Текст книги "Война или военная преступность. Сборник публикаций"
Автор книги: Анатолий Чайковский
Соавторы: Пер Рудлинг,Джон-Пол Химка
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
В дополнение к материалам из различных украинских архивов Вятрович во многом полагается на материалы Николая Лебедя из Гарвардского университета, которые в значительной степени состоят из микрофиш копий, сделанных Лебедем самостоятельно в 1980 году. В 2007 году часть коллекции была передана в архив ЦДВР[88]88
V'iatrovych. Druha pol'ska-ukrains'ka viina. P. 26; Rudling. OUN, UPA, and Holocaust. P. 65, Fn. 272.
[Закрыть]. Вятрович не пытается проблематизировать этот источник, созданный «ведущим членом украинского освободительного движения» (стр. 25–26). Неспособность сделать это вызывает серьёзное опасение. Главный активист ОУН Николай Лебедь был осужден как один из людей, которые были вовлечены в убийство в 1934 году польского министра внутренних дел Бронислава Пиераки. После освобождения немцами из тюрьмы он прошел подготовку в гестапо в 1940-41 гг. Лебедь руководил Службой безопасности ОУН (б) (Служба безпеки) в 1943-44 гг. После войны он был взят под крыло ЦРУ, которая в своей внутренней переписке называла его «известным садистом и коллаборатором немцев», но его стратегическое значение в холодной войне было таким, что она защищали его от Управления специальных расследований (OSI) Министерства юстиции, которая хотела, чтобы он был привлечен к ответственности за военные преступления[89]89
Richard Breitman and Norman J.W. Goda. Hitler's Shadow: Nazi War Criminals, US Intelligence, and the Cold War. Washington, DC, 2010. Pp. 90–91; National Archives Records Administration, College Park, MD (NARA). RG 263. Box 59. NN3-263-02-008. QRPLUMB. Vol. 4. FY-88. Approval of operational activity – QRPLUMB. December 11, 1987. P. 4.
[Закрыть]. Несмотря на ее порой насильственную борьбу, различные разделы эмигрантской ОУН были вовлечены в производство картины соответствующего прошлого. Круги украинской диаспоры восприняли убийства ОУН-УПА восточных поляков молчанием. Эта тема практически отсутствует в собственной версии прошлого ветеранов УПА, многотомного «Літопису УПА»[90]90
Per Anders Rudling. Theory and Practice: Historical Representation of the War-Time Activities of the OUN-UPA (The Organization of Ukrainian Nationalist-Ukrainian Insurgent Army) // East European Jewish Affairs. 2006. Vol. 36. Pp.
163–189.
[Закрыть]. Эта публикация была частично финансируема ЦРУ, так как рассматривалась в категориях идеологической войны во время Холодной войны, а Лебедь сам был членом Издательского комитета «Літопису УПА»[91]91
On Litopys UPA editors Evhen Shtendera, Petro Potichnyj, and Petro Sodol's work for/ funding by the CIA, see NARA. RG 263. Box 59. NN3-263-02-008. AERODYNAMICS. Vol. 45. Contact reports, 18 Nov. 1960, 18 Dec. 1961; NARA RG, Box 59, NN3-263-02-008, QRPLUMB, Vol. 5, 1 of 2, Box 59, NN3-263-02-008, «Acknowledgment and release, 22 of February, 1991»; NARA. RG 263. ZZ-19. AERODYNAMICS. Vol 35. N. 1 of 3. 8 Nov. 1966.
[Закрыть]. В этом многотомном труде, созданном самими ветеранами УПА, тема убийств ОУН-УПА умалчивается. Другие украинские националисты выбрали разные стратегии. Идея представить массовые убийства УПА поляков как жертв в симметричной войне не является новой. В 1979 году Владимир Кубийович послал ученому и добровольцу Ваффен-СС Василию Вериге (Vasyl Weryha) руководствующие принципы для написания предлагаемой истории Украинского Центрального Комитета. «Если мы пишем о польско-украинских отношениях, – писал Кубийович, – они должны быть представлены в основном в виде взаимного уничтожения»[92]92
Volodymyr Kubijovych to Vasyl' Veryha. Plan «Istorii UtsK». September 17, 1979 // Library and Archives Canada, Ottawa. MG 31. Series D203. Dossier 54.
P. 45, Q6-28782.
[Закрыть].
Рецензенты «Ставлення ОУН до євреїв» отмечают, что «Вятрович очень "критически” относится к уличающим источникам, в то время как к источникам, которые идеологически близки к его позиции, он относится очень некритически»[93]93
Kurylo and Himka. Iak OUN. P. 259.
[Закрыть]. Та же проблема сохраняется в публикации «Вторая украинско-польская война. 1942–1947», где он снова полагается на отредактированные и скорректированные ОУН (б) сборники документов, не обращая внимания на рецензентов, которые указывали на недостоверность этих коллекций (стр. 59)[94]94
As Kurylo and Himka pointed out in their review, OUNv svitlipostanov Velykykh Zboriv, Konferentsii ta inshykh dokumentiv z borot'by 1929–1955 rr. (Munich: Zakordonny chastyny Orhanizatsii ukrains'kykh natsionalistiv, 1955), is a highly selective collection, published by the OUN(b) itself. Equally problematic is Wolodymyr Kosyk's Ukraina v Druhii svitovii viini u dokumentakh: Zbirnyk nimets'kykh arkhivnykh materialiv (1941–1942), v. 2-kh tt. (Lviv, 1998). Kurylo and Himka. Iak OUN. P. 259. On the redacting of the former to omit, for instance, the fascist raised-arm salute, see Grzegorz Rossolinski-Liebe. The «Ukrainian National Revolution» of 1941: Discourse and Practice of a Fascist Movement // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2011. Vol. 12. P. 89, Fn. 19.
[Закрыть]. Книга Вятровича не содержит никаких дискуссий о том, почему зависимость от коллекций, составленных преступниками и ультранационалистическими эмигрантскими организациями, является проблематичной. Издание не отражает, почему такой осужденный убийца, как Лебедь, как лидер ОУН (б) принимал непосредственное участие в убийствах и, может быть, был заинтересован в представлении менее чем полного и откровенного отчета по «Волынской резне». Историки, не исследующие деятельность ОУН, среди них Джон-Пол Химка и Марко Карыннык, которые также работали с материалами коллекции Лебедя, указывали на многочисленные серьезные недостатки: группа Лебедя опубликовала документы выборочно и только отредактированные. Кроме того, она редактировала, перепечатывала или иным образом манипулировала опубликованными документами с целью получения назидательного рассказа в соответствии с националистической идеологией[95]95
Rudling. OUN, UPA, and Holocaust. P. 20
[Закрыть]. Анализируя «Ставлення ОУН до євреїв», Вятрович ставит под сомнение документы, которые показывают, как руководство ОУН одобряло массовое убийство евреев. Без предоставления доказательств Вятрович «сомневается» по поводу подлинности в 1941 году автобиографии Ярослава Стецько, в которой «премьер-министр» ОУН (б) выразил свои обязательства по «уничтожению евреев и целесообразности привлечения немецких методов истребления по отношению к евреям в Украине»[96]96
Kurylo and Himka. Iak OUN. P. 258. «Video: vtoraia chast besedy s istorikom Vladi-mirom Viatrovichem v programme 'Alef'» // Dnepropetrovskaia evreiskaia obshchina. 16.10.2011. http://www.djc.com.ua/?page=news&type=news&mnu=9&artid=6417 (Last accessed: February 21, 2012).
[Закрыть]. В книге «Вторая украинско-польская война. 1942–1947» Вятрович ставит под сомнение подлинность документов, подтверждающих обязательства руководства в отношении массовых убийств польских меньшинств. Одним из таких документов являются протоколы допросов местного командира УПА Юрия Стельмащука, который подтверждает, что руководство ОУН приказывало совершать массовые убийства польского населения. Гжегож Мотыка, ведущий специалист по убийствам УПА, цитирует Стельмащука: «[В] июне 1943 года представитель Центрального Провода ОУН "Клым Савур” передал мне секретную директиву от Центрального Провода ОУН об общей физической ликвидации всего польского населения, проживающего на территории западных областей Украины»[97]97
Motyka. Ukrainska partyzantka 1942–1960. P. 307, citing DA SBU. Z. 65. j.a. 49532. T. 1. K. 168–169.
[Закрыть].
Вятрович представляет этот эпизод таким образом, что у читателя формируется впечатление, что все показания Стельмащука фиктивны: «Эти слова являются сегодня главным свидетельством приказа Провода ОУН об общем истреблении поляков. Неужели мы не имеем дела с одной из многих попыток НКВД скомпрометировать украинское освободительное движение?». Вятрович задает риторический вопрос (с. 93). В интервью «Украинской правде» он представляет различные теории и приписывает подделки КГБ. «Цитирование производится из несуществующего протокола, который, я думаю, появился в 1960-е годы, когда КГБ создавало массу материала об УПА. А отсутствие важных документов, которые поставили бы под угрозу УПА, было просто заполнено путем создания псевдо-директив. К сожалению, этот документ довольно часто используют польские историки, которые не читали дела Стельмащука»[98]98
V'iatrovych. Volyns'ka tragediia – chastyna pol's'ko-ukrains'koi viiny.
[Закрыть]. Когда КГБ в 1959-60-е гг. решил обвинить во львовском погроме ОУН (б) батальон Нахтигаль, он оставил огромную путаницу в документах[99]99
John-Paul Himka. Ukrainian past and Ukrainian future // Kyiv Post. 20.09.2010. http:// www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83019/ (Last accessed: March 14, 2012).
[Закрыть]. Если инсинуации Вятровича о том, что на самом деле фальсифицированные КГБ дела Стецько и Стельмащука являются действительными, почему бывший директор архива СБУ не отменил требование относительно источников? Подобно тому, как в случае с жизнеописанием Стецько, ключевые моменты показаний Стельмащука подтверждаются другими источниками. Столько, сколько автобиография Стецько подтверждает одобрение руководством ОУН (б) антиеврейских убийств, исповедь Стельмащука доказывает, что был приказ ОУН-УПА относительно массового убийства поляков. Осторожность, впрочем, всегда желательна. Точное осуществление такого порядка не может быть само собой разумеющимся. НКВД часто не записывал показания вербуемых, но перефразировал их. Свидетельство Стельмащука не является доказательством геноцида ОУН-УПА против поляков. Оно, однако, подтверждает использование УПА неизбирательного политического насилия и убийства гражданских лиц. Свидетельство Стельмащука ссылается на аналогичные предписания ОУН-УПА об устранении всех советских военнопленных в Западной Украине, всех россиян в УПА, а также всех семей, сочувствующих таковым советским. Как и в случае убийства поляков, эти заказы подтверждаются различными видами доказательств убийств УПА россиян и советских военнопленных, просоветских украинцев и их семей[100]100
Protokol doprosa arestovannogo Stel'mashchuk Iuriia Aleksandrovicha, 28 fevralia 1945 goda // HDA SBU. F. 13. Spr. 373. T. 89. Ark. 30–33, 39. As a note of caution regarding using Litopys UPA as a source, it should perhaps be added that the information on Stelmash– chuk's background as the first head of the auxiliary police in the Zhytomyr region in July 1941, evident from HDA SBU. F. 5. Spr. 67434. Ll. 24–40, is omitted from the published version in: Litopys UPA. Vol. 9. P. 430. Thanks to Ivan Kachanovski for this reference.
[Закрыть].
Еще одной проблемой является избирательное использование источников. Например, Вятрович приписывает сожжение села Малин 14 июля 1943 года, вследствие которого погибло несколько сот мирных жителей, «государственной полиции, совершившей это при помощи узбеков и поляков»[101]101
V'iatrovych. Druha pol's'ko-ukrains'ka viina. P. 132, citing TsDAVO Ukrainy. F. 3838. Op. 1. Spr. 90. Ark. 13.
[Закрыть]. Вятрович использует один документ случайно, чтобы объяснить, что произошло в Малине, когда существуют как минимум 10–15 различных и конкурирующих вариантов, основанных на столь же законных источниках[102]102
As demonstrated by Jared McBride's detailed study of the Malyn massacre, which was presented at a Kyiv conference where V'iatrovych was present. Jared McBride. Through an Ethnic Lens, Darkly: The Massacre at Malyn, July 1943 / Paper presented at the international conference «World War II and the (Re)Creation of Historical Memory in Contemporary Ukraine». Kyiv, Ukraine, September 23–26, 2009.
[Закрыть].
Не существует весомой причины, по которой Вятрович выбирает тот конкретный источник, где поляки упоминаются в роли преступников, отличный от того, который выбрал бы рецензент, и таким образом сохраняет свои претензии на «симметрию». Методология Вятровича в отношении основных источников заключается в поиске и некритическом восприятии тех, кто представляет «героев» и «национальных освободителей» в самом лучшем свете, в резком контрасте представлениям поляков.
Критика наукиПодобные проблемы также очевидны в использовании Вятровичем вторичных источников. Он не пытается проблематизировать «Літопис УПА», составленный самими ветеранами ОУН и УПА. Сомнительным является то, что он некритически рассматривает роль активиста ОУН (б) Петра Мирчука, который первым распространил вышеупомянутую подделку о фиктивной еврейке в УПА с целью «опровергнуть» антисемитизм ОУН-УПА[103]103
Rudling. OUN, UPA, Holocaust. P. 25. On Mirchuk's attitude to Jews, see Petro Mirchuk. My Meetings and Discussions in Israel: Are Ukrainians «Traditionally Anti-Semites»? New York, 1982.
[Закрыть]; ветерана УПА Льва Шанковски, который утверждает, что правительство ОУН (б) отдало приказ милиции, чтобы остановить погром во Львове в 1941 году и таким образом спасти евреев[104]104
Lew Shansky. The Teaching of «Holocaust» // ABN Correspondence. 1979. Vol. XXX. No. 2. P. 45. On the role of the OUN(b) militia in the pogrom, see John-Paul Himka. The Lviv Pogrom of 1941: The Germans, Ukrainian Nationalists, and the Carnival Crowd // Canadian Slavonic Papers. 2011. Vol. LIII. Pp. 209–243.
[Закрыть], или Владимира Косых, чья повторная публикация документов ОУН была отредактирована с тем, чтобы соответствовать эмигрантским политическим предпочтениям ОУН (б)[105]105
See, for instance Karel C. Berkhoff and Marco Carynnyk. The Organization of Ukrainian Nationalists and Its Attitude toward Germans and Jews: Iaroslav Stets'ko's 1941 Zhyttiepys // Harvard Ukrainian Studies. 1999. Vol. XXIII. P. 149.
[Закрыть].
Некритическое восприятие эмигрантских источников ОУН резко контрастирует с тем, как Вятрович относится к ученым, которые не принадлежат к последователям украинской националистической традиции и относятся к ней критически. Он считает попытку Тимоти Снайдера «приравнять антипольские действия к действиям по уничтожению евреев» странной и призывает историка Йельского университета к ответу за то, что он «не в состоянии обосновать утверждение», что «УПА имела политическую программу для реализации её "антипольской” этнической чистки» (стр. 29 абз. 27; стр. 90–91). Вятрович критически относится к работам Владислава и Евы Семашко, обвиняя их в совершении «многих очень серьезных ошибок с целью демонстрации чрезвычайных страданий только поляков и уменьшения числа жертв с украинской стороны». Их работа, по словам Вятровича, содержит «очень много искажений, преувеличений и открытых фальсификаций»[106]106
Pavlo Solod'ko. Volodymyr V'iatrovych: «Volyns'ka trahediia – chastyna pol'sko-ukrains'koi viiny» // Ukrains'ka Pravda. 12.06.2011. http://www.istpravda.com.ua/articles/2011/07/12/45443/viewprint (Last Accessed: October 12, 2011).
[Закрыть]. «Историки, – пишет Вятрович, – «должны иметь более бесстрастное отношение к теме, исследовать её солидно, и, прежде всего, искать документы»[107]107
Ibid.
[Закрыть].
Более серьезной является инсинуация Вятровича о том, что польские и западные учёные намеренно завышают число деревень, сожжённых и разрушенных УПА 11 июля 1943 года: «Польские исследователи, опираясь, в частности, на Семашко, первоначально говорили о 80–90 деревнях, уничтоженных в тот день. Сегодня они говорят о более чем 160. Это используется в качестве подтверждения систематических антипольских действий, произведённых на больших территориях. Я не видел никакой серьезной методологии в подсчёте числа потерь, как с польской, так и с украинской стороны»[108]108
Ibid.
[Закрыть]. Имея в виду атаку УПА 11–12 июля 1943 года польских деревень Волыни, Вятрович пишет: «Масштаб операции… постоянно растет – от нескольких десятков до более чем ста населённых пунктов» (стр. 120); «В показаниях Коморовского идут разговоры об около 60 населенных пунктах, Гжегож Мотыка говорит о 96. В предисловии к сборнику документов, изданному польским Институтом национальной памяти и СБУ в 2005 году, – число выросло до 99, [в книге] Тимоти Снайдера – до 167!» (стр. 120, прим. 205). Но не только цифры таинственно растут в руках этих историков. «Очевидно, что операция, в которой 60 населенных пунктов одновременно являются целью, требует серьезной координации, – это то, что могло содержаться в документальных материалах УПА. Напротив, такая информация, по крайней мере до сих пор не была найдена» (стр. 122). Таким образом, «установить на основе этих ограниченных данных ход массовой акции или любую другую её деталь, к сожалению, невозможно. Тезис о большой операции в ночь с 11 июля и 12 по-прежнему не подтверждается источниками» (стр. 123–124).
Следовательно, «вопрос о том, инициировало ли руководство украинского подполья массовую анти-польскую кампанию, остается спорным» (стр. 129).
Вятрович вводит цифры как наброски, источников не хватает. Как и показания выживших являются ненадежными и предположительно неподтвержденными, так, «к сожалению», и «ответственные и серьёзные историки могут очень мало сказать об этих событиях». В результате те, кто всё же пишет об убийстве УПА, – безответственны: в интервью интернет– журнала «Историческая правда» (подраздел «Украинской правды») на обоих ключевых ресурсах, которые с нетерпением переиздали рассказ Вятровича, говорится: «Мне страшно от постоянно растущего числа, «охота за трупами» в Волынской трагедии», – подчеркивает историк. В 1990 году используемая цифра была по-прежнему близка к 50 000 убитых поляков, а затем мы услышали цифру 75 000, потом 90 000 и 100 000. Более правые историки уже говорят о 250 000, даже 500 000. Поскольку у нас нет методологии, то это всё – жонглирование цифрами»[109]109
«Honka trupiv» u Volyns'kii trahedii liakae – V'iatrovych // Istorichna pravda. 27.09.2011. http://www.istpravda.com.ua/short/2011/09/27/56799/ (Last accessed: October 14, 2011).
[Закрыть].
Вятрович прав в том, что данные о точном количестве ОУН-УПА жертв по-прежнему являются несколько неопределенными. Мы также согласны, что политизация и инструментализация этой трагедии привела к неудачным искажениям[110]110
This author had a recent experience of this when he and some other contributors unsuccessfully tried to convince the editor of a recent volume on the OUN-UPA antiPolish violence to remove a factually incorrect passage on «the plight of about 200,000 Poles, women, old people, and children, who were butchered in a barbarian fashion by Ukrainian Nazis from the SS Galizien and the OUN-UPA». Boguslaw Paz. Przemilczenie jako radykalna forma klamstwa historycznego: Filozoficzna analiza zjawiska przemilczewnia w kontekscie ludobojstwa na kresach // Idem (Ed.). Prawda Historyczna a prawda polityczna w badaniach naukowych: Przyklad ludobojstwa na kresach poludniowo-wschodniej Polski w latach 1939–1946 (=Acta Universitatis Wratislavensis 3300). Wroclaw, 2011. P. 138.
[Закрыть].
Тем не менее представление Вятровичем польской и западной историографии является избирательным и лицемерным: в академических дискуссиях ведущие специалисты по вопросу польских жертв украинских националистов называют число между 60 000 и 100 000 польских и от 10 000 до 20 000 украинских жертв в этом конфликте[111]111
Grzegorz Motyka. Konflikt polsko-ukrainski w latach 1943–1948: aktualny stan badan // Warszawskie Zeszyty Historyczne. 1989. Vol. 8–9. Pp. 323–325; Rossolinski-Liebe. Der polnisch-ukrainische Historikerdiskurs. P. 55, Fn. 8, 59. On the historiography of the Volhynian massacre, see Ilushyn. Ukrains'ka povstans'ka armiia. Pp. 13–66; Antonina Kozyrska. Bibliografia problematyki stosunkow polsko-ukrainskich 1939–1947 / Paper presented at the XIII International Seminar «Polska – Ukraina, Trudne problemy. Stosunki polsko-ukrainskie w latach 1939–1947», June 4–6 2008; Rafal Wnuk. Recent Polish Historiography on Polish-Ukrainian Relations during World War II and its Aftermath // InterMarium. 2004. Vol. 7. http://www.ece.columbia.edu/research/intermarium/vol7no1/ wnuk.pdf (Last accessed: October 14, 2011); Rossolinski-Liebe. Der polnisch-ukrainische Historikerdiskurs. Pp. 54–85.
[Закрыть]. Последние исследования показывают, что количество украинцев, убитых поляками, возможно, придется пересмотреть в сторону понижения, в то время как представляется необходимым достижение более широкого консенсуса относительно числа польских жертв.
Существует относительно немного исследований, посвященных вопросу украинских жертв польского террора во время Второй мировой войны. Мотыка ранее говорил о 20000 украинских жертв[112]112
Grzegorz Motyka sums up the situation: «Altogether, during the years 1943-47, 80,000–100,000 Poles and 10,000-20,000 Ukrainians. In Volhynia the relation is simply stunning – on the Polish side were maybe even 50,000-60,000 victims, on the Ukrainian – no more than 2,000-3,000. As for families, more than a million Poles were displaced and about 630,000 Ukrainians and Lemkos». Motyka. Zapomnijcie o Giedroyciu.
[Закрыть]. В исследовании 2011 года Мотыка снизил свою цифру относительно украинских потерь от рук польского подполья до 10-11000 и 15 000: около 2000–3000 украинцев на Волыни, 1000–2000 в Восточной Галиции и 800010000 на территории современной Польши, 3 000-4 000 из которых были убиты до 1944 г. и 5 000-6 000 – с 1944 по 1947 год[113]113
Grzegorz Motyka. Od rzezi wolynskiej do akcji «Wisla»: Konflike polsko-ukrainski 1943–1947. Krakow, 2011. P. 448.
[Закрыть].
Если учитывать значимость докладов Михаила Хомяка в местных архивах Альберты, то число украинских жертв польского террора в 1942 и 1943 годах на этнически смешанных территориях, которые входят в состав современной Польши, возможно, придется снизить еще больше. 22 января 1944 г. в отчете Украинского комитета помощи, посланном Хомяку, редактор «Краковских вестей» из Люблинского офиса Украинского Центрального Комитета перечисляет 500 украинских передовых лиц (Ukrains'ki peredovyki), которые стали жертвами нападений со стороны польских сил в 1942 и 1943 годах в Хелме/Холмском районе и Подляшье/Pidliashshia. Украинские потери имели следующее географическое распределение: 269 – в Грубешове (Hrubeshiv/Hrubieszow), 58 – в Холме (Chelm/Kholm), 20 – Бела Подляска (Biela Podlaska/Bila Pilias'ka), 60 – в Замостье (Zamosc/Zamistia), 54 – Билгорай (Bilgoraj/Bilhorai-Tarnohorod), 10 – Красныстав (Krasnystaw/Krasnostav), 5 – Радын (Radyn) и 24 в Люблине (Lublin)[114]114
Provincial Archives of Alberta (Henceforth PAA). Michael Chomiak Collection. Accession 85.191. File 59. Document 1.
[Закрыть]. Этот документ не только показывает количество убитых украинцев, но и содержит информацию об их профессиях, которая проливает дополнительный свет на динамику. Неудивительно, что подавляющее большинство жертв были крестьянами; это свидетельствует о социально-экономическом составе населения. Бросается в глаза, однако, чрезмерная репрезентация некоторых коллабораторов: способы защиты местных администраторов и полицейских. Из 500 украинских жертв в списке 177 (или 35,4 %) служили в различных формах, находясь при власти нацистов, а члены Украинского комитета помощи – полицейские, гвардейцы, судебные приставы или старейшины. Тридцать четыре человека были убиты в 1942 году, 4 – в 1941 году, в то время как подавляющее большинство – 462 – в 1943 году; октябрь (92 убитых) и май (91 убитый) являются самыми кровавыми месяцами.
Это, следует отметить, в то время, когда резня УПА волынских поляков продолжалась уже в течение месяцев[115]115
PAA. 85.191. File 59. Documents 1–13. This argument has been made in greater detail by other scholars, who have worked with the same material. See Czeslaw Partacz and Krzysztof Lada. Kto zaczql? Polacy i Ukraincy na Lubelszczyznie w latach 1941–1943. // G. Motyka, D. Libionka (Eds.). Antypolska akcja OUN-UPA 1943–1944. Fakty i interpretacje. Warsaw, 2002. Pp. 33–40.
[Закрыть].
Таким образом, во-первых, появляется причина для дальнейшего сокращения количества украинских жертв польского насилия, по крайней мере на землях современной Польши, где поляки составляли большинство населения и польское подполье было сильнее. Во-вторых, высокий удельный вес исследований различных сотрудников в области украинских потерь показывает, что польский террор против украинцев носил иной характер, чем ОУН (б) антипольские убийства на Волыни, которые, как и ОУН (б) убийства евреев, были идеологически мотивированы и систематически нацелены на этнические меньшинства[116]116
On the OUN(b) action program for the case of war, see «The Military Doctrine of the Ukrainian Nationalists», written by Mykhailo Kolodzins'kyi in 1938, which stipulated that «hostile» national minorities, that is, Poles, Jews, and Russians, should be cleansed from the Western Ukrainian lands. «Expel literally to the last person the Polish element from the Western Ukrainian lands and thereby end Polish pretensions about the Polish character of these lands». Zaitsev. Viina iak prodovzhennia polityky. P. 239, citing Arkhiv OUN u Kyevi. F. 1. Op. 2. Spr. 466. Ark. 103. On the OUN(b)'s action plan to kill Jews, Poles, and other minorities in the wake of Barbarossa, see May 1941's «Borot'ba i diialnist' OUN(b) pid chas viiny: Instruktsii Revolutsiinoho Provodu OUN(B) dlia orhanizatsiinoho aktyvu v Ukraini na period viiny: Viiskovi instruktsii», and «Vkazivky na pershi dni orhanizatsii derzhavnoho zhyttia» in TsDAVO Ukrainy. F. 3833. Op. 2. Spr. 1. Ark. 25–33 and 33–57. 372
[Закрыть]. В-третьих, насилие не предшествовало кампании УПА на Волыни, но и обострилось после того, как этнические чистки на Волыни уже начались.
Историки Гжегож Грицюк и Гжегож Мотыка в Польше, как и Игорь Ильюшин в Украине и Тимоти Снайдер в Соединенных Штатах, значительно расширили наше понимание о массовых убийствах ОУН-УПА. Ева и Владислав Семашко не историки по образованию. Как участник Армии Крайовой в мероприятиях, Владислав Семашко не является нейтральным наблюдателем. Его дочь Ева – инженер, а не историк по образованию. Оба работают в жанре повествования, которое было описано как националистическое[117]117
For instance, Ihor Iliushyn has pointed out the Siemaszkos' near-exclusive reliance on Polish sources, identification with Polish nationalist formations, and overestimation of the supposed «good neighborhood» and «friendly relations» between Poles and Ukrainians in the 1930s. Ihor Iliushyn. Ukrains'ka povstans'ka armiia i Armiia kraiova: protystoinnia v zakhidnii Ukraini (1939–1945 rr.). Kyiv, 2009. Pp. 44–50.
[Закрыть]. Тем не менее они десятилетиями собирали и документировали информацию «о выживших», и их выводы нельзя просто сбросить со счетов.
Существует развивающийся консенсус относительно цифр. Тимоти Снайдер приводит число польских гражданских жертв, убитых УПА на Волыни только в 1943 году, 4000060000[118]118
Snyder. Reconstruction of Nations. P. 170.
[Закрыть]. Гжегож Грицюк, проанализировав демографические потоки на Волыни, приходит к выводу, что судьбу 60700 поляков на Волыни необходимо «объяснить»[119]119
Grzegorz Hryciuk. Przemiany narodowosciowe i ludnosciowe w Galicji Wschodniej i na Wolyniu w latach 1931–1948. Torun, 2005. P. 281.
[Закрыть]. По мысли Гжегожа Мотыки, эта цифра находится между 70000 и 100000[120]120
Grzegorz Motyka. Ukrainska partyzantka 1942–1960: Dzialnosc Organizacji Ukrainskich Nacjonalistow i Ukrainskiej Powstanczej Armii. Warsaw, 2006. Pp. 410–412, 649–650.
[Закрыть]. Оценки Евы Семашко являются аналогичными: около 60 000 на Волыни в 1943-44 гг., и 32000 в Восточной Галиции в 1944 году. Ее исследование относительно числа жертв – самое подробное на сегодняшний день. Ева Семашко проводит различие между «подтверждёнными смертями» и «жертвами, известными по именам». В 2010 году она округлила число подтвержденных смертей до 88700, из которых 42496 известны по именам[121]121
Ewa Siemaszko. Bilans Zbrodni // Biuletyn instytutu pamieci narodowej. 2010. Vol. 116–117. Pp. 85, 88, 92, 94.
[Закрыть]. Обновленное исследование, опубликованное в 2011 году, насчитывает 91200 подтвержденных случаев смерти, 43987 людей из которых известны по именам[122]122
Ewa Siemaszko. Stan badan nad ludobojstwem dokonanym na ludnosci polskiej przez Organizacji Nacjonalistow Ukrainskich i Ukrainskq Powstanczq Armi^ // Boguslaw Paz (Ed.). Prawda Historyczna a Prawda Polityczna w badaniach naukowych: Przyklad ludobojstwa na Kresach poludniowo-wschodniej Polski w latach 1939–1946. Wroclaw, 2011. P. 341.
[Закрыть].
Тем не менее Вятрович утверждает, что он «не читал респектабельной работы» об убийствах[123]123
Solodko. Volodymyr V'iatrovych.
[Закрыть]. Работа Семашко «содержит целый ряд неточностей и преувеличений», – предъявляет претензию Вятрович, добавляя, что «к сожалению, воспоминания не могут служить достаточно надежным источником информации для исследователей» (стр. 18). Вятрович предупреждает, что «историк должен работать осторожно», подразумевая, что это то, что он делает, а приведенные выше ученые – нет (с. 19). Он утверждает, что производство документов также является частью войны, в которой один пытается «оправдать свои собственные действия и обвинить противников» (стр. 23). Вятрович поддаёт сомнению цифры, которые предлагаются в самых детальных исследованиях, но сам не предлагает альтернативных цифр. Цифра должна быть значительно ниже, мы понимаем, и все специалисты ошибаются в своих исследованиях и участвуют в пугающей «охоте за трупами». Нам было бы интересно узнать, какие цифры Вятрович считает правильными. К сожалению, исследователь склоняется к корректирующим нечётким данным: «несколько десятков тысяч убитых с обеих сторон» (с. 32). В этой связи возникает вопрос: если Вятрович не хочет или не чувствует себя компетентным, чтобы привести даже приблизительную цифру числа жертв, что является основанием для его претензии на «симметрию»?
Вятрович пишет, что «использование термина "геноцид” для этих событий осуществляется только с политической, а не научно-познавательной целью и недостаточно для описания особенностей этого конфликта» (стр. 30). Данный рецензент соглашается: термин «геноцид» сам по себе не добавляет к нашему пониманию резни больше, чем нам это помогает понять, скажем, украинский голод 1932-33 годов. Сначала можно подумать, что Вятрович отреагировал на растущую в научном сообществе озадаченностьпо поводу инструментализации истории в некоторых посткоммунистических государствах Восточной Европы[124]124
See, for instance: Dovid Katz. Detonation of the Holocaust in 1941: A Tale of Two Books // East European Jewish Affairs. 2011. Vol. 41. Pp. 207–221; Dzhon-Pol Khimka. Ukraintsy ne dolzhny byli massovo ubivat' mirnoe naselenie // Antifashist: Antifashist-skii forum Ukrainy. 16.07.2010. http://antifashist.com/time-line/216-djon-pol-himki-pro-mirnoe-naselenie.html (Last accessed: March 14, 2012); Dmytro Rybokov. Marko Tsarynnyk: Istorychna napivpravda hirsha za odvertu brekhniu // Levyi bereh. 6.11.2009. http://lb.com.ua/article/society/2009/11/05/13147markotsarynnykistorychna.html (Last accessed: March 14, 2012).
[Закрыть]. Тем не менее критическое отношение Вятровича к инструментализации геноцида выдает его «страх» «охоты на трупов», его нежелание предоставить хоть какую-то оценку числа жертв в поддержку своего заявления «симметрии» не является показательным для общей осторожности автора в отношении источников или терминологического консерватизма. На самом деле Вятрович не располагает доказательствами, чтобы определять уровень критицизма термина «геноцид» в инструментализации. Во время своего пребывания в должности директора архива СБУ Вятрович позиционировал голод 1932-33 годов как преднамеренный геноцид украинского народа. Серьёзные учёные в данной области оценивают количество смертей от голода в Украине в 1932-33 годах в 2,5–3,9 миллиона человек[125]125
Timothy Snyder. Bloodlands: Europe Between Hitler and Stalin. New York, 2010. P. 53.
[Закрыть]. СБУ даже представила точную цифру – 10063000 жертв в республике во время Голодомора, или «геноцида голодом» в 1932-33 гг. Сотрудники пришли к такому числу, учитывая самые высокие оценки, включая 3 941000 голодных смертей, к которым добавили 6122000 «нерожденных» детей[126]126
SBU nazvala ostatochnu kil'kist' zhertv Holodomoru v Ukraini // Tsn.ua. N. d. http://tsn.ua/ukrayina/sbu-nazvala-ostatochnu-kilkist-zhertv-golodomoru-v-ukrayini.html (Last accessed: March 14, 2012).
[Закрыть]. В ноябре 2011 года Вятрович громко выступал за геноцид сознания. Одетый в черное и с мегафоном в руке, он прошёл перед парадом в честь памяти Голодомора в Киеве, выкрикивая: «Сегодня мы чтим память миллионов детей, которые были убиты в 32 и 33. Тех, кто мог бы стать будущим Украины. Тех, кто стал потерянным поколением. Наша память может продолжить их жизни»[127]127
5 tysiach kyian vshanuvaly zahyblykh vid holodu ditei // Tsentr Doslidzhen' Vyzvol'noho Rukhu. 27.11.2011. http://cdvr.org.ua/content/5-THCgq-KHgH-BmaHYBaM– 3am6MX-Bia-ronoav-aiTeH (Last accessed: November 28, 2011).
[Закрыть].
Полный скептицизм Вятровича в отношении показаний очевидцев, терминологии и источников не свидетельствуют об академизме, исследовательской философии или методе, но, на наш взгляд, обусловлен темой. Таким образом, в то время как воспоминания выживших после резни ОУН-УПА поляков не могут быть приняты в качестве достаточного основания для историков, свидетельства украинцев, переживших голод, не только рассматриваются как действительный источник, но память о голоде считается критически важной. Геноцид является не научной и политической категорией, когда к нему взывают польские власти, чтобы описать резню ОУН-УПА восточных поляков, но обоснованной концепцией, которая должна приниматься за чистую монету, когда к ней апеллируют украинская власть и Вятрович при описании голода 1932-33 гг. Вятрович выступает против предоставления жертвам ОУН-УПА статуса жертв геноцида – того, чего он добивается для украинцев – жертв Сталина. Исследователь отвергает методологию Мотыки, Семашко и Снайдера для установления количества жертв ОУН-УПА. Было бы хорошо, если бы Вятрович применил их методы в своем деле, рассчитывая точное число никогда не существующих украинских жертв геноцида, и достиг «точного» числа, которое само по себе превысило бы аналогичное число жертв Холокоста.
Такая инструментализация и капитализация человеческих страданий, вопиющими примерами использования которых является Вятрович и его институт, создают трудности со смирением с травмирующей историей ХХ века.
Антон Полонский называет это явление «страданием Олимпийских игр»[128]128
Roger Cohen. The Suffering Olympics // The New York Times. 31.01.2012. http://www.nytimes.com/2012/01/31/opinion/the-suffering-olympics.html?_r=1&src=tp&smid=fb– share (Last accessed: February 6, 2012).
[Закрыть]. Другие относятся к этому как к конкурентному страданию и Холокосту зависти. Такой подход является вопиющим и разлагающим и несёт особенно много рисков, когда используется последователями организаций, которые делали заказы на совершение массовых убийств и сами совершали их.
