355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Терещенко » Командир Разведгруппы. За линией фронта » Текст книги (страница 10)
Командир Разведгруппы. За линией фронта
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 19:37

Текст книги "Командир Разведгруппы. За линией фронта"


Автор книги: Анатолий Терещенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

* * *

Транспортный военный самолет «Ли-2» на одном из армейских аэродромов под Киевом принял двух оперативников, экипированных для парашютирования. Военные летчики ещё раз проинструктировали чекистов, как и когда нужно прыгать, хотя им уже доводилось болтаться на стропах во время учебных занятий.

– Прыгать будете, как только услышите звонок и увидите, как загорится зеленая лампочка. Ну а кто первый из вас, решайте уж сами, – повторил один из пилотов. – При приземлении прикажите партизанам срочно погасить два костра – это условный знак с земли для пилотов второго самолета: «Встретили свои». Только после этого вам сбросят нужный груз.

Вскоре взревели два сильных мотора. Транспортный самолет выкатился на взлетную полосу, развернулся, остановился, а потом резко прибавил обороты двигателям. Винты с увеличивающимся свистом стали резать воздух, чтобы через некоторое время потянуть за собой дюралевую сигару фюзеляжа. И вот, казалось бы, неуклюжее тело «аппарата» слегка дрогнуло и с резко нарастающей скоростью побежало по взлетной полосе. Через несколько минут днище транспортника проглотило с каким-то хрустом и стуком в свою утробу шасси, и самолет стал стремительно набирать высоту. Дойдя до потолка примерно в четыре тысячи метров, машина взяла курс на запад. Она настойчиво двигалась в сторону Польши, где шли боевые действия на море, в воздухе и на земле.

Мысли у оперативников крутились по одной и той же орбите – на этой земле им, двум советским разведчикам, придётся решать свои важные задачи вместе с коллегами по партизанскому отряду.

За воздушным кораблем неотступно следовал второй его собрат с оперативным грузом.

Линия фронта встретила самолеты струями разноцветных трассирующих пуль и разрывами зенитных снарядов. Потом небо стали обшаривать, словно вытянутые прямые щупальца огромного спрута, мощные лучи прожекторов. Летчик первой машины бросил её сначала в левый вираж, потом – в правый, чтобы выбраться из-под ненужной опеки световых столбов, пытавшихся прицепиться к самолету. Пилот понимал, что опасен тот миг, когда прожекторы возьмут его машину в перекрестье лучей. Немцам поймать наши самолёты не удалось – пилоты на такие задания отбирались опытные, не однажды пересекавшие линию фронта.

Зорич, прислонившись к холодному плексигласу иллюминатора, внимательно наблюдал за морем огней. Его худощавое лицо озарял бледно-голубой лунный свет. В расширенных глазах искорками играли холодом далекие звезды и горячие земные вспышки. Через минут двадцать самолет благополучно пересек мерцающую теперь рваными пунктирами линию фронта. Благодаря логике находиться в военном воздушном корабле, подвластном, как и вся жизнь на войне, прихоти судьбы, ему было совсем не страшно.

«От неожиданности, как от судьбы, – не уйти, – рассуждал он, – но надежда спастись реальная – парашют рядом. Оружие тоже».

И всё же ощущение тревоги не покидало его, вызывая понятный дискомфорт глубоко в душе. Он прекрасно понимал одну непреложную истину: когда поддаешься страху перед ужасом, начинаешь ощущать ужас страха, а это для мужика, тем более воина, – постыдно. Нет ничего страшнее страха.

Это он, «противненький страшок», во все времена порождал неприятное чувство неизвестной и ожидаемой беды.

Это он, предательский страх, делает умных людей – глупыми, а сильных – слабыми.

Это он обезоруживает воинов…

Александр верил почему-то в удачный исход их оперативного путешествия по воздуху и всячески успокаивал своего слегка побледневшего напарника. В кромешной тьме летчики только по одним им известным приметам и времени полета отыскали квадрат высадки.

Сопровождающий пилот перед прыжком ещё раз внимательно осмотрел снаряжение партизан-парашютистов и, зацепив вытяжные кольца парашютов за специальный трос, подошел к двери. Чекисты стали ждать последней команды. И вот прозвучал звонок, а затем загорелась сигнальная зеленая лампочка. Один из пилотов рывком открыл дверь. Струя свежего воздуха ворвалась в самолет. Первым в черную бездну за дверным провалом бросился Зорич, а за ним полетел Гурский. Теперь уже жесткая и тугая струя пронизывающе холодного воздуха ударила в лица парашютистов. Свист. Шум. Рывок вверх – это выстрелили стропы, вытянутые куполом парашюта. Разведчики почувствовали, как их тела в плотной обвязке ремнями подскочили вверх, и в ночном небе распустились два светлых тюльпана. Несмотря на то что лямки туго сдавили грудь, сознание обрело приятное чувство безопасного полета. Они висели под темными шелковыми куполами и бесшумно скользили вниз, к своим товарищам на польской земле.

К своим ли? – и такие вопросы задавали себе оба парашютиста. Вскоре тишина стала властвовать вокруг, так как рокот удаляющегося самолета постепенно затихал. От глотка холодного воздуха Александр даже поперхнулся и закашлялся. Уши заложило. Он открыл рот для выравнивания давления на перепонки.

Им нужно было забыть на некоторое время свои настоящие фамилии – Александр Пантелеймонович Святогоров и Анатолий Григорьевич Коваленко. Теперь они стали соответственно: майор Зорич и капитан Гурский.

Покачиваясь в свежем ночном воздухе на парашютах, они сверху прекрасно видели земную оранжевую панораму с пятью очагами огня, увеличивающимися по мере приближения к земле. Темные купола парашютов властно держали воздух…

Приземлились Александр и Анатолий почти одновременно и сразу же затерялись среди орехового кустарника, густо разросшегося на опушке смешанного леса. Лес сумрачно молчал, и только приглушенный крик кем-то потревоженного филина говорил о ночной жизни в лесном массиве.

Правда, Зорич чуть было не угодил в центр пылающего сигнального костра. Порыв ветра понес его в направлении бушующего огня, жадно пожиравшего ветки соснового лапника. В последнюю минуту он успел справиться с ситуацией. В результате активной и разумной работы стропами его отнесло чуть в сторону.

Освободившись от парашютов, разведчики перевели автоматы на боевой взвод, насторожились и стали внимательно прислушиваться и всматриваться. Вот хрустнула ветка. Глаза быстро освоились с темнотой. В пистолетах «ТТ» патроны были загнаны в стволы.

А вдали прямо на них по поляне ещё бежали на фоне горящих костров размытые тени вооруженных людей. Их топот неумолимо приближался.

«Свои или ловушка?» – подумал майор, но сразу же отогнал эту вторую – крамольную мысль.

– Кто старший? – четко спросил майор Зорич у прибывшей четверки неизвестных граждан.

К нему подошел усатый партизан: «Я, товарищ майор!» Обменялись паролями и только после этого обнялись.

– Распорядитесь, чтобы как можно быстрее были погашены два костра, и приготовьтесь к приему грузов, – скомандовал Зорич.

Партизаны стали помогать Александру и Анатолию собирать и складывать купола и стропы парашютов.

Усач снова подошел поближе к чекистам и невозмутимо спросил:

– Майор Зорич? Капитан Гурский?

– Так точно! – последовал ответ.

* * *

Перед ними стоял невысокий с хорошей военной выправкой человек в офицерской форме.

– Начальник штаба партизанского отряда имени Железняка старший лейтенант Жданов! – отрекомендовался представившийся офицер. – Командир отряда погиб в последнем бою с карателями. Ближайший план таков – наша боевая тачанка доставит вас в расположение штаба, а я подожду второй самолет и приму груз. Много ли его там?

– Восемнадцать мешков, – ответил Зорич.

– И всё нам?

– Да!

– Ну, теперь дадим откушать немцу нашего «красного» перца. Почувствует враг его крепость и крутизну – слёзы брызнут. Поймет фашист, на что способны партизаны с добрым запасом нового вооружения и боеприпасов. А то в боепитании возникли проблемы, – радовался Жданов, как ребёнок, принимавший гостинцы у гостя.

Майор Зорич и капитан Гурский сдали почту и сразу же отправились к радистам готовить шифрованную телеграмму в Центр.

Начальник партизанской радиостанции Николай Колесник сердечно поздравил чекистов с прибытием на базу. Для сеанса связи радист быстро выбрал глухую балку рядом с густо заросшей кустарником вырубкой. Сориентировавшись по компасу, он указал партизанам, в какую сторону натянуть антенну, что и было быстро сделано. После чего Николай настроил передатчик на нужную волну. Ключ в руках радиста уже стучал, и слабый рабочий свет от лампочки на панели рации говорил, что сигналы понеслись в эфир, вырываясь из радиопередатчика. С промежутками в две-три минуты Николай посылал и посылал в сторону Центра свои позывные, а затем высказал просьбу киевской стороне выйти на экстренную связь.

Когда же Николай перешел на режим приёма, Центр сразу же лаконично ответил:

– Слышим хорошо… Слышим хорошо… Передавайте текст. Мы готовы принять!

Николай, виртуозно работая ключом, стал отстукивать одну за другой группы точек и тире…

Вообще, разведчики-радисты – это особое племя людей. Их, как говорится, отбирали для этого важного дела в разведке поштучно на добровольной основе, просеивали через густое сито специальных проверок органами государственной безопасности. Кадровый аппарат и руководители подразделений неоднократно проводили собеседования – своеобразное тестирование с ними на предмет выявления их волевых качеств и профессиональной пригодности. И даже после всей этой проверочной работы они имели право отказаться от участия в РДГ с вылетом в тыл противника.

Михаил Болтунов – член Союза писателей России и член Международной ассоциации писателей-баталистов и маринистов, автор очередной книги «Невидимое оружие ГРУ», писал, говоря о ельцинском периоде существования России:

«Я часто думаю сегодня, когда в нашей стране попраны честь и совесть, а проявление патриотизма стало чуть ли не поводом для насмешек над человеком, что означало тогда добровольно пойти в разведчики-радисты для юноши или девушки.

В юном возрасте самим шагнуть в тыл врага, имеющего мощнейшую карательную систему, оснащенную моторизованной подвижной передовой пеленгаторной техникой? Пойти в леса и болота, где на сотни верст враги, где нет соседа ни слева, ни справа, а голос Большой земли – лишь мерцающий писк «морзянки»?

Это могло означать только одно: великое самопожертвование во имя Родины. Понимаю, режут слух высокие слова. Понимаю, кое-кто из нынешней молодежи верит в них не больше, чем в сказку. А ведь всё это было с нами, с нашей страной, с дедами тех, кто и в мирную-то армию идти не хочет. А фронт…

Не дай бог нам с кем-нибудь воевать. Остается лишь надеяться, что и на завтра судьба припасла мир. Ибо смею утверждать: к войне мы теперь не готовы.

Правда, мы и в сорок первом не очень были готовы. Но дух народа был крепок».

Действительно, жизнь духа выше жизни плоти и независима от неё. Не плоть, а дух делает человека человеком, так же как дух народный поднимает силы страны на невиданную высоту. Только высокое патриотическое чувство способно на воспроизводство героизма, мужества и стойкости. Оно не знает таких понятий, как тяжесть задания, трусость, малодушие и предательство. Разве можно согласиться с подлостью активно тиражируемого сегодня недругами России, свившими теплые гнезда в СМИ, лозунга, что патриотизм – прибежище негодяев?

* * *

Итак, первое коротенькое сообщение из глубокого вражеского тыла от Зорича и Гурского полетело в Киев в адрес НКГБ Украины:

...

«Сидорову.

Находимся в обусловленном районе. Грузы приняты!

Зорич

».

Партизаны отряда обступили небесных посланцев и интересовались буквально всем: как живут люди, происходит ли восстановление разрушенных фашистами предприятий, городов и сел, что слышно об открытии второго фронта союзниками, какие цены на продукты и виды на урожай ожидаются в новом победном году? Вопросы, вопросы, вопросы…

А в то, что следующий год будет овеян Великой Победой, теперь верили все. Они его «приближали, как могли», громя фашистов и огнестрельным оружием, и фугасами, и внедренной к противнику своей агентурой.

После этого руководство отряда предложило «небесным гостям» поесть и отдохнуть.

Не было предела удивлению Гурского, когда среди праздничных блюд, приготовленных партизанами Жданова, он увидел на столе… судака по-польски. Этот жест поверг Гурского в изумление. Его лицо покраснело от приятной неожиданности, а затем растянулось в ухмылке. Он был в тот момент похож на кота, заметившего открытую банку со сливками.

– О какой конспирации может идти речь, когда о твоих слабостях, Толя, знают люди даже на таких расстояниях! – засмеялся уставший Зорич.

Захохотали и партизаны.

* * *

На следующий день командование отряда обрисовало оперативную обстановку в ближайшем окружении достаточно глубоко. Она была пёстрой и динамичной. В зоне отряда действовало много польских патриотических групп и отрядов. Все они именовали себя народными мстителями, где слово «помста» – мщение было определяющим. Одна часть из них принадлежала Армии Крайовой (АК) и подчинялась польскому правительству в Лондоне во главе с авантюристом Миколайчиком, сторонником западной модели построения жизни в Польше после окончания войны и яростным противником сближения с Советским Союзом.

Конечно, у личного состава советского партизанского отряда с ними была главная точка соприкосновения, влияющая на единение, – бить фашистов, надругавшихся над польским народом.

В этот период в отряд пришел бывший пограничник, захваченный в плен во время боевых действий в Крыму при защите Севастополя москвич Владимир Георгиевич Волостнов. Потом он был вывезен немцами в Польшу. Из концлагеря, организованного фашистами под городом Бяла Подляска, ему с другом удалось бежать. Добыв в бою оружие, он вступил в польский партизанский отряд. С появлением в этом районе в феврале 1944 года советских партизанских отрядов он перешел в отряд имени Железняка…

Как писала его дочь Наталья Волостнова:

«В этом отряде он был назначен командиром взвода тяжелого вооружения, состоящего из миномётов и противотанковых ружей. Пригодился опыт ведения огня из минометов на ходу, полученный в Севастополе. В Польше советским партизанам приходилось вдвойне трудно, потому что часто случалось предательство местного населения. Однажды отец и группа разведчиков решили переночевать в деревне. Хозяева сказали, что фашисты далеко, и пустили в дом. А позже сами привели немцев.

Отец неудачно выпрыгнул из дома и был схвачен. Фашисты привязали его к столбу, притащили охапку сена и подожгли. Спасли его подоспевшие разведчики, приведшие группу «подмоги» – помощи. До конца жизни у папы на теле остались следы верёвки, которой он был прикручен к столбу. В Польше он партизанил больше года, но вспоминал об этом периоде редко. После войны ни разу не воспользовался случаями посетить Польшу, долго не мог слышать немецкую речь, сквозь неё в ушах сразу звучал лай овчарок, которыми травили военнопленных, и польская речь ухо тоже не ласкала.

Однако Польша подарила ему настоящих друзей из советских партизан, с которыми он прошел потом партизанскими тропами Польши и Словакии. А вот Словакию отец называл своей второй родиной…»

* * *

Именно в отряде имени Железняка в Польше под Люблином Володю Волостнова заметил Зорич, и при второй командировке в Словакию он возьмет его в отряд «Зарубежные» в качестве начальника штаба разведывательно-диверсионной группы. Но это будет потом…

И всё-таки более крупные отряды действовали от имени Армии Людовой (АЛ). Они состояли в основном из рабочих и крестьян и ратовали за создание новой народной Польши в союзе с восточным соседом Советской Россией и с её победоносной Красной Армией.

Самые большие партизанские отряды в Польше возглавляли офицеры разгромленной польской армии полковники Сатановский и Корчинский, осуществлявшие постоянный обмен различной политической и военно-разведывательной информацией с советскими разведывательно-диверсионными группами.

Агентура партизан активно работала как в самом Люблине, так и в его окружении – местечках Парчеве, Жешуве, Грубешуве и других населенных пунктах.

Ценные сведения от советских и польских партизан не раз помогали частям Красной Армии наносить прицельные удары по врагу. Особенно эти сведения удовлетворяли наших летчиков – они качественно бомбили вражеские объекты. Их бомбы находили нужные цели без «штурманской доводки». Сбрасывались «небесные гостинцы» прямо в «десятки» – на указанные партизанами скопления личного состава, боевой техники и арсеналы с боеприпасами…

* * *

Активизация гитлеровцами карательных операций в районе прошлого Люблинского воеводства была сопряжена с одним интересным обстоятельством. Дело в том, что в это время проходила активная фаза испытаний нового «чудо-оружия», «оружия особого назначения», «оружия возмездия». Так гитлеровцы нарекли пуски самолетов-снарядов «Фау-1» и ракет «Фау-2» – детища Вернера фон Брауна и его компаньонов. Стартовые площадки размещались на испытательной станции под названием «Пенемюнде-Ост», расположенной в северной части острова Узедом близ рыбацкой деревушки Пенемюнде.

Именно с этой территории были проведены сотни пусков ракет «А-5» и «А-4». Они были несовершенны, поэтому четко не стабилизировались и падали с большими отклонениями от целей. Но так как ракетные проекты Брауна были засекречены, то на охрану полигона и поиски упавших изделий бросались силы из ведомства Гиммлера. В связи с этим активно велась вербовочная работа и насаждалась агентура, работавшая в первую очередь против местных партизан.

А так как часто в ходе испытаний ракеты залетали на территорию Польши, англичане через польское правительство в Лондоне поставили задачу добыть данные о тактико-технических характеристиках ракет. Ракеты исчезали обычно в северо-восточном направлении и, по расчетам специалистов из числа партизан, должны были падать в районе Сидльце, восточнее Варшавы, в излучине Буга.

Варшавский центр послал в этот район группу разведчиков. С помощью местных жителей они собрали необходимые сведения. Руководство этими поисковыми группами было поручено партизанскому командиру Ежи Хмелевскому – специалисту по вопросам авиации. Крестьяне сообщили ему, что в деревне Рейовиц, недалеко от Люблина, загадочный взрыв среди бела дня разрушил массивное здание. После этого взрыва в деревню примчались два грузовика с немецкими солдатами, которые разогнали всех любопытных, сфотографировали и обмерили воронку и тщательно собрали все металлические осколки.

Вот почему в районе Люблина так много функционировало жандармских постов и карательных отрядов…

* * *

Как-то в разговоре с Зоричем и Гурским Жданов поделился одним секретом:

– Что-то в последнее время нам не везёт – неудачи стали часто преследовать отряд. Немцы буквально организовали охоту на нас. Создается впечатление, что о предстоящих наших операциях они знают заранее. Порой каратели идут след в след – почти наступают на пятки… Ноченьки да ноженьки, слава богу, только и спасают партизан.

– Не проник ли к вам шпион? – обеспокоенно спросил майор у начальника штаба, исполнявшего должность командира отряда, помня слова, сказанные начальником отдела в Киеве перед заброской в Польшу. Он тогда предупреждал о вероятности проникновения в отряд лазутчика.

Жданов задумался. Видно было, что этот вопрос его серьёзно волновал – ведь гибли его люди, всё чаще и чаще натыкаясь на засады и попадая в эпицентры облав.

Посмотрев внимательно на собеседников – Александра и Анатолия, он вместо ответа предложил:

– Вы опытные оперативники – разведчики и контрразведчики в одном лице. Вам, как говорится, и карты в руки! Помогите нам найти этих мерзавцев – оборотней. Иначе мы можем потерять ещё больше людей. Теперь вы в нашей семье… Мы вам, как можем, поможем. Как говорится, без разведки наш отряд слеп…

– А без контрразведки беззащитен, – не дал договорить Жданову Зорич, вставив эту фразу.

– Согласен!

Вскоре руководство отрядом имени Железняка принял на себя опытный руководитель партизанского движения С. З. Барановский. А начальник штаба А. С. Жданов остался его первым заместителем.

* * *

Зорич и Гурский четко представляли, что может случиться, какие печальные последствия могут наступить, если быстро не разобраться с возникшей серьёзной ситуацией, опасно нависшей над отрядом. Терпеть дальше работу предателя или предателей нельзя было и преступно по своей сути. Они понимали, что безразличие в данной ситуации – опора слабости, а нетерпение – гибель силы. Для небольшого партизанского отряда деятельность «кротов» смерти подобна, тем более в тесном вражеском окружении.

Вначале тень растерянности легла на усталое лицо Зорича – впервые он так близко ощутил работу вражеского лазутчика. Поэтому чекист не мог отбиться, как от назойливого слепня на пляже, от охватившего ощущения полного недовольства собой: и спешить и медлить нельзя было.

И вдруг он почувствовал смутное озарение, будто ухватил все время ускользавшую догадку. Он быстро достал из полевой сумки блокнот и набросал карандашом довольно простую проверочную комбинацию. Она отражала реалии нахождения партизан в данном районе. Зорич победно улыбнулся и позвал Гурского.

– Анатолий, я, кажется, вышел на уровень решения головоломки, – улыбался Александр.

– Какой?

– Основной… По вычислению оборотней – абверовских или гестаповских «кротов». Одним словом – вражеских лазутчиков.

– Готов услышать перл разработки.

– Ну, так слушай…

Чекист исходил из того, что в условиях строгого режима службы в партизанском отряде не может быть шпиона-одиночки. Ведь каждый его шаг контролируют бойцы и командиры. У вражеского лазутчика должен быть связной из числа местных жителей – отряд же дислоцировался рядом с деревней Волей Верещинской. Именно местные крестьяне только и могут свободно передвигаться, покидать партизанскую зону, посещать другие села и даже город Люблин, где находились карательные службы немцев: гестапо, шпионская школа и штабы нескольких воинских и специальных частей СС.

– Согласен, Александр… Всё сложное – гениально просто, но до этой простоты, как говорится, надо дойти холодным умом, а потом и конкретным действием.

– Я думаю, капкан на шпиона или шпионов скоро должен сработать. Наживка пахучая и закреплена крепко, – пружина нашего капкана тугая. Не вырваться.

Слово Святогорову:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю