Текст книги "Соседи"

Автор книги: Анатолий Тяпаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Йондол остался на берегу Парцы сторожить сома, а Сашка размахивая портфелем, отправился на занятия.

Перед школой было уже полно ребят. Особо выделялись первоклашки. Принаряженные, тихие, все им в диковинку. Те, кто постарше, весело переговаривались, рассказывали друг другу о лете, обо всем интересном, что с ними случилось. Кто-то кого-то уже толкал, где-то начинали бороться.

Но вот ребята притихли. Директор школы Юрий Андреевич, горбоносый высокий мужчина, прошел перед строем мальчишек и девчонок. Он поздравил сперва первоклашек, затем и всех школьников с началом учебного года.

– Лето кончилось, все хорошо отдохнули, а теперь пора за учебу, – сказал он.

А потом говорил председатель колхоза Иван Семенович. Он рассказал, сколько Ковляйская школа дала стране знатных людей, сколько из них награждено орденами и медалями. По его словам выходило: если б не выпускники Ковляйской школы, то в Советском Союзе не добывалось бы теперь столько стали и угля, не собиралось бы столько пшеницы, ржи и другого зерна. Если бы не ковляйские ребята, не была бы так сильна Советская Армия и Военно-Морской Флот…

Вот о чем говорили в первый день занятий директор Юрий Андреевич и председатель Иван Семенович.

А еще они говорили, что на колхозных полях не убраны картофель и свекла, в колхозном саду не сняты с деревьев яблоки и что в этих делах они ждут помощи от ребят.

Эти слова часто вспоминались потом на уроках, особенно тогда, когда какая-нибудь задача трудно давалась, а солнце смотрело в окно еще весело, по-летнему. В подобные минуты даже такая тяжелая работа, как уборка картофеля, казалась желанной. А сбор яблок! Скажи только слово, и любой класс побежит в колхозный сад. Но в школе расписание имеется. И все там распределено – когда уроки, когда работа.

Как-то собрали школьников в большом зале. Объявили: будет встреча с интересным человеком. Такие встречи и раньше случались. Приглашали в гости комбайнера, доярку. Теперь же заранее не объявили, кто будет этот интересный человек, и все с нетерпением ждали гостя. «А вдруг войдет космонавт Леонов и начнет рассказывать о космических кораблях, о космосе! – мечтал Сашка. – И вообще о том, как стать космонавтом. Вот было бы здорово!»

Неожиданно рядом с Сашкой села Маша Офтина. На ней было красное платье, настолько красное, что Сашка даже зажмурился, будто посмотрел на пылающий костер. У Маши не только платье пылало, но и глаза горели огнем. А может быть, и вправду космонавт придет на встречу? Для чего же так принарядилась Маша?

Вдруг в зал быстрыми шагами вошли директор Юрий Андреевич и человек невысокого роста, в сером костюме, в очках. Сашка тут же узнал его. Это был Ченакаев.

Юрий Андреевич окинул взглядом зал и, стараясь быть серьезным, согнал улыбку с губ и представил интересного человека:

– На встречу с вами, дорогие ребята, пришел кандидат сельскохозяйственных наук Виктор Петрович Ченакаев. Он расскажет вам о многом, многом интересном, чего вы пока не знаете.

– А что такое кандидат сельскохозяйственных наук? – послышался мальчишеский голос.

Директор не очень любил, когда задают вопросы в начале беседы. Поэтому он немного нахмурился, но все же объяснил, что кандидатом сельскохозяйственных наук называется человек, который занимается научной работой в сельском хозяйстве.

Вопросов больше не было. Ченакаев, выждав, когда стало тихо, встал со своего места и спросил:

– Кто не любит куриные яйца – поднимите руку!

Руку никто не поднял.

– Я вижу: вы все любите куриные яйца, – заулыбался Ченакаев и, сняв очки, повертел их в руках. – А вот вам еще один вопрос: знаете ли, чем нужно кормить кур, чтобы они больше давали яиц?

– Знаем!!! – послышались голоса.

– Вареной картошкой кормить можно.

– Пшеницей.

– Просо тоже любят куры.

– А еще что? – спросил ученый. – Ну-ка расскажите, кто сам выращивал кур.

Маша толкнула Сашку в бок.

– Расскажи. У вас столько кур!

– Я не выращивал, я бегал за курами, – тихо огрызнулся Сашка и косо посмотрел на соседку.

Маша всегда сует свой нос куда не следует. Сашка и без подсказки знает, что делать. Вот встанет и расскажет все по порядку.

Сашка поднял руку и, когда ему дали слово, первым делом перечислил, какой породы бывают куры. Леггорны, голландские, русские белые куры. Ученый похвалил его за это, но вопросов у него в запасе была уйма. Стал спрашивать, как Сашка кормил кур, сколько раз в сутки, какими кормами. Когда Сашка ответил на все эти вопросы. Ченакаев спросил:

– А молотый ракушечник давал?

– Нет.

– А мел?

– А разве мел едят куры? – удивился Сашка.

– Как же! Конечно! Кое-какой опыт в выращивании кур у тебя имеется, но далеко не все ты, выходит, о них знаешь.

Сашка сел и почувствовал, как горят уши. Искоса посмотрел на Машу, она улыбалась. Конечно, рада, что ее дядя Ченакаев своими вопросами загнал Сашку в тупик. Да еще как! Перед всей школой. «Вот до чего может довести девчонка, – думал Сашка, – если ее слушаться. Не нужно было вставать. Пусть бы кто-нибудь другой рассказывал. Сама Маша встала бы, у них ведь тоже куры есть».

Между тем встреча с интересным человеком продолжалась. Ченакаев такое рассказывал о курином племени, что все просто диву давались. По его словам, выходило, что курам нужно давать корма, в которых имеется кальций, натрий, фосфор, железо. И даже йод.

А сколько кур можно содержать вместе? В каждом стаде их должно быть не больше ста, сказал Ченакаев, иначе куры передерутся и даже могут друг другу глаза поклевать. Почему? Да потому, что курица вокруг себя не больше ста особей запоминает.

Скажет ведь – особей! Сашка, конечно, курицу не назвал бы так. А по-ученому, наверное, можно. Одно лишь не понимал Сашка, почему ученый по стадам кур разделяет. Они ведь не коровы и не овцы. Хотелось спросить об этом Ченакаева, да побоялся, как бы снова не оконфузиться перед товарищами.

А Ченакаев рассказывал дальше – о том, что надо содержать кур в клетках. В клетке курица хорошо прибавляет в весе и каждый день яичко несет. В конце своей беседы Ченакаев пригласил пионеров и школьников почаще приходить на птицеферму. Всем им он обещал найти интересное дело.

КУЛЬТПОХОД В КИНО

После переезда в Ковляй Сашка заметил, что отец стал каким-то другим. Если в Поюнале он мог выйти на улицу босиком и в майке, то здесь, в Ковляе, собираясь из дому, он всякий раз тщательно одевался.

И в квартире Семен навел порядок. Поставил две кровати: для себя и для Сашки. Перекрасил пол на кухне. Купил в магазине белую материю и попросил у Анюты Офтиной разрешения сшить на ее машинке занавески. Анюта Офтина не допустила его к машинке, сказала, что шить он не умеет. Отец обиделся, чуть снова не поругался с ней. А когда Семен ушел из дому, Анюта взяла у Сашки купленную материю, сама сшила шторы и повесила их на шумбасовские окна.

Явившись домой, Семен долго смотрел на них как баран на новые ворота.

– Это кто же сделал? – спросил сына.

– Одна марсианка, – ответил Сашка.

Отец больше ни о чем не стал выведывать, долго ходил взад-вперед по комнате задумчивый, а потом вытащил из чемодана портрет в деревянной рамке, повесил его на стену. С портрета глядела молодая большеглазая женщина с двумя косами.

Это была Сашкина мать.

Сашка смотрел на мать и вспоминал ее живую. Какая она была всегда веселая, нужная и близкая! Будто и не умерла она, а куда-то ушла ненадолго. Вот и в новой квартире будто она все прибрала и устроила. Сашке казалось: это мама накрыла его постель одеялом и положила к изголовью белую подушку.

Однажды отец сказал Сашке:

– Собирайся! В кино пойдем!

Удивительное дело! Никогда прежде они не ходили в кино вместе. Никогда не видел Сашка своего отца таким – в новом костюме, в галстуке.

Семен подошел к зеркалу, причесался. Затем открыл стол и, вынув шоколадку, подал сыну.

Это еще больше удивило Сашку. Что такое произошло с отцом? Он редко покупал даже простые конфеты, а теперь на тебе, пожалуйста, – шоколадку.

И тут вдруг увидел на столе подозрительную посудину. Беспокойство охватило его. Неужели отец снова за старое взялся? У Сашки возникло желание схватить посудину и выбросить. Пусть знает, как приносить домой горькую воду! Из-за нее ведь все беды происходили.

Но не успел Сашка исполнить свое желание, как Семен отвинтил пробку флакона и, налив на ладонь какой-то жидкости, стал протирать ею лицо и голову. По комнате разнесся резкий приятный запах.

«Одеколон!» – догадался Сашка и облегченно вздохнул.

Пока Семен одеколонился, сын рассказал ему о встрече с интересным человеком Ченакаевым, о том, как тот хочет посадить колхозных кур в клетки и какую пользу от этого пророчит.

Сашкино сообщение не понравилось Семену.

– Да разве можно сажать курицу в клетку?! – сердито посмотрел Семен на сына, будто он принял такое решение, а не Ченакаев. – Пользы от этого никакой. Курица свободу любит. Ей где бы побегать, травки пощипать, зернышек найти. А клетка – гиблое дело.

– Не гиблое, папа. Автокормушки там будут. Зерно и всякий корм автоматически подойдут к клетке…

– Хе-хе-хе, автоматически, – пытался рассмеяться Семен. – Жаль, моя бабушка давно умерла. Она бы научила этого ученого, как куриное хозяйство вести. Моя бабушка, бывало, каждый раз в мешок сажала своих кур и выпускала их где-нибудь в поле или на дорогу. А те и рады. Где колосок найдут, где зернышко. Была бы жива моя бабушка, шоферы сто раз спасибо сказали бы ей. И не пропечатали бы теперь их в стенгазете за рассыпанные зерна… А твой Ченакаев в клетки хочет загнать кур. Разве так можно!

– В клетке жирнее будет курица, – не сдавался Сашка. – И яйцо больше снесет. Как гусиное… Не веришь?

– Посадить бы твоего Ченакаева самого в клетку! А гусиное яйцо снести может только гусыня. Пусть зря не болтает твой ученый. Так и скажи ему.

– Сам, папа, скажи.

– И скажу. Думаешь, побоюсь? – Семен снова подошел к зеркалу и вдруг заторопился. – Пойдем! А то опоздаем.

В Доме культуры уже полным-полно было народа. Протиснулись в средний ряд. Сели.

И тут неожиданно перед ними появился мужчина невысокого роста, хорошо одетый, в очках.

«Виктор Петрович!» – чуть не крикнул Сашка. Ну как не узнать ученого!

– Гражданин, – обратился Ченакаев к Сашкиному отцу, – вы на чужое место сели… – И, показав свой билет, строго посмотрел через очки. – Глядите, вот место десятое… А у вас какое?

– А вам для чего знать какое? – раздраженно ответил Семен и уселся поудобнее. – Идите на задние ряды, там мест полно.

Сашке стало стыдно за отца. Занял чужое, да еще и уступать не хочет.

Ченакаев не уходил. Он ничего больше не говорил, только снял зачем-то очки. Семен, глянув на него, встал неожиданно и сам перешел на другое место. Оказалось, его место тут же, рядом с Сашкой, только с другой стороны.

В зале потух свет, и на экране появились первые кадры. Показывали фильм с участием артиста Евгения Леонова. Он играл роль заведующего детским садом, на которого очень похож был один преступник, главарь бандитской шайки. Чтобы войти в доверие к дружкам главаря и разоблачить всю шайку, заведующему детским садом пришлось вместе с ними залезть в цистерну, наполненную цементным раствором. Когда вылезал из нее, по его лицу текли струи жидкого раствора.

Сашка громко рассмеялся. Отец же сидел нахмурившись, смотрел не то на экран, не то на лысину сидящего впереди старика.

После окончания кино Шумбасов-старший молча вышел из Дома культуры и направился домой. Сашка шагал рядом и все спрашивал, понравился ли фильм. Семен не отвечал. И чего он сердится? Да после такого фильма рот никак не закрывается от смеха. А он…

И Сашка снова рассмеялся.

– Ты чего ржешь? – Отец дернул его за рукав.

– Очень интересный фильм! Давай еще раз посмотрим!

– Хватит с тебя и одного раза.

Дома Сашкин отец посмотрел на себя в зеркало и состроил недовольную гримасу. Потом в чем был повалился на кровать. Уже лежа, сорвал с шеи галстук и бросил на стол. Но галстук – не самолет, не долетев до стола, упал на пол. Сашка поднял его и повесил на длинный гвоздь, вбитый в стену. Отец продолжал лежать на спине и смотреть в потолок.

– Папа, – сказал Сашка укоризненно, – в костюме валяться на кровати нехорошо. Увидел бы тебя председатель Иван Семенович, знаешь, что сказал бы? «Семен Григорьевич, – сказал бы председатель, – ты тянешь нас назад от культурной жизни».

Шумбасова-старшего будто кольнули. Он перестал смотреть в потолок, повернулся к сыну.

– Ну и ну! Все-то тебе известно… Даже то, что сказал бы Иван Семенович. А может, ты также знаешь, что сказал бы Ченакаев? Семен медленно поднялся с постели, стал раздеваться. Так вот, скажи своему Ченакаеву: он мне не указчик и пусть не сует нос куда не следует. Тоже мне нашелся! «Гражданин, на чужое место сели…» Как будто не узнал меня. Учились-то вместе, в одном классе. Вспомнить можно было, раз голова ученая…

– Папа, Ченакаев и вправду не узнал тебя. Ты же в новом костюме был.

– Ну что же, что в костюме?! Я сам-то не новый, все тот же.

«И чего он так рассердился на Ченакаева? – думал Сашка. – Что тот плохого ему сделал? Попросил освободить свое законное место, только и всего!»

Сашка пожимает плечами, а отец все молчит, о чем-то думает. Вот он сел за стол, серьезно посмотрел на сына и спросил:

– А сколько лет Ченакаев учился, чтобы ученым стать?

– Семнадцать лет, папа.

– А ты откуда знаешь?

– Маша рассказывала.

– А ей откуда известно?

– Ченакаев к Офтиным заходит. Он ведь их родственник.

Семен снова задумался.

СОЧИНЕНИЕ

Вот и зима пожаловала.

Вышел однажды Сашка на улицу, а снежинки как белые мухи летают. Кружатся, вертятся, только что не жужжат. Мальчишки снежную бабу лепят. Огромные комья снега катят перед собой, пыхтят, как паровозы. Подошел Сашка к мальчишкам, помог поставить один ком на другой. Для головы выбрали ком поменьше. Глаза, нос приделали – из веточек. В руку воткнули метлу – все, готово!

На другой стороне улицы пацаны тоже что-то затевают из снега. Наверное, снежную крепость.

Ковляй – не Поюнал. Здесь ребят много. Есть с кем поиграть, не соскучишься. Хотелось Сашке и крепость построить, да вспомнил: сегодня сочинение надо писать. Пошел искать Павлика. Может, он уже написал свое сочинение?

А снежинки падают и падают на Сашкину заячью шапку. И чувствует Сашка, как тяжелеет на голове шапка. Напротив из окна мальчишка смотрит. Нос к стеклу приплюснул. Улыбается. Наверное, Сашка снежной бабой ему кажется. Помотал Сашка головой – гора снега с шапки свалилась.

А мальчик все улыбается и даже язык показал. Вот бы его вытащить на улицу да в снегу повалять! Но некогда сегодня Сашке такими пустяками заниматься. Надо сочинение писать.

Учительница Зинаида Васильевна как только войдет в класс, сразу спросит – все ли написали. Ростом невеличка, а все знает, все видит: кто работает, кто ворон считает, кто девчонку за косу тянет, кто жует. И еще одна примечательность у Зинаиды Васильевны. По глазам может догадаться – кто подготовился к уроку, кто нет. Если не готов, как ни прячься, все равно спросит.

А теперь вот задание дала Зинаида Васильевна: написать дома сочинение о герое. Да усидишь ли сегодня в комнате, когда на улице такая снежная карусель! Когда от радости даже воробьи на проводах танцуют!

А о чем писать? О воробьях ведь не напишешь.

Павлик оказался дома. Он как раз во дворе испытывал свои лыжи. Но снег был еще липкий. Лыжи не очень скользили.

– Ты сочинение написал? – спросил Сашка.

– Нет еще. Вечером напишу.

– О ком будешь писать?

– О дедушке. Как на войне с фашистами сражался.

– А ты откуда знаешь, как сражался?

– Он рассказывал, – снимая лыжи, ответил Павлик. – Разведчиком был мой дедушка. Сколько раз за «языком» ходил! Не знаешь, что такое «язык»? Вспомни кино про войну. Схватят гитлеровца – и тряпку в рот. Чтобы не кричал. А когда в штаб доставят, тряпку вытащат. Потом допрос: «Сколько пушек и самолетов имеете? Где находятся?» А ты о чем пишешь?

– Еще не знаю.

– Об отце давай.

– А что об отце? – удивился Сашка и чуть сдвинул на затылок свою заячью шапку. – На войне он не был. Мал был, совсем ребенок. А после в колхозе работал. Пахал, сеял, косил…

– Напиши, как в колхозе работал.

Долго Сашка обдумывал свое сочинение. Но как ни думал, ничего не выходило. Павлику, конечно, легко. Дедушка разведчик. Чего лучше! А что об отце писать? Как в школе Ченакаева очкариком обзывал и как Ченакаев за это лупил его?

Некоторым пацанам вообще везет. Один пятиклассник буденовку в школу принес. Дома в сундуке нашел. Оказалось, что прадедушка его в гражданскую против беляков воевал. Пацан тот до сих пор героем ходит, будто и он сражался с беляками, а не только прадедушка.

Вот бы что-нибудь такое найти.

И Сашка начал обшаривать глазами квартиру. Взгляд его остановился на старом отцовском чемодане, стоящем под койкой. Вытащил чемодан, открыл. Чего только не было там! И проволока, и гвозди, и какие-то железки. Но ни буденовки, ни даже старой солдатской пуговицы обнаружить не удалось.

Вспомнил тогда Сашка о деревянной коробке, в которой отец хранил всякие квитанции и давнишние письма. Извлек ее из шкафа, и когда вываливал содержимое на стол, вдруг что-то звякнуло. Посмотрел, а это медаль! Прочитал с удивлением: «За трудовую доблесть». И еще нашел Сашка вдвое сложенный листок, в котором было написано, что этой медалью награжден Шумбасов Семен Григорьевич. То есть его отец.

Не успел Сашка убрать все обратно, как пришел отец. Увидев развал на столе, спросил сердито:

– Ты чего там ищешь?

Сашка одной рукой приложил на свою грудь отцовскую медаль, а другой отдал отцу честь.

Лицо Семена вдруг оживилось, в глазах блеснули огоньки, брови взметнулись, как крылья птицы. Взяв из рук сына медаль, он долго смотрел на нее, о чем-то думая.

– Папа, тебя когда наградили? – спросил Сашка. – За то что пахал, сеял, косил?

– Ты вот спрашиваешь, за что наградили… – Семен сел на стул и посмотрел в глаза сыну. – За заслуги! Ты думал: твой отец так-сяк? А выходит – эвон как. Лет тринадцать назад это было. Зимой. Приглашают меня в клуб ковляйский. Деревянный еще был, старый. Это теперь Дом культуры отгрохали. Прихожу, а там, в клубе, – народу-у… Вышел председатель райисполкома, стал речь говорить. До сих пор помню его речь. Вы, говорит, товарищи колхозники, подняли колхоз на ноги, получили высокий урожай, и за это вам спасибо. Сам председатель райисполкома и медали вручал. Мне тоже вручил и руку пожал…

Такое Сашка слышал от отца впервые. Выходит, отец у него действительно не так-сяк. И можно о нем сочинение писать. Взял да так и бухнул: мол, о тебе писать буду.

Удивился Семен:

– Обо мне – сочинение?!

– Да, папа, о тебе. Напишу, как ты пахал, сеял, косил… За что медалью наградили.

– Да ты что?! – замахал руками отец. – Пропишешь всю мою жизнь и отдашь это учительнице? С кем ты это удумал?

Сашка пытался втолковать, что ничего в этом страшного нет, что у отца действительно имеются заслуги, и почему бы о нем не написать, но отец и слушать не хотел. Заслуги, говорит, заслугами, а героем себя не считаю, до героя мне еще далеко.

Вышел Сашка из дома удрученный. Пошел по улице куда глаза глядят, и неожиданно ноги вывели на дорогу к птицеферме. Вокруг – сугробы, все белым-бело. Дорога переметена. И он шагает чуть не по колено в снегу, еле ноги выволакивает. А дышится глубоко, воздух чистый и свежий, ну прямо арбузом пахнет. Голова стала ясная, просветленная.

И сам не заметил, как оказался у Дома работников птицефермы. Обмел на крыльце ноги веником, открыл дверь и попал в длинный коридор. Кругом двери, а на них надписи: «Зав. фермой», «Зоотехник», «Птичницы», «Красный уголок». Приоткрыл потихоньку последнюю дверь. Трое женщин в белых халатах смотрят телевизор.

Сашка незаметно проскользнул, сел на заднюю скамейку. По телевизору цирк показывали. По натянутому канату с шестом в руках артистка ходит, трюки разные выделывает. Вот, закончив свой номер, она ловко спускается вниз, а на канат пытается взобраться клоун Олег Попов. Но ничего у него не получается, все время падает.

– Куда тебе, если не умеешь! – сказала сидящая перед Сашкой женщина в цветастой косынке.

Подруги рассмеялись. Наверное, и в самом деле Олег Попов не умеет по канату ходить. Вон как колени дрожат!

Но вдруг клоун выпрямился и пошел по канату уверенно и смело. Вот тебе и не умеет!

Передача из цирка кончилась, и женщина-диктор объявила, что через несколько минут будут передавать хоккей. Сегодня встречаются… Она не успела сказать, какие команды встречаются, как женщины встали со своих мест и та, которая была в цветастой косынке, выключила телевизор. Увидев Сашку, спросила:

– Тебе чего, сынок? Хочешь хоккей посмотреть? Так я сейчас включу.

Сашка помотал головой – нет. Он и сам не знал, чего он хочет.

Женщины вышли из красного уголка. Мимо кабинета с табличкой «Зоотехник» шли на цыпочках. Та, которая в цветастой косынке, после, строго посмотрев на Сашку, сказала:

– Там Виктор Петрович. Он работает! Через микроскоп наблюдает, как микробы бегают. Не мешай ему. Не шуми! – и погрозила пальцем.

Женщины ушли, а Сашка вернулся и прильнул к двери Ченакаева. Как ни вслушивался, замерев, в то, что происходило внутри, никакой микробьей беготни не услышал.

Неожиданно дверь открылась, чуть не стукнув Сашку по лбу. Ченакаев, в белом халате, важный, строго посмотрел сквозь очки на мальчишку, но, узнав Сашку, пригласил к себе.

В кабинете чисто, хоть и тесновато. В шкафах вдоль стен разложены какие-то инструменты, стоят бутылки с порошками и разными жидкостями. В углу нагромождены картонные ящики и ивовые корзины. На столе стоит микроскоп. Точно такой, какой Сашка видел в школе, в кабинете биологии. Только этот побольше.

– Хочешь посмотреть? – спросил Ченакаев, подходя к микроскопу.

Сашка, закрыв один глаз, заглянул в торчащую кверху трубку. Ченакаев тем временем что-то подкрутил, подладил в микроскопе, и стало видно все как на ладони.

На белом фоне лежали какие-то неподвижные ниточки…

– Это бактерии, – пояснил Ченакаев.

– А почему они не бегают? – спросил Сашка.

Ученый засмеялся.

– Видишь ли, бактерии не бегают, а двигаются, притом очень медленно. Ну, как тебе объяснить? Вот если рака запрячь в сани и погнать, то как он побежит? Вот так и бактерии…

Сашка неотрывно смотрел в микроскоп, а Ченакаев такое рассказывал, что просто заслушаешься. Имеются, оказывается, не только вредные бактерии, но и полезные. Полезные воздух очищают, помогают растениям и другим живым организмам расти.

В кабинет неожиданно вошел Егор Васильич. Поздоровавшись с Сашкой и нисколько не удивившись его присутствию здесь, он обратился к Ченакаеву:

– Виктор Петрович, давайте возьмем тот рецепт, в котором больше сырой клетчатки и метонина. Как смотрите на это?

– Надо подумать, Егор Васильич…

Сашка не знал, что такое сырая клетчатка и метонин, но смекнул: если о них говорят заведующий фермой и ученый, то, наверное, это такие штуковины, без которых курам ни туда и ни сюда. Да еще про какой-то рецепт толкуют. Здесь же не больница!

Ченакаев, посмотрев на часы, стал собираться.

– Пора кормить, Егор Васильич.

Сашке дали белый халат, и он вместе с Ченакаевым и Егором Васильевичем отправился кормить кур. На улице стало уже темнеть, а в птичнике, куда они вошли, было светло и уютно. С потолка свисали люминесцентные лампы. А под ними, куда ни глянь, – клетки, клетки, клетки, сплошные ряды клеток. Куры, тараща глаза, расхаживали в своих домиках, а самые любопытные высовывали головы через железные прутья.

У входа на стене щит, а на нем разные кнопки и рычаги. Ченакаев подошел к щиту, нажал на одну из кнопок, и тут же послушно зашуршал транспортер. Автокормушки двинулись к куриным клеткам.

Женщины в белых халатах – те самые, что недавно вместе с Сашкой смотрели телевизор, – собирали яйца в корзины. Яйца крупные, налитые, белоснежные. Увидев Сашку, женщины заулыбались, закивали ему, как старому знакомому.

С птицефермы Сашка не шел, а будто летел. Он теперь знал, о чем и о ком писать сочинение. И как до сих пор это не пришло ему в голову?

Дома Сашка развернул тетрадь и вывел:

Сочинение об ученом Ченакаеве.

Наутро, перед школой, Сашка показал свое сочинение отцу. Прочитав его, Семен долго о чем-то раздумывал, потом, посмотрев на сына, спросил:

– А не врешь, что каждый день куры несутся?

Сашка сделал обиженное лицо.

– Зачем врать! Сходи на ферму – сам увидишь!

Сашкин отец не поленился, в тот же день в обеденный перерыв сходил на ферму. Все дотошно высмотрел там, а потом зашел к Ченакаеву. Оказалось, Ченакаев помнит его, а все давние обиды давно забыты.

Долго и оживленно вспоминали школьные годы, расспрашивали друг друга, как живется теперь. Ченакаев рассказал о себе, где учился, где работал. А потом вдруг предложил Сашкиному отцу пойти работать на куриную ферму. Выходило, что Семен здесь будет очень нужным человеком: прежде всего корма готовить, а где и поплотничать, если потребуется.

И Семен согласился работать на птицеферме.

В ГОСТЯХ

Трудно привыкал Семен к жизни в Ковляе. Домой – по лестнице на второй этаж – непривычно. Двора своего нет, сарай где-то в стороне – тоже непривычно. Да и сам сарай казался поначалу неудобным. Словом, все не по нему, все не под руками. Но делать нечего – надо прилаживаться. И вот Семен выписал в колхозе доски и перегородил свой сарай на две половины: одну отвел для кур, а во второй устроил мастерскую, поставил верстак. Теперь есть где смастерить табуретку ли, скамейку или что другое. Анюта Офтина попросила Семена и ее сарай перегородить, чтоб в одной половине держать корову, а в другой кур.

Шумбасов молча принялся за работу, сделал все на совесть. Офтина вынула деньги, чтобы расплатиться, но Семен возмутился и наотрез отказался их взять. За кого, говорит, вы меня принимаете, Анна Даниловна? Так и сказал – Анна Даниловна. По имени и отчеству назвал, чего раньше никогда с ним не бывало.

Вот так перемена в человеке! И вообще, заметили Офтины, приветливее стал Семен, лицом вроде посветлел, не такой угрюмый, как раньше.

И однажды, встретив Семена, Анна Даниловна пригласила его с сыном на день рождения своей дочери Маши.

Семен купил себе новую рубашку, сходил в парикмахерскую. Узнав, что соседи пригласили на день рождения и своего ученого родственника Ченакаева, вечерами стал читать какие-то книги.

В назначенный день Сашкин отец пришел с работы пораньше. На столе лежал сверток, перетянутый лентой. Семен хотел полюбопытствовать, что за подарок Сашка припас имениннице. Но сын не разрешил! Сюрприз.

К соседям так и вошли: впереди Сашка со своим сюрпризом, за ним отец. Увидев гостей, мать и дочь сразу заволновались, забегали. Семен поздравил Машу с днем рождения, а Сашка протянул ей свой сверток. Маша развернула его, и в ее руках оказался симпатичный плюшевый зайчонок с длинными ушами.

Гостей усадили на диван.

Смотрел Сашка по сторонам и замечал: у Офтиных кое-что новое появилось – вот этот диван, на котором они сидят, большое зеркало. Даже издалека увидишь себя в нем, и не только лицо, а всего-всего – с ног до головы.

Вскоре появился Ченакаев. В пальто с каракулевым воротником. В пушистой шапке. Веселый такой.

Ченакаев подарил Маше фотоальбом «Москва – столица нашей Родины» и шоколадку, на которой написано: «Аленка».

Гостей усадили за праздничный стол. Поздравления и пожелания сыпались одно за другим. Если бы все они сбылись, то жить Маше не меньше ста лет и быть самой счастливой на всем белом свете.

Посидев немного со взрослыми, Маша и Сашка пересели на диван. Нужно же как следует рассмотреть фотоальбом, подаренный Ченакаевым! Да, действительно, альбом чудесный! На первой странице – древний Кремль, Мавзолей Ленина. На следующей – Исторический музей, Большой театр… Сколько всего заманчивого!

– А вот ВДНХ! – сказала Маша, раскрыв еще одну страницу.

На фотографии была изображена скульптура рабочего и колхозницы, а над их головами высоко подняты серп и молот. Это эмблема Выставки достижений народного хозяйства страны.

А дальше шли фотографии коров-рекордисток, разных чудесных машин и кораблей, самолетов и другой техники.

– Давай, Сашка, как весной закончатся занятия, в Москву поедем, – сказала Маша. – Из нашей школы каждый год экскурсии там бывают. Мы ведь теперь не маленькие. Мама меня отпустит. А твой отец разрешит тебе поехать в Москву?

– Куда захочу, разрешит! – похвалился Сашка. – Не только в Москву, хоть на Чукотку, хоть во Владивосток. А то и на БАМ…

– На БАМ?

– Ну да. Железную дорогу строить.

– А кто тебя возьмет туда?

– Зачем возьмет? Я сам поеду. Я тебе, Маша, с БАМа живого медвежонка привезу. Хочешь? Там медведи с маленькими медвежатами прямо к железной дороге выходят.

– Не хочу медвежонка, – почему-то грустно сказала Маша. – Ему тут плохо будет одному.

– Ну и не привезу, подумаешь, – обиделся Сашка.

Он отвернулся от Маши, прислушался, о чем говорили взрослые за столом. Собственно, говорил один его отец.

– Ты думаешь, что Шумбасов, с которым ты в детстве босиком бегал, ничего не смыслит? – наступал он на Ченакаева. – Ты думаешь, только ты ученые книжки читаешь, а другие нет? А знаешь ли ты, что такое, – отец замешкался, потом одним духом выпалил: —… этология? – И, не ожидая ответа, сам стал объяснять: – Ну, это когда поведение животных изучают. Вот хоть бы лошади! Умная. А ты видел, как лошадь смотрит на человека? Будто заговорить хочет или чем помочь. Вот и вышел из нее первый друг человека. И не только в упряжке даже. А и воевала, да еще как, вон особенно в гражданскую. Да что воевать, она и танцевать может. В цирке видел, поди…

Семен вытер платком вспотевший лоб и, тронув за рукав Ченакаева, продолжал:

– А вот корову кое-кто считает глупой. А зря. Хоть корова и не умеет танцевать, но она не глупая. На грязь никогда не ляжет. Любит, когда ее чистят. А если доишь, не кричи на нее – иначе не отдаст свое молоко…

«И чурбак к хвосту коровы не привязывай!» – хотел добавить Сашка, но промолчал. Если рассказать про этот случай, то Ченакаев и Анюта Офтина, наверное, здорово посмеялись бы над Сашкиным отцом. А кому хочется, чтобы смеялись над твоим отцом.

Ченакаев похвалил Семена за то, что он читает научные книги, и опять заговорил о своих курах. По его словам, курица когда-то летала, а потом постепенно стала домашней и перестала летать. И еще много всякого интересного рассказывал Ченакаев.

Сашка сбегал домой и принес шахматы. Поставил доску на стол перед отцом и Ченакаевым, расставил фигуры. Разговор сам собой прекратился. Шахматисты ринулись в бой, двигая вперед своих коней и слонов.

ПОРТРЕТЫ ГЕРОЕВ

Зима в этот раз долго не устанавливалась. Первый cнег быстро растаял. А потом снова повалил и снова растаял, и лишь когда земля в третий раз оделась белым покрывалом, стало холодно, Парца покрылась льдом.