355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Вилинович » Современный Декамерон комического и смешного. День первый » Текст книги (страница 2)
Современный Декамерон комического и смешного. День первый
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:02

Текст книги "Современный Декамерон комического и смешного. День первый"


Автор книги: Анатолий Вилинович


Жанр:

   

Прочая проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

На экране кадр из кинофильма «Золотой теленок», Паниковский в темных очках среди разгневанной толпы людей. Остап Бендер с записной книжкой в руке.

Вилин одевает милицейскую фуражку…

– Командор, такую же и вы одевали, помните? – давится смехом Пятов – Когда Паниковского выручали? Когда тот как слепой засыпался?

– Помню, помню, Шура, помолчите, пожалуйста… – кивнул головой тот.

– Очень правильное замечание, товарищ, – промолвил одобрительно Невелев.

– Я рядовой тринадцатого отделения милиции города, – начал Вилин – Составил настоящий протокол о том, что гражданин Петренко нарушал постановление горсовета на углу Советской и Базарной. Я сделал замечание ему, но гражданин Петренко мне не ответил и продолжал нарушать постановление горсовета от 5 мая сего года. Я еще раз предупредил гражданина Петренко, что он нарушает постановление горсовета от 5 мая сего года. Но гражданин Петренко продолжал усиленно нарушать постановление от 5 мая сего года. Тогда я пригрозил гражданину Петренко штрафом за нарушение постановления горсовета от 5 мая сего года. На что гражданин Петренко ответил мне неясным мычанием и продолжал нарушать постановление горсовета от 5 мая сего года. Тогда я взял его за локоть, чтобы отвести в отделение, как нарушителя постановления горсовета от 5 мая сего года. Но гражданин Петренко, продолжая усиленно нарушать постановление горсовета от 5 марта сего года, освободил рывком свой локоть и промычал, как я понял, следующее: «За что берешь, за то и бери». Я ему строго приказал прекратить нарушать постановление горсовета от 5 мая сего года. Но гражданин Петренко всё еще продолжал нарушать постановление от 5 мая сего года. Но всё же пошел со мной в отделение. По пути следования, гражданин Петренко все еще продолжал нарушать постановление горсовета от 5 мая сего года. И только при подходе к отделению прекратил нарушать постановление горсовета от 5 мая сего года. Но не потому, что осознал, что нарушает постановление горсовета от 5 мая сего года, а потому, что иссяк». – закончил читать протокол Вилин под смех и дружные аплодисменты.

После смеха присутствующих Ивакин говорит:

– Теория отклонения от нормы. В основе этой теории лежат понятие ЧТО комическое может быть любое явление отклоняющее от нормы, которое поэтому и кажется нам нелепые и не имеющим смысла. Основоположником этой теории являются: – эстетик Карл Грос и польские эстетики Быстронь, Пейпер и Тшидлевский…

На экране зал суда. На скамье подсудимых мужчина. Выступает адвокат: и что-то говорит. Голос из радиодинамика.

– Идет суд над педофилом за изнасилование малолетнего мальчика…

На сцене Невелев говорит:

– Граждане судья и присяжные! Как же обвиняемый мог устоять, когда увидел на пляже пухленького, розовенького, как булочка, мальчика, его кругленькую попочку…

Выбегает Вачнадзе и кричит:

– Слушай, адвокат Коробчанский, я тебя нанимал чтобы ты меня защищал, а не возбуждал!

Ивакин после смеха зрителей:

– Французский теоретик Обуэн приводит три критерия, по которым действие или предмет следует считать комическим…

На экране травяная поляна в лесу. Любовная пара полураздетая приводит одежду в порядок.

– Никогда ты так не отдавалась, как в этот раз, – восторгается Вилин.

– А как бы ты отдавался, если бы тебя положили на муравьиную кучу?

Диссертант продолжает:

– Как видим, повторение предложений в услышанном вами примере является в конечном результате смешным…

Входит на сцену в берете человек, через плечо у него сумка с репортерским магнитофоном и громко:

– Несколько слов, несколько слов попрошу вас, товарищи!

Благова возмущенно:

– Молодой человек, молодой человек, я попрошу, здесь защита…

– Защита диссертации, товарищ! – провозглашает Жадов.

– Знаю, знаю, товарищи, несколько слов надо для радио, несколько слов… – извлекает из сумки микрофон и подносит его к Благовой. – Как идет защита соискателя комического и смешного в первый день исследования?

– Как видите, нормально, диссертант научно излагает теории, зрители смеются, что вам еще?

– А что скажет сам соискатель? – поднес микрофон репортер к Ивакину: – Несколько слов, прошу, несколько слов, соискатель?

– Смех – это жизнь, без смеха никак нельзя.

– Вот и скажите что-нибудь смешное, товарищ.

– Один мой знакомый недавно вернулся из Японии. Его попросили заговорить о чем-нибудь по-японски. Он сказал, для того чтобы ему заговорить по-японски ему надо как-то возбудиться…

– Владимир Алексеевич вы знаете, водка в два раза подорожала и теперь стоит аж, пятнадцать рублей бутылка… – прокричал Пятов.

– Сикоко, сикоко? – взвился Ивакин.

Зал всколыхнулся от смеха, смеются все и на сцене. Репортер непонимающе, этак скучно:

– Не смешно… люди пить меньше будут. – а вы что скажете? – подбежал репортер к Пятову:

– Я-я-я ни-ии-ччч-гооо не-е ссск-а-ажжжу…

– Он ничего не скажет, он заикается, товарищ, – пояснила ему Чемерина. – Он заика у нас, когда не смеется…

– А вы что скажете, уважаемая? Надеюсь, у вас с дикцией всё хорошо?

– Нормально. Ехал грека через реку, видит грека в реке рак, грека сунул руку в реку, рак за руку грека – цап!..

– Прекрасно! Так…

Чемерина весело и быстро: – Карл у Клары украл кораллы, Клара у Карла украла кларнет!..

Сквозь общий смех Благова возмущенно стучит карандашом по столу и кричит:

– Да что это такое, товарищи! Вы срываете защиту диссертации!

Пятов смеясь: – Наша Тяпка фельтикултяпистая, может фельтикультяпнуть и выфельтикультяпнуть!

– И еще… – хотела продолжить Чемерина.

– Достаточно, достаточно, спасибо, извините… – отходит к содокладчикам, снимает берет, маску и все узнают, что в роли репортера был Вилин.

Продолжайте, диссертант, много времени у вас на примеры… – сказала Благова.

– А как без примеров, Елена Владимировна, примеры и являются действенными показателями комического и смешного.

– Я имею ввиду ваши обоснования на исследования известных ученых.

– Я и говорю, Альфред Стерн в своей теории комического разъяснял, как психологическое явление, когда смысл слова понимают по-разному…

На сцену выходит Грачева с малой арфой в руке, садится и тоскливо поёт:

– Я горю, я горю в желаньи страстном быть с тобой, мой любимый…

Мимо проходит Вачнадзе с подносом в руках, на нем головки сыра. С кавказским акцентом он провозглашает:

– Кому сыры надо! Кому сыры надо! – останавливается напротив Грачевой. – Дэвушка, тэбэ сыры надо?

– Да-а серенада, – поет Грачева. – Обними меня, поцелуй меня…

– Девушка, сыры надо?

– Да-да, серенада…

Вачнадзе переминается с ноги на ногу:

– Слушай, сыры надо?

– Да-да, серенада… – играет на арфочке. Поет: – я горю вся…

– Э-э, девушка, тебе любовь в постель надо, а нэ сыры надо!..

После очередной порции смеха на сцену выбегает Невелев и сердито:

– Где, где этот любвеобильный кадр?

– В саду антенну натягивает, – смеется Вилин.

– Ну и имена у теперешних девок! И где, и когда он успевает их находить? Теперь Антенну!

– Да нет, для телевидения…

– Вот любвиобильник! Даже при бывшем Союзе, где секса не было, а у него и тогда был. Ездил по домам отдыха, пансионатам, санаториям… Не остановишь!

– Да не, я говорю, для телевидения антенну!

– По телевидению будут показывать?! Ну и ну, вот мудрец! Вот наша эпоха новая! – захохотал Невелев вместе с всеобщим смехом в зале: на сцене и из динамиков.

– Как видим, смысл слов воспринят по-разному двусмысленно, – продолжает Ивакин – В теории контраста некоторые исследователи ставят Гегеля и Шопенгауэра на одну позицию в определении теории комического. Это не совсем правильно, так как теория комического у них всё же разная…

На экране домашняя кухня, на плите кастрюля, мужчина пробует ложкой варево в ней.

Вилин подходит к Невелеву и говорит:

– Вот вы пищевик, закончили кулинарный техникум…

– Я не заканчивал кулинарный техникум, я инженер, – отвечает тот.

– Допустим. И вы сварили очень вкусный борщ…

– Кто сказал?

– Ваша жена.

– У меня нет жены и я не варю борщей!

– Не варите борщей!? Чем же вы питаетесь?! – всплеснул руками Вилин.

Ивакин серьезно:

– Как видим, контраст, явление которого сублимируется в противоречия, отрицания. Возьмем другой пример…

Вачнадзе стоит у вывески: «ДУХАН РАДЫСТ ТВОГО ЖАЛУДЫКА» и поет:

– Заходы, до нас, мы полюбым вас, помидор в соку, дам закуску к шашлику! Кахэтинскым запьешь, цинандали попыёщ! Станешь умым еще чем сичас, кацо! – хватает за руку, проходящего мимо Невелева:

– Заходы в духан, полюбы нас!

– Я не ем шашлык, я не пью вино, – освобождает руку Невелев.

– И шашлик и выно?! Не кавказскый ты князь?!

– Нет, не князь, я инженер.

– Инжэнэр? Получаешь сколько тогда скажи дарагой?

– Сто двадцать рублей, – и копирует духанщика: – Дарагой…

– Ой, вай-вай, как тебе тяжёло, как тяжело без спыцыальности! – закачал головой духанщик и зацокал сокрушенно:– цэ-цэ-цэ-цэ…

Таким образом, – заговорил Ивакин, – контрасты сублимируются в непонимание двух сторон с отрицанием…

Изображение выставки картин.

Грачева Вилину:

– Когда я увидела свою живопись на выставке среди моря картин, я махнула рукой на своё будущее.

– Лошадь, увидев поток автомобилей на улице, тоже махнула хвостом на свое будущее. Однако пользуется спросом у цыган, селян, жокеев, кавалеристов и любителей верховой езды, – успокоил её Вилин.

– Следуя разработке Эмануила Канта, можно отметить нечто вызывающее разочарование с последующей надеждой на меньшее и наоборот…

Выставка абстрактной живописи.

Под вывеской: «Выставка художников абстракционистов» ходят содокладчики диссертанта, Вилин с фотоаппаратом. Все с восторгом ходят мимо развешенных картин с разноцветной замысловатой мазней. Вилин щелкает фотоаппаратом.

– Вы художник – абстракционист? – спрашивает его Невелев.

– Я авангардист… – восхищенно смотрит на висящий балдахин заляпанный разными краскам, Вилин и щелкает фотоаппаратом еще раз. – По каталогу этот экспонат называется «Страсти». Шедевр! Вы только посмотрите на его космическую игру красок!

Все окружают ценителя.

Вилин еще больше вдохновился, видя внимание к своей персоне:

– Художник отдал себя полностью своему творению. Посмотрите, это медуза сплелась с осьминогом в экстазе, как бы символизируя этим жизнеутверждение, выраженное в абстрактном движении. Воображение художника передает нам ощущение сильных страстей и в то же время какого-то безмятежного состояния, насыщенного галлюцинациями…

Ивакин снимает балдахин, набрасывает его через плечо и извиняющее:

– Простите, забыл свой рабочий халат… Мне без халата никак нельзя делать покраску в туалете…

Чемерина вышла, вновь зашла и громко:

– Товарищи любители живописи, при нашей выставке оборудовано кафе, где имеются освежающие напитки и закуски… – и скучно так, – холодные…

Аничкина иронически: – А горячие?

– Горячего нет… – говорит Ивакин и возвращается к свой защите: – Один из философов, чьи взгляды на комическое дали, пищу многим эстетикам и психологам, разрабатывающим эту проблему, как я уже говорил, был Имануил Кант. Анализируя его взгляды, что комическим, переходящим в смешное, может являться смысл слов одного человека, пониманием этого смысла иначе другим человеком…

На экране в постели обнаженная женщина.

Невелев Пятову:

– Я уезжаю на некоторое время, меня не сопровождай как телохранитель. Телохранителем будешь моей женщины. Но она чересчур капризна, постарайся выполнять все её капризы.

– Не извольте беспокоиться, выполню, все её капризы, как она пожелает.

Невелев и Пятов расходятся, вновь встречаются. Пятов поздравительно:

– С приездом, Иван Павлович!..

– Ну, как она? Капризничала?

– Очень, Иван Павлович. Пришлось постараться.

– И сейчас капризничает?

– Ну что вы, спит как убитая…

Ивакин продолжает:

– Теоретики литературы Юлиан Кжижановский и Геннадий Поспелон с односторонним психологизмом в ранках контраста не согласны. Кжижановский уделяет внимание главным образом конкретным формам комического в литературе. Геннадий Поспелов строит теорию комического, опираясь на мотив видимости…

На экране окномойщики.

Аничкина в очках садится и читает книгу. Стук в дверь.

– Да, да, войдите!

– Из бюро добрых услуг, окна мыть, вызывали? – говорит вошедший Пятов. Он в комбинезоне, в руках палка-окномойка.

– Да, да, проходите, пожалуйста, – продолжает читать хозяйка.

Окномойщик шатаясь, проходит. Аничкина продолжает читать.

После паузы стук в дверь. Входит Пятов. Аничкина выжидающе смотрит на него.

– Из бюро…, услуг… окна мою… – он на хозяйку и шатается.

– Да… Но уже… Проходите, пожалуйста…

Пятов проходит, Аничкина читает. Пауза. Снова стук в дверь. Входит Пятов, покачивается, смотрит на Аничкину. Та удивленно смотрит на него.

Пятов промямлил что-то, потом:

– Услуг… окна… мою… понимаешь?…

– Так двое уже есть, вы третий?! – всплеснула руками хозяйка.

Пятов сморкается и шатаясь мямлит:

– Не-ет… я не третий…, я тот же., я из окна вываливаюсь…

– Однако нам следует говорить об общественном характере всех эстетических категорий комического, – продолжает Ивакин. – Явления могут быть по-настоящему комическими лишь тогда, когда они являются общественно значимы, а не природными явлениями. То есть, в своем первозданном виде природное явление становится комическим, когда за его естеством мы видим человеческие характеры и отношения…

На экране редколлегия: перед ней стоит взлохмаченный человек с рукописью в руке.

За столом сидят Аничкина, Невелев, Грачева, Чемерина, Пятов. К ним присаживается Ивакин. Входит Вилин с рукописью в руке. Он взлахмочен, галстук отвис.

– Здравствуйте, – здоровается он.

Все, молча, кивнули на приветствие. Невелев указав на стул, спросил?

– Ну-тес, какая же фабула вашего сценария на сей раз, голубчик?

– Руководствовался точно вашим указаниям и замечаниям, Мин Минович, – присаживаете Вилин. – Сценарий о молодом специалисте…

– Опять о молодом специалисте, – . вздохнула Аничкина.

– Окончил институт и приезжает в большой город…

– Не пойдет! – Ивакин и Невелев в один голос.

– Все хотят в большой город, товарищ, – отметила Грачева.

– Хорошо в поселок городского типа, – поправляет Вилин.

– Уже лучше…

Вилин продолжает:

– Специалист приходит в кадры, его просят подождать в коридоре. Он ждет.

Аничкина иронически:

– Ждет… И сколько он ждет? – хитро уточняет она.

Вилин замялся, потом выпаливает:

– Минуту!

Все хором:

– Сколько, сколько?!

– Минуту, уточняет Вилин.

Голоса на перебой:

– Не жизненно!

– Смехота, ждет одну минуту!..

Вилин быстро поправляет:

– Три часа!

– Вот видите, можете и жизненно, если захотите, – одобряет Невелев. – Но это всё же не кинематографично…

– Да, передать психологическое состояние героя у дверей завкадра! Зачем?! – спрашивает Грачева.

Невелев сочувствующе, ласково так:

– И что же дальше, голубчик?

– Ждет. До конца рабочего дня ждет. Гардеробщица орет: – Одежу забери!..

– Что же, правдоподобно… Бывает… Предположим… Ну-ну?

– Специалист робко сунется в кабинет… Одним словом, его назначают директором посудо-ховяйственного магазина…

Голоса наперебой:

– Так сразу?

– Директором?!

– Где же такое бывает?

– Ну и ну, голубчик…

– Нет, кассиром… – быстро исправляет должность Вилин.

Пятов бросает:

– Фабула не сюжет, сюжет не фабула…

Невелев сочувствующе:

– Нет, голубчик, и этот сюжет вашего сценария нас не увлек, а тем более современного зрителя.

Голоса вперемешку;

– Не увлечет. Ни за что! Нечем увлекать, абсолютно!

Вилин торопливо открывает другую рукопись из портфеля:

– Тогда вот… разрешите?…это сценарий о моей творческой жизни.

Невелев смотрит на своих коллег, те отворачиваются, он вздыхает, смотрит на часы. Небольшая пауза.

– Разве что из вашей творческой жизни,… Но… Только фабулу, ход, идею! – соглашается он. – Отвожу вам всего шесть минут, голубчик…

Хором на перебой: – Пять. Четыре. Сокращайтесь…

– Хорошо! – Отошел, быстро вернулся. – Сценарий о войне…

Невелев мягко с улыбкой:

– Уже много есть сценариев о войне.

– Сценарий о строителях, – поправляется Вилин.

– Уже много картин о строителях, – замечает Ивакин.

– Это сценарий о любви…

– Все пишут о любви, которую никак не найдут, – подала голос Чемерина. – Нужен сценарий такой, где добиваются любви без слов и без денег.

– Да, товарищи, я понял по какой скользкой стезе я пошел. Во-первых, нужно уловить неуловимую тему. Во-вторых, писать языком не таким, каким он есть. В-третьих, образы и характеры героев вскрывать надо, как консервные банки, В-четвертых, отыскать себе режиссера-соавтора… Это, я пришел к выводу, что – в-четвертых, пожалуй, самое главное. А если всего этого нет? И тут я совершаю отчаянную попытку… Германа называю Василием, графиню делаю женой ответственного работника, Лизу наделяю образом студентки, а в роли слуг – домработницы…

– А три карты? – спрашивает кто-то.

– Три карты заменяю на секрет продвижения по служебной лестнице. Карету – на автомобиль, а бал и офицерские кутежи заменяю праздничными вечерами сослуживцев в складчину. Сюжет, стиль и язык оставил пушкинским… Отпечатал всё это на машинке и отослал…

– И вот мы получаем этот опус, – констатирует Аничкина.

– Получаем и я регистрирую почту, – поясняет Грачева.

– И через два– пять или более месяцев отвечаем, – смеётся Невелев.

Вилин выдергивает из папки листок, читает:

– Сценарно-редакционная коллегия ознакомилась с вашим сценарием. Тема не отвечает современности. Сюжет не динамичен, язык вял, сер, невыразителен… – оторвался от чтения, – Это у Пушкина-то… – Читает дальше: – Образы, характеры… Одним словом, я теперь не знаю, писать мне еще сценарии или не писать? – скучным голосом протянул Вилин.

– Нет, отчего же, голубчик… – сочувствующе произнес Невелев.

– Творите… – посоветовал Ивакин.

Грачева смеясь:

– Уж я всегда зарегистрирую все, что вы пришлете!..

Вилин просительно:

– Так посоветуйте мне, люди, писать еще или уже не писать?…

– Если не можете не писать, то пишите! – советует Аничкина.

– Да-а, голубчик, да, – поддерживает ее Невелев.

Ивакин на месте докладчика говорит:

– Теория отклонения от нормы. В основе этой теория, лежит понятие, что комическим может быть любое явление отклоняющее от нормы, которое поэтому и кажется нам нелепым и бессмысленным. Основоположниками этой теории являются: – немецкий эстет Карл Гросс и польские эстетики Быстронь, Пейпер и Тшинадлёвский. Эту теорию косвенно поддержал и выдающийся мастер комического Николай Акимов. «Если в пьесе всё нормально, действуют хорошие правильные лица, события не выходят из общепринятой нормы и не случается никаких происшествий, ничего, выводящего героев из равновесия, то комедии просто нет…»

На экране здание городского банка.

К окошечку на щите с надписью: «Касса», подходит Вилин с портфелем в руке. Он в форме капитана морфлота. За окошечком сидит Аничкина. За кассовой перегородкой жужжат голоса сотрудников банка. Оттуда голос Грачевой:

– И он остался у неё! Не на одну ночь, вы только подумайте, а на всё время!

Аничкина возмущенно:

– Увести чужого мужа! Это по-товарищески, я вас спрашиваю? Этично? – берет чек у Вилина под дружный ответ из-за перегородки: «Не по-товарищески! Не этично!? выкладывает десять пачек денег.

Вилин сгребает их в портфель и отходит.

Аничкина продолжает возмущаться:

– Общественность осуждает счетовода Кашкину молодую и красивую…

Вилин остановился, взялся за лоб, роется в портфеле и удивленно:

– Почему десять пачек?

Аничкина продолжает:

– Обездолившую товарища по работе, не молодую и не красивую…

Вилин рассматривает пачку денег:

– Тысяча рублей… – Другую. – Тысяча рублей!. – Удивленно, – Что же это получается!..

Аничкина всё также: – С которой проработала пять лет в одном подсекторе и сидела через стол в операционном зале…

Вилин возвращается к кассе.

– Она и от нас мужей поуводит! – возмущается Грачева.

За перегородкой гул голосов, возгласы негодования и осуждения.

Вилин через окошечко Аничкиной:

– Я у вас получал деньги…

– Не помню, – строго та.

– Десять пачек…

– Ну?

– Ошибка получилась досадная, понимаете…

– После бутылки за три пятнадцать? – ехидно ему кассирша.

– Когда я мог успеть? Вы что?!

– Гражданин, что вы хотите?

– Послушайте меня!..

– И не подумаю! – захлопнула окошечко кассы.

Вилин стучит. Громче, еще громче. Окошко приоткрывается.

– Не хулиганьте! – кричит Аничкина.

– Позовите вашего бухгалтера!

– В чем дело? – высунулась из другого окошка Грачева.

– Только сейчас вы подписывали мне чек, помните? – говорит ей Вилин.

– Нет.

– Мне положено получить…

– Когда вы обнаружили ошибку? Кто с вами был?

– Обнаружил сейчас, со мной никого…

– А может, умные приятельницы? – пустила смешок из-за перегородки Аничкина.

Вилин возмущается:

– Что вы такое говорите! Сами не знаете, что говорите! Я капитан дальнего плавания, у меня жена…

– Оно и видно, – хихикнула Грачева. – Все вы женаты. – Строго. – А деньги, товарищ капитан, нужно проверять не с приятельницами, а здесь, не отходя от кассы! – захлопнула окошко.

К Вилину подходит Ивакин и они оба стучат в окошко кассы.

– Вам что? – высунулась из окошка Аничкина, тут же скрылась и своим коллегам: Этот тип пришел со своим собутыльником…

– Всё равно не разговаривайте с ним! – наставляет Грачева.

– А я и не разговариваю, – захлопнула окошко кассирша.

На повторные стуки Вилина и Ивакина Грачева и Аничкина хором:

– Считайте деньги не отходя от кассы!..

Над кассовым окошком вывешивается надпись: «ОБЕД».

Ивакин хотел было начать свое исследование словами:

– Советский теоретик и критик Фролов… – но его остановила Благова:

– Подождите диссертант Ивакин. – И смеясь: – В банке обед, а у нас перерыв…

– Антракт! как говорят театралы, – констатирует Волгин.

Звучит музыка из комической оперы Моцарта «Свадьба Фигаро». В зале театра шум, суета зрителей, рассаживающих на свои места после антракта. На сцене прежняя обстановка. Музыка затихает, Ивакин начинает:

– Советский теоретик и критик Фролов…

– Нет уж, соискатель Ивакин, – прерывает его Благова. – Пусть ваши содокладчики всё же продолжат свой спектакль.

Из зала и от членов ученого совета понеслись голоса, просьбы продолжить комедийный пример, чтобы узнать, чем же всё закончилось в банке.

С окошечка убирается табличка «ОБЕД» и в сопровождении Ивакина к кассе подходит Вилин.

Аничкина из кассы:

– Я так и знала, он снова здесь. – И на вопрос Грачевой: «Кто?», поясняет: – Тот моряк, которого будто мы обсчитали.

– А вы не разговаривайте с ним, – наставляет Грачева.

– И не подумаю…

На стуки Ивакина и Вилина, Аничкина открывает окошко с вопросом:

– Вам что? – Высунулась, посмотрела на Ивакина, скрылась. – Этот тип пришел со своим собутыльником…

Многоголосые смешки за перегородкой.

– Всё равно не разговаривайте с ним! – наставляет Грачева.

– А я и не разговариваю… – захлопывает окошко.

– Вот теперь скажи, что теперь?! – смеется Вилин.

На стук Ивакина над перегородкой появляется Грачева и возмущенно:

– Ну сколько можно, вам же говорят по-человечески….

– Я из газеты, – говорит ей Ивакин.

– Из газеты не должны заступаться за пьяниц, – парирует Грачева.

– Он не пьяница, он капитан дальнего плавания, – поясняет тот. – Выслушайте его, товарищи, он честнейший человек!..

Грачева и Аничкина над перегородкой хором:

– Деньги надо проверять не отходя от кассы! – скрываются.

– Ну вот видишь, товарищ газетчик?… – говорит Вилин.

– Не могу поверить, капитан… – стучится в окошко. тот.

Грачева появляется, вышла из кассы и приблизилась к Ивакину.

– А ну, дыхните! Я так и думала, он тоже пьян. Клава, зовите милиционера, Роза, пишите акт!.. – уходит за перегородку и диктует, – Вымогательски требовали у старшей кассирши…

– Ничего не требовали у старшей кассирши! – оправдывается Вилин.

– Как это не требовали!.. И до перерыва, и после перерыва! Все могут подтвердить, что вы у неё требовали!

Голоса из-за перегородки:

– Требовали! Требовали! У старшей кассирши!..

– Да, он требовал, теперь и я требую уделить нам немного человеческого внимания, выслушать нас… – говорит Ивакин.

– Считайте деньги, не отходя от кассы! – кричит Грачева.

– Твердите одно и то же, а потом жалеть будете! – Вилин ей.

– Вы угрожаете?! – Грачева ему.

– Просим!.. – Вилин и Ивакин вместе.

– Нет, угрожаете, – не унимается Грачева. – Все могут подтвердить. Девочки, вы подтверждаете?

– Подтверждаем! – голоса хором, – Подтверждаем!

– Слава Богу, управляющий идет!..

Аничкина и Грачева наперебой Невелеву:

– Вот эти типы! Оба в стельку!..

Невелев за перегородкой, начальствующим шепотом:

– Шшш! Деньги надо проверять, не отходя от кассы… – Выходит из кассы вместе с Аничкиной и Грачевой. Ивакину и Вилину: – Нехорошо, товарищи, нехорошо…

– Я из газеты, – Ивакин ему.

– Тем более нехорошо, тем более… – Невелев ему шепотом.

– Да что нехорошо?! – сердито Вилин ему.

– И сердиться нехорошо, товарищ, моря… И пить нехорошо… А если выпили, нужно идти не в банк, а домой, проспаться…

– Да мы не пили! – в один голос Ивакин и Вилин.

– А уж если выпили, пришли, то деньги нужно проверять, не отходя от кассы, товарищи…

Вилин смотрит на него, качает головой и говорит:

– Да вы выслушайте нас!

– Не надо, товарищи, не надо… – морщится Невелев. – Идите и идите себе, а то милицию вызову!

– Ну, что ж… Идемте, товарищ капитан, теперь и я убедился, – говорит Ивакин.

– Ну вот, а вы не верили… – отходит за ним.

Грачева потрясает листком и требовательно:

– Пусть они сначала подпишут акт!..

Ивакин и Вилин останавливаются, переглядываются, пожимают плечами.

Невелев взял акт, рвет его на части, бросает на пол и великодушно:

– Не будем портить им биографии… В следующий раз, они будут проверять деньги, не отходя от кассы…

Вилин приблизился к нему и насмешливо:

– А вы в следующий раз, не будете переплачивать по пять тысяч рублей, находясь у кассы…

Аничкина дернулась, торопливо уходит за перегородку операционного зала – кассы.

– Не хорошо шутите, товарищ, не хорошо, – Невелев ему.

Грачева пустила смешок и, покачивая головой:

– Если бы мы переплатили, разве кто возвратил бы? Нет, они определенно пьяны, Яков Феропонтович!..

Невелев наставительно ей:

– А вы в следующий раз, прежде чем составлять акт, приглашайте милиционера для проверки таких клиентов на Рапопорта…

Вилин Ивакину: – Кто такой Рапопорт?

– Врач. Его методом милиция устанавливает степень опьянений у шоферов, – поясняет Ивакин.

Аничкина высовывается почти наполовину из окошка кассы и плаксиво:

– Я переплатила кому-то деньги… Пять тысяч!

Звук изумления Невелева и Грачевой. Она шатнулась было к Аничкиной, но застывает вдруг как статуя. Из-за перегородки, с раскрытыми ртами и выпученными глазами, молча, высовываются головы работников банка и каменеют, глядя на управляющего. Пауза, после которой банковцы, как по команде, переводят свои взоры на Вилина и Ивакина. Невелев медленно разводит руки. Сцена затемняется, потом освещается и Ивакин снова пытается начать свой доклад.

– Советский ученый теоретик и критик Фролов говорит…

– Подождите, соискатель, – останавливает его Благова. – Представленный вами пример, так талантливо сыгранный вашими содокладчиками очень интересен, не побоюсь так сказать, как члены совета? Как зрители?

Многоголосые одобрения членов совета, приглашенных и зрителей, затем аплодисменты, возгласы, овации.

– Тише, товарищи, тише!.. И когда шум утих Благова сказала: – Но я хочу заметить, уважаемый Владимир Алексеевич, первый наш соискатель комического и смешного, что в просмотренном нами действенном примере не так уж много краткости…

– Я понимаю, Елена Владимировна, ваше замечание. Принимаю к сведению. Да, краткость – сестра таланта. Но не всякая краткость понятна каждому. Поэтому, готовясь к защите моей диссертации, я решил облекать краткий сюжет примера в художественную форму, что вы и увидели в примере случая в банке.

– Ну это, конечно, ваше право, соискатель, мы не ограничиваем методы защиты соискателей, тем более в столь сложном исследовании.

Ивакин собрался и начал:

– Советский теоретик и критик Фролов говорит…

– Разрешите, Елена Владимировна? – обратилась к председателю ученого совета Бодрова, и получив согласие, сказала: – Диссертант Ивакин, перед действенным примером, который мы просмотрели, ну, этот, случай в банке, вы сослались на теорию отклонения от нормы, которое кажется нам нелепым и бессмысленным… Эту теорию поддерживают: Гросс, Быстронь, Пейпер и Тшинадлевский…

– И Николай Акимов – вставила Благова и встала: – Ольга Владимировна, ведите совет. Мне звонят… – в руке её мобильный телефон и она отходит в глубь сцены.

– Да Елена Владимировна. Не кажется ли вам, Владимир Алексеевич, что в названом примере переплетается не одна теория, а несколько разных по теме?

– Благодарю за правильное замечание, своевременное, товарищ Бодрова. В банковском примере, как и у предыдущих перекликаются теории: Негативного качества, деградации, контраста, противоречия, отклонения от нормы и теория смешанного типа… Проанализировав сотни смешных примеров я пришел к выводу, что все они если не объединяют фундаментальные теории, то так или иначе затрагивают их, строятся на них…

– Вот это члены совета и заметили, соискатель Ивакин, – произнесла Бодрова – И это понятно, очень трудно цельный сюжет комического разделить на составные теории. Полагаю, что все примеры уже показанные и будут показаны, более правильно будут относиться к теории смешанного типа.

– Правильно, Ольга Владимировна, согласен, – произнес Ивакин, видя, как члены ученого совета переговариваются, одобряют вывод своей коллеги. – Но я всё же по своей теме продолжу… Советский теоретик и критик Фролов говорит…

– Пробачтэ великодушно, – раздался голос пожилой женщины, вышедшей на сцену. В руках у неё судки, в которых обычно носят обеды из столовской кухни домой. – Дэ тут мий сын Микола? Я йому обид принесла.

– Извините, гражданка, но у нас здесь идет защита диссертации, – возмутилась Бодрова.

– А дэ мий Микола. Я питаю, якшо у тэбэ, паночка, йдэ диместрация?

– А-а, – встал Жадов. – Это, наверное, мать одного из ремонтников. Бригаду строителей перевели на другой участок, поэтому мы и используем свободное здание театра, уважаемая.

– А куды йих пэрэвэлы? Якшо так?

– Это вы узнайте у администратора, – сердится Бодрова.

– А дэ ций амнистратор, паночка?

– Там, внизу, гражданка, внизу, – указал рукой на пол Жадов.

– А щож вин там робыть у подвали?

– Это узнаете у него, гражданка, – теряет терпение Бодрова.

– А как вы прошли сюда, без билета? – раздался голос из зала билетерши.

– Тише, тише, это к делу не относится, – застучала карандашом по столу временно ведущая совет Бодрова – Итак, диссертант?

– Так щож мэни робыть, люды? – продолжает стоять заботливая мать Мыколы. – Вин же хворый, – проходит мимо стоящего на изготове к защите Ивакина. – Я йому ликарський обид принесла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю