Текст книги "Командир Разведгруппы. За линией фронта"

Автор книги: Анатолий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

* * *

Вернемся к нашему герою.

Выпускные экзамены так же легко сданы, как и вступительные. Молодого специалиста по разнарядке сверху направили на завод огнеупорных изделий Запорожского металлургического комбината «Запорожсталь». Сначала он стажировался, совсем недолго, в подмастерьях, а потом руководство, уловив в нем струнку организатора и человека, достаточно быстро усваивавшего полюбившуюся профессию, молодого специалиста сразу же назначили на высокую должность – мастера цеха.

Ступени роста, которые выстроили для согласного честно трудиться молодого человека, вскоре вывели его на относительно большой пост – начальника смены, а потом и всего цеха предприятия. Это был самый молодой руководитель такого уровня. Авторитет в коллективе его стремительно рос. Он тихо гордился собой, им громогласно гордилось руководство завода, не говоря уже о близких и родственниках. Он понимал, что репутация – это то, что говорят о тебе за твоею спиной. А говорили только добрые слова.

После страшного 1937 года власть очень боялась, что народ может взорваться или тихо войдет в состояние внутренней депрессии. Когда свобода исчезает, остается еще страна, но Отечества уже нет. Для Александра Отечество оставалось.

В 1939 году передовика производства приняли в члены ВКП(б)…

Он стал коммунистом, что по тем временам было предметом зависти беспартийных, окружающих его в коллективе. Это сегодняшние ненавистники топчут наших стариков за то, что они умудрились родиться, учиться, работать и служить Родине во времена Красной Империи. Разве люди виноваты в том, что их родители произвели на свет в то суровое время? Родившийся ребенок не выбирает места своего появления.

О, время! Оно меняет людей, вождей и режимы. Со временем дряхлеют, рушатся и исчезают империи. И даже целые народы, но корни величия тянутся из прошлого и питают соками гордости, позволяя потомкам держать головы высоко. Воспоминания – это рай, из которого никакой историк или политик не сможет выбросить человека и его прошлую жизнь. История – это бессмертие! Инсинуации и попытки переиначивать её – это блеф и мифологемы на потребу ущербных политиканов.

* * *

Но давайте снова возвратимся к молодым годам Святогорова и появлению в его судьбе крутого жизненного поворота. Как видим из вышеперечисленных жизненных сюжетов, виражей у него было много, а они нарабатывали опыт, стиль поведения и адекватные действия в конкретных ситуациях.

Дело в том, что грамотного, честного и дисциплинированного, без всяких вредных привычек молодого человека заприметили сотрудники госбезопасности местного Управления НКВД. Надо отметить, что с тех пор в системе подбора кадров в органы ничего не изменилось – выбирали и выбирают лучших кандидатов. Его стали периодически вызывать в областное управление сначала для знакомства, затем на собеседования для определения будущей, как говорится, «профессиональной пригодности». А потом, после завершения удачного тестирования, сделали прямое предложение – перейти к ним на работу, которая называлась по-военному – службой, только не в Красной Армии, а в органах государственной безопасности.

Александр Пантелеймонович вспоминал, что ещё с детства его привлекала профессия чекиста, в частности, ее самый секретный профиль – советского разведчика. Он уже тогда четко мог отличить понятие шпиона от разведчика, предателя от патриота, террориста от диверсанта, лазутчика от бандита-уголовника. Он понимал, что шпионы предают и продают Отчизну, а разведчики её защищают.

Слово Святогорову:

...

«Кино я любил с детства и верил во всё, что там показывали. Для меня «туманные картины», как в 20-е годы называли немые фильмы, были волнующей реальностью. А когда появились «Красные дьяволята» и особенно «Путевка в жизнь», мне страшно захотелось быть похожим на героев этих кинокартин и так же, как и они, совершать самые невероятные подвиги и самые героические дела.

И когда бывало, кто-нибудь о чем-то необычном с иронией говорил: «Всё, как в кино», то мне хотелось возразить: «Уж если как в кино, – так и обязательно и в жизни!»

Но вот что интересно – это чувство у меня сохранилось до сих пор. И сегодня, когда очередной скептик по поводу фильма о разведчиках с иронией произносит: «Это же в кино!» – мне снова, как в детстве, но теперь уже с фактами в руках, хочется ответить: поверьте, так было в жизни. Я это знаю, потому что это прошел».

Оперуполномоченный отдела госбезопасности Управления НКВД по Запорожской области Смешко, который с позиций кадрового подбора «работал» с Александром (кстати, Смешко стал в дальнейшем ректором Киевского института иностранных языков. – Авт. ), заявил ему буквально следующее:

«Ты молодой, перспективный специалист, свежим умом взглянешь на проблемы, появившиеся в последнее время в чекистских подразделениях. У нас, в органах, было много искажений, ошибок и даже преступлений. И мы хотим, чтобы такие, как ты, умные и физически крепкие молодые люди помогли нам очиститься от негодных, закостенелых, а потому и профессионально непригодных отдельных наших работников, опьяненных властью и слепо выполнявших порой явно преступные указания партийных чиновников и своих непринципиальных начальников.

Приказ, конечно, есть приказ, но надо думать, какие последствия могут наступить от его рьяного выполнения. Законы у нас в большинстве случаем правильные, они – это набор правил или норм поведения, которые определяют отношения между людьми, организациями и государством. Законы чекист должен знать и неукоснительно их выполнять…»

Александру и впрямь показалось, что он приходит в чекистскую среду выполнять какие-то важные для Родины мероприятия, решать глобальные задачи, которые должны положительно перестроить отношения органов государственной безопасности в обществе и саму страну в целом.

* * *

То были годы периода правления в органах ОГПУ – НКВД сначала Генриха Григорьевича (Еноха Гершоновича) Ягоды (1891–1938), а потом Николая Ивановича Ежова (1895–1940). Эти два по существу слепых исполнителя воли вождя и вождей и по недомыслию, и по злому умыслу нагромоздили столько «кровавых несуразностей», что в рамки понятия «враг народа» мог попасть любой порядочный гражданин. В категорию противников советской власти попадали разные люди – от колхозника и до чекиста, от инженера и до партийца, от рядового и до генерала.

Красное колесо, а скорее массивный каток репрессий покатился по стране всё быстрее и быстрее, подминая под себя судьбы многих честных людей.

После смерти Ф. Э. Дзержинского в 1926 году именно Ягода сформировал центральный аппарат ОГПУ – НКВД из своих людей. С его помощью на ответственные посты приглашались, проникали и оседали, как ни странно, приверженцы Троцкого – троцкисты и другие элементы, критиковавшие линию Сталина и предлагавшие себя в поводыри государства «рабочих и крестьян» с замахом на быстрое осуществление мировой революции. Они считали, что Сталин отошел от марксистско-ленинской идеи о необходимости борьбы за Революцию во вселенском масштабе, а сконцентрировался на выполнении объёмных задач только в своей стране. Его даже называли могильщиком пролетарской революции, термидорианцем.

Как писал Алексей Елисеев, сталинскую политику именуют термидором. Особенно любил говорить о сталинском термидоре Лев Троцкий. Однако только группировка термидорианцев во Франции положила конец массовому революционному террору 1793–1794 годов, который грозил сожрать и самих революционеров.

Как ни относиться к Сталину, очевидно, что он осуществил ряд прямо-таки контрреволюционных мер, направленных против нигилизма, порожденного «внезапной» революцией. Восстановил в правах национальный патриотизм. Способствовал тому, чтобы искусство, особенно архитектурное, приняло бы классические формы. Наряду со своим культом установил культ русской литературы. Взял курс на укрепление семейного уклада. «Реабилитировал» многих исторических деятелей старой России. Прекратил преследование церкви.

Надо отметить, что ещё в 1918 году Сталин публично выражал свое скептическое отношение к революционным устремлениям европейского пролетариата. Во время обсуждения вопроса о мирном соглашении с немцами он заявил:

«…Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму… Революционного движения на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться».

Свой скепсис Сталин сохранил и во время похода на Польшу в 1920 году. Тогда вся партия жила ожиданием революционного вторжения в Германию и взрыва её изнутри. Один лишь Сталин был против этого тезиса, оказавшись в оппозиции.

Преимущественно руками «красных князьков» на местах и ягодо-ежовского аппарата в центре были осуществлены незаконные репрессии в тридцатые годы – годы больших общественных потрясений и бурного развития промышленного производства.

Именно в подобной обстановке с социального дна поднимается пена в облике обиженных, морально ущербных и злобных людей. Как правило, такие типы всегда тянутся к власти над людьми. Особенно их привлекают карательные органы. Они там отводят душу, что и сегодня можно проследить на примерах оборотней в погонах. К советской власти того периода примазалось немало карьеристов, мздоимцев и откровенно враждебных ей лиц.

Писатель М. М. Пришвин, характеризуя эту эпоху на примере чиновничества в городе Ельце, писал в далеком уже 1919 году, что «руководящие посты в городе сумели занять негодяи, которые, в случае смены власти, вновь окажутся на прежних должностях – полицейских, урядников, инспекторов. Эти не только не заботились об авторитете советской власти, но с удовольствием под шумок уничтожали коммунистов».

Это они вскрыли ящик Пандоры, который длительное время власти не смогли закрыть, а как результат – страдали порой ни в чем не повинные люди.

Гонимый советской властью глубокий философ и мыслитель Николай Бердяев о революции как-то сказал, что она всегда в значительной степени маскарад, и если сорвать маски, то можно встретить старые, знакомые лица. Действительно, на крутых поворотах истории появляется много перекрасившихся типов, а поэтому все революции обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих наряду с героизмом немногих. Революция – дитя рока, а не свободы. И поэтому проявляли героизм те немногие, которых ученый назвал детьми рока.

Революция борется против власти, ставшей злой, и она борется за власть, и в ней побеждают силы, которые наиболее способны организовать власть, вытесняя и часто истребляя менее на это способных, желающих повластвовать.

Надо отметить, что в этих социально-политических «чистках» советского общества, по уточненным данным, погибло около пятидесяти тысяч в большинстве честных и чистых сотрудников органов госбезопасности. Чекистов, как разведчиков, так и контрразведчиков, тоже арестовывали, судили скоротечно и так же расстреливали. Они, как и другие граждане, попадали под жернова адской государственной машины с холодным, предательским чиновничьим аппаратом.

Для объективности и полноты представления, каким образом эти два жестоких человека попали в органы, есть смысл напомнить, хотя бы кратко, их жизненно-служебные вехи.

* * *

Генрих Ягода родился в городе Рыбинске Ярославской губернии в семье гравера-печатника. Он приходился троюродным братом Я. М. Свердлову – председателю ВЦИК, который не только стремился к абсолютной власти, но есть достаточно много данных о его намерениях устранить Ленина и заявить о себе как о вожде. Троцкий для него был тоже соперником, а «красный Бонапарт» тоже себя считал пригодным для руководства страной. Но судьба распорядилась по-иному: по одним данным, Сверлов простудился, слег и не мог выбраться из плена опасного недуга. По другим – и это очень похоже на правду, – его жестоко поколотили рабочие одного из московских заводов, где он собирался выступать. Третья версия – его убрали те, кому он мешал. Конец этого себялюбца и человека с масштабными запросами закономерен – его жизненная тропа закончилась быстро. Не суди, да не судим будешь!

Ягода впоследствии женился явно по расчету на его племяннице Идее Леонидовне. До 1913 года будущий глава чекистского ведомства жил в городах Симбирске, Нижнем Новгороде и Москве.

По мобилизации попал в 1915 году в армию, где и примкнул к большевикам. В боевых действиях не участвовал. Писали, что скрывался где-то в тылах. В 1917 году оказался в Петрограде, и уже с 1918 года он – сотрудник аппарата Высшей военной инспекции. Таких «образованных» тогда свои с удовольствием брали во власть.

С 1919 года он уже на службе в ВЧК, ГПУ и ОГПУ. В 1934 году в связи с расформированием ОГПУ Ягода был назначен народным комиссаром внутренних дел (НКВД) СССР. В это же время Главное управление госбезопасности (ГУГБ) вошло в новосозданный наркомат. На этом посту он проявил себя как один из главных организаторов и исполнителей массовых репрессий.

Кроме всего прочего, он любил роскошь и, естественно, был жаден до денег. Проживая в двадцатикомнатной даче, устраивал оргии и любил побаловаться слабым полом. В суть оперативной работы особенно не вникал, хотя палаческие функции исполнял исправно, даже с «перевыполнением планов».

25 сентября 1936 года И. В. Сталин явно был не столько напуган и оскорблен той кровью, которую пролил сибарит Ягода, сколько его бездеятельностью в борьбе с главными его врагами – Троцким и троцкизмом. А скорее Сталин на основании полученных оперативных материалов подозревал, что сам главный чекист органически «вплетен» в троцкистский заговор, направленный против него – «вождя всех народов, заселяющих великий Советский Союз».

Кстати, в это время прозревший правитель СССР находился на отдыхе в Сочи вместе с наиболее приближенным к телу вождя партийным чиновником А. А. Ждановым. После краткого обсуждения «кадрового вопроса» со своим очередным любимцем, которых для профилактики менял часто, он неожиданно для многих кремлевских работников направляет в Политбюро ЦК телеграмму такого содержания:

«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».

И уже 29 марта 1937 года Генрих Ягода был внезапно арестован по обвинению в участии в так называемом «правотроцкистском блоке» (дело Бухарина, Рыкова и других). Следствие продолжалось почти год. На допросах он юлил, пытался изображать себя верным сторонником вождя, оклеветал ряд честных работников своего учреждении. Но это не помогло ему уйти от наказания. Его судили, а затем приговорили к ВМН – расстрелу. 15 марта 1938 года приговор привели в исполнение.

* * *

Его преемник на посту народного комиссара внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов родился в Петербурге в семье дворника. Окончил всего три класса начальной школы. Больше никогда и нигде не учился. В 1913 году его призывают в армию, но из-за маленького роста (151 см) из строевой части он был откомандирован в артиллерийские мастерские Красной Армии. После службы работал в городах Витебске и в Вышнем Волочке…

В мае 1917 года вступил в ряды РСДРП(б). В 1921 году избран заместителем заведующего агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б), благодаря чему вошел в местную партийную номенклатуру. И только уже затем отправился в «плаванье» по морям разных партийных должностей и постов.

В 1930 году Николай Ежов становится заведующим Орграспредотделом ЦК ВКП(б) и лично знакомится с Иосифом Сталиным. В 1935 году Ежова назначают председателем Комиссии партийного контроля и одновременно секретарем ЦК ВКП(б).

26 сентября 1936 года «маленького человечка», «партийного карлика», как его пренебрежительно называли многие сослуживцы, ставят наркомом внутренних дел СССР. Скоро он превратился в «кровавого карлика», «чекистского жупела», «чекистского палача № 1». Постепенно законный нарком стал усваивать должность незаконного диктатора-тирана не только в своём наркомате, но и во всей стране. Намёки и команды спускались сверху, а он их бесшабашно реализовывал в масштабах геометрической прогрессии.

Сменив Ягоду, он не только не остановил движение кровавого шнека репрессий, а наоборот, их усилил, резко ускорив обороты этой костедробильной машины. Первичную чистку Ежов начал с НКВД – убирались, как и всегда, честные и порядочные сотрудники, высокие профессионалы, не испачканные «служебным холуяжем с кровавым оттенком». Много претензий он предъявлял разведчикам, которых отзывал из-за границы по подозрению в нелояльности к существующему режиму и предательству за рубежом. Многих чекистов он подозревал в работе на противника.

Когда автор знакомился с «деятельностью этого сталинского государственника», невольно вспомнил слова Аристотеля о феномене тирании:

«Средства тирании таковы: подавлять всякое превосходство, отделываться от честных людей, запрещать собрания и ассоциации, запрещать обучение и всякое просвещение, мешать всему. Что обыкновенно сообщает мужество и доверие к себе…

Тирания любит злых именно потому, что любит лесть. А свободный человек не может унижаться. Честный человек умеет любить, но он не льстит. Свойство тирана – отталкивать всех, сердце которых гордо и свободно».

Как любое ничтожество, он был тщеславен, а поэтому всячески поощрял возвеличивание себя в искусстве. Появились стихи и песни, благожелательные шаржи и полотна с портретами «стального наркома». Газеты печатали такие призывы: «Мы врагов советской власти по-ежовски будем бить…»

Художники рисовали наркома человеком гигантского роста, который «ежовыми рукавицами» давит гидру контрреволюции, устанавливая единый, революционный порядок по всей огромной стране.

Народный поэт Казахстана Джамбул Джабаев сварганил даже стихотворение – длиннющий панегирик под названием «Нарком Ежов». В переводе К. Алтайского оно почему-то было напечатано впервые… в «Пионерской правде». Хочу привести несколько четверостиший из этого опуса:

В сверкании молний

Ты стал нам знаком,

Ежов, зоркоглазый и умный нарком.

Великого Ленина мудрое слово

Растило для битвы героя Ежова…

С бойцами он ласков, с врагами суров,

В боях закаленный, отважный Ежов…

Враги нашей жизни, враги миллионов,

Ползли к нам троцкистские банды шпионов,

Бухаринцы, хитрые змеи болот,

Националистов озлобленный сброд…

Они ликовали, неся нам оковы,

Но звери попались в капканы Ежова,

Великого Сталина преданный друг,

Ежов разорвал

Их предательский круг…

Слово Святогорову:

...

«Все мы тогда читали это славословие наркому Ежову. Одни восторгались словами известного поэта, другие люди, в том числе и из нашей оперативной среды, открыто говорили о дешевом культе руководителя органов безопасности, третьи предупредительно-оправданно молчали, – у них четко срабатывал инстинкт самосохранения.

Я сам видел в этом стихотворении элементы подхалимажа, которые неприятны были для восприятия трезвомыслящему человеку.

Всеобщая подозрительность и аресты убеждали меня в правоте моих умозаключений. Однако среди наших сотрудников было большинство, которые считали, что скоро этому беспределу непременно придет конец.

Было такое предчувствие, было…»

Дорого обошелся стране этот «порядок», навязанный «зоркоглазым наркомом». Кровь разлакомила «маленького» тирана. Уверовав в великую силу фальсификации и собственную безнаказанность, Ежов продолжал сочинять «обличительные» материалы, касающиеся будущих жертв. Масштабы политических убийств были таковы, что в них было что-то от Великой гражданской братоубийственной войны, от разгула стихии, вырвавшейся из-под контроля закона, совести, здравого смысла. Система уничтожала часто самых верных, тех, кому она обязана была самим существованием. Обработка арестованных была такова, что почти все обреченные, переходя в категорию жертв, «честно признавались в своих преступлениях», которых явно не совершали. Жертвам хотелось поскорей избавиться от мук и мучителей даже ценою скорой смерти. У многих тлела сомнительная мысль – я не боюсь умереть, я просто не хочу при этом присутствовать. То есть желали, чтобы скорее наступило полное затмение солнца и земли без всяких процедур: следствия и суда. Нас не будет. Впрочем, это уже было.

А обыватели, которых власть называла «народными массами», облученные радио и журнально-газетной пропагандой, верили в правильность судебных вердиктов.

Больше того, они нередко кричали на процессах судьям в отношении подсудимых: «Распните их!», «Собакам собачья смерть!», «Контрреволюционеров к стенке!», «Смерть врагам народа!», «Врагам народа скажем – НЕТ!» и другие подобные лозунги. А назавтра многие из этих людей сами становились заложниками своего суеверия, и уже на них другие «патриотически-настроенные» адепты власти орали – распните!

Как писал Судоплатов, на решение Сталина снять Ежова с должности и отдать под суд повлияла одна явная фальшивка. Именно она открыла дорогу кампании против «железного наркома» и работавших с ним сотрудников. Подстрекаемые Берией, два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года, клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских праздников.

Акция по компрометации Ежова была успешно проведена. Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись «политически неблагонадежными». Это привело к массовым арестам всего руководящего состава органов безопасности.

В декабре 1938 года Берия официально взял в свои руки бразды правления в НКВД.

Молох репрессий не пощадил ни супругу Ежова Евгению, ни его референта по французской литературе Марию Александровну Паппэ, ни приёмную дочь Наташу Ежову. Первых двух женщин расстреляли, а малышку выслали в Магадан. В момент, когда писались эти строки, уже пожилая Наталья Николаевна – дочь наркома НКВД Николая Ивановича Ежова, жила в этом городе под чужой, навязанной ей спецслужбами фамилией. Она понимала, что её отец, проклинаемый многими сегодня, скончался в страшных муках в застенках Лубянки. Лишь один человек на свете – его дочь по-прежнему любит своего отца, пытаясь переложить основную вину на кремлёвского вождя. Может, она иногда спрашивает или спрашивала тень отца:

«Что же ты сделал, папочка, со своей и моей жизнью? Неужели стоило так надрываться, чтобы угодить кровавому упырю?!»

Вопрос почти гамлетовский. В ответ, как у Шекспира, – гробовое молчание давно отшумевшего прошлого, безвозвратно канувшего в Лету.