаг лежит огромный камень. Берет бумаженцию-послание и читает вслух:
«Дорогой Джексон спешу сообщить, что этот камень свалился с моего сердца, когда я узнал из твоего письма, что ты живешь хорошо»… – неудержимо захохотал Невелев.
Немного выждав Вилин сказал:
– Датский психолог Гаральд Гефдинг утверждал, что контраст служил для него основой всех форм комического, а потому контраст является основой комического вообще. «Действие контраста, на котором основано смешное, – пишет Гефдинг, – возникает от того, что внезапно сталкиваются две мысли или два впечатления, из которых каждое само по себе вызывает чувствование, но так, что одно разрушает то, что построило другое…»
На экране городская часть Тбилиси. Полуподвальный вход в шашлычную, вывеска «Духан».
На сцене Пятов что-то считает на большом калькуляторе.
Появляются в обнимку Невелев и Вачнадзе.
Поют: «Мы тбилисские кинто, мы тбилисские кинто». Шатаются, Невелев споткнулся, его поддержал Вачнадзе.
– Спасибо, дарагой… – благодарит его тот.
– Нет, это тебе, дарагой спасибо за кахетинское…
– В духан пойдем, да?
– Нет, это я сказал – в духан пойдем, дарагой…
Невелев пошатывается и смотрит на Пятова, затем говорит:
– Скажи, Шако, это бизнесмен или не бизнесмен?
– Нет, не бизнесмен – присмотрелся к Пятову Вачнадзе.
– А я говорю, бизнесмен!
– Зачем бизнесмен, конечно, не бизнесмен!
– Спорю на бутылку кахетинского, бизнесмен!
– Нет, не бизнесмен, на две бутылки кахетинского!
– Бизнесмен три бутылки кахетинского!!
– Как докажешь, что он бизнесмен?
– Сейчас сам всё узнаешь, дарагой, – осторожно подходит к Пятову, – Скажи, дарагой, ты есть бизнесмен или не есть бизнесмен?
– Проваливай… – смотрит на Невелева. тот – А тебе, собственно, зачем это знать?
– Понимаешь, я поспорил со своим другом кинто Шако на пять бутылок кахетинского вина…
Вачнадзе стоит неподалеку и соглашается:
– Хорошо, пусть теперь будет пять бутылок, дарагой!..
– Шако говорит, что ты не бизнесмен, а я говорю, что ты бизнесмен – Поднял многозначительно палец. – Что ты торгующий большой человек.
– Нет, я не торгующий большой человек – со вздохом ответил Пятов.
– Ва-а! Не бизнесмен?! – Хватил шапкой о землю, вскричал: – Не бизнесмен? Так зачем стоишь, как большая дубина и всё время считаешь на калькуляторе?
Пятов замахивается калькулятором_на_Невелева и гневно кричит:
– Да как ты смеешь, негодяй! – Оглянулся по сторонам. – Скажи им спасибо, – кивнул в сторону зрителей.
Вачнадзе с поклоном ему:
– Нет, это тебе, дарагой, спасибо… за пять бутылок кахетинского, понимаешь… совсем, дарагой, спасибо…
– Переходим к теории протворечия… Основоположником этой теории были Артур Шопенгауэр и Георг Гегель. Они подчеркивают: «Вообще невозможно извне привязать насмешку к тому, что не имеет насмешки над самим собой, иронии над собой…»
– А я незатейлив, как грабли, – смеется Невелев.
– Мне сказали, кто рано встает, тому принадлежит весь мир, – заикаясь промолвил Пятов. – Я поверил, а меня укусила лошадь.
– Одни женщины рождаются красивыми, а я пошла в университет, – скучно произносит Чемерина.
– И приснилась мне фрикаделя с твою голову, милый, – нежно говорит Грачева Вилину.
– К формулировке Гегеля примыкает Фишер, Чернышевский, – снова приступил к изложению теории Ивакин. – Особенно популярна теория противоречия среди современных исследователей, которые противоречия признают, как основу комического. Особенно значительное влияние на восприятие комического оказывает внезапный характер проявления этого противоречия…
На столе зазвонил телефон, который поставил Пятов. Аничкина подбежала, схватила трубку.
– Это квартира Фокиных? – громко донеслось оттуда.
– Да-да, Фокиных…
– Сейчас будете говорить… Извините, читаю… Срочно приезжайте хоронить мужа тчк Тяжело болен тчк.
Аничкина упала на стул и вскрикнула:
– Скажите, он жив?
После паузы голос промямлил:
– Пока еще нет тчк приезжайте…
На сцену выходят Пятов, Невелев, Вилин, Грачева и Чемерина, Аничкина, Вачнадзе. В руках у него балалайка. Они хором поют:
Во дворе цветет сирень,
Ветка к ветке клонится,
Парень девушку целует,
Хочет познакомиться…
Все проходят по сцене. Ивакин возвращается к своему докладу:
– Однако нам следует говорить об общественном характере всех эстетических категорий комического. Явления могут быть по-настоящему комичны лишь тогда, когда они являются общественно значимы, а не природными явлениями. То есть, в своем первозданном виде природное явление становится комическим, когда за его естеством мы видим человеческие характеры и отношения…