Текст книги "О Борисе. И — не только…"

Автор книги: Анатолий Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Кстати, Жанна фактически дневала и ночевала в больнице, пытаясь уберечь мужа от «пагубного забвения»:

– Захожу как-то раз к нему в палату, а он разозлен до ужаса. «Где машина? Я же говорил, чтоб её пригнали! По двадцать раз нужно напоминать»?

– Тут она, тут. Просто стоит за углом, у больницы нет места.

– Ключ где?

– Вот, – говорю. – Только тебе зачем? Ты же загипсованный.

– Не твое дело! Дай сюда!

Я отдаю и иду за ним. С чертыханьем мостится Бориска (так Александрова звала только Жанна – прим. А.Ш.) на водительское место. Еле-еле влез. Туловище-то в корсете, рука тоже в гипсе. А он все примеряется ехать. Ведь завел мотор, нажимает на сцепление, а мне приказывает скорость переключать. Тихонько тронулись, потом Борис приноровился, да и у меня стало лучше получаться. Выскочили на проспект, он и погнал.

– Главное, на гаишников бы не нарваться…

Тут на одном перекрестке – вот он, голубчик, легок на помине. В машину вгляделся – и жезлом машет. Борис как газанул, рванулся в какой-то переулок. Я до смерти испугалась. Точно в кого-то врежется…

Инспектор нас из виду не потерял. Вскоре обогнал, свою машину боком по всей улочке поставил. Понятно, Борис с проклятиями затормозил:

– Всё! «Жучку» снова заберут…

Подходит инспектор. Борис-то выйти не может. Здоровой рукой приспускает боковое стекло.

– Борис Викторович, – козыряет гаишник. – Вы сколько раз обещали подарить моему сыну клюшку с вашим автографом? Так когда же ожидать подарка?

Сам же вроде ни гипса, ни других нарушений не видит.

Бориска облегченно вздохнул:

– Да хрен с тобой! Поехали ко мне домой. Прямо сейчас и отдам…

Клюшку он действительно вручил, с трудом накарябав на ней свое имя. Потом засел на кухне «сам на сам» и так почти до утра и просидел. Порывалась я и раз, и два уложить его в постель. Да тщетно. Глянет обреченно, бросит фразу:

– С хоккеем я, похоже, прощаюсь навсегда. Иди отсюда… Спи…

ТАЙМ-АУТ!

Алехандров, как он сам и признавался друзьям, в ЗАГС загремел по глупости. Ну кто мог предположить, что одна (из многих!) молоденькая «кадра» вдруг окажется приемной дочерью самого, пожалуй, известного киноактера великой страны?! Ладно бы «лирика», невинные свидания, первые поцелуи. Родственные связи прояснились, когда отношения красавца-хоккеиста и его горячей поклонницы зашли уж слишком далеко и с вытекающими нерадостными для них последствиями. «Командир» танков, самолетов и трактором на семейном совете по актерской привычке безапелляционно «разрубил» деликатную ситуацию:

– Свадьба! – Низкий голос с легко узнаваемой всей страной хрипотцой начальственно перекрыл запоздало-признательные всхлипы Эммы. – Устраиваем её быстро, громко и красиво. Думаю, что в ресторане гостиницы «Украина» места хватит всем: и хоккейной команде, и нашим друзьям. И нечего слезы лить. Нужно было сначала думать совсем другим местом…

Последняя фраза адресовалась не только «невесте».

– Или у «жениха» есть другие предложения? – Афанасий Николаевич развернулся к непривычно притихшему и прячущему глаза Бари. – Ты не стесняйся, звезда ты наша хоккейная, голубок сизокрылый. Все свои. За тобой на льду я присматривал, хоть и являюсь болельщиком красно-белых. Играешь-то ты ох как лихо! Да и в постели прыгать горазд. А вот как в семейной жизни… Посмотрим! Итак, играем свадьбу! Думаю, особых возражений не будет»…

Регистрация состоялась майским днем в знаменитом ЗАГСе на улице Грибоедова. Традиционно помпезно и чинно под знаменитый марш Мендельсона… «Распишитесь здесь… Свидетели жениха… Свидетели невесты… Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики вы объявляетесь мужем и женой…

А уж затем гомонящая компания ввалилась в ресторан «Украина». Как и предсказывал Командир, пир-торжество проходило весело. По-другому и получиться не могло. Сторона жениха (фактически вся хоккейная команда да прибывший из Города друг юности, которого в шутку звали Тривэ из-за имеющих одинаковые корни имени, отчества и фамилии) «сошлась» за свадебным столом с ведущими киноактерами страны. Популярны и те, и другие. Только у артистов здесь, в классическо-монументальном зале «Украина», наблюдалось колоссальное «игровое» преимущество. Они умели – и хотели! – веселиться. Пели, шутили, разыгрывали молодых и друг дружку, провозглашали немыслимые тосты. Анекдоты, рассказываемые колоритным басом Бориса Андреевского, задорные куплеты и пляски Людмилы Хятиевой, частушки любимой всем народом Лидии Смириновой, «подначивания» Эраста Горина да и неиссякаемый юмор самого Афанасия Николаевича довольно уверенно «сломали» традиционную спортивную тенденцию «много пить и вкусно есть». Поднимали бокалы искристого шампанского (и не только его!) за счастье молодых, желали долгих лет жизни и, понятное дело, детей. Словом, действительно «свадьба пела и плясала»…

На второй день в переулке Танеева веселье продолжилось в «узком» кругу. Правда, жениховскую «сторону» представлял только сам «молодой» и его друг Тривэ.

– Прихожу, звоню, и двери открывает великий артист, – вспоминает о том событии Тривэ. – Я прямо остолбенел, потому что рядом с ним здесь, в прихожке, стоит и бюст самого Командира. Афанасий Николаевич расхохотался при виде моей вытянувшейся физиономии и прямо у порога наливает водочки.

– А себе?

– Увы, я уже свое отпил лет так на триста вперед. Так что выпей, молодой человек, за счастье новобрачных…

– Ну, хоть чокнемся. Кто ж мне поверит, что с великим артистом я вот так поднимал рюмку?..

Тогда Командир снисходительно наливает себе минералочки, чокается со мной и залихватски подмигивает, мол, давай, не робей…

Неожиданный «семейный» фортель Бари Алехандрова подвинул к скоропалительному браку и его давнего верного друга Левого. Конечно, у того свадьба с таким размахом, да ещё в Столице осуществиться просто не могла. Поэтому проводили её в Городе, как сейчас говорят, на своей исторической родине. Кстати, по провинциальным меркам это свадебное торжество закатили на славу и с размахом.

– На улице Металлургической в те времена существовала знаменитая столовая Завода, – рассказывает непосредственный организатор застолья и её горячий участник Дмитрий Абоков. – Сразу после регистрации молодых и близких друзей усадили в наряженные «Волги». Именно в «Волги»! Это тогда считалось особенным шиком. И помчались мы после ЗАГСа кататься по достопримечательным местам, возлагать цветы к памятникам. К тем, кого расстреляли, кого сожгли, к вечно живущим… Поехали и дальше, в пригород. От регистрации до застолья нас отделяло часа три. Так что время было. Понятно, что в багажниках автомобилей свадебного кортежа находилось столько шампанского и водки, что при желании споить даже самых стойких труда не составляло. Так вот первым, как ни странно, «выпрягся» Бари. Буквально через три-четыре остановки в горняцком поселке Белобородово Алехандров находился уже в положении «ни тяти, ни мамы». На нем была (я и сейчас это хорошо помню!) белая кружевная рубашка. По тем временам мужской моды – нечто вообще невообразимое. И Алехандров, выпив очередную стопку, вдруг в каком-то необъяснимом порыве падает навзничь в этой красоте в грязную лужу. Мы его тащить, а он ни в какую…

– Балдею, – говорит.

Вернулись в Город, поехали к нам домой, переодели его и – на Металлургическую. Там уже гости заждались. Ну, Бари принял на грудь ещё одну стопку, и все. Вырубился! Мы его в кладовке столовой уложили и пошли в общий зал гужеванить. Спохватились через час. Заглядываем в кладовочку, а нет нашего друга. Исчез, испарился. Эмма, его молодая жена, в истерике, в слезах. «Уеду, – кричит, – немедленно. Где этот кобель?».

– Так он «скрылся» не один?

– Один не один, не знаю. Но часам к двенадцати ночи заявился тихенький такой, умиротворенный. По слухам, была у Алехандрова какая-то давняя подруга, которая его в свое время «бортанула». Вот он своей любвеобильностью, возможно, и доказывал, что прогадала именно она. Жена кинулась к нему с выяснениями, а он отпихнул её: «Заткнись, – говорит. – Не твое дело»…

* * *

Вообще алехандровские похождения в родном Городе тайными не являлись. Наоборот, их даже выпячивали. В один из летних приездов Бари, по его же собственной арифметике, за месяц «отлюбил» 38 «телок». Об этом рассказывал друзьям он сам. А подружки-однодневки, караулившие его на танцах в ДК, громогласно утверждали (вплоть до царапания нежных девичьих лиц и болезненного расставания с излишками волос) свое преимущество. И число таких бабочек-однодневок немалое…

– Никакая свадьба-женитьба Барьку не изменила, – так на мой вопрос о семейных делах Алехандрова категорично утверждал знаток всех закулисных дел Города Аркадий Трыбачев. – Ты думаешь, он не «шустрил» и под боком у грозного тестя, и под оком Эммы? Приехали мы как-то в Столицу, а хоккейная команда только-только прилетела из Сибирска. Сидим мы у Алехандрова на его квартире у метро. «Беркут», пивком балуемся. Барька, конечно, рассказывает, как проходили игры и сколько он там «навтыкал», как вдруг телефон «ожил». Алехандров поднимает трубку, буквально пару секунд слушает и отвечает: «Приезжайте. Только быстро». Являются две чувихи. Поклонницы. Барька, уже подогретый спиртным и нашей дружеской беседой, взглянул и говорит одной: «Давай шагай в ту комнату и раздевайся». В общем, мы на кухне, а он там… Потом заходит полураздетый: «Кто будет её до…? Никто не хочет?». Поворачивается к полуоткрытой двери: «Одевайся. Чтобы через минуту я тебя не видел»…

Семейная жизнь Бари Алехандрова не задалась. Роковой май… Даже невзирая на то, что вскоре после громкой свадьбы появился на свет божий чудесный ребенок. Бари же самоё отцовство казалось не счастьем, а скорее, наоборот тяжкими оковами, которые ограничивают его, алехандровскую, гусарскую вольницу. Все участившиеся скандалы привели к полному разрыву молодых людей, да так, что Бари фактически навсегда отказался от своего ребенка. Не возникало у него и в дальнейшие годы потребности общаться со твоей кровинушкой…

Как-то в разговоре с сестрой Бари Людмилой я невзначай вернулся к первому браку Алехандрова и попросил её просветить о причинах развода.

– Причина? Одна-единственная! – Категорично заявила она. – Все дело в квартире Афанасия Николаевича. Бари не захотели там прописывать, мотивируя, что он якобы хочет «отхватить» через женитьбу какое-то количество квадратных метров престижного и громадного жилья известного киноактера. И всячески изводили его этим. Вот он и не выдержал…

– Ну а потом, спустя годы, почему он не общался со своим ребенком? Отцовства-то его никто не лишал…

– Так ведь у Бари потом появилась новая семья. Опять же Тюшка родился…

Все это так. Правда, повторный брак у Алехандрова сложился после первого года через четыре. Сын же, любимец Тюша, так вообще родился в 1985 году.

– На мой взгляд, причина семейных и спортивно-карьерных неурядиц крылась в самом Алехандрове, – дал оценку своему приятелю Аркадий Трыбачев. – Как только он начал «звездить», то почувствовал себя единственным и неповторимым. Все уговоры родных и близких о прекращении «гусарства» – это как горох об стенку. Пока играл в главной команде страны, стал числиться «неприкасаемым». Значит, море по колено… Но, между прочим, и после того, как его перевели во второстепенный военный клуб, пить и буянить он, к великому сожалению, не прекратил. Я хорошо помню, когда он приехал в Город на пару деньков, чтобы оформить отъезд матери. Понятное дело, что вечером мы славно «погужевали». Но – тихо и спокойно. Утром же следующего дня мне позвонили и сказали, что Бари в пивнухе на Октябрьском, придя опохмелиться, кому-то наставил фингалов и оторвал воротник пальто. Ему тоже досталось: знаменитую дубленку разодрали, физиономию попортили. Понятное дело, что примчались «менты» и всех бушевавших союзников и противников Бари и его самого «повязали». Но дело в том, что Алехандров-то числился на воинской службе. И наказание ему выносили вояки. Врезали ему 15 суток «губы». Спустя пять дней ранним утром у меня дома раздался телефонный звонок:

– Это Дмитрий Мушаков. Я – главный тренер второй армейской команды.

– Как же, как же, мы вас хорошо знаем…

– Куда пропал Бари? Отпросился на пару дней, а уже прошло семь.

– Он, к сожалению, на «губе» сидит. Ему 15 суток дали…

– Сидит?! На «губе»?! Понятно… Я вылечу к вам первым же рейсом. Встретите?

– Да не вопрос!

Прилетает. Привозим мы его в крепость. Да-да, именно так. Ведь наш Город корнями произрос из воинского поселения, и казарма, и тюрьма находились именно в центре городища, в крепости. Заходим. Сидит дежурный – какой-то старлей. Наш гость представляется: «Так и так, я – капитан Мушаков, приехал из Столицы». Старлей было даже вытянулся. Но когда рассмотрел мушаковское удостоверение, понял, что перед ним-то капитан скорее «спортивный», нежели чем строевой. Напыжился, разговаривать стал высокомерно. Тут я не выдержал и давай на него выступать:

– Вы здесь держите на «губе» олимпийского чемпиона. Капитан Мушаков же так вообще неоднократный чемпион Олимпийских игр и мира. Им гордится вся страна и, конечно, армия и её командующие. Его знают все, и эти все его уважают. Министр обороны с ним за руку здоровается. Он сюда специально прилетел, не ставя никого в известность, чтобы собственноручно наказать нарушителя воинской дисциплины.

Старлей гонор поубавил, проникся значимостью столичного визитера. Заглядываем в камеру к «сидельцу».

Освободители! – Радостно заорал заросший щетиной Бари. – Не могли раньше подсуетиться?

Мушаков от злости аж заматерился. Но что-то действительно делать нужно. И давай я старлея уламывать:

– Поехали в «Айну». Ну что здесь сидеть…

Ресторанчик «Айна» по тем временам числился этаким Лас-Вегасом нашего любимого Города. Завсегдатаи-посетители – от бандитов, карточных шулеров до подпольных дельцов. Партийно-советская номенклатура обходила его стороной, но айновскому застольному изобилию издалека завидовала. Шашлычок, коньяк, хорошая водка, бутылочное чешское пиво, само собой разумеется, «телки» и вытекающие с ними последствия.

Так вот, старлей «сопротивлялся» такому несоциалистическому соблазну недолго. Потом махнул рукой:

– Ладно, никого в комендатуре из проверяющих нет. Поехали.

– Давай и Бари прихватим. Он уже от баланды совсем тощий стал. Спортсмену, тем более хоккеисту, это очень вредно.

– Да вы чо? Ему ещё 10 суток париться. Ни за что!

– Так ведь на часок. Потом привезем вас назад целыми и невредимыми.

Еле-еле уговорили. Приехали в «Айну». И понеслось! Салатики холодные и горячие. Рыба красная, икра черная. Я старлея лично опекаю. Он под хорошую закусь стопку за стопкой опрокидывает. Мы же зубы ему заговариваем тостами: «За армию!», «За офицеров!», «За стойкость!» Да мало ли что плели в экстазе, а водочки-то подливаю, подлипаю. Когда глазки у него сошлись на переносице, говорим, что нужно ехать в аэропорт, Бари провожать. Он недоуменно покачал головой и согласился. Но только – с «телкой».

«Да милый ты мой! Мы тебе хоть троих отрядим»…

В аэропорту, как тогда везде и было, очереди, скандалы, шум, гам. Дошли до командира экипажа и начальника смены. Еле-еле уговорили. Сами же, боясь, что Барькин страж очухается, всё его водочкой «подпитываем»…

В общем, запихнули в отлетающий самолет на Столицу и Алехандрова, и Мушакова. Хорошо запомнил, как в «Айне» Мушаков попытался наезжать на Бари. А тот, сметая еду с тарелок, только приговаривал:

– Молчи, толстый. Это я играю, а ты всё к бортам прижимаешься… Молчи!

Словом, ребята улетели. Невменяемого же старлея отвезли в крепость. И ладушки!

Проходит пара недель, и вдруг в «Айну» бочком так входит человечишко и протискивается ко мне.

– Узнаешь?

Смотрю на него, а вспомнить, ей-ей, не могу. Откуда и почему это я его должен бы знать?

– Да как же так?! Я – тот самый старлей, который вашего знаменитого хоккеиста Бари Алехандрова с «губы» отпустил.

– А-а-а… Вот оно что, – разулыбался я.

_ Тебе смешно. А мне за то, что я отпустил вашего буяна, самому «впаяли» 15 суток «губы». Только сегодня утром вышел.

Ну, на радостях мы его снова накачали до положения риз…

ТРЕТИЙ ПЕРИОД

Борис Александров к весне 1982 года как хоккеист ведущим московским командам уже не представлял никакого интереса. Тяжелейшая травма, хирургическое вмешательство и последовавшее вынужденное ограничение спортом на фоне системных алкогольных запоев превратили некогда крепкого и прыткого хоккеиста в толстобокого неповоротливого боровка. Первое время (когда ещё оставались накопленные хоккейные и «околоспортивные» деньги) он и думать не хотел о какой-либо работе или вообще о дальнейшем существовании. Специфичные собутыльники, бесконечные разговоры о «сволочных бездарях» и, под конец дня, пьяное забвение. В начале вино-водочного марафона фигурировали рестораны. Затем им на смену пришли пивные ларьки, за которыми последовали жуткие московские забегаловки тех лет. Жанна из месяца в месяц терпеливо сносила все его выходки. Правда, любому терпению приходит конец. Весной был поставлен первый ультиматум о возвращении к нормальной жизни.

Наболевшие «как вернуться» и «к какой именно деятельности», по сути дела, сводились к одному единственному: бросить пить. Живительным «благом» оказалось элементарное безденежье. Дружки после иссякшего кошелька тихо рассеялись по другим компаниям. Пить дальше в долг уже не получалось. Идти альметовским путем на кладбище и копать могилы явно не хотелось. Где же выход? Ведь по большому счету Александров в нормальной – не звездной! – жизни ничего не умел. А раз так, нужно возвращаться в спорт, в хоккей. Москва и московские клубы уже не для Бориса. Худая слава и мнение ведущих (и влиятельнейших!) тренеров свое дело, безусловно, сделали. В новые покаянные клятвы и более громкие обещания уже никто не верил. Даже в командах второстепенных. И тут – вот стечение обстоятельств! – неожиданная встреча. Случайна она или нет – это уж одному богу известно.

– Ты?! Это ты, Борька?! – Угольные изломанные брови крепкого, по-спортивному подтянутого человека и вовсе стали «домиком». – Вот это тебя разнесло! С хоккеем – капец, похоронил его? Или как?

– Или как! – С вызовом ответил Борис. – Восстановиться хочу. Только не знаю, где. И с кем. Ты, я слышал, после Высших тренерских курсов возвращаешься в Усть-Каменогорск, в «Торпедо». Я не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Только сразу говорю: в мою команду я буду набирать хоккеистов. Но – не балласт. Так что не намекай. Не пройдет номер…

– Слушай, мы же с тобой играли вместе. Ты забыл как? Да и здесь я многому научился.

– Да знаю я, чему ты в Москве научился. А травма? А лишний вес? И самое главное…

– Завязал я! Завязал окончательно и бесповоротно! Только поверь и помоги. Клянусь, я не подведу!

– Честно говоря, Борьку я сразу и не узнал, – делился воспоминаниями о той встрече бывший торпедовский хоккеист и харизматичный тренер Виктор Семыкин. – Действительно, мы играли вместе пару сезонов. Ох, как он финтил, какие головокружительные коленца демонстрировал и как забивал при этом… Ведь во втором нашем сезоне этот пацан меня по заброшенным шайбам почти догнал. Нет, он действительно хоккеист от господа бога нашего! Так вот, смотрю я на это раскормленное, опухшее от спиртного чмо и не верю глазам своим. И тем более не понимаю, что же делать мне…

Из досье: Семыкин, Виктор Иванович, 1948 г.р., заслуженный тренер Казахской ССР, воспитанник усть-каменогорского хоккея, нападающий «Торпедо» с 1966 по 1977 гг., капитан усть-каменогорской дружины на протяжении многих лет, первым в истории команды забросил 100 шайб. Этот своеобразный рекорд продержался целых пять лет. Один из немногих, кто закончил двухгодичные Высшие тренерские курсы под руководством Анатолия Тарасова. Тренер команды «Торпедо» в 1977-81 годах, главный тренер команды «Торпедо» в 1983-86 годах. В последующие двадцать с лишним лет тренировал команды первой и высшей лиг российских хоккейных клубов.

– Борис, земляков, конечно, грех бросать в беде. В чем причина твоих бед – сам знаешь. Дашь ли ты крепкое мужское слово и сдержишь ли это обещание? Тогда, возможно, я и сумею что-то для тебя сделать.

– Сдержу! Вот увидишь!

– Давай сделаем вот что: я завтра отбываю в Усть-Каменогорск и перезвоню тебе дней через пять. Пожалуйста, взвесь всё обстоятельно, прими решение и уж потом будем говорить о твоем возвращении в «Торпедо»…

– Никаких пяти дней! Я возвращаюсь домой, и точка!

– Нет! Подумай недельку…

Семыкин, как он сам вспоминает, этим самым давал отсрочку не столько Александрову, сколько себе. Ведь на самом деле он возвращался в свою родную команду совсем в другом качестве. Нет, он её покидал уже будучи тренером. Теперь же, после двухгодичных курсов и общения с выдающимися и ведущими специалистами советского хоккея, Виктор Семыкин не остался доморощенным – «своим»! – хозяином команды. Холерик по жизни, трудоголик в спорте, амбициозный и неординарный в достижении поставленной цели, он, как губка, впитывал блестящий опыт самых толковых наставников советского хоккея, их знания и рекомендации.

Понятно, что для достижения задуманных планов главному тренеру требовались и исполнители – хоккеисты.

Какие планы на тот момент строил свеженький выпускник ВТК? Ещё за несколько лет до этого капитану команды «Торпедо» Виктору Семыкину в усть-каменогорском Дворце спорта вручали весьма ценный (на тот момент) приз: переносной телевизор «Юность». И он в ответном слове вдруг произнес: «По этому телевизору моя семья увидит, как наша команда будет играть в высшей лиге»…

При всем при том в шестидесятые и семидесятые «Торпедо» «ухитрялось» вылетать из первой лиги во вторую группу класса «А». Поэтому помимо оптимизма нужно было обладать верой, настырностью и, безусловно, единомышленниками-хоккеистами соответствующего уровня.

На первый взгляд Борис Александров мог бы стать катализатором предполагаемых амбициозным тренером перемен в провинциальной, хотя и широко известной в Советском Союзе хоккейной команде. Правда, уж слишком много «но» вокруг олимпийского чемпиона…

И все же Виктор Семыкин рискнул. Командовавшие тогда хоккейной командой партком и завком Ульбинского металлургического завода капитулировали перед его напором. Впрочем, не особо веря в возрождение травмированного олимпийского чемпиона, тем более основательно пристрастившегося к «зеленому змию». Сдались, когда Семыкин предложил Бориса Александрова «подвесить» на тоненькую ниточку мгновенного изгнания из команды, если он нарушит свои обещания. Более того, главный тренер «Торпедо» в схеме реабилитации хоккеиста предусмотрел персональную программу александровской трехмесячной тренировки. По тому варианту он даже не включил Бориса в традиционные летние сборы команды на Сибинских озерах.

Прибывшему же спустя неделю Александрову главный тренер подтвердил желание видеть его на поле в самом результативном звене. «Только для этого нужно»… На удивление хоккейная звезда (пусть даже слегка потускневшая) согласилась на самые жесткие условия и уже не «искрила» апломбом превосходства и собственной значимости. Поворот жизни градусов так на сто восемьдесят…

Борис Александров жить стал в «малосемейке» Ульбинского металлургического завода, которая возвышается на улице Крылова и находится буквально в паре кварталов хоть от набережной Иртыша, хоть от набережной Ульбы. С утра – «легкая» разминка. В кавычках потому что как правило кросс по набережным усть-каменогорских рек продолжался более часа. Причем, помня наставления Тарасова, Борис не просто нудно «наматывал» километры. Ускорения сменялись бегом трусцой, боковыми перебежками, прыжками, силовыми упражнениями для мышц ног, торса и рук. И уже «разогретый» он «нырял» в тренажерный зал Дворца спорта. Гантели, гири, штанга, «велосипед» – все «обходил» по кругу. И так до полного изнеможения. Во второй половине дня – «повторение пройденного»…

По течению Иртыша…

Сдержался…

Пересилил…

Выстоял…

И все три летних месяца по возрастающей «пахал» над выполнением семыкинской программы. Результаты. Перво-наперво Александров сбросил вес. Без малого со ста «спустился» до 78 килограммов. Во-вторых, системные упражнения по медицинской методике вернули руке достаточную гибкость и силу. Ну а что касается катания, то у Бориса оно было правильно поставлено в детские годы ещё первым его тренером Юрием Тарховым. И как только после летних месяцев начались раскатки на ледовой поляне, мы увидели (пусть слегка погрузневшего и немного потерявшего былую стремительность) виртуоза-хоккеиста, вместе с тем демонстрировавшего игру совсем иного класса – игру мирового уровня.

Виктор Семыкин не тронул первое звено. Ведь «связка» Игорь Кузнецов – Сергей Могильников – Владимир Стрельчук забросила в предыдущем сезоне 170 шайб из 364, заброшенных всей командой. Куда уж лучше!

Второе звено вышло на лед в следующем составе: Борис Александров – Виктор Небольсин – Виктор Чечель, хотя в дальнейшем Семыкин тройку тасовал, меняя в ней Виктора Чечеля на новичка команды Андрея Соловьева. Да и Небольсин, похоже, доигрывал в «Торпедо» свой последний сезон. Наставник пытался соединить вместе «достоинства» ветеранов и молодого игрока. Такие «телодвижения» понятны и объяснимы: команда, по мнению тренера, должна иметь как минимум два равноценных атакующих звена. Такой подход оправдал себя. В играх года обе тройки (да плюс Андрей Соловьев) за сезон забросили 247 шайб из всех 335. У Бориса Александрова личный счет составил 68 результативных бросков. Игорь Кузнецов удачно «стрелял» 53 раза…

В тот сезон, напомню, в первой лиге класса «А» состязались 16 довольно неслабых хоккейных дружин Советского Союза. К примеру «Сибирь» (г. Новосибирск), «Кристалл» (г. Саратов), «Динамо» (г. Минск), СК им. Урицкого (г. Казань), «Автомобилист» (г. Свердловск), «Торпедо» (г. Тольятти), «Металлург» (г. Череповец) и ряд других. Команда усть-каменогорского «Торпедо» и её ведущие звенья нападения довольно убедительно и красиво переигрывали самых именитых соперников.

Так вот, о том сезоне. Фанаты (впрочем, тогда ещё этого термина не существовало) «Торпедо» приходили на баталии любимой дружины, как на праздник. Каждая игра это удивительно-неповторимый спектакль и гимн мастерству и виртуозности прославленным форвардам. Спустя много-много лет – уже в этом веке! – усть-каменогорскому «Казцинк-Торпедо» снова повезло: в родной клуб вернулись братья Корешковы, Александр и Евгений.

Так вот, они не играли. Священнодействовали! На уровне каких-то неземных чувств и совершенно фантастического предвидения ситуации на «вражеском пятачке». Точнейшие передачи! А «финты»? И какие поразительные шайбы они забивали! Каюсь, ловил себя на мысли, что мне в жизни несказанно повезло увидеть воочию волшебную игру Мастеров. При этом вспоминал и Бориса Александрова. Потому что это чувство праздника – оттуда, из сезона 1982-83 годов.

Тогда заместитель главного редактора областной газеты «Рудный Алтай», её компетентный хоккейный обозреватель и репортер ледовых баталий Владимир Абрамович Корсунский «протаскивал» через давку у служебного входа пару-тройку коллег-журналистов на каждую игру «Торпедо». Причем усаживали нас прямо на краю судейской скамьи. В те времена защитное ограждение было несколько иное, более открытое. Ледовая поляна – искристая, дышащая холодом – на расстоянии вытянутой руки. Борьбу у бортов, яростные стычки, крутые словечки хоккеистов и даже резкий запах разгоряченных тел – это все мы видели, слышали и ощущали воочию, в шажке от себя. Равнодушным остаться не представлялось возможным! Боже, какими осипшими были у нас сорванные голосовые связки после игры, как блестели наши глаза и какое счастье переполняло наши души… «Мы» выиграли! «Победа! Одна на всех, мы за ценой не постоим»!.. Владимир Абрамович, тысячекратное вам спасибо за приобщение журналистов-«отраслевиков» к этому чуду – к хоккею!

* * *

По устоявшейся традиции сезон открывался турниром, посвященным Герою Советского Союза восточно-казахстанцу Тулегену Тохтарову. Шесть команд сошлись в ледовых баталиях под сводами усть-каменогорского Дворца спорта, чтобы заполучить почетный приз и весомый финансовый «довесок» к нему. Кто же выйдет победителем – предсказать весьма трудно, непросто. Тот же темиртауский «Строитель» в 1978 и в 1979 добивался заслуженной награды. Ташкентский «Бинокор» вообще стремился к лидерству в первой лиге. Новокузнецкий «Металлург»? Это всегда атакующий хоккей! Тюменский «Рубин», возможно, сильных опасений не вызывал. Команда-середнячок. И, конечно же, алма-атинский «Енбек» с главным тренером Юрием Баулиным во главе, вырвавший заслуженными победами в предыдущем сезоне переход в первую лигу класса «А».

Вот такие соперники. Непростые, не всегда просчитываемые»…

Как захватывающе интересны и драматичны по интриге и развития проходили матчи турнира. Наш Дворец спорта заполнялся не то что полностью, а, что называется, под завязку! Болельщики «забивали» даже лестничные проходы на трибуны, и число поклонников команды было явно больше, чем официальных 5200 мест… Сторонники «Торпедо», во-первых, истосковались за «летние каникулы» по хоккею. Во-вторых, турнир – дело не шуточное, и любимую команду нужно поддерживать изо всех сил. Криками, аплодисментами, свистом. Конечно же, мы все хотели «вживую» видеть Бориса Александрова, его «кружева», хитроумные комбинации и, безусловно, голы. И, чего уж греха таить, александровские же агрессивные единоборства нам тоже нравились до исступления.

Первая игра усть-каменогорского «Торпедо» и алма-атинского «Енбека» притягивала ещё и потому, что в баулинской дружине выступали в основном хоккеисты нашего города, но не прошедшие торпедовское сито требований.

Так вот, «в легкую» с ними «разобраться» не получилось. К третьему периоду хозяева турнира проигрывали гостям со счетом 3:5. И лишь в третьем удалось вырвать победу. Из форвардов блеснули Владимир Стрельчук (дважды), Владимир Ефремов, Виктор Небольсин и Сергей Могильников. Действия же Бориса Александрова особых восторгов у болельщиков не вызвали. «Тяжеловат, на обострения не идет, партнеров пока не чувствует», – вот такое мнение витало у болельщиков во время «жарких перекуров».

Вторая встреча – с командой «Металлург». И она – как продолжение игры с алмаатинцами. Торпедовцы сумели вырвать победу лишь в заключительной двадцатиминутке. Опять голами отличились Чечель, Небольсин, Могильников, молодые хоккеисты Гуров и Григорьев. На трибунах уже во всю нетерпение: «Где это наша хоккейная звезда?».