Текст книги "Аврелион (СИ)"

Автор книги: Анатолий Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Анатолий Мусатов
Аврелион

Книга первая

                                                             Аврелион

                                                              Глава 1

 Из тьмы, такой осязаемой, что, казалось, она как тисками сдавливает голову, постепенно стали проступать пятна неясных свойств и очертаний. Пэр знал, что глаза его открыты. Он попытался приподнять голову, но не смог этого сделать. Пэр напрягся в попытке поднять руку, чтобы ощупать пространство вокруг себя. И с неотвратимо накатывающимся ужасом понял, что у него нет тела. По крайней мере того великолепного торса с прекрасно развитыми бицепсами, которыми так восхищалась Мисса. Он никак не мог понять, почему он не может управлять своим телом, двигать им, как того сейчас желал.

Было и еще одно странное, непонятное ощущение чуждости своего присутствия в пространстве, которое Пэр не мог идентифицировать как свое тело. Хотя он ясно осознавал свое «Я». В этом «Я» Пэр чувствовал всего себя сразу и что он – это «Он» у него не было ни малейших сомнений. Но то, что его «Я» разделяло это темное пространство с кем-то еще, Пэр был убежден. Его смущало и пугало такое состояние.

Через эту непроницаемую оболочку, где находилось только его сознание, ничего постороннего, что стало бы для Пэра знаком извне, не поступало. Он понимал, что жив, но не мог понять, почему ничего не видит и не слышит и не ощущает. Он мог только мыслить.

То, что чувствовал Пэр, было похоже на сон, когда темница, в которой находишься, имеет выход, но его надо найти, а сил и возможностей двигаться нет. Ничто не слушается. Давящий, бесконечный мрак с хаосом мгновенно вспыхивающих и гаснущих проблесков, бледно светящихся нитей и пятен, завораживал его, гипнотизировал, не давая сосредоточиться на главном, – спокойно осмыслить ситуацию, найти что-то основательное, с чего можно было бы начать анализировать свое положение.

Внезапно Пэр почувствовал, как это темное пространство перемещается. Стало ясно, что это пространство приняло положение, подобное стоящему человеку. Пэр ощущал биение сердца, напряжение мускулов, даже, как ему казалось, ток крови в жилах, но совершенно не владел этим телом. Так бывает в бесконечно длящемся кошмарном сновидении, когда всеми силами стараешься убежать, но не можешь пошевелить и пальцем.

Пэр не стал упорствовать в желании немедленно проснуться. Он вдруг ясно понял, что это не сон. Приказав себе замереть, не пытаться овладеть неподвластным и невидимым телом, Пэр невероятным усилием воли заставил подчиниться беспорядочный поток мыслей.

Прежде всего, он сказал себе:

– Я Пэр, интеллакт из Аврелиона…

Потом, осознав эти слова и не найдя в них противоречия с тем, что он знал о себе, добавил:

– У меня есть друг Крит и Мисса…

И тут, словно мощный грозовой поток ливня с  разверзшегося небосвода, на него обрушились воспоминания о его жизни, в которую он сейчас тщетно пытался вернуться…

Среди ветвей олеандрового дерева, покрытых густой зеленью, скрывавших искусно сделанный помост, два подростка прилаживали в развилке меж ветвей большую плетеную корзину.

– Знаешь, Крит, я сегодня поднял несколько раз тот камень, который лежит у дома Колона.

Стройный, хорошо сложенный мальчик, с оливкового цвета глазами не смотрел на своего друга. Он знал, что Крит не позавидовал ему, ничуть не сомневаясь в правдивости его слов.

С месяц назад они заключили пари, что тот, кто первым сможет поднять круглый камень, лежащий у порога учителя Колона, тот будет весь месяц старшим в их отношениях. Камень был большим и совершенно круглым, весом в треть каждого из них, так что выиграть пари было непростой задачей.

И вот сегодня Пэр, – так, между прочим, – сказал о своей победе. Крит с достоинством принял свое поражение. Он не стал требовать сделать то же самое в его присутствии. Крит и так бы поверил, потому что Пэр был и сильнее его, – на чуть-чуть, но сильнее, – и умнее. В Репетитории, где они проводили учебные часы, а потом долго и усердно зубрили полученные на уроке задания, Пэр вполовину быстрее всех заканчивал свой урок. Он даже намеренно тянул время, чтобы усыпить бдительность учителя. Как только это ему удавалось, Пэр прикрывал своей раскрытой во весь формат сенсорной панелью видеодатчики и перекидывал Криту тут же написанную шпаргалку. Пэр действовал так в своих интересах. Ему нужен был Крит. Без него проводить время было скучно. Сам Крит, конечно, справился бы с уроком, но Пэру час или полтора без друга казались потерянным временем.

Его живой ум постоянно требовал загрузки какой-нибудь идеей, решения какой-либо головоломной задачи. Неделю назад он ни с того ни с сего вдруг объявил Криту, что уходит в Лес. Дескать, он хочет потеряться и посмотреть, что из этого выйдет. То есть, он сам выйдет из Него, или его Лес опять выведет на место, с которого он начал в Него заходить.

Вот потому-то они сейчас на этом высоченном олеандре прилаживают уже третью корзину, в которую будут складывать провизию и отдыхать на пути к вершине этого гигантского дерева. Пэр все обдумал, для осуществления своей авантюрной затеи. Он три дня убеждал Крита, что сначала, прежде чем идти в Лес, надо обозреть с высоты дерева все стороны Леса. Может, где-нибудь и покажется в нем просвет.

Подъем на дерево требовал некоторых затрат. Необходимо было смастерить несколько корзин, которые следовало разместить на разной высоте. Пятидесятиметровое дерево с участками гладкого, без единого сучка ствола, мог лишить сил любого, если не принять мер для спокойного и правильного подъема. Пэр и Крит обрыскали все окрестности в поисках необходимой оснастки. Крючья и мотки веревки они достали быстро. Хуже дело обстояло с провизией. Еда, конечно, была, но ее нельзя было унести просто так. Смеси и пасты требовали особой посуды. В конце концов, Пэр сообразил, что большие судки и прочую тару можно прекрасно заменить обычными скарановыми пакетами. Они были стерильны, крепки, вместительны и полностью прозрачны. Если под раздаточный рожок подставить судок, обтянутый таким пакетом, то видеодатчик не разглядит подмену. И совершенно беспрепятственно выдаст всю порцию прямо в пакет. Так можно набрать еды на несколько дней. И унести из гастория, обмотав вокруг себя.

Укрепив корзину, мальчики осторожно присели на этой развилке, опасаясь соскользнуть с гладкой, шелушащейся коры. Крит удовлетворенно вздохнул и сказал:

– Ты, Пэр, сумасшедший! Я бы никогда не смог предпринять что-то подобное. Но мне нравиться! Нравиться даже просто сидеть на такой верхотуре. Это ж надо, так все устроить! Тебе, наверное, даже не страшно?

– Нет, – рассеянно ответил Пэр, занятый в это время какой-то мыслью. – Слушай, Крит. Нам так и за два дня не добраться до верха. Надо поставить автосканы коммуникаторов на «сон», а самим остаться здесь. И до темноты мы сможем подняться еще на два яруса ветвей.

– Боги Лакки! Нас все равно обнаружат! Это нарушение распорядка и мы поплатимся за это! Ты забыл, наверное, что Наваждение, которое Лес насылает на тех, кто хочет пройти через него, непреодолимо?

– Наваждение может сбить с пути только того, кто идет в Лес просто так, для любопытства. А я придумаю что-нибудь такое, чему Наваждение не сможет помешать.

– Это невозможно, Пэр! Сколько раз нам жрецы на уроках Творения говорили об этом. И всегда предупреждали о бесполезности таких попыток…

Но вдруг глаза его округлились от того, что он вдруг увидел за спиной друга глубоко внизу. Прикрыв рот ладонью, будто боясь, что его услышат, Крит проговорил:

– Пэр, смотри! Синеволосые! Опять идут!

– Где? – Пэр развернулся в направлении вытянутой руки друга и, прищурившись, пробормотал:

–Точно, они. Пришли за едой и элем. Они всегда приходят за ними, когда пьяные. Слышишь, как орут?!

– У них разве нет своих пищевых терминалов?

Пэр отрицательно помотал головой:

– У них все есть. В тех округах их даже больше, потому что там живут одни мегалоны.

– А-а, – протянул Крит. – Я слышал тоже, но не понимал, как это связано с их налетами. Ты откуда знаешь?

– Мне очень давно говорила мама, когда была еще со мной. Они бандиты и им все равно, какая причина для таких налетов. Но главная, – это эль. Им нужно его раза в три больше, чем нам – интеллактам.

– Пэр, что же нам сейчас делать?

Пэр нахмурился и, чуть помолчав, сказал:

– Сидеть здесь и не двигаться. Что мы можем сделать против таких амбалов. Все равно, боги Лакки их остановят, если мегалоны возьмутся за оружие.

– Но им и так никто противодействовать не будет. Они ведь только грабить пришли!

– Ты, Крит, ошибаешься. Им не только грабить нужно, – еду там, или эль. Они по природе злые. Им всегда хочется драться. Потому они будут драться.

– Почему ты так говоришь? Откуда ты знаешь об их природе? Нам в Репетитории об этом никто не говорил.

– Знаю, – мрачно пробормотал Пэр. – И это неважно, откуда я знаю. Просто это так есть на самом деле. Я думаю, боги Лакки сказали мне об этом во сне. Вон, смотри!

Пэр указал на закипевший внизу людской водоворот. Синеволосые, выделявшиеся из прочих не только необычным цветом волос, но и ростом и мощным сложением торса, словно шутя разбрасывали немногочисленных отчаянных смельчаков, пытавшихся остановить бессмысленный погром имущества и строений,  попадавшихся мегалонам на пути.

Огромный, окруженный свитой более мелких сотоварищей мегалон, захватив в обе руки двух интеллактов, тащил их по мостовой. Залитая мелкой шершавой крошкой из скарана, она, словно множество хищных зубов, сдирала кожу с несчастных. Их вопли не достигали ничьих ушей. Все, кто мог, давно попрятались по укромным убежищам, сооруженным именно для таких случаев.

– Боги Лакки!.. – прошептал Крит. – Что же гвардия? Почему ее нет?

– Боги Лакки не дадут нас в обиду…– прошептал Пэр, бледнея от сознания своей беспомощности.

Но только он проговорил эти слова, как внизу возник еще больший хаос. Мегалоны, побросав награбленный скарб и судки с едой и элем, вдруг сгрудились в несколько отрядов, выставив вперед короткие древки с длинными хлыстами на концах. Воздух наполнился разрывающим его хлестким щелканьем. Синеволосые, яростно размахивая леерсами, не подпускали к себе идущих цепью подоспевших гвардейцев. Выставив вперед прозрачные, сделанные из толстого скарана щиты, гвардейцы неотвратимо надвигались на мегалонов. Искаженные яростью и злобой лица нападавших, как и их рост, не производили на гвардейцев никакого впечатления.

Они врубились в толпу синеволосых, стоявших первыми у них на пути. Замелькавшие дубинки, черные молнии хлыстов, трели свистков полицейских взводных, отдававших команды вперемежку с яростным ревом мощных глоток мегалонов, – все это производило на Пэра и Крита гипнотическое воздействие. Они знали, что это побоище скоро кончиться, но все равно этот рубеж был для них неким чудесным явлением, к которому невозможно привыкнуть.

Мешанина из человеческих тел, тесно переплетенных друг с другом, все же позволяла ясно отличить мегалонов от затянутых в черно-панцирные доспехи гвардейцев. В каждой точке, куда бы ни посмотрели мальчики, мелькали синие волосы мегалона в окружении чернопанцирных служителей закона. Но что-то вдруг случилось. В одном из центров схватки мегалоны и гвардейцы, отпрянув друг от друга, застыли, будто пораженные параличом. Оцепенение мгновенной волной разлилось по всему пространству схватки.

– Смотри, Пэр, вон туда, вон там, – в благоговейном экстазе протянул руку Крит. – Дыхание богов Лакки…

Пэр и сам уже увидел, как над местом схватки вдруг стали проявляться бледно-синие и алые сполохи длинных лент пламени. Переливались, они постепенно насыщались более густыми оттенками цвета. Эти ленты, медленно опускаясь, превращались в сплошной, сине-алый покров. Он мерно и неотвратимо опустился на землю, скрыв непроницаемой пеленой почти весь район интеллактов.

Со своего наблюдательного пункта мальчики видели, как край этого полога прошел рядом с деревом. Края ветвей, которые полог задел, на время его прохождения изменили цвет, окрасившись в тот же сине-алый тон.

Теперь внизу, там, где только что кипела схватка, порядок противостоял дикой ярости, царила мертвая тишина. Через полог ничего нельзя было рассмотреть, но он не мог скрыть весь рельеф, который попал под его протяженность. Четко обрисовывались под его невесомой пеленой очертания сине-алых фигур людей. Все они застыли в той позе, в которой их застал момент оцепенения.

Но постепенно что-то все же изменялось. Пэр, пристально вглядываясь в очертания фигур, уловил какое-то неясное движение, похожее на лопающиеся мыльные пузыри. То тут, то там мгновенно образовывались каверны на месте только что ясно видимых контуров огромных фигур мегалонов. Таких пустот становилось все больше, ускоряя свое количество в процессе их появлений. Вскоре под пологом не осталось ни одной фигуры мегалона.

– Они исчезают! Пэр, мегалоны лопаются! – засмеялся Крит. – Боги Лакки не дают нас в обиду!

– Я вижу, – кивнул Пэр. – Мне только непонятно, почему боги Лакки допускают такое с интеллактами? Они все видят и знают, так почему не упреждают нападение мегалонов!?

– Пэр, ты что! Разве можно обсуждать деяния богов Лакки? Это не наше дело. Так им, наверное, нужно и угодно!

– Нет, Крит! Это неправильно… Я вот что думаю… Если богам Лакки так угодно, то нам нужно исправить их волю.

– Пэр, что ты такое говоришь! – вскрикнул в ужасе Крит. – Ты же знаешь, все, кто идет против воли богов Лакки, рано или поздно уходят в Медцентр и не возвращаются!

– Ну и что, – упрямо буркнул Пэр. – Я не иду против воли богов Лакки. Я только хочу узнать, почему они так хотят. Я буду спрашивать об этом у жреца и районного терминала-оракула. Может, они знают.

– Не надо, Пэр, я тебя прошу, не надо! Боги Лакки не станут доискиваться причины, почему ты их спрашиваешь об этом! Они тебя заберут в Медцентр!

– Ну, хорошо, – вдруг рассмеялся Пэр. Его рассмешила физиономия друга, на которой был написан такой ужас, что он стал похож на маленького испуганного зайчонка, попавшего в силки.

Он не успел сказать что-то еще, как перед их взором возник экран, на котором Главный Жрец возвестил о всеобщем Молении в Храме Творения по поводу чудесного проявления милости богов Лакки. И хотя сам Храм был недалеко, мальчикам потребовалось время, чтобы закончить закрепление корзины и спуститься по веревочной лестнице к подножию гигантского олеандра.

– Бежим, Пэр, скорее. Я не хочу, чтобы за опоздание меня послали на уборку отходов в деструктор.

– Не бойся, не опоздаем. – Пэр усмехнулся. – Мы уже там. По крайней мере, для Регистратора. Вот, смотри, – и он протянул Криту небольшой черный стержень, на одном из концов которого светилась красная метка.

– Что это? – прошептал заинтригованный Крит.

– Это блокиратор Регистратора,– довольно усмехнулся Пэр. – Я тебе не хотел пока говорить о нем. Его я сделал сам. Это было не очень трудно. Я его сделал для того, чтобы, когда мы уйдем в Лес, нас не хватились слишком рано.

– Пэр, это здорово, хотя я не понимаю, как такое возможно!  Ну все равно, лучше пойдем быстрее. Нас должны еще увидеть. Пропускать такое Моление нельзя. Боги Лакки все равно заметят наше отсутствие.

– Да не причитай ты и не трусь, – недовольно бросил Пэр, несколько задетый равнодушием друга к его изобретению.

Когда друзья пришли к Храму Творения, собрание только что началось. Главный Жрец уже обходил символы богов Лакки с воздетыми вверх руками с ритуальными жезлами, которые переливались игрой разноцветныхярко светящихся точек. Его еле слышное бормотание подхватывали ходящие за ним на некотором отдалении предикты, провозглашая окончания его молитв рефреном: «Боги Лакки, боги Лакки, Вы справедливы и всемогущи!».

Их черно-серые одеяния резким контрастом выделялись на фоне больших прямоугольных панелей, изукрашенных прихотливыми узорами, сплетенных из множества линий, соединяющих бесчисленное количество разных по размеру коробочек, цилиндриков и прямоугольников разнообразнейших оттенков цвета. Они были собраны в каком-то магнетическом порядке и были явно живыми. Некоторые из них пощелкивали, другие просвечивали некими внутренностями, периодически меняющими цветовой узор. От этих панелей, на которых размещались все узоры, исходил временами приглушенный гул, заслышав который жрецы приходили в неистовство. Исступленно крича: «Боги Лакки, боги Лакки, Вы все видите, будучи везде и во всем!» кидались на колени, простираясь ниц перед очередной ожившей гулом панелью.

Все интеллакты, присутствующие на молитве, вторили жрецам, бормоча слова рефрена: «Боги Лакки, боги Лакки, Вы справедливы и всемогущи!» и так же, как и жрецы, падали, словно подрубленные, на колени, утыкаясь лицом в геометрический пол Храма из полированных скарановых плиток.

Постепенно накал молитвы стал угасать. Измученный Главный Жрец лежал на полу, распростерши руки. Все благоговейно молчали, не смея прервать молитвенный транс жреца. Пэр подтолкнул Крита и кивком указал ему на выход. Крит, не смея пошевелиться, закрыл глаза в знак согласия, и оба приятеля как маленькие истуканчики, перебирая одними ступнями стали медленно продвигаться к выходу. Очутившись на улице, друзья, не мешкая, быстро обогнули храм и со всех ног помчались к дереву…

После молитвы Главный Жрец терпеливо ожидал, когда с него служки снимут облачение. Это было утомительной процедурой. Она предусматривала строгий порядок освобождения от молитвенных покровов и их аксессуаров. Было что-то неприятное в том, что для Моления нужно в обязательном порядке помимо одежды еще и подсоединять к ней с десятка два каких-то шнуров с коробочками. Их было необходимо особым образом и в строго определенных местах на теле прикреплять липким составом, хранившимся в стене, общей для Храма и Медцентра.

Перед каждым молением, один из служек, неразговорчивый, с непроницаемым лицом, ключом, хранившимся только у него, отворял дверцу вмурованной в стену коробки и доставал оттуда мазь. Она не оказывала никакого действия на кожу и даже была неощутима при нанесении ее на тело. Главный Жрец чувствовал только пальцы служки. Но было что-то таинственное в том, когда служка прижимал на место с мазью одну из коробочек. Вроде бы ничего не происходило, но Главный Жрец вдруг становился необычайно зорким, будто видящим насквозь любого человека.

Эти коробочки непонятным образом побуждали его к тщательной проверке всех, живущих в пределах его района интеллактов. Главных жрец не мог понять, как можно видеть присутствие в Храме Творения одного в отдельности человека, и сразу их всех.

В те времена, когда он сам был предиктом, ему и в голову не приходило, почему Главный Жрец после молитв торопился уединиться в своей части храмового придела. И только совсем недавно, когда его сил едва стало хватало, чтобы добраться до сервис-терминала, где после Моления ему надлежало по строгому ритуалу снимать облачение с помощью все того же непроницаемо-молчаливого служки, Главный Жрец понял: все, что он делал во время Моления, было лишь использованием его как медиума, как средства для управления богами Лакки подвластных им людей. И он сам, и его тело не представляло для них никакой значимости.

В первый раз, когда эта мысль пришла ему в голову, Главный Жрец похолодел. Она еще не успела исчезнуть, а он уже с тоской осознал, что его дни сочтены. Регистратор мгновенно зафиксировал и проанализировал и смысл его слов, и их последствия для занимаемого им поста…

С того времени он уже не знал покоя. Первые признаки его недопустимой крамолы были ему явлены совсем недавно. Очередной визит к богам Лакки был отложен по неизвестной причине. Ну что ж, значит, его время пришло. Главный Жрец сжал два пальца на левой руке. Через мгновение дверь отворилась, и вошел старший предикат.

– Что изволите, ваше Превосходство?

– Скажи, Берне, тебе не приходилось…– Главный Жрец замолк, пристально вглядываясь в лицо старшего предикта. – Тебе не случалось слышать недозволенное, как бы недопустимое Знание, но помимо твоего желания пришедшее на ум?

Предикт удивленно поднял брови. До сих пор его Превосходство за все долгое время совместных Молений никогда не называл его по имени.

– Нет, – коротко ответил Берне. – Я даже во сне не отключаю автоскан коммуникатора. Он проследит, чтобы ничто крамольное не коснулось Священного Знания, доверенного мне богами Лакки.

Главный Жрец опустил голову. Он медлил с вопросом, это старший предикт явственно чувствовал. Стоя перед этим старым, усталым человеком, пережившим уже несколько сроков жизни, Берне понимал, что когда-нибудь наступит время и Главный Жрец уйдет к богам Лакки. А как это будет, – естественно окончив свой жизненный путь, либо ему придётся помочь, сопроводив по воле богов Лакки к Вратам Храма Творения, старший предикт не знал.

Но одно было несомненным. Время Главного Жреца уже совсем недалеко. Берне это чувствовал совершенно определенно. И потому, терпеливо ожидая слов Главного Жреца, старший предикт, деликатно молчал.

Главный Жрец, наконец, поднял голову:

– Сегодня я принял решение. Через несколько Молений, я направлюсь к Вратам Храма Творения, чтобы уйти к богам Лакки. Мне нужны эти несколько Молений, чтобы очистить свое Священное Знание от нескольких скверн. Последнее из них было не случайным. Я понял, что эта скверна стала знамением, знаком моего окончания служения богам Лакки.

– Прошу смиренно позволить спросить – для чего Ваше Превосходство посвятило меня, ничтожного, в свои планы?

– Хотя ты всего лишь старший предикт и на два чина ниже того статуса, позволяющего занять место Главного Жреца, я хочу, чтобы ты, именно ты и никто другой занял мое место. Об этом я провозглашу через два Моления. А до тех пор ты, Берне, будешь моим помощником в отправлении последнего пути к Вратам Храма Творения. После этого священного изъявления воли богов Лакки никто не сможет воспрепятствовать твоему праву занять место Главного Жреца.

– Благодарю, Вас, Ваше Превосходство. – Берне бросился к ногам Главного Жреца. – Я исполню любое Ваше желание и волю, чтобы оправдать то высокое доверие, которое Вы мне, недостойному, оказали.

– Встань, Берне. – Главный Жрец, пристально вглядываясь в лицо стоящего перед ним еще молодого человека, казалось, пронзал своим мудрым взглядом до дна его души. – Я понимаю твое потрясение. Мое предложение не только поднимает твой статус, но и дает право на многие сроки жизни. Для этого тебе будет необходимо пройти посвящение в Абсолют. Не скрою, это процедура, которой тебя подвергнут, изменит всего тебя, всю твою сущность, которой ты был до Абсолюта…

Главный Жрец опять замолчал, переводя дух. Берне, неподвижный и безмолвный словно статуя, застыл на месте. Он еще до конца не осознал всей значимости этих минут. Но внутри него что-то подспудное, неведомое до сих пор уже пробуждалось для жизни, ожидающей его через несколько дней.

Главный Жрец прервал молчание:

– То, что тебе предстоит узнать, будет тяжкой ношей и искушением. Но время поджимает. Оно истекло, оставив мне жалкие крохи для очищения души. И потому, не имея права говорить тебе то, что ты сейчас услышишь, все же в надежде на Моления, скажу лишь немногое. Те Знания, которые ты получишь, пройдя процедуру Абсолюта, будут настолько велики и значимы, что только сильный и мощный разум способен справиться с их ношей. Вот почему я избрал тебя для этой великой и труднейшей миссии. Ты почти уподобишься богам Лакки, но только уподобишься, ибо многое из того, что тебе откроется, побудит тебя к искушению узнать больше, подняться еще на одну ступень к Высшему Разуму. Тебе предстоит каждодневная борьба с искушениями знать все, к чему ты будешь представлен. Даже сейчас я, по истечении многих жизненных сроков не знаю, что, например, есть эти коробочки и панели в Храме Творения, и многое, многое другое, с чем я соприкасался такое долгое время. Но главное искушение, почти непреодолимое, и чем старше становишься, тем оно сильнее, – это жажда продления жизни, реинкарнации. Она будет тебя жечь все нестерпимее, пока ты не устанешь ему противостоять. Мои силы противостоять этому искушению иссякли. Сегодня я понял этот совершенно отчетливо. И тот знак, знамение, может и сам по себе не представляющий крамолы, но для меня будто отверг последнюю возможность спасти свою жизнь в будущей ипостаси Творения…

Главный Жрец вздохнул и тихо произнес:

– Сейчас иди. Я устал. Как только ты мне понадобишься, я призову тебя. Будь наготове. И да пребудет с тобой Свет Творения…

Берне склонил голову и, отступив несколько шагов, бесшумно скрылся за дверью.

Пэр с усилием отогнал мысли о детстве. Они сейчас его только отвлекали. Эти мысли сделали свое дело. Пэр понял, что ему, как и прежде, подвластно его «Я» и разум его был также чист и ясен. Но что случилось с ним, Пэр пока не мог вспомнить. Разум по-прежнему был переполнен огромным количеством накопленной информации, которая хранилась в памяти. И вся эта гигантская база Знаний, полученная за прошедшие двадцать лет его жизни, пульсируя гудяще-свистящим гулом, неистово рвалась их того тесного пространства, где Пэр сейчас пребывал.

Собрав волю в кулак, Пэр попытался погрузиться в медиативное состояние, чтобы уйти в ментальное пространство. Это было его самой сильной стороной. Такое состояние выручало его в самые критические моменты жизни. Оно было главным свойством его интеллекта в запоминании изучаемого в Репетитории Знания. Пэр не помнил, когда он открыл в себе эту способность, но открыв ее однажды, в очень раннем детстве, он понял, что боги Лакки не зря дали ему этот дар.

О возможности постигать в свойствах ментальности все, что он только хотел постичь, Пэр никому и никогда не рассказывал. Достаточно было того, что боги Лакки выделили его среди остальных. Пэр понимал это, и инстинкт благоговейной благодарности богам Лакки всегда вовремя предостерегал от излишней откровенности с кем бы то ни было.

Пэр усилием мысли раздвинул некое воображаемое пространство и попытался найти в этом, ставшем гигантским помещении нечто похожее на выход. Он мог быть и дверью, или же просто другой плотности веществом, например, водой или плазмой, но отсюда обязательно должен существовать выход.

Сознание Пэра все больше отстранялось от собственной воображаемой сущности. Он становился как бы двойником самого себя. И этот двойник мог уже свободно, переложив все заботы на другого, уйти в Запределье для осуществления поставленной цели. Отдалившись от своего Первоначала, Пэр по-прежнему ничего не различал в кромешной, пульсирующей сполохами искр, кругов и тяжей самых причудливых оттенков, почти осязаемой черной пустоте. Борясь с непроизвольно накатывающей жутью, он намеренно сосредоточился на прощупывании этого непроницаемого мрака ментальными ударами. Но все их посылы исчезали в бесконечности обложной тьмы, не возвращаясь даже малейшими импульсами. Пэр повторял раз за разом сканирование угольно-черного пространства вокруг себя, планомерно посылая сгустки ментальной энергии по кругу. Но все было напрасно.

Пэр устало снял остатки ментальной энергии и вышел из Запределья. Что-то было в его положении неправильным, непонятным для его почти энциклопедических Знаний о природе Вещей и Чувств. Биоформа не может просто так, сохранив только Знание и способность мыслить, не быть при этом воплощенной в некую материальную оболочку. Все, что он изучал в Репетитории, вся физическая и математическая сущность Природы, противоречила его нынешнему положению и состоянию.

Пэр мог еще принять это состояние за какое-то переходное на пути к миру богов Лакки. Но он никак не мог понять, почему его еще волнуют такие вещи, как отсутствие тела и мысли о тщете выбраться из окружавшего его мрака. Когда жрецы на уроках о Свете Творения усердно внушали своим ученикам, что все мирское сразу же станет для них ничтожным и обременительным пустяком. Почему это не так? Это неправильно… Значит, либо он не находиться на пути к Свету Творения, либо жрецы ошибаются в толковании Священного Закона…

Внезапно его невеселые мысли были прерваны какой-то чуждой силой, вжимающей его сознание в пределы, намного меньшие, чем то, в которых оно сейчас находилось. Пэр, поначалу смешавшись, мгновенно вошел в Запределье и увидел, как по всему представляемому протяжению, откуда-то из глубин тьмы накатывает еще более глубокое и непроницаемое Нечто. Оно медленно подступало, неотвратимо сокращая пространство, в котором было зажато сознание Пэра.

Боль и ужас от сознания близкого исчезновения, охватили Пэра. Он видел неизбежный конец своего «Я» и все в его душе воспротивилось этой чудовищно-непостижимой мысли.

И тогда в нем, пробуждаясь и ширясь в противовес надвигающемуся Нечто, вдруг стала возникать разрастающаяся светом энергия духа, воли и интеллектуальной силы. Этот сплав невероятной мощи, до этого никогда и в малой части не ощущавшийся Пэром, породил такую ослепительную эмоциональную вспышку, что та, пронизав тьму, осветила пределы заточения Пэра до самых глубин. Взорвавшееся «Я» будто пробило брешь в этом замкнутом пространстве, разметав его в клочья.  Пэр увидел свет, почувствовал мириады нюансов окружающего мира. Почувствовал движение невидимого тела, ощутил силу его мышц, поток образов и предметов, хлынувших в его сознание. Они были настолько необычны, что Пэр замер в страхе, инстинктивно не желая обнаружить себя никаким импульсивным, необдуманным проявлением своего присутствия. То, что увидел Пэр, стало для него потрясением. Это был другой мир, мир богов Лакки, иначе то, что стояло перед ним, трудно было назвать человеком. Это был образ светящийся и плотский одновременно. Эти существа, ибо их было несколько, окружили Пэра. И хотя они не произносили ни слова, их мысли проникали в его мозг ясными и четкими понятиями, будто мысля одновременно формулами, невероятно емкими образами и звуками. Пэр в оцепенении замер. Он инстинктивно отключил сознание и только потому смог уберечь свой интеллект от помешательства. Единственное, что он понял из обрушившегося на него информационного потока, было: «Подключайте конструктив к следующей матрице…».

                                                           Глава 2

Рейсовый трансфер класса «тягач-буксир» подходил к стационарной орбите Марса. Трансфер доставил сюда контейнеровоз с ротой десантников тяжелого вооружения. Командир трансфера, старший командор Мэрриот, последние два эксмаркерных часа находился в состоянии крайнего напряжения. Сообщения, поступавшие непрерывным потоком из района боевых действий главного рудника Берион-два, все больше походили на истерические рапорты о неминуемой сдаче позиций, если он не сможет подойти с десантом к двадцати ноль-ноль этого дня.