Текст книги "Визбор"
Автор книги: Анатолий Кулагин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Не уходили из жизни Визбора и северные горы – Хибинские, где он по разным поводам бывал, по его собственному признанию, почти ежегодно. В 1982 году он работал вместе с режиссёром Дмитрием Дёминым над документальным фильмом «Город под Полярной звездой» – о тех местах, которые когда-то, два десятилетия назад, «подсказали» ему идею первой песни-репортажа, «На плато Расвумчорр». На сей раз в центре сюжета был не комбинат «Апатит» (хотя о нём в фильме сказано немало), а сам город, который иногда называют столицей Хибин. Давняя песня, кстати, была использована и в фильме, причём с профессиональной аранжировкой; вошла в ленту, став её лейтмотивом, и другая визборовская песня, совсем новая – «Хибины», с яркой находкой-метафорой: «Здесь в варежке держит фонарик луны / Глухая полярная полночь» – и проникновенной концовкой, в которой словно выразила себя вся любовь поэта к Северу:
И если огонь на печальной золе
Погаснет, воскреснуть не смея,
Я сердцем прижмусь к этой мёрзлой земле
И, может, её отогрею.
Звуча на фоне северных пейзажей, «Хибины» проводят в фильме лирическую тему. Есть в картине и интересные инструментальные вариации на тему визборовских мелодий. Вообще весь музыкальный ряд вошёл в неё очень органично; Визбор и работавшие с ним музыканты попали, как говорится, в десятку.
В ту пору городские власти – прежде всего председатель горисполкома Василий Иванович Киров (такое вот интересное совпадение фамилии мэра и фамилии советского вождя, в честь которого был назван город) – ратовали за то, чтобы сделать Кировск центром горнолыжного туризма. Но дело, как часто бывает, осложнялось нехваткой средств, оборудования, стереотипным мышлением чиновников: мол, какие ещё горнолыжные курорты могут быть за полярным кругом?.. Визбор своим фильмом хотел поддержать хорошую идею. В кадре он беседует с Кировым на эту тему – стоя на лыжах, одетый по обыкновению в стильный облегающий спортивный костюм. В дни съёмок он, конечно, много и с удовольствием катался. Но ещё до работы над фильмом там же, в Кировске, у Визбора случилась горнолыжная неудача – и, если судить по воспоминаниям близких, даже не одна.
Дочь Татьяна рассказывает, что осенью 1980 года ей позвонил из Кировска незнакомый человек и сообщил о том, что отец «поломался». Оказалось – получил двойной перелом тазобедренного сустава и с этим переломом был доставлен в Москву. Дмитрий Дёмин добавляет, что после этого Визбор долго ходил на работу в объединение «Экран» в гипсе. Из воспоминаний же Аркадия Мартыновского явствует, что в 1981-м (выходит, что вскоре после серьёзного перелома?..) с Визбором произошла другая неприятность: повредил колено, и опять в Кировске, где они втроём (Визбор, Аркадий и его жена Юлия) катались на лыжах. Втроём возвращались и в Москву. Аркадию, правда, вспоминается, что травма была вроде бы не очень серьёзной, а Визбор несколько по-детски преувеличивал несчастье, в дороге всё хотел побольше внимания к себе, каковое, естественно, получил… В Москве, вспоминает далее Аркадий Леонидович, Визбор неделю пролечился в спортивном диспансере № 1 на Садовом кольце у заведовавшего им врача Льва Маркова, своего хорошего знакомого. О лечении Визбора после травмы свидетельствует и Марков. Из интервью самого Визбора, взятого у него в 1983 году, явствует, что он «неприятно „сломался“» в Кировске за год до съёмок, то есть – в 1981 году; содержание своей фразы он не конкретизировал. Как бы то ни было – «поломка», что называется, имела место быть, и Юрию Иосифовичу во время съёмок «Города под Полярной звездой» было важно, как он сам признавался, вновь пройти знакомую трассу, чтобы «восстановиться психологически». И он её прошёл.
В тот самый год, когда Визбор был занят работой над фильмом о Кировске и катался по склонам Хибин, произошло эпохальное в истории советского альпинизма событие. В мае 1982 года советская команда под руководством Евгения Тамма (сына того самого Игоря Тамма, знаменитого учёного-физика, что сплавлялся двадцать с лишним лет назад, в 1961-м, на байдарках одновременно с компанией Визбора) покорила Эверест – расположенную в Гималаях высочайшую вершину мира, высота которой немногим недотягивает до девяти тысяч метров. Альпинисты из разных стран поднимались на Эверест и прежде, но наши, во-первых, прошли по юго-западному склону горы, прежде считавшемуся непроходимым, а во-вторых, поднялись на вершину ночью. Такого Эверест ещё не знал.
По случаю этой победы был задуман специальный сюжет популярной в те годы телепередачи «Клуб кинопутешественников», которую бессменно вёл Юрий Сенкевич – врач, исследователь, кандидат медицинских наук, участник знаменитого плавания на папирусной лодке «Ра» под началом норвежского путешественника Тура Хейердала. Принять участие в передаче пригласили и Визбора как автора песен о горах и вообще человека более чем заинтересованного в альпинистских делах. Для его выступления была придумана необычная, по меркам довольно статичного советского телевидения, форма: Юрий Иосифович должен был петь не со сцены Останкинской телестудии (там находились как раз сами герои восхождения), а из зала, как бы «из публики», сидя в первом ряду среди симпатичных девушек и дам.
Визбор спел одну свою давнюю и любимую всеми горновосходителями «Песню альпинистов» («Вот это для мужчин…»). А затем участников передачи и телезрителей ждал сюрприз – только что, именно по поводу покорения Эвереста, написанная песня «Третий полюс». Третий полюсв том смысле, что имеется в виду максимальная земная высота. Поэт не успел даже выучить собственные стихи, так что пел по «шпаргалке», которую держала сидевшая по левую руку от него известная телеведущая Валентина Леонтьева, и предупредил предварительно, что «если не удастся – сотрём». Песня датирована автором 8 июня; на записи он говорит, что написал её несколько часов назад. Если не скромничает, то, значит, и запись относится к этому же дню. А показана передача была 13 июня. Так состоялась премьера этой песни, довольно быстро тоже ставшей одной из «визитных карточек» барда и, конечно, быстро прижившейся в альплагерях. Даже те, кто не очень хорошо представляет себе его творчество, уж этот знаменитый энергично-маршевый припев знают наверняка:
Туда не занесёт
Ни лифт, ни вертолёт,
Там не помогут важные бумаги.
Туда, мой друг, – пешком,
И только с рюкзаком,
И лишь в сопровождении отваги.
Песней Визбор не только «прославил тех, кто был на Эвересте», но и отдал дань памяти больших альпинистов: «Представьте, что не тают там, в тумане / Следы людей, прошедших раньше нас. / Там слышен голос Миши Хергиани, / Спина Крыленко сквозь пургу видна». О Хергиани речь у нас уже шла; Николай Крыленко же, петербуржец-ленинградец, был одним из асов альпинизма довоенной эпохи. Визбор не мог не знать, что Крыленко был арестован и расстрелян в один год с его, Визбора, отцом…
Во время исполнения песни в студии возник интересный нюанс. Когда Визбор поёт финальный куплет, у него происходит, казалось бы, неожиданная заминка в последней строке: «…И если где-нибудь гора найдётся / Повыше эверестовских высот, / Из наших кто-нибудь туда пробьётся, / А дня не хватит – ночью он взойдёт!» Но голос его звучит в этот момент как бы с лёгкой улыбкой, и становится ясно, что заминка не случайна, что она связана со смыслом стихов. Сидящие на сцене и в зале, кажется, поняли, в чём тут дело. Ведь советские спортсмены взошли на Эверест ночью – вот поэт и пошутил, но без всякой обиды, насчёт того, что, мол, дня не хватило… Ну а ночь в этом случае для чего?!
…Но горы были для Визбора темой не только поэтической. Как раз в начале 1980-х годов он пишет две повести об альпинизме, оставшиеся в его бумагах и опубликованные, как и вся «большая» визборовская проза, уже после его кончины. Каждая из них – довольно приличная по объёму, около ста страниц, и можно только удивляться, где он, с его вечными разъездами и массой творческих занятий, находил время для постоянного и сосредоточенного труда, без которого создавать прозаические произведения невозможно. Эти две повести окончательно оформили и обозначили главное в визборовской прозе. Он писал о людях так называемых трудных профессий: когда-то таким героем был командир экипажа вертолёта в Заполярье («Арктика, дом два»), теперь – альпинисты. Причём писал именно о тех профессиях (назвать альпинизм «хобби» у него, наверное, язык бы не повернулся), с которыми сталкивался сам. И о которых писал песни. В этом смысле проза Визбора – родная сестра его лирики. И ещё: героем визборовской прозы непременно оказывался бывалый человек, симпатичный читателю и автору и что-то общее – не внешне, а внутренне – с автором имеющий. Повести Визбора несут в себе то, что можно условно назвать скрытым автобиографизмом. Для пишущего прозу поэтаэто, наверное, естественно, как естественна и некоторая схематичность сюжета. Читатель прощает её ради приобщения к творческому миру художника, имя которого ему (читателю) небезразлично.
Первая из этих двух повестей написана в 1981 году и называется «Альтернатива вершины Ключ». Автобиографические аллюзии начинаются уже с фамилии главного героя, Володи Садыкова. Это знакомо: Татьяна Садыкова-Никитина, пик Садык… (то, что эпизодическую героиню повести, актрису, машину которой остановила ГАИ, зовут Нина Филимоновна – уже не в счёт: сцену можно отнести к безобидному семейному юмору). Но дело не только в фамилии. В Володе Садыкове вообще многое напоминает об авторе повести: в детстве играл в волейбольной команде (неважно, что не в дворовой, как сам Визбор, а в детдомовской); сочинял когда-то (пусть не всю жизнь) стихи; обладает явными задатками лидера: если Визбора в байдарочных походах звали командором, то Володя в своей альпинистской команде – капитан (он и в обычной жизни старший – бригадир строителей). Попытки посягнуть на его лидерство пресекает немедленно. И ещё: «сохнут» по сорокалетнему, но всё ещё холостому Володе Садыкову «девушки из всех климатических районов страны», хотя он себя «никогда красавцем не считал…». Ясное дело, что как раз и встретит он в повести наконец свою любовь с прозаической профессией «заместитель главного инженера строительства» и с романтическим именем Юнна (женщина из тех, от которых «пахнет полынью, степными звёздами. В словах – истина, в глазах – бездна»), а вечно и преданно влюблённой в Володю девушке Лиде из их альпинистской команды придётся лишь утешаться нерадостным «свадебным подарком» любимому в виде острого камня, пробившего палатку во время восхождения на труднейшую, никому пока ещё не покорившуюся, вершину Ключ, где однажды уже разбился их товарищ Сеня Чертынский… Искать какие-то аналогии здесь вряд ли нужно, но значимость присутствия слабого пола в альпинистских походах и вообще в жизни Визбора не переоценить…
Главная же сюжетная интрига повести заключена в том, что команду Садыкова, штурмующую Ключ, просят срочно сняться с маршрута и участвовать в обезвреживании огромного камня («десять примерно на десять, на пять»), нависшего над единственной в этой горной местности дорогой и над компрессорной станцией. И это в тот самый момент, когда один из альпинистов, Саша Цыплаков, преодолел труднейший участок пути – так называемое «Зеркало». Обидно донельзя. Но надо спускаться и помогать строителям, иначе могут погибнуть люди. Так что спортивным интересом и азартом приходится жертвовать. В этом и заключается «альтернатива вершины Ключ»: та условная – человеческая – вершина, а лучше сказать высота, которую ребята обязательно возьмут, оказывается поважнее вершины Ключ. Во всяком случае – не менее важной. На строительстве ждёт Володю Садыкова и Юнна. А на Ключ альпинисты ещё вернутся и взойдут на него – в этом они уверены.
При чтении повести читатель поневоле вспоминает, что автор её – профессиональный сценарист. Она напоминает сценарий фильма: привычного для прозы деления на главы нет, текст разбит как бы на эпизоды, граница между которыми обозначена обычным отступом текста. Эпизоды в основном небольшие – чтобы потенциальный зритель не утомлялся и почаще переключался с одной сцены на другую. Писатель Визбор уже умеет держать своего читателя («зрителя») в напряжении. Удачна сцена прохождения Цыплаковым «Зеркала»: она динамична и напряжённа, и хотя читатель едва ли сомневается в успехе альпиниста, всё же тревога не оставляет его до последнего момента, когда Цыплаков «расслабился и крикнул вниз громко, что было мочи:
– Вова! Есть в жизни счастье!» А потом «прильнул к скале», по которой «шла вода, тонкий слой воды, толщиной в лист бумаги», и «пил эту воду, словно целовал гору…».
Вторая поздняя повесть, «Завтрак с видом на Эльбрус», датируется 1983 годом. Это последнее крупное литературное произведение Визбора. Автобиографизм налицо и здесь. Он проявляется не только в очевидных параллелях судеб главного героя, журналиста и страстного горнолыжника Павла Александровича, уже дважды разведённого мужа, отца девочки Тани, уехавшего теперь в горы залечивать душевные раны, – и самого автора, в жизни которого всё это тоже есть. Но в повести, как, пожалуй, никогда прежде, много ассоциаций с песенным творчеством Визбора и даже прямых цитат из него. Например, в одной из важнейших сцен герой вспоминает дни, проведённые с женой в Ялте, и вспоминает их… знакомыми нам визборовскими стихами: «В Ялте ноябрь…»
Но повествовательная манера автора (он пишет здесь от лица главного героя) отличается большей – по сравнению с прежней прозой – ироничностью и даже самоироничностью, изобличающей укрепившуюся способность писателя взглянуть на себя со стороны, увидеть какие-то предсказуемые житейские ходы даже в поэтической атмосфере горнолыжной базы. Познакомившись с очаровательной молодой женщиной Еленой Владимировной, её сорокалетний (классически-критический возраст визборовских героев!) инструктор Павел Александрович представляет себе, что произойдёт с ними дальше: «Неожиданно мой мозг без всякой на то моей воли быстро спрограммировал наши будущие отношения. Мы дурачимся и танцуем в баре. Потом медленно идём под высоченными соснами баксанской дороги… Она говорит о своём бывшем муже или любовнике в прошлом времени, как о покойнике… Она прижимается ко мне. Мы целуемся. Я ощущаю слабый запах табака и вина. Потом мы, не сговариваясь, быстро и молча идём к гостинице. Потом несколько вечеров я рассказываю ей о своих приключениях… Потом она садится в автобус, и я понимаю, что тоска в её глазах не оттого, что она прощается со мной, а оттого, что она возвращается к своим проблемам, никак их не решив…»
Всё как будто предсказуемо до банальности. И всё же читатель надеется, что здесь, как и в предыдущей повести, всё сложится хорошо, ибо замечательная героиня того явно стоит – как и сам герой. Но в финале Визбор дважды подряд поражает нас неожиданными сюжетными поворотами. Сначала вдруг выясняется, что один из его подопечных, Слава Пугачёв, крутит в Москве пошлый и унизительный роман с бывшей (по счёту второй) женой Павла Александровича Ларисой. А потом происходит самое неожиданное: проведя с Еленой ночь в высокогорном кафе на Чегете (напоминающем, конечно, кафе «Ай», известное Визбору ещё с 1960-х годов) и позавтракав там «с видом на Эльбрус», он говорит ей, что уезжает… к Ларисе. Потому что любит её. Лена «жалко улыбнулась и пожала плечами. В электрокамине дрогнул свет – это включились подъёмные дороги. Завтрак с видом на Эльбрус закончился. Пора было возвращаться в жизнь». Идиллии в повести не получилось – как не получается она в самой жизни, полной кровных разрывов и утрат…
Есть в повести одна тема, которая в начале 1980-х Визбора-художника очень волнует. Незадолго до «Завтрака с видом на Эльбрус», в 1982 году, он написал песню «Деньги», в которой выразил отношение людей своего романтического шестидесятнического поколения к тревожной для него тенденции современной жизни. Парадокс – или, напротив, закономерность? – той эпохи состоял в том, что общество тотального дефицита всё больше напоминало общество потребления. Поиски нужных товаров, знакомства с нужными людьми, способными эти товары достать (тогда не говорили «я купил»; говорили: «я достал»), превращались для многих людей в главное содержание жизни. Ковры и мебель, входной билет в элитную баню, красивые корешки никем не читаемых собраний сочинений на книжных полках в квартире – всё это оказывалось в едином ряду престижных примет обеспеченной жизни. При этом давние, ещё в «оттепельные» времена сложившиеся антимещанские настроения визборовского поколения как бы получили новый импульс:
Теперь толкуют о деньгах
В любых заброшенных снегах,
В портах, постелях, поездах,
Под всяким мелким зодиаком.
Тот век рассыпался, как мел,
Который словом жить умел,
Что начиналось с буквы «Л»,
Заканчиваясь мягким знаком.
В повести есть эпизод, в котором Слава Пугачёв, решив «помочь» своему инструктору «Палсанычу» (они в этот момент ещё не знают, что их судьбы сошлись на одной и той же женщине), демонстрирует ему свою записную книжку, где есть телефоны всевозможных полезных людей – но не по фамилиям, а по услугам. Скажем, на букву «Л»: «Лак для ногтей… лапти… лекарства… лесник Серёжа… литфак… лук зелёный… Что-то любви не видно…» (это Павел в ответ на вопрос, какие «глобальные, стратегические» проблемы его волнуют, произнёс: «Любовь»), Оказывается, эта «стратегическая» проблема у Славы значится под буквой «Ж», то есть – «женщины». Кто с однокомнатной квартирой, кто с дачей в Перхушкове… Но такие «стратегии» ни главному герою повести, ни её автору, байдарочнику, альпинисту и горнолыжнику, с годами и жизненным опытом не утратившему романтического духа, ни к чему.
Моя надежда на того,
Кто, не присвоив ничего,
Своё святое естество
Сберёг в дворцах или в бараках,
Кто посреди обычных дел
За словом следовать посмел,
Что начиналось с буквы «Л»,
Заканчиваясь мягким знаком.
Судьба повести «Завтрак с видом на Эльбрус» оказалась сравнительно удачной. Нет, она, конечно, тоже не была напечатана при жизни автора. Зато спустя почти десятилетие после его ухода, в 1993 году, режиссёр Николай Малецкий снял по ней одноимённый фильм с хорошими актёрами – Игорем Костолевским (в главной роли), Альбертом Филозовым, другом Визбора Вениамином Смеховым. Правда, у кино – свои законы. К воплощению неоднозначности, противоречивости чувств и поступков оно склонно не всегда и предпочитает порой сравнительно внятные сюжетные ходы. Режиссёр и команда сценаристов (целых трое) решили сделать финал более определённым и придумали мелодраматическую развязку фильма: во-первых, «выдали» Ларису за богатого иностранного предпринимателя, «хозяина турнира», с которым знакомится ушедший было из редакции и теперь вернувшийся в неё Павел, и вот бывшие супруги неожиданно сталкиваются на светском приёме; а во-вторых, сразу после этой душещипательной сцены снова «свели» Павла с Еленой (внешне она здесь неуловимо напоминает… Нину Филимоновну, или это только так кажется). Но теперь они сталкиваются уже не в горах (съёмочная группа выезжала на «визборовский» Чегет), а на московской улице, где у машины Елены заглох мотор, а случайно проезжавший мимо в троллейбусе Павел (здесь у нас как раз гитара в кустах, как шутил в таких случаях Визбор) заметил это, выскочил и побежал к ней. В итоге – хеппи-энд. Визборовский неуловимо-мерцающий смысл при этом, конечно, теряется, но всё же хочется эти вольности создателям фильма простить – может быть, потому, что это единственная попытка перевести прозу Визбора на киноязык. Этим она и интересна.
И ещё она интересна перенесением сюжета в другую, уже не визборовскую, эпоху с её новыми реалиями, где вовсю «толкуют о деньгах», где ещё есть вечно загаженные советские уличные кабины с вечно барахлящими телефонами-автоматами, куда нужно опускать монетки, но уже сидят напротив них мальчишки с табличкой на шее: «Куплю ваучер». Где уже появились богатые люди не только в записной книжке Славы Пугачёва, но и «в законе». Где сам Слава обучается катанию на горных лыжах не потому, что он «устал бороться с жизнью» и ему захотелось «действительно отдохнуть» (так в повести), а потому, что горными лыжами увлекается его западный партнёр по бизнесу, и если сегодня (то бишь в 1993-м) все играют в теннис, то «завтра все деловые люди будут здесь». Как проницательно! В самом деле, в ельцинское время политики и бизнесмены играли, подражая президенту, в теннис, а спортивно-политической модой следующей эпохи станут именно горные лыжи, и название суперэлитного горнолыжного курорта Куршавель будет таким же знаковым, как, скажем, слово «Рублёвка». «Всё на продажу понеслось, / И что продать, увы, нашлось…» Выходит, что в стихах и прозе Юрия Иосифовича и этоуже было заложено и предсказано…