Текст книги "Соседи"

Автор книги: Анатолий Тяпаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Вышла мать Маши:

– Заходи, Саша! Давно ждем…

Мальчишка вдруг заплакал, рукавом смахивая слезы.

– Кро-о-ова-а-а-ть мою у-укра-али-и…

– Найдется твоя кровать. Не плачь. Заходи, располагайся.

– Откуда найдется?! – еще громче заревел Сашка. – И те-епе-ерь, ко-огда у-ута-ащили-и. Папа при-идет, за-адаст мне…

Хозяйка ласково взяла Сашку за плечо, повела в маленькую комнатку.

– Вот твоя кровать.

Мальчишка от удивления вытаращил глаза. Пощупал рукой железную спинку кровати, осмотрел облупившиеся никелированные ножки. Убедившись, наконец, что кровать не чья-нибудь, а именно его, настороженно посмотрел на тетю Анюту.

– А кто ее сюда притащил?

– Кто притащил – неважно. Теперь будешь здесь спать. У нас поживешь, пока твой отец из больницы не придет.

Сашка попятился:

– Я из своего дома не уйду.

– И не надо уходить, – сказала соседка. – Днем будешь у себя, а ночевать у нас.

– Я у себя и ночевать буду.

– Возле леса одному в доме страшновато ночью. Вдруг кто-нибудь напугает…

– Медведь или волк, тогда что? – застращала Маша.

Но Сашка заупрямился:

– Медведь в окно не влезет. Медведь большой. А если волк близко подойдет, из ружья в него бабахну!..

Сашку, пожалуй, трудно было уговорить, но тетя Анюта сказала, что если он не перейдет к ней, то плотники все равно возьмут его к себе, в Ковляй. Тогда и огород зарастет травой, и куры одичают. И Сашка согласился. Перевез на маленькой тележке к Офтиным из дома все ценное: телевизор, отцовское ружье, свой желтый портфель, в котором хранил пока единственный учебник для шестого класса – «Зоологию».

Когда Сашка вывозил это добро из дома, куры, вылупив глаза, смотрели на него. Но он объяснил им, что оставляет их не насовсем, что переезжает всего на сто метров от дома, к соседям. А Йондол, умница, все понял. Он шел за тележкой и помахивал хвостом.

Наутро в Поюнал на мотоцикле прикатил дед Митрий. Он привез с собой топор. Сашка понял: отцовский. Узнав, что Сашку взяла к себе Анюта, старик нахмурился. Стал уговаривать его переехать в Ковляй. Там лучше: река за огородами, и к тому же на днях в село приезжает кукольный театр.

Это известие взволновало Сашку. Как играют на сцене куклы, он видел только по телевизору. А тут, в Доме культуры, смотри – не хочу! Но из-за кукол не бросишь ведь хозяйство. Он не какая-нибудь девчонка, а мужчина! И Сашка твердо заявил, что остается в своем Поюнале.

Дед Митрий не стал больше настаивать.

– Ну что ж, парень, оставайся здесь, – сказал он. – В лесу тоже неплохо жить. А если что нужно будет, приходи – всегда поможем… – И отдал Сашке отцовский топор. – На, да не потеряй!

Укладываясь на ночь спать у соседей, Шумбасов-младший повесил на стену отцовское ружье. А топор положил под кровать. Словом, вооружился до зубов – на всякий случай.

Прежде отец никогда не разрешал сыну брать свой плотницкий топор. Лезвие, говорит, затупишь. А теперь вот он, топор, в его руках, что хочешь, то и делай с ним. И над ружьем Сашка хозяин. Вот снимет со стены, выйдет во двор да ка-а-к бабахнет! Тетя Анюта с дочкой испугаются: «Кто стрелял?» А Сашка войдет спокойно с ружьем в дом и скажет: «Не бойтесь. Я стрелял. Разбойник-волк хотел залезть к нам. Я его и шуганул».

Да и топор, не исключено, может пригодиться. Чего не случается, когда лес – рядом…

С этими мыслями Сашка заснул. Что ему только не снилось в эту ночь! Кукушка человеческим голосом разговаривала с Сашкой. А белка сидела на дереве и грызла золотые орехи. Куда-то бежали волки. Глаза у них горели голодным злым огнем, а зубы клацали, словно волки собирались кого-то съесть.

КАК СТАТЬ МУЖЧИНОЙ

Сашка взялся хозяйничать дома, как отец, когда был в настроении. Отремонтировал ограду палисадника, вбил вместо сломанных новые колышки. Чтобы куры не забирались в огород. Построил для Йондола новый домик. С окошечком, чтобы Йондол мог голову высунуть и все-все увидеть.

Но этого ему показалось мало. Хотелось какого-то большого, настоящего дела.

«А что, если взять отцовский топор да пойти поработать к плотникам?» – задумался однажды Сашка.

Вытащил он из-под кровати топор, попробовал лезвие – острое. Лишь в одном месте зазубрина. «Ничего, – подумал Сашка, – у плотников точило имеется. Наточу – как бритва будет».

Плотно позавтракав, Сашка вскинул на плечо топор, как делают настоящие мужчины, и хотел уж отправиться в путь, но тетя Анюта остановила его:

– Ты куда, Саша?

– В бригаду, к плотникам!

Хозяйка с удивлением посмотрела на парня, переспросила:

– К плотникам? И что ты там будешь делать? Не коровник ли строить?

– Коровник! – ответил Сашка таким голосом, словно дело привычное, ничего привычнее нет, и он каждый день отправляется вот так на колхозную стройку.

– Без тебя построят. Сиди уж. Какой из тебя строитель!

Но тетя Анюта тут же спохватилась – не надо было говорить эти слова.

Сашка нахмурился, как туча, взглянул исподлобья. Если в тебя не верят, улыбаться ведь не будешь. Обидно, коль за мужчину не считают.

И Офтина Анюта поспешила найти слова помягче:

– Я не то хотела сказать. Я хотела сказать, что не примут плотники тебя. Годков-то еще маловато.

– Годков хватит, двенадцать уже! Примут!

– Кто сказал, примут?

– Сам дед Митрий говорил, бригадир плотников, – соврал Сашка. – Приходи, говорит, работа будет…

Тетя Анюта вроде поверила. Попросила только Сашку задержаться. Ушла на кухню и вскоре вернулась с целлофановым мешочком в руках.

– Вот тебе обед: хлеб, огурцы, яйца. А это – для отца… – хозяйка сунула в мешочек что-то завернутое в чистую бумагу.

– Зайдешь небось к нему?

Держа в одной руке мешочек с едой, а в другой топор, Саша вышел на улицу. На землю падали длинные утренние тени. Лучи солнца сверкали между деревьями, зажигали в высоких травах росинки-фонарики. Йондол гонялся за бабочкой, но, увидев Сашку, бросился к нему, облапил, будто просил: «Возьми меня с собой».

– Ладно, пошли, – разрешил Сашка.

Собака запрыгала от радости. Сашка спросил:

– Йондол, как ты спал в своем новом домике? Не спал? Почему? Кур стерег? Молодец! Эх, Йондол, ты не знаешь, куда иду? Не знаешь? Видишь на плече топор? То-то. Коровник строить иду. Вместо отца работать буду. Думаешь, не примут плотники? А почему не примут? Разве плохой домик я тебе построил? А? С крыльцом твой домик. А на крыше флюгер. Всегда покажет, откуда и куда ветер дует. Я думаю, возьмут меня плотники. Их бригадира, Митрия Петровича, попрошу. Не знаешь его? Да он недавно к нам приезжал на мотоцикле. Хотел меня к себе в Ковляй забрать. А ты на него залаял. Эх, Йондол, не надо было лаять на деда Митрия. Вернись-ка домой лучше. Увидит тебя – не возьмет меня в свою бригаду.

Возвращаться домой Йондол и не думал. Он бежал чуть впереди Сашки, то останавливаясь, то снова бросаясь вприпрыжку по дороге.

Деда Митрия около коровника не оказалось. Рыжий мужчина в заломленной кепке, к которому обратился Сашка, сказал, что бригадир уехал за стройматериалом, а когда вернется обратно – знает лишь аллах. Тогда Сашка спросил рыжего, где аллах. Тот так расхохотался, чуть кепка не подпрыгнула на голове. Насмеявшись вдоволь, он взял Сашку за плечо и показал рукой куда-то вдаль.

– Видишь там, далеко на бугре, дома? Это татарское село Юнки. У них был аллах, а теперь никто не знает, куда он сбежал.

– Почему сбежал?

– Потому что верить в него перестали.

– А кем он работал, этот аллах?

– В том-то и дело, что он не работал, а сидел где-то на небе, как наш мордовский бог, и на него молились.

Сашка только теперь понял, что рыжий дядька в заломленной кепке очень любит шутить, и не обиделся на него. Сашка даже осмелел и сказал ему, что пришел работать.

– Правильно, сынок, – похвалил тот Сашку. – Если бы люди надеялись лишь на бога или аллаха, то дело было бы дрянь. Не только заводы и всякие космические корабли, но даже вот такой деревянный коровник не смогли бы построить… А насчет работы… Тут мы тебе что-нибудь придумаем.

И, обратившись к подошедшим плотникам, он сказал:

– Надо бы нам парня пристроить. Работать к нам просится.

– Ты, Самсоныч, сейчас вроде заместо бригадира. Ты и пристраивай. А придет Митрий Петрович, задаст тебе перцу за то, что малолетних на стройку допускаешь.

Это сказал один из плотников, круглолицый и коренастый, недоверчиво посматривавший на Сашку. Он, конечно, не знал, какой хороший домик для Йондола построил Сашка. Если бы знал, то не сказал бы так. Сашка все еще держал в одной руке мешочек с обедом, а в другой сжимал топор. Слово «малолетних» сильно его задело, и он решил объяснить круглолицему все до конца.

– Я, дяденька, вместо отца пришел работать. Он в больнице… И я совсем не малолетний. Уже тринадцатый пошел!

– Так это же сын Семена! – обрадованно воскликнул рыжий дядька в заломленной кепке. – Это же свой человек!

От таких слов у Сашки потеплело на сердце, и он уже стал присматриваться, куда положить мешочек с обедом.

В это время на дороге показалась грузовая машина с прицепом. Подъехала она к коровнику, и Сашка увидел, что машина привезла какие-то длинные жерди. Грузовик остановился. Из кабины раньше шофера вышел дед Митрий. Он был в сапогах, в рубашке, подпоясанной ремешком. Занятый делами, старик не заметил стоявшего в сторонке Сашку. Он приказал рабочим разгрузить машину. Те тут же открыли борта, раскрутили крепления, и жерди одна за другой с грохотом полетели на землю.

Когда машина была полностью высвобождена от груза, плотники разошлись по своим рабочим местам. Однако веселый человек Самсоныч задержался. Вместе с Сашкой он подошел к бригадиру:

– Митрий Петрович, вот парень на работу просится…

– A-а, Сашка! – Дед Митрий подал ему, как взрослому, руку. – Здравствуй, друг! И что же ты хотел бы делать у нас?

– Плотничать, дед Митрий. Возьмите меня. На крыше коровника хочу работать. На стропилах, как отец.

Сашка, изловчившись, изо всей силы всадил свой топор в лежащее рядом бревно. Неужели и теперь не поверят в его силу и сноровку?

– Вот что, Сашка, – сказал после некоторого раздумья бригадир, – на стропила опытные мастера полезут. А ты давай-ка становись вот сюда, к жердям. Будешь кору с них соскабливать. А то, если с корой пускать их в дело, толку мало. Скоро сгниют. Вот тебе и работа, дружок.

Конечно, чистить жерди – это тебе не на верхотуре работать, где топор до самых облаков достать можег. Но что поделаешь! И на земле кому-то делать дело надо. Да и дед Митрий знает, куда кого послать. Ведь дисциплина везде нужна. Если не слушаться командира, что тогда получится? Например, каждый мальчишка, Сашка это точно знает, хотел бы в космос полететь. А внизу, на земле, кто будет работать? Кто пахать, сеять будет? Без хлеба-то, пожалуй, не полетишь. Хоть в тюбиках она, еда космонавтов, а выращена на земле.

Дед Митрий помог Сашке наточить топор, а мешочек с едой велел положить в пустое ведро и опустить в колодец. Там, говорит, студено, как в холодильнике, – не испортятся. Потом откатили несколько жердей, и Сашка приступил к работе. Перед ним лежали прямые длинные осины, только что срубленные. Ударив несколько раз по одной из них топором, Сашка попытался отодрать кору. Но вместо этого от дерева отхватывались целые куски.

– Так всю жердь искромсаешь, а толку не будет! – остановил Сашку дед Митрий и взял у него топор. – Вот смотри, как нужно делать. – И, зацепив лезвием кору, легко и свободно стал сдирать ее с жерди.

Потом и Сашка наловчился, и вскоре он снял кору с трех огромных жердин. Стук топоров не прекращался ни внизу, ни на крыше коровника. Как перья, летели во все стороны щенки. Сашка вдруг почувствовал себя настоящим плотником. Ведь ошкуренные его руками жерди скоро лягут на стропила. А потом крышу покроют шифером. И живите себе, коровушки, в тепле, отдавайте людям свое витаминное молочко!

Когда солнце поднялось высоко-высоко, на стройку приехала машина. Плотники отнесли в кладовку свои инструменты и один за другим стали залезать в кузов, рассаживаться на скамейках.

– Хватит работать, поедем обедать в колхозную столовую! – позвал Сашку дед Митрий. – Садись побыстрей!

– A y меня обод с собой, – отозвался Сашка.

– Теперь ты с нами в коллективе. Вместе и обедать будем.

Сашка сбегал в кладовку, положил топор. Вытащил из колодца свой мешочек. Нужно ведь в больницу затем зайти к отцу.

Рыжий плотник подал Сашке руку, и он оказался в кузове. Последним подошел бригадир. Он еще раз посмотрел, все ли уселись, и лишь после этого велел шоферу трогаться.

Колхозная столовая размещалась в центре Ковляя, в длинном одноэтажном здании. Зимой Сашка каждый день проходил мимо него в школу, но ни разу еще не заглядывал в столовую. В школе свой буфет имеется. Если сильно проголодаешься, можно пирожок купить, можно и конфеты.

В большом зале, куда вошли плотники, было светло и уютно. За некоторыми столиками уже обедали. С левой стороны виднелась кухня. Оттуда струился вкусный запах. Женщина-повар в белом колпаке подавала через окно дымящиеся тарелки. Подошла сюда и бригада Митрия Петровича. Получая из рук повара тарелки с едой, мужчины быстро отходили. За столом Сашка оказался между бригадиром и рыжим Самсонычем, который своим аллахом утром чуть не сбил его с толку. Теперь, положив на колени потрепанную кепку, рыжий хлебал щи. Сашка хотел вытащить из своего мешочка угощение, но все дружно запротестовали: куда же тогда обед девать? Сашка вскоре и сам понял, что припасенное тетей Анютой здесь не понадобится. После вкусных щей с мясом на стол принесли котлеты. А потом появились яблоки и, наконец, горячий кофе. Плотники обедали дружно и весело. Сашка старался не отставать от них.

На улицу он выходил вместе с бригадиром.

– Мне в больницу, дед Митрий. Надо отца проведать. – И Сашка крепче прижал к себе целлофановый мешочек.

Старик о чем-то задумался и вдруг позвал к себе всю бригаду.

– Вот что, друзья, пойдемте-ка и мы в больницу, к Семену. Как он там? Время до конца перерыва у нас еще есть.

Мужчины взяли в столовой яблоки, накупили в магазине конфет и печенья и двинулись всей бригадой в сторону больницы. Ах, если бы в это время выглянул из окна отец! Он бы своими глазами увидел, как его сын вместе с плотниками идет.

Когда в палату и белых халатах пошла вся бригада, Семен от удивления замер. Глаза засверкали радостным огнем.

– Эх, мужики! – только и произнес.

Гостинцы положили на тумбочку, сами расселись перед кроватью на стулья, кто-то стоял.

– Скоро ли поправишься, Семен?

– Не надоело лежать?

– Как не надоело! Давно бы сбежал, да нога мешает, – и он шевельнул затянутой в гипс ногой, болезненно сморщился.

Плотники, перебивая друг друга, рассказали Семену про то, как дела идут на строительстве коровника. Еще каких-нибудь пять денечков осталось, и коровник будет готов!

Семен слушал, чуть-чуть задумавшись, иногда он чему-то улыбался. Наверное, и ему хотелось туда, на колхозную стройку, к своим товарищам.

– Выздоравливай, Семен, – сказал, поднимаясь, дед Митрий. – А за сына не беспокойся. Он – настоящий мужчина! Сегодня, видишь, помогать нам прибежал. Сколько мозолей на руках, ну-ка покажи! – обратился к Сашке. – Одна? Ну это еще терпимо.

Когда плотники ушли, Сашка вытащил из мешочка огурцы и яйца. И тут вспомнил о свертке тети Анюты. Развернул – жареная курица!

Семен удивленно вскинул брови.

– Это еще зачем?

– Как зачем! Тебе…

– В больнице не кормят, что ли?

– Кормят. Но больше будешь есть, быстрей нога заживет.

Семен все еще смотрел недоверчиво:

– Сам зарезал курицу?

– Нет… Тетя Анюта Офтина дала.

Семен озабоченно нахмурил лоб. Промолчал. Потом притянул сына к себе, посадил на койку.

– Вот что, Сашка… Придешь домой, посмотри, нет ли среди кур клушки. Ну, которая покоя не знает, все время кудахчет. Если есть, собери штук двадцать яиц и посади ее на них. Пусть цыплят выводит. Понял?

Сашка почесал затылок.

– Понял, папа. Сделаю. Если б раньше сказал, посадил бы уже. Одна курица сильно глотку драла. Я ее даже в кадушке искупал. Я ведь не знал, что ей надо цыплят выводить. Теперь я посажу, коли не перестала кудахтать.

– Смотри же!

Отец дал Сашке еще множество указаний, так что, выйдя из больницы, тот даже голову пощупал – целы ли отцовские советы, как бы не вылетели. Растеряешь – худо будет.

МАРСИАНЕ

В огороде Офтиных виднелись две согнутые женские фигуры. Мать вырывала сорную траву в грядках голыми руками, а Маша работала в старых перчатках. Без перчаток с осокой трудно справиться, все руки будут в ссадинах.

Пропололи уже всю картошку, грядки огурцов, а мать домой не спешила. Зачем-то зашла в огород к Шумбасовым и там принялась сорняки выпалывать.

– Мама, ты что делаешь?

Старшая Офтина разогнула спину и откинула к плетню охапку осоки.

– Земля ведь, дочка, не виновата, что хозяин болен. Очистить нужно ее от сорной травы. Смотри, как лезет, губит все доброе.

Маша посмотрела на соседский огород и удивленно всплеснула руками: ну и раздолье сорнякам – овощей не видно! Чего там только не растет. И осока колючая, и длинный зеленый вьюн, прозванный почему-то мышиной веревкой, и даже крапива – вон какая вымахала! А на грядках, где посажены не то помидоры, не то огурцы, выскочили лопухи. И вот мать выпалывает шумбасовские сорняки, да так старательно работает, словно собственный огород обихаживает! Маша недоумевала – зачем мать это делает? Неужели забыла, как длиннорукий Семен ей грозился, ругался почем зря, а она за его огородом ухаживает! Тут работы – край непочатый, заросло все вокруг сорняками.

Вот пусть Семенов сынок, Сашка, и пропалывает. А то ишь как запустил свой участок.

Мать продолжала полоть.

– Ты чего стоишь? – обернулась она к Маше. – Принеси-ка мне большие варежки. Сорняк-то, видишь, какой. Колючий да упорный. Голыми руками не возьмешь.

Маша сбегала домой, принесла большие матерчатые варежки. В них мать, помнится, зимой дрова таскала. И вот теперь, надев варежки, она словно почувствовала облегчение и стала работать быстрее прежнего. А когда мать работает, Маше неудобно без дела стоять. Последовала ее примеру, взялась дергать осоку в Сашкином огороде. Дергала так, что сорняк взлетал выше Машиной головы! Злость брала – то ли на осоку, то ли на Сашку. Потом с таким же ожесточением принялась мышиную веревку вытаскивать. Столько ее, этой сорной «веревки», все растения словно паутиной опутала!

Когда мать с дочерью уходили из соседского огорода, Маше вдруг почудилось: им вслед смотрят чистыми глазами малюсенькие огурчики и помидоры, машут на прощанье тоненькие стебельки укропа. Освободившись от объятий сорняков, растения будто воспрянули духом и, казалось, кричали радостно: «Теперь-то и мы будем расти!» Лишь бедная картошка все еще задыхалась под пыреем и осокой. Не успели прополоть картошку. Пусть потерпит немножко. Маша с мамой обязательно возвратятся сюда и освободят ее!

Сашка пришел домой к вечеру. Маша видела, как он ходит около крыльца и все что-то считает на пальцах. Он, наверное, и не заметил, что половина огорода прополота. И Маша не удержалась, встряла:

– Ты зачем своих кур пересчитываешь? Или пропала какая-нибудь?

Сашкины уши покраснели, он выпрямил пальцы на руках.

– Я не пересчитываю. Я их повадки изучаю.

– Какие еще повадки?

– Не знаешь, какие? Одна курица – «кыт, кыт, кыт» – кричит. По-куриному это – хочу яйцо снести. А другая – «кот, кот, кот» – горло дерет. Целый день будет донимать: «Посади на яйца. Цыпляток выведу!» Мне нужна та, которая «кот, кот, кот» кричит.

– Клушка! – подсказала Маша.

– Нет, не клушка, а наседка.

– Это потом наседка будет, когда яйца высиживать станет. А вначале она клушка.

Пусть будет клушка. Машу трудно переубедить. Начнет еще по-научному доказывать, как в книжке написано. Или мудреные слова своего дяди приведет. Он в городе живет. Кандидат наук. Вот, мол, как мой дядя об этом думает! Припрет к стенке – сам рад не будешь! Лучше не связываться.

Вдруг Сашке показалось, что одна из кур, сизоголовая, заквохтала. Он бросился к ней и, падая, схватил за хвост, но впустую. В руках остались только перья. Куры с кудахтаньем бросились врассыпную. Сашка встал, отряхнулся. Надо же – такая неудача, да еще при девчонке! Неловко стало. Всегда, когда с ним что-либо случается, она тут как тут, во все дела сует свой девчачий нос.

Желая как-то замять свою оплошность, Сашка достал с чердака отцовский сачок для ловли рыбы и с ним стал гоняться по двору за курами. Чуть было не накрыл одну. Но она, хитрющая, успела вывернуться и – прямиком в лес. Возле дома не осталось ни единой курицы.

– В темноте изловишь, когда на насест заберутся, – сказала Маша назидательным тоном, будто только она одна знает, что надо делать Сашке.

Он отмахнулся от нее, но на душе по-прежнему было скверно. Выходит, снова перед девчонкой оскандалился. А что поделаешь, если не даются в руки эти бестолковые куры? Наверное, без присмотра совсем одичали. Первобытными стали. Из ружья бы пальнуть, да нельзя. Нужна живая курица, а не убитая. Какой прок от убитой клушки!

Удрученный Сашка направился к себе в дом. Маша удержала его:

– Ты на свой огород смотрел?

– А чего смотреть на огород? Вот он.

– Взгляни все-таки. Да подойди вот сюда.

Маша подвела его к грядкам.

Сашка от удивления глаза вытаращил:

– Надо же! Кто-то наш огород прополол…

– Пока тебя не было дома, на землю марсиане опускались. «Где, спрашивают, хозяин этого заброшенного огорода? Хотим с ним воспитательную беседу провести на тему: «Что такое сорняк и как с ним бороться». Долго ждали. А потом рассердились и сами пропололи грядки. Видишь, какие чистые! Даже крапиву повыдергивали. «Был бы, говорят, дома хозяин, мы бы его крапивой, крапивой!» А картошку марсиане отказались пропалывать. Очень уж, говорят, заросла она сорняком, не поймешь: то ли картошка растет, то ли сплошная осока и пырей. Пусть, говорят, Сашка сам разбирается. Разберешься?

– Я все могу! – самоуверенно сказал Сашка. – Только ты, Маша, честно скажи: соврала насчет марсиан?

– Зачем врать! А кто же грядки прополол? Не марсиане, что ли?

Сашка захлопал глазами. Но, увидев, как Маша прячет улыбку и готова вот-вот расхохотаться, догадался, в чем дело. Не марсиане приземлялись на их огород, а «марсианки».

Когда совсем стемнело, у Шумбасовых дико заголосили куры. Маша глянула: Сашки дома в постели еще не было. Все понятно…

Утром, выходя на зарядку, Маша увидела, как в соседском огороде кто-то косит. Без майки. В одних трусах. И в больших сапогах. Так это же Сашка! Тоже зарядкой занимается. Быстро картошку «прополол». Ни сорняков, ни ботвы не осталось. Чисто и гладко!

СПОРТИВНЫЕ КУРЫ

– Маша, ты слышала?

– Что, мама?

– С вечера к Шумбасовым кто-то в курятник лазил. Такое кудахтанье было – будто кур режут. Или лисица забралась, или еще какой зверь. Я два раза выходила. А Сашка, наверное, в это время уже спал. Не решилась будить его.

Маша расхохоталась. Даже слезы выступили на глазах. Мать осердилась:

– Ты чего заливаешься? Я, может быть, всю ночь не спала. А ей смех! Как тебе, Маша, не стыдно!

– Так это же Сашка сам и взбаламутил курятник. Он клушку ловил. Эх, мама, мама!

– Какую клушку?

– Такую, которую на яйца сажают. Сашкин отец велел ему изловить, чтобы цыплят вывести…

– Тьфу! – возмутилась мать. – Вот несуразный, нагнал на меня страху! И чего это ему вздумалось на ночь глядя? Или днем не смог изловить!

– Не смог. Я сама видела. Куры от него бегали – на мотоцикле не догонишь. Спортивные у них куры!

Мать недоуменно покачала головой.

– Какие еще спортивные? Вот городит. Нy-ка, что он там натворил – проверю.

Тетка Анюта слов на ветер не бросала. Она действительно решила посмотреть, что задумал Сашка. Если уж наседку сажать, то нужно было это раньше. Ну, в мае или июне. Но не в конце же июля. Разве успеют цыплята к зиме подрасти? Одно горе будет, а не цыплята. А Семен тоже хорош! Надоумил ребенка. Разве будет смотреть он за наседкой! Мальчишка и есть мальчишка.

Так думала Анюта, входя к Шумбасовым в сени. На притолоке нашла ключ, открыла дверь, прошла в переднюю. То, что она увидела, сильно озадачило женщину. Посреди комнаты стоял длинноногий петух и одичало смотрел по сторонам. Заметив вошедшую, он загоготал и хотел шагнуть к ней, но веревка, привязанная одним концом к ноге, а другим к ножке деревянной кровати, сильно дернула его. Петух отпрянул назад. В следующее мгновение он снова рванулся вперед и, если б хватило сил, потащил бы за собой и кровать. Но где взять новые силы? И бедняге ничего не оставалось делать, как подчиниться злополучной веревке.

Офтина глянула под кропать. В корзине, наполненной сухой травой, лежали яйца. Они были холодные, но пригретые теплым телом наседки. И, вспомнив вчерашний переполох в шумбасовском курятнике, женщина ясно представила себе, как попал сюда длинноногий петух вопреки своей воле, как Сашка насильно хотел заставить его высиживать яйца. Тетя Анюта тут же отвязала веревку и выпустила петуха во двор.

– Иди гуляй… Свою клушку придется принести. Не пропадать же яйцам!

ГОВОРЯЩИЕ КУКЛЫ

Дед Митрий говорил правду: в Ковляй в самом деле приехал кукольный театр. Сашке рассказали об этом ребята, когда ходил на речку. Он хотел уже идти в Ковляй, да вспомнил: нужно взять с собой Машу.

Она ведь тоже, наверное, не знает, как играют настоящие куклы. Пусть посмотрит. И пусть увидит, что Сашка тоже умеет отвечать добром на добро, что не забыл он о «марсианской» помощи в огороде.

Маша обрадовалась приглашению. Надела новые туфли, которые доставала из шкафа только по праздникам. Стала вертеться перед зеркалом. Ох, эти девчонки! Просто умора. Другое дело – мальчишка. Никакой канители. Да и не любит Сашка в зеркало глядеться. Как-то один раз засмотрелся – семнадцать веснушек на лице насчитал. С той поры больше не подходит к зеркалу. Ну его! Вот, правда, чуб не мешало б поправить. Непослушный у Сашки чуб. Торчком торчит. Будто корова лизнула. Послюнявил пальцы, пригладил чуб, уложил на голове. Потом посмотрел на ботинки. Один ботинок скоро каши запросит. Ну ничего! Можно еще поэксплуатировать. А девчонки есть девчонки. Сашка в этом еще раз убедился, когда пошел с Машей через лес в Ковляй. Увидит она одинокое дерево и начнет: «Ах, клен, ты мой клен, не скучно ли тебе одному?..» Выдумает же! Скучно! И так без конца крутится возле каждого дерева. А в лесу деревьев столько, за целый день не пересчитаешь. Ну, сказала бы: «Здравствуй, друг!» – и все! А то целый разговор заведет. С этими разговорами чуть не опоздали в кукольный театр. Ребятня уже в Дом культуры хлынула. И пожилые идут. Всем хочется посмотреть. Когда были маленькие, они ведь тоже в куклы играли.

И тут Сашка неожиданно увидел деда Митрия. Он был одет в серый костюм, ворот рубашки вышит мордовским орнаментом с кубиками посередине. Рядом со стариком стоял какой-то мальчишка, наверное внук. Он глазел по сторонам и чему-то улыбался. Как показалось Сашке, мальчишка был повыше его ростом, хотя в плечах, пожалуй, Сашка ему не уступал. Вот парень повернулся к деду и что-то сказал ему. Дед Митрий заулыбался. С того дня, как плотницкая бригада закончила коровник и перешла на другой объект («объект» – это так бригадир говорил), Сашка больше не ходил туда на работу и старика не видел. Потому и обрадовался встрече.

– Здравствуйте, дед Митрий! – сказал он.

– A-а, друг мой, плотник! Здорово! – радостно приветствовал его старик. – Как живешь-поживаешь? На кукольников пришел полюбоваться? А это что за голубоглазое диво с тобой? Дочка Офтиной, говоришь? А я сразу-то и не признал. Вон какая вымахала! Любо-дорого! Ну что же мы стоим?! Пойдемте! А это – мой внук, Павлик… Познакомьтесь!

Ребята вошли в зал и уселись рядом с дедом Митрием. Разговорились. Оказалось, Павлик будет учиться тоже в шестом классе. Он умеет играть на баяне. Ему и баян купили. А еще у него есть кролики. И уж что совсем сразило Сашку с Машей: этим летом он ездил с дедушкой в Саранск. Ходили там в картинную галерею, смотрели скульптуры Эрьзи. И по правде сказать, про Эрьзю ни Сашка, ни Маша ничего не слыхали, и Павлик рассказал им, что Эрьзя – это знаменитый мордовский скульптор. Долго жил он в чужих странах. А больше всего в Аргентине. И нашел в этой самой Аргентине такие деревья, твердые, как камень, – квебрахо и альгоробо. Из них-то и вырезал свои скульптуры. Лица, лица, много разных человеческих лиц, и все они будто живые. Кричат, радуются, ужасаются. Даже шепот изобразил Эрьзя.

– А как может дерево шептать? – недоуменно спросил Сашка.

– Дерево шептать не может, да скульптор его заставит, – пояснил Павлик и посмотрел на деда, словно ожидая от него поддержки. – Скульптор резцом его обработает тонко-тонко, и дерево сразу повеселеет.

– Это точно, – подхватила Маша. – Из дерева все делают: и балалайки и гитары. Играй на них хоть громко, хоть шепотом.

Но Павлик не поддержал Машу.

– Балалайка – не скульптура. Балалайка только бренчит струнами. А скульптура, если долго смотреть на нее, будто начинает с тобой разговаривать, как человек. И почему ей больно – расскажет, и почему радостно. Только у Эрьзи мало радостных лиц. Больше всего задумчивых и грустных.

– А почему – задумчивых и грустных?

– А потому, что он долго в чужих странах жил. И тосковал по дому. По России.

– А потом?

– Что потом?

– Так и тосковал?

– Ну, нет. Потом домой вернулся. В СССР. Тоска, она туда зовет, где человек родился.

Разговор ребят прервал артист с голубым галстуком. Он вышел на сцену, весело посмотрел в зал и объявил:

– Начинаем спектакль Мордовского кукольного театра «Аннушка»…

И рассказал, что спектакль этот подготовлен по народной сказке, действие которой происходит в давние-давние времена. Сказка дошла до нас из старины глубокой и до сих пор преподносит добрым молодцам урок, учит жить.

Открылся занавес, и ребята увидели игрушечную комнату. На стуле сидела толстая кукла-тетка в юбке. Глаза сердитые, а нос длинный. Напротив на трех кроватях спали ее толстощекие дочери. А сбоку, опустив голову, стояла худенькая девочка с челкой надо лбом. Это была Аннушка – сиротка. За кусок хлеба Аннушку заставляли таскать дрова, стирать белье, мыть посуду. А чтобы быстрее работала, били. Вот злая хозяйка приказывает ей соткать за одну ночь своим ленивым дочерям шерстяные платки. Аннушка плачет. Как за одну ночь сделать это? Но ей помогают добрые звери. В другой раз хозяйка приказала за ночь сшить три платья, а потом – три шубы. Звери сделали и эту работу, но здорово рассердились на злую хозяйку и помогли Аннушке бежать от нее. Пусть ее толстые дочери сами работают!

Куклы неуклюже, по-чудному передвигались по сцене, будто не шли, а плыли, размахивая руками. А когда какая-нибудь из них раскрывала рот, то слышался человеческий голос. Куклы разговаривали. Все это было так необычно и интересно, что ребята сидели словно завороженные.