Текст книги "Война или военная преступность. Сборник публикаций"
Автор книги: Анатолий Чайковский
Соавторы: Пер Рудлинг,Джон-Пол Химка
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Мое решение активно заняться этими вопросами лишь в малой степени стало просто результатом моего исторического образования. Я всегда обдумываю интересные проекты, над которыми хочу работать в дальнейшем. Еще только приступая к написанию работы об украинских националистах и Холокосте, я думал над тем, что буду делать после этого. О работе над темой Холокоста в Украине я думал еще в середине 1990-х гг., после того, как закончил три монографии по истории Галиции в XIX в., но вместо этого я начал работать над книгой о Страшном суде в украинской культуре. Отказавшись от темы Холокоста в середине 1990-х гг., я думал, что она несложная и не особо важная (с тех пор мои взгляды, конечно, изменились). Но раз уж тема была выбрана, она проходила через обычные дисциплинарные процедуры, которые включают в себя исследование первоисточников и переосмысление фактов и концепций с учетом существующих исследований. В украинском контексте меня поразило то, с чем я никогда не сталкивался раньше в своей профессиональной карьере, а именно огромная пропасть между тем, что сообщали мне источники, и господствующими мнениями. Я был также поражен полным отсутствием публикаций по данной теме в рамках украинских исследований. По ходу работы я все больше и больше убеждался в том, что настал момент, когда ревизионистский подход становится не только приемлемым, но и обязательным.
В процессе работы я публиковал отрывки из своего исследования и вскоре стал объектом критики и даже шельмования. Обескураженный, я вновь и вновь возвращался все к той же основной идее: правда представляет ценность сама по себе. Независимо от того, во что мы хотели бы верить в отношении того или иного предмета, мы обязаны раскрывать правду. Я мог бы сформулировать этот пункт и по-другому. Возможно, следуя Пьеру Нора и Тони Джадту, я мог бы написать о том, как история оказывается важным «противоядием» для памяти. Но я буду придерживаться идеи стремления к правде. В ходе всех дискуссий, в которых я участвовал, я не переставал удивляться тому, как мало людей в этом заинтересованы. Мои аргументы отвергаются с ходу, без серьезного и честного оспаривания их самих или источников, на которые они опираются. И в спорах мои оппоненты, как мне кажется, стремятся скорее защитить определенную позицию, нежели выяснить, что происходило на самом деле, как это должны были бы делать историки. Когда в 2008 г. я всерьез занялся этим проектом, я даже и понятия не имел о действиях боевиков ОУН летом 1941 г.; я сомневался в том, что УПА убивала евреев, или думал, что она делала это лишь в исключительных случаях[7]7
См. для сравнения мою более раннюю заметку Ukrainian Collaboration in the Extermination of the Jews during the Second World War: Sorting out the Long-Term and Conjunctural Factors, опубликованную в: The Fate of the European jews, 1939–1945: Continuity or Contingency / eel. By J. Frankel. N. Y., Oxford: Oxford Univ. Press, 1997; Studies in Contemporary’ Jewry. Vol. 13. 1997. P. 70—189.
[Закрыть]. Делая свои открытия, я испытывал весьма противоречивые чувства. Конечно, с одной стороны, мне не нравилось то, что я узнавал. С другой стороны, я испытывал удовлетворение, которое испытывает профессиональный историк при решении сложной проблемы.
Но на самом деле мой интерес к исследованиям того, что происходило в действительности, был спровоцирован моей перепиской с моим дорогим другом, уже покойным Янушем Радзейовским[8]8
В отношении Радзейовского см.: Himka J.-P, ln Memoriam: Janusz Radziejowski (1925–2002) // Krytyka. Vol. 6. № 11 (61). Nov. 2002. P. 31.
[Закрыть]. В 1988 г. у нас был заочный спор по поводу УПА. В то время мой исследовательский интерес был сосредоточен на XIX в., а в отношении XX в. я просто принимал основные взгляды, преобладающие в моей среде. Тогда этой средой были украинско-канадские антисоветские левые, связанные с журналом Dialob (его девиз – «За социализм и демократию в независимой Украине»). Наша позиция состояла в том, что УПА начинала как узконационалистическая сила, но в результате контактов с украинскими массами очень быстро превратилась в демократическую и народно-освободительную армию. Мы считали убийства поляков (которые мы, конечно, осуждали) отклонениями и следствием того, что фактически конфликт был взаимным, а не односторонним. Мне больно вспоминать, какими мы были догматиками, но именно так все и было. Со своей стороны, я искренне считал, что для евреев было большой трагедией то, что УПА стала грозной боевой силой так поздно, в середине 1943 г.: к тому времени почти все евреи в Украине уже были убиты. Если бы УПА появилась раньше, думал я, она спасла бы евреев. Как я уже сказал, сейчас мне больно вспоминать об этих мыслях. И именно Радзейовский обратил мое внимание на все эти проблемы. Хотя в ответ я выдвигал свои – жалкие – контраргументы, я все-таки решил, что нужно исследовать этот вопрос самому. В середине 1980-х гг. мое любопытство заметно усилилось: это было время, когда украинцы в Северной Америке парировали обвинения в адрес военных преступников в своей среде (время суда над Джоном Демьянюком и работы комиссии Дешена)[9]9
Официально известна как Комиссия по преследованию военных преступников в Канаде. Комиссия Дешена активно действовала в 1985–1986 гг. Сфера ее полномочий описана в работе: Ukraine during World War 11: History’ and Its Aftermath: A Symposium / ed. By Yury Boshyk, Edmonton: Canadian Institute of Ukrainian Studies, University of Alberta, 1986. P. 261–262.
[Закрыть]. Я не принимал участия в этих спорах, хотя и знал о них. Но после обмена мнениями с Радзейовским я провел самостоятельное исследование. Почти сразу после этого я начал изучать эту проблему по архивам моего покойного тестя, который редактировал украинскую газету во время немецкой оккупации. Позже, в 1995 г., я работал в центре «Яд Вашем» в Иерусалиме и в Институте еврейских исследований в Нью-Йорке. У меня еще не было тех знаний, которые я приобрел в 2008–2010 гг., но я безусловно отказался от взглядов, которых еще недавно придерживался. Важную роль в развитии моих взглядов сыграло также прочтение и анализ новаторской монографии Дитера Поля о Холокосте в Галиции[10]10
Pohl IX Nationalsozialistische Judenverfolgung in Ostgalizien 1941–1944: Organisation und Durchführung eines staatlichen Massenverbrechens. Muеnchen: R. Oldenbourg Verlag, 1997.
[Закрыть].
Мой интерес к этой теме, представляющей серьезную интеллектуальную проблему, усугубляла еще и радикальная поляризация памяти между украинцами и евреями. Почему их мнения о том, что тогда происходило, так резко различаются? Заявления одних о своей полной невиновности и глубокая обида других за участие противной стороны в убийствах. Действительно, некоторые евреи считали, что украинцы были просто «хуже всех»[11]11
Mendelsohn D. The Lost: A Search for Six of Six Million. N. Y.: Harper Collins, 2006. P. 100, 116. Сам Мендельсон занимался изучением поведения украинцев в период Холокоста с глубоким пониманием вопроса. См. мои соображения в моей работе How tо Think about Difficult Things: Daniel Mendelsohn’s The Lost (должно быть опубликовано в Harvard Ukrainian Studies).
[Закрыть]. Это было для меня загадкой, и я чувствовал, что в конечном счете должен докопаться до ее сути[12]12
Himka J.-P. Ukrainians, Jews and the Holocaust: Divergent Memories. Saskatoon: Heritage Press, 2009. Это текст Могилянской лекции 2009 г., спонсированной Центром по изучению украинского наследия, колледж Св. Томаса Мора, Университет Саскачевана. Я благодарен Богдану Кордану за приглашение.
[Закрыть]. Это разжигало мое любопытство и стимулировало мои поиски – я хотел выяснить, как все происходило на самом деле, и, таким образом, понять причины этих противоречий.
Мои исследования и размышления пробудили интерес и к моральному аспекту этой темы, которому я не уделял особого внимания в своих предыдущих исследованиях. В 2003 г. я написал небольшую работу, в которой поднял вопрос о том, почему тема убийств поляков членами УПА и надежно документированной роли украинской полиции в Холокосте в устах украинской диаспоры звучит так безмятежно. И почему упоминания о ней так немногословны?[13]13
Himka J.-P. War Criminality: A Blank Spot in the Collective Memory’ of the Ukrainian Diaspora // Spaces of Identity. Vol. 5. № 1. Apr. 2005 (http://spacesofidentity.net/; сайт посещен 6 октября 2010 г.)
[Закрыть] Мне такое равнодушие казалось неправильным. Работы Омера Бартова[14]14
См.: Bartov О. Erased: Vanishing Traces of Jewish Galicia in Present-Day Ukraine. Princeton and Oxford: Princeton Univ. Press, 2007.
[Закрыть], а также (и в особенности) убедительная работа Софии Грачовой в «Критике»[15]15
Грачова С. Вони жили серед нас // Критика. 2005. № 4. С. 22–26. См. также еще один впечатляющий вклад в дискуссию: Царинник М. Золочів мовчить // Критика. 2005. № 10. С 9—10.
[Закрыть], которая претендует на звание украинского эквивалента New York Review of Books, привлекли мое внимание к тому, что происходило в Украине и – применительно к рассматриваемой теме – в диаспоре: с одной стороны, прославление ОУН и УПА, а с другой – замалчивание судьбы украинских евреев в период Холокоста. Это тоже казалось мне совершенно неправильным. Но моя моральная позиция обрела определенность в начале 2008 г. после знакомства с произведением Евы Хоффман Alter Such Knowledge[16]16
Hoffman К After Such Knowledge: Memory’ History, and the Legacy of the Holocaust. N. Y.: Public Affairs, 2004.
[Закрыть]. Эта книга внесла достаточную ясность в мои мысли, чтобы я смог точно сформулировать свою позицию: преступления, совершенные украинскими националистами против евреев и поляков во время Второй мировой войны, были ужасными. Этого никак не исправишь, и все, что теперь в этом плане могут сделать украинцы, это признать, что они были совершены, и сожалеть об этом. Этого недостаточно, но вместе с тем это все, что возможно. И уж, конечно, они не должны прославлять тех, кто совершил эти преступления. Моральный заряд, содержавшийся в моих высказываниях, раздражал моих украинских коллег-исследователей, поддерживающих националистическую мифологию[17]17
Зенон Когут говорит о моем «тенденциозном морализаторстве», а Роман Сербии – о «легкомысленном морализаторстве». См.: The Ukraine List (UKL). № 441. 2010. Feb. 16. P. 15, 41.
[Закрыть].
Другим важным стимулом для моей деятельности стала радикальная историческая политика президента Ющенко. В июне 2007 г. он официально отметил столетие со дня рождения командира УПА Романа Шухевича. Вскоре после этого украинская почта выпустила марку в честь Шухевича с эмблемами ОУН и УПА. Затем Ющенко посмертно присвоил Шухевичу звание Героя Украины. Параллельно с прославлением Шухевича Ющенко способствовал формированию культа Ярослава Стецько, который возглавлял недолговечное и жестокое украинское правительство, провозглашенное летом 1941 г.[18]18
Официальный указ был издан 16 мая 2007 г. и опубликован на сайте президента (http://www.president.gov.ua/documents/6l45.html).
[Закрыть] Незадолго до окончания своего президентства в начале 2010 г. Ющенко присвоил звание Героя Украины (посмертно) и Степану Бандере, руководителю радикального крыла ОУН, которое было главным участником Холокоста с украинской стороны и главным исполнителем этнических чисток. Несколько дней спустя он призвал муниципалитеты называть школы, улицы и площади Украины именами героев ОУН-УПА. Почти сразу после этого Конгресс украинцев Канады обратился к правительству Канады с призывом признать ветеранов ОУН-УПА участниками сопротивления во время Второй мировой войны и назначить им полагающиеся пенсии. В эти же годы Виктор Ющенко проводил кампанию, направленную на то, чтобы все страны признали голод 1932–1933 гг. геноцидом, одновременно замалчивая историю другого геноцида, Холокоста. Для внедрения своей историко-политической программы он использовал Службу безопасности Украины (СБУ). СБУ подготовила две фальшивки, одна из которых обеляла историю ОУН в отношении погромов, а другая непомерно раздувала ответственность евреев за Голодомор[19]19
По этим вопросам см.: Рыбаков Д. Марко Царинник: історична напівправда гірша за одверту брехню // Lb.ua.2009.5 листопада (http://lb.ua/news/2009/11/05/13147marko_tsarinnikJstorichna.html:
Сайт посещен 6 октября 2010 г.); Himka J.-P. The Holodomor in the Ukrainian-Jewish
Encounter Initiative (документ представлен на заседании Украинско-еврейской инициативы, Дитчли Парк, Великобритания, 14–16 декабря 2009 г.).
[Закрыть]. Кое-кто высказывался по этому поводу, и я почувствовал, что пора сделать то же самое. Наиболее горячие споры начались после того, как Ющенко сделал Бандеру Героем Украины, а Конгресс украинцев Канады всерьез попытался сделать ОУН-УПА основой идентификации украинцев в Канаде. В свете этих событий я и некоторые мои ближайшие коллеги из Университета Альберты Дэвид Марплс и Пер Андерс Радлинг начали громко заявлять о своем протесте.
Последний мотив, который я упомяну, также связан с Ющенко и его исторической политикой. В Украине существуют две разные памяти и в отношении Голодомора, и в отношении ОУН-УПА. Коротко говоря, для Западной Украины в центре героической истории Второй мировой войны находятся ОУН и УПА, а для Востока и Юга Украины – Красная армия. Западная Украина также в большей мере, чем остальная часть страны, убеждена, что голод 1932–1933 гг. был геноцидом (хотя сама Западная Украина в то время не входила в состав Советского Союза). Первый президент Украины Леонид Кравчук (1991–1994 гг.) ловко лавировал, не поддерживая, но и не отвергая ни ту ни другую региональную точку зрения, а его преемник Леонид Кучма (1994–2005 гг.) иногда противопоставлял один проект идентичности другому. Но президент Ющенко полностью принял идентификацию, которую один из моих коллег обозначил как «ОУН – УПА– Голодомор», и энергично навязывал ее украинской общественности. На президентских выборах 2010 г. он потерпел жестокое поражение, и на его место пришел Виктор Янукович, придерживающийся противоположной точки зрения. Правительство Януковича преуменьшает масштабы Голодомора (сейчас он классифицируется как трагедия, но не как геноцид) и жестко критикует ОУН и УПА. На мой взгляд, этот исторический и идентификационный антагонизм очень опасен для Украины. Для политиков возможность мобилизации населения с помощью исторических символов представляет слишком большой соблазн, и они все глубже вбивают клин между регионами и еще больше поляризуют позиции. Обеспечить людей символами всегда легче, нежели достойной медицинской помощью или доступным жильем.
Я считаю, что разрушение исторической мифологии в обоих лагерях было бы не только полезным упражнением, но также и необходимым лекарством для украинского политического контекста.
СтратегииЯ осуществлял свои дружественные вмешательства в академической форме (монографии, статьи в научных журналах, рецензии на книги, презентации на конференциях) и в виде публичной интеллектуальной деятельности (авторские колонки в прессе, письма в редакцию, открытые письма). Здесь я попробую оценить некоторые плюсы и минусы этих жанров. Начнем с научных форм. Первая проблема связана с тем, что они реализуются очень медленно. На проведение исследования и написание монографии, по крайней мере в моем случае, уходит слишком много времени. Я приступил к серьезным научным изысканиям для своей первой книги в 1974 г., а мой последний на данный момент труд был издан в 2009 г., так что на написание четырех монографий у меня ушло тридцать пять лет. Но не только подготовка материалов, но и сам процесс научной публикации идет медленно. Я написал большую статью о Холокосте еще в 2004 г., и на момент публикации данного материала она еще не вышла в свет, хотя принята к печати уже давным-давно. Чтобы как-то решить эту проблему, я стал распространять некоторые свои тексты в электронном виде.
Другая серьезная проблема с научными формами – очень небольшой круг читателей. Трудно рассчитывать даже незначительно изменить общественное мнение, если, придерживаясь старомодных академических канонов, написать статью объемом двадцать пять страниц со сносками и опубликовать ее в профессиональном журнале, который приобретают, главным образом, крупные научные библиотеки. Однако, если тема представляет интерес для широкой аудитории, научные статьи в виде РОР-файлов можно распространять более широко.
Третьей проблемой является то, что для усвоения информации в научных формах необходимы усилия и время. Современный читатель предпочитает короткие и простые тексты, и газетная колонка представляется идеальной – и по размеру, и по интеллектуальному уровню.
В эффективности рассылки коротких сообщений через Интернет я убедился в 2004 г., накануне «оранжевой революции» в Украине. Я отреагировал на то, что сам считал истерической, а иногда и ксенофобской риторикой со стороны приверженцев Ющенко, тогда еще кандидата в президенты, и разослал по различным спискам рассылки и многим коллегам текст объемом 1 100 слов, в котором выражал мнение, отличающееся от господствующего[20]20
Himka J.-P. Apocalypse Tomorrow: Some Remarks on Two Texts on the Ukrainian Elections // (American Association for Ukrainian Studies). 2004– Oct. 29. (http://www.ukrainianstudies.org/aaus-list/0410/msg00027.html; сайт посещен 7 октября 2010 г.).
[Закрыть]. Вскоре его прочли все, кого я знаю, и многие незнакомые мне люди, как в Украине, так и в зарубежной диаспоре, к которой на самом деле и был обращен мой текст. Распространение открытых писем по электронной почте и через Интернет оказалось чрезвычайно эффективным способом общения с большой аудиторией без больших задержек во времени. Никакой обычный научный форум не позволил бы сделать то, что разрешает сделать короткий текст, запущенный в Интернет. Усвоив этот урок, я смог аналогичным образом вмешаться, когда режиссер из диаспоры сделал оскорбительный фильм о Голодоморе[21]21
Himka J.-P. How Many Perished in the Famine and Why Does It Matter? //ВRAMA: News and Community Press. 2008. Feb. 2 (http://www.Brama.eom/news/press/2008/02/080202himka_famine.html). Версии этого документа появились также в Украинском агентстве новостей UN1AN (онлайновая), в The Ukraine List и Kyiv Post; в переводе на украинский – в изданиях Ліва справа и в Українська правда..
[Закрыть], когда СБУ Ющенко обманывала общественность в отношении ОУН и погромов[22]22
Himka J.-P. True and False Lessons from the Nachtigall Episode // BRAMA: News and
Community Press. 2008. March 19 (http://www.brama.сom/news/press/2008/03/080319himka_nachtigall.html); Himka J.-P. Be Wary of Faulty Nachtigall Lessons // Kyiv Post. 2008. March 27.
[Закрыть] и в особенности, когда Ющенко превратил Бандеру и бойцов ОУН-УПА в героев, а Конгресс украинцев Канады одобрил это от имени сообщества, членом которого я себя считаю[23]23
Для меня самый важный текст – это мой спор с Зеноном Когутом. Я не посылал его для открытой публикации, только по электронной почте его коллегам. Именно тогда началось «вирусное» распространение. Вскоре его подхватил The Ukraine List, в переводе на украинский язык он появился в «Критике», еще один украинский перевод должен быть опубликован в сборнике под редакцией Ярослава Грищака и Тарика Сирила Амара, перевод на русский язык должен был появиться в «Журнале российских и восточноевропейских исследований» (2010. № 2).
[Закрыть].
Но у быстрых, мгновенных реакций есть и свои недостатки. Первый из них состоит в том, что они недостаточно точны. Например, в одном послании я случайно назвал Тараса Бульбу-Боровца основателем ОУН, хотя я прекрасно знаю, что он им не был; на самом деле я хотел написать, что он был основателем УПА. Один из моих критиков из лагеря националистов, бывший президент Всемирного конгресса украинцев Аскольд Лозинский, поймал меня на этом и обвинил в научной некомпетентности[24]24
Lozyrtskyj A.S. History Should Be Written by Objective and Competent Scholars // Kyiv Post. 2010. Sept. 22 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83306/; сайт посещен 7 октября 2010 г.)
[Закрыть]. Я ответил ему мгновенно, признав свою ошибку и заметив, что в своем ответе мне он спутал Михайло Колодзинского как личность с отрядом УПА, названным его именем[25]25
Himka J.-P. The Lviv Pogrom of 1941 // Kyiv Post. 2010. Sept. 23 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83452/; сайт посещен 7 октября 2010 г.).
[Закрыть]. В этом ответе (я заметил это слишком поздно) у меня была не совсем правильно описана одна фотография, но Лозинский этого не заметил. Однако он ответил мне еще раз и опять ошибся, на этот раз отнеся погром во Львове к 1942 г., а не к 1941[26]26
Lozynskyj A.S. Where’s the Evidence of Ukrainian Wartime Atrocities against the Jews? // Kyiv Post. 2010. Sept. 27 (http://www.kyivpost.com/ news/opinion/oped/detail/83945/: сайт посещен 7 октября 2010 r.).
[Закрыть]. Я сравнил эту быструю переписку (с то и дело возникающими ошибками) с медленным обменом сообщениями в формах, принятых в научных кругах. Статья, которую я не смог опубликовать с 2004 г., переписывалась три или четыре раза и много раз бегло просматривалась. Моя последняя монография продвигалась от проекта к публикации в течение трех лет. За это время мне пришлось дважды отвечать на замечания очень внимательных редакторов. Мне было неприятно, что появление моей книги задерживается, но я должен признать, что в итоге она стала намного лучше.
Быстрый, а тем более мгновенный обмен имеет свои минусы также и потому, что история – сложная наука и краткий текст часто оказывается чересчур упрощенным. Короткие тексты хороши, когда нужно нарушить плавное течение пространных нарративов и мифов, но они годятся не для всякого уровня сложности, и не всегда в рамках такого жанра можно сформулировать убедительные аргументы. Чем-то всегда приходится жертвовать. В статье о погроме во Львове, которую я опубликовал в виде авторской колонки в Kyiv Post[27]27
Himka J.-P. The Lviv Pogrom of 1941.
[Закрыть], я указал выбранные из моей книги, которую я тогда писал, основные источники, которые документально подтверждали роль членов милиции ОУН в актах насилия. Я мог продемонстрировать разнообразие источников и объяснить, что именно из них следует, но я не мог, учитывая используемый жанр, представлять архивные или библиографические ссылки и объяснять, как оценивается достоверность и полезность разных видов источников. С полной аргументацией можно будет ознакомиться в книге, которая в конечном итоге все-таки выйдет. Кроме того, мгновенный обмен короткими сообщениями имеет еще один недостаток: он слишком обостряет споры, что может препятствовать вдумчивой работе.
Мой бывший аспирант Гжегож Россолинский-Либе утверждал, что было преждевременно вступать в полемику с националистическими мифами. В первую очередь, говорил он, мы должны опубликовать все наши научные выводы. Я согласен, что это было бы идеально, хотя я опубликовал несколько научных исследований[28]28
Особенно: Himka J.-P. Ukrainians, Jews and the Holocaust; Хімка Дж.-П. Достовірність свідчення: реляція Рузі Вагнер про львівський погром влітку 1941 р. // Голокост і сучасність. 2008. № 2 (4). C. 43–79; Хімка Дж.-П., Курило Т. Як ОУН ставилася до євреїв? Роздуми над книжкою Володимира В’ятровича // Україна Модерна. 2008. № 13. С. 252–265.
[Закрыть], и другие ученые уже тоже приходят к выводам, очень похожим на мои[29]29
Например: Bruder F. «Den ukrainischen Staat erkämpfen oder sterben!». Die Organisation Ukrainischer Nationalisten (OUN) 1929^1948. Berlin: Metropol, 2007; Dietscb J. Making Sense of Suffering: Holocaust and Holodomor in Ukrainian Historical Culture. Lund: Media Tryck, Lund University. 2006.
[Закрыть]. Если мы перестанем оспаривать мифотворчество (героизацию Шухевича, Стецько, Бандеры и ОУН президентом Ющенко, воспроизводимую Конгрессом украинцев Канады; распространение оценки голода как геноцида; фальсифицированное представление евреев как преступников, а ОУН-УПА в качестве невинных), то националистические точки зрения, уже преобладающие в зарубежной диаспоре, в украинском научном сообществе и в Западной Украине, еще больше укрепятся, и их будет еще труднее выбить из сознания. Я уверен, что ни одно доказательство не сможет переубедить по-настоящему убежденных националистов. Но мне казалось, что абсолютно необходимо представить другую точку зрения, создать пространство и возможности для интеллектуального разномыслия, для чего как раз подходит жанр коротких текстов в Интернете.
Вопрос, который возникает прежде всего в связи с короткими, не строго научными дискуссиями, – это их тональность. В своей научной работе я стараюсь избегать обилия терминов и эмоциональных всплесков и стремлюсь выражать свои мысли простым и понятным языком. В публикациях, которые предназначены для воздействия на общественное мнение, я использую менее нейтральный язык, но все же стремлюсь к сдержанности[30]30
Но такой идеал не всегда достижим. Ознакомившись с моим спором с директором Канадского института украинских исследований Зеноном Когутом, мой друг и бывший студент – историк Марк Бейкер 23 февраля 2010 г. написал мне по электронной почте: «Ваша проза не так крута, как обычно, но мне это нравится! Вы, кажется, в отчаянии, но иногда полезно побыть в отчаянии». Я написал в ответ: «Полемика была эмоциональной и истощающей. Я думаю, это сквозит в моих ответах Зенону». Копии всех цитируемых писем, обычных и по электронной почте, имеются у автора статьи.
[Закрыть]. А когда я отвечаю на сообщения, я обычно не очень заинтересован в том, чтобы показать, что мой оппонент не прав, напротив, я пытаюсь использовать возможность обратиться к общественности и объяснить, что я имею в виду.
С наибольшим успехом мне удалось реализовать этот идеал, отвечая на одну из нападок Лозинского в мой адрес. В своей филиппике он назвал меня «пресловутым апологетом Советов» и «клеветником Украины», а мою работу «якобы научной, которая в действительности вовсе не научная»[31]31
Lozynskyj A.S. Rewriting History: An Evidentiary Perspective // Kyiv Post. 2010.
Feb. 16 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/ 59650/; сайт посещен 7 октября 2010 г.).
[Закрыть]. Я воспользовался предлогом защиты своей работы, чтобы представить больше доказательств военных преступлений ОУН-УПА. Затем я перешел к утверждению, что украинская традиция не сводится к этим националистам, что в ней есть кое-что получше. Настало время, написал я, переосмыслить то, что следует считать украинской идентичностью. Непосредственной полемики с г-ном Лозинским во всем этом было немного[32]32
Himka J.-P. Ukrainian Past and Ukrainian Future // Kyiv Post. 2010. Sept. 20 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83019/; сайт посещен 7 октября 2010 г.). Впервые эта статья была опубликована в The Ukraine List (UKL) (№ 44 2. 2010. March 15. P. 11–15). В Kyiv Post она была опубликована с длительной задержкой. Новостной сервис Вгата, самый либеральный форум украинской диаспоры за рубежом, отказался опубликовать ее после голосования в редакционном совете.
[Закрыть].
Хотя один из моих курсов стал предметом довольно интенсивных споров[33]33
Споры начались, когда ведущая канадская писательница-документалистка, присутствовавшая на моем семинаре по голоду, написала о своих впечатлениях: Kostasb М. Genocide or ‘a Vast Tragedy’: University Students in an Alberta Classroom Try to Decide // literary Review of Canada. Dec. 2009 (http://reviewcanada.ca/essays/2009/12/01/genocide-or-a-vast-tragedy/); см. Также письма об этом (http://reviewcanada.ca/magazine/2009/12/“letters). Дискуссия также имела место в Ukrainian News: Balan J. Gullible Leftists Play into the Hands of Putin’s Neo-Soviet Apologists // Ukrainian News. 28 Dec. 2009—19 Jan. 2010; Himka J.-P. Alternatives to Self-Deluding Campaign Exist in Calling Attention to the Famine I j Ukrainian News. 20 Jan. – 3 Feb. 2010; Klid B. Haiti Is a Vast Tragedy, Ukraine Famine Was Genocide I j Ukrainian News. 4—17 Feb. 2010.
[Закрыть], я никогда не считал университетские аудитории подходящим местом для пропаганды тех или иных идей. Я вел целый ряд семинаров для студентов и аспирантов по проблемам Холокоста и провел один семинар по голоду 1932–1933 гг. Я использую эти возможности, чтобы самому глубже изучить указанные темы в ходе коллективных чтений и обсуждений. Когда вопрос спорный, я пытаюсь найти лучшие изложения разных точек зрения. Например, на своем семинаре, посвященном голоду, я представил работы, которые я считаю соответственно самым разумным обоснованием геноцида (Андреа Грациози), самым лучшим обоснованием голода как результата коллективизации (Ричард У. Дэвис и Стивен Уиткрофт) и самой жесткой критикой действий сталинского режима в Украине (Роберт Конквест). Студенты должны ознакомиться с различными мнениями, а затем самостоятельно, для себя самих разобраться в обсуждаемых вопросах. Девиз нашего университета – «Только то, что истинно». Я полностью подписываюсь под этим. Университетские аудитории предназначены для вдумчивого анализа и интеллектуальной работы, а не для индоктринации.
В связи с этими моими выступлениями возникло несколько вопросов относительно того, что можно назвать моей «локализацией». Начнем с того, например, что я твердо убежден: мне не следует пытаться вмешиваться в ситуацию в самой Украине, это не мое дело. Я полагал, что должен ограничиваться комментариями для диаспоры, так как именно здесь я нахожусь. В этом добровольном ограничении можно выделить несколько аспектов, но позже я понял, что такую позицию нельзя было сохранить[34]34
Himka J.-P. Apocalypse Tomorrow…; Idem. War Criminality…; Хімка Дж.-П. Антисемітизм, діялог, самопізнання // Критика. 2005. № 5. С. 18.
[Закрыть]. Многое из того, что я писал в диаспоре, было прочитано в Украине, а работы, которые я опубликовал в Украине и даже на украинском языке, читали и в диаспоре. Я не вполне отдавал себе отчет, до какой степени наша эпоха транснациональна. Другой вопрос, связанный с локализацией: я – украинец? Я полагаю, что возражения проистекают из того, что он вообще не считает, что этническая и национальная идентичность играют важную роль. Но я не согласен с ним по двум причинам. Во-первых, локализация личности порождает некоторые различия в типе демифологизации, в которой я участвую: в частности, кого я критикую, нас или их? Если я сам нахожусь «снаружи», от меня легче отмахнуться, чем если бы я находился «внутри». Например, я показываю, что необязательно отождествлять себя с ОУН-УПА, чтобы идентифицировать себя (и быть идентифицируемым другими) в качестве украинца. Я должен признаться, что иногда я колебался в этом пункте: я был настолько подавлен доминированием националистического дискурса, что иной раз задавался вопросом: а что вообще объединяет меня с этими людьми? 29 апреля 2010 г. я писал своему близкому другу Алану Рутковскому: «Я полагаю, мне пора прекратить свой крестовый поход. Но он ведь был не против ОУН-УПА как таковой, а против того, чтобы ОУН-УПА становилась главным пунктом идентификации украинцев. Я думаю, что проиграл эту битву. Сегодня быть "украинцем” означает принять их наследие».
Вторая причина, по которой я считаю себя украинцем, состоит в том, что я – по темноте своей – чувствую себя украинцем во всех смыслах. Я более сорока лет занимаюсь украинской историей, до этого я учился, готовясь стать украинским священником, мы с женой приучили наших детей говорить на украинском языке, я хожу в Украинскую православную церковь, я бываю в Украине, и у меня там близкие друзья и родственники; я люблю кушать украинскую еду и пить горилку; люблю украинскую музыку самых разных направлений (впрочем, не только украинскую), я питаю глубокий интерес к украинскому религиозному искусству. Так почему же мне не считать себя украинцем? (И тут я слышу хор моих критиков: «Потому что ты предатель!»)[35]35
После того как я опубликовал статью с критикой Шухевича, Микола Кулишов послал мне письмо по электронной почте (от 20 марта 2008 г.). В поле «Тема» стояло слово zrada, т. е. «измена».
[Закрыть].
И последний момент, который я хотел бы отметить, говоря о стратегии: иногда мне предлагают помочь путем участия в дискуссии, но я не поощряю такие намерения. На самом деле весьма редко кто-то поддерживает меня в публичных дискуссиях, а не просто в частной переписке по электронной почте. Отчасти потому, что я могу спорить, находясь в выгодной позиции человека, хорошо разбирающегося в документации и историографии (а это мало кому доступно). Возможно, мне стоило бы призвать своих сторонников занять более активную гражданскую позицию, хотя бы только по вопросу о праве на свободу исследований и свободу дискуссии и об их значении. Поскольку мой голос практически одинок, оппозиции легче опровергнуть мои доводы, просто подвергая меня остракизму и поношению. Вероятно, несколько более широкое движение было бы более эффективным. Может быть, мне следовало бы организовать скоординированную кампанию, но каждый из нас ограничен характером собственной личности и своими возможностями.
