Текст книги "Соседи"

Автор книги: Анатолий Тяпаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Сашка взглянул на то место, где они потерпели кораблекрушение, и замер от удивления: по реке плыло что-то похожее на черный чурбак. Несколько мгновений «оно» продержалось на воде, и вот уже ничего не видно, наверно, ушло под воду.

– Павлик, а это не сом перевернул «Альбатрос»? – спросил вдруг Сашка, все еще глядя на то место, где скрылся под водой черный предмет. – Кто-то снизу вроде подтолкнул наш плот…

ХРАБРЫЙ ЗАЯЦ

В то время, когда мальчишки сушили на берегу Парцы свою одежду, Сашкин отец бродил по лесу. Скучно дома одному сидеть. Хотел пойти в свою плотницкую бригаду, да еще сильно хромает – не дойдет. Ходил он по лесу, опираясь на палочку. Ходил и смотрел на деревья, на траву, прислушивался. Тихо вокруг. Птицы уже не поют. Осень чуют.

У опушки леса заприметил зайца. Стоял косой под березой, навострив уши. Такой глазастый – просто загляденье! Семен даже дышать перестал, стал пятиться, боясь вспугнуть зайца. Косой, однако, почуял человека и дал стрекача.

«Улизнул! – с сожалением покачал головой Семен и погрозил пальцем в ту сторону, куда скрылся беглец. – Счастье твое – нет у меня с собой ружья». Но не успел Семен пройти и сотни шагов, как тот же ушастый снова стоял перед ним. Вылупил глаза и смотрит.

Прихрамывая, Семен побежал домой. Сиял со стены ружье. Стал искать патроны. Куда же они подевались? Открыл стол – нет. Переворошил в шифоньере все содержимое – нет.

– Сашка! – крикнул Семен и только теперь вспомнил, что сына дома нет.

Шумбасов-старший разозлился не на шутку. Первым делом попало клушке. Схватил ее за крыло и выбросил на улицу. Нечего зря глотку драть!

Затем вызвал на допрос Йондола:

– Где патроны?

«Гав! Гав!» – ответила собака.

– Не знаешь? А кто же знает? Вот и доверь вам с Сашком охрану дома! Кто стащил патроны?

Йондол заскулил, поджав хвост, закрутился на одном месте и вдруг, присмирев, посмотрел прямо в глаза хозяину.

Семен дал собаке понюхать ствол ружья. И, открыв дверь, попытался вытолкнуть пса из дома.

Но собака не послушалась. Она забегала взад-вперед и затем кинулась к печке, встала на задние лапы, нюхая воздух.

Семен залез на печку. Патроны были завернуты в тряпку и лежали в углу у стены. Но это были уже не патроны, а пустые гильзы. По обожженным краям Семен понял, что стреляли совсем недавно. И он разозлился пуще прежнего. Чтобы как-то успокоиться, открыл шкафчик, хотел глотнуть из длинношеей бутылки, но ее не было. Это окончательно вывело из себя Семена. Он схватил кочергу и хотел огреть ею Йондола, но тот быстро понял, чем дело пахнет, и юркнул в открытое окно.

«Это они, соседи, натравили Сашку против меня, – думал Семен, гневно сжимая кулаки. – Обождите, я проучу вас, проучу…» Постояв немного, он закрыл шкаф и отправился к соседям.

Анюта Офтина была дома, сидела за машинкой, что-то шила. Дочка ее Маша на диване читала книжку.

Не поздоровавшись, Семен сердито бросил:

– Не вы ли это научили моего Сашку патроны попусту транжирить? А? Меня дома нет, так вам все можно?! На огороде вон картофельную ботву скосил. Всю подчистую! Это вы надоумили? Сашке не пришло бы в голову… Чего смеетесь? Как только положили меня в больницу, стали командовать парнишкой. Не позволю! Понятно?

– Семен Григорьич, вначале поздоровался бы. А ты сразу ругаться, – сказала Анюта Офтина, оставив машинку. – Сядь, Семен Григорьич. И давай говорить спокойно. Без крику.

Шумбасов-старший растерялся. Не знал, куда девать свои большущие руки. Опустил их вдоль туловища, как провинившийся ученик. Сколько помнит он себя, все называли его просто Семеном. А тут, смотри-ка: «Семен Григорьич!» И кто так сказал? Та самая соседка, которой он столько злых слов наговорил!

Семен недвижно стоял посреди комнаты, а соседка рассказывала ему, как Сашка жил у них, пока он лежал в больнице. По ее словам выходило: мальчишка ничего плохого не сделал и против отца его никто не настраивал. А о патронах она ничего не знает.

Маше не нравилось, что Сашкин отец так грубо разговаривал с матерью. Хотела за это обозвать Семена Бармалеем, да сдержалась и сказала, как и мать:

– Семен Григорьич, Сашка сам пострелял патроны. Никто его не заставлял. С каким-то парнем в овраге бабахали.

– С каким парнем?

– Не знаю я его. Должно быть, Сашкин дружок.

Мать и дочь Офтины не ругали Сашку, но и не хвалили за озорство. Они согласились с Семеном Григорьевичем, что, мол, напрасно Сашка картофельную ботву скосил, да и патроны без разрешения отца не следовало бы расходовать.

Семен пришел домой растроенный. Когда появился Сашка, набросился на него, стал ругать и за патроны, и за то, что он выбросил его бутылку. А еще сказал, чтобы поменьше слушался чужих людей, таких, как соседка Анюта. Раньше, пожалуй, он задал бы сыну трепку, а теперь ругать ругал, а рукам воли не давал. Изменился Сашка. Смотрит строго, глаза сверкают. Видно, там внутри у него все перечит отцу.

– Папа, прошу тебя, тетю Анюту не трогай, – говорит, – она хорошая. А если обижать будешь, то…

– То – что?

Сын не ответил. Но Шумбасов-старший понял, что с нынешнего дня с соседкой ему бороться придется одному.

После крутого разговора с сыном Семен вышел из дома хмурый и злой и, прихрамывая, зашагал куда-то по тропинке. А к вечеру вернулся пьяным. Подходя к дому, погрозил кулаком в сторону Офтиных.

ОДНАЖДЫ УТРОМ

Сашка во дворе учил своего Йондола ходить на задних лапах, а Маша в это время сидела дома за столом и пила молоко. Поэтому Сашка первым увидел машины. Впереди шла «Волга», а за ней грузовик. Машины остановились у дома Анюты Офтиной, из «Волги» вышли двое мужчин. Один из них был дед Митрий, а второй – Сашка сразу узнал – был председатель колхоза Иван Семенович. Из кабины грузовой машины вылез Павлик.

Маша выскочила на крыльцо.

– Мать дома? – спросил Иван Семенович.

– Дома…

– Позови-ка ее!

Анюта Офтина вышла и с удивлением посмотрела на приехавших.

– Заходите, заходите! Чего на улице стоите?

– Вот что, Анна Даниловна, – сказал председатель и снял шляпу, хотя на улице и не было жарко. – Мы не в гости приехали, мы приехали за вами. Собирайтесь…

– Куда собираться?! – еще больше удивилась Офтина.

– В Ковляй. В новом доме будете жить.

– Как это в новом доме?

– А вот так, собирайте вещи…

– Поможем вам погрузиться… – вмешался в разговор дед Митрий. – Барахло ваше быстро перетаскаем.

Пока мать раздумывала, Маша сбегала домой за учебниками. Сашка и Павлик вынесли к машине ее пальто и картину «Аленушка и Серый волк».

Семен появился, когда на грузовую машину уже поднимали шифоньер Анюты Офтиной. Шумбасов-старший отсутствовал с самого утра и вот теперь, придя домой, никак не мог понять, что происходит у соседей.

– Помоги же! – крикнул дед Митрий.

Семен схватился за шифоньер, помог водрузить его в кузов, но продолжал смотреть на всех с недоумением.

– Прощай, Семен Григорьич, – сказала ему Анюта Офтина, проходя мимо. Она несла к машине какой-то узел.

– Как прощай? – не понял Шумбасов.

Ему ответил председатель:

– На центральную усадьбу Анну Даниловну забираем. Там жить будет. Ты тоже с сыном собирайся, скоро переселяться будете. Дом готов…

Семен запротивился:

– Я никуда отсюда не уеду.

Иван Семенович усмехнулся:

– Не можем вас одних оставить. Куда все – туда и ты должен. Радоваться нужно: в новом доме и водопровод и газ. Короче, завтра ваш черед. Будьте наготове.

Семен ничего не ответил.

Сашка поехал провожать соседей. Он вместе с Павликом сидел в кузове грузовой машины, среди вещей семьи Офтиных. А впереди ехала «Волга», в которой были председатель Иван Семенович и доярка тетя Анюта с дочерью Машей. Маша грустно махала вслед родному старому дому, деревьям, которые убегали от нее все дальше и дальше назад, шептала про себя: «Прощайте, когда-то теперь увидимся с вами».

В НОВОМ ДОМЕ

В новом доме для Маши все было непривычно. На землю смотри сверху, со второго этажа. На улицу выходи только через дверь. Через окно нельзя, а то полетишь. А как дядя Виктор Петрович в городе на седьмом этаже живет? Пожалуй, и птица не всегда долетит до седьмого. Здесь вот ласточки так и кружатся, так и кружатся перед окнами. А вот чья-то коза по улице идет. Если с седьмого этажа на козу посмотреть, пожалуй, не больше таракана показалась бы. А со второго коза как коза. Что ни говори, а второй этаж лучше – он ближе к земле. Две лесенки перебежишь, и дома, в своей квартире. Комнаты не сравнить с деревенскими. В одной на стенах обои синего цвета, в другой – зеленого. А кухня – просто чудо! Повернешь ручку плиты, поднесешь спичку, синий огонек вспыхнет. Кипяти, вари чего хочешь! Вымыться нужно – включай газовую колонку и лезь в ванну. Горячая вода как родник зажурчит.

А купаться Маша на Парцу ходит. Только не к Черному омуту, где большущий сом ребятишек пугает, а к песчаной косе, где плавать и загорать хорошо. С ковлянскими девчонками подружилась Маша. Вот еще бы сюда и Сашку! С ним куда угодно можно пойти, не заблудишься.

Четвертый день уже идет, как переехала Маша с матерью в Ковляй. Сашка, конечно, проводил их, вещи помог перетащить из машины в квартиру. А когда стал уходить, черные его глаза сделались печальными. «Маша, я буду приходить в Ковляй, – сказал он. – Пять километров пустяк». И ушел быстро-быстро, один раз только оглянулся.

«Буду приходить»! А сам больше и не показывается. Наверное, отец не отпускает.

На речке Маша встретила Павлика, и тот рассказал, что он утром ходил в Поюнал к Сашке, а дом у них, оказалось, закрыт на замок. Куда-то ушел с отцом.

– А зачем ходил? – спросила Маша.

– А так. Соскучился.

Маше хотелось сказать: «Я тоже соскучилась по Сашке», но прикусила язык. Скажешь, а Павлик что подумает? Пусть уж сама только об этом знает. А может быть, и не соскучилась еще? Всего три дня прошло, как расстались. Не три года. Но одна мысль не давала покоя Маше. А что, если Семен с сыном в другое село жить уедут? Или даже в город? Семен всякое может учудить. Если Сашка с отцом куда-нибудь насовсем перебрался, то Маше без него придется и в школу ходить. В шестом классе Ковляйской школы одним учеником меньше станет. А не хотелось бы… О чем только думает председатель Иван Семенович? Зачем оставил Шумбасовых одних в лесу? Сразу, не откладывая, надо было бы и их захватить.

Маша думала и думала о Сашке. Павлик стал рядом и рассказывал об африканских страусах, о том, какой длины у них ноги и крылья, чего они едят. Павлик всегда такой. Начнет говорить о ком-либо из знакомых, и вдруг переходит к лягушкам, к птицам, к ужам. Маша так не может. Если уж речь зашла о Сашке, то разве можно думать и говорить о каких-то страусах? Человек есть человек. Когда думаешь о человеке, то хочется его видеть. Хорошо бы сейчас, немедленно побежать в Поюнал и самой убедиться, дома Сашка или нет. А может, Павлик наврал? Может, что-то перепутал? И Маша учинила допрос:

– Сашкина собака дома?

– Собаки нет.

– А куры?

– Кур я не видел.

«Значит – все-таки уехали…» – подумала Маша, и глаза ее стали грустными. Нет, она должна немедленно сама во всем убедиться.

Расставаясь с Павликом, Маша побежала домой, вместо туфель надела на ноги легкие босоножки и сразу же отправилась в Поюнал.

Дойдя до леса, Маша замедлила шаг. Одной как-то страшновато в лесу. Кто защитит тебя, если зверя встретишь? Вся надежда – на себя. Нашла сухую дубовую палку: как-никак оружие!

Шагает Маша по лесной тропинке, здоровается с каждым деревом. И о страхе позабыла. Особенно березы привлекают ее внимание. Засмотришься на их стволы и, кажется, видишь на бересте всякие фигурки: то медведь лежит, то заяц удирает, то еще какой зверь… Вроде кто черным по белому рисовал!

Где-то впереди кукует кукушка. Шагает Маша в сторону кукушки, но ее голос уже доносится из другого места. А что, если на каждом дереве по кукушке?! Одна перестала куковать, начала другая.

Не заметила Маша, как кукушки до Поюнала ее довели. Довели и перестали куковать. А может быть, устали? И отдохнуть ведь нужно!

Подошла Маша к дому Шумбасовых – дверь на замке. Неужели и правда насовсем уехал Сашка с отцом? А сарайчик закрыть забыли. Заглянула внутрь – ни собаки, ни кур. Выходит, Павлик не соврал.

Со двора Шумбасовых Маша пошла к своему дому. Три дня уже прошло, как сошла она с этого вот крыльца, а все вокруг такое же, ничуть не изменилось. Так же смотрят на Машу глазастые окна. Так же спят, прижавшись друг к другу, бревна старых стен. Спят и не знают, что хозяевам они больше не нужны, у хозяев имеется другой дом. Стены того дома сложены из кирпича, и они никогда не сгниют. Ах, если бы знал старый дом, что скоро его разломают на дрова, сожгут в печке, и останется от него лишь зола…

Старый дом этого не знал и поэтому стоял спокойно. Маша знала, и по ее лицу катилась слеза. Три дня тому назад, когда она уезжала в Ковляй, ей вовсе не жалко было оставлять свой старый дом. Теперь же, усевшись на знакомое резное крыльцо, она вдруг загрустила. Вспомнила, сколько раз на этом крыльце встречала летние вечера! Сколько раз отсюда смотрела на небо и считала звезды!

И еще вспомнилось Маше, как была она совсем маленькой. Лет двух, не больше. Посадила мать ее на лужайку перед домом и сказала: «Поиграй, доченька, со своей куклой, а я с грядок огурцов нарву». Ушла мать в огород, а Маша кукле и говорит: «Пойдем в лес, ягодок поищем». Кукла молчит, лишь глаза таращит. Взяла ее Маша за руку, а у куклы ножки не идут, как будто прилипли к земле. «Ах, ты не хочешь! Ну и оставайся!»

И отправилась Маша одна в лес искать землянику. Что найдет – в рот. Сладка ягода! Чем дальше, тем больше ее. Лишь поспевай собирать. А когда вдоволь наелась, про мать вспомнила. Где она? И куклы нет. Куда ни повернется Маша, всюду одни деревья. Заплакала она, стала звать: «Ма-а-м-а». И впервые тогда услышала голос леса. Шумел лес, будто выкликал: «Маша! Где ты?» Не успела она слезы на щеках вытереть, как видит, мать бежит. Схватила Машу и обнимает, целует. Успокоилась Маша и спрашивает ее: «Мама, а кто это кричал: «Маша, где ты?» – «Зайчик, доченька, кричал. Зайчик». – «А почему кричал?» – «Зайчонка своего потерял, доченька. Любимого зайчонка».

Маше стало жалко зайчонка, которого потеряла мама-зайчиха.

Когда повзрослела Маша, стала понимать, что звери не умеют кричать. Но стоило ей лишь вспомнить тот день, и перед глазами вмиг возникал несчастный зайчонок. Чудилось, будто по лесу бегает его мама, ищет сыночка и кричит: «Эй, где ты?»

Сколько ни сиди на любимом крылечке, а домой идти надо. «Прощай!» – сказала Маша старому дому и отправилась обратно в Ковляй. Не успела она выйти на тропинку, как навстречу – одна за другой – три курицы. Одна – с куцым хвостом. Сразу угадала: шумбасовские.

– Где ваши хозяева? – спросила Маша кур.

Куры, косо поглядывая на девчонку, прошмыгнули мимо, даже не кудахтнули в ответ.

И тогда Маша пошла в долину трех берез. Березы, как всегда, встретили ее шепотом своих листьев, светились на солнце их белые стволы, ярко зеленели макушки. Но, заметила Маша, некоторые листочки уже стали покрываться желтизной, золотиться. Скоро, скоро осень придет!

– Березы мои, березы, – сказала Маша, – я теперь живу в Ковляе, далеко от вас. Но вы не горюйте, я буду приходить к вам. Там, в Ковляе, все не так, как здесь, и нам с мамой приходится привыкать. Это трудно – привыкать…

Потом Маша спросила у берез, не видели ли они Сашку, того черноглазого мальчишку, отец которого не хочет переселяться в Ковляй. Рассказала Маша березам и о том, что ее мать получила от отца письмо:

– Папа зовет, чтобы мы ехали к нему насовсем туда, где земля покрыта вечными льдами. «Я, – пишет, – теперь живу один». Мама и меня спрашивает: «Поедешь, дочка?» Я сказала – не поеду. Он нас обманул. «И я, – говорит мама, – не поеду». Вот так-то, березки…

ОТШЕЛЬНИКИ

Председатель Иван Семенович не забыл своего слова и на второй день после переезда Офтиных послал две машины за Шумбасовыми. Сашка, увидев машины, обрадовался и стал собирать вещи, а отец заупрямился. Не поеду – и все! Здесь, говорит, родился я, здесь и проживу свой век. Вот ведь какой человек!

Услышал про это председатель Ивам Семенович и здорово обиделся. Он назвал Сашкиного отца отшельником, который не хочет жить вместе с народом, а хочет один в своей скорлупе существовать, А еще переживал председатель, что порожняком гоняли машины, бензин впустую жгли.

Стыдно Сашке за отца, да что делать? Не поведешь ведь его, как бычка, на веревочке в Ковляй. Уехать одному. Но как бросить отца?

Ходит Сашка вокруг своего дома, ходит, будто что-то потерял.

– Чего ищешь? – спрашивает отец.

– «Карабалу».

– Это еще кто такой?

– Книжка так – «Карабала» – называется. Казахский писатель написал.

– А почему вокруг дома ищешь? Или ноги завелись у книжки?

Часом позже Сашка спрашивает у отца:

– А ты чего потерял?

– Я ничего не потерял.

– Зачем тогда ходишь по тропинке? Семь раз уже прошел взад-вперед.

– Что за мной следишь? – рассердился отец. – Или делать нечего? Если так, я найду тебе дело. Пойдем-ка…

Семен быстро вошел в сени и тут же вернулся с пилой в руках. Кряхтя, поднял тяжеленное бревно, положил на «козла».

– Давай пилить. А то чем зимой топить будем? Да и сидеть без дела толку мало. Труд создал человека. Слыхал ведь об этом? Без работы человеком не станешь…

Пила врезалась в бревно, прошила дерево своими зубьями, образуя ровные срезы. Чурки отваливались и падали на землю, как бочонки. Семен отшвыривал их в сторону, клал на «козла» новое бревно. Хорошо пилить острой пилой! Но руки все-таки не железные, все равно устают. Через некоторое время, сев на чурбак отдохнуть, Сашка спросил:

– Папа, а мы с тобой от какой обезьяны произошли? От гориллы или от шимпанзе?

Вопрос сына застал Семена врасплох. Он задумался.

– А которая из них красивее?

– Они, папа, обе красивые. У гориллы только голова очень большая, как вот этот чурбак. А у шимпанзе голова поменьше, как у овцы…

– Значит, мы от шимпанзе, – заключил Семен.

– А ты откуда знаешь?

– Разве твой отец неграмотный! Девять классов когда-то закончил. В средней школе учился…

– А почему не десять? – допытывался Сашка.

– Почему! Почему! – вспылил отец. – Очень много хочешь знать. Некогда было мне кончать десятилетку, в колхозе работал. А ну-ка возьми пилу! А то до вечера не распилим…

Весь этот день они пилили дрова, а назавтра Семен позвал Сашку в лес собирать сушняк, который они потом вдвоем подвозили на тачке к дому. Видать, отец всерьез задумал остаться жить в лесу, стать отшельником. А как же без соседей? Маша с матерью в Ковляе. Счастливые, они среди людей, а Сашке тут пропадать одному, да?

Думал Сашка, думал – и учудил. Вдруг исчез. Отец целый день как угорелый бегал вокруг дома, по лесу, искал, волновался. А Сашки нигде не было, как в воду канул. Здорово напугался Семен. Мало ли что могло случиться. В лесу зверья хватает. А то и заблудиться мог.

Домой Сашка вернулся к вечеру. Улыбается. А отец чуть не плачет.

– Где был?

– В Ковляй ходил.

– А почему ничего мне не сказал?

– Я хотел сказать, да не успел.

– Как не успел?

– За курами побежал.

– Куда побежал за курами?

– В Ковляй… Они туда сами удрали. Хотел их обратно повернуть, а они не послушались…

Семен подозрительно посмотрел на сына, у него сильно чесались руки, хотелось найти ремень и отстегать Сашку, но он вспомнил свои дневные волнения и, сдерживая гнев, спросил:

– А цыплята где?

– Цыплята тоже… тю-тю… за курами.

Отец почесал затылок и больше не стал ни о чем спрашивать.

ЧЕЙ ЭТО ПЕТУХ?

Почти неделю Маши не было дома, ездила в соседнее село к бабушке. Приехала оттуда вечером. Мать накормила дочь ужином, уложила спать: ведь завтра рано вставать. Их, школьников, поведут на колхозный огород огурцы собирать.

Легла Маша на кровать и скоро уснула. Сколько спала – кто его знает, но только разбудил ее петушиный голос. Своими ушами слышала, как под окном петух прокричал. Но петух, по голосу, не свой, а вроде бы шумбасовский. Откуда он тут взялся? Маша сбросила с себя одеяло, спустила ноги на пол.

– Ты почему не спишь? – спросила мать, заглянув в комнату.

– Чей это петух?

– Спи… Рано еще.

Накрыв дочь одеялом, мать ушла к себе, а Маша долго возилась, думала, откуда мог взяться здесь шумбасовский петух. И только утром, когда она проснулась окончательно, мать объяснила, в чем дело. Если бы она сказала, что на землю опустились марсиане, дочь удивилась бы не меньше, чем тому, что она услышала. Оказывается, в соседней квартире живут Шумбасовы. Сашка и его отец. Как рассказала мать, Сашка вначале притащил в мешке в Ковляй своих кур, а потом привел отца, и председатель Иван Семенович поселил их рядом с Офтиными, а для кур выделил сарайчик.

Маша обрадовалась: Сашка тут, приехал! А мать хмурится, недовольна, что Семен Шумбасов снова оказался соседом.

– Опять будет скандалить, – говорит она, готовя на плите завтрак. – В лесу хоть никто не слышал его, а здесь на все село раскричится. Стыдоба!

– Не раскричится! – уверенно сказала Маша. – Здесь быстро отучат его от плохих привычек.

После завтрака Маша зашла к соседям, надеясь увидеть Сашку и вместе пойти на работу. Но Сашки дома не оказалось. В новой квартире Шумбасовых, где было, как и у Офтиных, две комнаты и кухня, хозяйничал сам Семен. Мокрой тряпкой он усердно возил по полу.

– А Сашка где? – спросила Маша.

– Ушел в колхоз на работу. Корзину взял и ушел…

Маше стало немного обидно, почему Сашка не зашел за ней.

Но, подумав, смекнула: Сашка тут не виноват. Он ведь не знал, что она приехала от бабушки.

Маша взяла корзину и тоже побежала на колхозное поле. Она еще издалека увидела ребят, собирающих огурцы. Маша радостно поздоровалась и присоединилась к товарищам. Наполнив корзинку доверху, она понесла ее к машине, что стояла поодаль у шалаша. Корзина большая, тяжело нести. И вдруг Маша почувствовала, что ноша стала легче. Оглянулась и увидела Сашку. Он поддерживал ее корзину снизу и улыбался. Когда дошли до машины, Сашка помог Маше высыпать огурцы. Потом предложил:

– Возьми мою корзину, а свою отдай мне. Моя меньше. Легче тебе будет…

Вот ведь каким стал Сашка! Сосед есть сосед! Здесь, в поле, встретили и Павлика. Он то и дело носился со своей корзиной от грядок к машине и обратно. Увидев Сашку и Машу, обрадовался, помахал им рукой.

Когда ребята нагрузили машину огурцов, их отпустили домой. День был в самом разгаре. Хоть и прохладный, но ясный и безоблачный. Павлик позвал Сашку и Машу на птицеферму, которая находилась недалеко от села на пригорке.

– С Егором Васильевичем, заведующим, вас познакомлю, – сказал он. – Егор Васильевич на войне летчиком был.

– Дядя Егор! – крикнул еще издали Павлик, завидев мужчину в белом халате возле входа в птичник. Тот, услышав свое имя, остановился.

– Тебе чего, Павел?

– Здравствуйте, дядя Егор. Вы Шумбасова Семена знаете?

– Знаю… А то как же!

– Это его сын Сашка! – показал Павлик на своего товарища. – Они с отцом недавно из Поюнала переехали. А это их соседка – Офтиной Анны дочь, Маша.

Мужчина в белом халате помолчал, разглядывая Сашку и Машу, потом улыбнулся, и на его полном лице разгладились все морщинки.

– И далеко вы направляетесь? – спросил дядя Егор.

– Мы никуда не направляемся, – ответил Павлик за себя и за товарищей. – Мы, дядя Егор, к вам пришли. Мы в поле огурцы собирали, а теперь вот… сюда решили.

Павлик снял с плеча корзину, поставил на землю.

– Вот что, ребята, – обрадованно сказал заведующий фермой, – а вы будто знали, явились ко мне вовремя. Пора кур кормить. Помогайте!

Егор Васильевич повел друзей к деревянному сараю, открыл дверь. Ребята набрали в корзины комбикорму, понесли его к кормушкам. Куры тут же набросились со всех сторон, стали шумно клевать. Один длинноногий петух с высоким красным гребешком упорно теснил петуха поменьше, и когда тот не отступился, бросился на него так, что только перья полетели.

– А ну, поймайте-ка этого драчуна, – сказал заведующий фермой.

Но петух оказался хитрым, никак не давался в руки ребятам. Наконец, улучив момент, они загнали его в угол и обхватили с двух сторон.

– Это что за война с курами? – раздался грозно-веселый бас председателя колхоза Ивана Семеновича. Ребята и не заметили, как к птицеферме подъехала «Волга», и из нее вышли двое – Иван Семенович и с ним какой-то худощавый мужчина в очках, с портфелем в руке.

Заведующий фермой смутился:

– Да вот петух-драчун тут у нас завелся, – сбивчиво объяснил он, принимая из рук ребят вояку. – Решили на время кормления изолировать его.

– Ну-ну, только потом накормить не забудьте своего драчуна, – засмеялся Иван Семенович. И тут же, посерьезнев, представил заведующему мужчину в очках. – Познакомься, Егор Васильич! Это – Виктор Петрович Ченакаев, кандидат сельскохозяйственных наук… С тобой будет работать. Науку, так сказать, в практику внедрять. Дело большое, ответственное, так что уж ты того… помоги.

Мужчина в очках поздоровался со всеми. Мальчикам только кивнул, а Маше, как взрослой, подал руку и назвал ее по имени. Потом он повернулся к председателю и заведующему фермой, завязался разговор о делах.

Ребята почувствовали себя лишними, взяли корзины и зашагали домой.

По дороге мальчишки расспрашивали Машу о кандидате наук Ченакаеве; он ей как-никак свой человек, дядя, за руку с ней поздоровался. Но что она могла рассказать? Давно сама его не видела. Тогда Павлик стал рассказывать о Егоре Васильевиче. Оказывается, дядя Егор во время войны летал на боевом самолете. За храбрость награжден тремя орденами и четырьмя медалями. Но у Сашки никак не укладывалось в голове: если дядя Егор летал на боевом самолете и бросал бомбы на фашистов, то почему теперь он возится с курами?

Павлик тоже не мог объяснить, почему дядя Егор на куриной ферме работает. А вот почему на самолете теперь не летает – сказал: у Егора Васильевича ранение в обе руки. Фашисты сбили его самолет, и он, раненный, с трудом добрался до своих. С тех пор и не водит самолет.

Сашка задумался: летчик! Как это прекрасно! И вот мысленно он уже видит себя летчиком. Летит на боевом самолете. Внизу враги черной стеной идут. И Сашка разворачивает свой самолет прямо на врагов и косит их из пулемета.

КАНДИДАТ НАУК

Через несколько дней Маша сообщила Сашке, что ее дядя – ученый Ченакаев оставил городскую квартиру и будет теперь жить в колхозе, пока не наладит здесь куриное хозяйство по-научному. Это хорошо, что в колхозе теперь свой ученый. Одно огорчало Сашку – ученый этот куриный. Обидно.

Раньше Сашка думал так. Если человек ученый, то его дело смотреть через громадный телескоп на звезды или искать в земле останки древних динозавров и ихтиозавров. А об ученых, которые курами занимаются, он ничего не знал. Послали бы на эту должность Сашкиного отца, он бы, пожалуй, лучше справился. Он ведь любит за курами ухаживать.

Немного успокаивало Сашку лишь то, что Ченакаев, по словам Маши, хочет вывести таких кур, которые будут давать в год до трехсот яиц.

Сашка хоть и любит есть яйца, но если вдруг станет ученым, то с курами возиться не будет. Пятнадцать цыплят он вывел уже. С него хватит! Если доведется сделаться ученым, то хорошо бы полететь с экспедицией в Антарктиду или на исследование нового камчатского вулкана. Задумался об этом Сашка и тут же представил себя летящим на вертолете с бородатыми академиками. Вот смотрит он в окно, а внизу извергается вулкан, выбрасывая горячие камни и раскаленный пепел. Страшновато, конечно, лететь над вулканом, когда он «работает». Трахнет по винту вертолета камнем, вверх тормашками полетишь. Но Сашка не трус, он не будет показывать перед академиками, что ему страшно. Он нацелит свой бинокль прямо в огненную пасть вулкана.

Вот каким героем можно почувствовать себя, если по-настоящему помечтать! А с курами, конечно, не помечтаешь. С курами какое геройство!

Когда Сашка рассказал об ученом Ченакаеве отцу, тот очень удивился, а потом спросил:

– А сколько времени будет жить Ченакаев в Ковляе?

– Пока каждая курица не снесет в год триста шестьдесят пять яиц, – не моргнув глазом, ответил Сашка.

– Ты не смейся, а толком говори, – рассердился Семен на сына.

– Я, папа, не смеюсь. Ченакаев – ученый. У него куры могут сколько хочешь яиц снести. Он с дядей Егором теперь работает. Какой-то рацион придумали вместе. И столько в этих новых кормах витаминов, что куры каждый день растут и каждый день несутся. Не веришь, папа? Сходи посмотри. И лампы повесили над курами. Ночью тоже светло должно быть в птичнике…

– Хе-хе-хе, – рассмеялся Семен. – Если и ночыо держать кур при свете, ослепнуть могут. Тогда не только триста, даже десять яиц не даст курица. Хе-хе-хе, тоже ученый нашелся! Моя бабушка, бывало, семьдесят яиц от каждой несушки брала в год, а ученой себя не считала. Ченакаев же, вишь ты, – ученый! Хе-хе-хе! Драчун он, а не ученый. Вместе со мной в одном классе учился. Сколько раз драться ко мне лез! Я б такому не дал ученого звания.

– Папа, а почему Ченакаев с тобой дрался?

– Почему! Почему!.. Я всегда смеялся над ним. Он с малых лет в очках ходил. Очкариком я его дразнил. А он с кулаками на меня.

Семен задумался, потом неожиданно спросил:

– А где жить устроился Ченакаев?

– На Старой улице у одной старушки. А потом ему квартиру дадут рядом с нами.

– Где рядом с нами?

– Да вон в том доме, который строится…

Сашка посмотрел в окно на строящийся дом. Стены ого поднялись уже в рост человека, вокруг были навалены кирпич и доски.

Семен тоже посмотрел в окно. По смотрел он не на дом, а куда-то в небо, на звезду, что ярко горела у горизонта. Сашка хорошо знает: если долго смотреть на звезду, то в голову всякие смелые мысли приходят. Сверкает звезда и будто подмаргивает, и совсем близкой кажется. А попробуй доберись до нее! Не один год на космическом корабле нужно лететь. Наверное, и отец об этом думает. И представилось Сашке, что его отец сел в космический корабль и полетел к звездам. А может быть, не сел бы отец в космический корабль? Страшновато в такую даль летать. Кто знает, какие существа могут обитать на звездах и далеких планетах? А если там страшные звери встретятся, тогда что? Неужели отец испугался бы каких-то зверей? Он же храбрый! В детстве, как он сам рассказывал, даже лягушек не боялся, брал их руками. А теперь и вовсе не маленький. Чего бояться!

В ШКОЛЕ

В школе начинались занятия, и Сашке некогда стало возиться с Йондолом. А чтобы собака зря не шаталась, сделал ей на берегу Парцы-реки домик. Уходя в школу, Сашка сказал Йондолу:

– Оставайся здесь. А мне учиться надо. Новый предмет в шестом классе будем изучать – алгеброй называется. Не знаешь, что такое алгебра? «А» плюс «В» равняется «С». Понял? Это тебе не арифметика: дважды два четыре. Тут соображать надо. Оставайся, Йондол. А если вдруг заметишь большущего сома, беги за мной в школу. Буду на уроке, полай в окно – я сразу пойму, в чем дело. Ты только громко полай. Учитель, наверное, отпустит ловить сома. А может, и сам побежит с нами.