355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Иванкин » Последний камикадзе » Текст книги (страница 4)
Последний камикадзе
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 11:21

Текст книги "Последний камикадзе"


Автор книги: Анатолий Иванкин


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава четвертая
1

Ясудзиро открыл глаза и увидел у изголовья фарфоровую кошку, которая, подняв лапку, призывала благословение богов на своих владельцев. Левое ухо ее было слегка отбито – след детских проказ Ясудзиро.

– Здравствуй, Киска, – сказал он ей слова, которые говорил в детстве. Высвободив руку из-под одеяла, он погладил кошку по голове; воспоминание о юных годах своей жизни наполнило грудь радостью. Давненько он не был дома. Здесь почти ничего не изменилось, но все как-то стало меньше и миниатюрнее. Вероятно, сам Ясудзиро вырос из привычных масштабов. Повернувшись на спину, он сбросил с себя шелковое одеяло, которым его заботливо укрыла мать. От хибати[15]15
  Хибати – жаровня, употребляемая вместо печки для обогрева помещения.


[Закрыть]
тянуло жаром. Душный воздух комнаты был насыщен ароматическими запахами. По-видимому, за ширмой, перегораживающей комнату, отец жег свечи перед домашним алтарем, вознося хвалу доброй и милосердной богине Каннон, сохранившей им младшего сына и вернувшей его хоть ненадолго в родной дом.

Ясудзиро взглянул на часы. Было начало восьмого. «Рано», – подумал он и попытался снова уснуть. Голова его еще не вполне проветрилась от выпитого накануне спиртного. Полчаса сна помогли бы ему вернуться в свое обычное бодрое состояние. Но заснуть ему больше не удалось. Настойчиво вспоминались подробности вчерашнего праздничного вечера.

Кроме родственников на торжество по случаю приезда сына отец пригласил и своего старого друга Киёси Морисава, богатого торговца шелком-сырцом. Киёси Морисава был отцом четырех дочерей, в числе которых была и младшая, любимая дочь Тиэко. Старого Морисава долго огорчало отсутствие сыновей, продолжателей рода. «Мал мешок, а вмещает много; невелика дочь, а расходы огромны», – любил повторять он старую японскую пословицу. Но с поры, как к нему вошел в дом на правах сына муж второй дочери, принявший фамилию Морисава, старик успокоился, а вскоре совсем забыл, что сын ему не родной.

Было опустошено несколько бутылок с ядовито-желтыми этикетками. Когда сакэ согрело желудки и сердца присутствующих, вожди кланов Хаттори и Морисава решили породниться. Мысль женить Ясудзиро на Тиэко, как говорилось выше, была не нова, но теперь это решалось официально, окончательно и бесповоротно. Согласия молодых для этого не требовалось. Из века в век дети в японских семьях женились по выбору родителей. Так делалось и сейчас.

Решение родителей отнюдь не повергло Ясудзиро в уныние. Мысль о женитьбе на Тиэко была приятна. Срок свадьбы – через пять дней (у солдата нет времени затягивать эту процедуру) – показался ему даже слишком длинным. Ясудзиро очень хотелось увидеть Тиэко, но он знал, что это невозможно. Теперь ее не покажут до самой свадьбы, которую было решено справить по древнему ритуалу.

«Какая она стала?» – эта мысль не давала покоя лейтенанту. Ведь они почти не знали друг друга, хотя раннее детство проводили вместе, играя на улице, Ясудзиро был старше на три года и всегда снисходительно относился к шустрой девчонке с озорными глазами.

Позже кадет Ясудзиро узнал, что Тиэко-сан училась в Токио. У него даже оказался номер ее телефона, И он разведал, где она живет. Но встретиться им не пришлось. Во-первых, мешали нормы японского приличия, а во-вторых, редкие часы увольнений кадет Ясудзиро привык проводить с такими же, как и он, шалопаями, в обществе более зрелых и доступных женщин, чем какое-то невинное создание, носящее имя Тиэко…

Раздались мягкие шаги, и Ясудзиро очнулся от грез. В комнату заглянула мать и пригласила его к завтраку. Набросив легкое кимоно, лейтенант поспешил в ванную комнату. Его отец, как истинный японец, был страшным консерватором во многих вещах. Он не захотел устанавливать в своем доме ванну. Старик предпочитал мыться по древнему японскому обычаю в большой деревянной бочке, горячая вода в которую поступала из ультрасовременного газового нагревателя. Главе семьи никто не перечил, хотя большинство домочадцев предпочитали бы мыться не в бочке, а в обычной ванне.

Посмеиваясь над причудами отца, Ясудзиро погрузился по шею в горячую воду, в которой уже успели посидеть сегодня его родители и братья. Мужчины Хаттори спешили на службу. Банк Сумитомо открывался ровно в девять. Управляющий гордился порядком и точностью, царившими в подчиненном ему финансовом храме, и очень строго следил за пунктуальностью служащих, к какому бы рангу они ни принадлежали. Поэтому, когда освеженный купанием Ясудзиро вошел в комнату, завтрак был в полном разгаре. Мужчины, сидя на подушках перед низеньким столиком, ели сукияки из курицы. Поклонившись отцу и братьям и извинившись за опоздание к завтраку, Ясудзиро взял палочки для еды.

Сегодня с утра он был озабочен мыслью о свадебном подарке для Тиэко. После чая отец закурил сигарету и, словно читая мысли младшего сына, указал на сверток, лежавший в нише под Какэмоно – бумажным свитком с красиво нарисованными иероглифами.

– Как тебе нравится юи-но?[16]16
  Юи-но (японск.) – подарок по случаю помолвки.


[Закрыть]

Развернув сверток, Ясудзиро обнаружил в нем тяжелое парчовое кимоно, расшитое, причудливыми золотыми узорами, сплетенными из драконов, аистов, цветов лотоса и хризантем.

– О! – воскликнул Ясудзиро. – Ведь это княжеский подарок! Спасибо, мой дорогой, щедрый и великодушный отец! Я всегда буду молить небо о вашем здоровье и счастье.

Подарок был отправлен невесте с серебряной статуэткой, изображающей трех обезьянок, закрывающих глаза, уши и рот. Эта веселенькая на первый взгляд скульптура служила печальным символом женского смирения и послушания: «мидзару» – учила одна: закрой глаза и ничего не замечай; «кикадзару» – вторила ей другая, зажимающая уши: ничего не слушай; «ивадзару» – заключала третья: закрой рот и ничего не говори. Смирись, не ревнуй, не перечь – вот она, мудрость, веками тяготевшая над японской женщиной. Так было сотни лет назад, и на пятнадцатом году летосчисления Сёва не было нужды изменять существующий порядок, тем более что владыкам мира – мужчинам этот порядок был по душе. Он избавлял японских мужчин, на зависть мужчинам других народов, от сварливых, непокорных и блудливых жен. В семьях царила благопристойность. Даже самые плюгавые мужичишки в глазах жен и домочадцев были патриархами, чье слово и желание были непререкаемы.

2

На следующий день после вручения подарка невесте в дом Ясудзиро были доставлены постель и приданое «ханайоме» – «дочери цветка», входящей в семью Хаттори.

А затем время словно остановилось. Ясудзиро не мог заняться ничем серьёзным. Два дня для жениха тянулись как неделя. И наконец наступил день свадьбы.

К вечеру все приготовления для брачной церемонии были закончены. Ясудзиро с все возрастающим нетерпением смотрел на улицу, докуривая вторую пачку сигарет.

Свадебная процессия появилась перед закатом солнца. Невеста шла в сопровождении сватов, родителей и родственников. Сзади всех шли мальчики, торжественно несущие в лакированных шкатулках подарки для жениха.

Ясудзиро ие отрывал глаз от приближающейся невесты. Она была прекрасна даже в глубокой печали, вызванной мыслями о том, что навсегда покидает свою семью и отчий дом. От нее навсегда отошли в прошлое и не оконченный университет, и вся прежняя девичья жизнь. На голове Тиэко был белый головной убор, скрывающий воображаемые «рожки ревности». Несколько кимоно, надетых на невесту, выглядывали одно из-под другого. Из-за множества одежд невеста казалась немного полнее и солиднее, а высокие золотые гота делали девушку выше и взрослее. Наряд Тиэко завершал широкий, шитый золотом пояс оби, завязанный сзади огромным бантом, напоминающим по форме гигантскую бабочку. Хозяева и гости встретились с низкими поклонами, вежливо и долго желали друг другу всяких благ и долголетия.

Наконец, утомленные взаимной почтительностью, они вспомнили о женихе и представили ему невесту. Два года столичной жизни не прошли для Тиэко даром. Жениху бросилось в глаза ее умение держаться непринужденно, изящно. Она подошла к нему, поклонилась и, подняв свое слегка набеленное, все еще по-детски милое лицо, поглядела в упор черными, чуть-чуть раскосыми глазами, не скрывая любопытства.

Ясудзиро, плененный красотой своей невесты, улыбнулся и, склонившись в низком поклоне, произнес стандартную, отшлифованную веками фразу, которую говорили своим нареченным еще далекие предки:

– В первый раз я прикован к вашим благородным глазам!

И это было похоже на правду. Детские годы в счет не шли. Перед Ясудзиро стояла совершенно иная девушка. Ему все нравилось в ней: и певучий голос, и легкая, почти воздушная, походка, и овальные черты типично японского лица.

Церемония представления невесты жениху закончилась, и праздничный кортеж направился к синтоистскому храму, проваливаясь в мелкий щебень, насыпанный на дороге.[17]17
  Подходы к синтоистским храмам посыпают мелким щебнем чтобы верующие изгоняли все мысли и готовили себя к общению с синтоистским божеством.


[Закрыть]
Наступили «счастливые осенние дни», и у синтоистского храма было оживленно. Остановившись у тория,[18]18
  Торий – нечто вроде насеста. По легенде, обиженную богиню солнца Аматерасу, спрятавшуюся в пещере, выманил своим криком петух, сидевший на насесте.


[Закрыть]
все дружно похлопали в ладоши, привлекая богов синто, и начали обмахивать новобрачных зелеными ветвями.

Гостей, вернувшихся из храма, пригласили в большую, на двадцать пять татами, комнату, откуда были вынесены разделяющие ее ширмы. Праздничные столы ломились от множества яств и бутылок с подогретым праздничным сакэ. Гости разместились за столом, и около домашнего синтоистского алтаря началась церемония сан-сан-кудо. Семилетние мальчики и девочки наполнили бокалы для жениха и невесты. Ясудзиро и Тиэко трижды выпили по глотку сакэ из трижды сменяемых бокалов и дали друг другу обет верности.

Затем начали пить родственники, и тоже по три глотка из трех различных бокалов. После этого дети, разливавшие сакэ, были одарены сладостями и отпущены домой. Вместе с ними ушла и невеста, чтобы сбросить с себя многочисленные одежды, стеснявшие движения, и вернуться в кимоно, подаренном женихом. Тиэко успела в короткое время сделать прическу «марумагэ», которую носят замужние женщины. Единственное, чем она погрешила против древних традиций, – это не выкрасила зубы в черный цвет.

Возвращение невесты послужило сигналом для открытия праздника. Все наполнили бокалы и, осушив их, принялись за еду. Заставили выпить и молодых, а чтобы были счастливы – закусить комбой – тушеными водорослями, которые, по японским поверьям, приносят счастье.

Когда отяжелевшие от вина и яств гости утратили интерес к содержимому бутылок и фарфоровых блюд, появились музыканты, Раздались мелодичные звуки кото, бива и флейт. Гости запели свои любимые песни.

Веселье достигло разгара, и Ясудзиро понял, что присутствующие забыли о молодых. Он потихоньку окликнул Тиэко, сидевшую неподалеку, рядом с родителями.

Тиэко по движению губ догадалась, о чем просит Ясудзиро, и потихоньку выскользнула за дверь. Вслед за ней из-за стола поднялся и Ясудзиро…

Пир продолжался три дня, но упоенные любовью молодожены почти не замечали, что творится вокруг. Они не слышали ни тостов, произносимых в их честь, ни звуков сямисэнов, ни песен охмелевших гостей.

Всему бывает конец. Сначала закончилась свадьба, а еще через четыре дня подошел конец отпуска, пролетевшего как сон. Мысль о долгой разлуке с Тиэко терзала душу, но долг офицера императорского флота повелевал ему отправиться на авианосец.

Наступил день отъезда. Низко поклонившись родителям и жене, Ясудзиро вошел в вагон токийского экспресса. Хриплый гудок возвестил об отправлении. Плавный рывок – и хиросимский перрон с провожающими поплыл от летчика. А в ушах все еще продолжали звучать голос матери, просившей беречь себя, и шепот Тиэко, обещавшей подарить ему сына.

Равнодушный к людским судьбам, экспресс набирал скорость и уносил Ясудзиро все дальше и дальше от людей, которых он любил и которые любили его.


Глава пятая
1

Взлетев на гребень волны, Чарлз Мэллори оглянулся. Пляж был так далеко, что людей на нем пилот не различал. Подумал: «Пожалуй, пора возвращаться». Но его командир Роберт Харрис, держась за доску, продолжал плыть в сторону открытого океана. Чарлз наигранно бодро спросил:

– Боб, Фудзияму еще не видно?

Голова в голубой резиновой шапочке повернулась.

– Сейчас пойдем назад. Дождемся порядочной волны.

Через несколько минут подошел огромный вал с белопенным гребнем.

– Давай! – крикнул Роберт.

Приготовив доски, они развернулись лицом к берегу, ожидая приближения «девятого вала». Он подкрался, чуть слышно шипя пеной на гребне. Подхваченная валом доска едва не вырвалась из рук Чарлза. Изловчившись, он взобрался на нее и, балансируя, понесся к пляжу. Неподалеку, словно горнолыжник на дистанции слалома, скользил на доске Роберт.

– Ого-го-го! – закричал Чарли, приходя в неистовый восторг.

– Чудесно! – откликнулся Боб Харрис. – Жаль только, что берег подходит быстро.

Действительно, берег приближался куда быстрее, чем удалялся, когда они заплывали в океан. Уже слышался шум прибоя. При подходе к берегу приятели рассмотрели, какое чудовище оседлали они. Это был действительно девятый вал – исполин среди других волн, набегавших на Уайкики – фешенебельный пляж на Гавайских островах. Чарлз внезапно ощутил напряженность с долей страха – такое ему приходилось преодолевать на парашютных прыжках, перед тем как шагнуть за борт самолета. Он изготовился и, когда вал, подойдя к отмели, замедлил бег, а вершина его стала закручиваться, оттолкнулся от доски и нырнул в сторону. Вал обрушился на летчика многотонной глыбой и тут же завертел его, закружил, увлек в свое чрево. Чарлз не мог потом вспомнить, сколько времени продолжалось ошеломительное кувыркание в ревущем потоке. Когда его ударило спиной о песчаное дно, он изловчился, оттолкнулся изо всех сил ногами и вынырнул на поверхность. Но едва глотнул воздуха, как тело его подхватил откатывающийся от берега поток и увлек назад, на глубину, где закручивался очередной вал, к счастью меньших размеров.

Задыхаясь от напряжения, Чарлз пытался вырваться из объятий пучины. Но что значила его сила против энергии океанского прибоя? Пилота швырнуло, как былинку, накрыло кипящей пеной и снова закувыркало в нескольких метрах от берега…

Когда наконец Чарлз выбрался на сушу, ноги его дрожали и сердце работало, как перегретый мотор, на предельных оборотах – вот-вот захлебнётся. Подняв выброшенную морем доску, он направился к растянувшемуся на горячем песке Роберту. У приятеля вид был куда бодрее. С деланной небрежностью он поинтересовался:

– Как впечатление?

– Боялся, не выберусь: закрутило. – Но откровенничать не стал, продолжил весело: – А в общем, купание на Гавайях – удовольствие ни с чем не сравнимое. И главное, здесь этим спортом можно заниматься круглый год. Жаль только, отпуска остается всего три дня.

Слова Чарлза заглушила «аэрокобра». Она пронеслась над пляжем на малой высоте и, накрутив серию восходящих бочек, растворилась в синеве.

Роберт проводил самолет взглядом.

– Знаете, сэр, а мне полетать захотелось…

– Разве у тебя бывает настроение, когда не хочется летать?

– Иногда бывает… Когда несколько летных смен подряд высидишь в кабине.

– А мне кажется, никогда не налетаюсь. Когда я впервые поднялся в небо, то сразу понял, в чем мое призвание. И занятия в университете стали проформой, лишь бы родителей не злить.

– И переходил бы сразу в военное училище.

– Не так-то просто было это сделать. У родителей не нашлось знакомых президентов и сенаторов, чтобы получить для меня рекомендации. Да и не особенно одобряли они мой выбор…

Солнце пригревало. Роберт перевернулся на спину.

– Как бы нам не подгореть…

Рядом послышался женский смех. Чарлз приподнялся. Мимо, направляясь к воде, шли две молодые женщины. Одна – худенькая, с веснушками на лице, другая – упитанная, смуглая и большеглазая, как индианка. На женщин с вожделением заглядывались бездельники, усыпавшие пляж.

– Послушай, Боб, ты не знаешь эту мисс? – Чарлз кивнул на красотку.

Роберт взглянул и ловким, кошачьим движением распрямился.

– Хелло, Кэт! Идите загорать к нам.

– Боб? Сто лет тебя не видела! Позагораем. Но сначала мы искупаемся.

– Сегодня сильная волна.

– А я люблю такое море.

– Кэт, возьмите меня с собой. Вам нельзя в море без охраны. – Все тихоокеанские акулы сбегутся на такой лакомый кусочек.

– Ты по-прежнему несносный, Боб, – погрозила Кэт, одновременно постреливая глазами в сторону Чарлза. – Это твой приятель? Познакомь его с Мэри. – Она дотронулась до руки худенькой подружки. – Кстати, ты, Боб, тоже с ней незнаком. Прошу любить и жаловать. Это Мэри Честер, моя кузина из Хьюстона.

– Роберт Харрис, летчик-истребитель. Родился в Ок-Хилле, Восточная Вирджиния.

– Как официально! – Мэри улыбнулась и, отступив на шаг, сделала книксен.

– Чарли, подойди сюда, – позвал Роберт лейтенанта. – Этот джентльмен. – мой друг и ведомый летчик. Он не просто пилот, как мы грешные, а еще и магистр каких-то изящных наук, журналист и будущий писатель к тому же.

– Приятно познакомиться с такой знаменитостью! – воскликнула Кэт. – До скорой встречи! – Она упрятала, волосы под резиновую шапочку и нырнула в накатывающую волну. Мэри не рискнула зайти в воду глубже чем по колено. Море показалось ей слишком бурным.

– Кто эта Кэт? – спросил Чарлз у Роберта.

– Моя старинная любовь. Я за ней ухаживал одновременно с Юджином Теккером, летчиком из корпуса морской пехоты. Вроде бы шансы у нас были равными, но она предпочла Юджина. Я долго не мог простить ей. Год назад она овдовела. А недавно заявила, что никогда больше не выйдет замуж за летчика. Сейчас вокруг нее увивается какой-то Генри Хьюз, морячок с авианосца «Йорктаун». И черт его знает, на каких он правах, то ли жених, то ли любовник. Словом, я сегодня постараюсь это выяснить.

Вскоре Кэт вышла из моря. Чарли выразил свое восхищение ее смелостью и искусством, пловчихи. Мужчины расположились вокруг шезлонга, на котором, как королева на троне, воссела Кэт. Она повелела:

– Чак, поухаживайте за моей подругой! Мэри – скромная и славная девушка.

«Мисс указала мне мое место, – подумал Чарлз. – Ну что же, выступим и на вторых ролях. На какую жертву не пойдешь ради дружбы!»

«Скромная девушка» Мэри, чувствуя, что все внимание мужчин сфокусировано на ее яркой подружке, задымила сигаретой и, водрузив на нос огромные очки, уткнулась в детектив, на обложке которого гангстер в маске отстреливался из двух кольтов. Приятели развлекали Кэт свежими анекдотами, вывезенными с континента, до тех пор, пока Мэри, о присутствии которой мужчины забыли, не напомнила о своем существовании:

– Джентльмены, сходите кто-нибудь вон к той серой машине, покопайтесь в ее багажнике. Я умираю от трех зол: скуки, жажды и желания напиться.

Роберт распорядился:

– Профессор, вам, как младшему и самому обязательному джентльмену, придется прогуляться по поручению Мэри. Считайте, что сразу совершаете два добрых дела: выполняете каприз дамы и делаете приятное начальнику.

Чарлз поднялся и неохотно побрел к серому «крейслеру», стоявшему у входа на пляж. Пить ему совершенно не хотелось. Да он еще и не умел это делать так лихо, как Роберт и другие пилоты из их эскадрильи, пропустившие через свой организм не один галлон всяких алкогольных смесей.

2

Чарли проснулся поздно вечером. Повернув тяжелую, как пушечное ядро, голову, осмотрелся, пытаясь решить вопрос, где он и кто это так чудовищно храпит неподалеку.

В душной темноте, насыщенной запахом табачного дыма, плыли, раздваиваясь, смутные очертания незнакомой мебели. Некто, храпевший неподалеку, смолк, скрипнул зубами и пошевелился. Второй, неподвижный, едва обозначался в углу. Нащупав выключатель, Чарлз зажег верхний свет. Его глазам предстала замусоренная после попойки комната с задрапированными китайским шелком стенами. Некто, сидящий в углу, оказался деревянным Буддой. На стене над головой Будды висела коллекция японских вееров. Стоявший посреди комнаты стол был заставлен пустыми бутылками, бокалами, грязной посудой. Поперек тахты у противоположной стены лежал Роберт Харрис в мятой форме. Яркий свет, ударивший в глаза, пробудил его. Боб недовольно помычал, пожмурился и открыл веки. Лицо его выражало страдание. Он сел на тахту, потер ладонями лоб и спросил:

– Ты не спишь, Чак?

– Проснулся, но не могу сообразить, где мы.

– Да, братец, ты вчера под конец совсем отключился. Хотя это и немудрено. Мы весь день пили, как ковбои с Дикого Запада. Сначала на пляже, потом в японском ресторане «Суте-Ро», а затем в доме у Кэт Теккер.

– Теперь что-то смутно припоминаю. По-моему, мы с тобой устроили родео на газоне у дома Кэтти. Я изображал корову, жевал траву, мычал и бодался. – А ты был ковбоем и все пытался набросить на меня лассо из своих подтяжек.

– Да, что-то было в этом роде.

– Слушай, надо смываться, пока не проснулись хозяйки. Иначе сгорим со стыда за свои деяния.

– Успокойся, малыш. Хозяйки сами были на приличном взводе и по достоинству оценили наш юмор.

– Нет, я должен ехать домой. Какое у нас сегодня число?

– Седьмое было с утра.

– Так у нас, Роберт, кончился отпуск.

– Не кончился – сегодня воскресенье.

– Все равно я не могу здесь оставаться больше! Где у них телефон?

– Посмотри в соседней комнате.

Чарлз набрал номер дежурного по авиабазе.

– Алло! Это ты, Стеф? Беспокоит Чарлз Мэллори. Помоги мне, старик, добраться до своей берлоги.

Дежурных офицеров давно перестали удивлять ночные звонки подгулявших пилотов. Уточнив адрес, он направил за вторым лейтенантом «виллис».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю