Текст книги "Командир Разведгруппы. За линией фронта"

Автор книги: Анатолий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

«Дети Гиммлера», выращенные в программе «Лебенсборн», пришли во власть и управляют не только финансовыми потоками, но и политическими и идеологическими комбинациями во всем мире.

«Во время Великой Отечественной войны, – писал в газете «Ступени» № 21 2008 года исследователь этой проблемы Рудаков, – перед захватом Харькова немецкая агентура собрала все сведения о девушках определенного типа внешности, проживавших в городе. И как только дивизия СС вошла на территорию Харьковской области, зондеркоманды на мотоциклах объехали все адреса, собрали всех этих девушек в определенном месте и отдали в распоряжение элитных подразделений СС.

Детей, родившихся от этого и подобного ему контактов, немцы вместе с матерями переправили в Германию, где им делалось переливание плазмы крови, предварительно заговоренной. Вот из этих малышей и растили будущую новую расу… В момент расцвета (гиммлеровского ведомства. – Авт. ) у СС было 117 замков, где проходило воспитание этих детей… замки были построены на местах силы – то есть в местах выхода энергии, оказывающей мощнейшее воздействие на человека, его психику и способности…

После войны новые немцы ушли на запасные базы в Латинской Америке, на Ближнем и Среднем Востоке и в Средиземноморье».

Действительно, в этих краях после сорок пятого года появилось много полузакрытых и закрытых немецких колоний с замками, окруженными неприступными бетонными заборами. Нельзя исключать того, что там прятались и крупные фашистские военные преступники. Тому подтверждение выход израильской разведки на Эйхмана, его задержание и этапирование в Израиль для суда.

Со слов Судоплатова, в 1942 году Сталин получил письмо от молодого ученого-физика, специалиста по ядерным реакциям, будущего академика Флёрова, который обращал внимание на подозрительное отсутствие в зарубежной прессе с 1940 года открытых научных публикаций по урановой проблеме, а это, по его мнению, свидетельствовало о начале работ по созданию атомного оружия в Германии и других странах. Флеров предупреждал, что немцы могут первыми создать атомную бомбу.

В этот же период от нашей резидентуры, действовавшей в оккупированном Харькове, в состав которой входил и Святогоров, пришло сообщение, что бывший советский политэмигрант Ф. Хоутерманс прибыл в Харьков с какой-то специальной, секретной миссией. После уточнения через агентуру цели его визита стало ясно – предатель прибыл для получения дополнительных данных в украинском головном физико-техническом институте об использовании в военных целях советских исследований по проблемам ядерной энергетики и, в частности, урана.

Хоутерманс в этот период становится фактически одним из руководителей харьковского физико-технического института.

Кроме всего прочего агентура проинформировала чекистов, что предатель прибыл в Харьков облаченным в «эсэсовскую форму».

Об этих материалах были срочно проинформированы наши ученые-ядерщики в лице Капицы и других специалистов по расщеплению урана.

Есть все основания полагать, что к добыванию этих материалов приложил руку и разведчик Святогоров, у которого была на связи в Харькове именно в это время агентура, близко стоящая к научной сфере.

* * *

Несколько слов хочется сказать о забытом современниками «минном боге» минувшей войны полковнике Илье Григорьевиче Старинове (1900–2000), о котором у Александра Пантелеймоновича сохранились самые яркие воспоминания. С ним он общался до последних дней жизни своего учителя.

Родился Илья Григорьевич в селе Войново Болховского района Орловской губернии в семье железнодорожного служащего. В РККА находился с 1918 года. В 1922 году окончил Школу военно-железнодорожных техников в Воронеже. По линии 4-го управления РККА в 1930–1933 годы занимался подготовкой партизанских кадров в Киеве и Харькове, разрабатывал и внедрял новые виды мин. Потом поступил в Военно-транспортную академию РККА, которую окончил в 1935 году. С 1936 по 1937 год воевал в Испании, помогая республиканской армии уничтожать эшелоны с боевой техникой, взрывать мосты, ангары с боевой техникой, склады с оружием и железнодорожное полотно. Там же он передавал накопленный опыт испанским товарищам по оружию.

По возвращении в Москву оказался под следствием за связь с так называемыми «врагами народа». Как известно, многие участники интернациональных бригад из числа советских военнослужащих незаслуженно обвинялись в проведении шпионской деятельности в пользу фашистской Германии. Время всеобщей подозрительности давало о себе знать. Оно ломало судьбы многих честных людей.

Это были годы кровавой «ежовщины», уже упоминаемой выше, жестокости исторической судьбы и исторического испытания народа. Создавалось впечатление, что исполнителей бесчеловечности – чиновников, как правило, трусливых, людские слезы и кровь не трогали, а радовали. Круг жертв репрессий с каждым месяцем углублялся и ширился. Главный удар был направлен в сторону граждан, самостоятельно мыслящих, не боявшихся сказать правду начальству и отстаивающих её логикой умозаключений и праведных поступков.

Многие мужественные люди, в том числе и сам Старинов, попали тогда под жернова репрессий НКВД. К счастью, дело в отношении Ильи Григорьевича было прекращено благодаря заступничеству наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова, знавшего его как честного и порядочного человека. Эта приятная неожиданность подарила ему в дальнейшем интересную и долгую жизнь, полезную людям и государству.

В течение 1938–1940 годов он начальник Центрального научно-испытательного железнодорожного полигона РККА. Участник советско-финляндской войны.

С началом войны Старинов, будучи руководителем оперативно-инженерной группы, действовавшей в составе Западного и Южного фронтов, являлся организатором постановки минных заграждений, ловушек и подрыва важных объектов при отступлении наших войск.

Командовал он и 51-й инженерной бригадой специального назначения на Калининском фронте. Являлся помощником начальника Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД). Трижды забрасывался в тыл к немцам. Во время войны создал специальные фугасы: ПМС – поездную мину Старинова и АМС – автомобильную мину Старинова.

После войны он занимался разминированием территории в Германской Демократической Республике, а затем преподавал в различных учебных заведениях МВД и КГБ СССР.

Слово Святогорову:

...

«Старинов для меня был не только учителем в диверсионных делах, но и человеком, у которого слово не расходилось с делом. Это была Личность! Порядочность и смелость, чувство долга и патриотизм, скромность и стремление к достижению поставленной цели – были его светящимися гранями, которые не афишировались им, они проявлялись в делах и поступках.

За выдающие заслуги перед Родиной он трижды представлялся к высшей награде государства – Героя Советского Союза, и пять раз к присвоению генеральского звания. Но по неизвестным причинам заслуги моего друга И. Г. Старинова не были должным образом оценены политическим руководством страны.

Видно, властям что-то не нравилось в этом прямолинейном, технически грамотном и смелом человеке, для которого авторитетом были только два понятия – правда и совесть.

Недаром говорят, что чистая совесть – самая лучшая подушка для человека».

* * *

В городе Харькове на расставленных народными мстителями минах подорвалось ещё несколько вражеских автомашин. Кроме того, по их наводкам активно поработала в те страшные дни для Отчизны и наша авиация – бомбы попадали точно в цель. От этих ударов погибли сотни гитлеровских солдат и офицеров.

И вот 14 ноября 1941 года на стенах домов и заборах города с целью острастки местных жителей появилось «Объявление коменданта г. Харькова о расстреле 50 советских граждан и аресте ещё 1000 граждан». Десятки людей были повешены якобы за связь с партизанами.

В объявлении, в частности, говорилось:

...

«В результате взрыва российских мин в Харькове сегодня погибли немецкие солдаты и офицеры. Это есть доказательство того, что население на повторные просьбы и приказы немецких вооруженных сил активно сотрудничать в разминировании не откликается.

Немецкие вооруженные силы теперь вынуждены будут быть беспощадными. Так, сегодня были казнены 50 членов коммунистической партии.

Кроме этого, арестовано 1000 человек в качестве заложников. В случае дальнейших выступлений против немецких вооруженных сил 200 из них будут расстреляны.

Запрещенное время для жителей города Харькова устанавливается от 16.00 до 6.00 часов.

Кто в этот период будет находиться на улицах или площадях без соответствующего удостоверения – будет расстрелян. Каждый житель Харькова лично своей жизнью отвечает за безопасность немецких вооруженных сил…»

Харьков, 14 ноября 1941 г. Комендант города.

Но уютнее и теплее в городе для захватчиков не становилось. Вообще во все времена оккупант постоянно чувствовал свой грех, переходящий в страх перед «дамокловым мечом» возмездия со стороны народа, который он хотел закабалить. То же самое происходило и с гитлеровцами.

Непрошеных гостей возбуждает только вооруженная стая подельников. Это так похоже на волков. Стая смелела, свирепствуя на «своей» территории. Но фашистов-волков продолжали убивать, подрывать, поджигать охотники – народные мстители.

Дубина народного гнева гвоздила и гвоздила супостата, нарушавшего людской покой и отнимавшего кров и кровь у горожан, лишая их мирного труда, здоровья и жизни.

После справедливого возмездия в Харькове над комендантом города генералом фон Брауном отряд Святогорова, то вливаясь в партизанские отряды, то действуя самостоятельно, выполнял специальные указания Центра по ведению диверсионно-разведывательной работы на территории Украины и Белоруссии. Не раз смерть держала партизан-разведчиков в своей пасти. Как говорится, не глотала, но и жить спокойно не давала.

В этот период, во время одной из операций по подрыву неприятельского эшелона, среди всякого рода покореженной военной техники Святогоров наткнулся на кипу пропагандистской нацистской литературы. В одном из иллюстрированных журналов он обратил внимание на текст выступления фюрера. Его заинтересовало одно людоедское высказывание Гитлера:

...

«Мы оказались перед необходимостью сократить число местных жителей. Эта мера представляет собой часть нашей миссии по сохранению германского народа. Нам надо развивать методы уничтожения людей…

Я имею в виду ликвидацию целых расовых групп. Мы уже делаем это. Грубо говоря, я вижу в этом свою задачу. Жизнь сурова, значит, и мы должны быть суровы. Если я бросаю элиту немецкой нации в пекло войны и делаю это без жалости и сожаления, значит, я тем более имею право устранить с лица земли миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как грибы».

Александр перевел текст партизанам. Один из них взорвался:

– Хрен тебе нас всех перевешать и перестрелять. Еще немного, и тебе, австрийский капрал, придется болтаться на суку. Но перед этим мы обязательно провезем тебя, Адик, в клетке по стране, как зверя, а может, и по всему миру. Россию тебе не одолеть! Сгинешь в этих просторах вместе со своим вермахтом.

Все одобрительно зашумели…

Была обнаружена и пачка листовок с названием «Памятка немецкому солдату». В ней говорилось:

...

«У тебя нет ни сердца, ни нервов. На войне они не нужны. Уничтожь в себе всякое чувство сожаления и милости – убивай всякого славянина, всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девушка или ребенок – убивай!»

«С этой «сверхчеловеческой мразью» нам надо поступать так же, – подумал Святогоров, – убивать, убивать и убивать… Они к нам пришли со смертью, – не мы к ним! Они порушили наши дома, а не мы! Они посеяли зло на нашей земле, а не мы на их территориях! Они провозгласили идею уничтожения некачественного народа! А потому – смерть за смерть! Никакой пощады, никакого милосердия к гадам!»

И месть партизанская продолжала крошить неприятеля. На минах мстителей подрывались гитлеровские паровозы, утаскивавшие за собой под откосы вагоны и платформы с личным составом, боевой техникой и боеприпасами. Взлетали в воздух мосты и водокачки. Уничтожались представители местной оккупационной администрации, военнослужащие вермахта и предатели, совершившие конкретные особо опасные государственные преступления против своего народа в ходе карательных операций, особенно по зонам партизанской активности.

Небольшой, мобильный и хорошо подготовленный отряд Александра Пантелеймоновича Святогорова принимал участие и в захватах «языков» из числа, как правило, офицерского состава противника…

* * *

Долгожданное освобождение столицы Украины пришло 6 ноября 1943 года. Взору наших солдат-освободителей и самого Святогорова предстал совершенно опустошенный город. Создавалось впечатление, что здесь произошло мощное землетрясение, разрушившее всё, что созидалось столетиями. Тротуары и целые улицы были завалены битым кирпичом от рухнувших стен зданий. Ветер гонял пыль от кирпичного и бетонного крошева. Бегали, скуля, местные собаки с обгоревшими боками и перебитыми лапами. Люди скользили, как тени, в страну под названием «Никуда». В городе ещё много горело домов. Черные клубы дыма гигантскими шурупами ввинчивались в ноябрьское хмурое небо над украинской столицей.

Сразу же в Киев вернулось партийно-советское начальство. Возвратилось и руководство НКГБ, которое тут же развернуло активную агентурно-оперативную работу, так нужную воинам наших фронтов и местному населению по ликвидации бандитских формирований, в том числе и по вылавливанию всякой уголовной нечисти: воров, грабителей, разбойников и мародеров.

Война ведь продолжалась, хотя уже коричневое воинство гитлеровского вермахта, дико сопротивляясь, медленно и неохотно покидало территорию Советского Союза, которую оно называло ещё недавно «жизненным пространством», а руководство Третьего рейха готовилось переселить на эти необозримые просторы своих колонистов с «чистой арийской кровью».

Красная Армия, словно мощным поршнем, выдавливала оккупантов за пределы Родины. Гитлеровские войска под сокрушительными ударами наших дивизий и народных мстителей – партизан откатывались всё дальше и дальше на запад. Наступал неминуемый час справедливой расплаты для оккупантов. В конечном счете, каждый человек, каждая армия, каждое государство и каждый его руководитель должны заплатить конкретной порцией вины за свои совершенные преступления и злодеяния… Так было, и так должно быть всегда. За преступления надо отвечать!

* * *

Возглавлял Наркомат госбезопасности Украины энергичный генерал-майор Савченко Сергей Романович. Звание генерал-лейтенанта он получит только в победном 1945 году. Это был высокопрофессиональный оперативник, хорошо знающий разведку и контрразведку, партизанское движение и диверсионное ремесло, прекрасно понимающий, что надо делать дальше, в ближайшей перспективе, и как задействовать разведывательно-диверсионные подразделения в текущий момент противостояния со всё ещё довольно сильным противником.

По телефону он вызвал в кабинет одного из начальников подразделения НКГБ Украины полковника Ивана Даниловича Сидорова.

– Иван Данилович, лавина войны скоро покатится в сторону Западной Европы. Я не думаю, что Гитлер смирится только с оборонительными действиями войск. По данным военной разведки и информации от нашего руководства из Москвы, он не прочь снова отдать приказ войскам и возвратиться в Советский Союз. Кроме того, с учетом его нынешнего плачевного положения, я так полагаю, фюрер заставит руководителей спецслужб активней применять испытанное оружие тотального шпионажа, диверсий и террора – свою агентуру.

– Сергей Романович, переход немцев к новой коварной тактике подтверждают и задержанные в последнее время вражеские агенты. Большинство из них окончили специальную школу в Польше, расположенную где-то в окрестностях Люблина, – заметил Сидоров. – Недавно я знакомился с такими материалами, о которых докладывал и вам. Но точного места её дислокации мы до сих пор, к сожалению и нашему стыду, не знаем.

– Помню, помню, как же не помнить… В связи с этим прошу подготовить мне небольшую обобщенную справку по этим документам. Я имею в виду – по заявлениям всякого рода очевидцев, опросам и допросам разоблаченной агентуры… Хочу посоветоваться с Москвой. Срок – неделя. Хватит?

– Да! Вполне, Сергей Романович.

– Ну, тогда с Богом. Больше задерживать не смею, как говорится, за работу.

* * *

Иван Данилович Сидоров уже несколько дней подряд изучал накопленный фактический материал, связанный с показаниями засланной и разоблаченной гитлеровской агентуры в освобожденные от фашистов районы и в части Красной Армии.

Рабочие дни были напряженными – сутки спрессовывались в один сплошной день – ранний приход на службу, папки с аналитическими справками, короткое время на обед, и снова за стол с кипой новых бумаг. Часто приходилось возвращаться к заявительским документам бдительных граждан. Он внимательно перечитывал страницы отчетов партизанских разведчиков, стенограммы и протоколы допросов всякого рода пособников врага: агентов, диверсантов, террористов, старост, полицаев и пр. Сидоров был немногословен – его слова молчаливо просили, предлагали, приказывали, советовали в конкретных документах.

Снова и снова он вглядывался в оперативную карту, что занимала почти всю стену кабинета, рассматривая десятки условных обозначений и цифр. Будто живые свидетели, они рассказывали, откуда и куда была заброшена фашистская агентура, её конкретные установочные данные и клички. Указывали пути их продвижения, даты и места задержания, документальную оснащенность и диверсионно-шпионскую экипировку.

От пунктов высадки лазутчиков тянулись жирные черные нити, исчерченные черным карандашом, через линии фронтов далеко на запад к их разведывательно-диверсионным центрам.

Одна из таких линий упиралась в крупный польский город Люблин, где по предположению полковника и согласно показаниям задержанных агентов, должна находиться гитлеровская спецшкола. Однако точного адреса этого шпионско-диверсионного гнезда он тогда не знал. Так вот на конце этой черной линии стоял жирный вопросительный знак, словно указывающий хозяину кабинета на важную неразрешенную проблему.

«А чтобы разорить это гнездо, надо знать, кто стоит за этим диверсионно-шпионским центром, что за птенцы там сидят за столами и какие пакости они готовят войскам, – рассуждал опытный сотрудник госбезопасности. – Сейчас главное – найти нужных людей, способных решить задачу разведки, а если повезёт, то и уничтожения этого фашистского гнезда…»

Ровно через пять дней Иван Данилович доложил генералу Савченко обобщенный документ. В качестве приложения к нему придавался план агентурно-оперативных мероприятий с предложениями заброски двух опытных разведчиков в тыл, в один из наших партизанских отрядов, действующих в районе Люблина.

На следующий день Сергей Романович снова беседовал с полковником Сидоровым. Генерал сообщил, что Москва, в частности Павел Анатольевич Судоплатов, дала согласие на проведение операции с отправкой в партизанский отряд имени Железняка, действовавшего на территории Польши, в Залещанских лесах, двух опытных чекистов-разведчиков: майора Александра Пантелеймоновича Святогорова и капитана Анатолия Григорьевича Коваленко…

* * *

В небольшом кабинете полковника Сидорова было тихо. Оперативному дежурному он приказал найти названных офицеров и направить к нему. Затем Иван Данилович, немного ослабив поясной ремень, портупею и расстегнув верхнюю пуговицу гимнастерки, поднялся из-за стола. Он тихо подошел к большому окну и открыл одну из его створок. Свежий майский воздух, настоянный на запахах сирени, хлынул в его небольшой кабинет. Из окна хорошо были видны бело-розовые свечи киевских каштанов, которые по-особому украшали древний город – некогда главный город Киевской Руси. Вдруг над высоченными деревьями полились могучие, малиновые звуки сохранившихся киевских колоколов близко расположенной церкви. Они лились со звонницы через отворенное окно и как-то незаметно завладели всем его существом. Наплыли воспоминания далёкого детства, когда его бабушка водила в храм на литургию в честь Пасхи. Звук этих колоколов напоминал угасшие голоса колокольни из детства, разрушенной вместе с храмом в конце двадцатых годов.

«В этом набатном звоне есть что-то торжественное, зовущее на благое дело, – размышлял офицер. – Колокольный «малиновый» звон развивался в России как народное искусство, как своеобразный музыкальный эпос нашего народа. Не зря иноверцы боролись с верой, храмами и колоколами. Разрушали в первую очередь звонницы. Вина пастырей в том, что их глас не услышал народ. Значит, плохо работали, а порой и компрометировали себя земными грехами. А уж при ненавистном царизме последних лет жирели и считали себя чуть ли не наместниками Бога на земле. Колокольный звон способен оттаять души людей, замерзших на войне. Недаром Сталин, в отличие от Ленина, стал снисходительней к православию и обратился в начале войны к народу по-христиански – «братья и сестры»!..

Мысль о колоколах выключилась из сознания так же быстро, как и пришла. Легкий весенний ветерок зашелестел бумагами на столе, парусами надул шторы, пробежал по толстому красному ковру с незамысловатым зеленым узором. Палас покрывал почти весь пол, сложенный из дубовых и кленовых дощечек, закрывая прекрасный паркетный узор. Он иногда даже сожалел, что этот пылеулавливатель – огромное ковровое шерстяное изделие перечеркивает произведение искусства из дерева.

Среди стопок фронтовых газет, которые он просматривал, ему бросился в глаза очередной плакат. Советский солдат в зимней форме с винтовкой в руках как бы высыпал из левой ладони шесть стреляных гильз. Боец улыбался на фоне багрового неба над захоронениями фашистов. Под самодельными деревянными крестами с воздетыми нацистскими шлемами покоились непрошеные гости. Внизу плаката красовался призыв:

«Бей так:

что ни патрон —

то враг!»

Полковник посмотрел вверх на небо. Под синим небесным куполом медленно проплывали легкие снежно-белые, как лебеди, облака. Где-то над городом послышался шум пролетающих тяжелых самолетов. Это ровным строем шли наши бомбардировщики в западном направлении. Они несли майские «горячие подарки» упорно сопротивляющимся гитлеровцам.

«Скорее бы закончилась война… Бойцы – солдаты, офицеры и генералы, а с ними и партизаны устали уже – хочется всем домой, в свои очаги, в свои семьи. Народ на пределе сил, – рассуждал про себя полковник. – Столько пережить! Столько потерять! А сколько ещё сегодня живых воюющих станут павшими?! Сколько осиротеет детей, сколько мужей потеряют жены, дети – отцов, внуки – дедов!?

Вермахт сопротивляется, он ощетинился всей злостью обреченных на гибель. Шпионы, террористы и диверсанты активизировались, а ещё вдобавок под ногами болтаются оуновцы и уповцы. Бандеровцы, наигравшись с немцами, нынче истребляют не только селян по селам и хуторам, лояльно настроенных к советской власти, но докучают и нашим войсковым тыловым частям и подразделениям и даже отдельным небольшим гарнизонам…»

Его мысли прервал стук в дверь. Он быстро поправил гимнастерку и застегнул её воротник – перед подчиненными он всегда «застегивался на все пуговицы». Уважал устав и того же требовал от подчиненных. Нет, здесь не было никакой солдатчины, а была элементарная опрятность.

– Разрешите?

В дверях стояли чуть выше среднего роста, черноволосый, с приятным прищуром добрых глаз майор Александр Святогоров и стройный, приземистый, широкоплечий блондин капитан Анатолий Коваленко.

Майор попытался, как старший по званию, по-военному отрапортовать о своем прибытии.

– Садитесь, садитесь… я же вас вызывал, – предложил полковник и сразу же обрисовал обстановку и план предстоящей оперативной командировки в Польшу для проведения операции под кодовым названием «Люблин».

Гости кабинета внимательно слушали полковника Сидорова.

Не обошлось без шутки, направленной в адрес Анатолия, который был заядлым рыбаком и специалистом в приготовлении ухи и излюбленного блюда, судака по-польски.

– Сегодня, несмотря на стремительное продвижение нашей армии на запад, в наших делах нас расстраивает многое, мало что утешает. Спецслужбы противника активизировали заброску своей агентуры, диверсантов и террористов. Одним из белых пятен для нас является Люблинская разведшкола. Она нас очень интересует. Туда надо проникнуть нашей агентуре, и эта миссия поручается вам… Там, в Польше, наверное, трудно будет без судака? – засмеялся в конце беседы полковник.

– Перебьемся, а может, и поймаем судачка, – ответил с хитринкой капитан, прямо глядя в глаза начальнику.

– Надо непременно поймать, и не одного судачка, а рыбу, как говорится, покрупнее.

Успев обговорить все детали предстоящего мероприятия, троица после телефонного звонка отправилась к генералу на первичный доклад и инструктаж.